У меня есть склонность все собирать и хранить, а сейчас, когда мне уже за семьдесят, я начала все разбирать, перетряхивать и выкидывать. Мне не хочется обременять тех, кого люблю, столь обстоятельным архивом моей жизни. Письма времен юности, дневники, статьи, написанные на протяжении всей моей журналистской карьеры, статьи написанные обо мне самой, я всё сберегла. Это, по большей части, отправляется в просторные синие мешки для мусора. Я всегда восхищалась Сьюзен Сонтаг и Йоко Оно, Джоном Ленноном и Крисом Кристоферсоном, хранила горы их интервью и фотографий — на вынос! Сьюзен Сонтаг и Джон Леннон умерли, Крис Кристоферсон напоминает мне об одной любви, которой больше нет, Йоко Оно ровно на десять лет старше меня и все еще пример для подражания. Она старится бестревожно и величественно, и я тоже так хочу: стариться без страданий, ясно и честно, с пониманием и с морщинами.

Я долго сижу над архивом, с более десятилетней давности номером немецкого «Rolling Stone» в руках, на обложке прекрасное лицо Йоко Оно. Я думаю о том, с какой радостью я бы писала для «Rolling Stone». Но предложения ни разу не поступало, а набиваться самой, в святая святых, у меня не хватало смелости.

Я перелистываю журнал.

И тут из него выпадает нераспечатанное письмо редактора «Rolling Stone». Видимо, когда-то я приняла его за рекламу и так и не открыла. Теперь я прочитываю: меня просят ответить, мне с удовольствием предложили бы сотрудничество. Письму больше десятка лет.

Я сижу с письмом в руках и сияю. Ну вот же: все хорошо.