24 мая 1765 г. Мальзье. юг Франции

Прошло четыре месяца. Убийства не прекращались.

Бестия забрала более тридцати жертв. Ни одному охотнику, ни одному солдату не удалось подстрелить ее, хотя она раз за разом показывалась людям. Она словно упивалась своим успехом.

С того совместного испытания на охоте Жан Шастель и его сыновья все чаще встречали Виргилиуса Малески. Временами лесника посещало подозрение, что молдаванин следует за ними в их скитаниях по рощам и лесам расцветающего Жеводана. Стоило им подумать, что они от него отвязались, как странным образом натыкались на него в ближайшей деревне. Но Малески всякий раз так искренне радовался встрече, что их недоверие к нему если не развеялось совершенно, то ослабело настолько, что они без труда его скрывали. В отличие от злополучного Дюамеля и присланным ему на смену Данневалям он все-таки понимал, что нуждается в местных, чтобы найти бестию. А в следах трех лесников он, наверное, ловил свой шанс на успех.

И потому ни один из трех Шастелей не удивился ни появлению молдаванина в Мальзье, ни тому, что он первым заговорил с ними, когда они проходили мимо по заполненной празднующей толпой улочке.

— Бонжур, друзья мои, — высокопарно приветствовал он их и заказал у стойки, возле которой расположился, еще три кружки вина. — Вы подоспели как раз вовремя. Добрые селяне справляют праздник весны. — Подав им кружки, он заплатил кабатчику. Они чокнулись. — Между нами, какое место подошло бы бестии лучше? Такого выбора девушек и детей ей больше не сыскать. — Он подмигнул им поверх ободка кружки, — Судьба свела нас здесь, чтобы вычислить бестию и наконец убить ее.

Пьер со вздохом пригубил вино. Жан, хотя и сделал долгий глоток, вскоре поставил кружку на стойку. Лишь Антуан осушил свою до дна и, рассмеявшись, заказал еще.

— Слышали про бедную Габриэль Пелиссье? Бестия сначала оторвала ей голову, а после снова надела на плечи трупа. — Малески смотрел поверх синего пенсне. — Но перед тем, разумеется, вылакала кровь девушки.

— Вы давно здесь, мсье Малески? — поинтересовался Жан. — Или собрали эти сказки по дороге?

— Известия я считаю правдой. Равно как и то, что бестию видел и в обществе второго существа. — Молдаванин загадочно улыбнулся. — Знаю, мой дорогой Шастель, вы считаете, будто я хожу за вами по пятам. Но истина в том, что я следую за бестией и стараюсь предугадать дальнейшие ее шаги. А раз мы преследуем одну и ту же добычу, наши пути неизбежно скрещиваются. — Он указал на вывеску, которая покачивалась поверх людских голов на ветру и на которой значилось название постоялого двора: «Чаша». — Но на сей раз у нас славное общество. Там остановились люди Данневаля.

— Я нормандцев не боюсь, — пожал плечами Антуан. — Они такие же недотепы, как Дюамель. Пожалуйста, пусть кричат, что уложили в Нормандии двести волков. Жеводан — это не их плоская родина. — И снова он одним глотком выпил вино. Алкоголь уже оказывал свое действие: Антуан суетливо оглядывался по сторонам, ощупывал глазами девушек и непристойно ухмылялся им вслед, когда они краснели. — Одна лучше другой.

Ему подали третью кружку. Но когда он собирался уже поднести ее к губам, на локоть ему легла рука отца и с силой надавила вниз.

— Пей медленней, — проворчал Жан. — Тебе потребуется ясный рассудок. Вино делает тебя несдержанным.

Пьер знал, что имеет в виду отец. Притаившаяся в братьях тень луп-гару только и ждала случая подавить человеческий дух, вырваться и дать одержать верх зверю. Ему, более мягкому из двух братьев, в последние месяцы удавалось сдерживать себя от убийства людей. Во всяком случае, он в это верил. Всякий раз, когда на него закатывала проклятая лихорадка, он утрачивал память, но уже давно не приходил в тебя с кровью на руках и платье.

Самое странное заключалось в том, что когда они превращались, отца никогда не было поблизости. Сыновьям он мог сказать лишь, что в самом начале приступа они убегали от него как безумцы и исчезали в лесу, а позднее он всегда находил их в человеческом обличии.

Пьер не раз просил отца, оставить их с Антуаном дома и запереть в подвале, пока бестия не будет убита, но Жан отказывался. Для одного единственного преследователя бестия была слишком быстрой, слишком сильной и слишком хитрой. Он нуждался в них, чтобы охотиться на луп-гару, зная, что в любой момент может начаться их собственное превращение. Охота становилась обоюдоострым мечом, способным принести больше вреда, чем пользы, но, по мнению отца, иначе у них ничего не получится.

Антуан подождал, когда отец отвлечется на происходящее на рыночной площади, потом залпом влил в себя вино и показал Пьеру синеватый от вина язык.

— Норманны уйдут ни с чем. Граф тоже так говорит, — объявил он намеренно громко и с раскрасневшимся лицом. — Бестия умнее, чем все они думают.

Его взгляд с вызовом скользнул по лицам стоявших поблизости мужчин. Мушкету него за плечами и лежавшая на рукояти пистолета рука удерживали крестьян от возражений.

— Помолчи, Антуан, — раздраженно приказал ему отец. — Надо найти место для ночлега, где бы ты мог проспаться.

Схватив сына за локоть, он потащил его к постоялому двору, Пьер и Малески двинулись следом.

— Ваш брат не так уж неправ, — задумчиво сказал молдаванин, рассматривая товары, разложенные на столах, мимо которых они проходили. — Данневали разбираются в повадках волков, но, как заметил Антуан, едва ли знают, здешние края. И граф де Моранжье жалуется на них не меньше, чем на Дюамеля. Тем самым у Данневалей есть и двуногие, и четвероногие враги.

— А разве вы знаете наши края? — скептически спросил Пьер. — Не сочтите за обиду, мсье Малески, но у вас те же недостатки, что и у нормандцев.

— Не совсем так. Вы не знаете моего родного края, мсье Шастель, иначе не говорили бы так. — На лице молдаванина возникло мечтательное выражение. — В той части Буковины, откуда я родом, леса более густые, чем в Жеводане. Временами я тоскую по ее дубам, елям и букам. Там мне часто случалось охотиться на медведей, волков и рысей, мсье, и я знаю уловки диких зверей. — Он рассмеялся. — Нельзя забывать и о том, что в лице вашем и вашего отца у меня есть поддержка местных жителей.

Антуан и Жан уже подошли ко входу в «Чашу», перед которым сидели двое мужчин, присматривая за шестью рослыми волкодавами. По всей очевидности, люди были из свиты двух нормандских охотников и сейчас прохлаждались в тени здания в ожидании начала травли.

— Говорят, это лучшие звери Франции, — с восхищением объяснил Малески. — Неудивительно, что король Людовик велел привезти их сюда. Я слышал, что эти собаки неутомимы в преследовании и способны взять след даже на сухой почве, где никаких отпечатков не остается.

Пьер несколько сбавил скорость. Глубокосидящие глаза и обвислая в складках кожа придавали собакам вид печальный и определенно безобидный — но опасными их делал острый нюх. «Залают-ли они, почуяв мой запах? Бросятся ли на меня?» Он остановился, сделав вид, будто углядел что-то интересное на раскинутых козлах торговца.

Малески тем временем продолжал расхваливать достоинства собак:

— Даже через реку они найдут запах на том берегу. Известны случаи, когда они шли по следу более шестидесяти миль, а ведь след был уже недельной давности. — Тут он заметил, что Пьер остановился возле прилавка с гребнями. — Ну же, мсье Шастель? Ваш интерес сбивает меня с толку.

Отец и Антуан прошли мимо собак.

Две из них, лежащие ближе к двери, внезапно подняли головы и повели носами в сторону мужчин, затявкали и возбужденно заскулили, пока не вскочила вся стая, и псарям пришлось приложить немало усилий, чтобы удержать зверей на поводках.

Отец и брат проскользнули в безопасное укрытие. Ему подобное испытание только предстояло, и простым оно не будет. Запах Антуана уже поднял волкодавов, и теперь они никак не могли успокоиться: одни, бесконечно принюхиваясь, задирали головы, другие тыкались мокрыми носами в уличную пыль, испытующе выискивая подозрительные запахи.

Размышляя, как бы пробраться мимо них, не вызвав еще большей суматохи, Пьер заметил в людской толчее лицо, которое показалось ему знакомым. Он увидел русые волосы, забранные под черную сетку, и подол темно-красного платья, но вдруг оно исчезло за шатром.

— Флоранс! — вырвалось у него — от радости громче, чем хотелось бы.

Схватив первый попавшийся под руку гребень, он бросил торговцу несколько монет и бросился бежать.

— Скажите отцу, что я сейчас приду, — попросил он Малески и стал проталкиваться сквозь праздничную толпу.

— Молодость, молодость, — со снисходительной улыбкой пробормотал молдаванин, поправив пенсне, и заглянул за корсаж молодой крестьянки, чья не слишком туго зашнурованная блузка открывала упругие груди. В ответ она словно невзначай наклонилась вперед, показывая глубокую ложбинку между ними. — Ах да, и весна к тому же, — добавил он и, насвистывая, направился ко входу в «Чашу».

Волкодавы, лишь коротко мотнув головами в его сторону, дергали и тянули в разные стороны, так что псари выбивались из сил, стараясь их усмирить. Собаки не слушались ни угроз, ни посулов в виде соблазнительных мозговых костей.

Застыв как вкопанный, Малески повернулся и осмотрел ничего не подозревающую толпу на улочках Мальдье. Неужели бестия уже здесь? Решив быть внимательнее более обычного, он вошел внутрь.

Жана и Антуана Шастелей он увидел у стойки, где они разговаривали с хозяином постоялого двора. Предположив, что после того, как отец договорится о цене за комнату и пристроит отсыпаться напившегося отпрыска, Жан Шастель спустится вниз, Малески начал подыскивать в переполненном зале свободные места.

Помимо стола, за которым, с отсутствующим видом глядя в полную тарелку, сидела неподвижно девушка лет двадцати, все были заняты. Подойдя к столику, Малески снял поношенную треуголку, махнул ей перед собой и поклонился.

— Бонжур, мадмуазель. Позволите сесть к вам?

Одетая в простое крестьянское платье девушка осталась безучастна.

— Мадмуазель? — Малески представился и второй раз поклонился, а потом вдруг заметил глубокий и очень свежий шрам, который начинался за правым ухом девушки, тянулся вдоль весьма привлекательной ключицы и уходил дальше к плечу. Молдаванин сразу распознал в нем следы от зубов.

К столу подошел светловолосый парнишка лет шестнадцати в простой одежде и со слишком уж серьезным лицом.

— Прошу прощения, мсье. Моя сестра Жанна не хотела быть невежлива. Садитесь, если вам того хочется и если ее поведение вам не слишком мешает. Она впервые снова вышла на люди. — Сев рядом с девушкой, он начал кормить ее с ложки.

Жанна ела механически, на ее бесстрастном лице не читалось ни удовольствия, ни отвращения.

Малески сел.

— Мои искренние соболезнования, — сказал молдаванин и заказал хлеба, колбасы и вина на двоих, поскольку ждал Шастеля. В худшем случае, остатки он упакует в заплечную суму как провиант на следующие дни. Когда служанка ушла, он заметил за поясом у юноши пистолет.

— Сдается, вы один из тех, кто хочет попытать счастья в Жеводане, поймав бестию, — обратился вдруг к нему парнишка. — По выговору вы будто приезжий. — Он смотрел на нею и упор. — Но вскоре вам придется убраться отсюда ни с чем. Мсье Данневаль и его сын убьют тварь.

— Вы так в этом уверены, petit monsieur? — вежливо отозвался Малески. То же говорили про Дюамеля и его никчемных драгун, пока король не отозвал их и не послал за охотниками на волков из Нормандии. — Он попробовал вино и с отвращением решил, ограничиться одной кружкой: на вкус оно было затхлым. — Готов поспорить, через четыре месяца их сменит другой бедолага, которого Людовик Пятнадцатый пришлет в край гранита.

Сам того не желая, он затронул больное место, вероятно, задел честь мальчика. Парнишка сел прямее.

— Вы ошибаетесь, мсье. Я сопровождаю Данневалей и заверяю вас, что они берутся за дело лучше солдат.

— Вы, petit monsieur? — Малески кивком указал на пистолет. — Я вижу, вы вооружены, но, не сомневаюсь, вы уже слышали, что бестия способна снести большее, чем толика свинца, какую выплевывает ваше оружие.

Подобрав ложкой разжеванные остатки пищи, прилипшие к губам сестры, парнишка отер ей рот.

— Пистолет — одно из множества оружий. На охоту я всегда ношу с собой флакон с керосином, чтобы выплеснуть его в бестию, а потом поджечь. Она боится огня.

— Не хочу показаться бестактным, petit monsieur, но как вы в свои молодые годы уже имели удовольствие выступить против бестии?

— Никакое это было не удовольствие. — Парнишка погладил сестру по щеке. — Меня зовут Жак Дени. В начале марта отец послал нас с Жанной пасти коз и овец на лугу вблизи Мальзье. Мы как раз нашли укрытие от дождя в тени зарослей, я разжигал огонь, как вдруг возникло чудище. Оно «. хватило Жанну и укусило ее за голову. Меня потрясло это нападение, и я желал только одного — помочь сестре. Голыми руками я начал молотить вонючую тварь, а когда это не помогло, пнул ее ногой. Отпустив Жанну, чудище упало в костер. Клянусь, мсье, вопль, который оно издало, был не из сего мира, и все равно его шкура не загорелась. Отряхнув с себя угли, тварь убежала. — Вздохнув, он начал растирать ладони сестре. — Я отнес Жанну домой. Как сказал нам священник, ее душа понесла урон. Ей понадобится много месяцев, чтобы окончательно прийти в себя… а возможно, она навсегда останется в этом сумеречном состоянии. — Жак решительно похлопал по рукояти пистолета. — Вот это мне подарил мсье Данневаль, когда я предложил быть ему проводником. Бестия падет, а уж я позабочусь, чтобы она больше не встала.

Незаметно к ним подошел Антуан Шастель и подслушал конец разговора. Теперь по всему зальчику загремел его дикий раскатистый смех, указательным пальцем он почти тыкал в парнишку и все никак не мог успокоиться.

— Только послушайте, что говорит этот человек! — насмехался он. — Бестия не захотела тебя сожрать, вот и все. От тебя слишком несет твоими козами и овцами.

Вовремя появившийся старший Шастель поспешно подбежал к сыну и отвесил ему одну задругой несколько оплеух, но Антуан лишь тихонько захихикал, закрывая лицо руками. Посетители бросили свои разговоры и удивленно подняли головы, но не вмешались. Горлопан заслужил побои за развязность. Извернувшись, Антуан проскочил под руками отца и плотоядно усмехнулся.

Малески уловил возле себя приятный аромат мыла, а после краем глаза увидел, что рядом с ним возникло женское платье. Жак поднял голову.

— Маргарита! Хорошо, что ты здесь! Мы с Жанной как раз собирались пойти посмотреть на рынок. Здешнее общество, — он глянул на Антуана, — мне совсем не по вкусу. Ты идешь?

Молдаванин обернулся, встал и поклонился молодой женщине, приблизительно одного возраста с несчастной жертвой бестии. Маргарита, безусловно, выделялась из здешнего окружения: скромное платье подчеркивало впечатление редкого цветка на однотонном ржаном поле. Она кивнула.

Парнишка нахлобучил шапку.

— Желаю вам всяческого успеха, мсье, — сказал он Матч к и. — И да поможет вам Господь.

Нее трое вышли из «Чаши». Маргарита вела безучастную Жанну. Шастели куда-то исчезли. Вероятно, леснику все же удалось утащить наверх своего пьяного сына.

Некоторое время спустя (молдаванин удержался, чтобы не съесть и порцию Жана) лесник спустился и сел к нему за стол. Вид у него был измученный.

Мой сын — непростой человек, — защищая отпрыска, сказал он. — И как бы мне хотелось добавить, что душа у него добрая. — Он отрезал себе несколько кусков колбасы. — Надеюсь, он проспится и снова будет владеть собой и своим языком. Своим рассудком он владеть, вероятно, никогда не с гниет. — Стоило ему прожевать первый кусок колбасы, как он вдруг заметил отсутствие второго сына. — Где Пьер?

— Просил передать, что скоро меня догонит. Он купил гребень и бросился в толпу. — Малески слышал, как волкодавы за окном все еще воют и гавкают. И почему они не успокоятся? — Кажется, он произнес чье-то имя… Флоранс?

Безо всяких объяснений Жан встал, схватил мушкет и направился к выходу.

— В чем дело? Что на вас нашло?

Поспешно вскочив, молдаванин бросился за ним следом, чтобы предотвратить или хотя бы смягчить беду для двух молодых людей, в которой он и сам был отчасти повинен, обронив одно неверное слово.

— Подождите, мсье!

Пьер следовал за русой головой, которую то и дело видел впереди между шляпами, чепцами, капорами и непокрытыми головами съехавшихся на праздник крестьян. Флоранс решительно шла вперед, несколько раз сворачивала без тени неуверенности, и это убедило Пьера, что она направляется в определенное место, а не просто гуляет по большой деревне. Ларьки и прилавки вокруг себя она оставляла без внимания.

Догнав ее, он собрал все свое мужество, чтобы заговорить, и заступил ей дорогу.

— Добрый день, мадмуазель Флоранс.

Он вспотел от одного взгляда в хорошенькое личико, ладони у него стали влажными, а язык словно превратился в камень. Все красивые фразы, которые он сложил и заучивал, пока догонял девушку, распались, будто ветром сдуло. А виной тому была ее очаровательная улыбка, точно солнце, встающее над горой Монмуше, дурманящая, как аромат вереска, и такая чистая, как вода из источников Жеводана.

— Добрый день, мсье Шастель, — дружелюбно и все-таки чуть робко ответила она. — Как поживаете? Я часто вспоминала нашу встречу в тот день и молилась Господу, чтобы Он освободил вас от вашего бремени.

Ее карие глаза блестели радостью, хотя Пьеру и показалось, что он различил в них налет печали.

— Теперь, когда я вас увидел, бремя исчезло, — сорвалось с его губ.

Его разум упивался ее красотой, любовался аристократической бледностью, прямым станом, расцветающим телом, тонкими пальцами, которые смущенно играли пуговицами платья. Она тоже была взволнована.

— Ах, мсье! — Флоранс улыбнулась еще лучистее, и Пьер понял, что безоглядно в нее влюблен. — Вы со своими комплиментами.

— Глупости какие. Я лишь чуточку старше вас и никакой не господин. Я Пьер. — Он протянул ей руку, которую она после мгновения нерешительности мягко пожала.

— Тогда вы должны… Ты должен называть меня Флоранс. — И словно лишь теперь вспомнив, что так спешно гнало ее сюда по улицам, она быстро огляделась по сторонам. — Ты не видел достопочтенной аббатисы? Мы договорились встретиться у монастырского шатра, но то ли я не нашла его и остальных сестер, то ли его еще не поставили. — Она снова перевела на него взгляд. — Можешь отпустить мою руку, Пьер. Я от тебя не убегу.

Щеки у него горели, даже лоб, казалось, покраснел.

— Извини, я не хотел тебя смутить. — Быстро убрав руку, он протянул ей гребень. — Можно сделать тебе подарок?

Она подняла брови, и таким обаятельным было это движение, что пристало бы и королеве.

— Откуда ты узнал, что я в Мальзье? Ты за мной следишь?

— Нет! — поспешно воскликнул он. — Я случайно тебя увидели…

Он оборвался на половине фразы, потому что она прими ли гребень и восхищенно разглядывала его.

— Больше спасибо. Он очень мне нравится. Я буду с уважением его хранить. — Привстав на цыпочки, она вдруг совершенно неожиданно поцеловала его, едва коснувшись губами щеки. — Подарив его, ты подарил мне много большее.

В желудке у Пьера танцевали бабочки, ноги у него готовы были растаять, словно вылитые из воска.

Так мы увидимся снова? — как в опьянении спросил он. Больше всего ему хотелось на глазах у всех обнять ее, прижить к себе, почувствовать близость ее тела. Но не пристало тик компрометировать воспитанницу достопочтенной аббатисы. — Я хочу поговорить с тобой подальше от любопытных взглядов и ушей, побольше о тебе узнать, — вырвалось у него бессвязным потоком. — Встретимся в часовне для пилигримов при монастыре Сен-Грегуар?

Она без заминки кивнула. Пьер с огорчением продолжил:

— Только я не могу сказать, когда мы снова будем в тех местах. Это зависит от того, куда отправится бестия и где (нова станет творить бесчинства.

Он бросил взгляд ей за плечо, и на краткое мгновение ему показалось, что он увидел в толпе треуголку своего брата Антуана, которая приближалась к ним. Только этого ему не хватало.

Флоранс спрятала гребень в складки платья.

— Не страшно, я подожду, Пьер. Как только войдешь в часовню, зажги свечу и поставь ее в окно слева от статуи святого Григория. Тогда ее будет видно из моей комнаты, и я узнаю, что ты пришел.

За спиной у Пьера раздались испуганные крики, потом низкий лай собак, а затем проклятье и рык человека, пытающегося поймать своих псов.

Приехавшие на праздник в Мальзье крестьяне расступались, давая кому-то дорогу. А потому, обернувшись посмотреть, что там за шум, молодой лесник увидел, что волкодавы идут прямо на него. Их острый нюх не дал себя обмануть.

Собираясь попрощаться, он повернулся к Флоранс, которая со страхом уставилась на приближающегося золотисто-бурого зверя.

— Я… я боюсь собак, — запинаясь, пробормотала она.

Не успел Пьер успокоить девушку, как та повернулась и бросилась бежать вправо, чтобы спастись от пса. Пьер испугался. С гребнем на Флоранс перешел его запах, и теперь собаки станут охотиться и на нее тоже! Ей не под силу будет спастись от псов, которые способны развить скорость много большую, чем женщина, да еще в длинном платье. Лихорадочные движения Флоранс лишь еще больше раззадорят собак, натасканных на то, чтобы брать след.

Пьер бросился следом за Флоранс, чтобы защитить ее от яростно лающих собак. Это все его вина. Луп-гару не следует раздавать подарки, когда поблизости есть охотничьи псы. Пусть уж лучше их зубы вопьются в его тело, а не в ее.

Он бежал со всех ног, надеясь нагнать девушку, и с удивлением обнаружил, что она почти такая же быстрая, как и он. При этом она ловко огибала встречных прохожих, оказавшихся у нее на пути, а ему приходилось отталкивать препятствия.

Брызжа слюной, пес несся следом за ними.

Пьер и Флоранс бежали теперь бок о бок. Увидев, что она слабеет, Пьер схватил ее за руку и потянул за собой. Слишком поздно ему пришло в голову, что тем самым он лишь еще больше переносит на нее запах бестии и для собак она становится тем интереснее.

На помощь им пришел случай, который привел их к лотку торговца пряностями. На бегу лесник сорвал с прилавка мешочек с ценным черным перцем. Тонко помолотый порошок раздражит нос и глаза четвероногих преследователей, и они ослепнут, но пока возможность применить пряность никак не представлялась.

Они вырвались с рынка. Флоранс задыхалась и ловила ртом воздух. Волкодавы почти настигли их, поскольку на пути уже не было никаких препятствий. Теперь они могли развить полную скорость.

— Влево! — крикнул Пьер и толкнул ее в узкий проулок, рассыпал на дороге перец и, схватив за руку, потащил дальше. — Только не останавливайся!

Они выбежали за пределы Мальзье и через луг добрались до плодового сада.

— Вон туда! Наверх! — приказал Пьер, указывая на узловатый ствол старой яблони.

Подошвы Флоранс заскользили по коре, не находя опоры, и Пьер, схватив девушку за талию, просто забросил ее наверх. Уцепившись за сук, она со стоном подтянулась.

Яростный лай собак во время предупредил Пьера. Один из псов оказался достаточно упорным и, невзирая на забитый перцем нос, не оставил преследования.

— Пьер! Лезь наверх! — вне себя от страха крикнула Флоранс. — Он тебя загрызет!

Лишь в последнюю секунду Пьеру удалось вскарабкаться на дерево и подтянуться на сук, на котором уже сидела девушка.

— Возьми пороховницу, открой застежку и тонкой струйкой сыпь порошок вниз, но только тогда, когда пес окажется прямо под нами, — приказал он ей, а сам достал из поясной кожаной сумки запасной кремень для мушкета и поднес к клинку охотничьего ножа.

Несколько секунд спустя зверь уже с лаем прыгал на ствол, ставил на него передние лапы и в ярости смотрел вверх на недосягаемых людей.

Ловкие пальцы Флоранс размотали шнурок и выдернули затычку пороховницы, из которой, как и велел Пьер, на собаку посыпалась черная пыль. Девушка быстро закрыла крышку. Одной искры, которую вовремя высек ножом и кремнем молодой лесник, хватило, чтобы порох превратился в искрящийся огненный дождь, упавший на волкодава. Толики пороха недостало, чтобы поджечь собаку, но огонь опалил ей шерсть и нагнал страху. Жалобно скуля, пес дал деру.

От облегчения Флоранс бросилась на шею Пьеру и насколько удалось, сидя на ветвях, спрятала лицо у него на груди. После краткого промедления он тоже обнял ее, успокаивая и гладя по голове. Девушка рыдала от облегчения. Наконец она, шмыгая носом, отстранилась, и он вытер ей слезы платком, который носил с собой как талисман с первой их встречи. Узнав платок, Флоранс улыбнулась. Их движения замедлились. Он нагнул голову, нервно сглотнул, и ее губы придвинулись к его.

Когда их губы соприкоснулись, его охватили такое тепло и счастье, каких он еще никогда не испытывал. Пьер теснее прижал к себе девушку, почувствовал сквозь ткань платья ее грудь. И сам испугался собственного слабого стона и огня желания, пробудившегося в его теле.

Руки Флоранс, лаская, двигались по его груди, испытующе забрались под рубашку — и застыли. Она обнаружила шрамы, оставшиеся после схватки с луп-гару. Сладкий поток страстных поцелуев внезапно иссяк. Отстранившись, она вопросительно глянула ему в лицо, ее левая рука, проверяя, легла ему на лоб.

— Ты весь горишь, Пьер. Что с тобой? — озабоченно спросила она.

«Не сейчас! Господи, помоги мне и сохрани меня от превращения!» Он списал жар на возбуждение, но теперь чувствовал, как вступает в свои права слишком уж знакомая лихорадка, которую он так боялся и так ненавидел.

— Возвращайся в деревню, Флоранс, — с трудом выдавил он, соскальзывая по дереву вниз.

Перед глазами у него все плыло, сад вокруг закружился волчком. Он рухнул как подкошенный. Пьер успел услышать, как Флоранс говорит ему что-то, спрыгивая с ветвей, увидел сквозь пелену, как она склоняется над ним.

— Пожалуйста, уходи! Спасайся! — просипел он, прежде чем все вокруг накрыла тьма, и он лишился чувств в тени яблони.

24 мая 1765 г., Мальзье. юг франции

— Осторожней, мсье Шастель!

Но и без предостерегающего крика Малески он увернулся бы от налетевших собак. Возбужденный лай он услышал издали и прижался к стене дома в переулке, ведущем к рыночной площади.

Собаки неслись через толпу, проскакивали между ног людей и повсюду находили просветы. Ничто не могло их задержать, когда они взяли след. На большом отдалении и ними гнался возмущенный, вопящий псарь, пытавшийся изловить сбежавших подопечных. С его пальцев капала кровь: псы вырвались с такой силой, что поводки взрезали кожу.

Молдаванин и лесник обменялись быстрым взглядом: обоим пришла в голову одна и та же мысль.

— Думаете, собаки взяли след бестии посреди Мальзье? — высказал Малески ее вслух. — Возможно ли, что бестия пряталась в каком-нибудь доме и мы стоим на пороге того, чтобы разоблачить ее хозяина?

Он достал из футляра пенсне, коротко потер его о кафтан и насадил на переносицу. Синева линз придала его лицу решительности и хладнокровности.

— Или следует предположить, что люди говорят правду и что это луп-гару, который ходит среди нас в человеческом обличье… Может, псы учуяли оборотня в человеческом обличье?

Жан постарался взять себя в руки, чтобы скрыть испуг.

— Нет, конечно же, нет. Просто собак плохо кормили, и они взяли след какого-нибудь зверя. Рынок так и кишит ими. — Он сделал вид, что обнаружил в толпе старого знакомого. — Подождите здесь, мсье Малески. Я сейчас вернусь. Мне нужно только кое с кем поздороваться, — крикнул он и ринулся в толчею праздника.

Через две секунды он пригнулся и тем самым скрылся с глаз молдаванина. Ему не нужны спутники, пока он будет искать Пьера, чтобы помочь сыну против волкодавов Данневалей.

Тем временем Малески ухмыльнулся:

— Ах, вот как? Мсье Шастель намерен один отправиться на охоту?

Забравшись на пустой ящик у ближайшего ларька, он стал выискивать лесника или собак, ведь там, где находятся они, там обязательно будет и бестия. Пусть Шастель не думает, что от него так легко отвязаться.

Жан плутал в лабиринте шатров, не представляя себе, как поскорее найти Пьера. С каждой минутой положение ухудшалось.

«Проклятье! И почему нормандцам понадобилось объявиться именно сейчас?» — злился он. С их прибытием его шансы самому поймать и заставить расплатиться бестию, повинную во всех горестях, уменьшались. Если Данневали застрелят луп-гару раньше его, маловероятно, что они позволят взять у оборотня большое количество крови, чтобы из нее сварить противоядие от страданий сыновей. Он надежно спрятал полученный от палача рецепт, ведь если кто-то найдет бумажку, ему не миновать обвинения в колдовстве. Досужая болтовня о его происхождении обретет подтверждение, которого суду хватит, чтобы приговорить его к смерти.

Хотя Жан старался не давать воли чувствам и не показывать виду, тайна сыновей тяжелым камнем лежала на его сердце. Он жил в постоянном страхе, что их поймают или что они погибнут под градом пуль. Сколько раз подобное едва не случалось! Его терзали муки совести, поскольку, покрывая их и по мере сил затирая их следы, он становился соучастником их преступлений. Но никто, никто не должен узнать правду. Антуана и Пьера на месте отдали бы под суд и сожгли. После такого числа убийств всем троим лесникам прощения не будет. И самое худшее, что после смерти трех самых безжалостных своих преследователей истинная бестия все равно останется на свободе и будет убивать и распространять семя зла, заражая других.

— Мсье Шастель! И вы в Мальзье?!

Он вздрогнул. Затравленный и мучимый ужасными картинами, он не заметил женщину, которая вдруг заступила ему дорогу. Причем та самая, которую ему меньше всего хотелось бы видеть.

— Пути Господни неисповедимы, — приветствовала его аббатиса.

Одета она была в черную, забранную под пояс черную тунику, ее волосы покрывал белый чепец, поверх него лежала черная вуаль. Хотя жары раннего лета вполне достало бы, чтобы отказаться от такого одеяния, поверх орденской сутаны худощавая женщина облачилась в похожее на плащ верхнее платье своего ордена.

— Вы все еще идете по следу бестии? Говорят, у вас помнились соперники из Нормандии?

— Пусть мои дела вас не заботят. Отзовите вашу воспитанницу и посадите ее на цепь, прежде чем она запустит когти в моего сына, — отозвался он и даже не постарался смягчить резкость ответа.

— Флоранс? Ее тут нет. Я послала ее искать смотрителя рынка. — Григория посмотрела на него и указала на шатер, который как раз закончили раскидывать монахини. — На одно слово, мсье Шастель. Мне нужно поговорить с вами с глазу на глаз.

Недоумевая, лесник последовал за ней в полумрак шатра, где пахло свежими травами и козьим сыром — товарами, которые привезли на продажу сестры, чтобы поправить доходы монастыря. Из-за черного одеяния Григория почти терялась на фоне стены шатра, белое лицо и руки словно парили в пустоте.

— Итак, мсье… Ваш сын преследует мою воспитанницу, — тихо начала она.

— Это вас удивляет? — громко ответил он. — После того как она строила ему глазки в вашей часовне? Он ведь молодой человек, в котором играют жизненные соки и который неспособен сопротивляться заигрываниям молодой девушки вроде Флоранс. — Он указал на выход из шатра. — Она вскружила ему голову. И сейчас занимается тем же самым, как мне сказал мсье Малески. Этому учат в вашем непорочном монастыре?

Рука Григории потянулась к серебряным четкам у нее на поясе, пальцы заскользили по бусинам.

— Вы заблуждаетесь, мсье. Я говорила не про Пьера, — мягко поправила она его и пристально посмотрела ему в глаза. — Это Антуана я многократно видела под стенами монастыря. Я видела его так же ясно, как вижу сейчас перед собой вас, мсье Шастель. Его и самого большого его пса.

Только что он сердился на неожиданное известие о тайных прогулках Пьера, как вдруг его настроение изменилось, и место возмущения заступило опасение. Он знал смертоносные пристрастия Антуана и сразу понял, чем они могут грозить Флоранс, если его младшему сыну удастся незамеченным подобраться к девушке. Цветы привлекали Антуана лишь до тех пор, пока не раскроется их бутоны; если не удавалось получить желаемое добром, он, случалось, брал свое силой.

Его озабоченность не укрылась от Григории.

— Я никого не сужу по тому, что о них судачат, но про вашего Антуана рассказывают такие истории, которые заставляют меня опасаться за чистоту моей воспитанницы. Возможно, его испорченность вызвана жизнью среди варваров в Алжире и Марокко, которых в нем нетрудно распознать. — Она положила руку ему на локоть. — Прошу вас, мсье Шастель, запретите ему впредь к ней приближаться.

— Обещаю вам, — без тени заминки согласился он. — Вы же взамен проследите, чтобы она оставила в покое Пьера. Ему требуется ясный ум, чтобы помочь мне в охоте на бестию. Если он будет витать в облаках, мечтая о любовном свидании, это может обернуться для него гибелью.

Григория кивнула.

— Пока Флоранс живет в стенах монастыря Сен-Грегуар, между ними двумя ничего не случится. Клянусь вам в этом Господом Богом.

Жан горько усмехнулся.

— Поклянитесь чем-нибудь более надежным, тогда я вам поверю. — Он постарался стряхнуть ее руку.

— Вы, как всегда, бесстыдны и неуважительны, мсье! — Она убрала руку, зато придвинулась ближе, чтобы решительно заглянуть в обеспокоенное лицо. — Но ваш гнев обращен не на меня, верно? Что отравило вам веру, мсье Шастель? Что сделали вам, что вы не желаете верить ни Богу, ни церкви?

Искренний интерес Григории, какого он до сих пор не встречал ни в одном священнике, лишил Жана уверенности, и с губ у него не сорвалось ни одного пренебрежительного замечания. В отличие от лицемерных попов, которые проповедовали воздержание, а сами ведрами пили вино, жили как господа и охотно запускали руку в пожертвования, с ней он чувствовал, что она взаправду желает знать, что с ним творится, в чем его нужда и горе. А потому он промолчал, повернулся и, не попрощавшись, вышел из шатра.

Григория проводила лесника долгим взглядом, но правой рукой намеренно взялась за первую бусину в четках, собираясь произнести «Аве Мария». Она распознала, что Господь послал ей Жана Шастеля в испытание, чтобы она привела его назад в паству верующих. Только так можно объяснить ее растущий интерес к этому необычному человеку. Все остальное ей воспрещено.

Внезапно Григория вспомнила про Флоранс. Выйдя из шатра, она подозвала к себе двух послушниц, чтобы отправить их на поиски воспитанницы, которая, конечно же, заблудилась в лабиринте ларьков, прилавков и расставленных шатров. К немалому своему удивлению, она наткнулась на Жана Шастеля, в нерешительности стоявшего у входа.

Не успела она спросить, почему он здесь задержался, как на площадь вылетел всадник, развернул лошадь и, не обращая внимания на толкущихся людей, которые отпрыгнули, ругаясь, потрясая кулаками и сыпля угрозами, закричал:

— Пропустите! Я приехал за помощь! Бестия схватила Маргариту Мартен! Там на поле! В сторону Сен-Привадю-Фо!

Сорвав с плеча мушкет, Жан бросился бежать к околице деревни. И тут же за ним последовал десяток разъяренных мужчин, поспешно похватавших вилы, пики и молотильные цепы.

Место они нашли сразу. У ворот деревни, откуда дорога уводила в поля, лежала в луже собственной крови красавица Маргарита. Ее когда-то отличавшееся правильностью черт лицо было искажено невообразимым ужасом и страданием. Сразу под подбородком, на месте горла молодой женщины зияла огромная дыра. По оставленным когтями прорехам в платье было видно, с какой силой бестия повалила ее наземь.

Истошный, исполненный ярости вопль заставил всех вздрогнуть. Протолкавшись между мужчин юный Жак Дени бросился на колени перед мертвой подругой и разразился рыданиями. Все его тело сотрясалось. Всхлипывая, он непрестанно сыпал проклятиями.

— Что-то ей помешало, — раздался вдруг за плечом у лесника голос Малески. Сделав шаг вперед, молдаванин тоже опустился на колени рядом с телом. — Тварь разорвала бедной девочке горло, но ей привелось бежать, прежде чем она сожрала ее внутренности. — Он посмотрел снизу вверх на Шастеля. — Мы можем пойти по следу.

Жак отер слезы и с ненавистью поглядел на рану.

— Бестия Намеренно это сделала, — прорычал он. — Она издевается надо мной! — Вскочив, он посмотрел на собравшихся. — Сегодняшний день станет для нее последним! — хрипло выкрикнул он, и взрослые громогласно его поддержали.

С десятком собак появились псари Данневалей, чтобы раздразнить их перед предстоящей охотой и дать им взять след.

— Данневали сейчас подойдут. Они седлают лошадей, — объяснил один.

— Нет, так долго я ждать не стану, — возразил Жак. — Мы отправляемся сейчас же! — Он вырвал у одного из псарей поводки.

Три пса кинулись возбужденно обнюхивать труп Маргариты и сразу же взяли след ускользнувшей бестии. Жак побежал за ними следом, к нему присоединились крестьяне Мальзье и Жан с Малески, а псари остались нерешительно ждать у околицы.

След вел в сторону Амуретта.

— У нас неплохие шансы получить награду, — сказал на ходу молдаванин. — За исключением petit monsieur тут ни у кого при себе нет ни ружья, ни пистолета.

В мыслях лесника царил полный хаос. В новом преступлении могли быть повинны лишь Пьер и истинная бестия, Антуан лежал пьяный под одеялом и не был способен на такой поступок. «Только не Пьер!» — молился про себя Жан.

— Да, возможно, нам наконец повезет, — вяло ответил он.

— Вы не смогли отыскать Пьера?

— Нет.

— Зато он, наверное, нашел свою любовь?

Тон знакомца был дружелюбным, и вопрос был явно задан не со зла, но лишь посыпал солью рану.

— Довольно шуток, — рявкнул Жан. — Моему сыну следует держаться подальше от воспитанницы монашек. Она не для него, она балованная и мало что понимает про жизнь в Жеводане. Она сломается, стоит ей поднять тюк сена.

— Какая в том печаль? — не сдавался Малески. — Возможно, она хорошая партия, мсье Шастель, и принесет деньги в дом вашего сына. Как она попала в монастырь? У нее было приданое?

— Им не бывать вместе, и делу конец, — резко проворчал лесник.

Молча они пошли по следу через поля. Вскоре они уже покинули земли Мальзье и наконец приблизились к деревне Амуретта.

Раздавшиеся впереди крики ужаса подсказали им, что сегодня случилась еще одна беда. Подойдя ближе, охотники увидели двух плачущих матерей: они кричали, не переставая, что-то совершенно непонятное. Одна то поднимала над головой разорванную и окровавленную рубашку, то прижимала ее к себе, точно ребенка.

— Дальше, — подстегнул крестьян из Мальзье Жак Дени, поскольку некоторые готовы были остановиться, чтобы позаботиться о перепуганных женщинах, и пробежал мимо них. — Если потеряем ее след, это будут не последние матери, плачущие по своим чадам.

Малески с жалостью глянул на женщин, рухнувших на землю на краю пшеничного поля, чтобы с новыми сетованиями оплакивать утрату.

— Господи милосердный, — горестно выдохнул он и заставил себя смотреть на ухабистый проселок, чтобы не споткнуться и самому не упасть. — Почему ты допускаешь такое?

К их группе присоединились несколько мужчин из Амуретты, заменив тех из Мальзье, кого оставили силы. Охота на бестию превращалась в эстафету, которая еще через полчаса приблизилась к землям Мазэ.

Здесь бестия оставила своим преследователям новый след. Посреди разбитого проселка они обнаружили ужасно изуродованный труп девочки лет тринадцати, радом валялась большая корзина, хлеб, смятая жестяная миска и глиняные чашки. Наверное, девочка относила домой остатки еды и приборы с обеда работников в поле, когда бестия напала на нее и убила, вырвав горло и прокусив лицо. И снова тварь распорола жертве живот и вытащила кишки. Из-за преследователей ей опять пришлось отказаться от того, чтобы насытиться свежатиной.

Зрелище, которое едва снесли бы и бывалые солдаты, заставило четверых мужчин согнуться в три погибели, извергая съеденное. Один лишился чувств.

— Она заманивает нас прямиком в ловушку, — неуверенно предположил один крестьянин из Амуретты. — Мы пойдем за ней, а где-нибудь в лесу она нас по одному сцапает. — Он отступил на пару шагов. — Никто меня не заставит последовать за этим демоном, пока с нами не будет священника, который защитил бы нас от ее богомерзкого колдовства.

— Соберитесь с духом, мсье, — укорил его Малески, который сам заметно побледнел как плотно. Тем не менее, он постарался воодушевить случайных соратников: — У нас с мсье Шастелем с собой мушкеты и достаточно опыта, чтобы дать отпор твари. А мсье Дени состоит на службе у опытного охотника Данневаля. — Он поискал глазами парнишку, но нигде не смог его обнаружить. — Мсье Дени?

Тут один крестьянин ткнул пальцем вправо.

— Вон он бежит! Он следует за собаками! Они держат на Марсиллак!

— Будь проклято его нетерпение!

Мокрый от пота и изнемогающий от жажды, Жан собрал последние силы, чтобы броситься за молодым человеком, который в своей жажде мести перестал обращать внимание на товарищей по охоте. В одиночку он станет жертвой луп-гару скорее, чем былинка сломается под сапогом.

И все еще никто из мужчин Амуретты и Мальзье не решался последовать за ними. Необдуманные слова о колдовстве, которым якобы владеет бестия, напугали всех. Гнев на подлые убийства уже не затмевал прочих их чувств.

Малески смахнул со лба пот, капавший ему в глаза. Темные пятна на спине, на груди и под мышками кафтана свидетельствовали, что молдаванин почти совсем обессилел. Но он и не думал сдаваться и посмотрел вслед Жану и Жаку.

— Вдвоем им с бестией не справиться! — обратился он к толпе, пробежал пару шагов и еще раз обернулся. — Чего вы ждете? Если мы сегодня ее не поймаем, завтра она снова начнет убивать, и тогда это будет кто-то из ваших детей!

Он разжигал самые худшие их страхи, и действительно первые несколько человек вновь пустились рысцой. Но слишком много времени потребовалось, чтобы вся толпа пришла в движение. Прищурившись, Малески всматривался вдаль. Лесник и парнишка достигли березового леса и вот уже скрылись за первыми деревьями.

Жан задыхался от бега, легкие у него горели, и колотье в боку однозначно давало понять, что его стариковские ноги не слишком долго выдержат темп молодого Жака Дени. Парнишка бежал среди деревьев шагах в пятидесяти впереди лесника, практически летел через редкий лесок, и казалось, ничто не остановит его бега.

— Погоди! — крикнул Жан. — Ты превратишься в легкую добычу!

Но Жак его не слышал.

«Кто появится перед нами? — вот какой вопрос непрестанно бился в голове у Жана Шастеля. — Пьер или истинная бестия?»

Возможно, спасение его сыновей близко так, как не бывало ни разу за последние месяцы.

И тут ему вспомнились слова палача. Серебряные пули! Он не зарядил серебряные пули! Все его тело обдало жаром, и, тем не менее, он — насколько удалось в горячке мучительной погони — принудил себя образумиться. Жан вспомнил первую встречу с оборотнем в Виварэ, когда Антуан обезглавил луп-гару, выстрелив в него из мушкета. Нет, в серебре он не нуждается, если только сумеет одним выстрелом начисто снести череп твари с ее безобразного тела.

Лес поредел. Сквозь деревья Шастель уже различал в отдалении немудреные крестьянские домишки, к которым, по всей видимости, направлялась бестия, чтобы разорвать следующего ребенка.

Оставив позади лесок, Жан, задыхаясь, выскочил на луг и остановился в высокой траве, покачивающейся на теплом майском ветерке. Жак был уже на пол пути к деревне, вокруг него кружили собаки. Звенели женские крики.

— Жак! — выдавил Жан. — Подожди же…

И вдруг из травы рядом с молодым человеком встала бестия и прыгнула на него.

В этот момент Жаком Дени руководила ненависть. Вместо того чтобы спасаться бегством, он увернулся и ткнул ее штыком.

Впившийся в плечо клинок едва ли помешал бестии, которая, фыркая и ворча, бросилась на врага и повалила его наземь.

Волкодавы с лаем носились вокруг дерущихся, но в схватку не вступали — очевидно, Данневали натаскали их так, чтобы те загоняли добычу, но не нападали на нее, а сейчас это грозило обернуться погибелью для молодого Дени.

Жан поднял мушкет наизготовку и подбежал поближе, надеясь, что сможет спустить курок, но человек и бестия схватились в смертельной схватке, катались по земле, и выстрелить было невозможно. Несколько в стороне, в примятой и окровавленной траве, лежала тяжело раненная молодая женщина. Глаза у нее были широко раскрыты, и она орала, не переставая. Невзирая на преследование, бестия снова нанесла удар.

— Держись!

Он приладил штык под дуло мушкета и ударил им луп-гару, который с воем отпрыгнул и уставился на лесника горящими глазами. Для Жана не осталось больше сомнений: перед ним был не его сын Пьер, а истинная зачинщица всего зла.

— Ага, узнала меня? — тихо спросил он и закрыл своим телом Жака, которому удалось увернуться в схватке от зубов и когтей. — Давай, напади на меня, адская тварь, чтоб я снес тебе голову с плеч.

Тем временем в Марсиллаке заметили, что происходит на лугу. Все в окрестностях знали бестию по описаниям, и потому крестьяне похватали нехитрое оружие и сбежались помочь охотникам.

Заметив их краем глаза, Жан выругался. Если ему нужна драгоценная кровь, нужно поспешить. Он взвел курок мушкета и прицелился с бедра, чтобы не спугнуть бестию, прицеливаясь обычным способом.

Омерзительная голова твари повернулась к людям Марсиллака, а после — к опушке леса, из которого выбежали Малески и остальные. На глазах у лесника она изготовилась и решительно прыгнула, переносясь на пять шагов — за пределы круга беснующихся собак. Она знала, что численный перевес на стороне людей, а потому предпочла спастись бегством. На всех четырех ногах тварь бросилась наутек.

— Нет! — в отчаянии взревел Жан, быстро прицелился и разом выстрелил из двух стволов.

Пули вонзились в лопатку и в шею твари, сила свинца отбросила бестию в траву. Как раненый человек, она поползла на брюхе, но дыры в ее шкуре уже затягивались.

— Ты от меня не уйдешь!

Огромными шагами он бросился к ней, держа мушкет со штыком как пику.

К бестии вернулись былые силы, и, когда Жан уже почти настиг ее, она, поднявшись на лапы, отпрыгнула снова. На обычной охоте он бы ее достал, но его ноги словно окаменели после напряженного преследования, и потому с каждым шагом бестия уходила от него все дальше.

В ярости он швырнул мушкет. Штык по самую рукоять вонзился в спину луп-гару… и выскользнул, оставив глубокую рану, которая в мгновение ока перестала кровоточить и исцелилась столь же быстро, как и раны от выстрелов.

— Нет! У меня должно получиться! Ты…

Жан споткнулся о кротовую нору, покачнулся и, тяжело рухнув в траву, проскользил по ней еще два шага. Он уже хотел было вскочить снова, но обнаружил, что тело ему больше не повинуется. Со стоном он вжался разгоряченным лицом во влажные стебли, измученный до смерти и впавший в отчаяние, а волкодавы Данневалей с лаем пролетели справа и с лева от него, чтобы снова взять след бестии.

Охнув, Жан перекатился на спину и уставился в небо, вокруг пахло бестией. Так близко… и снова улизнула! Малой толики крови на штыке, конечно же, не хватит, чтобы сварить противоядие.

— С вами все в порядке, мсье Шастель?

Небо над ним застило побагровевшее лицо Малески. Пенсне криво сидело у него на носу, дужка между стеклами начала ржаветь от пота.

— Поздравляю, вы спасли жизнь молодому человеку и девушке!

Он протянул руку, чтобы помочь леснику подняться, и от Жана не укрылось, что вид у него странно довольный.

— Не могу разделить вашу радость, — раздраженно отозвался лесник, принимая помощь. И вот он уже стоял рядом с молдаванином, которому явно было неловко, что его чувства так легко читались по его лицу. — Она снова станет убивать, но вы выглядите так, словно мы раз и навсегда ее прикончили.

— Нет, вы неверно меня поняли, — умиротворяюще возразил Малески. — Просто… Я рад, что с вами ничего дурного не случилось.

Он быстро повернулся на звук: внимание всех привлек громовой топот копыт.

Из березового леса вывалились Данневали и, остановившись подле Жака, заговорили с парнишкой. Старший из нормандцев признательно кивнул леснику и в знак приветствия коснулся полей шляпы. Младший поднял Жака к себе в седло, а после они уехали догонять собак.

— Он тоже ее не изловит. Или мы ее уложим, или никто, — предсказал Малески и, подняв мушкет Жана, протянул его леснику, задумчиво посмотрев на кровь, которая измазала ему пальцы. Пальцы он поднес к носу.

— Странно, — с удивлением сказал он. — Не чувствуется ни серы, ни вони, ни вообще чего-либо, что обычно связывают с адской тварью.

Повернувшись, он нагнулся отереть руки. Но лесник успел заметить, как сперва он быстро поднес пальцы к губам. Однако Жан, которому такое поведение показалось крайне странным, решил, что разумнее будет промолчать, но отныне внимательней присматривать за молдаванином.

— Лучше вернуться в Мальзье, — устало сказал он, перезаряжая оружие. Ему нужно было знать, как обстоят дела с Пьером.

Молча они двинулись тем же путем в деревню, где начался этот самый страшный с первого появления в Жеводане бестии день.

По дороге лесник горько упрекал себя. Четыре жертвы за столь короткий срок, и каждая — нд глазах у охотников. Бестия насмехалась над ними, водила их за нос и дразнила их. Так она в очередной раз похвалялась своим могуществом и превосходством над людьми. И, прежде всего, над ним, Жаном Шастелем. От такого его теперь ничто не очистит. Этакие минуты он жаждал помощи Божьей.

С наступлением ночи они вернулись в Мальзье — все дома в деревне были заперты, окна забраны ставнями, шатры и ларьки на рыночной площади опустели, и там, где люди должны были собраться на танцы, царила пустота.

— Желаю вам обрести сегодня ночью покой, мсье Шастель, — распрощался с лесником на постоялом дворе Малески. — Уверен, именно вы ее убьете. — С этими словами он ушел в свою комнату.

Жан переступил порог собственной, где на одной из кроватей храпел Антуан, зажав в правой руке пустую бутылку из-под вина, которую, очевидно, осушил в отсутствие отца. Пьер скорчился на матрасе, подтянув ноги к груди, обхватив их руками и спрятав лицо в коленях.

На полу лежала его одежда.

Пропитанная кровью.