Глаза Эндрю открыты, когда Майкл заходит в больничную палату. Они пустые, отрешенные, но открыты.

— Привет, дружище, — говорит Эндрю. — Я знал, что ты придешь.

Он говорит шепотом, со скрипом в горле, как будто ему не хватает воздуха, чтобы вытолкнуть слова наружу.

Майкл осторожно подходит к его кровати, медленно, словно боится разбудить.

— Ты назвал меня дружищем.

— Да? Тоже мне, большое дело. Я всегда зову тебя так.

— Эндрю, ты знаешь, кто я?

— Конечно, знаю, оболтус.

Майкл берет его за руку, пристально смотрит в глаза, едва сдерживая слезы.

У Эндрю меловая кожа, глаза запали слишком глубоко, словно отступили.

Эндрю говорит:

— Многие боятся умирать, но мне не страшно. Я сказал себе: «Эндрю, у тебя там есть друг. Он придет к тебе». И вот ты здесь.

— Не разговаривай, дружище, — говорит Майкл. — Береги силы.

— Для чего? Теперь это неважно, верно? Сначала я думал: «Наверное, мой старый дружище не простит меня». Но теперь я знаю. Все прошло. Ты больше не держишь на меня зла. Правда?

Майкл поглаживает его руку, стараясь успокоить его.

— Думаю, да, дружище. Но есть один нюанс. Ты не мертв.

— Нет? О черт.

Эндрю затихает, словно потерпев поражение, и закрывает глаза.

Майкл сидит возле него, пока не приходит Мэри Энн.

* * *

— Что случилось, Мэри Энн? Господи, это я во всем виноват.

Он смотрит на нее со стула и видит перед собой уставшего ангела с темными кругами под глазами от недосыпания.

Эндрю крепко спит, но Майкл на всякий случай выводит Мэри Энн в коридор.

— Майкл, не говори глупостей, конечно, ты не виноват.

Она обнимает его, и он позволяет себе — сначала неохотно, все еще пребывая в состоянии тревоги, — крепко прижаться к ней, как будто боится упасть. Он словно нуждается в опоре.

— У него был сердечный приступ, Майкл. Это не впервые. И твоей вины здесь нет.

— О, я говорил такие ужасные вещи, Мэри Энн. Когда мы были в той лодке. Некоторыми своими словами я просто добил его.

— Ты не мог сказать ничего такого, о чем бы он сам не думал все эти годы.

После некоторых колебаний он отстраняется от нее, словно отступая и выходя из укрытия.

— Когда Деннис сказал, что он в больнице, я подумал, что он попытался покончить с собой.

Мэри Энн пожимает плечами.

— Кто знает, как это назвать? Он курит по две пачки в день крепких сигарет без фильтра, много пьет, ест только сильно зажаренную пищу. И это после двух инфарктов. Он живет так все эти годы после войны. Ты когда-нибудь слышал историю самоубийцы, который надел себе петлю на шею и встал на глыбу льда?

Он встревоженно смотрит ей в глаза. Она говорит бесстрастно, но он знает, что это не соответствует ее чувствам. Возможно, это просто ширма, за которой она привыкла прятаться.

— Он поправится?

— Пока все идет неплохо. Но нет никаких гарантий.

— Если бы ты только слышала, что я говорил ему в лодке. Господи, если бы можно было вернуть все назад…

— Что ты мог сказать такого ужасного?

— Я заставил его признаться в том, что он желал смерти Уолтера.

Ей требуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Как после удара. Который чуть не сбил ее с ног.

— Он признался?

— Не сразу, но признался.

— Почему он этого хотел?

— Потому что любил тебя. Хотел возвратиться домой и жениться на тебе.

— Лучше нам вернуться в палату.

* * *

У Эндрю широко раскрыты глаза, когда они подходят к его постели. Он поворачивает лицо к Майклу.

— Стиб. — На лице проступает ярко выраженное презрение. — Что ты здесь делаешь?

— Дорогой. — Мэри Энн торопится к его кровати. — Майкл проделал весь этот путь из Калифорнии, чтобы увидеть тебя. Разве это плохо?

— Да, лучше не бывает.

Майкл улыбается.

— Рад, что ты пришел в себя, дружище.

— Я тебе не дружище, Стиб.