Эрин съехала с квартиры в тот же самый день, как вернулась с Анджелой. Она нашла себе другое жилище в пригороде, называющемся Иверрэри, том самом, где Джеки Глисон жил когда-то в роскошном особняке со специальной комнатой для игры в бильярд. Эрин спешила, поэтому согласилась на первое же, что попалось: домик с двумя спальнями, слишком дорогой для нее. Ей пришлось выложить тысячу долларов в качестве гарантийного залога плюс квартирную плату за первый и последний месяцы. Она уплатила наличными и подписала договор об аренде своей девичьей фамилией. Они с Анджелой перевезли все вещи за три поездки. Единственной потерей оказался плакат Джимми Хендрикса, порвавшийся, когда Эрин снимала его со стены.

На следующий день она взяла со своего счета еще две тысячи, поехала к адвокату и передала ему эти деньги, сократив таким образом общую сумму причитавшихся с нее – по подсчетам его секретарши – гонораров с одиннадцати тысяч до девяти. Во второй половине того же дня адвокат обратился к новому судье, к которому перешло дело о разводе Эрин и Дэррелла Гранта, с требованием лишить последнего опекунских прав над дочерью, поскольку он передал ее родственникам, не способным обеспечить ее безопасность. Судья вынес соответствующее решение, где особо упомянул волков Риты и пистолет Альберто. Ни Дэррелл, ни его адвокат не появились, чтобы оспорить это решение. Судья назначил слушание по этому делу через месяц. Ему крайне любопытно было узнать побольше о работе Эрин.

Остальные танцовщицы поздравляли Эрин и наперебой старались приласкать и развлечь Анджелу в гримуборной «Розового кайфа». Они по очереди играли с ней, пока она не уснула прямо на ковре. Забота подруг была приятна Эрин, но ее мучила совесть: стрип-клуб далеко не самое подходящее место для ребенка. Новому судье это наверняка не понравилось бы.

Танцовщицы, имеющие детей, обычно работали в дневное время, чтобы вечерами и ночами находиться дома. Эрин не могла себе позволить такой роскоши: днем заработки бывали куда ниже, а ее текущий счет почти исчерпан: ведь ей пришлось заплатить за новую квартиру, частично рассчитаться с адвокатом и полностью одеть и обуть Анджелу.

– Ботиночки просто прелесть, – сказала Урбана Спрол, осторожно трогая пальцем крошечные «рибоки». – Где только ты их нашла? – Она говорила шепотом, чтобы не разбудить спящую малышку.

– Сегодня я буду работать на столах, – также шепотом сообщила Эрин. – Так что постарайся не свалиться со сцены, когда увидишь меня за этим занятием.

– Черт побери! Видно, тебе и правда круто приходится. – Урбана знала, что Эрин терпеть не могла танцевать на столе. – Но ты заработаешь хорошие бабки. Правда хорошие.

– Но если кто-нибудь из них начнет тянуть ко мне лапы...

– Ничего страшного, детка. Просто позови Шэда. Для этого он и болтается по залу. – Урбана сняла блузку и критически осмотрела в зеркале свою пышную грудь. – Видишь, вот тут, слева? Это болван Москито тяпнул меня. Просто ужас!

– Да ничего, почти не заметно, – успокоила подругу Эрин.

– Все равно нехорошо. – Урбана поискала баночку с тоном потемнее и обмакнула в нее палец. – А ты не дергайся. Ведь все работают на столах. Честно говоря, из всех, кого я знаю, ты первая, кто этого не делал. Скажи спасибо, что ты так классно танцуешь. Любая другая протянула бы ноги с голоду, если бы сидела только на тех чаевых, что получает на сцене.

– Мне теперь придется танцевать за двоих, – ответила Эрин.

В этот момент появилась Моника-старшая с сообщением, что за пятым столиком сидит Кит Ричардс.

– Я велела Кевину поставить что-нибудь из «Стоунз», – возбужденно сказала она. – На следующем выходе я покажу такое, что у него глаза на лоб вылезут!

– Значит, Кит Ричардс, – повторила Эрин, но ей не удалось скрыть проскользнувшей в голосе насмешки.

– Что, ты мне не веришь? – возмутилась Моника-старшая.

– А что он пьет? – спросила Урбана.

– «Блэк Джек» с водой.

– Тогда это не он. Кит пьет «Ребел Йелл», и притом неразбавленный. – Урбана была настоящей энциклопедией всего, что касалось «Роллинг стоунз», вплоть до таких мелочей.

Моника-старшая явно приуныла. Эрин почувствовала себя виноватой.

– Может, просто перепутал этикетки, – предположила она.

– Это он! – горячо воскликнула Моника-старшая. – Можете сами пойти и посмотреть.

– Мы верим тебе, – сказала Эрин.

– Нет, не верим, – возразила Урбана. – А впрочем, какая разница? «Стоунз» все равно выступают без кордебалета. Что бы он мог сделать для нас, даже если бы это и был он?

Моника-старшая начала было объяснять Урбане, куда ей следует пойти вместе с ее рассуждениями, но прервала свой эмоциональный монолог, заметив спящую Анджелу. Она не могла говорить такие вещи в присутствии ребенка.

– Сказала бы лучше, что это Род Стюарт, – тоже понизив голос, ответила Урбана. – Тут, по крайней мере, были бы какие-то возможности для нас. У него кордебалет во всех клипах. Вот когда он придет и сядет за пятый столик, тогда ты позови меня.

– Ты хочешь, чтобы мы пошли посмотреть? – примирительно спросила Эрин.

– Кит будет в восторге, – ледяным тоном ответила Моника-старшая.

– Тогда пошли. – Эрин открыла дверь. За ней с суровым видом стоял мистер Орли. Моника-старшая, пробормотав «извините», скользнула мимо него и исчезла.

Войдя и закрыв за собой дверь, мистер Орли уперся взглядом в спящую, свернувшуюся на ковре клубочком девочку.

– У меня могут отобрать лицензию, – проговорил он, поворачиваясь к Эрин. – Скажи мне, что это не ребенок, которому еще далеко до совершеннолетия. Скажи мне, что это стриптизерша-лилипутка в кроссовках. Иначе я потеряю мою распроклятую лицензию.

– Простите меня, мистер Орли, – прямо глядя на него, ответила Эрин. – Я знаю, что наше заведение – не место для ребенка, но у меня не было другого выхода. Семейные обстоятельства.

– Черт побери, – пробормотал мистер Орли и тяжело плюхнулся на складной стул.

– Не разбудите девочку, босс, – предостерегла Урбана.

– Ничего, ничего, – быстро сказала Эрин. – Она спит крепко.

В перенасыщенной косметическими ароматами атмосфере гримуборной аллергия мистера Орли немедленно дала о себе знать, и он расчихался, изо всех сил стараясь делать это потише.

– Тссс! – шикнула на него Урбана. – Вообще-то вам не положено даже заходить сюда, забыли?

– Ах, простите, леди, – выговорил мистер Орли. – Я просто не смог удержаться – ведь я уже целых десять минут не видел вашего голого зада! Вот и решил зайти повидаться. А теперь я, пожалуй, пошел, если вы не возражаете.

– О Господи! – воскликнула Эрин. – Вы, кажется, в паршивом настроении, босс.

– Точно. – Мистер Орли яростно подхватил со столика перед зеркалом пачку бумажных носовых платков. – Эти сволочи Линга устраивают стоячий партер. А все из-за того старого хрена-судьи, который отдал концы прямо у них за столом! Они, видите ли, принимают предварительные заказы – столько у них желающих. Предварительные заказы – в каком-то несчастном стрип-баре!

– Это из-за телевидения, – сказала Эрин. – Получилось, что оно тогда сделало им рекламу. Вам такого и за деньги не удастся. И слава Богу.

Мистер Орли разразился было потоком брани, но вовремя остановился, вспомнив о спящей девочке, и продолжил свою речь шепотом, в котором звучала горечь:

– Это же надо! У них там лежит покойник – уж, казалось бы, что может быть хуже, а народ толпами стоит вокруг и глазеет – ах, как интересно! Все-таки я не могу понять человеческую природу. Честное слово, не могу!

В глазах Урбаны плясали лукавые искорки.

– Давайте скрестим пальцы и будем надеяться, – предложила она. – Бог даст, и у нас окочурится какая-нибудь знаменитость.

– Не-е-ет, – протянул мистер Орли. – С такими девицами, как у нас, которые и танцевать-то толком не умеют, этого не может случиться. Разве только кто сдохнет от скуки.

– Ну ладно, хватит, – резко сказала Эрин. – Правда, хватит.

Урбана вышла и отправилась на сцену. Мистер Орли поглубже уселся на своем складном стуле; со стороны казалось, что его защемила огромная прищепка для белья.

– Даже Марвела рубит там бешеные бабки, – пожаловался он.

– Значит, она уже превозмогла свое горе по поводу смерти этого типа?

– Линги написали ее имя крупными буквами прямо на фасаде: заходите, мол, полюбоваться на ту самую красотку, которая довела до смерти судью!

– Что, там прямо так и написано?

– Ну, конечно, не совсем так, – признал мистер Орли. – Но главное – мои доходы упали на пятнадцать процентов.

Предчувствуя самое худшее, Эрин задала вопрос:

– А чего вы хотите от нас?

– Чтобы вы подумали насчет касательных танцев.

– Вот это уж нет! Мы поклялись, мистер Орли.

– Да, да, знаю. – Он махнул рукой, поняв, что настаивать нет смысла. – Тогда подумайте о кукурузе со сливками.

Эрин не ответила. Она хотела, чтобы он сам выложил все мерзкие подробности вплоть до самых мелких, и не собиралась помогать ему или облегчать ему задачу. Пусть отдувается сам, и чем поганее он будет себя при этом чувствовать, тем лучше.

– Это вместо растительного масла, – продолжал мистер Орли. – Как тебе кажется?

В лице Эрин не дрогнул ни один мускул; она прямо, даже не мигая, смотрела на мистера Орли. Его жирные руки, до этого сложенные на животе, заелозили, как два краба.

– Ну, для рестлинга! – воскликнул он наконец. – Господи Боже, неужели ты до сих пор не поняла? Кукуруза со сливками вместо масла. Это пошло из Уэст-Палм – там есть одно такое местечко, как наше. Сначала девушки... ну, устраивают что-то вроде небольшого шоу, а потом... потом мужчины забираются туда же, и они борются. Я думаю, можно назначить баксов по двадцать за билет.

Несколько секунд царило напряженное молчание, потом Эрин заговорила:

– Значит, если я правильно поняла, вы хотите, чтобы я забиралась в лужу из овощей со сливками и валялась в ней, голая, вместе с пьяными мужиками.

– Ну, не совсем же голая – только сверху. – Мистер Орли откусил себе ноготь и выплюнул его на пол. – Министерство здравоохранения не разрешает, чтобы совсем голыми. Там же все-таки пищевые продукты.

– Что же такое произошло? – настойчиво спросила Эрин. – Новое название, новый имидж – куда все это делось? Из-за чего весь сыр-бор?

– Из-за этих проклятых Лингов, мать их, – уныло ответил мистер Орли. В выражении его лица и в дальнейших словах Эрин уловила нечто необычное: самый настоящий стыд. – Ты хочешь, чтобы я сказал тебе правду. Так вот: у меня просто душа болит. А выкручиваться как-то надо. Мне нужно что-нибудь эдакое, чтобы народ шел к нам. А эта чертова кукуруза со сливками сейчас вошла в моду. Говорят, от охотников прямо отбою нет.

– Значит, вот до чего мы докатились, – холодно отозвалась Эрин.

– Конечно, я не могу тебя заставить делать это.

– Разумеется, нет, черт бы вас побрал, – тем же тоном ответила Эрин. – Даже под дулом револьвера.

Мистер Орли выпрямился и придал своему лицу обычное деловое выражение.

– Только не понимаю, почему ты так против. Что не нравится – сам рестлинг или кукуруза? А то у в запасе есть еще одна идея.

– Ну-ка, ну-ка, – с плохо скрытым презрением проговорила Эрин.

– Можно послать к черту эту кукурузу...

– Браво, босс.

– ... а вместо нее использовать какие-нибудь макаронные изделия. – Мистер Орли многозначительно пошевелил бровями. – Вот ты сейчас ратовала за наш имидж. По-моему, макароны – это очень даже классно.

– Это что же – валяться в куче макарон? – ошарашенно спросила Эрин.

– Ну да. Можно взять яичную лапшу, спагетти, вермишель – что сами выберете.

– Мне нужно переодеться, мистер Орли, – сухо сказала Эрин. – Могу я попросить вас выйти?

Когда он встал, складной стул не сразу выпустил его из своих объятий, а потом со стуком грохнулся на пол. Анджела пошевелилась, но не проснулась.

– Все-таки подумайте о моих предложениях, – повторил на прощание мистер Орли. – Я уже говорил тебе, в Уэст-Палм это просто последний писк.

Эрин не обернулась; в зеркале она видела, как мистер Орли дошел до двери.

– Значит, просто танец теперь никому не нужен? – бросила она в спину боссу, прежде чем он вышел из гримуборной.

На время выхода Эрин приглядеть за Анджелой пришла Сабрина.

– Я слышала, ты собираешься сегодня работать на столах, – сказала она, начесывая свой черный как смоль парик. – Знаешь, это еще не самое худшее.

– Да, пока они не начинают лапать тебя, – вздохнула Эрин.

– Сегодня никто тебя лапать не будет. Шэд сегодня злой – ну, ты знаешь, каким он бывает. – Щетка вырвалась из рук Сабрины и шлепнулась на пол вместе с париком. – Черт подери! – закончила Сабрина, подбирая их.

Эрин застегнула трико и повертелась перед зеркалом, чтобы убедиться, что все, что нужно, прикрыто.

– Знаешь, просто мне позарез нужны деньги, – призналась она.

– Ну и заработаешь, – успокоила ее Сабрина. – Только смотри, не свались со стола.

Когда Эрин вышла на сцену, Кевин поставил «Женщину из Хонки-Тонк». Танцуя под эту песню, она почувствовала, как сковывавшее ее напряжение спадает и на душе становится легче. Впрочем, был и еще один фактор: со сцены ей было видно, как Моника-старшая бешено отплясывала на столике, за которым сидел человек, действительно чем-то напоминавший – правда, весьма отдаленно – Кита Ричардса.

Если бы не это, Эрин просто сошла бы с ума.

* * *

Беверли безумно хотелось проглотить несколько таблеток снотворного и уснуть, чтобы отключиться от всего происходящего. Телефоны гудели каждую минуту, кипа почты на столе росла, а лысый громила по имени мистер Шэд – тот самый, которого она пыталась заколоть ножом для разрезания бумаги! – второй день подряд сидел в приемной, читая «Нейшнл джиогрэфик». Увидев его снова, Беверли чуть не умерла от страха и стыда: за шестнадцать лет работы секретаршей то был первый случай, когда она набросилась на клиента с оружием в руках. Слегка дрожащим голосом она принесла свои извинения.

– За что? – спросил безволосый монстр слегка удивленно. Он уже успел забыть о случившемся. Беверли охватил еще больший страх перед этим странным существом.

– Мне нужно повидаться с вашим боссом, – сообщил Шэд.

– Он только что ушел.

Это произошло вчера. Адвокат Мордекай чуть ли не бегом отправился на какую-то встречу, но в офис так и не возвращался, даже не звонил, чтобы узнать новости и отдать распоряжения. Сегодня нервозность Беверли уже переросла в откровенную тревогу: она нигде не могла найти шефа. Он уже пропустил четыре консультации, два собеседования и важное слушание в окружном суде – тем более важное для Мордекая, что речь шла об уплате адвокатских гонораров; он никогда не пропускал подобных дел.

Беверли просто терялась в догадках. А тут еще позвонили из банка, чтобы уточнить номер счета Мордекая. Банковский служащий назвал Беверли номер, и она подтвердила, что он верен, пояснив, что все вклады обычно проходят через нее.

Служащий сказал, что речь идет не о новом вкладе, а об изъятии прежнего, весьма солидного: Мордекай позвонил в банк и дал указание немедленно закрыть счет.

Беверли это совсем не понравилось. Не успела она положить трубку, как зажглась другая линия: звонил Пол Гьюбер, немного обеспокоенный тем, что уже два дня не видел свою невесту. Это было не похоже на Джойс, обычно звонившую ему каждый час. Не знает ли случайно Мордекай, куда она запропастилась?

Бедная Беверли не знала, что ответить. Ни Полу Гьюберу, ни остальным. В том числе Шэду, который как раз навис над ее столом собственной огромной, сегодня облаченной в камуфляжный комбинезон, персоной.

– Это становится смешным, – сказал он.

– Да, да, – торопливо подтвердила секретарша. – Ума не приложу, куда он мог деться.

– Дайте-ка я проверю. – И Шэд, обойдя секретарский стол, распахнул дверь в кабинет Мордекая. Беверли, боясь даже пикнуть, молча последовала за ним.

– Это вы зажгли здесь все эти лампы? – спросил Шэд.

Беверли ответила, что нет: когда она пришла, они горели.

– Наверное, мистер Мордекай допоздна засиделся за работой, – предположила она.

Телефоны снова загудели, но Беверли не кинулась поднимать трубки. Она твердо вознамерилась не выпускать Шэда из виду.

Он обошел вокруг письменного стола, ни к чему не прикасаясь, только внимательно оглядел все.

– Кто-то пошарил здесь, – заключил он наконец.

– Откуда вы знаете?

– Уж слишком все аккуратно.

Человек, допоздна засидевшийся за работой, наверняка оставил бы хоть какой-то беспорядок, однако стол Мордекая выглядел так, словно его только что прибрали: ни одного карандаша, который не стоял бы в своем стакане, ни одной скрепки, валяющейся просто так. Даже мусорная корзина была прямо-таки стерильно чиста.

Шэд спросил, есть ли в кабинете сейф. Нет, ответила Беверли, мистер Мордекай держит все, что считает нужным, в сейфе одного из банков.

– А сколько ключей от него? – поинтересовался Шэд.

– По-моему, два.

– Где они?

– Не знаю, – пожала плечами Беверли. – Он не говорит мне.

– Это хорошо, – заметил Шэд.

– Он даже не говорит мне, в каком это банке.

Беверли предположила, что, может быть, это уборщицы забыли погасить за собой свет. Наверное, поэтому и в кабинете такой порядок.

Шэд покачал головой.

– Нет, тут поработали профессионалы. По-моему, я видел здесь «Ролодекс».

Беверли внимательно осмотрела стол.

– Да, был «Ролодекс». Запертый. Он всегда стоял возле телефона.

– Значит, кто-то взял его, – отозвался Шэд. – Хреновые дела.

– Наверное, мне следует позвонить в полицию?

– Как хотите, – ответил Шэд. – Думаю, они сами позвонят вам.

Когда Эрин вышла с работы и направилась домой, за ней последовал какой-то человек. В три часа ночи улицы были пустынны, и он постарался все время держать дистанцию в три-четыре квартала между своей машиной и стареньким закопченным «фэрлейном» Эрин. Его усилия увенчались успехом: Эрин даже и в голову не пришло, что за ней следят.

Припарковав «фэрлейн» у фонаря, она вышла и, взяв за ручку Анджелу, пошла к своему дому. Человек, следивший за ней, остановил машину неподалеку, включил, радио и продремал до рассвета. Он наблюдал за домом до десяти часов утра. Эрин не выходила, и человек уехал.

Так было два дня подряд. На третье утро Эрин вышла из домика с корзиной белья, чтобы отвезти его в прачечную. Следом за ней вприпрыжку бежала Анджела. Они сели в машину и направились в прачечную-автомат неподалеку от бульвара Оуклэнд-Парк. Человек последовал за ними и припарковал свою машину точно напротив прачечной, перед магазином видеотоваров. Целый час он наблюдал в бинокль, как Эрин возится у стиральной машины; потом она перешла к центрифуге. Когда она закончила и ушла, человек торопливым шагом пересек улицу и толкнул дверь прачечной, думая при этом: «Ничего более идиотского я в жизни не делал».

Конгрессмен Дилбек, что называется, уперся рогом в стену.

– Эрб, – сказал он, потрясая в воздухе фотографией стриптизерши, – я хочу ее.

– Не надо, – отозвался Эрб Крэндэлл.

– Я никогда не испытывал ничего подобного.

– Испытывал, испытывал.

– Я хочу ее – во всех самых восхитительных смыслах, в каких только мужчина может хотеть женщину.

– Дай мне хоть чуточку передохнуть, – взмолился Крэндэлл.

– Если ты не поможешь мне найти ее, я сделаю это сам.

– После выборов.

– Я не могу ждать так долго! – воскликнул Дилбек. – Она нужна мне сейчас же. Я просто с ума схожу!

– Прости, – ответил Крэндэлл. – У меня инструкции.

Они находились в купе первого класса скорого поезда «Дельта флайт», за день покрывающего расстояние между Майами и Далласом: конгрессмен Дилбек должен был присутствовать на каком-то идиотском приеме в честь Типа О'Нила. Дилбек метался по просторному купе, прижимая к груди фотографию, сделанную в «И хочется, и можется». Он был не в силах ни помолчать, ни усидеть на месте.

– Ты видел этот снимок? – не унимался он. – Как ты ее находишь?

– Весьма привлекательной, – ответил Крэндэлл.

– Я хочу разыскать ее и предложить ей работу в моей команде.

– Давай позавтракаем, – не слушал его Крэндэлл.

Остальные пассажиры, ехавшие в купе, уже начали недовольно перешептываться. Когда Дилбек в очередной раз оказался на расстоянии протянутой руки от Крэндэлла, тот выхватил у него опасную фотографию, сунул ее в журнал, а журнал – в свой «дипломат».

Вскоре Дилбек выбился из сил и наконец уселся.

– Эрб, – сказал он проникновенно, поворачиваясь к своему верному оруженосцу, – я не смогу выиграть избирательную кампанию без нее. Ведь она все время передо мной – во сне и наяву.

– Ясно. А знаешь, кого вижу я перед собой во сне я наяву? Малкольма Дж. Молдовски.

– Я должен все знать о ней, Эрб. Понимаешь? Все!

– Мы даже не знаем, как ее зовут, – солгал Крэндэлл.

– Ну, так узнай, черт побери! Узнай все! – Глаза Дилбека так и горели. – Она не такая, как другие, Эрб.

– Само собой. Я могу подтвердить это, даже просто глядя на фотографию. На минутку я даже подумал, что это Джули Эндрюс, танцующая где-нибудь в Альпах. Разница только в том, что эта была совсем голая, да еще между ног у нее торчала чья-то физиономия.

Конгрессмен сжал руку Крэндэлла.

– О Господи, Эрб, я просто свихнулся на этой женщине – безнадежно свихнулся.

«Ты прав, приятель, – подумал про себя Крэндэлл. – Насчет „безнадежно“ – это ты прав»

– Ешь омлет, – сказал он вслух.

– Ты говоришь, после выборов?

– Да.

– Может, я и смог бы выдержать, Эрб. Может, смог бы, если бы у меня было что-нибудь от нее. Это придало бы мне сил!

– Потише! – цыкнул на конгрессмена Крэндэлл. – Посмотрим, может, удастся что-нибудь сделать.

Дилбек снова вцепился в его руку:

– Нет, не что попало! Я не хочу никаких подвязок, трусиков или чашечек от бюстгальтера.

– А что же тогда?

Он не поверил своим ушам, услышав ответ Дилбека.

– Ты и правда свихнулся, – сказал он.

– Но подумай, Эрб, разве кому-нибудь станет хуже, оттого что это будет у меня? Я прошу вполне серьезно.

Вследствие этого разговора Эрб Крэндэлл и оказался в прачечной-автомате, где занялся довольно странным, на посторонний взгляд, делом: выщипыванием из фильтра центрифуги застрявших в нем волоконец. Из фильтра именно той центрифуги, на которой отжимала свое выстиранное белье прекрасная стриптизерша. Собрав щепотку розовых ворсинок, он старательно завернул ее в носовой платок и, заметив, что какая-то женщина озадаченно и подозрительно уставилась на него поверх стопки выглаженного белья, быстрым движением отвернул лацкан пиджака и показал ей значок ФБР, который всегда держал под рукой на случай разных непредвиденных оказий.

Когда Крэндэлл вошел в дом, Дилбек встретил его чуть ли не на пороге. Его волосы были причесаны, как для выступления по телевидению, щеки свежевыбриты. Сложив ладони лодочкой, он благоговейно принял доставленное Крэндэллом сокровище.

– О Господи, – выговорил он. – Ты все-таки сделал это! – После чего удалился в свою личную ванную комнату и долго не появлялся.

Крэндэлл запер входную дверь и пошел в маленький кабинет, где лег на тахту, включил на всю катушку телевизор и как следует наглотался джина. Потом он закрыл глаза и постарался вспомнить, когда в последний раз политические дела доставляли ему удовольствие.