Любовные игры

Хайнце М. Р.

Ночь, полная горьких раздумий, и длинный день, насыщенный гневными спорами и столь же бурными примирениями, потребовались для того, чтобы простой маринованный огурчик — причина раздора — превратился в символ страстной любви.

 

1

Восьмиугольная спальня пентхауза превосходила размерами традиционные спальни в апартаментах Нью-Йорк сити. Сегодня она даже угнетала Маги Фокс.

Огромная кровать, подобно трону, возвышалась на цоколе у одной из восьми стен, скромно освещенная опаловыми лампами, хрустальными люстрами и светильниками, покрытая дорогим сатиновым покрывалом. Сегодня Маги Фокс это казалось столь же отвратительным, как и все остальное.

Ее голые ноги утопали в безбожно дорогом мягком бежевом напольном ковре, который искусно украшали черно-коричневые разводы в стиле чистого арт-декора, который способен был вызвать у знатока слезы восторга. Маги Фокс лишь с отвращением посмотрела на него. Сегодня она ненавидела все красивое.

Грандиозные цветочные композиции столь же плохо утешали ее, как и воспоминания о горячих и страстных ночах, проведенных на этой кровати, перед этой кроватью и на этом ковре. «С Алексом! С этой вошью!» — прошипела Маги и так ударила ногой по лежащей рядом подушечке из золотой парчи, что та полетела как раз в цветы.

Она была в постели с вошью, с противным тараканом! Да и что еще можно найти в Нью-Йорке? «Тараканы, одни тараканы», — громко сказала она и почувствовала некоторое облегчение. Она посмотрела сквозь панорамные окна по обеим сторонам от греховной кровати.

— Ах, дерьмо собачье, — пробормотала Маги и театрально прижала руку ко лбу, хотя зрителей и не было. — Этот проклятый маринованный огурчик!

Она в ужасе отвернулась от окна. Слева был виден Бродвей, приют нью-йоркских театров, место, где Маги пережила самые черные минуты своей артистической карьеры. Справа тоже был проклятый Бродвей. И надо же ему быть таким длинным!

Звонок телефона. Одетая только в блестящий золотистый халат, Маги подбежала к одному из десяти аппаратов в своем пентхаузе и поднесла трубку к уху. «Я умерла!» — прокричала она и бросила трубку на аппарат. Она ни с кем не хотела, не могла говорить после ужасного провала накануне. Нет, она вообще не хотела никого видеть. Не хотела, чтобы рядом с ней были люди! Они стали бы шептаться за ее спиной и показывать на нее пальцем. «Посмотрите, это она! Это знаменитая Маги Фокс, любимица Бродвея, та, с маринованным огурцом, вы уже слышали?» И потом эти люди стали бы беззвучно ухмыляться за ее спиной и зло хихикать. Нет, к людям — никогда! До конца дней останется она одна в своем пентхаузе, сторонясь людей. Грета Гарбо по сравнению с ней просто гулящая девка!

Звонок телефона. Маги снова поднесла трубку одного из десяти аппаратов к уху и прокричала: «Я мертва, мертва и похоронена!»

— Примите мои соболезнования, мадам, — произнес спокойный, глубокий и совершенно равнодушный мужской голос. — Что до меня, то вы можете покоиться на глубине десяти метров, но если вы мисс Фокс, то через полчаса я привезу вам все для приема. И заметьте, я не намерен простаивать у вас под дверью потому только, что у вас что-то не ладится. Вы заказали все для приема на тридцать человек. К семи часам вечера. Так?

На секунду Маги забыла свои сомнения и свой гнев.

— Так, а кто говорит?

— Похоронное бюро Энрико, — ответил мужчина и положил трубку.

Маги смутно помнила, что заказывала холодный стол и напитки в сервисной службе Энрико для приема сегодня вечером, который должен был стать приемом-возмездием. Значит, все в порядке. Об этом все равно заботилась не она, а Кончита, ее горничная из Пуэрто-Рико.

— Похоронное бюро Энрико, — бормотала Маги, открывая рывком дверцы у шкафов. Если она больше не хочет и не может показываться среди людей, ей надо по крайней мере соответственно одеться для приема. — Похоронное бюро Энрико! Странный юмор у жителей Нью-Йорка! Может быть, поэтому и Алекс, таракан, подумал, что он может себе все позволить.

Маги выхватила из шкафа черное вечернее платье и швырнула его обратно. Оно подошло бы, если бы она и правда умерла, например, подавившись маринованным огурцом. Но она жива, рассержена и хочет Алексу Рейнольду, этому так называемому артисту и коллеге на сцене и любовнику в кровати и у кровати… Маги запнулась и попыталась собрать свои злобные мысли. Что она хочет от Алекса? Ах, да, она хочет показать ему, ему и всем другим!

— Не со мной, — шипела она, хватая с вешалки белое кружевное платье. — Нет, в нем я выгляжу как невеста. Но для свадьбы необходим мужчина, а она сейчас не хотела и слушать о них, поэтому платье вернулось на вешалку.

Уже много недель вечер за вечером играла она с Алексом на сцене театра на Бродвее в очаровательной комедии «Розы и поцелуи» и вечер за вечером доводила публику до восторженных приступов смеха. А вчера вечером, да еще в воскресенье, это случилось.

Маги нервно теребила платье, сшитое в Париже по последней моде, и вспоминала нежную, захватывающую, волшебную сцену из спектакля, где ее возлюбленный говорил ей: «Пусть все отрекутся от нас, душа моя, я и тогда останусь с тобой». В этом месте некоторые женщины в зале тихо всхлипывали. А Маги вечер за вечером падала на руки Алексу и шептала: «Возьми меня, я принадлежу только тебе». В этом месте некоторые мужчины в зале сладострастно вздыхали. И вечер за вечером Алекс говорил в порыве жгучей страсти: «Тогда прими это от меня!» Имелся в виду поцелуй, который был таким естественным; Маги и Алекс блестяще разыгрывали эту сцену, так как в жизни они тоже были любовниками. Поцелуй увлекал с неистовой силой, от эротического напряжения между ними начинал трещать воздух и было слышно биение сердец сидящих в зале зрителей.

Вчера вечером Алекс, как обычно, произнес: «Тогда прими это от меня!» И его горячие губы коснулись ее губ. Но еще раньше ей показалось подозрительным то, что он держал руку у рта. В чем дело? Он хотел убрать волос? Или отогнать муху? Нет, все было значительно хуже.

Золотое! Маги спонтанно остановилась на золотом платье, вполне достойном ее, царицы Бродвея, которой она считала себя, несмотря на вчерашний вечер.

Да, Алекс и его жгучие губы! Кое-что случалось и раньше, у него было странное чувство юмора. Запах чеснока и лука, как из восточного горшка, который так веселил его. Алекс любил свои маленькие забавы.

Но то, что его язык между губами оказался маринованным огурцом, который он предварительно положил себе за щеку и затолкнул ей в рот во время поцелуя, — это было подло. Подло, унизительно и низко и самое главное — сорвало ее последний монолог.

Текст улетучился у нее из головы, там был только маринованный огурец и пустота. Текст пропал! С каждой секундой молчания огурец разрастался. Текст! Как там начинается этот монолог?

Что стало с публикой, она взорвалась! Кто-то кашлял так громко, как будто хотел обрушить стены театра. Кто-то топал ногами по полу. И почему-то голове под париком стало так жарко, хотя Маги обливалась холодным потом.

Она уставилась на Алекса, согласно роли любимого Алекса, и взор ее был подобен взгляду сатаны. Она ничего не понимала, пока текст после векового молчания не всплыл в ее памяти.

«Навеки с тобой, — должна была сказать она, но вышло что-то невообразимое: — На кикис с какой…» Текст вернулся, но и маринованный огурец был здесь: Маги не могла вытащить проклятую гадость изо рта, потому что Алекс, этот таракан, держал, якобы нежно, но на самом деле мертвой хваткой ее руки. «Я дюбдю тыпя и быды печна двыя». Вот что получилось из возвышенной фразы: «Я люблю тебя и буду навеки твоя».

Катастрофа, скандал! Она хотела громко застонать, глубоко вдохнула и подавилась маринованным огурцом. Она вытаращила глаза и надрывно, резко закашляла.

Раздался странный звук, и огурчик пролетел мимо Алекса, едва не задев его, ударился обо что-то из декорации, и это что-то, опрокинувшись, задребезжало. Что тут началось! Люди в зале ревели от восторга и выли от смеха, так как приняли происходящее за эффектный трюк. Но случилось неслыханное: Алекс стал предателем, душителем сценического таланта Маги, и она этого не простит.

Она положила на кровать свое золотое платье и уже заранее радовалась, предвосхищая действие бомбы, которую приготовила для гостей этого вечера.

Кончита сообщит, конечно, что служба заказов уже привезла все, хотя и не важно, что сегодня будут подавать на стол. Никто не станет думать о наслаждении едой, когда она взорвет бомбу.

Ожидая увидеть свою служанку, Маги обернулась к двери и замерла. В спальню входил улыбающийся таракан.

— Дорогая! Наипрекраснейшая из прекрасных! — Алекс приближался к Маги, широко раскинув руки. Его лицо озаряла улыбка, зеленые глаза сияли и были еще зеленей, чем обычно, а светлые волосы делали его значительно моложе тридцати. Сегодня Маги дала бы ему только три года. Недоразвитый трехлетка.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она ледяным тоном и неловко уклонилась от него. — Я же сказала тебе после представления, что не хочу тебя больше видеть. До скончания века!

— Конечно, сахарный кусочек. — Алекс знал, что Маги не переносит, когда ее так называют. — Но эта вечность продлилась только до сегодняшнего вечера, до семи часов. Ты пригласила меня к семи, или ты забыла эту договоренность, как текст?

Маги остановилась перед шкафом, выпрямилась и медленно обернулась. Она была не очень высокая, а босые ноги не добавляли величия ее осанке, но она, по крайней мере, постаралась держаться, как подобает даме.

— Алекс, в этот раз ты зашел слишком далеко.

— Могу ли я вообще зайти слишком далеко, когда речь идет о моем сахарном кусочке? — Он весело ухмылялся.

— Во-первых, прекрати называть меня так. Во-вторых, я пригласила тебя не потому, что хотела бы видеть на своем приеме в качестве любимого гостя. В-третьих, я пригласила тебя не потому, что что-то в тебе притягивает меня. — Она презрительно посмотрела на его коренастую сильную фигуру. — Ты меня не волнуешь. — Сейчас это была правда, и Маги удивилась.

Алекс посмотрел на себя, чтобы выяснить, что же в нем так изменилось.

— Вчера утром ты…

— Вчера утром ты не совал мне в рот маринованный огурец! — бушевала Маги.

Алекс засунул руки в карманы брюк и, раскачиваясь с пятки на носок, довольно рассмеялся.

— Нет, вчера утром я ничего не делал с огурцом, это так.

Маги оторопела, подумала и рассердилась еще больше. Ну, она ему еще покажет. Она уже давно не использовала свои сценические приемы, выясняя отношения с Алексом, и вот она подошла к нему с мягкой соблазнительной улыбкой на устах. Ее небесно-голубые глаза излучали нежность.

Алекс молниеносно сменил насмешливую ухмылку на такую же нежную улыбку и протянул руки навстречу Маги. Он хотел погладить ее слегка растрепавшиеся локоны, но она остановилась на безопасном расстоянии, и его рука повисла в воздухе, а что-то в ее голубых глазах насторожило его и не позволило сделать решающий шаг.

— Алекс, дорогой, — нежно мурлыкала Маги. — Ты прав, вчера утром ты ничего не делал с маринованным огурчиком… — Она сладострастно вздохнула и закончила стальным голосом: — Единственное различие заключается в том, что предмет, которым ты что-то делал, не зеленый! — Голос Маги стал угрожающе низким. — Два года мы вместе на сцене, и тебе известно, что я прирожденная актриса. Известно тебе это или нет?

Алекс снова засунул руки в карманы и начал раскачиваться. Он знал, когда начинает приближаться гроза, а сейчас все говорило о сильном шторме.

— Конечно, я знаю…

— Прекрасно! — Маги удовлетворенно кивнула, но голос ее оставался сдержанным и твердым. — Я терпела твое шутовство на сцене, но то, что ты выкинул вчера, было уж слишком. Выражаясь возвышенно, ты загубил мою лучшую сцену! И вместо того чтобы прийти с повинной к назначенному времени, ты являешься уже в пять!

— Ты же часто упрекала меня в непунктуальности.

— Не уклоняйся от темы! — Маги вскинула брови. — Я пригласила тебя и Генри ровно на семь часов, и если я говорю семь, то…

Блеск ее глаз насторожил Алекса.

— Генри? Ты имеешь в виду Генри Мортимера?

— Моего адвоката, агента и постановщика «Роз и поцелуев». Ну?

Это «ну» Алексу совсем не понравилось.

— Я уже здесь, и вообще…

— И вообще ты сейчас отдашь мне ключ от пентхауза! — Маги властно протянула руку.

Внутренний голос сказал Алексу, что надо подчиниться и отдать ключ.

— Дорогая, сахар… я думаю, Маги, я…

Маги повернулась к одному из шкафов и вытащила золотистого цвета штанишки. Бюстгальтер она — почти как всегда — решила не надевать. Темно-коричневые чулки с золотым продольным швом и золотые лодочки с шумом полетели на кровать к золотому платью.

Маги пропустила мимо ушей язвительный свист Алекса.

— Ты сгораешь от любопытства узнать, почему Генри Мортимер приглашен вместе с тобой, — сказала она.

— Нет.

Маги ощутила беспокойство.

— Твое преждевременное появление сбило меня с ритма, — пожаловалась она ему. — Это как на сцене. Ни один жест не должен быть раньше или позже.

— Что же я, жест, что мое появление так помешало тебе? — спросил Алекс и медленно стал подкрадываться к Маги сзади.

— Нет, — возразила она и покачала головой. — Да, ты жест. Бывают хорошие и плохие жесты. — Ее тон не оставлял сомнений, к какому сорту жестов она его относила.

Вздохнув, он остановился.

— Итак, я горю желанием узнать, почему ты пригласила Генри Мортимера вместе со мной. Откровенно говоря, я только поэтому и пришел раньше. Я провел день очень беспокойно и все время спрашивал себя, почему же ты пригласила Мортимера и меня к семи часам.

— Ты врешь, — сказала ему Маги прямо в лицо. — Ты никогда бы не пришел из-за этого раньше уже потому, что ты не знал, что Мортимер тоже приглашен…

— Конечно, — Алекс снова засмеялся. — Я просто хотел обнять тебя, бросить на кровать и любить.

— Алекс! — Маги схватила свои лодочки, и они чуть не полетели в него. — Алекс, как ты смеешь выражаться так вульгарно?

Он сладострастно улыбался.

— Разве мы не делали это часто, собственно говоря, постоянно? Как только я здесь появлялся, я хватал тебя и…

— Не сегодня вечером! — Маги держала туфельку в руке. — Не сегодня, когда я пригласила тебя вместе с Генри Мортимером.

— Почему нет? Мне что же, наброситься на Генри сегодня вечером? Или ты хочешь наброситься на него?

— Ты никогда не можешь быть серьезным?

Алекс пожал плечами.

— А зачем? Жизнь так коротка, что…

— Чтобы портить ее серьезными вещами, — закончила она.

— Откуда ты знаешь, что я хотел сказать?

— Алекс, ты уже два года говоришь одно и то же. — Маги решила больше не поддаваться на провокации. — Сейчас я пойду в душ, а ты…

— И я тоже. — Он молниеносно сбросил пиджак и вытащил из брюк рубашку.

— Нет! — вспылила Маги и понизила голос. — В душе ты мне не нужен. Запомни это.

Алекс уже расстегнул брюки, и они соскользнули по его сильным ногам; он продолжал расстегивать рубаху.

— А почему нет? Мы можем любить друг друга в душе или потом в кровати…

Маги подавила в себе возбуждение, и это ей удалось, поскольку ее разозлила его наглость. Злость убивает эротику надежнее, чем все имеющиеся в продаже яды уничтожают тараканов. На чем она остановилась?..

Маги старалась выглядеть как можно строже и недоступнее. Ее голубые глаза излучали ледяной блеск.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты заходишь слишком далеко со своими глупыми шутками? Я не могу серьезно относиться к человеку, который так забывается на сцене.

Его руки запутались в пуговицах рубахи, брюки были спущены.

— Не устраивай представления из-за одного огурчика.

— Ах, нет, я должна, наверное, с нетерпением ждать второго огурца? — Маги пригладила растрепанные кудри. — А сейчас мне надо подготовиться к приему, — объявила она и неопределенно показала на свое частично оголенное тело. — Одевайся или сиди раздетый в комнате, мне все равно.

Она развернулась и направилась в ванную. Алекс сделал попытку остановить ее, но болтающиеся у лодыжек брюки помешали ему. Он замахал руками, чтобы с первым же шагом не потерять равновесие, смирившись, остановился и опустил руки.

— Ну хорошо, ты победила! — закричал он вслед Маги. — О’кей, ты сердишься на меня. Я сожалею.

Положив руку на ручку двери, ведущей в ванную, Маги обернулась.

— О чем ты сожалеешь? Что я недовольна тобой или что ты позволяешь себе эти безвкусные, пошлые, дурацкие выходки?

Беззвучный смех Алекса был ясным ответом на вопрос.

— Это было грандиозно, когда ты застыла, как камень.

— Было грандиозно? — Маги выпустила ручку и медленно вернулась. Такую походку она использовала на сцене, изображая убийц и психопаток. Она агрессивно наклонила голову. — Для театра это был удар ниже пояса, Алекс. Театр — это святое, но ты этого не понимаешь.

Ее взгляд спустился с лица на грудь, скользнул по плоскому животу, пробежал прикрытую одеждой часть туловища и задержался на сильных ногах. От спущенных брюк она подняла глаза к его разочарованному лицу.

— Конечно! — Она значительно кивнула, одновременно вздохнув. — Кто выглядит подобным образом, у кого такая фигура и кто стоит в комнате у дамы в такой смешной позе, для того театр не святыня. — Она презрительно вздохнула. — У того нет ничего святого!

— Минуточку! — Алекс быстро нагнулся и натянул брюки. — Минуточку! — закричал он, схватил рубаху и одновременно попытался удержать спадающие брюки. Сделав пару шагов в сторону Маги, он оставил борьбу и снова остановился. — Минуточку!

— Ты повторяешься. — Маги отступала в сторону кровати и сдержанно улыбалась. — Так же, как и на сцене, когда ты не знаешь роль.

— Ну ты-то вчера хорошо застряла! — бросил он, рассвирепев. — Не задирай нос. — Он натянул брюки почти до груди и привел себя в порядок. — Боже, Маги, мы уже два года замечательные партнеры и замечательные любовники.

— Ты числишь себя моим лучшим любовником? — Маги посмотрела на часы. — Мне необходимо сейчас же в душ.

Алекс отрезал ей дорогу в ванную.

— Я не поддамся на этот дешевый трюк. Ты хочешь, чтобы я сейчас спросил тебя, почему ты не считаешь меня своим лучшим любовником. Ты обращаешься к моим самым низким инстинктам и страхам.

— Ну нет, — заверила Маги и направилась к ванной. — Я обращаюсь к твоему комплексу неполноценности… именно твоему.

Алекс был шокирован настолько, что Маги успела скрыться в ванной. Опомнившись, он стал стучать в дверь.

— Не мешай мне больше! — крикнула Маги, прижавшись к двери и ожидая услышать предательские стоны, которые свидетельствовали бы, что она попала в цель. Всхлипывания и нытье должны были стать верными знаками.

— Я хочу тебе что-то сказать! — закричал Алекс. Слегка разочарованная тем, что он не повергнут в прах, Маги отвернулась от двери.

— Дорогая, сахарный кусочек, — кричал Алекс. — Я хочу тебе только сказать, что театральная сцена — это не святыня. Место, где ты играешь, оскверненное место.

Маги вздрогнула, как будто в наполненную водой ванну, где она лежала, попал фен. Она выпрямилась и взглянула в зеркало. Она видела, как женщина в зеркале ищет твердый предмет, с которым могла бы наброситься на Алекса, потом покачала головой и посмотрела на эту бледную женщину с состраданием.

«Нет, не ходи, — приказала она себе и поставила назад флакон духов. — Таракан, конечно, стоит под дверью и с нетерпением ждет, что ты заплачешь и застонешь. Есть такие люди!»

Алекс действительно стоял под дверью и разочарованно вздыхал, не услышав из ванной ни стонов, ни плача. Но он все равно задел ее. Поэтому он предусмотрительно отступил назад, когда ручка двери повернулась.

Медленно и с большим самообладанием Маги вышла из ванной. На ней по-прежнему был золотистый пеньюар, и она шла так, будто играла королеву или царицу.

— Иди ко мне, Алекс. — Она протянула руку навстречу и наигранно душевно засмеялась, но так леденяще, что он отпрянул. — Не бойся, дорогой, я только хотела померить тебе температуру. Думаю, что у тебя сорок четыре градуса, поэтому ты городишь такую чепуху. Кем ты был, пока я не сделала тебя своим избранником? — И, чтобы он лучше понял, добавила: Жалкий статист с известной фразой — «Кони оседланы».

Алекс проглотил горькую пилюлю, не моргнув глазом.

— Я не стану перечислять все роли, сыгранные мной, когда тебе еще не было известно, что искусство актера вообще существует. Задолго до тебя я уже был театральной величиной.

— Ты прав, дорогой. — Маги сердечно улыбалась. — Мне всегда казалось, что ты, по крайней мере, на тридцать лет старше, чем я! — Сердечность улетучилась. — И заметь себе: я знала все об искусстве актера с тех пор, как научилась мыслить.

— Ну да! — Алекс дьявольски засмеялся. — Это значит, что ты начала мыслить только тогда, когда познакомилась со мной!

Маги мужественно выдержала удар.

— А сколько тебе сейчас лет, Алекс? — Она сделала вид, что задумалась. — Тридцать? Может такое быть? Тридцать, и еще как дитя?

— Тридцать и молод сердцем, — подтвердил он весело.

— Тридцать, а еще глуп, — мягко исправила она его. — Разница в возрасте у нас очень заметна.

— Ты на два года младше. Что тут замечать? — сказал он с сомнением.

Маги великодушно не заметила его слова.

— Я принадлежу к совсем новому поколению интеллигентных, серьезных молодых артистов, которые тебе не подходят.

Его смех снова стал сладострастным.

— До сих пор мы хорошо подходили друг другу, дорогая. Дурачество моей юной души великолепно украшает твою строгую интеллигентную молодость. Появился даже новый вид любви. Это чистейшая?..

— Скука, — вставила Маги.

— Страсть, — закончил свою мысль Алекс. Он упал на покрытую сатиновым покрывалом кровать и употребил все свое актерское мастерство, чтобы скрыть раздражение, вызванное ее словами. — О’кей, дорогая, сахарная, ты права. Ты моложе меня, ты принадлежишь к новому поколению, ты умна, открыта, восприимчива.

Польщенная Маги засмеялась. Ей это хорошо известно, но она все равно засмеялась.

— Ты так юна, во всяком случае, это относится к твоим способностям, что принадлежишь еще к подрастающему поколению, — продолжал Алекс тем же тоном благожелательной болтовни. — Ты можешь научиться у меня многому. Было очень верно с твоей стороны довериться опытному взрослому артисту и любовнику, который может тебя чему-то научить.

«Алекс, тараканище», — подумала Маги, пылая раздражением и сердясь на себя. Как она могла хоть на мгновение представить, что из его тараканьего рта можно услышать комплимент?

Алекс видел не только смеющееся лицо Маги, он видел больше. Он знал, что она кипит от гнева, ее темперамент бунтует, глаза излучают сапфировые огни.

— Да, ты прав, — с готовностью подтвердила она. — И я сделаю выводы. Уже сегодня вечером.

После чего она повернулась спиной к Алексу и присела на возвышение у кровати, рядом с большой композицией из цветов.

Напрасно Алекс пытался разглядеть ее за цветами. Ему хотелось знать, что она задумала устроить сегодня вечером, но спрашивать ее напрямик он не решался.

Маги осторожно наблюдала за ним из-за вазонов с цветами, которые занимали столько же места в комнате, сколько занял бы небольшой легковой автомобиль. Алекс не замечал, что за ним наблюдают и не стал скрывать свою озабоченность и нервозность. Маги даже показалось, что он вспотел и заметно побледнел. Неподдельный страх был в его глазах.

— Что ты там делаешь, за этими овощами? — спросил Алекс равнодушно.

Триумф Маги был под угрозой.

— Я пытаюсь не только выбросить тебя из головы, но и, по возможности, не видеть.

— Это же глупо. — Алекс стал приближаться к цветам. — Выйди из-за грядки и веди себя как взрослая.

Маги соскользнула на ковер и скрылась из вида.

— И это ты говоришь о глупости? Величайший клоун всех нью-йоркских подмостков? Живая карикатура на артиста? Пустомеля, который может лишь засовывать маринованные огурцы в рот серьезным артистам?

Алекс быстро подался в другую сторону и, обойдя цветы, уже стоял перед ползающей по ковру Маги. Она некоторое время смотрела на его ботинки, прежде чем перевести взгляд вверх, быстро вскочила, уклонилась от его рук и отступила к одному из окон.

— Там, внизу, находится место скорби, — возвестила она гробовым голосом. — Место позора, где ты растоптал ногами мастерство актера.

— Ты представляешься мне кем-то, кто произносит трогательную надгробную речь над мошкой, которую только что раздавил.

Маги кружилась вокруг Алекса. На ее лице была запечатлена глубокая скорбь.

— Так, значит, ты оцениваешь мой артистический талант? Как мошка? Мошка, которую просто раздавили?

Алекс запнулся.

— Я, собственно, только хотел сказать, что ты делаешь из мухи слона, — пожав плечами произнес он. — Но, если туфелька подходит, надень ее. Вот и весь твой талант.

На мгновение у Маги перехватило дыхание.

— Будь осторожен, — предостерегла она тихим голосом. — Думай, что говоришь. Существуют границы, которые никому не позволено переступать.

Но Алекс только равнодушно пожал плечами.

— В чем ты, в сущности, меня упрекаешь? В том, что с маринованным огурчиком во рту я не смогла достойно произнести свой монолог?

— Это так, — подтвердил он. — Ты говорила ужасающе невнятно.

Маги хотела возразить, но Алекс не дал ей открыть рот.

— Твое произношение было ниже всякой критики, — заверил он. — У меня даже разболелись уши.

— И ты еще об этом говоришь? — закричала она, рыдая. — Кто был виновником катастрофы?

— Ты.

Теперь у нее открылся рот, и она его уже не закрывала.

— Посмотри! — Алекс был сама любезность. — Ты обвиняешь в своем плохом произношении маленький, невинный, безобидный огурец, но говорил не он, а ты.

— Алекс! — От ее крика задрожали оконные стекла. — Алекс, прекрати рассказывать мне эту чепуху!

— Я хочу только сказать, что все дело в плохом произношении, — объяснял он так терпеливо, будто говорил с ребенком, который плохо соображает. — Ты слышала когда-нибудь о господине Демосфене?

— Конечно, — прошипела Маги.

— Но это не греческий театральный деятель из Салоников, который был на прошлой неделе на приеме у Дональда Трумпфа.

— Я знаю, кто был Демосфен, — заявила Маги.

Алекс предостерегающе поднял указательный палец.

— Я имею в виду не хозяина греческого дворика на Лоу Ист Сайд, где мы отведали прекрасных виноградных листьев с начинкой.

Маги скрестила руки на груди и нетерпеливо затопала босой ногой по ковру.

— Я знаю, кто такой Демосфен, — прошипела она.

— Милое дитя. — Алекс взгромоздился на прикроватную ступеньку и развел руки. — Он был оратором в Древней Греции, не спутай его с юным любовником твоей подружки Сельды. У него был сильный дефект речи, и он тренировался, он вставал на морском берегу и говорил навстречу прибою.

Маги невозмутимо и со скучнейшей миной смотрела, как Алекс, жестикулируя изо всех сил, преувеличенно сильно шевеля губами, изображал оратора, который очень громким голосом выкрикивал что-то навстречу волнам.

— У него была еще одна идея, — продолжал Алекс и так увлекся своим представлением, что не заметил вставшую за ним на ступеньке Маги. — Он засовывал себе в рот гальку и пытался четко произносить слова. Маринованный огурчик Демосфен просто бы не заметил. Он четко говорил бы дальше. И если ты, дорогая, не можешь четко произносить слова с огурчиком во рту, то только потому, что ты не тренировалась. А почему у тебя плохая дикция? Потому что ты принадлежишь к молодому подрастающему поколению, которое не училось правильному произношению. А я, напротив, с огурчиком во рту могу ясно и четтттт…

Неожиданно он получил сильный пинок в зад. И хотя боль от удара голой ноги почти не ощущалась, но сила его заставила Алекса ласточкой пролететь через большую часть спальни, прежде чем он смог приземлиться. Мягкий ковер смягчил удар, когда Алекс упал, перевернулся и остался недвижим.

— Итак, Демосфен с Бродвея! — воскликнула Маги, подбоченясь. — Ты доволен ответом?

Алекс не двигался.

— Ты можешь набить мне рот камнями со всего Манхэттена, — с подъемом вещала Маги. — И тогда я буду говорить четко и чисто, как колокольчик. Но я не позволю тебе забить мне рот овощами. Ты слышишь, Алекс? — Она рассматривала скрюченную фигуру, неестественно раскинутые ноги, странное положение головы — все говорило о переломе шейного отдела позвоночника. — Алекс, если ты мертв, то можешь меня не слушать. Обморок я не считаю уважительной причиной.

Он ловко сел и с упреком покачал головой.

— Любой человек с добрым сердцем в груди уже опустился бы передо мной на колени, крича от отчаяния, так убедительно я изобразил перелом позвоночника и разбитые ноги.

— Чистейший балаган, — констатировала Маги и презрительно посмотрела на него с возвышения. — Это ты уже изображал полтора года назад в пьесе «Утка учится летать». То же самое положение.

— Публика рыдала.

Он протянул ей навстречу руку, чтобы она помогла ему подняться.

— Правильно, публика плакала уже во время первой сцены, так как главный герой был чудовищно плох. Людям было жалко своих денег. Но тут появилась я, и публика успокоилась.

Зеленые глаза Алекса мечтательно заблестели, он опустил руку и растянулся на ковре. Его взгляд, исполненный тоски, задержался на Маги.

— Помнишь? — спросил он бархатным голосом. — Тогда я… я играл в пьесе «Утка учится летать» молодого человека, который выбрасывается из окна и, разбившись, лежит на мостовой.

— У меня здесь два окна, — Маги показала на окна. — У тебя есть выбор.

— И вот появился ангел. — Его взгляд стал еще мягче. — Этот ангел — это была, конечно, ты, мой ангелочек, — снова подарил молодому человеку жизнь, но юноша должен был в течение месяца влюбиться, и, если избранница ответит ему взаимностью, он будет жить дальше.

— Трудно поверить, что девушка может влюбиться в тебя, — сухо отрезала Маги и посмотрела на часы. — Боже, сколько времени! Гости придут в восемь, а я…

— Ты тогда влюбилась в меня, — продолжал льстиво Алекс и улыбнулся той своей улыбкой, против которой Маги обычно не могла устоять. — Было прекрасно!

— Да, в пьесе, потому что так было в книге. — Она сделала крюк, чтобы не проходить рядом с ним.

— Не только в пьесе, Маги. Мы любили друг друга до и после представления, любили страстно.

Она остановилась, высоко подняв брови.

— Действительно, припоминаю, что пару раз ты приставал ко мне со своими сексуальными домогательствами в гардеробной.

— И ты была в восторге. — Он попытался подставить ей ножку, но это не удалось, и тогда он вскочил и схватил ее за пеньюар. — Один раз ты так кричала, что мне пришлось заткнуть тебе рот подушкой.

Маги смотрела на его руку, вцепившуюся в ее пеньюар.

— Да, я припоминаю. — Она миролюбиво засмеялась. — Я стонала, вопила, кричала.

— Да, это было безумно хорошо, — бормотал Алекс, довольно улыбаясь.

— Я лежала на заколке, которую забыла на тахте моя костюмерша. — Маги вытащила пеньюар из его ослабевших пальцев. — А ты прижал меня своим весом к острию, это было ужасно. У меня и сейчас еще отметина на попке.

Алекс сглотнул и снова сел, поджал ноги и положил подбородок на колени.

— Ты была очаровательна, — сказал он тихо, и его нежный голос окутал Маги, завлекая в ловушку, так что она остановилась на месте. — Я припоминаю момент нашего знакомства. Ты вдруг появилась передо мной, и я подумал: кто это дитя? Это прелестное, невинное дитя с кудрявой головкой и большими мечтательными глазами? — Он сладострастно вздохнул. — Но я понял потом, что ты не ребенок, а расцветшая женщина с наивной невинностью ребенка, красота которой подобна чистой белой лилии.

Улыбающаяся Маги сникла.

— Это же из пьесы «Плачущий кактус», в которой ты играл, ты, лицемер! Ты забыл, что я знаю наизусть все пьесы, в которых я хоть раз играла или которые смотрела на сцене. Что ты на самом деле хочешь, таракан?

— Я хочу оживить в твоей памяти дни нашей любви, полные нежности, страсти и огня. — Алекс встал на колени. — Приди, я обовью тебя руками и, если ты тоскуешь обо мне, я буду целовать тебя, пока…

— Ты оскорбил мою незапятнанную чистоту актрисы, — поспешно возразила она, чтобы избежать опасного томления во всем теле. Она ясно вообразила поцелуи Алекса в этой позе. Нет, до этого сегодня не должно дойти. — Ты, самодеятельный артист, опозорил меня, и этого я тебе никогда не прощу.

Его взгляд устремился на ее тело под пеньюаром, казалось, он хотел проникнуть сквозь золотистую материю.

— Дорогая, я только заставил тебя сделать эффектный трюк, добавив в твою игру, ставшую со временем несколько вялой, немного пряности, — он быстро поднялся, — остроты и укропа.

Маги почти сдалась его задорной улыбке, но именно почти.

— Ты забыл что-то, Алекс Рейнольд. — Она провела рукой по растрепавшимся локонам. Волосы она тоже должна привести в порядок. — Мы знакомы два года, они-то и были лишними. Твои обольстительные трюки действуют только в первый день знакомства. Уже на второй день ты повторяешься. Я могу только дать тебе хороший совет: не старайся очаровывать женщину более одного вечера своим вниманием.

Во время ее монолога Алекс как бы бесцельно бродил по спальне, но, как выяснилось, не так уж и бесцельно. Когда Маги хотела пройти в ванную, он поймал ее у двери.

— Уйди с дороги, — приказала она.

Он поднял руку и поманил ее к себе с той своей улыбкой, о которой ночами мечтала вся женская половина зрительного зала.

— Иди, дорогая, я помогу тебе в душе. Позволь мне быть губкой и гладить твою нежную, как персик, кожу…

— Тряпкой было бы точнее, — бросила она.

— Позволь мне стать пеной, покрывающей твою грудь, и…

— Пустомелей, это подойдет.

— …струящейся по твоим длинным стройным ножкам.

Маги рассерженно топнула голой правой ногой.

— Я не потерплю порнографии в своей спальне!

Алекс смотрел на слегка распахнувшийся пеньюар.

— Где же еще?

— По мне, где угодно, только не в моей спальне!

Алекс видел соблазнительные светлые волоски.

— Я не настаиваю на том, чтобы заняться с тобой этим в спальне.

— Алекс, прекрати! — Маги отпрянула от него.

Он остался стоять на месте.

— Я ничего не делаю.

— Делаешь!

— Я совершенно бездействую! — настаивал он.

— Нет, делаешь!

— Что?

— Ты смотришь! — Маги остановилась, решив, что расстояние в два метра достаточно безопасно.

— Я смотрю?

— Да, и как!

— Как я смотрю? — Алекс шагнул вперед.

— Так ты смотришь всегда, когда ты… — Маги отступила еще на шаг. — Ты же знаешь, как я люблю… я имею в виду не люблю этот горячий взгляд! — Маги взмахнула руками. — Исчезни из моей спальни, из моего пентхауза, из Нью-Йорка!

Пеньюар совершенно распахнулся, и Алекс увидел красивую грудь.

— Ступай же! — потребовала Маги.

Алекс с сожалением покачал головой.

— Это прискорбно, Маги, что ты пытаешься соблазнить меня таким образом.

— Что?

Правой рукой махнув в ее сторону, левой Алекс закрыл глаза.

— Прикрой себя, пожалуйста!

Она посмотрела на себя, обнаружила неприкрытые места и запахнула пеньюар.

— Удивительно, как ты можешь все, ну буквально все обернуть в свою пользу, — пробормотала она возмущенно и хотела наконец пройти в ванную. — Уйди с моей дороги! Ты ее не понял серьезность ситуации. Ты продолжаешь проделывать со мной свои двусмысленные штучки. Я сейчас пойду в душ, а когда появится Генри, у тебя глаза вылезут на лоб. У тебя пропадет желание паясничать.

Неожиданно Алекс сделал серьезное лицо.

— Хорошо, с этой минуты никаких шуток.

— Серьезно? — недоверчиво спросила она и, когда он кивнул, добавила: — Прекрасно, тогда отойди от двери.

Алекс приблизился к ней.

— Никаких шуток. Ты недавно предлагала себя мне, я, шутя, отклонил твое предложение, сейчас я исправлю положение.

— Что? Как? — Маги не смогла быстро перестроиться. — Что это опять… убери руки! — завопила она, когда он хотел распахнуть ее пеньюар. — Поди прочь!

— Ты хотела секса, для тебя я готов. — Не моргнув глазом, Алекс начал новое наступление на ее пеньюар. — Моя мужская сила в твоем распоряжении.

— Чудовище! Пугало! — Маги отбивалась от хватающих ее рук. — Вон отсюда! Оставь меня! — Еле держась на ногах, она отступила к кровати и только в последнюю секунду поняла, в какой опасности оказалась.

Она хотела уйти влево, но Алекс разгадал ее маневр и шагнул в ту же сторону. Маги уткнулась прямо ему в грудь, отскочила от него и навзничь упала на кровать.

— Ты этого хотела! — воскликнул Алекс и упал на нее… то есть, он упал на то место, где она только что лежала.

С ловкостью, которую она обрела, занимаясь гимнастикой и балетом, Маги откатилась в сторону, схватила подушку и запустила в Алекса. Подушка попала ему прямо в лицо, и Маги получила золотые секунды, чтобы схватить другую подушку.

— Я лишь старался помочь тебе! — кричал Алекс, отражая сильные удары подушкой. — Я хотел помочь тебе утолить твою безудержную тягу к сексу! — Он вырвал у нее подушку и выдвинулся на передний план. — Тебе не надо показывать мне грудь, дорогая. Я уже готов.

Маги остановилась и огляделась. Она увидела, что пеньюар запахнут, но было уже поздно. Когда она поняла, что ее одурачили, Алекс был уже рядом. Но Маги в последнюю секунду ловко увернулась.

Руки Алекса уже гладили ее локоны, она чувствовала его сильные ноги. Маги резко присела на корточки, Алекс споткнулся об нее и упал как под кошенный.

Он не успел еще осознать, что распростерт на ковре, как Маги вскочила и сделала рывок к ванной, но неожиданно ее правая нога попала в ловушку. Железный капкан сомкнулся вокруг ее щиколотки, она потеряла равновесие и, как деревянная кукла, рухнула на пол.

Ловушка оказалась пальцами Алекса, который воспользовался замешательством Маги. Он подползал ближе, а пальцы его гладили ее икру, колено, бедро и продвигались все дальше, но в этот момент Маги наудачу нанесла удар.

Руки разомкнулись, а спальня наполнилась воем. Маги не стала смотреть на последствия своего поступка.

— Просто непостижимо! — Она схватила слегка пострадавший халат, встала на ноги и бросилась к двери. — Развратник! Если ты так неукротим, поищи себе кого-нибудь среди девочек, толкающихся каждый вечер у выхода со сцены в ожидании тебя! Но меня не утомляй своим несносным вожделением.

Но у двери Маги не удержалась от соблазна обернуться и посмотреть на Алекса.

Ей открылась картина, полная страданий: он со стоном еле вставал, ноги его подкашивались, обе руки он держал у лица, вернее, прижимал их к носу.

— Поделом тебе! — крикнула Маги, но в ее голосе не было слышно желаемого триумфа.

— О, Боже! О, Боже мой! — пыхтел Алекс. Он скрючился, шатаясь подошел к стене, и, стукнувшись плечом, упал на колени. — Ради Бога, Маги!

— Да что случилось? — Испугавшись, она подошла поближе. — Скажи же что-нибудь! Что с тобой? — Она уже представляла себе рентгеновские снимки его разбитого черепа, его раздавленного носа или придавленного глаза, который невозможно спасти. Как могла она его так изуродовать? — Алекс, говори же!

Он издавал ужасные гортанные звуки.

— Покров ночи опускается на крыльях…

При этих словах что-то упало на него, однако это был не покров ночи, а огромный букет цветов, до сих пор стоявший на камине. Довольная Маги смотрела, как цветы осыпают Алекса.

— Текст из пьесы «Зарежь меня на шкуре белого медведя», ты, балаганный комедиант! Это одна из твоих самых плохих ролей и, если ты сейчас же не уйдешь…

Цветы полетели в разные стороны, как только Алекс начал вставать. Молча, но с неколебимой решимостью во взоре, шагал он в сторону Маги, готовый на все, и ничто не могло его остановить.

— Нет, ах, нет! — Она метнулась в холл. — Уходи! Я позову на помощь Кончиту.

Но Алекс шагал с непреклонностью монстра Франкенштейна, выбрасывая одну ногу за другой, и выглядел так устрашающе, что Маги показалось, будто пол дрожит от его шагов. Одновременно это было так смешно, что она начала беззвучно смеяться.

В гостиной она смеялась уже вполголоса, а когда Алекс с треском захлопнул за собой дверь и запер ее, от смеха она уже держалась за бока.

— Прекрати! — еле выговорила она. — Ты выглядишь так глупо, что невозможно описать! Кончай, пожалуйста!

Он остановился в двух шагах от нее и казался таким смущенным, что на нее напал новый приступ смеха.

— Это были мои знаменитые шаги в «Призраке», где я играл монстра, — сказал он обиженно. — Тогда никто не смеялся.

— Тогда ты еще не засовывал маринованные огур… гур… — Магическое слово напомнило Маги, что она сердита на Алекса, и ее смех оборвался. Она потрогала свои все еще не причесанные волосы и хотела, не сказав ни слова и не поглядев на Алекса, уйти.

Но он протянул руку, схватил Маги и притянул к себе. Она открыла рот, чтобы выразить серьезный протест, но он закрыл его поцелуем; его язык пытался проникнуть внутрь, но натолкнулся на плотно сжатые зубы.

Она делала безуспешные попытки освободиться от него. Она помнила прежние шутливые бои и его объятия и знала, что он очень сильный. Поэтому она не оказывала сопротивления, а расслабленно и вяло висела в его объятиях, губы ее были подобны пудингу, а зубы она крепко сжала.

Алекс нежно целовал уголки ее губ, шею, но Маги была как тряпичная кукла.

Он понимал, что она ждет, когда он ослабит объятия, чтобы попытаться ускользнуть от него. Он не сделает ей этого одолжения. Его левая рука мертвой хваткой обвилась вокруг ее спины, а правой он поглаживал ее тело; сначала сквозь блестящую материю, затем рука его от оголенной шеи переместилась на обнаженную кожу.

Его пальцы легко раздвинули ткань, но тело ее осталось безучастным, когда они скользили от груди к животу. Губы ее тоже не реагировали на игру его языка.

И только когда Алекс языком коснулся ее зубов, а его рука, подобно нежному покрову, легла на ее грудь, дыхание Маги стало чаще, а, когда он начал массировать ее сосок, рот Маги приоткрылся.

Она задержала дыхание, пытаясь справиться с дрожью. «Я не хочу этого, — говорила она себе, — я не хочу!» И в это мгновение она открыла рот.

«Вцепись зубами, — шептал ей внутренний голос. — Укуси его за язык! Это будет отмщенье за все, что он тебе сделал!» Но в этот миг пальцы Алекса сжали ее сосок. С тихим глухим стоном Маги прижалась к нему, тело ее напряглось, и руки сами обвились вокруг его шеи.

— Отпусти меня сейчас же, — пробормотала она, когда его губы на мгновенье ослабли, но вслед за этим он покрыл ее шею поцелуями.

Казалось, комната закачалась и зашаталась, и Маги лишь потом поняла, что дело не в комнате. Она и не заметила, как Алекс, уложив ее на тахту, уже снял с нее пеньюар и, наклонившись, целовал попеременно то одну, то другую грудь.

Маги сделала еще одну попытку к сопротивлению. Она понимала, что он ловко провел ее, но ей было слишком хорошо, и она не жалела об этом. Его теплые губы довели ее до дрожи, а рука, перемещающаяся от живота все ниже, разожгла внутри пожар и довела Маги до того, что она вцепилась руками в волосы Алекса и прижала его голову к своему телу. Она не могла следить за тем, что он делает, так как глаза ее были закрыты. Она растаяла от напора его страстных губ, ощущая его язык на своей груди, но она не ощущала больше его рук. Вместо этого она почувствовала знакомую тяжесть, и, прежде чем смогла сообразить, что происходит, он вошел в нее.

«Нет!» — хотелось закричать ей, но было уже слишком поздно. Наверно, он бы перестал, но она уже хотела продолжать. Она хотела ощущать его все сильнее.

Алекс приподнял голову и наблюдал за ее лицом. Он улавливал малейшее проявление чувств и, когда в ее глазах загорелся огонь томления и желания, перестал сдерживать себя и весь отдался своей страсти.

Против собственной воли Маги громко застонала, очередной напор вызвал еще более громкие стоны. Так они и продолжали, не меняя положения. Это бурное быстрое сближение переполнило обоих, и они были благодарны друг другу за наслаждение.

Маги раздвинула колени и пыталась снять одежду с Алекса. Она хотела видеть его нагим, ощущать его наготу, но пришлось отказаться от этого, так как он отнимал у нее все силы и все ее ощущения стремились к завершающему моменту.

Она чувствовала на щеках и груди его дыхание, его стоны стали похожи на раскаты грома, она знала, что он уже не долго сможет владеть собой. Его движения становились все жестче и быстрее, дыхание замерло. Мысль о том, что она дарит ему это наслаждение, помогла ей одновременно с ним достигнуть вершины блаженства.

Она обвилась вокруг Алекса, сам он был уже не способен что-нибудь делать или о чем-нибудь думать, кроме того, чтобы вместе с ней пережить экстаз, который лишит их сил, и им останется только, обессилев, упасть на тахту.

— Маги, моя волшебная Маги, — донесся до нее его голос, как бы окутанный дымкой спокойного блаженства. — Это было чудесно! Почему ты заставила меня так долго ждать?

Вопрос о причине ожидания напомнил ей, что до приема осталось совсем немного времени…

— Мне нужно привести себя в порядок, — вяло пробормотала она.

— Разве я не сделал этого? — спросил он, тихо посмеиваясь.

Она открыла глаза и влепила ему пощечину весьма театрально.

— Стыдись! Ты даже не разделся!

— Я боялся, что ты убежишь, пока я буду раздеваться. — Он облокотился на тахту и, улыбаясь, смотрел на Маги. — Мне кажется, что ситуацию можно исправить.

— Нет, на этом мы остановимся, — вяло запротестовала она, хотя каждая частичка ее тела еще трепетала от наслаждения. — Я должна принять ванну и приготовиться к приему.

— Хорошо, я помогу тебе.

Маги прикусила нижнюю губу, когда Алекс стал подниматься. Она хотела рассердиться на него! Она и была на него зла! Гнев вновь охватывал ее, гнев за то, что он заставил ее забыть, что она на него рассердилась. Было коварно и грубо с его стороны отвлечь ее от гнева. И бесцеремонно, да!

— Ты коварен, невоспитан и груб, Алекс Рейнольд! — Маги запахнула свой пеньюар, завязала пояс и с трудом перевела дыхание, так как слишком сильно перехватила себя поясом.

Алекс, конечно, по-своему трактовал одышку Маги.

— Я же это знала! — Маги раздраженно разглядывала его счастливое лицо.

— Что ты любишь меня и хочешь еще немного полюбезничать со мной!

— Нет слов… Алекс, отпусти меня! Куда ты меня несешь?

— В гостиную, дорогая!

— Я, наконец, хочу в ванную, а не в гостиную! — Маги болтала ногами и била Алекса кулаками по плечам. — И зачем?..

— Чтобы полюбезничать, дорогая! — Алекс восхищенно разглядывал свою разбушевавшуюся возлюбленную. — Ты прекрасна, когда изображаешь гнев. А впрочем, мы никогда еще не занимались этим в гостиной.

— Я не изображаю гнев, я сердита, и для этого есть тысячи причин… — Маги лишилась дара речи, пока он нес ее в гостиную. — Мы не занимались этим в гостиной! — Она задумчиво сморщила лоб. — За все время ни разу в гостиной?

Он осторожно опустил Маги на ковер и нежно поцеловал руку у локтя.

Маги поворачивала голову то налево, то направо, рассматривая гостиную.

— Ты не заблуждаешься? Еще никогда в гостиной? Я что-то туманно вспоминаю… о да, продолжай… в моих воспоминаниях… ммм… это чудесно… дорогой… чуть чуть повыше… да!

Алекс выполнял ее просьбы, и его губы перемещались по ее руке, достигнув подмышки.

— Ни разу в гостиной, — подтвердил он, и его горячее дыхание обожгло ее изнутри.

— Первый раз или нет, продолжай, — шептала Маги. Она разглядывала его губы, которые касались ее нежной кожи, и вдруг осознала, что на ней нет пеньюара. Алекс был без пиджака, но рубашка еще оставалась на нем, и брюки мешались в коленях. Маги протянула руку и ощутила его живот, прикосновение к его коже подействовало на нее как электрический удар, а когда Алекс губами стал ласкать ее грудь, она нагнулась и положила руку на его бедро, которое начала гладить и пощипывать.

Алекс беззвучно смеялся, когда она выгибалась под его ласками.

Когда губы Алекса коснулись ее живота, она полностью потеряла контроль над собой. Она уже не могла больше отвечать на его нежность, ибо второй раз за столь короткий промежуток времени он устроил ей волшебное путешествие, в конце которого Маги, совершенно расслабившись, чувствовала лишь горячий поцелуй Алекса.

Когда буря ощущений утихла и она могла снова видеть и слышать, то почувствовала, что на живот опустилось что-то тяжелое.

Это была голова Алекса.

— Совсем не плохо, — пробормотал он улыбаясь, и запечатлел долгий поцелуй на ее разгоряченной коже.

— Хммм! — простонала довольная Маги.

Опершись на локти, он искал ее взгляд.

— Ты любишь меня? — нежно спросил он.

Облака блаженства, затмившие рассудок Маги, сразу улетучились. Ее как током ударило, она смотрела на него так, будто только сейчас снова осознавала, кто он и что натворил.

— Ты любишь меня? — повторил он с мольбой в голосе.

— Нет. С чего бы это? — Она отодвинулась от него, нашла свой пеньюар и подняла его. — Я должна сердиться на тебя, Алекс, и я сержусь. — Она встала и скользнула в пеньюар, который на этот раз завязывала осторожнее, медленно и с большим достоинством. — И, чтобы ты знал, Алекс: я больше не разговариваю с тобой!

С этими словами она покинула гостиную, оставив Алекса лежать на ковре, полуодетым и готовым продолжать интимничать. Но Маги и не думала продолжать. В конце концов, как она может быть в интимной связи с мужчиной, с которым она даже не разговаривает.

 

2

Когда Маги вошла в ванную, которая больше напоминала просторную гостиную, она с удивлением заметила, что еще не так уж поздно. Она полагала, что ссора с Алексом и заключившие ссору приставания продолжались дольше. Итак, у нее еще час до прихода Генри Мортимера и два часа до прихода гостей.

Освещенная встроенным в потолок светильником, Маги, босая, пробежала по желтому, как мед, каменному полу, который был выдержан в том же стиле, что и ковер в комнате, бросила халат на огромное плетеное кресло с пышными подушками и включила горячую воду, хлынувшую в низкую ванну, по бокам которой стояли сухие цветы и кораллы.

На двух белых диванах, расположенных повыше ванны, разместились бы все ее гости, а на кровати с балдахином она провела много горячих часов. Первоначально задуманная для отдыха после ванны и по форме напоминавшая открытую раковину кровать стала настоящим полигоном любовных утех. Но сейчас Маги хотела купаться.

Она еще не додумала мысль до конца, когда услышала сзади себя легкий скрип и ощутила свежее дуновение. Сбитая с толку, она обернулась.

Алекс стоял, облокотившись о косяк. Он даже не подумал одеться, и его тайные мысли были ясны. Судя по его улыбке, он намеревался сейчас же расстаться с остатками одежды, которая еще была на нем.

— Посторонним мужчинам нечего искать в моей ванной, — сухо объявила Маги. — Выйди, пожалуйста, и закрой дверь.

— Но, дорогая, — примирительно протянул он.

— С дорогой покончено. Я больше не разговариваю с тобой. Пожалуйста, уходи!

— Для того, кто не хочет разговаривать, ты говоришь слишком много, — сказал он, широко улыбаясь. — Мы часто были вместе, но говорили куда меньше, чем сейчас.

Маги с большим удовольствием вытолкала бы его из ванной, но она не любила прибегать к грубой силе. Она быстро продумала все возможности и выбрала идеальную.

Просто игнорировать Алекса! Это был выход.

Тихо напевая себе под нос, не замечая прислонившегося к двери Алекса, она не спеша подошла к своей большой коллекции пластинок, которая, неизвестно по какой причине, находилась в ванной. Маги, мурлыча себе под нос, любовно рассматривала полный набор пластинок Стрейзанд, которая начиналась с «Я могу отдать тебе все» и заканчивалась пластинкой «Один голос», включая также волшебный нелегальный альбом с подпольными песнями. Слава Богу, больше ничего нелегального в жизни Маги не было. Она выбрала классику в исполнении Барбары. Ей казалось, что голос Стрейзанд великолепно подходит для исполнения Дебюсси и Кантейлуба, которые помогут ей не обращать внимания на неизвестного мужчину в ванной.

— Почему ты принимаешь ванну, вместо того чтобы принять душ? — спросил Алекс, в то время как Маги добавляла в клокочущую воду пену для ванны, в которую она потом и забралась. — Ты же хотела только принять душ. — Он самодовольно рассмеялся. — Я так утомил тебя, что тебе нужна ванна?

— Я не обязана объяснять посторонним мужчинам свои пристрастия к душу или ванне. — Маги плескалась в воде, чтобы образовалось больше пены. — К тому же, посторонний мужчина может утомить меня уже тем, что действует мне на нервы.

Алекс снял рубашку и брюки, но Маги не реагировала на его обнаженное тело. Во-первых, он знала его сильную крепкую фигуру, а во-вторых, игнорировала посторонних обнаженных мужчин.

Алекс медленно подошел к ванне, поднял, улыбаясь, ногу и стал снимать носок. Маги снова смотрела на его крепкие атлетические плечи, широкую выпуклую грудь и узкие бедра.

Маги, делая вид, будто играет с куском мыла, нажала на кнопку звонка, вделанного в кафель ванны.

— Мы не закончили игру в гостиной, — сказал довольно Алекс и бросил носок. Прыгая на одной ноге, он пытался снять второй носок. — И, как ты видишь, у меня для тебя кое-что припасено.

Маги сочла необходимым произнести «хм» сквозь сжатые губы, что прозвучало весьма презрительно.

— До сих пор всегда хватало, — сказал слегка раздраженный Алекс. — С каких пор ты бегаешь с линейкой по городу и…

Он не докончил фразы, так как дверь отворилась и вошла Кончита.

Увидев его, горничная превратилась в соляной столб.

Алекс, который все еще прыгал на одной ноге, тоже окаменел, и глаза его наполнились ужасом. Его взгляд упал на пенную ванну, где лениво плескалась Маги, но она выставила вперед ногу, давая понять, что не позволит нарушить свое одиночество.

Алекс понял, что отступление к воде, в пенную ванну, было закрыто. Кровать с балдахином стояла слишком далеко. Подушки и полотенца он также не мог достать. Ко всему этому, Стрейзанд пела что-то классическое. Происходящее напомнило Алексу сцену в стиле сюрреализма и абсурда.

— Господи! — закричала Кончита.

— Вы не могли бы подать мне полотенца, Кончита? — любезно сказала Маги. — Я, к сожалению, забыла их взять.

— Да, госпожа Фокс, но… не мог… не мог бы, сеньор Рейнольд… Я думаю, если уж он здесь…

— Упомянутый господин ничего не может, Кончита, — поучала Маги горничную, которая в свои тридцать лет могла бы не пугаться так неодетого мужчину. Во всяком случае, не в Нью-Йорк сити. — Упомянутого сеньора здесь нет. А я прошу полотенца.

— Да, но это же… — Кончита дрожащей рукой показала на Алекса, который напрасно пытался вторым носком прикрыть то, что Кончита не хотела видеть.

— Господина надо просто игнорировать, — посоветовала Маги, плескаясь. — Я делаю так все время.

— Да, госпожа Фокс. — Кончита с закрытыми глазами ощупывала стеклянный шкаф, украшенный футуристическим рисунком с изображением сплетенных листьев. Она нащупала стопку с полотенцами и отнесла их к ванне, а Алекс в это время вертелся во все стороны с носком в одной руке, закрывая наготу сзади другой.

— Спасибо, Кончита, очень мило. — Голос Маги звучал дружелюбно и остановил убегающую Кончиту. — Скажите, я слышала, что у вас на родине в Пуэрто-Рико петухам отрубают голову, когда они больше не нужны. Это правда?

— Да, это так, госпожа Фокс. — Кончита нащупала ручку двери. — Раньше я умела это хорошо делать.

— Тогда потренируйтесь, — попросила Маги. — Может быть, мне понадобится ваша помощь.

Горничная выскочила, захлопнув за собой дверь. Алекс, вздыхая, уронил носок.

— Это было подло, — осуждающе сказал он. — Причем тут Кончита, если у тебя плохое настроение.

Маги строила пирамиду из пены и тихо подпевала Стрейзанд.

— И что за болтовня о петухе, который больше не нужен? — одной ногой Алекс залез в ванну. — Я тебе нужен срочно.

Маги сбила вершину пенной горки, и пена разлетелась во все стороны. Алекс отпрянул. А она беззаботно напевала.

— Ты меня любишь, и ты это знаешь. — Он погрузился в приятную теплую воду и взял бутылочку с пеной для ванны. — С тех пор как мы вместе, мы не скучали ни секунды. — Он капнул благоухающую пену себе на руку и стал растирать Маги. Он нежно и сильно массировал ее шею и выступающие из воды плечи.

Маги смотрела мимо него. Ее взгляд, скользнув по его груди, отклонился в сторону и остекленел, когда его гладкие, покрытые пеной руки коснулись ее груди.

— Прекрасно, — прошептал Алекс и приподнял ее грудь над поверхностью воды. Его пальцы скользили по ее груди, слегка массируя ее. Маги почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. Она хотела полностью игнорировать Алекса, считать, что его вовсе нет, но ее грудь выдавала ее. Она стремилась навстречу Алексу.

Алекс победно засмеялся.

Он приподнялся и высунулся из ванны. Дотянувшись до пиджака, лежавшего на полу, он достал из внутреннего кармана футляр для драгоценностей.

— Это тебе.

Маги взяла футляр, так как он практически сунул ей его в руку, но сделала вид, что футляр ее не интересует. И только когда ее взгляд упал на кулон, глаза ее широко открылись и она вскрикнула. Какое-то время она разглядывала дорогую инкрустацию из эмали и золота, роскошную бабочку с многочисленными бриллиантами.

— Он, да… — она поперхнулась и скорчила скучную мину. — Он, и правда, очень мил, — закончила она фразу и поставила футляр на широкий край ванны между кораллами и сухими цветами.

Она, конечно, была хорошая актриса, выдающаяся актриса, но она не могла провести Алекса.

— Ну, ты меня теперь простила? — спросил он, абсолютно уверенный в своем успехе. Никакой маринованный огурец не может встать между ними!

— Простила? — Покачав головой, Маги вышла из ванны. — Ни в коем случае. Но так мне проще сохранить форму.

— Итак, это же… — Алекс вылез из воды и обернулся полотенцем, в то время как Маги, закутавшись сразу в несколько полотенец, разглядывала себя в одном из многочисленных зеркал. — Ну и что тебе еще надо?

— Мои волосы, мои волосы, — бормотала она себе под нос. — Ужасно, у меня больше не осталось времени, что же мне делать?

Алекс подошел к ней сзади.

— Сначала помириться со мной.

— Это мне известно. — Маги уклонилась от него, взяла щетку и стала интенсивно расчесывать волосы, пытаясь хоть как-то уложить их.

— В это просто нельзя поверить, — пробормотал Алекс сквозь зубы. Маги взяла фен. — Твои волосы просто выпадут у тебя из-за твоего упрямства. — Маги сушила волосы потоками теплого воздуха.

— Надеюсь, Генри чуть-чуть припоздает, — говорила она своему отражению в зеркале. — Мне бы не хотелось заставлять его ждать.

— Чтобы они пересохли, сгорели, желтые клочья твоих волос, — бурчал огорченный Алекс. Он схватил свое белье и стал одеваться.

Маги весело напевала.

— Почему у женщин нет чувства юмора? — тихо ругался Алекс, надевая ботинок на левую ногу. — Ко всем их недостаткам у них еще плохо с юмором.

Он оглянулся и увидел, что Маги нет. Ее веселое пение раздавалось уже из спальни. Он остановил проигрыватель. С большим удовольствием он окунул бы пластинку Барбары Стрейзанд в ванну вместо Маги Фокс. Но ни сама Стрейзанд, ни ее пластинка не могли изменить эту безумную ситуацию.

* * *

Обутый в один ботинок и держа другой в руке, Алекс заковылял в спальню. Маги как раз надевала золотые штанишки. И на какое-то мгновение Алекс забыл неприязнь и, восхищенный, любовался ее нагим телом. Он любил наблюдать за ней.

— Нам же было замечательно? — спросил он нежным, теплым голосом.

Маги взяла чулки. Она была довольна. Особенно радовало ее то, что она уже больше не будет любить Алекса. И больше не станет ждать, она должна сообщить Алексу это радостное решение.

— Алекс, между нами все кончено, и навсегда, — сказала она и взяла с кровати свое золотое сказочное платье. — Наши личные отношения завершены.

Он наконец надел второй ботинок и поднял голову. Надо было бы сохранить для потомков выражение его лица на фотографии, высеченное из камня или отлитое в бронзе.

— Повтори это еще раз, — сказал он.

— Для чего? Я выразилась ясно и точно. А теперь уходи из спальни и подожди, я хочу поговорить с тобой и с Генри.

— Не выйдет, — сказал он твердо. — Просто исключено.

— Еще двадцать четыре часа назад мне тоже казалось невероятным, что моя лучшая сцена из спектакля, самая трогательная, волнующая сцена…

— Это комедия, а не драма Шекспира, — перебил он.

— …будет испорчена так грубо и зверски.

Алекс покачал головой.

— С каких пор в огурце появилось что-то зверское?

— Все зависит от того, где и когда получаешь огурец, — поучала она. — Но ты это знаешь лучше меня, и я считаю наш разговор законченным.

Но Алекс так не считал. Засунув руки в карманы брюк, он оценивающе рассматривал Маги.

— Надеюсь, у тебя есть хороший психиатр, дорогая. Ты мне об этом ничего не рассказывала, но тебе срочно надо обследоваться. Твое поведение свидетельствует о нездоровье. Ты больна!

— Ах, больна, потому что считаю саботаж моего сценического искусства неприемлемым, — сказала она язвительно.

Он покачал головой.

— Не в этом дело. За последние два часа я дважды любил тебя, и каждый раз ты взвивалась как ракета и возвращала мне все, что я тебе давал. Мы вместе пережили экстаз любви и страсти…

— Ты вообще не знаешь, что такое любовь, — перебила она.

— …и после этого ты ведешь себя таким образом. Конечно, это болезнь, — закончил он.

Маги надела свои золотые лодочки.

— Ха, экстаз любви… — презрительно фыркнув, она снова пошла в ванную. Через секунду возвратилась оттуда с его подарком в руке, открыла футляр и повесила на шею дорогой кулон.

— И чего тебе не хватает в нашей страсти? — спросил угрожающе Алекс и упал в кресло.

— Боже мой, страсть, страсть! Вершина! — Маги пожала плечами и облачилась в свой вечерний туалет. — Это как с небоскребами, вершины могут быть на разной высоте… У Трумб-Тауэра, например, две вершины… — Она рассматривала себя в зеркало. Черный корсаж из люрекса плотно облегал грудь. Длинная до пола юбка обхватывала соблазнительные бедра и чуть повыше колен расходилась многочисленными складками.

— Ах, ты сравниваешь мою любовь с многоэтажными домами? — прошипел Алекс.

— Да, например с Эмпайа Стайт Билдинг! Старо, достойно, мило, но уже покрылось ржавчиной!

— Ржавчиной?! — Алекс вскочил с кресла, готовый совершить убийство.

— Ну, будем миролюбивы… — Маги повязывала широкий пояс, состоящий из переплетенных золотых нитей и цепочек. — Ну, скажем, вершины твоей любви начинаются… — Она посмотрела на оригинальный потолок своей спальни. — Да, с чего они начинаются? А, нашла! — Она накинула на плечи длинный блестящий шарф и закружилась вокруг Алекса. — Твои вершины там, где зелень на старых медных крышах, они зеленые!

— Да! — Маги нажала на кнопку вызова персонала. — Зеленые! Как огурец! Вот мы и снова у Corpus delicati.

— Ты имеешь в виду Corpus delicti, — поправил Алекс.

— Доказательство остается доказательством! — Она обернулась к входящей Кончите. — Я бы хотела чашечку чая, Кончита, — сказала она любезно. — И поспешите, сейчас придет господин Мортимер.

Кончита поклонилась и бросила на Алекса робкий восхищенный взгляд.

— А сеньор Рейнольд? Господин Рейнольд хочет чего-нибудь?

— Я, да… — начал Алекс.

— Господин Рейнольд ничего не хочет, — сказала между тем Маги. — Спасибо, Кончита, принесите мне чай.

Неуверенно, но по-прежнему восхищенно глядя на Алекса, Кончита ушла.

Он внимательно наблюдал за Маги, чтобы правильно определить ее чувства. Она была в хорошем расположении духа, но при этом настроена против него. Она снова начала игнорировать его. Закрепив волосы заколкой, она обматывала вокруг головы золотую шаль. И через несколько минут ее неприбранные волосы скрылись под элегантной золотой чалмой.

— Ну вот ты и скрыла все признаки нашей безумной страсти, — сказал Алекс, надеясь спровоцировать Маги ответить что-нибудь. Та убрала последнюю прядь в чалму, посмотрела на себя в зеркало и довольно кивнула.

— Чем меньше от тебя останется, тем лучше.

— Ах, вот как! — пробормотал он с ожесточением.

— Да, это так, — она улыбнулась себе в зеркале. — Жаль, что моя публика не увидит меня сегодня. Дни, когда не выходишь на сцену, — потерянные дни.

— У тебя достаточно публики, — сказал он с горечью. — Пожалуй, в первый раз ты не разыграешь комедию своим гостям.

Маги, довольная, рассмеялась.

— Это зависть бездарного коллеги, не имеющего успеха у зрителей. — Она помрачнела, когда вошла Кончита с подносом в руках и поставила его на стол. — Что это? Я просила чай для меня, а один человек пьет из одной чашки. Зачем вторая чашка? — Кончита вздохнула.

— Я думала, что сеньор Рейнольд, может быть…

— Сеньор Рейнольд не получит в этом доме больше ничего, даже стакан воды. Заметьте себе это, Кончита.

Маги с удовольствием бы рассчитала служанку за мечтательные взгляды, которая та бросала на Алекса, если бы не было так трудно найти хорошую прислугу.

— Ну вот, возьмите чашку и исчезните, и сообщите мне, когда придет господин Мортимер.

— Да, сеньора Фокс. — Кончита взяла чашку и хотела уйти, когда Алекс в знак благодарности одарил ее своей знаменитой улыбкой. Кончита направилась к двери. Из фойе доносился звонок.

— Алекс, — сказала Маги угрожающим голосом. — Прекрати надоедать моей горничной своими безнравственными взглядами. Я не потерплю эту гадость в своем доме.

— Ну, тебе так нравился мой безнравственный взгляд?.. и кое-что еще, — укорил он ее. — Ты просто ревнуешь, когда я в благодарность улыбаюсь Кончите.

— Ревную, к тебе? — смех Маги звенел, как колокольчик. — Я же не ревную к тряпке, которая лежит перед дверью, когда люди проходят и наступают на нее.

— У тебя нет никакой половой тряпки, — выдавил он сквозь зубы. — Отвратительное сравнение.

— Ну, ты мне не нужен, так же, впрочем, как и половая тряпка. Сравнение великолепно. А теперь иди и жди в фойе, пока тебя позовут.

Алекс не двинулся с места.

— Ты заходишь слишком далеко, сахарный кусочек! Час тому назад ты стонала и охала в моих объятиях, а теперь…

— Это было лишь доказательством того, что я выше многих вещей. — Выражение недоверия на его лице рассмешило Маги. — Конечно, это было лишь доказательством моего суверенитета.

— Это было лишь доказательством того, что ты устраиваешь плохой спектакль. — Алекс устремился к двери. — Я подожду Генри в гостиной.

— В фойе, — потребовала она. — Я не терплю посторонних в своей гостиной.

— В гостиной, — прошипел Алекс.

— В фойе!

Дверь открылась, и Кончита посмотрела на Алекса сдержанно, но многообещающе.

— Сеньор Мортимер пришел, сеньора Фокс, — сообщила она.

Маги допила чай.

— Иду. — И, указывая на Алекса, сказала Кончите: — Скажите этому постороннему сеньору, что я хочу поговорить с ним в кабинете. И сейчас же!

Кончита недоуменно посмотрела на Алекса, который махнул рукой. Он сделал вид, что не заметил взгляда Кончиты, который говорил, что та готова пуститься в приключения, раз уж хозяйка не хочет о нем ничего знать.

С большим удовольствием он ушел бы сейчас и напился в каком-нибудь баре на Бродвее, чтобы забыть Маги и ее безумную месть за его смешную шутку. Но ему было любопытно, что еще она придумала, и он остался.

Речь шла ни больше и ни меньше, как о волнующем вопросе: какова должна быть плата за маринованный огурец?

 

3

Генри Мортимер выглядел как адвокат из пьесы, идущей на Бродвее: около шестидесяти, кругленький, чтобы не сказать тучный, с розовым лицом, как у ребенка, и с голубыми водянистыми глазами. В лучах светильников, украшающих фойе, его седые волосы блестели и напоминали свежий, только что выпавший снег. Любой режиссер взял бы его на роль адвоката. Даже сшитая с учетом круглой фигуры тройка очень подходила ему.

— Маги, вы… — начал Генри, но Маги не дала ему договорить.

Она позволила ему поцеловать себя в щеку и печально вздохнула.

— Вы пришли выразить мне свое сочувствие и соболезнование, Генри? Как любезно с вашей стороны.

— Я здесь, потому что вы меня пригласили, дорогая. — Тут до него дошел смысл сказанных ею слов, и он сделал печальное лицо. — Бога ради, кто-то умер?

— Да, — пробормотала Маги загробным голосом. — Вчера вечером на сцене было убито искусство. Предательски убито на глазах у всех. И об этом мы должны поговорить, Генри. Проходите и вы тоже, сеньор, — бросила она Алексу.

Генри Мортимер, сбитый с толку, посмотрел на Маги, потом обернулся к Алексу, но тот лишь пожал плечами в ответ на его немой вопрос.

Маги неслышно ступала по темно-голубому ковру, по которому разбегались бежевые разводы. Она направлялась к широкому письменному столу, расположенному у большого окна с видом на Центральный парк. Она устроилась за красивой столешницей, сделанной из светлого кленового корня, которая покоилась на изящных ножках. Из кленового корня были изготовлены также низкий столик и деревянная обшивка стен. Холодную элегантность помещения подчеркивали светло-голубые шторы и темно-серые огромные диваны.

— Пожалуйста, господа, садитесь. — Как ледяная статуя восседала Маги за столом. Щеки Генри Мортимера еще более порозовели, он чувствовал себя неуютно. У Алекса было каменное лицо. — Вы, конечно, спросите меня, господин Мортимер и господин Рейнольд, зачем я пригласила вас.

— Вы всегда называли меня по имени: Генри, — обратился адвокат к Маги. — Я все-таки ваш адвокат, менеджер и продюсер уже много лет.

— Не теряйте силы, Генри, — вставил Алекс сухо. — Я уже два года ее любовник, и, несмотря на это, она называет меня господин Рейнольд.

— Я хочу подчеркнуть, что речь пойдет о сугубо деловых отношениях, — заявила Маги твердым голосом. — Поэтому я требую, чтобы все личное отошло на задний план.

— Но мы так давно сотрудничаем, Маги, — жалобно возразил Генри.

— Что вы имеете в виду, Генри, наше с Маги взаимопонимание в прошедшие два часа? — спросил Алекс. — Не так ли, сахарный кусочек? — добавил он, выразительно глядя на нее. — Рассказать Генри, что с тобой можно сделать, при том, что это не произведет на тебя никакого впечатления?

Маги, защищаясь, подняла свою ухоженную руку.

— Не будем переходить на личности, таракан, — вежливо попросила она и улыбнулась Генри — Господин Мортимер, я хотела бы, чтобы вы сообщили всему миру, что между мной и Алексом Рейнольдом больше не существует личных отношений.

Лицо Генри Мортимера становилось все мрачнее. Он неуверенно посмотрел на Алекса, который был занят разглядыванием тонких, нежных золотых разводов на стене.

— Генри, — спросила Маги с мягким нажимом в голосе, — вы меня поняли? Я имею в виду публикацию в средствах массовой информации. Сделайте заявление в прессе о том, что мои отношения с господином Рейнольдом закончились.

Генри отошел от первого потрясения и счел хорошим знаком то, что Маги называет его снова по имени.

— Может быть, мы обо всем поговорим спокойно, Маги? — спросил он и дружелюбно потер руки. — Мы можем…

— Нет, мы не будем об этом говорить, — перебила его Маги. — Если вы не выполните мое требование, я буду вынуждена искать себе другого менеджера.

Генри Мортимер понял, что он слишком рано возрадовался.

— Ну хорошо, заявление в прессе, — сказал он вздыхая. — Я сомневаюсь, что весь мир проявит к этому интерес, Маги.

— Вы противоречите мне из принципа, господин Мортимер? — спросила она и грозно подняла брови. — Правильно ли я поняла, вы больше не хотите защищать мои интересы, и я должна искать себе другого адвоката. Я лишь указала на то, что весь мир напряженно ждет мою реакцию на оскорбление, нанесенное моему артистическому искусству. И весь мир должен узнать ее.

— А я лишь указал на то, что не весь мир интересуется вашей реакцией, — нервно заметил Генри Мортимер.

— Ну, малые страны, такие, как Азия и Африка, конечно, нет, — уточнила Маги. — Но остальной мир. Вы опубликуете заявление?

Генри Мортимер достал большой белый платок и вытер лоб. О размолвке исполнителей главных ролей в «Розах и поцелуях» газеты писали под крупными заголовками, но он больше печалился о настроении во время спектакля.

— Не волнуйтесь, Генри, — сказал Алекс, как будто прочел мысли Мортимера. — Пьеса будет идти. С этой минуты мы с Маги начнем понимать друг друга лучше, чем прежде.

Генри облегченно засмеялся, но Маги постучала длинным ногтем по до блеска отполированной дорогой столешнице.

— Как тебе пришла в голову такая абсурдная идея, Алекс? — спросила она удивленно и вспомнила, что считает его теперь чужим.

Алекс самонадеянно улыбался.

— Я припомнил, как двумя часами ранее мы любили друг друга — совсем без внутренних отношений. Наше сотрудничество на сцене должно быть ошеломляющим.

Генри Мортимер закашлялся, у него случился настоящий приступ удушья. Маги теперь барабанила по столу пятью пальцами сразу.

— О сотрудничестве на сцене я еще скажу, Генри, но сначала, Алекс, маленькое разъяснение. — Маги играла пресс-папье из горного хрусталя, в котором преломлялись лучи светильников, как в огромном бриллианте. — Мы любили друг друга всеми возможными и прежде всего невозможными способами… — Она бросила взгляд на Генри, который был известен в их кругах как человек щепетильный и чопорный, с ним вполне мог случиться второй приступ удушья. — Алекс, это было как прощальное пожатие руки, — сдержанно объяснила она. — Так принято у цивилизованных людей.

— Что, в гостиной, на диване…

— Алекс! — Маги подпрыгнула и поспешила на помощь задыхающемуся Генри. — Ты не считаешься ни с кем? Даже если ты уничтожил меня на сцене, тебе необязательно губить моего лучшего и верного друга, адвоката, менеджера и продюсера! — Она наклонилась над Генри и похлопала его по спине. — Теперь лучше? — заботливо спросила она.

Генри смотрел на нее полными слез голубыми глазами.

— Более или менее сносно, — прохрипел он и провел платком по лицу. — А что станет с пьесой «Розы и поцелуи»? Как вы сможете убедительно играть любовников, если смертельно ненавидите друг друга?

Алекс удобно откинулся в кресле.

— Я не вижу тут для себя проблемы, Генри. Настоящий артист может сыграть любовную сцену, даже если его партнерша черепаха. Но Маги это вряд ли удастся.

— Могу я попросить воды? — прохрипел Генри.

— Что? У меня не получится? — закричала Маги. — Это наглость, Алекс. Я уже давно, вечер за вечером, играю на сцене так, как будто мы любовники.

— Мы и были любовниками, — напомнил Алекс.

— Ради Бога, стакан воды… — тихо попросил Генри.

— Ты просто хочешь скрыть, что я на сцене лучше тебя, — кричала Маги. — Вот ты и пытался с помощью лука, чеснока и последний раз с помощью маринованного огурца опустить меня до своего уровня.

— Мое горло… — кряхтел Генри. — Стакан воды…

Алекс совсем расслабился.

— Со мной на сцене ты не играла, сахарный кусочек. А как было там, где мы не играли вместе? Ты и тогда вступала в интимную связь с исполнителем главной роли?

Генри снова поперхнулся, сраженный новым приступом, он даже не мог больше просить воды. Соответствующая жестикуляция не привлекла внимания спорящих.

— Ну вот, опять все сначала, — Маги резала правду в глаза и постукивала побледневшего Генри по плечам. — Это вечная проблема с Алексом. Его мужская неполноценность и поэтому ревность ко всем мужчинам, которых я когда-нибудь знала и с которыми могу сравнить его.

— Воды! — стонал Генри.

Маги наклонилась над своим адвокатом и посмотрела в его покрасневшие глаза.

— Будьте внимательны, Генри, и вы все поймете. Алекс потому так ревнив, что любое сравнение с другим говорит не в его пользу.

Алекс потерял завоеванный покой и вскочил. Он с другой стороны наклонился над адвокатом.

— Не случайте эту нимфоманку, Генри, — убедительно заявил он. — Раскрыть вам глаза на вашу клиентку?

— Пожалуйста… — кряхтел Генри.

— Рассказать вам детали, которые не сообщала даже скандальная хроника об этом сахарном кусочке, хотя статьи были достаточно скабрезные? — гипнотически вопрошал Алекс.

— Пожалуйста, я…

— Итак, хорошо, Генри, я поведаю вам об этом. — Алекс отвел руку адвоката, вцепившегося в него. — Да, да, я расскажу вам все, не беспокойтесь.

Маги подняла руку.

— Замолчи же, Алекс. Генри хочет что-то сказать.

— Само собой разумеется, — возразил Алекс. — Он хочет сказать, что его интересуют все детали.

Генри отчаянно тряс головой.

— Он хочет сказать совсем другое, — заверила Маги.

Генри усиленно кивал.

— Ты просто боишься моих разоблачений, — козырял Алекс.

— Ты ничего не можешь разоблачить, так как я ничего не скрываю, — шипела Маги.

— Ах нет? — язвительно спросил Алекс. — А что было до этого в гостиной, на ковре и…

— Проклятие! — Генри оттолкнул от себя обоих и встал с бешено горящими глазами. — Если я не получу стакан воды, я задохнусь! Я поперхнулся и мне не хватает воздуха, я не могу больше говорить… — Он и правда замолчал, увидев два растерянных лица, глубоко вздохнул и снова опустился в кресло. — Получу я наконец стакан воды, пожалуйста, пожалуйста? Мне плохо.

— Это ты виноват, Алекс, — упрекнула Маги. — Принеси Генри воды.

— Я позову Кончиту, — возразил тот ледяным голосом.

— Ах нет. Теперь тебе нужна и Кончита, после того как ты предстал перед ней голым? — съязвила Маги.

Генри снова закашлялся.

— Я не знаю, где здесь вода. Согласно твоим высказываниям, я посторонний в этом доме.

— Там холодильник. — Маги показала на панель в стене. — Стаканы стоят ниже. И поторопись. Я хочу, чтобы Генри умер только после того, как опубликует мое сообщение.

— Воды… — хрипел Генри, наклонившись вперед.

— Да, да! — Маги непроизвольно толкнула его снова в кресло. — Как ноющий ребенок! Ужасно! Эта идиотская жажда воды! Вы полагаете, Генри, что доросли до шоу-бизнеса?

— До шоу-бизнеса дорос, — прошептал Генри и взял с благодарностью желанную влагу. — Но не до артистов.

Маги сочувственно смотрела, как он пьет.

— Тогда вам следует в будущем иметь дело только с простыми беспроблемными артистами, как мы, и вы сохраните свои нервы, Генри. Да, я больше не играю в «Розах и поцелуях».

Генри разом отпил полстакана минеральной воды, но она попала не в то горло. Результат был ужасный. Он вскинул руки, стакан полетел по комнате и ударился о полукруглый матовый плафон настольной лампы, отчего оба разбились на мелкие кусочки. Генри выдохнул, вода фонтаном хлынула наружу, прямо на голубой ковер.

— Ты погубишь своего менеджера, адвоката и продюсера, — констатировал Алекс. — Я тебя не понимаю. Генри тебе ничего не сделал.

— Он разбил мою настольную лампу, великолепную вещь! — кричала недовольная Маги.

— И поэтому ты намереваешься его извести. Не слишком ли сильная реакция?

— Я ничего такого не сделала, — защищалась она. — Напротив, я дала ему воды, которую ты не хотел ему дать.

— И из-за которой, благодаря твоему бестактному замечанию, он умирает. — Алекс теребил Генри за щеки. — Генри, вы так плохо выглядите. Что с вами? Может быть, позвать врача?

Генри тряс головой.

— Я… я… — заикался он.

— Дай ему бренди, — распорядилась Маги.

— Ты хочешь его совсем доконать? — упрекнул Алекс, качая головой. — Как тебе в голову приходит такая нелепица? Ты никогда не бросишь роль. Для этого ты слишком страстная и профессиональная актриса.

— Ах, вот как! — Маги печально посмотрела на лампу, потом позвонила Кончите. — С чего это ты вдруг хвалишь меня? Этот трюк со мной не пройдет. С этой минуты я больше не играю в пьесе. Актриса из второго состава может взять мою роль.

Генри Мортимер жалобно стонал и вдруг замолчал, когда оба обратили на него внимание. Он поднял дрожащую руку.

— Нет, нет, не помогайте мне, во имя всего святого, — взмолился он. — Позвольте мне посидеть здесь тихо и спокойно умереть. И все будет хорошо.

— Генри, не отчаивайтесь. — Алекс дружески похлопал его по плечу так, что Генри чуть не упал с кресла. — Во-первых, Маги в любом случае выйдет на сцену, и, во-вторых, вы ничего не потеряете, если этого и не случится. Лаура — замечательная актриса второго состава.

Генри задумчиво покачал головой.

— Алекс, зрители приходят в театр ради Маги Фокс, а не на какую-то Лауру, которую никто не знает.

— Ты слышишь! — торжествовала Маги. — Зрители хотят видеть Маги Фокс, то есть меня!

— Не печальтесь, Генри, — заверил Алекс. — Я у вас в главной роли. Женская роль лишь мишура.

— На мне держится вся пьеса, — настаивала Маги.

Теперь пришла очередь Алекса не замечать ее.

— Люди будут ходить, чтобы посмотреть на меня, Генри, — утверждал Алекс.

— Заблуждаешься, — поставила его на место Маги. — Я требую заменить Алекса Рейнольда достойным артистом. В этом случае я согласна не покидать сцену и играть в «Розах и поцелуях» с неизменным успехом.

— Но Маги… — начал Генри, но не смог продолжать из-за хрипоты в голосе.

— Это мое последнее слово, — кричала Маги. — Заключим новый контракт. Это вы должны уметь, будучи моим адвокатом. Потом, как мой менеджер, вы поговорите с моим продюсером и убедите его отказаться от Алекса Рейнольда.

Генри как безумный вытаращил глаза.

— Я должен составить контракт, передать его себе и потом переговорить с самим собой и с собой же согласовать? Мне кажется, Маги, так дело не пойдет. Я…

— Пойдет, иначе вам труба. — Маги без сил опустилась на стул. — А вы не хотите. Как только я получу третий экземпляр контракта, я снова буду выступать на сцене.

— При чем тут третий экземпляр? — спросил Алекс.

— Генри составит новый контракт и оставит себе оригинал, — поучала она. — Ты получишь дубликат в качестве уведомления, а я получу третий экземпляр, трипликат.

Генри покачал головой.

— Я дам вам тоже оригинал.

— Нет, нет, на третьем экземпляре труднее сделать исправления. — Маги дружелюбно улыбалась. — На экземпляре, написанном через копирку, буквы такие толстые и нечеткие, что…

— Напрасно, Маги, — перебил ее Генри. — Кроме того, что у вас нет причины расторгать контракт, я не смогу найти артиста на роль Алекса, так как его дублер из второго состава болен. Кто сможет так быстро выучить эту роль?

Дверь отворилась, и вошла Кончита.

— Извините, но первые гости уже пришли…

— Уберите осколки, — приказала Маги и так угрожающе посмотрела в черные миндалевидные глаза Кончиты, что та не осмелилась ни разу взглянуть на Алекса.

— Сейчас, сеньора Фокс, — прошептала Кончита и собралась уходить, но Генри схватил ее за руку.

— Уберите и меня вместе с осколками и выбросите меня в мусоропровод, — жалобно застонал он. — Я тоже осколок, я разбит. Соберите мои осколки!

— Вы передергиваете бессовестным образом, — упрекнула его Маги, в то время как совсем сбитая с толку Кончита спасалась бегством. — Не вижу проблемы. Я буду и упряжной лошадью и звездой на вашей сцене, если вы выбросите этого балаганного комедианта на улицу.

Генри обратился к Алексу.

— Вы слышите, Алекс, — начал он, но последний махнул рукой.

— Я не дам себя уговорить добровольно отказаться от своей роли в «Розах и поцелуях».

Генри вздохнул.

— Я лишь хотел попросить бренди, тройной.

Алекс вопросительно посмотрел на Маги, и та снисходительно указала на бар.

Пока Генри принимал в руки свой бокал, в помещении царила благоговейная тишина. Налив себе бренди, Алекс поставил бутылку на место.

— Я тоже хочу немного выпить, — сказала Маги, но Алекс, не говоря ни слова, закрыл бар, лицо его перекосила усмешка.

Генри Мортимер уже собрался сделать глоток, но в последний момент остановился и задумчиво посмотрел на Маги.

— У вас есть еще сюрпризы для меня? — спросил он подозрительно. Когда она покачала головой, он опрокинул разом все содержимое бокала.

— Я перережу ей горло, — прошептал Алекс, но тут щеки Генри надулись, он пытался не подавиться бренди, которое брызнуло из его носа. Но Алекс не позволил сбить себя с толку. — Любой судья меня оправдает, ибо я оборонялся. Мне лишь придется показать ему Маги, и он поймет мои мотивы.

Генри с трудом проглотил бренди, вдохнул и заморгал, как будто из его глаз посыпались брызги.

— Как вы собираетесь показать Маги, если вы перережете ей горло. Впрочем, я охотно выступлю в вашу защиту.

— Спасибо, Генри. — Алекс пожал руку своему продюсеру. — Вы действительно настоящий друг.

В этот момент появилась Кончита с совком и веником, и спор на некоторое время прекратился.

Маги закурила сигарету и уютно откинулась на спинку стула.

— Несмотря на вашу большую, только что родившуюся дружбу, хочу напомнить вам, Генри, что вы пока еще мой адвокат, мой менеджер и мой продюсер. — Не найдя пепельницу, Маги взяла у Кончиты с совочка осколок от плафона настольной лампы и стряхнула туда пепел. — Мои условия остаются неизменными. Пока некий Алекс Рейнольд играет в пьесе, я не выйду на сцену.

— Маги! — взмолился Генри. — Вы же понимаете, что разразится катастрофа, если Лаура появится вместо вас.

— Но она актриса второго состава! — сияя, нанесла Маги свой удар.

— Да, но только потому, что вы никогда в жизни не пропустите спектакль и Лаура никогда не появится на сцене… не появлялась! — поправил он себя. — Ее талант слишком мал, голос слишком громок, волосы слишком светлые, а грудь слишком большая, она вульгарна.

Алекс мысленно согласился. Генри очень точно описал Лауру. Однако Алекс сделал огорченное лицо.

— Генри, если у вас такое мнение, то я проиграл. Вы должны отказаться от меня.

— Как это? — удивился Генри.

— Да, почему это? — как эхо повторила Маги, искренне удивленная. Она никогда бы не подумала, что Алекс пойдет на уступки.

— Похоже вы считаете, что по сравнению с Лаурой даже Маги Фокс может улучшить ситуацию, — отозвался Алекс.

Генри, вздыхая, закрыл лицо руками. Он понимал, что последнее замечание Алекса уничтожило возможность быстрого примирения двух звезд.

Маги ничего не сказала. Она лишь так сильно надавила сигаретой на осколок, что тот разлетелся на мелкие кусочки. Генри, охая, поднялся со своего кресла.

— Я как адвокат, менеджер и продюсер поседел, занимаясь шоу-бизнесом, — заявил он, — особенно этому способствовал сегодняшний вечер. Но я понял, что верна пословица: не так страшен черт, как его малюют.

— Вы правы, Генри. — Маги вышла из-за письменного стола. — Пословица касается и меня.

— Тогда я спокоен, — сказал Генри.

Алекс был уверен в том, что адвокат делает поспешные выводы, но промолчал. Генри Мортимер мог поседеть, занимаясь шоу-бизнесом, многое постичь при этом, но он, Алекс, два года был близким другом и доверенным Маги.

Маги кивнула своему адвокату.

— У меня черт страшнее, чем его малюют. — Она не стала ждать, пока до Генри дойдет смысл ее слов. Она была уже у двери, когда адвокат застонал.

Алекс снова был прав. Он сделал Генри знак ничего больше не говорить.

Маги открыла дверь и устремилась в фойе для встречи первых гостей.

— Почему вы делали мне знаки? — поинтересовался Генри. — Я мог еще уговорить Маги.

— Вы видели когда-нибудь, что Маги делает то, о чем ее просишь? — Алекс засмеялся, когда Генри Мортимер отрицательно покачал головой. — Вот почему мы не должны уговаривать ее играть в пьесе.

Генри кивнул и пожал плечами.

— Может быть, вы и правы, Алекс, но я должен был хотя бы попытаться. Представьте на минуту, что Маги не будет играть. Я не могу отказаться ни от вас, ни от нее. Мне бы надо было уговорить ее как-нибудь.

Алекс похлопал адвоката по плечу, и они присоединились к гостям в фойе.

— Вы знаете басню о слоне и моське. Вы напоминаете мне моську.

Генри вымучил улыбку.

— Я скажу Маги, что вы сравнили ее со слоном. Это ее не обрадует.

Алекс засмеялся и пожал плечами.

— Она уподобляет меня таракану. По сравнению с этим слон выглядит весьма безобидно.

Генри поднял брови.

— Таракану? Да, это сильно. А как вы ее называете? Кажется, «сахарный кусочек»?

— Правильно.

— Звучит очень мило.

— Маги ненавидит это прозвище.

Генри вздохнул.

— Вы, и правда, идеальная пара.

 

4

При взгляде на гостей, друзей и коллег глаза Маги слегка увлажнились припасенными на этот случай слезами.

— Это вы, мои дорогие! — воскликнула она в порыве радости и открыла руки для объятий, потом она обняла каждого из десятка уже пришедших в пентхауз гостей, при том, что добрая дюжина еще должна была появиться. Маги не хотела долго скрывать свою боль.

— Ха! Дорогая! — Рон, режиссер с телевидения, поцеловав ее в щеку, протянул ей странный хромированный предмет, олицетворявший что-то футуристическое.

На мгновение Маги забыла о своей печали и завертела предмет в разные стороны.

— Что это такое? Выглядит заманчиво.

— Положи где-нибудь в шкафу как современную пластику, — посоветовал Рон, — все будут тебе завидовать.

— Спасибо, сокровище. — Маги в благодарность поцеловала его. — А имя художника?

Рон широко улыбнулся, показав ряд красивых зубов.

— Эта штука отскочила сегодня от нашей камеры, какая-то ручка или что-то в этом роде. Я прихватил ее с собой.

— Ты подтвердил мнение о том, что в Нью-Йорке тащат, что попало, как вороны, — сказала Маги и покачала головой.

— Но я из Кентукки и в душе остался кентуккским мальчиком, — заверил ее Рон.

— Ну ты только подтверждаешь мнение, что Нью-Йорк портит даже детей из провинции. — Маги бросилась на шею Сельде, тоже актрисе. — Ты не представляешь, — всхлипывала она.

— Нет, что я пережила, — говорила она уже Анне, преуспевающей художнице.

— Ты говоришь об истории с огурцом? — спросила Анна и хотела поцеловать Маги. — Вы насмешили весь Нью-Йорк.

Маги отпрянула назад и уклонилась от поцелуя.

— Какой ужас! — Она схватилась за голову. — Есть здесь кто-нибудь, кто мне посочувствует, вместо того чтобы смеяться?

— Как насчет меня? — Хави, ее коллега, привлек Маги на свою широкую грудь. — Обычно я утешаю вдовушек с Пятой авеню и Центрального Парка Вест, но для тебя сделаю исключение. Прямо сейчас или после закусок?

Маги в шутку ударила его.

— Ну, ты только подтверждаешь мнение о том, что все в Нью-Йорке помешаны на сексе. И не говори, что ты из Кентукки.

— Нет, я из Массачусетса, и не говори, что Нью-Йорк испортил меня, я с юных лет любил богатых вдовушек.

— Поросенок! — Маги уже повисла на шее очередного мужчины. — Утешь меня, — попросила она Альфа, художника-декоратора. — Я знаю тебя, ты можешь утешить, не предаваясь безумным фантазиям, ты тонко чувствующий гомосексуал.

Альф скромно поцеловал ее в лоб.

— Ты имеешь в виду случай с огурцом? Детка, но это было смешно до коликов!

— Предатель! — Маги рассердилась и повернулась к нему спиной. Увидев своего друга Ханка, она пустила слезу. — Но ты-то пожалеешь меня?

— Конечно, — заверил Ханк. — Только Алекс выглядит так, будто именно он нуждается в утешении. Может быть, мне утешить его?

— Пожалуй. — Маги посмотрела в сторону Алекса, который стоял рядом с безутешным Генри Мортимером. Она покачала головой. — Разве я приглашала господина, что стоит там? Странно, обычно я знаю всех своих гостей. Ну исключение тоже возможно. Пойдем! — Под руку с Альфом и Ханком она прошла в огромное помещение, размеры которого скрадывали темные краски, в которых было выдержано убранство: коричневый ковер и угловые диваны, темно-синие стены и потолок с золотыми разводами. Низкие светильники оживляли золотые диванные подушки и выделяли сверкающие темно-синие деревянные столы, на которых стояли золотые пепельницы и вазы. Зеркала, вмонтированные в потолок, фигурки из Азии и необычные лампы подчеркивали небывалую роскошь.

— Какая необычная обстановка. — Режиссер из Санкт-Луиза рассматривал каждую деталь и одобрительно улыбался Маги. — Я повидал апартаменты Нью-Йорка, но это самые прекрасные.

— Большое спасибо, господин Грандвилл. — Маги бросила взгляд в сторону Алекса. — Вы не представляете, как здесь будет красиво, когда я выброшу последний мусор.

— Мусор? — Грандвилл огляделся. — Но здесь так удивительно чисто…

— Ну, можно сказать, вредных насекомых, — заметила Маги.

Гость из Санкт-Луиза удивился.

— Правда то, что я слышал? В Нью-Йорке даже в самых роскошных домах водятся тараканы?

— Именно. — Маги сияла. — И вы не знаете, где можете встретить эти чудовища. — Она снова посмотрела на Алекса и Генри, но было очевидно, что имеется в виду только Алекс. — Анна! — позвала она художницу, которая стояла, окруженная гостями. — Анна, тебе хорошо удаются изображения насекомых?

Анна была недовольна, что ее отвлекли.

— Не мешай мне. Я как раз объясняю, как нарисовать улыбающегося паука.

Маги заинтересовалась и подошла поближе.

— А ты не сможешь нарисовать таракана, который жует огурец.

Анна оцепенела. Лицо ее просветлело, и она торжествующе подняла руки.

— Вот это идея! Это достойно Нью-Йорка! Это фантастика!

— Я знаю, — согласилась Маги. — Нарисуй таракана с лицом человека, и Мона Лиза померкнет.

— Ты гений, — воскликнула Анна.

— Я знаю, — снова согласилась Маги и показала на Алекса. — Ты можешь рисовать с натуры. Вон стоит твоя модель.

Все взоры устремились на Алекса, который в отличие от Генри Мортимера не выказывал никакого волнения. С бокалом в руке, он равнодушно созерцал окружающих.

— Вы, собственно, кто? — вопрошала Маги. — Мы разве знакомы? Мне кажется, мы раньше не встречались.

Алекс поднял в знак приветствия свой бокал и сделал глоток. Генри ободряюще сжал его локоть, но Алекс не реагировал.

Так как разговоры умолкли и все внимание было обращено на Алекса, Маги решила провести первую атаку. Главная бомба должна быть взорвана позже, когда подтянутся остальные гости.

— До этого мы говорили о свойствах Нью-Йорка, который странным образом вмешивается в судьбы людей. — Голос ее дрожал.

— Слащавая драма, третий акт, вторая сцена, — довольно громко сказал Алекс, так, чтобы Маги услышала.

— Случилось то, что решило мою участь, — продолжала Маги, и в глазах ее появились злые искорки. — Овощ, который я не хочу называть, сыграл зловещую роль в моей судьбе, ознаменовав крах личной жизни и профессиональной карьеры. Это одна из тех драм, которые случаются в этом особенном городе.

— Пошлость и халтура, — пробормотал Алекс.

— Замолчите же вы, наконец, Алекс! — прошипел Генри Мортимер. — Вы только усугубляете ситуацию.

— Не говорите со мной таким тоном, или я брошу вашу роль, — прошипел Алекс в ответ.

— Сделайте это, — взмолился Генри, и его глаза засветились радостью.

— Договорная неустойка даст мне возможность пережить крушение.

— Какое крушение?

— Какой поворот?

— О чем они говорят?

Вопросы сыпались не переставая, но Маги утихомирила своих гостей и снова стала общаться со всеми попеременно, поддерживая светский разговор. Время от времени она подходила к дверям, чтобы поприветствовать вновь прибывших. При этом она не замечала Алекса и не смотрела на него. Ему ничего не оставалось, как залпом выпить свой бокал и проследить, чтобы Маги не проскочила мимо него.

Он дождался, когда Маги в очередной раз проходила мимо.

— Я хочу кофе, — громко сказал он. — И много сахарных кусочков. — Он засмеялся, когда Маги остановилась. — Я попрошу у Кончиты. Она знает, как подсластить.

— Алекс, прошу вас! — умолял Генри Мортимер.

— Не волнуйтесь, Генри, со мной ничего не случится, — заверил Алекс.

— Случится, и сейчас же, — прошептала Маги сквозь зубы и сделала вид, что прислушивается к беседе двух дирижеров с Бродвея.

Алекс довольно засмеялся.

— Даже если сегодня огни Бродвея погаснут для меня, то всегда найдется местечко на Карибике. Неплохо, так ведь?

— Вы фантазируете, — заметил Генри.

— Отнюдь! Я немного скопил. С моими долларами я могу неплохо устроиться в Пуэрто-Рико. Пляж, пальмы и пуэрториканки.

Генри задрожал.

— Вы не можете говорить тише?

Алекс кивнул и заговорил еще громче.

— Вы слышали, Генри, что в пуэрториканках много огня, они темпераментны, не то что дамы Нью-Йорка. — Он, довольный, наблюдал за спиной Маги, которая все больше теряла подвижность и, наконец, совсем прогнулась.

— Да, однажды у меня была пуэрториканка, — ностальгически заметил Генри. — Через полгода я иссяк.

— Она была так неукротима? — сластолюбиво спросил Алекс.

— Нет, она меня шантажировала. — Генри уронил бокал, когда понял, куда позволил себя завлечь.

Маги выудила сигарету у канадского артиста, прикурила у кинооператора из Колорадо и обернулась к Генри, который с испугом смотрел на нее. Но ее внимание было обращено не на адвоката, менеджера и продюсера, а на Алекса, которого она, и правда, не знала. Она настолько не замечала его, что чуть не прижгла сигаретой, но он вовремя отскочил в сторону.

— Сегодня не ваш вечер, Генри. — Маги затянулась и выпустила дым в лицо Алексу. Он закашлялся и отпрянул. — Может быть, вам лучше пойти домой и полежать. Или Кончита принесет вам ромашковый чай?

Держа сигарету между двух пальцев в высоко поднятой руке, она неожиданно рассмеялась и развела руки. В этот раз Алекс не успел отскочить, и сигарета задела ворот его рубахи.

— Да, как насчет чая из ромашки? — Маги не замечала активную жестикуляцию Алекса, который пытался стряхнуть пепел и искры с воротника рубахи. — Ну хорошо, мы еще немного побеседуем, а потом перекусим, согласны? Надеюсь, вечер будет милым и приятным. — Она похлопала Генри по бледной щеке. — Выше голову!

Генри кивнул.

— Да, все должно быть только лучше, хуже уж некуда.

Алекс смотрел вслед удаляющейся Маги.

— Ваше заключение слишком поспешно, Генри, — заметил он. — Скажите спасибо, что вы не работаете в суде. С вашей логикой вы бы постоянно доказывали вину собственного доверителя.

— Большое спасибо. Именно такая поддержка мне и необходима, — горько пробормотал Генри.

— Дорогие друзья! — Маги стояла посреди комнаты. — Позвольте привлечь ваше внимание.

— Сейчас последует очередная сцена из пошлой оперы, — заметил Алекс и застонал, так как в этот раз Генри в гневе крепко схватил его за локоть.

Взоры всех гостей были прикованы к Маги, которая в своем золотом наряде действительно напоминала королеву.

— Горячо любимые друзья! Я хочу сообщить вам что-то необычайное, имеющее важное значение.

Алекс ухмыльнулся.

— Отвратительный стиль, — прошептал он на ухо Генри. — Она никогда не умела импровизировать! — Генри поперхнулся. А Маги сделала продуманную паузу и подождала, пока волнение среди любопытствующих гостей не улеглось.

Рон вытащил изо рта бахрому от черного с золотом страусиного боа одной из дам. Анна стукнула господина, который наступил на кайму ее черного кружевного платья, стукнула довольно сильно, при этом последний стал ругаться на толстушку из Палм Спрингс, что было расценено ею как безнравственное стремление к сближению, и она пролила остатки мартини на свой черный, украшенный кружевами костюм от Шанель.

Наконец-то воцарилась тишина, и все взоры устремились на Маги.

— Я больше не могу, — возвестила она гробовым голосом. — Я вконец опустошена. Вероломный удар был нанесен моей чести актрисы, и я на краю гибели. Вы все понимаете, что я имею в виду.

— Мы все сочувствуем тебе, дорогая! — закричала Сельда, и футуристическое творение, бывшее ее шляпой и напоминавшее черный колпак с пятью ушами, опасно покачнулось, когда она сочувственно закивала.

— Мы много смеялись, — добавил Алекс не очень громко.

Кто-то хихикнул, Роберт Грандвилл из Санкт-Луиза спросил, что он имеет в виду, а Маги тяжело вздохнула.

Генри Мортимер приблизился к Алексу с тяжелой медной пепельницей и наклонился к его уху.

— Алекс, я душа-человек, — прошептал он нежно. — Но я клянусь всем святым, что раскрою вам череп, если вы не перестанете сердить Маги.

— Ах, оставьте ваши угрозы, Генри, — равнодушно прошептал Алекс. — Вы адвокат и у вас нет ничего святого, так как вы все равно все обжалуете в суде. Вы менеджер, и у вас нет ничего святого, поскольку вы думаете только о том, как нарушить контракт. А как у продюсера у вас тоже нет ничего святого, так как святые деяния не принесут вам денег.

— Тогда я просто так разобью вам череп, если вы не заткнетесь, — прошептал Генри.

Взглянув в голубые глаза адвоката, в которых светилось зарождающееся безумие, Алекс замолчал. Всеобщее внимание снова было обращено на Маги.

— После тяжких сомнений я приняла два важных решения, — сообщила она. — Во-первых, я больше незнакома с Алексом Рейнольдом и вычеркиваю его из своей личной жизни. — Хави допил виски.

— Я готов утешить тебя, малютка Маги, подумай об этом.

— Я еще вернусь к твоему предложению, — заверила Маги и искоса посмотрела на Алекса, чтобы убедиться, попал ли удар в цель.

— Напрасно, — сказал Алекс и махнул рукой, когда Генри поднял пепельницу. — Хави — известный утешитель вдовушек, и в их кругу рассказывают, что он всегда изображает жгучего мужчину, а в решающий момент отступает и устраивает спектакль; он утверждает, что не хочет запятнать лилию, она слишком нежна и слишком быстро отцветает.

— Ты мне это тоже… — прокричал женский голос и замер. Все оглянулись, но оплошавшая дама подчеркнуто равнодушно смотрела перед собой.

Хави так сильно сжал бокал в руке, что побелела кожа.

— Алекс! — прошипел он. — Если в ближайшее время ты услышишь сзади себя шаги, то молись, чтобы это был простой разбойник из Нью-Йорка. Так как, если я доберусь до тебя…

Маги грустно огляделась.

— Я страдаю, а вы разговариваете об уличных разбойниках и вдовах! — жалобно воскликнула она. — Вы совсем мне не сочувствуете?

Сельда вскочила, одернула черный жакет из каракульчи, расправила кайму из черной лисы и постаралась, чтобы каждый увидел, что ее голубое платье также сделано из окрашенной в голубой цвет каракульчи.

— Дорогая, какое второе решение ты приняла? — спросила она, переполненная любопытством.

Прежде чем сказать важную фразу, Маги помедлила две секунды (это было как раз то время, которое она обычно пережидала на сцене): — Я больше не играю в «Розах и поцелуях» до тех пор, пока не найдут замену этому Алексу Рейнольду, а так как замены нет, это, видимо, означает мое прощание с «Розами и поцелуями», а может быть, и со сценой.

— Вот как? — Сельда поправила упавшее ухо на своей шляпе. — Правда? Об этом ты должна мне рассказать поподробнее. Ты придешь на следующей неделе на премьеру к Бени?

— Бени — это собачка? — справился Роберт Грандвилл, режиссер из Санкт-Луиза.

— Как оригинально! — Сельда захихикала. — Я имела в виду Беньямина Бреммера, постановщика.

— У Лилибет грипп, — сообщил Альф Аннабель.

— Это правда? — удивилась она. — Азиатский?

— Кожа еще не пожелтела, — рассмеялся Альф, и Маги начала его ненавидеть.

— Что вы на это скажете? — громко прокричала Маги.

— О Бени? — спросила Сельда.

— О гриппе? — осведомился Альф.

Аннабель закружилась, показывая свое длинное бархатное платье.

— Вы не находите, что это молодежный фасон? — спросила она Ханка, художника сцены. — Вы считаете мой вырез слишком смелым?

Ханк заглянул в глубокий вырез, схваченный внизу серебряной брошью.

— Так ведь ничего ж не видно, — сказал он, вызвав гнев Аннабель.

— Я напишу пьесу о двух художниках-декораторах, — зашипела Аннабель. Она была звездой Голливуда и писала пьесы для Бродвея. — Я разнесу вас обоих в пух и прах.

Маги решила использовать шанс.

— Может, тебе лучше написать об актрисе, жизнь которой разрушил ее партнер? — спросила она с надеждой в голосе.

— Зачем? — парировала Аннабель. — Кого интересует такая скучная тема.

После этого Маги оставалось только направиться к бару и налить себе тройной виски Она не знала, какая жидкость попала в ее бокал. Главное, чтобы была тройная крепость.

— Все складывается великолепно, Генри, — объявил Алекс продюсеру, менеджеру и адвокату несчастной Маги. — Если ей не удастся произвести сенсацию отказом играть в вашей пьесе и уходом со сцены, она, наверняка, раскаявшись, придет к нам, простит нас, и все пойдет по-прежнему.

— Вы опять делаете слишком поспешные выводы, Алекс, — предостерег Генри Мортимер. — Посмотрите, как она много пьет. Она пьет для храбрости.

— Она налила тоник. Он не добавит ей храбрости.

Маги отошла от бара и толкнула Сельду в сторону, расчищая себе дорогу. С пылающими гневом глазами она шла прямо по направлению к Алексу и Генри.

— Вы правы, — заметил Алекс. — Я поспешил.

— Алекс Рейнольд, вы не только разрушили мою карьеру, но и погубили мою жизнь, — говорила Маги с тем выражением лица, которое она принимала, играя Марию Стюарт, в последней сцене по пути на эшафот. — Я не желаю больше видеть вас никогда в своей жизни. Одна мысль об этом вызывает у меня элегию!

— Аллергию, — поправил Алекс.

— Элегию, — утверждала Маги.

— Нет, сахарный кусочек, ты считаешь, что реагируешь на меня аллергически, то есть у тебя аллергия.

Маги дважды топнула правой ногой.

— Нет, таракан, я говорю, что я становлюсь элегической, когда я вижу тебя, то есть у меня элегия! Кроме того, как только я вижу таракана, у меня начинается зуд!

Алекс кивнул Генри и показал на Маги.

— Я же говорил, что она имеет в виду аллергию!

— Ах ты, жалкий паразит, — только и смогла выдавить Маги, повернулась на каблуках и стала искать в толпе гостей хоть одну человеческую душу, которой бы она могла поведать о своем страдании. Так как Альберт Швайтцер умер, она схватила совершенно неизвестного блондина и закружилась с ним в вальсе.

— Вы великолепно танцуете. — Молодой мужчина буквально поедал Маги своими фиалковыми глазами.

— Я всегда великолепно танцую, когда смертельно несчастлива, — промолвила она голосом героини «Дамы с камелиями».

— Расскажите мне подробнее, что с вами случилось. — В фиалковых глазах стояла печаль.

Маги остановилась посреди танца и с благодарностью схватила руку молодого мужчины.

— О да, охотно!

— Только этого мне и не хватало. — В фиалковых глазах стоял страх. — Спасибо за танец, может, мы еще увидимся! — И прежде чем Маги успела опомниться, неизвестный блондин исчез.

Генри Мортимер похлопал Алекса по руке.

— Ну посмотрите на бедную Маги, она стоит совсем одна, — проникновенно сказал он. — Вы можете на это смотреть?

— Да, — лаконично ответил Алекс. — Вполне.

— Вы бессердечный, — упрекнул его Генри.

— Отнюдь. Я реалист. Если бы она не отвергла меня без всякого повода, смею заметить, она бы не стояла одна.

— Ну, во-первых, у нее был повод, два сантиметра длиной, маринованный и с укропом, а, во-вторых, должна же она что-то значить для вас. Вы же были хорошей парой.

— Конечно. — Алекс посмотрел на часы. — Два часа назад мы действительно были парой, но она нарушила наше согласие, и теперь она одна.

Генри грустно рассматривал бокал в руках Алекса.

— Что вы там пьете? Ваши речи такие странные.

Алекс поднес стакан ему под нос.

— Вермут, как аперитив. Не бойтесь, я не пьян.

— Да, да, а я-то надеялся, что вы пьяны. — Генри покачал головой. — Сегодня действительно не мой день. А я-то хотел внушить вам сочувствие к бедной Маги. Придется мне подыскать кого-нибудь еще для этого случая.

— Зачем, — осведомился Алекс, глотая вермут. — Думаете, Маги даст себя переубедить, если кто-нибудь выскажет ей сочувствие?

— Не думаю, но вам не приходило в голову, что ни в одном другом городе мира не возникает так быстро новая тенденция. — Генри, как учитель, поднял указательный палец. — Вспомните бег. Люди бегали как безумные по загазованным улицам Нью-Йорка, вдыхали тонны смертельной окиси углерода, углекислого газа, не говоря уже о парах серы. А почему они бегали, стремясь к коллективной смерти? Потому что это была модная тенденция.

Алекс попытался сконцентрироваться на мысли Генри.

— Не собираетесь ли вы запустить здесь новую тенденцию? Тенденцию по спасению Маги Фокс для Бродвея.

Генри смеялся, как ребенок, которого застали, когда он залез пальцами в торт.

— Как раз это я и собираюсь сделать, или у вас есть другая идея и вы скажете, как мне спасти деньги, вложенные в «Розы и поцелуи»? — Он обернулся в поисках подходящей жертвы, но тут ему что-то пришло на ум. — Алекс, ну попытайтесь и вы внести свою лепту. В конце концов, речь идет и о вашем участии в спектакле, или вам придется играть без Маги с Лаурой…

Алекс застонал и закрыл глаза. Генри был очень доволен.

— Или, — продолжал Генри, — я должен вывести вас из спектакля и заменить другим актером.

— Не имеете права, — парировал Алекс. — Вам придется расторгнуть контракт, и вы должны будете заплатить неустойку.

Генри Мортимер больше не смеялся. Он ухмыльнулся холодно и расчетливо.

— Ошибаетесь, мой дорогой, если я выброшу вас, я потребую от вас неустойку, так как вы сорвете пьесу и из-за вашего маринованного огурчика разразится катастрофа. И я выиграю, защищая сам себя, кроме того, я буду отстаивать интересы Маги, будучи ее менеджером. Мы все объединимся против вас, Алекс.

Алекс взвесил свои шансы в этом случае. И задержал проходящих мимо Альфа и Ханта.

— Слушайте, вы не находите ужасным, что Маги так вот просто покинет Бродвей? Я думаю, без Маги Фокс не будет больше Большого Светлого Пути. Я думаю…

Генри Мортимер, довольный, улыбался. Он схватил другую пару гостей, чтобы поселить в их сердцах сочувствие к Маги Фокс.

Между тем Маги нашла рыцаря, утешавшего ее. Она присела около Рона и, страстно глядя ему в глаза, склонилась к его плечу.

— Сделай мне что-нибудь выпить, дорогой, — попросила она. — «Хайболл» тебе удается лучше всего.

Рон поцеловал ее в висок.

— Для тебя самый лучший, дорогая.

Пока Рон пробирался к бару, Сельда завладела Маги.

— Аль Цуков предлагает мне эксклюзивный контракт с Голливудом, — сообщила Сельда, лопаясь от гордости и довольства. — Пятьсот долларов в неделю плюс жалованье за роль в фильме…

Маги предостерегающе подняла левую бровь.

— Не соглашайся, Сельда.

— Почему нет? Это шанс попасть в Голливуд…

Маги прервала речевой поток Сельды и ткнула ее пальцем в грудь.

— Ты никогда не получишь от Цукова ни одной роли. Аль — проходимец. Десять лет тому назад у меня был такой контракт с ним. И что же? Я эксклюзивно сидела без работы целый год в Голливуде, а Цуков жил эксклюзивно в Палм Бич. Он ничего не делает для своих клиенток, лишь платит двести долларов в неделю и исключает двойные суммы из налога.

Сельда недоверчиво смотрела на Маги.

— Ты говоришь так, потому что распрощалась с Бродвеем, — сказала она язвительно.

Маги сделала шаг к Сельде.

— Это необоснованное искажение. О прощании нет и речи!

— Во всяком случае, ты выходишь из дела, если станет известно, что на тебя нельзя положиться, что ты устраиваешь шум из-за мелких трудностей.

— Если посторонние предметы во рту ты называешь мелкими трудностями, Сельда, тогда я не хотела бы знать, что тебе придется взять в рот в Голливуде, чтобы не создавать мелких трудностей. — Маги снисходительно смотрела на коллегу. — Если уж говорить об успехах на Бродвее и если ты уже меня похоронила, посмотрим внимательнее твои роли. Ты…

— Вот твой «Хайболл». — Рон протянул Маги ее бокал, в котором были лед, виски и сода. Увы, слишком много льда, избыток виски и мало соды.

— У тебя свои достоинства, Рон. — Маги попыталась не обращать внимание на огонь в горле после первого глотка. — Как бармен ты меня сразил. — Рон попробовал напиток, который он сделал для себя.

— Неплохо, но слишком слабо. Ты права, Маги, тебе лучше обратить внимание на другие мои достоинства.

— Да, да, торопись, дорогая, — посоветовала Сельда. — Хватай, пока есть что. — Она бросила двусмысленный взгляд на маленькую группу, в центре которой был Алекс. — Твой бывший, похоже, не теряется. И ему помогает вермут. — Она презрительно захихикала. — Хотела бы я знать, как он опустился до этой дешевой сивухи!

— Эту сивуху ты подарила мне на последнее Рождество, дорогая Сельда, — сказала Маги, потрепала Сельду по щеке и повернулась к ней спиной.

Полная гнева и презрения, Маги допила остатки «Хайболла» и вдруг заметила, что стало очень тихо. Правда, еще раздавалась музыка из скрытых громкоговорителей, но разговоров почти не было слышно. Она осторожно посмотрела на отполированную до блеска панель стены. Ее гости глядели украдкой в ее сторону. Одни отворачивались, другие отводили глаза.

— Что случилось? — сначала Маги предположила новый подлый поступок злого духа своей жизни, бывшего партнера по сцене и возлюбленного. Однако Алекс, похоже, был тут ни при чем. Он стоял рядом с Генри Мортимером в углу, положив руку на плечи согнувшегося от горя мужчины.

Маги по очереди рассматривала печальные, озадаченные, потрясенные лица.

— Что случилось? — Она подошла к Альфу, который спрятал свое лицо за спину Ханка. — Рон, Хави, скажите что-нибудь.

— Несчастье, большое несчастье, — бормотала Анна тупо.

Маги кружилась вокруг своей рисующей подруги.

— Кто-то умер, я что-то пропустила? — Анна кивнула, как бы предчувствуя беду. — В ту самую минуту, когда ты объявила о своем уходе, Маги Фокс, погиб Бродвей. Он умер и никогда больше не возродится.

Обычно Маги быстро соображала, но сейчас она лишь растерянно смотрела на Анну.

— Мой уход? Что вдруг случилось? Полчаса назад никого это не интересовало.

— Ты не можешь так говорить, — запротестовала Анна. — Это неправда.

— Мы были ошарашены, — заверял Ханк. — Потребовалось время, чтобы мы поняли глубину трагедии.

— Ты не можешь так поступить с нами, — умолял Альф. — Маги, останься!

— Я не собиралась совсем оставлять сцену, — успокаивала всех Маги. — Я только подожду, пока заменят исполнителя мужском роли.

— Это может длиться неделями, месяцами! — кричал подавленный Генри Мортимер. — Это разорение.

— Маги, имей сострадание! — взывал Рон. — Я был бы рад, если бы у нас на телевидении была бы хоть одна актриса, которая могла бы половину того, что можешь ты. Мы бы удвоили наши квоты.

Даже Сельда, которая несколько минут назад пылала гневом, смахнула с глаз слезу.

— Маги, если ты уйдешь, я тоже оставлю Нью-Йорк и брошусь в пасть к Аль Цукову. Мне ничего не сможет предложить этот город.

Со всех сторон на нее сыпались просьбы. Маги не давали вымолвить ни слова. Наконец она смогла произнести:

— Как хорошо, когда имеешь таких друзей. Я уже забыла, как замечательно чувствуешь себя с друзьями даже в такой бездушной пустыне, как Нью-Йорк.

Тайно она ждала язвительного замечания со стороны Алекса, но тот молчал. Она все яснее чувствовала почтение, любовь и дружеское участие, которые исходили от ее друзей. «Наконец-то», — подумала она. Долго же ей пришлось ждать.

Уступить? Так ли это ужасно, если она покинет сцену, свое ремесло и своих почитателей? Но не пожертвует ли она своей гордостью?

Маги глубоко вздохнула. Ну и что! Она пожертвует свою гордость на алтарь искусства. Для этого она живет.

— Ну, хорошо, хорошо, — объявила она дрожащим голосом. — Я не уйду со сцены. Но с условием… — Эти слова прервали бурное проявление радости. — С условием, — сказала она в молчание зала, — что мой партнер по сцене с этого момента откажется от своих глупых шуток и выходок во время представления.

Все взоры устремились на Алекса, который притаился на кушетке рядом с Генри Мортимером. Головы у обоих были опущены, они производили впечатление глубоко скорбящих.

— Я заставлю Алекса подписать новый контракт с жесткими условиями, в котором будет предусмотрен миллионный штраф, если Алекс возьмется за старое, — заверил Генри и с надеждой поднял голову.

Голова Алекса была еще опущена.

— Контракт не нужен. Я понял, в чем моя ошибка. Я никогда больше не буду мешать на сцене, никогда! — Он украдкой посмотрел на Маги, чтобы угадать ее настроение. — Но я готов подписать самый ужасный контракт, только бы сохранить мою непревзойденную партнершу.

Его голова опустилась ниже.

— Я сохраню ее хотя бы на сцене, если уж потерял в жизни. Я буду жить на сцене, а вне сцены я обречен на прозябание. — Его тело содрогнулось от рыдания.

Маги растаяла. Ее мягкое сердце наполнилось сочувствием к бедному поверженному человеку, к растерявшимся друзьям и зрителям.

— Если дело обстоит так… — Она не могла говорить, ей надо было перевести дыхание, прежде чем объявить о своем решении. — Если все так обернулось, я возвращаюсь. — Она пошла на направлению к Алексу, и толпа расступилась, образовав проход. Маги шла, и ей казалось, что она на сцене в одной из тех ролей, которые заставляют зрителей плакать. Она нежно наклонилась к Алексу и погладила его волосы.

— Дорогой, забудем все, что нас разъединяло, — сказала она вкрадчиво. — Сделаем вид, что никакого маринованного огурца не было. — Она запнулась, отрезвев, и значительно холоднее закончила: — Не будем говорить об этом овоще.

Алекс вскочил, когда понял, что не надо перегибать палку.

— Маги, дорогая, я так рад, что ты простила меня! — воскликнул он, обнял ее и поцеловал под общие возгласы одобрения и аплодисменты.

Они еще целовались, а гости снова предались разговорам и не думали больше об их примирении.

— Пойдем, — позвал Алекс.

— Куда? — удивленно спросила она, но он молча взял ее за руку и потянул из гостиной через фойе в кабинет.

— Что тебе здесь надо? — спросила Маги, ступив внутрь кабинета, но тут же остановилась и огляделась. — Зачем ты закрываешь дверь? Вечер проходит в гостиной.

— Именно. — Он потушил потолочное освещение, оставив только небольшую лампу на столике. — Кому интересен этот вечер?

— Алекс, почему ты так смотришь на меня? — Она отступила на пару шагов назад, в то время как он трижды шагнул к ней.

— Если после двух лет знакомства ты еще спрашиваешь, почему я на тебя так смотрю, то ты все забыла, — сказал он с намеком.

— Конечно, я знаю, почему ты так смотришь на меня, — защищалась Маги и наткнулась на письменный стол, преградивший ей дорогу. — Но почему сейчас? Вечер…

— …может продолжаться и без тебя, — докончил он. — И почему не сейчас? Мы помирились, не забывай. И это надо отпраздновать. — Его руки скользили по ее плечам, он притянул ее к себе.

— Алекс, ты невозможен! — Немного смеясь, немного возмущаясь, Маги пыталась оттолкнуть его от себя. — Ты потерял разум?

Она хотела уклониться от его губ, но он опустил голову, и она ощутила его дыхание.

— Я люблю твою кожу, дорогая, — шептал он, покрывая ее шею поцелуями. — Ты такая вкусная, — бормотал он, продолжая целовать ее шею, щеки, в то время как рука его нащупала ее грудь. — Тебя так приятно ощущать.

Маги пыталась справиться с дрожью, вызванной его поцелуями.

— Я же пригласила гостей, — шептала она, но голос ее звучал неуверенно. — Я не должна…

— Нет, ты должна! — Его пальцы гладили спрятанную под корсажем грудь. Маги застонала. — Ну видишь, что ты должна.

— Ты сатана. — Маги склонила голову, и дыхание ее стало частым, когда он снял с нее корсаж. Маги прислонилась к письменному столу, и пальцы ее утонули в его волосах. Его поцелуи, игра его языка и осторожные покусывания довели ее до безумия.

— Алекс, нет, прекрати, — шептала Маги, но ее отказ лишь сильнее разжигал его. Она просунула руки под его пиджак и гладила его сильную спину. Она прижала его голову к своей груди и хотела уже потребовать большего, но в дверь постучали.

— Есть здесь кто-нибудь? — позвал Генри Мортимер. — Алло! Мне необходимо позвонить!

Алекс застыл, прижав лицо к ее груди.

— Я его убью, — проговорил он, расстроенный. — Я убью этого парня!

— Минуту, — крикнула Маги дрожащим голосом. — Да подожди! — Она отстранила Алекса и поправила корсаж. Алекс смотрел на ее полуприкрытую грудь.

— Я вижу твою возбужденную грудь…

— Знаю без тебя, идиот, — шипела она, глубоко вздохнув, чтобы успокоиться. — Я тоже вижу, что ты возбужден, и, если ты не хочешь, чтобы об этом все узнали, сделай что-нибудь.

— О’кей, я что-нибудь сделаю. — Он подошел к Маги и поправил золотой шарф на правом плече, чтобы ничего их не выдало, потом оба они направились к двери. — И все-таки я убью его, — проворчал Алекс, пока Маги открывала дверь.

— Мне необходимо срочно позвонить на Западное побережье, — объяснил озабоченный Генри.

— В пентхаузе дюжина аппаратов, — возмутился Алекс. — Почему вам приспичило звонить именно из кабинета?

— Гости очень шумят, а мне надо, чтобы мне не мешали. — Пожав плечами, адвокат вошел в кабинет. — А из спальни я не хотел говорить. В спальне слишком интимно. Надеюсь, я не помешал ничему важному.

— Нет, нет, мы тоже собирались позвонить, — объяснила Маги. — Но мы можем позвонить из спальни, нам там не очень интимно.

— Но не ходите за нами, — грозно добавил Алекс. — Иначе продюсера «Роз и поцелуев» ждет бесславный конец.

Он хлопнул дверью и поспешил с Маги в спальню, закрыл ее и сорвал с себя пиджак. Маги разделась быстрее, чем обычно. Алекс никак не мог расстегнуть бабочку, а Маги уже стояла нагая перед ним, в то время как он еще был в рубахе.

— Дорогой. — Она вздохнула, подошла и прижалась к нему. Ее руки, скользнув под рубаху, обвились вокруг его спины. Она приникла к его груди, и их губы слились в страстном поцелуе.

Маги стонала, ощущая напор его языка, ее руки скользили по спине мужчины, она прижалась к нему и почувствовала, как возбуждена его плоть.

Не прерывая поцелуя, они упали на кровать. Он нежно и страстно целовал ее, его руки ласкали ее разгоряченное тело, гладили ягодицы, и, наконец, он ощутил, что она стремится слиться с ним воедино.

Маги глубоко вздохнула.

Она хотела Алекса и не скрывала это. Она обвила ноги вокруг его бедер, ей хотелось ощущать его наготу. Рубаха была преградой! Она потянула за бабочку и расстегнула ее. Было почти невозможно снять прилипшую к телу рубаху! И вот наконец он смог без помех обнять Маги и крепко прижать ее к себе. Ее руки ласкали его живот и бедра, пока он не достиг цели и не ощутил ее нежность и теплоту.

Маги доверила себя ему, она купалась в переполняющем их чувстве, его сила и мощь увлекли ее. Она была нежной и послушной в его руках и приготовилась к напору его страсти, но Алекс удивил ее. Лаская ее рот своими губами, играя языком, он довольствовался лишь этой близостью, гладил ее и сдерживал их общую страсть, но вот тела их воспламенились, огонь страсти рвался наружу.

Маги не хотела больше ждать, она гладила его спину, наслаждаясь каждым сантиметром его кожи, впиваясь в него кончиками пальцев и ногтями, он начал двигаться настойчивее и сильнее, однако еще пытался продлить как можно дольше наслаждение взаимного слияния.

Маги дышала прерывисто, глаза ее широко раскрылись, и она смотрела на Алекса, смотрела в его глаза, устремленные на нее. Алекс старался найти более удобную позу, чтобы отдать Маги всю силу своей страсти.

В последний момент он приподнял голову, его зубы были сжаты, улыбаясь, смотрел он на преображенное любовью лицо Маги, в ее чертах он увидел красоту и великолепие каждый раз вновь рождающегося возбуждения, но вот они вместе достигли пика, и взор его помутился. Они упали на кровать, сжимая друг друга в объятиях.

Они вновь возродились к жизни, поняв, что лежат на краю кровати, но не могли даже шевельнуться и погрузились в пучину бесконечной нежности.

Их губы нашли друг друга и сомкнулись в трепетном поцелуе, позволившем еще раз ощутить бездонное счастье, которым они наслаждались до тех пор, пока далекий смех, музыка и звон бокалов не напомнили им, что у них еще есть обязанности, о которых не следует забывать.

 

5

— Да где же все? — воскликнула пораженная Маги, когда они с Алексом вновь оказались в гостиной. Музыка по-прежнему играла, в пепельнице догорали окурки от сигарет, на полу валялись два опрокинутых бокала. Других следов вечернего приема не наблюдалось.

— Стая отправилась к кормушке. Послушай! — Алекс кивнул в сторону столовой, из которой доносились возбужденные голоса и веселый смех.

— Замечательно, когда окружен хорошими друзьями. — Маги повернулась и хотела уйти в столовую, однако остановилась и снова обернулась назад. В ее голубых глазах был вопрос, который она сразу же высказала: — Ты мне еще не сказал…

— Что? — Алекс подыгрывал ей, хотя уже понял ее. Но он хотел, чтобы она произнесла вслух то, что хочет от него услышать.

— Ты меня любишь, Алекс?

Он посмотрел в ее голубые глаза.

— Я люблю тебя, Маги, — сказал он просто и убежденно. Поцеловав, он, улыбаясь, подтолкнул ее в сторону столовой. — Между прочим, я проголодался. Ты отняла у меня много сил.

— Что от меня потребовалось много сил, ты, конечно, не догадываешься, погруженный в свой безграничный эгоизм. — Упрек звучал так нежно, что вполне мог сойти за комплимент. Перед дверью Маги снова остановилась и обернулась. — Я тоже люблю тебя, Алекс. — Она поднялась на цыпочки и поцеловала его.

В этот момент Кончита открыла дверь и наткнулась на целующуюся пару. Она была растрогана и залепетала что-то на своем, лишь ей понятном языке.

— Да, да, принесите что-нибудь поесть, — перебила ее Маги, резко прервав безумный поток слов. Она вдруг смутилась, как молодая девушка, которую застали целующейся первый раз в жизни.

— Все уже приготовлено, сеньора Фокс. — Кончита показала на длинные столы, сервированные в глубине помещения. Подносы с закусками были искусно расставлены на столе, напитки обильно представлены в баре, который так же, как и панели стен, был сделан из отполированного до блеска красного дерева.

— Спасибо, Кончита. — Маги порылась в своем бедном запасе испанских слов: Gracias, muy bien.

Кончита сияла.

— Que pareja hermosa! — воскликнула она и исчезла.

— Что она сказала? — полюбопытствовал Алекс.

— Она находит, что мы очень красивая, очень влюбленная пара, — перевела Маги.

— А так ли это? — спросил Алекс и перешагнул вместе с Маги через порог.

Как только они появились в свете сияющих хрустальных люстр, все гости встали из-за стола и захлопали.

Маги несколько растерялась, и Алекс ободряюще пожал ей руку.

— С каких пор ты боишься аплодисментов? — шепнул он ей на ухо.

— Совсем не боюсь, но почему они так рады? — шепнула Маги.

— Они видят, что мы очень красивая, влюбленная пара, а в наше холодное, рациональное время это надо приветствовать. — Улыбаясь, он проводил ее на место во главе стола, а сам сел справа на свободный стул.

Генри Мортимер постучал пару раз ножом по бокалу.

— Надеюсь, он не будет держать долгую речь, — прошептала Сельда так громко, что все услышали, хотя стол был длиной в несколько метров.

— Друзья! — голос Генри Мортимера дрожал от радости, которая объяснялась то ли восторгом по поводу примирения, то ли финансовыми соображениями продюсера.

— Поднимем бокалы за самую красивую, самую влюбленную и самую талантливую пару, которую когда-либо видел Бродвей!

Все подняли бокалы и пригубили. Алекс махом выпил весь бокал и налил еще.

— Друзья, — воскликнул он. — Поднимем бокалы за звезду Бродвея!

Сельда льстиво засмеялась.

— За Маги Фокс!

Смех Сельды умолк, она отпила глоток вина, Маги, улыбаясь своему возлюбленному, тоже отпила небольшой глоток, в то время как Алекс снова выпил весь бокал.

— Не пей так быстро, — прошептала она ему. — У тебя же пустой желудок.

Его губы касались ее уха.

— У меня жажда от любви, — прошептал он и улыбнулся.

— За столом не шепчутся, — сказала Аннабель. — Когда я жила у своей матушки, за это наказывали.

— Не будем сегодня строго судить нашу влюбленную пару, — заметил Генри Мортимер со снисходительностью любящего отца.

— Они очаровательны, наши голубки. — Розалинда, ближайшая из подруг Маги, счастливо улыбнулась и толкнула сидящего рядом Ханка. — Вы не хотели бы быть на месте Алекса?

— Я бы лучше побывал на месте Маги, — просиял Ханк в ответ.

Анна, художница, все время рисовала что-то на салфетках, и Рон спросил у нее:

— Вам и во время еды все время надо рисовать насекомых?

— Да, — ответила она коротко и ясно.

— И обязательно жующих насекомых?

— Да.

Рон несколько рассердился.

— Вам надо выйти замуж за камер-егеря, он истребит в вашей голове всех насекомых.

— Я никогда не выйду замуж, — заявила Анна и несколькими штрихами набросала на салфетке Рона толстую стрекозу в подвенечном платье с фатой. — Брак смертелен для любви.

Маги схватила Алекса за руку, увидев, что Рон поджег салфетку со стрекозой в своем бокале.

— Дорогой, а что ты думаешь о браке? — Она радостно захлопала в ладоши. — Друзья, великолепная идея. Алекс и я уже целую вечность вместе, нашу любовь невозможно описать. Мы хотим легализовать свои отношения.

При этих словах Генри Мортимер навострил уши.

— Великолепная реклама! Маги Фокс и Алекс Рейнольд, знаменитая супружеская пара Бродвея!

— Ах, свадьба, — Аннабель Арроу глубоко вздохнула. — Мне кажется, что число разводов в Нью-Йорке меньше, чем в Калифорнии.

— Почему ты говоришь о разводе, ведь мы еще не женаты? — запротестовала Маги в сердцах. Она не могла всерьез сердиться на свою старую подружку.

Аннабель стала в позу.

— Тогда я расскажу вам пару брачных историй, случившихся на Западном побережье, — начала она и на некоторое время овладела вниманием гостей за столом. Все продолжали жевать и смеялись над историями Аннабель, особенно над теми, которые касались ее первых шагов в Нью-Йорке.

Маги, сидевшая напротив Аннабель, забавлялась рассказами последней, в то время как Алекс с воодушевлением опрокидывал один бокал за другим. Маги погрузилась в воспоминания о прошлом.

Вечность тому назад Маги и Аннабель исполняли второстепенные роли в одном из мюзиклов на Бродвее, и талант рассказчика, который был присущ Аннабель, превратил бесславное начало их карьеры в забавные анекдоты. Потом Аннабель стала звездой киноэкрана, и прежде всего благодаря своим глазам, в которых при крупном плане светились наивность, доверчивость, сердечность и нежность — все те качества, которые Аннабель растеряла за многие годы борьбы, приведшие ее из трущоб Нью-Йорка к солнечным вершинам Голливуда.

— Хорошо вам там, в Голливуде, — заметила Сельда, когда Аннабель сделала паузу. — У вас есть возможность на частных просмотрах, которые всегда устраиваются на скучных встречах продюсеров, видеть новые ленты, еще не вышедшие на экран. Мы же, простые смертные… — Сельда засмеялась, желая услышать от пирующих, что сама она не принадлежит к простым смертным.

— Описать тебе последний просмотр, на котором я была? — Аннабель засунула в рот луковицу. — Сначала на экране появилось имя звезды, в том фильме Патрик Шелдон, потом дурацкое название «За облаками». Потом имя продюсера — Георг Гардер и Стив Брукс, сопродюсер Рауль Филд, режиссер Джефферсон, оператор Херб Морган, пересказ Лайзы Морроу и Петера Коннеля новеллы Мэтью Хендли, сценарий Райана Вимборне и Глена Харриса, режиссер по диалогу Эдди Эванс, музыка Элизабет Барт, композиция Т. Руссель, оркестровка С. Чатема, аранжировка Майка Магью, звук Дона Билла, освещение Джефри Робинсона, грим Галлоре, костюмы Лилиан Лангет, спецэффекты Кристофера Барри… Затем наконец-то начался фильм, и я заснула!

Алекс погладил руку Маги, пока все смеялись над рассказом Аннабель.

— Мне нравится, когда жизнь не принимают так серьезно, — заявил он громко. — Жизнь достаточно серьезна сама по себе.

Маги искоса посмотрела на него. Она не следила за тем, сколько бокалов выпил Алекс, да в ее правила и не входило контролировать его. Он говорил ясно, у него еще не заплетался язык, и все-таки что-то в его голосе насторожило Маги.

— Не только вы развлекаетесь на Западном побережье, — сказал он Аннабель. — Мы в Нью-Йорке тоже умеем смеяться.

— Юмор Нью-Йорка тоже хорошо известен, — заметила Сельда.

— Да, это так, — Алекс развеселился. — Могу поклясться, что внес свою лепту в нью-йоркский юмор.

— Вуди Ален также известен своим юмором, — сказал Генри Мортимер поспешно. — Мне кажется, хватит об этом, давайте сменим тему.

— Вы против юмора, Генри? — осведомился Алекс, улыбаясь.

— Нет, но вот идея с вашей свадьбой великолепна, — Генри нервно улыбнулся. — Когда состоится радостное событие?

Алекс громко рассмеялся, единственный за столом.

— Радостное событие? Хорошо, Генри, так обычно называют рождение. До этого дело еще не дошло. А вы знаете, что я сделал один раз на сцене? — Алекс икнул.

— Я знаю, что он сейчас расскажет, — простонал Генри.

Алекс смахнул слезинки со щек.

— Вместо «приятное послание» я сказал «приятное событие». Ты помнишь, дорогая?

Маги мужественно засмеялась.

— Я помню, дорогой. Тогда я тоже оговорилась под конец. Вместо «в любви» я сказала «в гульбе». Публика очень смеялась.

— Да, публика хохотала. — Алекс ударил рукой по столу.

— Я не смеялась, — добавила Маги.

— Я упомянул Вуди Алена, — лихорадочно начал Генри Мортимер. — Кто знает его фильм…

— Вы все знаете, что на сцене никогда не бывает настоящей еды.

Алекс не слушал Генри. Он видел направленные на него выжидательные взгляды и не хотел разочаровывать своих слушателей. — Несколько лет тому назад я играл вместе со старым добрым Буком Харманом. А ему надо было каждый вечер в одной сцене есть панированную рыбу. Конечно, это была не настоящая рыба, а муляж, но Бук решил, почему бы ему не поужинать за счет компании. Он настоял на том, чтобы каждый вечер из ближайшего ресторана приносили настоящую рыбу.

Маги слушала и смеялась, потому что история была ей хорошо известна. Если она не ошибалась, она слышала эту историю в двадцать третий раз…

Генри расслабился, так как Маги в истории не фигурировала.

— Однажды коллеги сыграли с ним злую шутку. Костюмерша обваляла в сухарях тряпку, зажарила ее до коричневой корочки, и это было подано Буку вместо рыбы. Он напрасно старался разрезать рыбу, рвал и кромсал ее…

Веселые лица за столом радовали Алекса. Он раскраснелся, его глаза загадочно блестели. Он икнул второй раз…

— Ну, что вам сказать, — заключил он. — Все это Бук превратил в свой успех. Когда он понял, что ему принесли, он подцепил тряпку вилкой и высоко поднял, так, чтобы публика могла видеть, что это. Он сказал: «То, что сегодня ловят вместо рыбы в реке Гудзон, не поддается описанию!» Смеющийся зал был на его стороне.

Алекс мог гордиться подобным же успехом, ибо за столом все смеялись.

— Дорогая, — он обратился к Маги, как только все затихли. — Этот анекдот с Буком — хороший пример для тебя. Тебе еще надо научиться в решающем месте на сцене сохранять покой и с юмором выходить из сложившейся ситуации.

— Тебе так кажется? — спросила Маги, улыбаясь несколько холоднее. Генри Мортимер при этом от волнения укусил себя за палец.

— Да, конечно, — настаивал Алекс. — Ты слишком скована, тебе не хватает юмора, когда я…

— В Европе я слышал изысканный анекдот, — воскликнул Генри хрипло. — Это случилось во время представления оперы Вагнера. Коллега поспорили, что они рассмешат одного певца. Он утверждал, что всегда владеет собой. Незадолго до определенной сцены его коллега крикнул ему из-за кулис: «Какие яйца ты хочешь на завтрак?» А он должен был петь: «Мягкие, Вотон, мягкие». Конечно, певец рассмеялся. — Генри сам прыскал от смеха. Однако другие лишь слегка улыбались.

Сельда подняла руку, как в школе, когда хотят что-то спросить.

— У меня вопрос, Генри. Человека за кулисами звали Вотон?

Теперь раздался взрыв хохота, и Генри надеялся, что Алекс наконец-то отвлечется, но вместо этого Алекс, не останавливаясь, продолжал:

— Я много проказил на сцене.

— Сегодня не мой день, — пробормотал Генри Мортимер.

Розалинда подергала Ханка за руку.

— Почему вы хотели бы быть на месте Маги? Вы любите сидеть во главе стола?

Генри широко открыл глаза, но Ханк не удостоил свою соседку ответом.

— Маринованный огурчик? — воскликнул Алекс.

— Маги! — закричал Генри. — Я уже рассказывал вам о новой пьесе, которую я собираюсь поставить в следующем сезоне?

— Маринованный огурчик! — твердил Алекс.

— Нет, не рассказывали, Генри. — Маги заботливо положила руку на плечо Алексу. — Послушай, дорогой. У Генри новая пьеса. Это может быть нам интересно.

Алекс сделал над собой усилие и перевел свой горящий взгляд на Генри.

— Ну, Генри, что там у вас за пьеса.

Генри вытер салфеткой лоб.

— Да, в этом-то и проблема. У меня… Я знаю… Я хотел бы произвести фурор на сцене.

— С маринованным огурчиком, — закричал Алекс.

— И ты думаешь, там найдется роль для меня, — спросила Маги.

— В моей новой пьесе вы оба будете играть, — заверил Генри. — Вы нужны мне. Вы мой основной капитал.

— Хорошо, хорошо, хорошо. — Алекс замахал руками. — А что это за пьеса, Генри?

Адвокат, менеджер и продюсер глубоко вздохнул.

— Пьесы еще нет, вот в чем проблема.

— Тогда нечего об этом и говорить, — решил Алекс. — Может быть, мы снова пойдем в гостиную?

— Хорошая идея! — возликовал Генри.

— Но до этого я должен рассказать вам историю с маринованным огурчиком. — Алекс встал в позу. — Итак, дело было вот как…

— История известна всем за столом, — заверил Генри. — Правда, Алекс, это лишнее.

— Я не знаю эту странную историю, — сказал Роберт Грандвилл из Санкт-Луиза.

— Тогда я расскажу ее! — воскликнул счастливый Алекс, наклонился к Маги и поцеловал ее в щеку. В окаменевшую от смеха щеку. — Это как раз была особенно красивая, впечатляющая сцена, сцена с поцелуем. В кармане я спрятал маринованный огурчик, свеженький, из деликатесной лавки, которая расположена поблизости от театра. — Он погладил Маги по руке. — Я всегда забочусь, чтобы моя дорогая получала все самое лучшее.

— Как мило с твоей стороны, дорогой, — сказала Маги, и лицо ее свела судорожная улыбка.

— Я говорю свой текст. — Алекс воспроизводил сцену, жестикулируя. — Потом быстро лезу в карман, достаю огурец, прячу в руку, и, наконец, засовываю в рот так, чтобы никто не видел.

— Я что-то заметила, — бросила Маги.

— Невозможно, — заявил Алекс авторитетным тоном. — Подобное я могу сделать совершенно незаметно. Я же работал волшебником. — Алекс икнул третий раз.

— Ты имеешь в виду фокусником?

— Волшебником.

— Фокусником.

— Волшебником.

— Друзья! — Генри подскочил и бешено зааплодировал. — Наш дорогой Алекс Рейнольд покажет нам свое мастерство. Похлопаем Алексу!

Никто не захлопал, как будто бы все руки были заняты едой, и Генри медленно опустился на стул.

— Я, с огурчиком во рту, обнимаю Маги на глазах у всех, — Алекс показал, как он это сделал. — На сцене мы никогда не делали вид, что целуемся, мы действительно целовались, но вчера мы превзошли себя.

— О поцелуях я вам позже кое-что расскажу, — вставила Аннабель. — Вы будете смеяться до смерти.

— Сделайте это! — Генри пытался взглядом заручиться поддержкой Маги, но та не хотела мешать Алексу. Казалось, она ждала, что он еще выкинет.

— Поцелуй! — воскликнул Алекс. — Огурчик попадает к Маги, и она застывает, как соляной столб. Это просто умора!

— Да, я действительно был там и видел, — застонал Альф. — Это было потрясающе.

— Вы совершенно не понимаете, когда вам лучше промолчать, — напустился на него Генри.

— Что я такого сказал? Вы злой, толстый, старый человек, — обиделся Альф. — Ханк, этот злой, старый, толстый мужчина ругается на меня. А я только сказал, что Маги выглядела неподражаемо смешно. Рядом со мной зритель так смеялся, что чуть не упал со стула. От радости он бил себя по ногам и задел меня.

— А что вы сделали? — спросил Генри, который понял, что за эту соломинку он должен ухватиться.

— А, теперь вы хотите это знать, — заворчал Альф. — Сначала ругаетесь, а потом выспрашиваете. Я тоже стукнул его, но он даже не заметил, так как Маги выглядела настолько смешно, так необыкновенно комично, что…

— Да, да, да, это мы уже знаем, — прошипел Генри.

— Ханк, теперь он снова грубо обращается со мной!

Из всего этого Алекс ничего не понял. Он изображал застывшую Маги, раздутые щеки, круглые вытаращенные глаза — просто карикатура, над которой все с удовольствием смеялись, в то время как улыбка Маги становилась все более натянутой.

— Уук ниик грамм! — Алекс передал неописуемое клокотание и шипение, похлопал в ладоши и показал на сидящую рядом Маги. — Так она начала свой волнующий монолог, невнятно и гнусаво. Вы не верите? Таких ужасных звуков не слыхала ни одна сцена мира! Я клянусь! Это был позор столетия!

Алекс почти кричал от смеха и бил руками по столу, как по барабану. Все смеялись вместе с ним, за исключением Генри Мортимера и Маги.

Наконец смех Алекса перешел в непрерывный стон, он откинулся на стул и захрипел приняв положение беременной женщины.

— Но самое интересное еще впереди. — Он смочил пересохшее горло очередным глотком вина. — Я держал ее руки нежно и крепко, так как хорошо знаю свой сахарный кусочек.

Теперь Маги вздрогнула.

— И вот, я держу ее руки и думаю: ты не вытащишь этот огурец из своего сахарного ротика! Я думаю, а она рвется и дергается и не может освободиться. Она все-таки пытается говорить, но начинает кашлять, и огурец стрелой летит за кулисы. Раздается дребезжание. Маги попала в стоявшую там вазу. Конец сцены! Публика ревет от смеха.

У Алекса уже больше не было сил смеяться над своим повествованием, а остальные гости бушевали и топали ногами по полу, некоторые стучали приборами о тарелки.

— В театре это было смешнее, — пробормотал Алекс. — Когда рассказываешь, многое теряется.

— Это произвело огромное впечатление, дорогой, просто грандиозное, — сказала Маги таким голосом, от которого замерзло вино в бокалах. — Мы смеялись от души. Ты собираешься еще что-то рассказать?

Алекс откашлялся.

— Мои голосовые связки, — пробормотал он и выпил еще глоток вина.

— Мы разве не говорили до этого о Вуди Аллене? — осторожно промолвил Генри после небольшой паузы.

— Он великолепен, — сообщила Анна.

— Да, не так ли? — оживился Генри. — Какие его фильмы вы смотрели?

— Я ничего не видела, — заявила Анна, и разговор исчерпал себя.

— Я знаю еще одну историю, — нарушил тишину Алекс.

— Я чувствую, — прошептала Маги и улыбнулась той улыбкой, которая принесла ей успех в роли Клеопатры, когда та повелевает убить раба.

Алекс сделал большой глоток вина и икнул в очередной раз.

Аннабель Арроу использовала эту заминку и выступила с предложением.

— Почему бы мне не написать для вас пьесу, Генри? — предложила она. — К следующему сезону я бы успела.

Генри почувствовал шанс, который шел ему в руки.

— Вы это правда сделаете, Аннабель? — Он уже видел рекламу, которую обеспечили бы известные имена Голливуда. — Это было бы замечательно! Единственное условие, пьеса должна быть написана для Маги и Алекса.

— Это просто, — сказала Аннабель. — Вообще-то, я пишу преимущественно высоко-драматические пьесы, даже трагические.

Генри бросил взгляд на пару, о которой шла речь.

— Я убежден, что это будет кстати, — прошептал он. — Публика знает и любит обоих как исполнителей комических ролей, а почему бы и не попробовать? А что вы задумали, Аннабель?

— Что-нибудь из жизни. Моя школьная подруга вышла замуж за очень скучного человека, за друга юности. После развода она влюбилась в фокусника, так сказать в полную противоположность.

Алекс начал хихикать.

— Превосходно, превосходно. — Он улыбался все шире. — Получится замечательная комедия.

— Речь идет о трагедии, — зашипела Маги. — Аннабель пишет трагедию, а не комедию.

— А мне откуда знать? — пожаловался Алекс. — Я что, знаю школьную подругу твоей подруги, Аннабель? Нет, я ее не знаю, так как я совсем не интересуюсь школьной подругой, твоей школой… твоей подругой… твоей подруги… — Он запнулся и подумал: «Ах, женщины меня не интересуют».

Маги все быстрее вертела в руке свой бокал, но заговорила ясно, спокойно и стараясь владеть собой:

— Аннабель, ты имеешь в виду Венди Сивельхоффер из 4-Б?

— Нет, нет, она вышла замуж за пожарника, который погиб во время пожара, ее сын из-за этого начал принимать наркотики.

— Это Лоретта Малабокка?

Аннабель покачала головой.

— Лоретта была убита своим сутенером на 42-й улице, после того как она его кастрировала. Нет, я говорю о Бетти Майер. Она вышла замуж за почтальона, развелась и с тех пор встречается с фокусником, который выступает в основном на благотворительных базарах.

— А, — сказала Маги, но напрасно пыталась вспомнить одноклассницу с таким именем. — И что же дальше?

— Ничего, — ответила Аннабель. — Она сказала, что любит его, а до почтальона ей нет дела.

Хави, утешитель вдовушек, следил за Аннабель и ждал, когда она кивнет ему.

— У меня вопрос, мисс Арроу. Почему вы хотите написать пьесу об этой скучной подруге? Почему вы не обратитесь к судьбе двух первых? В их историях есть все, что сделает пьесу интересной.

Аннабель снисходительно покачала головой.

— А тщеславие писателя? — Аннабель смеялась над непосвященным, который ничего не смыслит в писательском труде. — Описать кастрацию и убийство сможет любой, и публика будет в восторге. А вот вы попробуйте описать скучную жизнь с почтальоном так, чтобы публику прошиб холодный пот от волнения, когда почтальон произносит: «Ну я пошел в ночную смену». Попробуйте, напишите!

— Я был однажды волшебником, я играл почтальона, — вновь заявил о себе Алекс и сморщил лоб. — Я играл почтальона?

— Ты был фокусником, — пришла на помощь Маги. — Фокусником.

— А, вспомнил! — обрадовался Алекс. — Я был волшебником и играл тоже волшебника. Я уже поведал вам историю о бюстгальтере на сцене?

Разговоры сразу умолкли, и все взгляды устремились на Алекса. Генри замахал руками, как будто он с величайшим удовольствием вспорхнул бы с одной люстры на другую. Маги перестала вертеть в руке свой бокал и стала считать в уме до пятидесяти. А Анна схватила салфетку и нарисовала стройную стрекозу в крохотном бюстгальтере и пчелу с огромным бюстом, едва умещающимся в растянувшемся бюстгальтере.

Рон посмотрел на Алекса, по-прежнему боровшегося с икотой, на Маги, принявшую позу, которую он как режиссер телевидения рекомендовал своим исполнительницам, когда они должны были передать напряжение.

— Я не хочу вмешиваться, — сказал Рон, — но мне кажется, Алекс, что тебе лучше не рассказывать эту историю.

— Но это великолепная история. — Алекс отдохнул, взор его стал ясным и острым, а заплетающийся язык снова начал подчиняться. — Была зима. Это важно, так как в театре был ужасный холод. Поэтому Маги засунула под бюстгальтер упаковочную пленку, двойную искусственную пленку с воздушной прослойкой внутри. Это был прекрасный иллюстрационный… изоционный материал… он сохранял тепло.

— Изоляционный материал, — помог Рон.

— Я и говорю. Я поспорил с приятелем, что обвенчаюсь. Он утверждал, что я не обвенчаюсь. Я ему говорю: «Чудак, мы с Маги так дружны, что я обвенчаюсь». Он доказывал, что именно поэтому я и не обвенчаюсь. — Алекс глубоко вздохнул, явно давая понять, что рассказ требует от него большого напряжения.

Молчание, воцарившееся за столом, окутало всех, словно покрывало. Одни гадали, что еще произойдет, другие уже горевали из-за этого. Во всяком случае, никто не остался безучастным.

Но похоже было, что Алекс раздумал рассказывать. Он дважды заглянул в бокал, как бы желая убедиться, не осталось ли там чего, и откинулся на спинку стула. Его голова болталась из стороны в сторону, как будто плохо держалась на плечах.

— Алекс, дорогой. — Маги слегка подтолкнула его. — Ты еще не докончил свою историю. Ты не должен разочаровывать своих друзей.

— Какая история? — пробормотал Алекс.

— История о бюстгальтере и защитной пленке, — помогла Маги.

— О да, это замечательная история. — Он кивнул, так что его подбородок коснулся груди. — Я уже рассказал вам эту историю?

— Ты начал рассказывать, но не докончил, дорогой, — объяснила Маги мягким голосом. — Ты расскажешь ее до конца?

— Да, я расскажу, конечно, я это сделаю! Итак! — Алекс засиял. — Где я остановился?

— В том месте… — начала Маги.

— Не лучше ли остановить это? — спросил Генри поспешно.

— Генри! — Маги с упреком покачала головой. — Я прошу вас! Мы же не хотим разочаровывать наших друзей? Все за столом мечтают дослушать историю до конца.

— Вот уж нет, — заверил Генри поспешно.

— Проведем опрос? Голосование поднятием руки или в письменной форме?

— Лучше в письменной форме. — Генри лучезарно улыбнулся всем за столом. — Послушайте, завтра каждый из вас напишет письмо и бросит его в ближайший почтовый ящик, ну а там посмотрим.

— Отклоняется. — Маги обратила все свое внимание на Алекса, который все еще вспоминал начало истории. — Ты поспорил с другом, что ты венчаешься.

Алекс кивнул и устремил на Маги подозрительный взгляд.

— Откуда ты знаешь про друга? Ты тогда была очень сердита из-за спора, но о друге я тебе ничего не рассказывал. Я клялся и божился, что это был несчастный случай.

— Ты сам упомянул своего друга, рассказывай дальше, — прошептала она.

— Да, дальше. — Алекс оживился. — На Маги тогда был костюм, верхняя часть которого была сколота сзади простым бантом. Что-то типа корсажа. Все очень просто. Проходя мимо, я сделал вид, будто бы случайно задел за бант, бант отскочил, и вся верхняя часть платья упала вниз.

Рон начал смеяться и разрушил чары за столом. Другие стали также вести себя менее скованно.

— Итак, платье упало вниз. — Алекс снова принялся жестикулировать. — И Маги стояла на глазах у всех на сцене, и на ней был только бюстгальтер. — Он изображал руками огромные выпуклости, которые едва помещались в гигантский бюстгальтер. — А здесь, сверху и с боков, торчала пленка, — закончил он под оглушительный смех присутствующих.

— Почему я не читала об этом в газете? — бросила Сельда. — Случись это на Бродвее, это было бы напечатано в газетах под крупными заголовками.

Алекс замахал руками.

— У нас тогда были гастроли в каком-то маленьком городке. Буффало или что-то похожее. — Алекс мечтательно закатил глаза. Сначала Маги хотела меня убить, но позднее мы безумно любили друг друга в мотеле. — Его голова, как на промасленных шарнирах, наклонялась то к Маги, то от нее. — Ты еще помнишь?

Настороженная тишина вернулась. Маги была в центре внимания.

— Нет, я не помню, — заверила она нежно.

— Такого не может быть, — закричал взволнованно Алекс. — Такое невозможно забыть, пережив хоть раз.

— Ты прав, мой непредсказуемый партнер по сцене и нежный друг, — еще мягче сказала Маги. — Самое удивительное, что это случилось не со мной.

Секундная стрелка тикала так громко, что, казалось, кто-то бьет молотком по железной пластине.

— Не с тобой? — вымолвил удивленный Алекс.

— Нет, дорогой, мне не пришлось пережить ни это изысканное представление на холодной сцене, ни раздевание, ни последующие события в мотеле.

— Нет, действительно? — Алекс хотел рассмеяться, но из его горла исторглись лишь нервное кряхтение и икота. — Ты не ошибаешься?

— Нет, не ошибаюсь, — заверила Маги. — Или ты думаешь, что такое можно забыть? Заключительную сцену в мотеле, пожалуй. Ее можно спокойно забыть, но не изысканную элегантную проделку на сцене. Это забыть невозможно!

Алекс слегка протрезвел.

— Ты хочешь сказать, Маги, мой ангел, что я пережил это м… с одной… с другой женщиной? — спросил он тихо.

Маги пожала плечами.

— Бюстгальтер свидетельствует о том, что речь идет все-таки о женщине или ты играл в пьесе с трансвеститами!

Лицо Алекса прояснилось.

— Конечно! Это было шоу трансвеститов, а я был заезжая звезда. — Некоторые из сидящих за столом вздохнули, другие замерли.

— Что ты говоришь? — Интерес Маги возрастал. — И под конец вы безумно любили друг Друга в мотеле!

Алекс сморщил лоб и напряженно задумался, взвешивая различные возможные варианты.

— Нет, я думаю это не была пьеса с трансвеститами, — пробормотал он опустошенно. — Это была все-таки женщина. — Он облокотился на спинку стула и стал смотреть в потолок. — Я, кажется, наступил на любимую мозоль?

— На все мозоли сразу, дорогой, — Маги глубоко вздохнула. — В последние годы дела в Голливуде наладились, не правда ли? — Она небрежно подбросила новую тему для разговора. — Даже несмотря на то, что телевидение играет сейчас более значительную роль.

— Старые времена не вернутся, — вздохнула Аннабель. — Когда я беседую с коллегами старшего поколения, то готова рыдать. Все стало таким бездушным.

Рон вступил в разговор.

— Вы хотите сказать, что система звезд была правильной и хорошей? — спросил он. — Когда люди являлись собственностью студии?

— Система звезд имела свои преимущества, — возразила Аннабель, и сейчас же разразились жаркие дебаты.

Алекс не принимал в них участия. Он застыл на своем стуле и только время от времени вздрагивал, когда новый приступ икоты сотрясал его тело.

Маги внимательно слушала спорящих, а когда украдкой взглянула на Алекса, по ее лицу пробежала тень.

Генри Мортимер, который был внимательным наблюдателем, сразу почувствовал, что оба скоро снова займутся друг другом. Генри возблагодарил судьбу за то, что в настоящий момент Алекс был не способен ничего говорить. Возможно, если бы он извинился перед Маги, это бы еще спасло дело, но Генри боялся, что и тут Алекс может остаться верен себе.

— Голливуд и хиппи, — сказал кто-то за столом. — Ужасная комбинация!

Генри Мортимер снова прислушался к разговору, часть которого он пропустил.

— Что хиппи делают в Голливуде?

— Ну, здесь, в Нью-Йорке, их очень много, — просветил его Хави. — Если вы, к своему несчастью, заговорите с одним из этих ужасных типов, то темой номер один будет Голливуд.

— Существует даже диско для хиппи, которое называется «Голливуд», — сообщил Рон. — Где-то на 86-й улице, недалеко от Центрального парка.

Сельда схватилась за голову.

— Конечно, этот сарай называется «Голливуд»! — закричала она. — Я была там вчера и не могла вспомнить название. Везде развешаны камеры, прожекторы, пленки, и внутри все похоже на киностудию. Не так ли, Алекс?

Алекс кивнул, и Генри с благодарностью заметил, что он кивнул достаточно безучастно.

— Вы знаете Нель Пибоди из Голливуда? — спросила Сельда.

Мужчины закивали. Женщины скривили лица, а Алекс начал делать руками странные знаки.

Рон усмехнулся.

— Говорят, Мэрилин Монро по сравнению с Нель Пибоди была худая как жердь.

У Алекса не прекращалась дрожь в руках.

Сельда все больше и больше увлекалась темой.

— Итак, вчера она была там и демонстрировала в «Голливуде» свое умение. Ее вырез показался мне слишком глубоким и слишком смелым. Даже для Нью-Йорка и для диско. А гостям-хиппи это понравилось. А Алекс сорвал аплодисменты за «Танец прыгающих мопсов».

Генри Мортимер издал хриплый стон, что побудило соседку по столу пощупать его пульс. Генри стал лилового цвета.

Алекс прекратил размахивать руками. Он застыл, а лицо его сделалось серым.

Казалось, Маги увеличилась в размерах. Она не двигалась, но производила впечатление активной деятельности. Ее щеки покрыл лихорадочный румянец, как будто она вымазала все содержимое баночки с гримом на лицо. Она предчувствовала дальнейшие разоблачения.

— Что же дальше… — Маги откашлялась и облокотилась на стол, глядя проникновенно на Сельду. — Если мне позволят спросить, что это еще за «Танец прыгающих мопсов», — прошептала она. Это был тихий шепот, но все услышали его, так как в помещении в этот момент стояла такая тишина, что можно было бы слышать стук упавшей пушинки. — Что собаки делали в диско?

— Собаки, — захихикала Сельда. Она выставила руки вперед, как будто собиралась жонглировать. — Мопсы подразумевались, а танец был совсем прост. Вы же знаете, когда стриптизерки вращают верхней частью тела так, что их груди трясутся, вот так танцевала Нель Пибоди, и все ждали, когда мопс выпрыгнет из платья.

— Как вульгарно, — сказал Ханк.

— Ну и что? — спросил Рон. — Выпрыгнул?

— Три раза, — Сельда захихикала. — Мне кажется, это глупо, но смешно.

Что-то зазвенело. Это Маги опрокинула свой бокал.

— А что, простите, Алекс делал с этими мопсами? — спросила она громко и резко.

Сельда не заметила угрозу в голосе Маги или не захотела заметить. Она также не обратила внимание на то, как соседка помогала Генри вздохнуть, расстегивая ему воротник. Сельда даже не увидела, что Алекс совсем позеленел.

— Прошу у всех прощения, — прошептал Алекс и хотела встать.

Но Маги толкнула его обратно на стул.

— Мы тебя не простим, — прошипела она. — Продолжай, Сельда!

— Это было так смешно, — воскликнула Сельда. — Он каждый раз провозглашал, что очень любит собак и должен прогулять мопсов, он танцевал при этом с Нель Пибоди, люди неистовствовали!

Алекс попробовал расстегнуть ворот.

— Но не по моему поводу, — прошептал он. — Я собственно ничего не делал. Я выполнил роль катализатора. Это мог бы сделать любой на моем месте.

— Но никто этого не сделал, — сказала Маги ледяным голосом. — Что-то отталкивающее, дикое и неописуемо глупое!

— Это было действительно глупо, — согласился Алекс слабым голосом, — не стоит об этом и говорить.

— Действительно, не стоит об этом говорить, — согласилась Аннабель, которая почувствовала сострадание к бедному Алексу, и единственная за столом приняла его сторону. — Не обращай на это внимание, Маги.

Маги медленно повернулась к своей бывшей коллеге по Бродвею.

— Я что, похожа на малодушную ограниченную женщину, — спросила она спокойно и тихо. — После вчерашнего случая с маринованным огурцом, который я рассматриваю как покушение на свои актерские способности, я сделала соответствующие выводы. Я обрываю свои личные и профессиональные отношения с Алексом и объявляю это ему, а также моему адвокату, менеджеру и продюсеру, и я ставлю в известность об этом своих друзей.

— Ты же простила меня, — слабо запротестовал Алекс. А в это время соседи Генри совещались, не надо ли поднять повыше его ноги, чтобы вернуть его к жизни.

— Я тебя простила, душа моя, это правда, — заверила Маги. — Это было очень великодушно, не так ли?

— Очень, — согласился Алекс.

— Я даже не обращала внимание на то, что ты выпил лишний стаканчик за наше примирение и пустился рассказывать анекдоты. Это тоже говорит о моем великодушии. Так ведь?

— Да, — согласилась Аннабель.

— И я даже не посмотрела на то, что ты, Алекс, рассказывал о своем постыдном деянии, о своем огурце. Не было ж и это великодушно?

— Фантастически великодушно, — согласился Алекс.

— И эта история с бюстгальтером и мотелем, которую я также добросердечно восприняла и забыла, хотя она произошла в то время, когда мы уже были вместе. С тех пор как я с тобой знакома, ты не был ни в турне, ни на гастролях, во всяком случае, без меня. Я не мелочна. Или?

— Нет, не мелочна, — прошептал Алекс.

— Я даже не ставлю тебе в упрек танец прыгающих собак, — закончила она.

— Мопсов, — вставила Сельда.

Маги махнула рукой.

— Хорошо, я простила то, что прыгает. Иногда люди шутят, даже грубо.

— Ты святая, — прохрипел Генри Мортимер, и его голова снова упала набок.

— Я знаю, — Маги скромно улыбалась. — Но есть одна мелочь, которая мне мешает. — Она облокотилась на стол и медленно повернулась к Алексу. — После того как вчера вечером ты меня вконец опозорил, после того как вчера вечером ты вверг меня в глубокую депрессию, самую глубокую за всю мою жизнь, после того как вчера вечером ты бесстыдно выставил меня на посмешище перед моей публикой, после того как вчера вечером ты бросил меня в беде…

— Ты выставила меня из гардеробной, ударив ногой, — осмелился скромно вставить Алекс.

— …после того как ты причинил мне все эти неприятности, ты пошел в диско! — Маги выделяла голосом каждое слово. — В… диско!.. Ты забавлялся, смеялся и был весел, ты был среди смеющихся людей, а меня оставил с моим горем. Ты… ты… ты таракан!

Она проворно схватила свой недопитый бокал и выплеснула остатки в лицо Алексу. Он зажмурил глаза и фыркнул, но не пошевелился, так как был убежден, что худшего ждать уже не приходится.

— Ты насмехался надо мной, — закричала Маги, схватила графин, налила себе бокал вина, сделала небольшой глоток, а остатки снова выплеснула Алексу в лицо.

Он фыркал, но не шевелился. Холодная жидкость помогла ему слегка отрезветь, а хуже уже и быть не могло.

— Ты забыл меня. — Голос Маги стал на октаву выше, она поднесла графин к груди Алекса и поливала его. — Я для тебя больше не существую!

Он все сидел, так как вставать было уже поздно. А хуже быть уже не могло.

Маги уронила графин и схватилась за голову.

— Я причинила себе зло в собственном пентхаузе, — воскликнула она и схватила цветы, стоявшие на столе в серебряной вазе. — Я могла бы сделать с собой что-то еще в театре! — Она ударила Алекса. — В костюмерной! — Последовал очередной удар. — У рампы! — Еще удар! — В зрительном зале! — Последний удар, и цветы полетели в Алекса.

Алекс почти протрезвел. Легкие удары способствовали восстановлению кровообращения, что было необходимо. Теперь он мог встать, но он сидел, ведь хуже уже не могло быть. Или могло?

— Ты бессовестный предатель! — Маги набросилась на него и начала трясти. — Ты, помешанный на диско! Я горюю одна в своем пентхаузе, а ты танцуешь и смеешься с хиппи в диско! Душитель!

Алекс защищался, положив руки на голову, удары Маги не были сильными. Если Маги сейчас даст волю ярости, то самое худшее останется позади.

— Я-то думала, что ты поехал домой и сидишь там, сгорая от стыда! — Маги захлебнулась, наткнувшись на вазу с фруктами. Соседи Алекса благоразумно отпрянули. — Я-то думала, что ты раскаиваешься и сожалеешь! — Она кинула в него яблоком, которое попало в цель. — Я думала, что ты уйдешь в себя! — За яблоком полетел банан. — Попросишь у меня прошения! — Полетел апельсин. — Ты, плясун! Наемный танцор в ресторане! — Она кинула грейпфрут, потом четыре яблока.

Когда Маги бросила вслед тяжелую вазу, Алекс, который полагал, что дело кончится фруктами, спрятался под стол. После того как ваза приземлилась, он выбрался из укрытия, но в лоб ему полетела солонка. Неужели и это еще не кульминация? Хуже уже некуда!

Маги схватила нож, посмотрела на закругленный конец и отбросила в сторону. Второй и третий нож тоже были отвергнуты. В поисках подходящего смертоносного оружия она подошла к Генри и остановилась.

— Генри, вам нехорошо? — спросила она заинтересованно. — Это сказалось ваше сочувствие мне. Вы всегда понимали меня. Отнесите его в мою комнату, — попросила она гостей. — Там он сможет отдохнуть. Не волнуйтесь, — сказала она вслед шатающемуся Генри, которого поддерживали двое мужчин. — Все наладится.

При этих словах Алекс вздохнул вместе с Генри. Но это был вечер поспешных выводов.

— И порядок я сейчас наведу! — Маги наклонилась вперед и посмотрела на Алекса через стол. — Ты этого хотел! Ты умолял меня, и я исполню твою просьбу, Алекс, ты, таракан! Мы расстались. И в частной жизни, и на сцене. Я вас больше не знаю, мистер Рейнольд, я уже забыла ваше имя, мистер! И я не выйду больше на сцену, где ты, вошь, распространяешь свой яд. Смеясь, я буду смотреть, как ты теряешь ангажемент, так как без меня ты никому не нужен. Ты сможешь зарабатывать деньги, танцуя в диско или прогуливая собак. Тут у тебя есть опыт, ты… ты… насекомое!

Алекс сидел, опустив голову, и не двигался. Ну, уж хуже этого и впрямь не может быть ничего.

Маги глубоко вздохнула, выпрямилась и поправила свое золотое платье.

— Больше мне нечего добавить, — холодно заявила она. — Мне не позволяет сделать это хорошее воспитание. — Она направилась к двери, обернулась и бросила: — Ты, огурец!

 

6

Гостиная, обстановка которой, как и панели стен, была выдержана в теплых коричневых тонах, напоминала дорогую каюту большого корабля, предназначенного для кругосветных путешествий. Сходство с кораблем создавал и шум, начавшийся в доме Маги около десяти вечера. Ураган еще не прошел, но место действия было изменено, ибо гости проследовали за хозяйкой в гостиную. Приглушенный свет матовых абажуров, чашечки кофе, расставленные на низких восьмиугольных столиках в сочетании с портьерами, по форме напоминавшими паруса, прекрасный вид на Манхэттен и тихая музыка — все это должно было создавать атмосферу покоя и помочь расслабиться. Однако дул холодный ветер.

Тихо бормоча себе что-то под нос, Маги прошла мимо гостей, сидящих вдоль стен гостиной, изредка жестикулируя и вполне сознавая, какое впечатление производит на всех. Она чувствовала себя одинокой, покинутой, обиженной и хотела, чтобы об этом узнал весь свет и разделил с ней ее скорбь.

Великолепный вид из окна не занимал ее. Она сконцентрировалась на своем появлении перед гостями. Она должна была увлечь публику.

Альф украдкой зевнул, прикрыв рот рукой, и Маги сердито посмотрела на него. Ее публика не должна зевать! Тем более, когда она появляется.

Не было двоих. Генри отдыхал в кабинете от нервного потрясения средней степени, а Алекс пытался вновь принять человеческий вид. «Насколько таракан может быть похож на человека», — пронеслось у Маги в голове.

Скосив глаза, Маги посмотрела на Розалинду, которая совсем потерялась в большом количестве складок своего парчового одеяния, она была той из подружек, которую Маги меньше всего выносила. Стараясь быть незаметной, Розалинда направилась к коллекции Маги, к секции Барбары Стрейзанд. Ее правая рука вынырнула и схватила кассету с телевизионным шоу. Кассета исчезла между складками умопомрачительной парчи. Рука украдкой вынырнула снова и схватила еще одну кассету.

Маги почти довела Розалинду до инфаркта, когда сжала ее руку, взяла кассету и поставила назад. Потом, улыбаясь, залезла в потайной карман ее платья и достала оттуда вторую кассету.

— Оставь это, Розалинда, или я посажу тебя в калошу!

Розалинда стала красная как рак, что выглядело особенно безвкусно в сочетании с ее красным платьем. Она зло посмотрела на Маги.

— Я клептоманка, мне позволено!

— Кто это сказал?

— Мой психиатр.

— Тогда, дорогая, воруй у Тиффани. Особенно красивые вещи я купила бы за полцены.

Приход Алекса избавил Розалинду от раздумий, действительно ли стоит заняться Тиффани или нет. Он вошел в кремовом спортивном костюме и опустился в первое попавшееся кресло. Хотя спортивный костюм и был здесь некстати, он гармонировал с цветом лица Алекса. В настоящий момент любой цвет подошел бы Алексу, так как он был белый как мел, трезвый и душевно здоровый, но очень-очень бледный. А к белому цвету подходит все.

Маги думала, что она не позволит своему бывшему другу и партнеру по сцене насладиться ни минутой покоя. Борьба еще далеко не окончена. Она направилась к Алексу, остановилась перед ним и, глядя на него сверху, произнесла:

— Обычно я требую, чтобы мои гости были одеты вполне определенным образом. — Она сказала это так, чтобы все слышали. Одновременно она великодушно махнула рукой. — Но ты можешь спокойно остаться, в конце концов, ты не мой гость. — Она откинула голову назад. — Тебя здесь нет. — Она повернулась и пошла прочь.

— Что-то Генри не видно, — сказал Алекс. — Его труп уже выбросили?

Маги сочла, что вопрос обращен к ней, хотя он мог быть адресован любому.

— Генри отдыхает в моем кабинете от твоего безобразного поведения и от его последствий. Несчастный на твоей совести.

Алекс вздрогнул и потер глаза.

— Я так устал, что могу проспать три дня и три ночи, — пробормотал он.

— Все зависит от того, насколько безудержно ты пьешь, — заметила она не без злорадства.

Он равнодушно пожал плечами.

— Нет, все происходит оттого, что стол сервируют дешевым вином. Это пойло и рядом с виноградом не стояло.

— Это пошлая неправда, — рассердилась Маги. — Это просто неправда! У меня подают всегда лучшие вина.

— Хорошо, хорошо. — Алекс поднял руку, как бы сдаваясь. — Вино было в порядке. Тогда за столом собралось дурное общество. От чего-то у меня гудит голова.

— Я не потерплю, что ты оскорбляешь моих гостей, называя их плохим обществом.

Алекс осторожно покачал головой.

— Я имел в виду не твоих гостей, а тебя, сахарный кусочек.

— Меня? — Она ткнула себя в грудь. — Меня? Алекс Рейнольд, до сей минуты я считала тебя пошлым и лукавым, но теперь мне открылась правда.

— Давно пора, — пробормотал он и закрыл глаза.

— Я не должна бы тебя упрекать, — продолжала Маги, — ты так болен, что не отвечаешь за свои поступки.

Алекс открыл глаза в тот самый момент, когда Генри входил в помещение.

— Ты балаганная актриса, — сказал Алекс, и Генри решил снова уйти.

— Что ты себе позволяешь? — закричала Маги искаженным голосом. — Как тебе приходит мысль критиковать меня, ты полный нуль, а не артист.

— Я старше, опытнее и более знаменит, чем ты! — возопил Алекс. — Поэтому могу судить о твоем таланте и понимать, что ты ничто!

Генри удалялся, держась за стены, достигнув рабочего кабинета, захлопнул дверь и надеялся только, что не услышит здесь громких голосов. Может быть, дверь имеет звукоизоляцию? Нет, голоса проникали и сюда. Под шум разборки Генри набирал номер телефона.

— Алллоооо!

Услышав это завывание, напоминавшее сирену, Генри закрыл глаза. На другом конце провода звучал женский голос. И как ему пришла мысль заменить Маги Фокс Лаурой?

— Лаура, дорогая, это Генри.

— О! Генри, наш покровитель, — залепетала Лаура. — Как приятно слышать твой голос. Могу я что-нибудь сделать для тебя?

— Да, к сожалению… я хочу сказать, что у меня для вас хорошая новость. Я даю вам главную роль в «Розах и поцелуях», Маги Фокс больше не будет выступать.

Генри заранее предусмотрительно отвел трубку от уха. Несмотря на это, он ощутил боль от громких криков и воплей Лауры и снова поднес трубку к уху только после того, как она немного утихомирилась.

— Вы величайший, любимейший, лучший дядюшка Генри, которого я когда-нибудь знала. — Лаура издала звук, который напомнил Генри скрип ногтей по стеклу.

— Лаура, — строго сказал он. — Я хочу, чтобы вы сейчас же надели что-то приличное и скромное и приехали к Маги Фокс. Знаете, где находится пентхауз?

— Конечно, Генри, дорогуша, не беспокойтесь. Я найду его с закрытыми глазами. Я пойду на запах.

— На запах? — ошалело спросил Генри.

— Да, на запах успеха, — завизжала Лаура.

— Поблагодарите Маги, что она уступает вам роль, и покажите ей свою радость. Это будет благодарность за ее великодушие.

Лаура снова завизжала:

— Я покажу свою благодарность, Генри! Я покажу всем, что такое благодарность. — Она опять взвизгнула. — Я покажу всем, как благодарна может быть девчонка из Оклахомы. Ура! — Лаура завизжала еще громче.

— Поторопитесь, — попросил Генри и быстро положил трубку, прежде чем она успела произнести какой-нибудь звук, который его нервная система уже не выдержала бы.

— Бесталанная исказительница языка! — бушевал в гостиной Алекс.

— А ты вообще не говоришь на сцене, а издаешь непонятное бульканье, — Маги издала звук, похожий на последние вздохи утопающего. — И это ты называешь хорошей дикцией?

— Хватит, хватит, — сказал Генри как можно мягче, входя в гостиную и ища, где бы сесть. — У вас нет причин для ссоры.

— Нет причин? — спросила Маги. — Чем вы накачались, что у вас помутилось в голове, Генри? Вы не слышали, как оскорбила меня эта вошь?

Генри засмеялся нежнее Деда Мороза.

— Маги, будьте выше этого. У вас нет общих дел с Алексом. Не волнуйтесь. Я все устроил.

— А я хочу волноваться, — сказала Маги и запнулась. — Что вы устроили?

— Я, кажется, догадался, — вызывающе бросил Алекс. — Вы сняли ее с учета в профсоюзе артистов. Если нет, я сам сделаю это. Она просто не актриса.

— Слышите? — завопила Маги. — Он снова начинает! А мне приходилось в каждом спектакле подсказывать текст этому новичку, текста он никогда не знал.

— Это, конечно, ужасно, Маги. — Генри довольно улыбался.

Маги запнулась.

— Ужасно, — подтвердила она, но почувствовала недоверие. Генри должен был быть подавлен. У него нет причин для радости!

А он сидел в кресле, сложив руки и загадочно улыбаясь, как три обезьяны, которые ничего не видели, не слышали и не говорили.

— Генри, что вы задумали? — Маги медленно подходила к нему. — Я вижу, что вы замышляете что-то недоброе.

Седые волосы и голубые глаза помогли Генри принять невинное выражение лица.

— Я все сделал так, как вы хотели. Вы должны быть мной довольны. — Он, улыбаясь, указал в сторону Алекса. — Из вашей личной жизни я не могу устранить этого господина, но из профессиональной попробую. Вы больше не будете выступать вместе с ним.

— Именно этого я и требовала, — сказала озадаченная Маги, еще не веря, что ей все удалось.

— Именно, — сиял Генри.

Глаза Маги засветились.

— Вы хотите сказать, что Алекс больше не появится в «Розах и поцелуях»? — воскликнула она и захлопала в ладоши.

— Нет, вы больше не появитесь, — невозмутимо возразил Генри. — Вы этого добивались. Пока Алекс на сцене, вы не хотели…

— Я знаю, что я говорила, вы, душегуб, — прошипела Маги и показала на Алекса. — Я полагала, что вы устраните этого антиартиста.

Генри пожал плечами.

— Вы знаете, что мне некем заменить Алекса. Поэтому я расстаюсь с вами.

Сидевший в кресле Алекс злобно засмеялся.

— Замолчи! — приказала Маги и вновь обратилась к Генри: — Вы совершаете большую ошибку! Вы должны выбросить со сцены этот духовный и физический сор, а не такую сияющую молодостью актрису, как я.

— Сияющую молодостью? — Алекс поджал под себя ноги и сел, скрестив их в кресле, при этом он раскачивался из стороны в сторону, как довольный ребенок. — Послушайте! — обратился он к гостям. — Здесь такое сказочно мягкое освещение, что ничего не видно. Но я разглядел морщинки на лице Маги. — Он подпрыгнул в кресле и язвительно ухмыльнулся ей.

Несколько секунд она стояла так, будто ее облили клейкой жидкостью, закрыв глаза и отведя в сторону руки с растопыренными пальцами. Очень медленно она подняла веки и посмотрела на Алекса так, словно хотела просверлить взглядом дырку в его костюме.

Алекс стал улыбаться еще шире, радуясь тому, что задел Маги.

— Не говори того, что причинит тебе вред, — предостерег он ее и добавил с удовольствием: — Мой сахарный кусочек!

Маги ощущала направленные на нее взоры гостей, их было около тридцати. Тридцать пар глаз молили ее дать достойный ответ, и она не собиралась их разочаровывать.

— Ты говоришь о морщинах? — начала она тихо, хорошо поставленным голосом. — Ты осмеливаешься говорить о моих морщинах? — переспросила она. — Ты дошел до того, что говоришь о морщинах на моем лице в то время как я вижу многочисленные морщины в твоей душе, и я смогу говорить о них, лишь когда опущусь так же низко, как ты. А пока я могу лишь обозначить и…

Маги запнулась.

Испуганный взгляд Алекса не смог бы ее остановить. Ее собственное чувство такта не притормозило бы ее. Даже Розалинда, которая спрятала в карманах своего платья с дюжину пепельниц, не смогла бы стать причиной заминки. А появившейся Кончите это и подавно бы не удалось.

Но раздавшийся из фойе растянутый вопль, сопровождающийся пронзительными звуками, похожими на крики радости, сделал это.

И она появилась в двери, остановилась в позе статуи свободы и издала ужасный, резкий вопль: «Ура!»

Казалось, жизнь остановилась на несколько секунд. Все исчезло, и лишь она владела временем и пространством.

Пришла Лаура.

— Яааа тааак счастлива! — кудахтала она. Не меняя положения, Лаура слегка подалась вперед так, что корсаж съехал, оголив грудь почти до сосков, почти весь ее массивный бюст предстал без помех взорам окружающих.

Не было ни одного человека в гостиной, который бы не вспомнил о школе, когда какой-нибудь ученик царапал ногтями доску, издавая сатанинские звуки, или так усердно писал на доске мелом, что раздавались немыслимые скрипы, которые вызывали дикую агрессию.

Только Генри Мортимер довольно смеялся. Лаура оделась и правда «прилично». Ее красивое, кукольное, но ужасно глупое личико обрамляли слишком светлые волосы, из-под которых торчали огромные клипсы, два бриллиантовых попугая. А между подбородком и корсажем была грудь, грудь и только грудь.

— Это не мопсы, это доги, — послышался мужской голос, но невозможно было понять, кому он принадлежал.

Впереди на корсаже был большой бант, от которого платье вкривь и вкось разбегалось складками и плиссе и топорщилось, облегая большие выпирающие бедра, и все это выглядело ужаснее, чем если бы Лаура пришла в костюме Евы. Дело не спасали даже черные до локтя перчатки, которые Лаура также сочла «приличными».

— Маги! Любимая, дорогая Маги! — Широко расставив руки и виляя бедрами, Лаура направилась к Маги. — Я хочу поблагодарить тебя!

— Только не это, — прошептала Маги, собралась с силами и изобразила улыбку. — За что?

— За то, что ты отдала мне свою роль в «Розах и поцелуях». — Лаура щебетала, обнимала застывшую Маги, наконец отпустила ее и обратилась ко всем. — Я переверну Бродвей вверх дном.

Маги доплелась до кресла рядом с Генри и опустилась в него.

— Это же несерьезно? — прошептала она своему адвокату, менеджеру и продюсеру. — Лаура действительно?..

Генри равнодушно пожал плечами.

— Вы так хотели.

Маги зазнобило.

— Этот бесталанный тюк?

Генри потянулся.

— Я уверен, что с этого момента все пойдет хорошо. Больше не будет споров, глупых шуток на сцене, шума за кулисами. Жизнь снова наладится.

Маги погрузилась в себя и бессмысленно смотрела вокруг, в то время как Лаура, повизгивая, направилась к Алексу. Маги почувствовала, что погружается в депрессию, когда Алекс легко встал и в порыве вдохновения пошел навстречу Лауре. Его очаровательная улыбка усилила отчаяние Маги.

— Лаура! — Он не визжал, как Лаура, но чувственные нотки в его голосе невозможно было вынести. — Лаура, дорогая, за хорошее сотрудничество! Позволь тебя обнять. Ты выглядишь сказочно!

Его руки обняли новую пышную партнершу. Ладони покоились на ее спине, и она прижалась к нему, насколько это позволяли сделать ее выдающиеся формы. Алекс поцеловал ее щеки, и поцелуи прозвучали особенно сочно. А самое скверное заключалось в том, что он и не думал отпускать Лауру. Он лишь повернул к Генри свое отошедшее от похмелья порозовевшее лицо.

— Генри, вы можете не искать мне замену, — объявил Алекс, — я полагаю, что останусь с Лаурой. Мы добьемся нового звучания для «Роз и поцелуев» и будем идти от успеха к еще большему успеху. Мы покорим Бродвей, придадим ему новые черты и его переименуют в Аллею Лауры и Алекса.

Мысли Маги были вялы и медлительны.

— Лаура… Алекс… Бродвей… Аллея Лауры и Алекса… — Ей не хотелось разгадывать название, придуманное Алексом, ибо это повергло бы ее в еще большую депрессию.

— Алекс, я согласен, — сказал Генри. — Я ориентируюсь на желания моих артистов. Вы хорошая пара.

Маги возненавидела своего бывшего друга Генри за это высказывание. Она спрашивала себя, почему этот, так удачно начавшийся вечер превратился для нее в катастрофу. Что-то было сделано не так.

— Чудесно, Алекс, детка, — ликовала Лаура. — Ты великолепен. — Она закатывала глаза и цеплялась за него, как будто не могла стоять сама. — У нас не будет трудностей друг с другом, Алекс, детка, я клянусь тебе, — шепнула она и ущипнула его за нос. И он не протестовал, хотя терпеть не мог, когда его щипали за нос. — В тебе я люблю все! — Лаура задвигала корпусом, вызвав одобрение зрителей. — Я люблю даже твой огурчик, Алекс, детка, все равно с укропом или нет. — Она громко смеялась, закинув голову, и ее светлые волосы развевались.

Маги дрожала и смотрела на губы Алекса в надежде, что он прервет этот кошмар!

Лаура, — произнес он. — Я замечаю, что в тебе течет кровь настоящей актрисы. Ты восходящая звезда Бродвея! И он поцеловал Лауру в лоб, как бы благословляя ее.

Маги почувствовала себя такой несчастной, как если бы она выпила намного больше вина, чем Алекс. Ее знобило и одновременно бросало в жар. Она ощущала себя разбитой и раздавленной. Сердце было вырвано из груди, душа истерзана. Ей нужно утешение! Ей нужны слова поддержки, и она остановила свой взгляд на Генри Мортимере, который как раз коснулся ее руки.

— Маги, — Генри излучал отеческую любовь. — Для вас у меня тоже кое-что есть. Ваши морщинки помогли мне. Вы можете играть старушек. Это подойдет вам, и вы справитесь без перенапряжения.

Маги вся сжалась, когда услышала громкий крик Лауры. Маги вздрогнула, когда поняла, что Лаура не открывала рта, а удивленно смотрела на нее. Потом до нее дошло, что Алекс. Генри и все гости смотрят на нее.

Маги закрыла рот, и звук замер, разум подсказал ей, что кричала она сама, и Маги поняла, что это великолепное начало чудесной сцены.

Она снова ощутила себя талантливой актрисой. Маги, рыдая, опускалась на пол, следя за тем, чтобы ее золотое платье ложилось красивыми складками вокруг нее. Потом она начала бить по ковру своими маленькими кулачками и, выждав немного, издала новый отчаянный крик.

— Покинута! Покинута! Предана и брошена на произвол судьбы! — Ее горькие, прерываемые рыданиями сетования не могли не тронуть человеческие сердца, исключая, пожалуй, Розалинду, платье которой уже рвалось под тяжестью украденного. — Все меня покинули! — Голос Маги прерывался, как будто ей было трудно говорить. — И это благодарность за мое искусство, за все те годы, которые я отдала театру.

Первую руку помощи она оттолкнула.

— Нет, не дотрагивайся до меня, я отверженная! — Она закинула голову, горящим взором посмотрела на потолок и снова опустила глаза. — Да, огурцы разрушили мою жизнь, и любовь отвернулась от меня. — Ее взгляд пронзил Алекса и послал отравленную стрелу в его сердце, прежде чем она перевела взор на Генри Мортимера. — Мой адвокат отвернулся от меня, мой менеджер покинул меня, мою продюсер бросил меня на произвол судьбы, и я больше не играю в пьесе, которой отдала всю себя. Но поделом мне, бедной, слабой миролюбивой женщине. Как могла я довериться этим четырем мужчинам, хотя я знала, что не выдержу их напора и не смогу защититься. — И она снова ушла в себя. — Меня уничтожили четыре самых близких мне человека. Какой трагический финал!

Алекс приблизился к Генри.

— Как нам отделаться от Лауры? — шепнул он.

— Я дам ей роль в провинции, это ей подойдет. — Генри подбадривающе похлопал Алекса по плечу. — Мы, четверо, должны пойти ей навстречу.

Алекс кивнул.

— Адвокат, менеджер и продюсер должны начать, — сказал он, подошел к Маги, встал около нее на колени и крепко обнял. — Дорогая, здесь кто-то хочет утешить тебя.

Маги медленно подняла голову и обвела всех блуждающим взглядом.

— Кто-то еще хотел бы со мной поговорить? — прошептала она тонким детским голосом.

— Конечно, любовь моя, ваш адвокат, ваш менеджер и ваш продюсер. — Генри взял ее холодные руки и стал согревать их. — Мы, трое, хотим просить прощения, и от всего сердца просим. Какое зло мы причинили вам! Что нам сделать, чтобы исправить положение?

Маги оперлась на руки Алекса, которые поддержали ее, она смогла лишь бессильно улыбнуться.

— Ах, позвольте мне играть мою маленькую роль в «Розах и поцелуях», и я буду довольна.

Генри закивал.

— Вы будете продолжать играть, клянусь вам. И простите меня! — Он встал, подошел к Лауре и, прежде чем та смогла запротестовать, вытолкнул ее за дверь.

Маги все еще без сил покоилась на руках Алекса. Гости встали, как бы получив тайный знак свыше и поняв, что официальная часть представления закончилась и начинается неофициальная часть этого странного вечера.

— Как ты себя чувствуешь, любовь моя? — шептал Алекс, а гости уходили, бросая в их сторону осторожные взгляды.

— Я очень ослабла, — улыбалась Маги. — Очень слаба, но довольна. — В следующий момент она приподнялась. — Кончита, проверьте карманы платья у дамы! — закричала она и указала на Розалинду, потом снова опустилась на руки Алекса и зорко проследила из-под опущенных ресниц, чтобы Кончита отобрала все похищенное.

Кончита проводила гостей, закрыла двери и возвратилась в салон.

— Теперь я должна…

— Я отпускаю вас на ночь, — сказала Маги. — Уберете завтра, а сегодня можете посетить своих родных в Пуэрто-Рико, но не появляйтесь больше у нас на глазах.

Шаги Кончиты смолкли, и в доме воцарилась тишина.

Алекс поднял Маги на руки и направился к спальне через фойе.

— Простишь ли ты мне все, что я причинил тебе? — шептал он, вглядываясь в ее лицо.

— Конечно, дорогой, — шепнула она, — и ее руки обвились вокруг его шеи. — Ты же знаешь, что я не могу жить без тебя. — Она подняла голову, но не для того, чтобы поцеловать его, а чтобы посмотреть, почему он изменил направление. — Почему ты идешь не в спальню?

Он улыбался как юнец.

— Мне пришло в голову, что мы еще никогда не любили друг друга в столовой, — пробормотал он, вошел в помещение, где все напоминало побоище, закрыл дверь и опустил Маги. Они стояли рядом друг с другом, и поцелуй их длился вечность. Маги отступила назад, и они принялись раздевать друг друга, глядя в глаза и желая показать всю силу своей любви и привязанности.

Нагие, они снова обнялись.

— Я люблю тебя, Маги, — шептал Алекс, гладя ее плечи. — Обещаю, я никогда не оставлю тебя.

Она прильнула сильнее к нему, ощущая его бедра своим телом.

— А я хочу, чтобы ты всегда был рядом, чтобы я чаще чувствовала твою близость, как сейчас…

— …и я хочу ощущать тебя, — закончил он и опустился вместе с ней на ковер.

Ее пальцы скользили по нему, приближая их полную близость.

— Я хочу чувствовать тебя во мне, — шептала она, у нее перехватило дыхание, когда он вошел в нее. — Прекрасное мгновение, — прошептала она и закрыла глаза. — Как дивно, как замечательно, наша близость бесконечна…

— Я люблю всю тебя, — Алекс улыбался, шептал и ощущал ее все сильнее, — и все в тебе!

— Дорогой, ты невозможен, ты непревзойден! — восклицала она приглушенно, обнимая его все крепче, отдавая себя его возрастающей страсти, пока они не слились в одно целое, достигнув заветной черты.

Алекс покрывал поцелуями разгоряченное любовью тело Маги. Вдруг она приподнялась и вытащила из-под себя что-то длинное и зеленое.

— И на этом я лежала все время! — воскликнула она. — Огурчик. Маринованный огурчик!

— Откуда ты знаешь, что он маринованный? — спросил Алекс, покачав головой. — Для этого его надо попробовать.

— Я не ем ничего, что валяется на полу, — защищалась она, рассматривая раздавленный огурец. — У меня идея! — сказала она. — Дорогой, у меня творческое озарение. С этой минуты мы будем включать сцену с огурчиком во все спектакли. Публике это понравилось…

— Но ты не была в восторге. — Алекс посмотрел на часы, пробившие двенадцать.

— Ну что ты, я была просто несколько обескуражена, — заявила Маги. — Ну, не преувеличивай так. Дорогой, перед лицом ночи и наступающего нового дня объявляю огурчик символом нашей любви.

Алекс хмыкнул, разглядывая огурец и не придя в восторг от этой идеи.

— Что случилось, дорогой? — не унималась Маги. — У любящих не должно быть секретов.

Он наклонился, взял огурец у нее из рук и стал вертеть его.

— Даже не знаю… Если когда-нибудь ты в присутствии посторонних людей обратишься ко мне: «Мой огурчик»… — Он покашлял. — Или если ты скажешь, что это символ нашей любви… Я имею в виду тех, кто незнаком с огуречной историей… то можно подумать… я бы… я… у меня… что ты намекаешь на размеры… это не слишком?

Маги взяла у него огурец и вдавила в ковер. История с огурцом закончилась.

— Это и впрямь слишком, — прошептала она и поцеловала его в грудь.

— Другим ведь неизвестно, как я… — начал он, но Маги прервала его размышления поцелуями. Алексу пришлось перенести обсуждение этой волнующей проблемы на потом, он закрыл глаза и отдался безграничной нежности Маги.

 

Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.

Содержание