Грейс сидела в обнимку с Рейлин и шмыгала носом.

– По крайней мере, я упросила ее дать нам еще месяц, – объявила Рейлин: она старалась говорить бодро и жизнерадостно, но за притворным оптимизмом скрывалось глубокое отчаяние. «А ведь сейчас ей так нужно быть сильной», – подумал Билли.

– Разве этого хватит? – ревела Грейс. – До школьного концерта осталось больше месяца! Как же мое выступление? Даже если тебе разрешат стать приемной мамой, будет уже слишком поздно, потому что я все равно не смогу станцевать!

Билли утер слезы, бегущие по щекам по щекам Грейс, и нечаянно перепачкал бумажный платочек кровью с обгрызенных ногтей.

– У твоей мамы есть еще месяц на то, чтобы избавиться от зависимости, – сказал он. – Если у нее все получится, то тебя никто не заберет. Так что мы просто должны ей помочь ей.

– Надо позвать Иоланду, – сказала Грейс, слегка успокоившись.

– Можно попробовать…

– Нет, – отрезала Грейс. – Не будем ничего пробовать. Нам нужна Иоланда. На вас мама злится и не станет ни с кем разговаривать; со мной ей вообще нельзя видеться, а то я бы заглянула домой еще разочек.

– Еще разочек?

– Просто заглянула и все!

– Может быть, стоит сделать исключение, – сказала Рейлин.

Голос у нее был ровный и невозмутимый, как безмятежные воды океана в полный штиль. Как парусные корабли, дремлющие на берегу без единого дуновения ветра. А еще у нее, кажется, снова начинался отек горла.

– Нет, – ответила Грейс. – Обещание есть обещание. Кроме того, мы уже испробовали все, что можно. Остается только Иоланда. Она умеет нагнать страха. Не всегда, только когда ей нужно. Она спонсор-устрашитель.

И снова безветрие, и снова корабли застыли на водной глади. Ни один парус не шелохнется.

– Мне пора идти, а то скоро совсем дышать не смогу, – сказала Рейлин. – Грейс, беги домой… то есть беги ко мне и позвони Иоланде. Нам с Билли нужно кое-что обсудить. У тебя остался номер маминого спонсора?

– Не помню, куда я дела бумажку. – Грейс сползла с коленок соседки. – Но я его выучила наизусть.

Девочка скрылась за дверью.

Рейлин посмотрела на Билли – в ее глазах плескалась паника и полная безнадежность. Билли никогда не предполагал, что человек может испытывать обе эти эмоции одновременно.

– А ведь так хорошо все складывалось, – вздохнула она.

– Так всегда бывает. Иногда мне кажется, что у господа в кармане припрятано еще много сюрпризов.

– У господа нет карманов, – сказала Рейлин. Билли не понял, шутит она или говорит всерьез. Хотя какие шутки в такую минуту. – Так, мне пора выбираться из вашей Кошляндии, горло уже перехватывает. Пойдем… Ой, нет, там Грейс. Мне надо поговорить с тобой с глазу на глаз. Лучше выйдем на лестницу.

Билли шагнул вслед за ней в тусклый холл, стараясь унять судорожно бьющееся сердце. В дальнем конце холла виднелось крошечное окошко – раньше оно даже не попадалось ему на глаза. Стекло было залеплено грязью, и за ним смутно маячили засохшие ветви старого дерева, покачивавшиеся на ветру.

Рейлин споткнулась – во всяком случае, так это выглядело со стороны – и осела на деревянный пол. Билли рванулся, чтобы подхватить ее, но не успел. Соседка так и осталась сидеть, привалившись к стене, покрытой грязными потеками, и Билли неожиданно осенило: у Рейлин просто подкосились ноги.

«Прямо как у меня», – подумал он. Неужели другие люди тоже сгибаются под грузом сильных чувств? А он-то и не догадывался. Всю жизнь считал себя особенным.

Билли сел рядом и прислонился к стене в жалкой попытке найти твердую опору для паникующего разума. Конечно же, не помогло.

– Я не соврала Грейс, – сказала Рейлин каким-то странным неестественным голосом. – Пересказала все, что говорила мне Катц. Нет, не так. Все, что я говорила про Катц – правда. Я не врала, я просто… выпустила некоторые детали. Не хватило смелости взять и рассказать.

– Ну хватит уже, не тяни, – сказал Билли. – А то мне страшно.

– А тебе и должно быть страшно.

– Не тяни.

– Грейс думает, что я могу пойти в службу опеки и подать заявление на удочерение, чтобы забрать ее обратно. Но это вряд ли осуществимо.

Слова провалились куда-то в пустоту, ничего не задев внутри. Билли не ответил.

– Мы с Катц все подробно обсудили. Разумеется, я могу заполнить и собрать все бумажки, однако процесс растянется надолго. Если в очереди окажется много приемных семей, то Грейс заберут гораздо раньше. А если желающих будет слишком мало, то меня могут назначить какой-нибудь чернокожей девочке, которая ждет приемных родителей дольше, чем Грейс. Шанс на успех совсем мизерный. Стоит Грейс оказаться в системе, как мы ее потеряем. Никаких кровных связей, никаких законных отношений. У нас просто нет оснований, чтобы ее забрать. Нельзя будет даже отправить запрос, чтобы узнать, как она там живет.

Билли попытался заговорить. На удивление, голос его не подвел – хотя звучал отстраненно и чужеродно.

– А ведь она для нас уже как родная. Можно предположить, что эта связь могла бы…

Тут Билли понял, что не знает, как закончить фразу: чем могла бы стать эта связь? Почему? В конце концов, речь шла о службе опеки Лос-Анджелеса, а не об отдельно взятом мудром и заботливом распорядителе.

– Да, связь между родителями и детьми тоже обычно считается нерушимой, а на практике все совсем иначе. Катц говорила, что они учитывают фактор привычной среды. Но куда более важную роль играет время ожидания и «другие критерии отбора». Ее слова, один в один. Вероятно, это про цвет кожи.

Они долго сидели в полном молчании. Билли не знал, сколько времени прошло. Может, минута. Может, пятнадцать.

– Наверное, я просто соберу вещи, заберу Грейс и уеду, – сказала Рейлин.

Билли покосился не нее, но та не подняла взгляда.

– Ты же не всерьез?

– Ну почему…

– Вас поймают. Грейс отправят в приемную семью, а тебя в тюрьму.

Рейлин молча кусала губу – понять, что творится у нее в голове, было невозможно.

– Ты прав. Это безумие.

Билли выдохнул – оказывается, все это время он сидел не дыша.

– А вдруг нас не поймают?

Волосы встали дыбом.

– Послушай, мне неловко даже упоминать такое… Не обижайся, но вас же сразу заметят. Черная женщина, белый ребенок. Никто не примет вас за мать и дочь. Извини…

– Все в порядке. Ты опять прав. Не надо извиняться. Я несла какую-то чушь. Не знаю, что на меня нашло. Умопомрачение, не иначе.

До них неожиданно донесся зычный голос Грейс:

– Эй, у меня отличные новости! Иоланда сказала, что придет и надерет задницу одной наркоманке!

Рейлин посмотрела Билли в глаза, как стародавнему другу.

– Можно ли излечить зависимость надиранием задницы? – шепотом поинтересовалась она.

– Не знаю, – так же тихо ответил Билли. – Будем надеяться. Другого выхода у нас все равно нет.

После бессонной ночи кофе казался самым вкусным и ароматным напитком на всем белом свете. Билли сварил ровно одну кружку, чтобы не израсходовать свои запасы раньше времени.

Пока он наблюдал, как этот чудодейственный бальзам по капле стекает к нему в чашку из кофеварки, кто-то громко заколотил в дверь квартиры на подвальном этаже.

Короткая тишина. Потом:

– Открывай, спящая красавица!

Спустя мгновение заскрипела дверь. Что ж, по крайней мере, одной загадкой стало меньше. Билли часто задумывался, слышит ли мама Грейс, когда кто-нибудь стучится к ней в дверь. Теперь он точно знал – слышит.

Он нервно вцепился зубами в ноготь, потом хлопнул себя по руке. Грейс бы тоже хлопнула его по руке, если бы была рядом. Только у нее удар получался сильнее.

Билли отнес кружку в гостиную, устроился на диване и неторопливо потягивал кофе, глядя в окно сквозь тонкие занавески – на автомобили, ехавшие по улице.

Через полчаса надо будет снова идти с Грейс к школе.

Неожиданно для самого себя Билли решился на важный шаг.

Направился в кухню и сварил еще кофе – на этот раз полный кофейник. Пока кофе готовился, Билли проверил запасы сливок: потряс картонный пакет и мучительно нахмурился. Потом вспомнил, что стоит перед открытым холодильником и впускает теплый воздух. Закрыл дверцу. Драгоценный пакет со сливками по-прежнему холодил ему пальцы – оставалось совсем немного, едва хватило бы до следующей доставки.

Делай, что должно, и будь, что будет.

Билли затянул пояс халата.

Прихватив кофейник и сунув пакет со сливками подмышку, он спустился на подвальный этаж.

Постучал.

Дверь мгновенно распахнулась, и на пороге возникла Иоланда. Билли хорошо запомнил ее после одного из собраний, которые устраивала Грейс. Пожалуй, после того собрания она навсегда останется в его памяти.

– Чего тебе? – спросила Иоланда.

Билли очень хотелось развернуться и убежать, но он сдержался.

– Я один из соседей Грейс.

– Ага, помню. Нервный такой. Как вкусно пахнет! А, это от тебя. М-м, кофе.

– Еще рано. Я решил вас угостить.

– Какой ты душка! Ну, заходи.

Билли осторожно шагнул внутрь. Он еще ни разу не бывал дома у Грейс. Стараясь унять выпрыгивающее из груди сердце, Билли оглянулся в поисках мамы Грейс – та сидела на диване, курила и сверлила его яростным взглядом. Стоило ему посмотреть ей в глаза, как она вскочила и решительно протопала в спальню, громко хлопнув дверью.

– Она меня ненавидит, – сказал Билли, поставив кофейник и сливки на отвратительный липкий кухонный стол.

– Ага, – подтвердила Иоланда. – Так и есть. Ты преувеличиваешь для красного словца, а она бесится всерьез. Надо найти чистую кружку… Ты прямо мой спаситель. У Эйлин тут хоть шаром покати. Ни кофе, ни молока, ни еды. Просто диву даюсь, как она еще не окочурилась от голода. Наверное, пару раз в неделю выбирается в фаст-фуд. О, а вот и кружка… Нет, мне нужна чистая. Ладно, помою… Но ты все равно настоящий душка! Тебе тоже помыть?

– Нет, спасибо, я уже пил кофе.

Иоланда крикнула так, что Билли вздрогнул:

– Эйлин! Кофе будешь?

Ни звука.

Иоланда направилась к спальне, приоткрыла дверь и сунула туда голову. Потом отстранилась и объявила:

– Две чашки. Она тоже будет.

«Время пожертвовать самым ценным», – подумал Билли.

– Сливки?

Он приподнял картонный пакет.

– Нет, красавчик, спасибо. Я пью без сливок, Эйлин тоже. Кажется, она предпочитает с сахаром. Сахар где-то был… – Она распахнула шкафчик. Внутри одиноко стояли коробка с рафинадом и бутылка сиропа. – Ага, тут! А знаешь, почему у нее еще остался сахар? Потому что ей некуда его класть!.. Так зачем ты к нам заглянул? Просто чтобы порадовать меня чашечкой кофе?

Билли нежно прижал пакет со сливками к груди.

– Я хотел проявить гостеприимство. Мы очень благодарны вам за то, что вы согласились помочь. Все соседи переживают за Грейс. И я хотел узнать, как идут дела.

Иоланда громко, презрительно рассмеялась.

– Красавчик, я пришла десять минут назад. Еще не успела изменить ее жизнь к лучшему, если ты об этом.

Билли вспыхнул и попятился.

– Извините. Не буду вам мешать…

– Послушай, не обижайся. Дела так быстро не делаются, знаешь ли.

– Да, конечно. Прошу прощения.

Билли открыл дверь и выбрался в холл. Попытался закрыть за собой дверь, но наткнулся на неожиданное сопротивление. Через мгновение Иоланда уже стояла рядом.

– Слушай, золотко, план у меня такой. Сначала прочешу всю квартиру и выкину в унитаз запасы таблеток. Потом надо бежать на работу. После работы приду снова и проверю, как она тут – страдает без колес или умудрилась откопать новую дозу. С одной стороны, у нее нет ни цента. С другой – если припрет, наркоманы бывают очень изворотливы. Так что посмотрим. Давай я загляну к тебе попозже, принесу кофейник и расскажу, что да как. Я же вижу, ты переживаешь, добрая душа. Ты ведь на первом этаже живешь?

– Да, напротив Рейлин.

– Ну и отлично. Надо просто набраться терпения и подождать.

Билли взбежал вверх по лестнице, зашел в квартиру, поставил сливки в холодильник и плюхнулся на диван, стараясь дышать медленно-медленно, пока пульс не вернулся в норму.

– Нет, серьезно, – сказала Грейс, – у меня паническая атака. Кроме шуток.

Они успели отойти на пару кварталов от дома. Грейс держала Рейлин за руку, а потом замерла на месте и выдернула ладонь. Джесси подбежал к ней и присел рядом, оставив Билли лицом к лицу с огромным пугающим миром.

Билли осторожно подошел к Грейс и опустился перед ней на колени.

– Выкинь из головы, – сказала он. – Помнишь, как мы в прошлый раз прогнали панику?

– Танцами, – сказала девочка, задыхаясь. – Но я сейчас без туфель.

– Это все из-за меня. Не надо было рассказывать тебе про панические атаки.

– Ты и не рассказывал, – ответила Грейс. – А что, у тебя они тоже бывают?

Она с любопытством заглянула к нему в лицо. Казалось, даже отвлеклась от собственных страхов.

– Тем вечером, у меня на веранде. Мы смотрели на звезды, и ты спросила, что со мной случилось.

– Ты ничего не ответил.

– Ответил, – сказал Билли и положил руку на плечо Грейс, как обычно делал Джесси. – Наверное, ты к тому времени уже уснула. Откуда тебе еще знать, как называется это состояние?

– Может, слышала где-нибудь. Просто чувство такое, будто паника налетает со всех сторон. Иду себе по улице, смотрю на дома – я же здесь хожу каждый день… А потом вдруг в голову стукнуло: заберут меня через месяц – и все, больше я этих домов не увижу, никогда-никогда. И стало так страшно, что аж дышать нечем.

– Мы сейчас прогоним эту панику.

– Как? Нельзя ведь танцевать прямо на тротуаре.

– Почему бы и нет?

– Туфли дома остались! – завопила Грейс. Так громко, что на них оглянулся мужчина, поливавший живую изгородь.

– И что? Думаешь, на свете нет других танцев? Грейс, танцевать можно по-всякому. Я сейчас покажу тебе пару движений, и ты сможешь спокойно дотанцевать до школы.

– Все будут на меня смотреть!

– И что? Пусть себе смотрят.

– А ты со мной станцуешь?

Билли сглотнул. «Господи, – подумал он, – все же будут на меня смотреть!»

Он оглянулся на Джесси – тот наблюдал за ним и ждал ответа.

– Да, станцую. Так, смотри. Я сейчас покажу тебе базовый шаг из сальсы. На шесть счетов. Раз, два, три… четыре, пять, шесть. – Он переступал ногами, подчеркивая каждое движение и покачивая руками в ритм, а на последнем шаге слегка откинулся назад. – Не забывай про руки! Ну что, попробуем?

Грейс повторила движения за Билли, отсчитывая шаги себе под нос.

– Руки, – сказал Билли.

– Да… Руки.

– И улыбка.

– Ага. Улыбка. Сколько мне еще топтаться посреди улицы?

– Не умничай, – отрезал Билли, приноравливаясь к ее шагу. – Уже почти готово. Теперь смотри: когда шагаешь вперед, двигаешься подальше, а когда назад – совсем чуть-чуть. Получится, будто мы идем вперед.

И они пошли вперед.

Медленно протанцевали сальсу перед мужчиной, который по-прежнему поливал живую изгородь. Он даже остановился, чтобы посмотреть на них, забыв опустить шланг. Когда они дотанцевали до конца его участка, мужчина наконец повесил шланг на руку и захлопал в ладоши.

– Muy bonita! – В голосе слышалось явное одобрение и никакой насмешки. – Miradas buenas!

Билли понял, что им сказали комплимент, но захотел узнать подробности.

– Что он сказал? – шепотом спросил Билли у Грейс.

– Хм… «bonita» значит «красивый», а «bueno»…

– Про «bueno» я и сам знаю. Вот видишь, он не стал над нами смеяться. Ему понравилось. Твои первые аплодисменты.

– Рейлин мне тоже хлопала. И дама из службы опеки.

– Первые аплодисменты посторонней публики. И как ощущения?

– Странные. Я думала, все будет по-другому. Правда, мне и в голову не приходило, что я стану танцевать сальсу на улице.

Через некоторое время Билли обернулся: Рейлин и Джесси шли чуть позади от них, бок о бок.

Держались за руки.

В начале седьмого, когда Грейс уже убежала к Рейлин, на пороге Биллиной квартиры появилась Иоланда.

Сказать по совести, Билли ее слегка побаивался, но все равно пригласил войти.

Забрал кофейник и поставил в раковину, отстраненно размышляя о том, сколько раз придется его отмывать, чтобы истребить все воспоминания о той жуткой, грязной кухне.

Когда он наконец вернулся в гостиную, Иоланда уже сидела на диване и чесала за ухом кошку.

– Та самая кошка? Мне про нее все уши прожужжали. С двух сторон. Ладно, давай к делу. Я не знаю, что будет дальше. Она бодро ходит, разговаривает, утверждает, что ничего сегодня не принимала, потому что я выпотрошила все тайники. Но точно сказать нельзя. Может, завтра или послезавтра ей все надоест, и она снова найдет лазейку. А может, до нее наконец дошло, что Грейс вот-вот заберут в приют. По крайней мере, у меня получилось до нее достучаться. Только это нам вряд ли поможет. И знаешь почему?

Билли медленно пустился на другой край дивана, чувствуя, как от лица отливает кровь.

– Она думает, что хуже уже не будет, – сказала Иоланда. – Думает, что лучше сдать Грейс в службу опеки, чем оставить ее с вами.

Иоланда жевала жвачку, прищелкивая языком. Крайне раздражающая привычка, по мнению Билли.

– Мы все очень любим Грейс, – тихонько произнес он. Голос почти не подвел. – И она нас любит. Ей здесь хорошо.

– Логика наркомана, – тут же ответила Иоланда. – Неприятие и отторжение. Возможно, ее все еще не до конца отпустило, и настоящая Эйлин появится только через некоторое время. Она почти вылечилась. Глубоко внутри Эйлин вполне разумный человек, только сейчас этого совсем не видно.

– Что она принимала?

– В основном, окси. И немножко гидрокодона.

– Мне незнакомы эти названия.

– И слава богу. Не надо с ними знакомиться. Очень сильные обезболивающие. Широкий простор для наркоманов. Оксиконтин еще называют деревенским героином. Выписывается по рецепту, но приходы от него ловят знатные.

– Так значит, она покупала эти таблетки по рецепту?

– Нет. Врачи-то все равно их выписывают – правда, не таким пациентам. А Эйлин покупала его из-под полы. Знать бы только где… Товар не редкий, найти легко.

Они помолчали. Довольно долго, если верить Биллиным внутренним часам.

– Грейс думает, что Рейлин сможет забрать ее из приюта, – устало произнес Билли.

– Кто-то должен сказать ей правду. Попадет в систему – и все, пиши пропало. Мать-то, конечно, сможет ее забрать. Только придется доказать властям, что она завязала с наркотиками окончательно и ничего не принимает не меньше года. Такие дела затягиваются надолго. Девочка должна знать, это ее будущее. Может, пока что говорить не стоит – шансы еще есть. Но если мы не сможем выкрутиться, придется все рассказать.

– Значит, шансы все-таки есть? – спросил Билли, уцепившись за единственную соломинку в этом беспросветном ужасе.

Иоланда накрутила прядь волос на палец – нервничает, наверное.

– Есть у меня один козырь в рукаве. На работе осталось пять неизрасходованных дней отпуска: так что я постараюсь приехать сюда в тот день, когда должна прийти эта дама из службы опеки. И еще на два дня до и после этой даты. Буду сторожить, чтобы Эйлин ничего не учудила.

– Отлично! – Билли даже слегка испугался своего восторженного крика.

– Э-э, не радуйся раньше времени. Я не могу скрутить Эйлин по рукам и ногам, если она вдруг решит закупиться своими колесами. Остается надеяться, что ей будет стыдно принимать наркоту при мне. Однако в плане есть и другие минусы. Во-первых, дама из службы опеки говорила про один месяц. Откуда нам знать, что она задумала? Вдруг придет через двадцать шесть дней или тридцать пять? С властями никогда не угадаешь. Точной даты-то нет. Но даже если она объявится с проверкой ровно в тот день, когда я буду с Эйлин, у нас все равно нет никаких гарантий. Предположим, Эйлин ничего не принимала, все замечательно, Грейс остается с мамой. Думаешь, служба опеки на этом успокоится? Думаешь, там сидят идиоты, которые ничего не понимают про наркоманов? Не-ет, они снова будут проверять Эйлин. Постоянно. Так что я даже не знаю, чего мы добьемся в итоге. Может, выгадаем от силы несколько недель. Толк будет, только если Эйлин снова возьмется за ум и вступит в программу реабилитации. А иначе все наши потуги пойдут коту под хвост.

Билли долго и старательно дышал. Где-то глубоко-глубоко, под слоем тошнотворного страха, вертелся вопрос. Но он ничего не мог произнести вслух.

– Извини, дружище. – Иоланда собралась уходить.

– Подождите! – вскрикнул Билли. – Каковы шансы? Не в нашем конкретном случае – тут невозможно угадать, я понимаю… Каковы шансы в среднем? Ведь есть же те, кто реабилитируется полностью? Каков процент?

Иоланда остановилась, положив руку на дверную ручку.

– Примерно три из ста, – сказала она.

И вышла.

Было уже почти два часа ночи. Билли посмотрел на часы, едва проснувшись.

Во сне с ним случилось нечто странное. Билли очутился в каком-то непонятном месте: стоял, неуверенно осматривался по сторонам – и везде, куда падал взгляд, были крылья. Широкие, белые, с густым опереньем. Абсолютно неподвижные.

От этой неподвижности Билли стало не по себе. Крылья будто насмехались над ним.

– Хлопайте! – крикнул он, не выдержав напряжения.

Крылья не шелохнулись.

Билли сорвался.

– Хлопайте, черт бы вас побрал! Вы же именно этого хотите! Вы же за этим ко мне пришли! Хватит тянуть, хлопайте!

Крылья висели, застыв в воздухе. Где-то далеко раздался тихий стук.

– Билли! – позвали крылья.

Нет. Это не крылья. Его звала Грейс.

Билли распахнул глаза. Несколько секунд рассматривал потрескавшуюся штукатурку на потолке, прогоняя остатки сна.

– Билли!

На этот раз он сразу узнал голос. Грейс громким шепотом повторяла его имя за дверью.

Он натянул халат и побрел к порогу.

– Почему ты не в кровати? – спросил он, глядя на нее сверху вниз.

Грейс топталась на месте, поджимая босые ноги. На ней была новенькая ночная рубашка синего цвета.

– Что случилось? Почему ты кричал?

– Кричал? А, ничего страшного. Просто дурной сон. Иди ложись спать. Все в порядке.

– Нет, не в порядке! Почему ты так говоришь, Билли? Ничего не в порядке!

Она протиснулась мимо него в гостиную и забралась на диван. Билли закрыл дверь и вздохнул.

– Неужели тебе не хочется, чтобы кто-нибудь посидел с тобой, пока ты не успокоишься? Когда мне снятся кошмары, я сразу бегу к Рейлин, и она гладит меня по голове, расспрашивает про все, а потом говорит: «Бедняжка Грейс, не бойся, это просто сон, он не может тебе навредить». Разве тебе не хотелось бы так же?

У Билли на глаза навернулись слезы, он сдерживался изо всех сил. Да, очень хотелось бы так же. Всю жизнь хотелось. Просто раньше он никогда об этом не задумывался.

– Хорошо. – Билли сел рядом с Грейс на диван.

– Что тебе снилось?

– Крылья. Огромные белые крылья. Везде.

– Птичьи?

– Не знаю. Не видел таких птиц.

– Как у ангела?

– Ангелов я тоже никогда не видел. Нет, наверное. Ангельские крылья должны приносить покой, а от этих становится только хуже. Они мне часто снятся. И все время хлопают. Тревожно так, настойчиво. А сегодня не двигались – в первый раз.

– Ясно. Тогда зачем ты кричал, чтобы они хлопали?

– А ты слышала?.. Ну, потому что… Не знаю. Трудно сказать. Бывает, ждешь чего-то страшного и неизбежного, и уже нет никаких сил терпеть. Хочется, чтобы все просто закончилось. Непонятно, да? Это надо видеть.

– Не важно, – сказала Грейс. – Сны – такое дело. Сложные и непонятные.

Грейс встала на колени и погладила Билли по голове.

– Бедняга Билли, это просто сон. Не бойся, сны не могут никому навредить.

– Спасибо, – сказал он, снова давясь слезами.

– Не за что. Ладно, пойду-ка я спать. Или, может, у тебя на диване остаться? Ой, нет. Рейлин проснется и испугается. Пойду обратно.

– Со мной все в порядке, – сказал Билли.

– Знаю. Потому что сны не могут никому навредить!

Она прошлепала по ковру к двери и ухватилась за ручку.

– Просто чтоб ты знал, Билли: я тебя обязательно найду. Даже если ты не сможешь ничего сделать. Куда бы меня ни увезли – а я, конечно надеюсь, что не увезут, но если все-таки увезут, и Рейлин не сможет забрать меня обратно… Знаешь, когда я говорю, что Рейлин меня заберет, вы все аж зеленеете… В общем, если у нас ничего не получится, не забывай: я тебя обязательно найду, даже если сначала придется дождаться, пока мне исполнится восемнадцать. Потому что ты мой лучший друг.

Дверь глухо щелкнула за ее спиной.

Билли до утра смотрел телевизор, включив свет по всей квартире. Он точно знал: во сне его поджидали крылья. Затаились, вот-вот захлопают. Или нет.