Я думала, что сплю и вижу сон. Кажется, появился свет, меня потрясли рукой, и голос прошептал:
— Кэти? Ты пойдешь со мной? Мне страшно одной.
— Женевьева? Что случилось? — Я поспешно убрала фонарь рукой, потому что он светил мне прямо в глаза.
— Я хочу писать, — смущенно засмеялась она и показала в сторону от машины. Поблизости я различила спящую Ребекку, лежавшую поперек двух сидений с одеялом, подтянутым до подбородка.
— Который час? — пробурчала я.
— Три часа ночи.
Я открыла дверь и вывалилась из машины, дезориентированная и с затекшим телом. Мои ноги провалились на добрый десяток сантиметров в пушистый нетронутый снег, но небо уже стало ясным. Кофе из фляжки наконец подействовал, и я зябко поежилась.
— Мне нужно отдать тебе кое-что, — шепнула Женевьева. Она полезла в карман и достала из него какую-то вещицу. Я не поняла, что это, пока она не подошла ближе и не дотронулась до моей шеи.
— Кулон, Кэти, ты так его и не надевала.
Я дотронулась до гладкого камня и нервно улыбнулась, понимая, что уже не смогу его снять перед ней. Я подсунула его под куртку.
— Женевьева, выбирай себе куст, а я присмотрю еще один.
У меня был дурацкий комплекс, из-за которого я не могла писать, пока поблизости находился кто-то посторонний. Для меня было просто немыслимо спускать штаны и присаживаться прямо на снег, но другого выбора не было. Женевьева пошутила о том, как хорошо было бы оказаться мальчиками. Мы разошлись, и я долго искала место и собиралась с духом, чтобы оголить хотя бы малую часть тела на минусовой температуре. Женевьева унесла фонарь, и я не видела ни ее, ни каких-нибудь вспышек света неподалеку. Я знала, где стоит машина, но не хотела возвращаться без нее. Я подскочила, когда услышала шуршание в кустах и подумала, не подшучивает ли она надо мной.
— Женевьева? Женевьева? — громко звала я.
Со всех сторон раздавались какие-то звуки, и я подумала, что у меня галлюцинации, потому что они казались слишком далекими. Я прислушалась и разобрала голос, словно парящий над деревьями.
— Кэти, иди сюда, ты должна это увидеть. Это просто потрясающе. Иди ко мне.
Я неуклюже пошла вперед, то и дело останавливаясь и вслушиваясь в морозный воздух. Голос Женевьевы был необычным, в нем звучали восторг и изумление, как у маленького ребенка. Мне вспомнился день на ярмарке, когда она заставила меня последовать за собой через толпу. Я на секунду остановилась и задумалась, почему, куда бы она ни направилась, я неизменно оказывалась рядом.
— Женевьева? Я ничего не вижу и вдобавок замерзла.
— Уже недалеко! — крикнула она. — Я тебя очень хорошо слышу.
— Лучше бы ты была поближе! — раздраженно крикнула я в ответ.
Снег замаскировал все препятствия на земле, я проваливалась в ямы в траве, спотыкалась о камни и корни деревьев. Мне было страшновато находиться тут одной, поэтому я попыталась отвлечься на деревья, чтобы успокоиться, и решила, что мне больше всего нравятся высокие грациозные ели, замершие, будто танцоры в ожидании музыки, и огромные старые дубы с кривыми, узловатыми стволами. Я представляла себе, как давно они растут здесь и сколько всего видели, что их уже ничто не может удивить. Через несколько минут мне даже показалось, что я вижу старое, умудренное опытом лицо в сучках узловатого ствола. Я заметила луч света среди деревьев, и это означало, что Женевьева поблизости, и я удивилась, почему она не посветила мне раньше. Я нетерпеливо пробиралась через лес большими шагами, пока земля под ногами не стала ровной и подлесок неожиданно не закончился.
— Что за… Женевьева, не двигайся!
Я поняла, что стою на краю замерзшего лесного озера, и в ужасе закрыла рот рукой. Женевьева скользила по его поверхности, запрокинув голову от восторга и громко смеясь.
— Кэти, я раньше никогда не каталась на льду. Оказывается, это так здорово, даже без коньков. Иди сюда, будешь изображать моего партнера.
Я не хотела напугать ее, и постаралась, чтобы мой голос звучал как можно более непринужденно:
— Я устала и замерзла и не хочу кататься. Давай вернемся в машину.
— Нет, — отказалась она и проскользила вперед, выставив одну ногу назад. Мне показалось, что еще немного и она исполнит пируэт.
— Ты должна попробовать! Сейчас три часа утра, мы затерялись где-то в бесконечности, и это озеро такое красивое…
Я притворно засмеялась.
— Это может быть небезопасно. Помнишь все предупреждения по поводу катания на тонком льду? Вернись на берег.
Она крутила руками так, что напоминала маленький вертолет, и выглядела настолько восхищенной и счастливой, что мне даже стало завидно.
— А небо совсем черное, — пропела она. — Совсем как кусок агата с мерцающими бриллиантами на нем. Всего этого уже может не быть завтра.
— Все это будет, — убеждала я. — И мы сможем покататься днем, когда все вокруг будет хорошо видно.
— Нет! — капризно ответила она. — Я устала от постоянного ожидания завтрашнего дня… С этого самого момента я решила делать все, что хочу, как только я этого захочу. К тому же в другой раз озеро уже не будет таким чудесным.
На какую-то сумасшедшую минуту я поверила ей. Озеро действительно выглядело очень заманчиво в лунном свете, а Женевьева казалась абсолютно свободной. Я так долго была слишком благоразумной и занудной, а сейчас она звала меня.
— Кэти. Подумай обо всех вещах, которых мы не делали вместе. Она лишила нас всего. Ты знаешь, что твое место рядом со мной. Ты должна быть со мной.
Я осторожно поставила одну ногу на лед и сразу же поняла, что он слишком тонкий. Я чувствовала под ним движение, слышала опасное поскрипывание, и будто даже ощущала, как внизу течет вода, хотя это могло быть разыгравшееся воображение. Просто невероятно, что Женевьева смогла уйти так далеко от берега.
— Не заходи дальше, — окликнула я. — Я подойду ближе, но и ты возвращайся назад, и мы встретимся на середине.
— Мне только что в голову пришла отличная идея! — прокричала она, игнорируя мою просьбу. — Ты можешь поменять имя, так же, как я.
Я продвинулась вперед на несколько сантиметров, не желая оставлять безопасное неглубокое место у берега.
— А зачем мне менять мое имя?
— Потому что ты совсем не та, кем себя считала. Кэти давно умерла, а Хоуп не существовало больше шестнадцати лет.
Еще несколько сантиметров, и я уже затряслась от страха.
— Но я все еще ощущаю себя, как Кэти.
— Забудь о Кэти. Ты можешь стать, кем тебе угодно.
Настало время для вопроса, который я захотела задать ей с того самого момента, как она вошла в мою жизнь.
— А кто такая Женевьева Парадиз?
— Ее не существует! — Она практически кричала от эйфории. — Я взяла ее из книги. Как только я прочла это имя, то поняла, что хочу быть ею. Я чувствовала себя, как она. Ты тоже можешь стать тем, кем тебе хочется. И не позволяй никому говорить тебе другое.
Я отошла уже на десять метров от берега. Картина была просто сюрреалистической: отблески луны на льду, более темные силуэты деревьев, тянущиеся к нам своими черными узловатыми ветками, как руками, призрачная фигура Женевьевы, скользящая по льду вдалеке, и ее голос, эхом повторяющийся в темноте. Единственным способом заставить себя двигаться к ней было убедить себя, что все это нереально. Я все еще Кэти Риверз, девочка-скаут, которая знает все существующие меры предосторожности и ни за что никогда не зайдет на замерзшее озеро, вокруг которого расставлены предупреждающие знаки «Глубокая вода».
В жуткой тишине раздался отвратительный звук, похожий на удар хлыста.
— Женевьева, — предупредила я. — Лед ломается! Ложись и попытайся ровно распределить свой вес на поверхности!
Я даже не была уверена, подходящий ли это совет, но откопала его откуда-то из глубин памяти.
— Встретимся на полпути! — прокричала Женевьева. — Я так хотела быть с тобой. Искала тебя всю свою жизнь. Мы отличаемся от остальных людей, и ты обязана мне этим.
Я пыталась заметить на ее лице хоть малейший признак страха, но его не было.
— Я тоже скучала по тебе, — эхом повторила я, пытаясь ее успокоить. — Просто я не осознавала этого.
— Не бойся. Ведь это еще не конец, я точно это знаю.
И тут сзади прозвучал другой, знакомый голос, но я даже не осмелилась оглянуться назад.
— Возвращайся на берег, Кэти. Медленно шагай назад. Тут совсем недалеко.
Я даже не вздрогнула от неожиданности, а только твердо сказала.
— Нет, я не могу оставить ее так.
И сразу же после моих слов Женевьева ушла под лед с оглушительным треском, будто в земле появилась гигантская трещина от землетрясения. Я замешкалась всего на несколько секунд, не обращая внимания на истошные вопли сзади. Я все еще стояла на ногах. Выбор был прост — вернуться на берег или попытаться спасти Женевьеву.
Я не была готова к такому ужасному холоду. Это было чувство, словно с тебя сдирают кожу, острое и резкое, пронзившее меня со всей своей безжалостной силой. У меня не просто перехватило дыхание, я вообще перестала вдыхать и выдыхать до тех пор, пока все ощущения и нервы не атрофировались от холода. Мои вещи промокли, отяжелели и стали тянуть меня вниз. Мне вспомнилась легенда о морском старце — Нерее, который обманывал путешественников на переправе у реки. Они соглашались перенести его, и в воде он обхватывал их, как тисками, и становился все тяжелее и тяжелее, пока они не тонули. Я боролась, наверное, не больше минуты. Я никогда не была хорошей пловчихой, и Женевьева, похоже, тоже. Перестав сопротивляться, я почувствовала странное облегчение.
Вода оказалась на удивление ясной и прозрачной, и я легко нашла Женевьеву, которая была похожа на русалочку с развевающимися в воде локонами. Она ждала меня так же, как и всю свою жизнь, и я наконец обняла ее уже безжизненную шею. Раньше я думала, что умирать — тяжело и страшно, но оказалось, что все на удивление просто. Где-то вдалеке блеснул манящий свет, и меня потянуло к нему. Словно какая-то невидимая рука вела меня туда, а я с удовольствием ей подчинялась. Но вдруг ледяное спокойствие нарушилось, и меня грубо схватили, повлекли наверх и выдернули из воды. Я с болью вдохнула воздух, словно рождаясь во второй раз, и поняла, что меня тащат по льду. Мне показалось, что это длится бесконечно, и я ждала, когда он провалится во второй раз. Все, от чего я так хотела укрыться, вновь неумолимо окружило меня на этом берегу: холод, неизвестность, страдание и боль от потери. Меня жестоко рвало, я сплевывала и думала, что легкие вот-вот разорвутся. Я повернулась набок и продолжала выкашливать воду.
Ребекка на секунду заколебалась, я догадалась, что она хочет сделать, и крепко схватила ее за руку.
— Ты не можешь вернуться туда.
Ее лицо наполнилось решимостью, она попыталась вырваться, и мне понадобились все оставшиеся силы, чтобы удержать ее.
— Ее больше нет. Это бесполезно.
— Нет, Кэти, я должна попытаться. Я должна сделать это.
Я исступленно затрясла головой, мои зубы застучали.
— Не жертвуй своей жизнью. Останься со мной… Мам.
Как только с моих губ слетело это слово, она рухнула как подкошенная ко мне в руки, и мы обнялись, пытаясь поддержать друг друга. Не думаю, что когда-либо в своей жизни я обнимала кого-нибудь так же крепко.
Прошло несколько минут, и на воде не было ни малейшей ряби, будто ничто не нарушало ее безмятежной поверхности. Я во все глаза смотрела на черную сверкающую бездну. Рядом с берегом плавало что-то маленькое. Это был кусочек зеленого стекла, и в темноте он приобрел почти такой же оттенок, как вода озера. Он еще какое-то время покачался на поверхности и затем утонул без следа.