Билли проснулся от резкого крика с улицы. Точнее, прямо с тротуара перед домом.

Всего одно слово.

– Эй!

Надеждам, которые Билли возлагал на грядущий день – тишина, спокойствие и никаких скандалов, – не суждено было сбыться.

Однако в глубине души он все-таки оставался реалистом, поэтому вскочил, пробрался к своему наблюдательному посту у балконной двери и осторожно отодвинул занавеску.

Девочка по-прежнему сидела там. Нет, не «по-прежнему». Билли поправил себя: «опять».

Фелипе Альварес, один из соседей с верхнего этажа, присел рядом с ней на корточки и о чем-то расспрашивал. А Джейк Лафферти, другой сосед с верхнего этажа, направлялся к ним с явным намерением вмешаться в сцену, пришедшуюся ему не по нраву.

С другой стороны, исходя из всех мелочей, услышанных и увиденных за последние годы, Билли успел понять: ворчливому мистеру Лафферти вообще мало что нравилось. Более того, он не считал нужным скрывать свое недовольство, неся его как знамя над головой. Что именно должно символизировать это знамя, Билли пока не решил.

И вот теперь Лафферти подбежал к крыльцу и крикнул:

– Эй ты, Хосе! Чего тебе надо от малышки?

Фелипе встал. Вид у него был не воинственный – во всяком случае, не слишком, – но настороженный. Измученное сердце Билли ушло в пятки: дело попахивало скандалом, а скандалы Билли не любил всей душой.

Почему эта девочка сидит на улице?! Ее неизменное присутствие спутывало все карты, подбрасывая самые неожиданные и пугающие комбинации. И все же Билли хотелось узнать, что случится дальше. Он аккуратно приоткрыл дверь на веранду, чтобы удобнее было смотреть.

– Во-первых, меня зовут не Хосе, – начал Фелипе. По-английски он говорил бегло, хоть и с сильным акцентом.

– Я и не говорил, что тебя так зовут, – ответил Лафферти. – Просто выражение такое. Прозвище.

– Вот уж не знаю. Ваше имя я запомнил сразу, а свое повторял уже раз десять. Вы Джейк, так? А если я буду звать вас Джо? Среди белых попадается много парней с таким именем. Похоже ведь.

Билли глянул вниз на девочку – проверить, не испугалась ли она перебранки. Девочка смотрела на взрослых спокойно и даже заинтересованно. Как будто все происходящее казалось ей исключительно забавным зрелищем.

Малышка была пухленькой. Ох, какие дети пошли. И как они толстеть умудряются? Вот в его годы ребятишки постоянно носились по улице. Захочешь найти толстяка – днем с огнем не найдешь. С другой стороны, детство Билли прошло в танцевальном классе – где-где, а там пухликов никогда не было и быть не могло. Конечно, он ходил и в обычную школу. Выбирать не приходилось. Но об этом старался не вспоминать.

– А я знаю, как его зовут, – сказала Грейс. То есть, скорее, завопила.

Фелипе поднял руку, останавливая девочку.

– Нет, подожди. Давай посмотрим, знает ли он.

– Послушай, ты… – разъяренно начал Лафферти.

Сердце Билли заколотилось еще сильнее: вдруг начнется драка? Однако Лафферти так и не закончил фразу. Малышку просто распирало – такую не заставишь промолчать, как ни старайся.

– Его зовут Фелипе! – звонко крикнула она, надувшись от гордости.

– Ладно, – сказал Лафферти, – Фелипе. Может, теперь ответишь на мой вопрос, а?

– Это уже во-вторых. Я спрашивал Грейс, почему она не в школе. Ничего дурного и в мыслях не было. Мне не нравятся ваши намеки и обвинения.

– Нарываешься?

– Я?! Это я-то нарываюсь? Нарывается здесь кто-то другой, compañero. В своем глазу бревна не замечаете. Я ни к кому не лезу, уж поверьте. Кого угодно спросите – не лезу. А вот вы постоянно норовите драку затеять и все обстряпать так, будто кто-то другой виноват. Уже сроднились со своим бревном, жить без него не можете. Оно вам весь обзор заслоняет.

Лафферти выпятил грудь и собрался было ответить, но шустрая девочка его опередила.

– Ладно вам, хватит ругаться!

Билли улыбнулся, восхищенный ее поступком. И откуда у людей смелость берется? С другой стороны, она еще ребенок. Детям многое сходит с рук.

Лафферти неодобрительно покосился на девочку.

– Почему ты не в школе?

– Ее зовут Грейс, – вставил Фелипе.

– Я знаю, – неубедительно ответил Лафферти. – Почему ты не в школе, Грейс?

– Потому что мне нельзя ходить до школы одной. Меня мама должна отводить. А она спит.

– В девять утра?

– А сейчас девять?

– Пять минут десятого.

– Тогда да. В девять утра.

– Странно.

– Ну, часы-то у вас, – ответила Грейс.

Лафферти тяжело вздохнул.

– А ключ у тебя есть?

Да, подумал Билли. Ключ у нее есть. Совсем новенький. Яркий. Блестящий. Такое чудесное, необъяснимое свойство – блеск.

– Ага. – Она показала Лафферти ключ, который болтался на шнурке вокруг шеи.

– Сходи-ка домой и попробуй разбудить маму.

– Я уже пробовала.

– А ты попробуй еще раз. Иди-иди.

Девочка демонстративно вздохнула, поднялась со ступенек и поплелась в дом.

Как только она скрылась из виду, Фелипе спустился по лестнице, а Лафферти шагнул ему навстречу. Они стояли прямо нос к носу и сверлили друг друга взглядами.

У Билли слегка закружилась голова, пришлось прислониться к дверному косяку.

– Никакой я тебе не compañero, – сказал Лафферти.

– Вы даже не знаете, что это значит.

– В том-то и дело, что не знаю.

– Это не оскорбление.

– Да? А мне откуда знать? Когда я был в твоем возрасте, я уважал старших. Отец научил.

– А мой отец учил меня, что уважение нужно заработать. Я ведь просто спросил, почему она не в школе. А вы налетели, будто я маньяк какой-нибудь.

– Не надо было ее расспрашивать. В страшном мире живем, все друг друга в чем-нибудь подозревают. Парню в твоем возрасте лучше вообще не подходить к маленьким девочкам. Мало ли, что люди подумают.

– Парню в моем возрасте? Так вас возраст беспокоит? А сами-то? Вы ее тоже спрашивали.

– Это другое. Я старше.

– Ясно, я и забыл! Среди пятидесятилетних мужчин маньяков не бывает.

– Следил бы ты за языком, сынок.

– Я вам не сынок.

– Оно и заметно. Был бы ты моим сыном, я бы тебя повоспитывал.

Тут на крыльце снова появилась Грейс, и они отскочили друг от друга, словно мальчишки, пойманные за дракой учительницей или строгой матерью. Билли, стороннему наблюдателю, эта сцена показалась совершенно нелепой, но он знал, что от неожиданности люди могут вести себя весьма необычно.

– Она не просыпается, – объявила Грейс.

Лафферти с Фелипе переглянулись.

– Странно, – сказал Лафферти. Потом повернулся к девочке. – В комнате случайно нет пустых бутылок? Ты ничего такого не заметила?

– Каких еще бутылок?

– Из-под вина.

– Мама не пьяная.

– Может, надо вызвать врача?

– Все нормально. Просто она спит очень крепко.

Девочка вновь села на ступеньки – и судя по всему, собиралась остаться там надолго.

Лафферти взял Фелипе за рукав и оттащил подальше на газон, чтобы Грейс ничего не услышала. К несчастью, Билли теперь тоже не мог разобрать ни слова.

По крайней мере, они больше не ссорились. Это было видно по жестам и поведению: мужчины стояли, склонившись друг к другу, и о чем-то переговаривались. Лафферти периодически оглядывался на Грейс.

– Пусть вас озарит какая-нибудь удачная идея, – сказал Билли. Вслух, но негромко, чтобы девочка, сидящая внизу, его не услышала. – Проблему определенно нужно решать.

Через секунду Фелипе пересек газон и куда-то ушел.

Лафферти поднялся по лестнице. Билли все еще надеялся, что сосед что-нибудь придумал, однако тот прошел мимо Грейс, словно на крыльце возникло какое-то загадочное силовое поле, и девочка внезапно стала невидимой.

Шагнув на верхнюю ступеньку, Лафферти встретился взглядом с Билли – собственно, из-за занавески выглядывал только его глаз. Лафферти застыл на месте.

– А ты чего пялишься? – рявкнул он.

Билли отскочил от окна, согнулся пополам и осел на коврик; сердце зашлось от страха. Он сжался в комок и не застыл, выжидая, пока сосед не поднимется наверх.

Потом сорвался с места и быстро захлопнул дверь на веранду, будто именно она послужила главной виновницей переполоха.

В то утро он больше не выглядывал на улицу.

Знал, что девочка наверняка сидит на прежнем месте, но не мог заставить себя проверить.

Когда начало смеркаться, Билли принялся рассуждать сам с собой. Вслух.

– Нам совсем не интересно, – сказал он. Подумал и добавил: – Мы хотим узнать, как она. Конечно, хотим. Но не слишком сильно.

– Кроме того, – добавил он еще через мгновение, – там совсем светло.

Снова посмотрел в окно.

– С другой стороны, потом зажгутся фонари, и будет поздно. Так ведь? Нам придется думать об этом всю ночь. А от подобных мыслей у нас начинается бессонница.

Билли глубоко вздохнул и потуже затянул пояс старого халата. Вовсе не потому, что любопытство пересиливало страх перед внешним миром, а потому что только так можно было прекратить изнурительную борьбу с самим собой.

Он приоткрыл дверь, и девочка подняла голову.

Билли застыл на пороге веранды.

Сегодня он собрался на улицу слишком рано; вчера было значительно темнее. Только подумайте: неужели вчера он тоже выходил из квартиры? Или это ему приснилось?

Билли помотал головой, стараясь сосредоточиться на текущей проблеме. Хотелось шагнуть обратно, спрятаться за надежными стенами и запереть дверь. Но девочка смотрела на него, ждала. Если Билли струсит, малышка решит, что он совсем сумасшедший. Он выдаст себя с головой.

Билли шагнул вперед, прямо в холодный вечерний воздух, и тут же упал на колени. Немного продвинулся на четвереньках, потом лег на живот и пополз к краю веранды. Необдуманный ход. Со стороны это выглядело куда эксцентричнее, чем поспешное отступление в комнату. Ладно, поздно жалеть о содеянном.

Билли посмотрел на Грейс.

– А почему ты ползешь на животе? – спросила та своим оглушительным голосом.

– Т-ш-ш! – инстинктивно откликнулся Билли.

– Извини. – Громкость убавилась. Совсем чуть-чуть. – У меня тихо не получается. Так почему ты ползешь?

– Долгая история.

– А ты расскажи.

– В другой раз. Я хотел кое о чем тебя спросить.

– Давай.

– Почему ты все время сидишь на улице?

– Ты меня уже спрашивал.

– Да, но ты ничего не ответила.

Девочка замолчала.

– Я знаю, что твоя мама занята какими-то своими делами, и ты осталась без присмотра. Это ясно. Но у тебя есть ключ. Можно пойти домой.

– Ну да.

– Тогда почему сидишь здесь?

– Может, ты сначала расскажешь, зачем ползаешь по веранде?

– Пожалуй, нет. Сегодня будем обсуждать мой вопрос.

– Почему?

– Потому что я первым спросил.

– Нет, это я первой спросила.

– Я спросил еще вчера.

– Тогда ладно, – торжественно ответила Грейс, принимая правила игры. – Первым – так первым. Понимаешь, дело вот в чем. Если я буду сидеть внутри, никто не узнает, что я в беде. И не сможет мне помочь.

Сердце Билли рухнуло в пропасть. Почти в прямом смысле слова – Билли так и чувствовал, как оно летит вниз, задевая по дороге другие чувствительные органы.

– Так у тебя случилась беда?

– А ты не догадался?

– Догадывался, наверное.

– Понимаешь, мне нужен кто-нибудь из соседей. Тех, кто живет в нашем доме. Чтобы можно было остаться с мамой.

Молчание. Билли прекрасно знал, куда ведет эта скользкая дорожка, и воздержался от ответа.

– Ты можешь мне помочь?

Снова тишина. Билли чувствовал, как мелкие камушки впиваются ему в грудь и бедра.

– Малышка, я и самому себе помочь не в состоянии.

– Да, это я уже поняла.

Разговор вышел тягостный и мрачный. Его бессилие и бесполезность получили очередное подтверждение: даже маленькая девочка без подсказок пришла к выводу, что он совершенно никчемен.

– Извини. Я ни на что не гожусь. Раньше было иначе. А теперь вот так.

– Ясно, – ответила она.

– Что ж, спокойной ночи.

– Еще светло.

– Но мы с тобой сегодня уже не увидимся. Поэтому – спокойной ночи.

– Спокойной ночи, – сказала она. Как будто точку поставила.

Билли проскользнул обратно в дом.