На рассвете в саду заиграли первые лучи солнца. В доме уже несколько часов стояла тишина. Я подобралась к открытому окну. Тело так занемело от холода, что ползла я к нему несколько часов. Каждый дюйм давался в борьбе с желанием уснуть, но я все преодолела. Осторожно выглянула наружу, сердце устало билось. Я была уверена, что Огава сторожит меня в соседнем доме. Но в саду было тихо — призрачный серебряный мир, тихий и спокойный, словно замерзший во льду корабль. Все было покрыто бриллиантами замерзших капель. Капли, словно ожерелья, висели на деревьях.

Выбравшись из окна, я без сил упала в снег, долгое время не шевелилась, привалилась к ветке, на которой прежде висел мешок, смотрела на безмолвный зимний мир.

Что здесь произошло? Что случилось? Все окна галереи были разбиты, все ветки на деревьях обломаны, висевшая на шарнирах ставня время от времени поскрипывала.

Капли на деревьях такие красивые… Занялся рассвет, и мой мозг медленно заработал. Такие красивые. Я смотрела на деревья, окружавшие каменный фонарь, на место в саду, которое так восхитило Ши Чонгминга. Потихоньку ко мне начало приходить осознание. Замерзшие капли крови и клочки плоти рассыпались по ветвям, словно здесь что-то взорвалось. Вот и на каменном фонаре что-то висит, словно выцветшая бумажная цепь… Зашевелилось смутное воспоминание — фотография в газете, неизвестная жертва, внутренности, вывалившиеся из багажника автомобиля.

Джейсон…

Я долго смотрела на то, что от него осталось. Меня поражал затейливый узор — жгуты и оборки, маленькие завитки, словно рождественские украшения. Как может это быть таким красивым! Налетел ветер, закружил снежные хлопья, сбросил с ветвей кровь. Ветер забарабанил в разбитые окна галереи, закрутился в коридоре. Я представила, что смотрю на все сверху, вообразила червеобразные дорожки и купы деревьев. Представила, как должна выглядеть кровь — ореол над каменным фонарем, а затем я мысленно посмотрела в сторону и увидела крышу дома, красную черепицу, выглядывающую из-под тающего снега. Увидела маленький переулок и семенящую по нему старушку. Увидела рекламу с Микки Рурком и всю Такаданобабу — поле для выездки верховых лошадей, увидела Токио, блестящий и сверкающий, и Японию, присевшую, словно стрекоза, на бок Китая. Великий Китай. Одна картина сменялась другой, пока я не задремала. По небу побежали облака, я закрыла глаза и позволила небу, или ветру, или луне подхватить меня и унести.