Раз. Два. Три. Пауза. Четыре.

Билли посмотрел на часы, висящие над плитой на кухне. Сегодня Рейлин пришла домой пораньше. Он спустил мисс Лафферти с колен, и та скрылась в спальне.

Билли выглянул на лестничную площадку – перед дверью никого не было. Что, разумеется, не соответствовало истине. Обычно двери сами в себя не стучали, за исключением, возможно, того примечательного случая с фанерой для танцплощадки. Просто Билли ожидал встретиться взглядом с Рейлин и смотрел не туда. На самом деле перед ним кто-то стоял. Кто-то совсем маленький.

Билли опустил взгляд и увидел зареванную мордашку Грейс. Мокрый нос, мокрые щеки, полное отчаяние. На ней было голубое платье – Билли его еще ни разу не видел. Он вообще ни разу не видел ее в платье. Это было совсем новое и прекрасно на ней сидело.

Билли наклонился, поднял Грейс, а она в ответ обхватила его руками и ногами и уткнулась лицом в плечо, продолжая плакать. Довольно бурно, но Билли не возражал. Теплая тяжесть у него на руках, лавина чужих эмоций – от всего этого коленки ослабли и слегка подкосились, так что он отнес Грейс в гостиную и усадил их обоих на диван.

Грейс по-прежнему не разжимала рук.

Билли не совсем понимал, из-за чего она плачет, но начал подозревать, что сам тоже скоро разрыдается.

– Извини, не смогла сообщить, где я, – пробормотала Грейс сквозь всхлипы.

– Ну почему же. Ты сообщила. Постучала мне в пол специальным стуком.

– Слишком много времени прошло. Ты, наверное, с ума сходил.

– После стука полегчало.

– Опять все ногти сгрыз?

– Да их и так почти не оставалось.

– Это значит «да»?

– В общем и целом.

– Если бы я могла, обязательно передала бы тебе весточку.

– Не сомневаюсь. А где твоя мама?

– Угадай с трех раз.

– Ясно…

Они посидели в обнимку еще пару минут. Через некоторое время Билли захотелось отстраниться: норма тесного человеческого общения была перевыполнена с лихвой. Но отстраняться он не стал. Просто сидел и не двигался.

Вдруг Грейс оглушительно завопила прямо ему в ухо.

– Ой, мой котик! Мой котик, котик, котик!

Грейс спрыгнула с колен Билли, оставив синяк на бедре и нанеся ощутимый урон барабанным перепонкам.

Мисс Лафферти заглянула в комнату и направилась к Грейс, а Грейс направилась к ней. Билли сразу заметил, что шла Грейс как-то странно. Будто ей было больно. Ступала осторожно, стараясь поберечь правую ногу. Прихрамывала.

– Грейс, что случилось?

– Ничего не случилось, я просто хочу поздороваться с котиком.

– Ты хромаешь.

– А, ты про это. Ничего страшного.

– Упала?

– Типа того. Привет, Кот мистер Лафферти. Как я по тебе соскучилась! Ты уже поблагодарил Билли за то, что он так хорошо за тобой присматривает?

– Как упала? Что случилось?

– Да ничего такого. Правда. Мы с мамой поругались, вот и все.

К своему удивлению, Билли обнаружил, что стоит на ногах, хотя только что сидел на диване.

– Ты упала из-за мамы?

– Ну вроде как… Понимаешь, так получилось…

Билли не дослушал: вылетел из квартиры и помчался вниз по лестнице. Спустился на подвальный этаж и изо всех сил заколотил в дверь к этой ужасной женщине.

Заколотил!

В животе что-то сжалось – так бывало всегда, если рядом кто-нибудь злился или закатывал скандал. Однако сейчас скандал закатывал сам Билли. Он не мог припомнить ни одного подобного случая за всю свою жизнь. Собственная ярость пугала его, как ярость постороннего человека.

– Миссис Фергюсон! – рявкнул он. Рявкнул так, что горлу стало больно от резкого крика. – Миссис Фергюсон! Откройте дверь, немедленно. Мне плевать на ваше бессознательное состояние! Я хочу поговорить с вами. Срочно! Вы меня слышите?

Он замер, дрожа от нахлынувших чувств. Долго стоял неподвижно. Коснулся пальцами косяка, чтобы найти хоть какую-то точку опоры.

Ответа не было.

Но Билли уже слишком далеко зашел – жуткое, совершенно незнакомое чувство, – и хотел высказать все до конца. Тогда он начал говорить прямо через дверь, надеясь, что его слова все-таки проникнут в сознание спящей: в конце концов, человек, лежащий в коме, слышит, если кто-нибудь читает ему вслух. Билли говорил громким решительным голосом, от которого ему самому становилось страшно.

– Не смейте обижать Грейс! Даже пальцем тронуть не смейте, слышите? Никогда, ни при каких обстоятельствах! Я живу рядом. Прямо над вами. И не позволю причинять ей боль. Вы меня слышите?

Тишина.

Билли обернулся и увидел Грейс, стоящую на верхней ступеньке с кошкой на руках. Рот открыт, глаза круглые. Как в зеркало смотришься. Он снова повернулся к двери.

– Надеюсь, вы все поняли, миссис Фергюсон.

– Она не миссис, – тихонько прошептала Грейс.

– Какая разница, – ровно ответил Билли. – Это не отменяет всего вышесказанного.

Он снова постучал в дверь, и все три удара выстрелами отдались глубоко в груди. Казалось, злость ободрала ему нутро, и оно теперь болит и кровоточит, не прикоснуться.

– Не смейте! Никогда!

Кто-то потянул Билли за штанину, и он вздрогнул от неожиданности.

– Билли, – сказала Грейс непривычно тихим голосом. Настолько тихим, что он вполне сошел бы за обычный шепот. – Билли, ты на лестнице!

Ободранное нутро отозвалось болью.

– Я знаю, – ответил он. – На этот раз я в курсе.

Она обхватила его руку обеими ладошками.

– Пойдем, – сказала Грейс. – Пойдем, я отведу тебя домой.

– Чувствую себя, как выжатая тряпка, – сказал Билли.

Он сидел на диване, а Грейс сидела рядом с кошкой на руках. Кошка и Грейс не отводили от Билли взгляда, будто опасались, что он может внезапно самовоспламениться.

– Да и выглядишь не очень. Поверить не могу, что ты все это сказал.

– Некоторые вещи необходимо проговаривать вслух.

– Все вещи надо проговаривать вслух, постоянно. Но ты обычно молчишь. Даже Кот мистер Лафферти удивился. Правда, Кот мистер Лафферти?

– Мы поменяли ему имя, – слабо произнес Билли.

– Так нельзя! И что значит «мы»?

– Мы с Фелипе.

– Имя менять нельзя. Я обещала ему!

– Не ему, а ей. В этом-то все и дело.

– Он девочка?

– Она девочка. Так что теперь мы зовем ее мисс Лафферти.

– Нет, имя менять нельзя! Я ему обещала! То есть ей. Будем называть ее Кошка мистер Лафферти.

– Не очень хорошая идея, – сказал Билли, чувствуя, что его покидают последние силы.

– Почему?

– Длинно и странно.

– Я спрошу у него. То есть у нее! – Грейс прижалась ухом к мягкому кошачьему боку. – Говорит, что не возражает. – Долгая пауза. Потом Грейс сказала: – Она даже двух дней не продержалась без наркотиков.

Билли ничего не ответил. Не знал, что тут можно сказать.

– Я про маму, не про кошку.

– Я понял.

– Она ведь знала, что я сбегу, если она возьмется за старое. И что? Опять под кайфом. Свои таблетки любит больше, чем меня.

– Зависимость – странное явление, – едва слышно произнес Билли.

– А ты когда-нибудь от чего-нибудь зависел?

– У меня зависимость от дома, даже выйти никуда не могу.

– И вправду. Но только что ты был снаружи.

– Да.

– Потому что хотел сказать маме, чтобы она меня не обижала. Это было важнее зависимости.

– Наверное.

– Тогда почему мама не может, как ты?

– Если б я знал.

– Фигня какая-то получается.

– Это точно.

– Не говори Рейлин, что я опять жаловалась.

– По-моему, сегодня у тебя есть на это полное право, – сказал Билли. – В некоторых ситуациях без жалоб не обойтись.

А сам подумал: «Если сегодня у меня и получилось вырваться отсюда на минуту-другую, то вовсе не обязательно, что теперь я смогу поступать так всегда». Он не стал говорить этого вслух – не хотел отбирать у Грейс последние осколки надежды. Если там оставалось еще хоть что-то.

Через некоторое время Билли поднял голову и обнаружил посреди гостиной Рейлин в обнимку с Грейс. Наверное, девочка ее впустила, а он даже не заметил. Задремал на минуту или просто впал в ступор от эмоционального опустошения?

– Что случилось с Билли? – спросила Рейлин.

– Он накричал на маму и теперь выжат как лимон.

– Билли накричал на твою маму?

– Ага. Правда, она ничего не слышала. Но ты бы видела Билли! Так разозлился! Мне кажется, если бы мама открыла дверь, он бы крикнул ей прямо в лицо. А еще он знал, что находится на лестнице!

– Хм-м, – сказал Рейлин и поставила Грейс на пол.

– Ай!

– Что такое?

– Ногу больно. Билли из-за этого рассердился.

Рейлин подошла поближе.

– Как ты себя чувствуешь? – встревожено спросила она. – Вид совсем больной.

– Сил не осталось, – выдавил он в ответ, с трудом ворочая языком.

– Эх, надо бы сказать длинную речь о том, как я горжусь тобой, но… Кажется, у меня начинает отекать горло. Так что с речью придется повременить. Пойдем, Грейс.

– Не забирай ее! – сказал Билли. Сила голоса удивила даже его самого.

– Почему? – спросила Рейлин.

– Да, почему? – поинтересовалась Грейс.

– Можно она ненадолго останется у меня? Я скучал… Ох, веду себя как эгоист, нехорошо. Ты, наверное, тоже скучала.

– Ничего страшного, – ответила Рейлин. Билли слышал, что в горле у нее начинает сипеть. – То есть я, конечно, скучала, как же иначе. Но если тебе хочется, Грейс может остаться.

– Спасибо.

– А ты не переживаешь, что ее мама…

– Да какая разница. Я похититель. Звоните в полицию.

Рейлин долго разглядывала его. Билли не мог понять, что означает это выражение лица, однако ничего оскорбительного в нем не нашел.

– Вот и ладненько, – сказала она и развернулась к двери.

– Не забудь про собрание! – крикнула Грейс ей вслед. – Нам надо провести новое. Поскорее.

– Ты так и не сказала из-за чего…

– Для этого и нужны собрания, – отрезала Грейс. – Чтобы рассказать всем, зачем они собрались. Я вам уже объясняла в прошлый раз.

– Да, – сказала Рейлин. – Кажется, уже объясняла.

Следующие несколько часов Грейс сидела на диване, положив голову на плечо Билли, и смотрела мультики; Кошка мистер Лафферти устроилась посередине, чтобы они оба могли ее гладить.

– Ой, я же забыла тебе рассказать! – объявила Грейс, даже не пытаясь убавить громкость телевизора. – Я буду танцевать чечетку на школьном концерте.

Билли слишком устал, и у него не получалось одновременно слушать Грейс и мультики. Звуки сливались в монотонный гул. Но возражать или двигаться у него тоже не было сил.

Поэтому он просто спросил:

– Когда?

– Через три месяца.

– Отлично. Придется поработать.

Грейс смолчала. Через пару минут Билли покосился на нее и обнаружил, что она обиделась и надулась.

– У меня хорошо получается тайм-степ, – наконец сказала Грейс, выпятив нижнюю губу.

– Да, получается. Но на школьном концерте нужно станцевать что-нибудь посложнее. В конце концов, это твое первое публичное выступление. Решающий момент. Поверь мне, такое не забывается. Хотя выбирать, конечно, тебе. Хочешь танцевать тайм-степ, потому что он простой и ты его уже освоила? Или хочешь выйти на сцену и ослепить всех своим блеском?

Грейс молча гладила кошку. Билли казалось, что он видит, как крутятся шестеренки у нее в голове. Как смещаются рычажки.

– Хочу, чтобы с блеском, – сказала она.

– Отличный выбор, – одобрил Билли.