Свечи горели, оплавляясь, и тень Кусаки на светлой голой стене дергалась и уменьшалась в размерах. Его профиль напомнил Иди Марш миниатюрного динозавра.

Ради смеха Кусака запретил Фреду Дову снимать красный презерватив.

— Это подло, — возмутилась Иди.

— Что ж, значит, я подлец, — заявил Кусака. — А если не веришь мне, то тебе надо посмотреть на полицейскую леди, которую увезли в больницу.

Когда Кусака зевнул, его покореженная нижняя челюсть задергалась из стороны в сторону, а потом как бы вообще отделилась от лица. Он был похож на змею, пытающуюся проглотить яйцо.

— Что тебе нужно? — спросила Иди.

— Ты чертовски хорошо знаешь, что мне нужно. — Кусака направил луч фонарика на опавший член страхового агента. — Где ты отыскал эту красную резинку? Готов поспорить, что заказал по почте. Она похожа на шапку Санта Клауса.

С пола, где лежал страховой агент, послышались неутешные всхлипывания. Иди прижалась затылком к спине Фреда. Кусака уложил их на полу задницами друг к другу, связав им руки шнуром от шторы. В портфеле Фреда Дова он обнаружил визитные карточки и страховые полисы компании «Мидвест Кэжьюелти». Тут и дурак бы догадался — Иди ублажила его и обработала. Но чудесным образом Кусака появился как раз вовремя.

— Поделим по-честному, на три части, — заявил он.

— Но ты же смылся! — возразила Иди. — Оставил меня с этим засранцем Тони.

Кусака пожал плечами.

— Я передумал. Имею право. Так о какой сумме идет речь?

— Пошел ты, — огрызнулась Иди.

Не поднимаясь с шезлонга, Кусака вытянул ногу и пнул Иди по голове. Удар получился чувствительный. Иди застонала, но не заплакала.

— Ради Бога, — промолвил Фред Дов надтреснутым голосом, как будто этот удар пришелся по нему.

— Тогда ты скажи мне, о какой сумме идет речь, — предложил Кусака.

— Не смей. — Иди вонзила локти в ребра Фреду.

— Я жду, — напомнил Кусака.

Иди почувствовала, как напряглось тело страхового агента, а затем услышала:

— Сто сорок одна тысяча долларов.

— Идиот! — воскликнула Иди.

— Но вы не получите ни цента без меня и Иди, — предупредил Кусаку Фред Дов.

— Вот как?

— Да, сэр.

— Ни единого цента, — подтвердила Иди, — поскольку чек должна получить миссис Нерия Торрес. То есть я.

Кусака направил луч фонарика на лицо Иди, на котором отпечатался четкий след от подошвы его ботинка.

— Дорогая, очень трудно подписать чек, если у тебя все тело в гипсе. Ты меня понимаешь?

Иди отвернула голову от бьющего в глаза луча и тихонько выругала себя за то, что связалась с уголовником.

— Вы должны развязать нас, — подал голос Фред.

— Ладно, давай послушаем тебя, Санта Клаус!

У Иди застучало в висках.

— Знаешь что, Фред? Кусака просто ревнует. Послушай, дело здесь не в деньгах за страховку, а в том, что я собиралась переспать с тобой…

— Ха! — воскликнул Кусака.

— …а он знает, — продолжала Иди, — что с ним я не сделаю этого за все деньги Форт-Нокса!

Кусака рассмеялся. Он пнул носком ботинка Фреда и сказал:

— Не обманывайся, дурашка. Да она с поганым сифилитиком трахнется, если будет знать, что у него можно выудить доллар.

— Прекрасная у нас беседа, — заметила Иди. Боже милосердный, у нее разболелась голова.

Страховой агент отчаянно пытался совладать с нервами. Его ошеломила ситуация, в которую он вляпался, такая ужасная, запутанная и опасная. Всего несколько часов назад все было просто и прекрасно: слегка подделанное страховое заявление, симпатичная и послушная сообщница, интимный вечер в разрушенном ураганом доме.

Вполне уместный для такого случая ярко-красный презерватив.

И вдруг откуда ни возьмись появился этот Кусака, страшный тип и чистый уголовник, судя по тому, что Фред Дов увидел и услышал. Страховому агенту очень не хотелось иметь в качестве третьего партнера такого жестокого человека. Но с другой стороны, еще больше ему не хотелось умирать или быть настолько покалеченным, чтобы попасть в больницу. Ведь в этом случае придется давать объяснения полиции, да еще жене.

Поэтому Фред Дов предложил Кусаке сорок семь тысяч долларов.

— Это будет ровно третья часть.

Кусака перевел луч фонарика на лицо Фреда.

— Ты посчитал это в уме? Без карандаша и бумаги, здорово!

«Да, — подумала Иди Марш, — спасибо вам, доктор Эйнштейн».

— Значит, договорились? — спросил страховой агент у Кусаки.

— Все по-честному. — Кусака поднялся с шезлонга и проследовал в гараж. Через несколько минут заработал генератор. Кусака вернулся в гостиную и включил единственную лампочку. Затем, опустившись на колени возле Фреда Дова и Иди Марш, он разрезал шнур, которым у них были связаны руки.

— Давайте где-нибудь поедим, — предложил Кусака. — Я чертовски голоден.

Фред Дов встал, дрожа и стыдливо прикрывая ладонями промежность.

— Я сниму эту штуку.

— Резинку? — Кусака показал ему большой палец. — Валяй. — Он бросил взгляд на Иди, которая и не пыталась прикрыть груди или что-нибудь еще. Она лишь устремила на Кусаку мрачный, злобный взгляд.

— Ты в таком виде собралась в ресторан? — поинтересовался он. — Мне нравится. Может быть, нам даже дадут бесплатный десерт.

Не проронив ни слова, Иди обогнула шезлонг, подняла с пола ломик, который оставила там, сделала два шага в направлении Кусаки и изо всех сил огрела его ломиком. Кусака с грохотом рухнул на пол.

Не выпуская из рук ломика, Иди склонилась над ним. Ее влажные, спутанные волосы упали вниз, прикрыв разукрашенную ботинком Кусаки половину лица. Фреду Дову в этот момент она показалась дикой, необузданной, готовой на преступление. И страховой агент испугался, что впервые в жизни может стать свидетелем убийства.

Иди сунула острый конец ломика между зубов Кусаки, прижав к ним его бледный язык.

— Только попробуй еще раз ударить меня, — предупредила она, — и я тебе яйца вырву.

Фред Дов схватил брюки, портфель и убежал.

* * *

Они вернули моторную лодку на причал и возвратились в Корал Гейблз. С большими усилиями им удалось затащить человека по прозвищу Сцинк в дом Августина.

Макс Лам слегка ошалел, увидев черепа на стене, но молча проследовал в душ. Августин принялся звонить по телефону, пытаясь выяснить, что случилось с южноафриканским буйволом его покойного дяди. Бонни сварила кофе и отнесла кофейник в комнату для гостей, где губернатор приходил в себя после дозы снотворного, содержавшейся в шприце, которым Августин поразил его. Он разговаривал с Джимом Тайлом, когда в комнату вошла Бонни. Она хотела остаться и послушать загадочного незнакомца, но поняла, что мешает. Мужчины, понизив голоса, вели серьезный разговор. Бонни услышала, как Сцинк сказал:

— Бренда сильная, она выкарабкается.

— Я прочитал уже все молитвы, какие знаю, — ответил Джим.

Выскользнув из комнаты, Бонни столкнулась с Максом, который вышел из ванной с сигаретой в зубах. Она решила, что будет терпимо относиться к новой привычке мужа, которую Макс, по его словам, приобрел в результате жуткого стресса, связанного с похищением.

Бонни прошла с мужем в гостиную и уселась рядом с ним на софе. И Макс во всех деталях описал ей пытку, которой подвергался, находясь в руках одноглазого безумца.

— Собачий ошейник, — промолвила Бонни.

— Вот именно. Посмотри на мою шею. — Макс расстегнул верхние пуговицы рубашки, которую ему одолжил Августин. — Видишь ожоги? Видишь?

Бонни не увидела никаких ожогов, но сочувственно кивнула.

— Значит, ты твердо решил выдвинуть против него обвинение.

— Абсолютно твердо! — Макс уловил сомнение в голосе жены. — Боже мой, Бонни, он мог убить меня.

Бонни сжала руку мужа.

— И все-таки я не понимаю, почему… почему он сделал это.

— Кто знает, что может взбрести в голову этому типу. — Макс умышленно промолчал о том, в какую ярость привела Сцинка его видеосъемка. Он помнил, что и Бонни это ужасно не понравилось.

— Мне кажется, ему нужна медицинская помощь.

— Нет, дорогая, ему нужна хорошая тюрьма. — Макс вскинул подбородок и выпустил к потолку струю дыма.

— Дорогой, давай подумаем об этом…

Макс отодвинулся от жены и схватил телефонную трубку, поскольку Августин только что закончил говорить по телефону.

— Мне нужно позвонить Питу Арчибальду, — бросил он через плечо, — пусть все в агентстве узнают, что со мной все в порядке.

Бонни встала с софы и направилась в комнату для гостей. Губернатор сидел на кровати, но глаза его были полузакрыты. На голове у него до сих пор была надета цветная пластиковая шапочка для душа, бороду усыпали мелкие крупинки морской соли. Джим Тайл, держа под мышкой свой «стетсон», стоял возле окна.

Бонни налила им еще по чашке кофе.

— Как он себя чувствует? — шепотом спросила она.

Сцинк открыл здоровый глаз.

— Уже лучше, — пробасил он.

Бонни поставила кофейник на прикроватный столик.

— Это транквилизатор для обезьян, — пояснила она.

— Никогда нельзя смешивать его с психотропными наркотиками, особенно с соком жабы.

Бонни посмотрела на Джим Тайла, и тот ответил на ее немой вопрос:

— Я спрашивал его об этом.

— О чем ты меня спрашивал? — проворчал Сцинк.

— О мертвом парне, распятом на спутниковой антенне, — пояснил Джим, затем снова обратился к Бонни: — Он этого не делал.

— Однако сама идея мне очень понравилась, — вставил Сцинк.

Бонни не удалось скрыть свое сомнение, и Сцинк устремил на нее суровый взгляд.

— Я не убивал этого парня, миссис Лам. А если бы и сделал это, то уж наверняка не сказал бы вам.

— Я вам верю. Действительно верю.

Губернатор допил кофе и попросил налить еще чашечку. Он сказал Бонни, что это лучший кофе, какой ему когда-либо приходилось пробовать.

— И твой парень мне нравится. — Сцинк показал на черепа, висевшие на стене. — Нравится, как он украсил свой дом.

— Он не мой парень. Просто друг, — возразила Бонни.

Сцинк кивнул.

— Всем нам нужны друзья. — Губернатор с трудом поднялся с постели и принялся снимать мокрую одежду. Джим Тайл отвел его в душ и включил воду. Когда патрульный вернулся с губернаторской пластиковой шапочкой в руках, он спросил у Бонни, что намерен предпринять ее муж.

— Он хочет выдвинуть обвинение. — Она присела на край кровати, прислушиваясь к шуму воды в ванной.

— Ну, как дела? — спросил Августин, заходя в комнату.

— Я могу сегодня же арестовать его, — сказал Джим, обращаясь к Бонни, — если ваш муж придет в участок и напишет заявление. А дальше уже дело прокурора.

— И вы это сделаете… арестуете своего друга?

— Лучше я, чем незнакомый полицейский. Не расстраивайтесь, миссис Лам. Ваш муж имеет полное право выдвинуть обвинение.

— Да, я знаю. — Конечно, следовало выдвинуть обвинение против губернатора… нельзя позволять человеку похищать туристов, как бы безобразно они себя ни вели. И все же Бонни опечалила мысль о том, что Сцинк окажется за решеткой. Глупо, конечно, она понимала это, но именно такие чувства Бонни испытывала в отношении губернатора.

Джим Тайл спросил у Августина, указывая на черепа:

— Кубинское вуду?

— Нет, ничего подобного.

— Я насчитал девятнадцать штук. Не буду спрашивать, где вы их взяли. Они слишком чистые, убийством здесь и не пахнет.

— Это медицинские пособия, — пояснила Бонни.

— Ладно, будем считать их пособиями, — согласился Джим Тайл. За двадцать лет службы он повидал массу автомобильных аварий, и у него выработалось отвращение к частям человеческих тел.

Августин снял с полок пять черепов и расставил их на паркетном полу возле своих ног. Затем взял три черепа и начал жонглировать.

— Будь я проклят, — пробормотал патрульный.

Жонглируя, Августин думал о молодом пьяном кретине, который пытался застрелить южноафриканского буйвола. Какая печальная, нелепая смерть. К трем черепам вскоре добавился четвертый, а потом и пятый.

Бонни поймала себя на том, что улыбается, глядя на это зрелище, от которого бросало в дрожь. В этот момент в облаке пара из ванной появился губернатор, голый, с небесного цвета полотенцем на шее. Капли воды стекали с его длинных седых волос на грудь. Уголком полотенца губернатор протер запотевший стеклянный глаз и улыбнулся, глядя на жонглирующего Августина.

Наблюдая за летающими черепами, Джим Тайл почувствовал, что у него кружится голова. В дверях комнаты появился Макс Лам. Любопытство на его лице тут же сменилось гримасой отвращения, как будто кто-то переключил тумблер у него в голове. Едва он раскрыл рот, Бонни уже знала, что скажет муж.

— И ты находишь вот это забавным?

* * *

Августин продолжал жонглировать. Было неясно, что вызвало неодобрение Макса — его жонглирование или нагота губернатора.

— Мы все устали, приятель, — промолвил патрульный.

— Бонни, мы уходим, — заявил Макс начальственным и угрожающим тоном. — Ты меня слышишь? Шутки закончились.

Бонни разозлило, что Макс говорит с ней таким тоном в присутствии посторонних. Она пулей вылетела из комнаты.

— О, Макс? — Сцинк лукаво улыбнулся и дотронулся пальцем до горла. Этот жест напомнил Максу об ошейнике, он инстинктивно отскочил назад, ударившись о дверь.

Из своего рюкзака Сцинк извлек бумажник Макса и ключи от взятой напрокат машины. Губернатор вложил все это в ладонь Макса. Тот пробормотал: «Спасибо» — и отправился вслед за Бонни.

Августин прекратил жонглировать, поймав черепа один за другим. Он осторожно водрузил их на свои места.

Губернатор сдернул с шеи полотенце и принялся вытирать руки и ноги.

— А мне понравилась эта девушка, — сказал он, обращаясь к Августину. — А тебе?

— Она не может не понравиться.

— Значит, тебе предстоит принять серьезное решение.

— Не смешите меня. Она же замужем.

— Как поется в песне, любовь может начаться всего с одного поцелуя. — Сцинк шутливо схватил Джима Тайла за локоть. — Скажите мне, офицер, я арестован или нет?

— Все зависит от мистера Макса Лама.

— Но мне необходимо это знать.

— Супруги обсуждают этот вопрос.

— Потому что, если ты не упрячешь меня за решетку, я с удовольствием разыщу того подонка, который избил твою Бренду.

На какую-то секунду показалось, что Джим Тайл может сломаться под грузом выпавших на его долю несчастий. Глаза полицейского увлажнились, но он сумел взять себя в руки.

— Джим, прошу тебя. Я ведь только и живу ради таких дел.

— Хватит с вас приключений. Да и мы все устали.

— Эй, сынок! — воскликнул губернатор, обращаясь к Августину. — Ты устал?

— Они недавно застрелили в супермаркете моего буйвола…

— Ох!

— …но я с удовольствием помог бы вам. — Жонглирование черепами зарядило Августина энергией и вдохновило. Теперь, когда муж Бонни находился в безопасности, он готов был заняться новым делом.

— Подумай над моими словами, — попросил Сцинк Джима. — Кстати, я настолько голоден, что готов есть магазинную еду. А как вы, ребята?

Губернатор направился к двери, но полицейский преградил ему дорогу.

— Наденьте брюки, капитан. Пожалуйста.

* * *

Труп Тони Торреса лежал в морге, оставаясь неопознанным и невостребованным. Каждое утро Айра Джексон просматривал «Геральд», но в новостях о жертвах урагана не было никаких упоминаний о распятом торговце трейлерами. Айра Джексон воспринял это как подтверждение ничтожности и никчемности Тони Торреса. Его смерть не удостоилась даже единственной строчки в газете.

Теперь Айра Джексон перенес свои планы мщения на Авилу, коррумпированного инспектора, поставившего печать и разрешившего продажу трейлеров, один из которых купила покойная Беатрис Джексон. Айра считал, что Авила точно так же, как Тони Торрес, виновен в трагедии, оборвавшей жизнь его доверчивой матери.

Рано утром 28 августа Айра Джексон отправился на машине по адресу, который он выколотил из несговорчивого клерка в департаменте строительства. Дверь ему открыла женщина, говорившая с сильным акцентом. Айра сказал, что хочет поговорить с сеньором Авилой.

— Он занята в гараж.

— Прошу вас, скажите, что у меня важное дело.

— Ладна, но он сильна занята.

Авила соскребал петушиную кровь с «бьюика» жены, когда мать сообщила, что к нему пришел посетитель. Авила выругался и пнул ногой ведро с мыльной водой. Наверное, это Гар Уитмарк, пришел за своими семью тысячами. Должно быть, вообразил, что Авила ради него… ограбит банк!

Но в дверях стоял не Уитмарк. Это был плотного сложения, средних лет незнакомец, короткая стрижка, на шее золотая цепочка, а на верхней губе пятнышко белого зубного порошка. «Сахарная пудра от пирожка, — определил Авила. — А не легавый ли он?»

— Меня зовут Рик, — представился Айра Джексон, протягивая пухлую ладонь со шрамами. — Рик Рейнольдс.

Когда незнакомец улыбнулся, Авила заметил на его верхних зубах остатки виноградного желе.

— Я сейчас очень занят.

— Я проезжал мимо и заметил грузовик. — Айра кивнул в сторону грузовика. — «Фортрес Руфинг», это ваша фирма, да?

Авила не ответил ни «да», ни «нет». Он бросил взгляд на свой грузовик, стоявший у тротуара, и заметил припаркованный позади него «кадиллак». Нет, этот парень не легавый, легавый не стал бы разъезжать на такой приметной машине.

— У меня ураганом сорвало крышу на доме. И мне как можно скорее нужна новая.

— Простите, но у нас полно заказов.

Авиле ужасно не хотелось отказывать перспективному «лоху», но проворачивать аферу с тем, кто знает его адрес, было равносильно самоубийству. Тем более что у этого парня бицепсы толщиной со столб.

Авила сделал заметку в уме убрать грузовик с улицы и поставить его так, чтобы не видно было прохожим.

Айра Джексон слизнул с губы сахарную пудру.

— Я постараюсь заинтересовать вас своим предложением.

— Рад был бы помочь вам.

— Как насчет десяти тысяч? Сверх суммы, которую вы обычно берете за работу.

Как ни пытался Авила, он все же не смог скрыть своего интереса. Парень говорил с нью-йоркским акцентом, а ньюйоркцы жили здесь на широкую ногу.

— Десять тысяч наличными, — добавил Айра Джексон. — Послушайте, я стараюсь ради бабушки, она живет с нами. Ей девяносто лет, и вдруг внезапно срывает крышу, и ей негде укрыться от дождя.

Авила изобразил понимание.

— Девяносто лет? Дай ей Бог здоровья. — Он переступил порог и закрыл за собой дверь. — Но вся проблема заключается в том, что у меня полно срочной работы.

— Пятнадцать тысяч, если я стану первым в списке ваших клиентов.

Авила почесал заросший щетиной подбородок и посмотрел на посетителя. Не так уж часто пятнадцать тысяч сами стучатся в дверь. О том, чтобы «кинуть» клиента, не могло быть и речи, но был и другой, вполне приемлемый вариант. Можно было вполне законным путем по-настоящему выполнить заказ, а получив наличные, он сможет уладить конфликт с Гаром Уитмарком. Естественно, его «кровельщики», эти засранцы, будут недовольны и начнут хныкать, поскольку предстоит изнурительная работа. Ничего, в исключительном случае можно один раз и честно потрудиться.

— Я смотрю, — заметил Айра Джексон, — что ваш дом совершенно не пострадал от урагана.

— Слава Богу, мы находились далеко от эпицентра.

— Да, слава Богу.

— Где вы живете, мистер Рейнольдс? Возможно, я и смогу втиснуть вас в список клиентов.

— Превосходно.

— Я пришлю человека, чтобы оценить фронт работ. — Но тут Авила вспомнил, что послать ему некого. Этот ворюга Кусака смылся.

— Я бы предпочел, чтобы вы лично все осмотрели.

— Хорошо, мистер Рейнольдс. Как насчет завтрашнего утра?

— А может быть, прямо сейчас? Мы сможем поехать на моей машине.

У Авилы не было ни единой причины, чтобы отказаться, а вот причин для согласия — аж пятнадцать тысяч.

* * *

Макс Лам положил трубку телефона, лицо его было серым, нижняя губа отвисла. Такой вид бывает у человека, которому сообщают о неизлечимой болезни. Да в общем-то дела в его рекламном агентстве обстояли примерно именно так. Обычно веселый и беззаботный Пит Арчибальд говорил с ним мрачным, погребальным тоном. Дела в Нью-Йорке обстояли из рук вон плохо.

Национальный институт здравоохранения запланировал проведение пресс-конференции по проблеме вреда курения. Обычно рекламные компании не обращали внимания на подобные мероприятия, последствия которых бывали предсказуемыми и отнюдь не страшными. Как бы пугающе ни звучали медицинские разоблачения, их влияние на розничную продажу сигарет редко продолжалось более нескольких недель. Но в этот раз правительство использовало сложную технологию для проверки определенных сортов табака на предмет содержания в них смол, никотина и других канцерогенов. Первое место по содержанию подобных вредных веществ заняли сигареты «Бронко», второе — «Бронко ментолз», а третье — «Леди Бронкоз». С точки зрения эпидемиологии эти сигареты являлись самым смертельным продуктом за всю историю культивации табака. Один из специалистов Национального института здравоохранения с прискорбием заявил, что курить сигареты «Бронко» «лишь чуть безопаснее, чем вдыхать газы из выхлопной трубы „шевроле-себебн“».

Подробности бомбы, которую готовил Национальный институт здравоохранения, дошли до компании «Дарем Гэс Мит энд Тобакко» — производителя сигарет «Бронко» и других прекрасных продуктов. Компания пригрозила отозвать свою рекламу из всех газет и журналов, которые намеревались опубликовать результаты правительственных исследований. Макс Лам понимал, что этот идиотский шаг со стороны компании сам по себе займет первые страницы всех газет, если только не остудить некоторые горячие головы. Максу следовало как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк.

Когда он сообщил об этом жене, она спросила:

— Прямо сейчас?

Макс подумал, что жена совершенно не понимает серьезности ситуации.

— То, что происходит сейчас у меня на работе, — нетерпеливо попытался объяснить он, — можно сравнить с катастрофой «Боинга-747», полного детей-сирот.

— А это правда, что они говорят о сигаретах «Бронко»?

— Возможно. Но проблема не в этом. Они не могут сейчас отозвать свою рекламу, на карту поставлены большие деньги. Десятки миллионов.

— Макс.

— Что?

— Прошу тебя, затуши эту чертову сигарету.

— Господи, Бонни, да о чем ты говоришь!

Они сидели в плетеных креслах во внутреннем дворике дома Августина. Было три или четыре часа утра. В доме из стереосистемы звучала песня в исполнении Нейла Янга. Сквозь французское окно Бонни увидела на кухне Августина. Он заметил, что Бонни наблюдает за ним, и приветливо улыбнулся. Темнокожий патрульный и одноглазый губернатор стояли возле плиты, судя по запаху, они жарили ветчину.

— Полетим первым же рейсом, — объявил Макс. Он затушил сигарету и швырнул окурок в кормушку для птиц.

— А как насчет него? — Бонни покосилась взглядом в сторону кухонного окна, Сцинк в этот момент разбивал над сковородкой яйца. — Ты ведь хотел выдвинуть против него обвинения, не так ли? Посадить его в тюрьму, где он и должен находиться.

— Дорогая, сейчас не до этого. После того, как вся эта шумиха будет улажена, мы снова прилетим сюда и я позабочусь об этом маньяке. Не беспокойся.

— Но если сейчас отпустить его… — закончила фразу Бонни уже в уме.

Если сейчас отпустить его, то его уже никто и никогда не найдет. Он исчезнет в болотах, словно призрак. И так будет лучше.

Бонни и сама удивилась подобным мыслям. Что со мной? Этот человек похитил моего мужа и издевался над ним. Почему же мне не хочется, чтобы он понес за это наказание?

— Ты прав, — согласилась Бонни. — Тебе нужно как можно быстрее вернуться в Нью-Йорк.

Нахмурившись, Макс смахнул москита с руки жены.

— Это значит… что ты не летишь со мной?

— Макс, я не могу сегодня лететь на самолете. У меня болит живот.

— Прими таблетку.

— Я уже приняла, — соврала Бонни. — Наверное, это из-за поездки на лодке.

— Ничего, это пройдет.

— Да, я тоже так думаю.

Макс сказал, что снимет ей номер в отеле рядом с аэропортом.

— Ты хорошенько выспишься, — предложил он, — и вылетишь вечерним рейсом.

— Прекрасная мысль.

«Бедный Макс, — подумала Бонни, — он ничего не понял».