Я всю жизнь прожила в городе.

Только не подумайте, будто я считала, что Нью-Йорк — это и есть весь мир. Конечно, нет. Я и в школу ходила. И телевизор смотрела. И кино видела. И все равно не представляла, какой он огромный, этот мир.

Я ведь и про существование Меркурия, Юпитера, Плутона тоже знаю, но ведь не рассчитываю там побывать.

Я все это говорю не потому, что мне тут страшно и плохо, нет! Я счастлива. Очень счастлива. Между прочим, единственное, что мне сильно не нравится в людях, так это когда они получают все, о чем мечтали, и даже больше — и при этом не чувствуют себя счастливыми. Еще и жалуются на жизнь.

Я совсем не хочу быть похожей на таких людей. Поэтому я быстренько скажу всего две вещи — и снова стану счастливой, ладно?

Первое. Я не ожидала, что будет настолько больно. Пока не закончился «викодин», боль была терпимой. Спасибо Тони — он купил для меня «адвил», и я проглотила штук восемь сразу. Капельку помогло, зато потом сильно тошнило.

Ну ладно, хватит жалоб. Не люблю жаловаться.

Второе. Я боюсь. Боюсь, потому что не знаю — рассказал Тони своей бабушке о том, что приедет со мной? Не говоря уж о Натали? Вдруг мы проделаем такой путь, чтобы услышать ее «нет»?

Я повторяю себе, что вдвоем с Тони мы с любой проблемой справимся, и это помогает. Но ненадолго. Страх опять берет свое.

Ну вот я все и сказала. Теперь снова буду счастливой.

Поздно вечером, уже в темноте, автобус остановился. На таких стоянках включают свет, и кто хочет, может на пятнадцать минут выйти, свежим воздухом подышать. Пройтись немного. Если вы не проводили в автобусе по нескольку дней, то вряд ли представите, как это хорошо — просто пройтись.

Тони вроде бы спал, и я вышла одна, оставив спящую Натали у него на коленях. Лишь бы только она не проснулась. А то обидится до слез, что во сне доверилась чужому человеку. Она у меня такая.

В здание станции я не пошла.

Остановилась в поле неподалеку и смотрела на звезды.

Уверена, Тони решил, что я его совсем не слушаю, когда он в первый раз рассказывал мне про звезды в пустыне. Когда кто-то думает, что ты его не слушаешь, это всегда заметно. Он голос повышает, говорит все быстрее, повторяется. А на самом деле я слушала. Просто переживала, что он о моих двух детях не знает, потому ему и казалось, что я где-то далеко витаю, в своих мыслях.

Сейчас мне захотелось увидеть «целый океан звезд», как выразился Тони. Если только это правда.

Быть может, океан звезд — только там, где его бабушка живет? Но мы уже так далеко забрались, что я решила проверить.

Я откинула голову назад. Ночь была ясная-ясная. На небе столько звезд, сколько я в городе за всю жизнь не видела. Хотя и не так много, как Тони рассказывал. Но мы ведь еще только на полпути к той пустыне. Может, мы по дороге звезды собираем.

Ничего. Я подожду, пока мы доедем до небесного океана звезд.

А пока мне и моря звезд хватит…

Рядом со мной вдруг возник Тони. Я чуть не бросилась в автобус за Натали. Ребенка нельзя оставлять одного, вокруг так много больных людей, которые крадут малышей. Уф-ф! Слава богу, Натали спала, положив голову Тони на плечо.

Свободной рукой он обнял меня за талию. Очень осторожно, чтобы не сделать мне больно. Все равно было больно, только я не призналась, чтобы он руку не убрал.

Шепотом, стараясь не разбудить Натали, я спросила:

— А в пустыне, куда мы едем, звезд больше, чем здесь?

— Ой, что ты! Намного больше.

Мне нравился его голос. Я начала привыкать к его голосу. И мне очень понравилось, что Тони не из тех, кто может бросить маленького ребенка одного в автобусе.

— Все равно красиво, — сказала я.

— Считай это началом представления, которое ждет впереди, — отозвался Тони.

Мы пошли обратно, и у самого автобуса я увидела семью — мужчину с женщиной и двумя детьми. Они стояли у двери, вроде провожали кого-то. И у них был золотистый ретривер.

Я вообще-то собак побаиваюсь — в городе они не всегда дружелюбные. А вот золотистые ретриверы — просто замечательные. В детстве у моей лучшей подруги Стейси был золотистый ретривер. Я его обожала. Правда, он скоро умер. Стейси сказала, что от старости, хотя ему всего двенадцать лет было. Для старости вроде маловато. Да ведь собаки, насколько я знаю, гораздо меньше людей живут. И он действительно вел себя как старик. А все равно жалко. И несправедливо.

Я попросила разрешения погладить собачку, мне разрешили. Чудесный пес завилял хвостом, даже лизнул мне руку три раза — так приятно…

Последнее время со мной мало чего приятного случалось, так что когда такое происходит, я замечаю и запоминаю. Даже мелочь какую-нибудь — кто другой ерундой бы счел, а я замечаю. Наверное, потому, что не очень-то привыкла к счастью.

Тони, по-моему, боялся ретривера, но я сказала, чтобы он просто медленно вытянул руку. Он так и сделал, собака лизнула его, и Тони улыбнулся.

Мы зашли в автобус, а следом зашла девушка чуть постарше меня, с ребенком. Белокурым мальчиком лет пяти-шести…

Я обещала, что жалоб больше не будет, но вот видите — это уже третья.

Я очень старалась снова почувствовать себя счастливой. И все-таки путешествие рядом с этим белокурым мальчиком показалось мне бесконечным.