Восьмиугольная спальня пентхауза превосходила размерами традиционные спальни в апартаментах Нью-Йорк сити. Сегодня она даже угнетала Маги Фокс.

Огромная кровать, подобно трону, возвышалась на цоколе у одной из восьми стен, скромно освещенная опаловыми лампами, хрустальными люстрами и светильниками, покрытая дорогим сатиновым покрывалом. Сегодня Маги Фокс это казалось столь же отвратительным, как и все остальное.

Ее голые ноги утопали в безбожно дорогом мягком бежевом напольном ковре, который искусно украшали черно-коричневые разводы в стиле чистого арт-декора, который способен был вызвать у знатока слезы восторга. Маги Фокс лишь с отвращением посмотрела на него. Сегодня она ненавидела все красивое.

Грандиозные цветочные композиции столь же плохо утешали ее, как и воспоминания о горячих и страстных ночах, проведенных на этой кровати, перед этой кроватью и на этом ковре. «С Алексом! С этой вошью!» — прошипела Маги и так ударила ногой по лежащей рядом подушечке из золотой парчи, что та полетела как раз в цветы.

Она была в постели с вошью, с противным тараканом! Да и что еще можно найти в Нью-Йорке? «Тараканы, одни тараканы», — громко сказала она и почувствовала некоторое облегчение. Она посмотрела сквозь панорамные окна по обеим сторонам от греховной кровати.

— Ах, дерьмо собачье, — пробормотала Маги и театрально прижала руку ко лбу, хотя зрителей и не было. — Этот проклятый маринованный огурчик!

Она в ужасе отвернулась от окна. Слева был виден Бродвей, приют нью-йоркских театров, место, где Маги пережила самые черные минуты своей артистической карьеры. Справа тоже был проклятый Бродвей. И надо же ему быть таким длинным!

Звонок телефона. Одетая только в блестящий золотистый халат, Маги подбежала к одному из десяти аппаратов в своем пентхаузе и поднесла трубку к уху. «Я умерла!» — прокричала она и бросила трубку на аппарат. Она ни с кем не хотела, не могла говорить после ужасного провала накануне. Нет, она вообще не хотела никого видеть. Не хотела, чтобы рядом с ней были люди! Они стали бы шептаться за ее спиной и показывать на нее пальцем. «Посмотрите, это она! Это знаменитая Маги Фокс, любимица Бродвея, та, с маринованным огурцом, вы уже слышали?» И потом эти люди стали бы беззвучно ухмыляться за ее спиной и зло хихикать. Нет, к людям — никогда! До конца дней останется она одна в своем пентхаузе, сторонясь людей. Грета Гарбо по сравнению с ней просто гулящая девка!

Звонок телефона. Маги снова поднесла трубку одного из десяти аппаратов к уху и прокричала: «Я мертва, мертва и похоронена!»

— Примите мои соболезнования, мадам, — произнес спокойный, глубокий и совершенно равнодушный мужской голос. — Что до меня, то вы можете покоиться на глубине десяти метров, но если вы мисс Фокс, то через полчаса я привезу вам все для приема. И заметьте, я не намерен простаивать у вас под дверью потому только, что у вас что-то не ладится. Вы заказали все для приема на тридцать человек. К семи часам вечера. Так?

На секунду Маги забыла свои сомнения и свой гнев.

— Так, а кто говорит?

— Похоронное бюро Энрико, — ответил мужчина и положил трубку.

Маги смутно помнила, что заказывала холодный стол и напитки в сервисной службе Энрико для приема сегодня вечером, который должен был стать приемом-возмездием. Значит, все в порядке. Об этом все равно заботилась не она, а Кончита, ее горничная из Пуэрто-Рико.

— Похоронное бюро Энрико, — бормотала Маги, открывая рывком дверцы у шкафов. Если она больше не хочет и не может показываться среди людей, ей надо по крайней мере соответственно одеться для приема. — Похоронное бюро Энрико! Странный юмор у жителей Нью-Йорка! Может быть, поэтому и Алекс, таракан, подумал, что он может себе все позволить.

Маги выхватила из шкафа черное вечернее платье и швырнула его обратно. Оно подошло бы, если бы она и правда умерла, например, подавившись маринованным огурцом. Но она жива, рассержена и хочет Алексу Рейнольду, этому так называемому артисту и коллеге на сцене и любовнику в кровати и у кровати… Маги запнулась и попыталась собрать свои злобные мысли. Что она хочет от Алекса? Ах, да, она хочет показать ему, ему и всем другим!

— Не со мной, — шипела она, хватая с вешалки белое кружевное платье. — Нет, в нем я выгляжу как невеста. Но для свадьбы необходим мужчина, а она сейчас не хотела и слушать о них, поэтому платье вернулось на вешалку.

Уже много недель вечер за вечером играла она с Алексом на сцене театра на Бродвее в очаровательной комедии «Розы и поцелуи» и вечер за вечером доводила публику до восторженных приступов смеха. А вчера вечером, да еще в воскресенье, это случилось.

Маги нервно теребила платье, сшитое в Париже по последней моде, и вспоминала нежную, захватывающую, волшебную сцену из спектакля, где ее возлюбленный говорил ей: «Пусть все отрекутся от нас, душа моя, я и тогда останусь с тобой». В этом месте некоторые женщины в зале тихо всхлипывали. А Маги вечер за вечером падала на руки Алексу и шептала: «Возьми меня, я принадлежу только тебе». В этом месте некоторые мужчины в зале сладострастно вздыхали. И вечер за вечером Алекс говорил в порыве жгучей страсти: «Тогда прими это от меня!» Имелся в виду поцелуй, который был таким естественным; Маги и Алекс блестяще разыгрывали эту сцену, так как в жизни они тоже были любовниками. Поцелуй увлекал с неистовой силой, от эротического напряжения между ними начинал трещать воздух и было слышно биение сердец сидящих в зале зрителей.

Вчера вечером Алекс, как обычно, произнес: «Тогда прими это от меня!» И его горячие губы коснулись ее губ. Но еще раньше ей показалось подозрительным то, что он держал руку у рта. В чем дело? Он хотел убрать волос? Или отогнать муху? Нет, все было значительно хуже.

Золотое! Маги спонтанно остановилась на золотом платье, вполне достойном ее, царицы Бродвея, которой она считала себя, несмотря на вчерашний вечер.

Да, Алекс и его жгучие губы! Кое-что случалось и раньше, у него было странное чувство юмора. Запах чеснока и лука, как из восточного горшка, который так веселил его. Алекс любил свои маленькие забавы.

Но то, что его язык между губами оказался маринованным огурцом, который он предварительно положил себе за щеку и затолкнул ей в рот во время поцелуя, — это было подло. Подло, унизительно и низко и самое главное — сорвало ее последний монолог.

Текст улетучился у нее из головы, там был только маринованный огурец и пустота. Текст пропал! С каждой секундой молчания огурец разрастался. Текст! Как там начинается этот монолог?

Что стало с публикой, она взорвалась! Кто-то кашлял так громко, как будто хотел обрушить стены театра. Кто-то топал ногами по полу. И почему-то голове под париком стало так жарко, хотя Маги обливалась холодным потом.

Она уставилась на Алекса, согласно роли любимого Алекса, и взор ее был подобен взгляду сатаны. Она ничего не понимала, пока текст после векового молчания не всплыл в ее памяти.

«Навеки с тобой, — должна была сказать она, но вышло что-то невообразимое: — На кикис с какой…» Текст вернулся, но и маринованный огурец был здесь: Маги не могла вытащить проклятую гадость изо рта, потому что Алекс, этот таракан, держал, якобы нежно, но на самом деле мертвой хваткой ее руки. «Я дюбдю тыпя и быды печна двыя». Вот что получилось из возвышенной фразы: «Я люблю тебя и буду навеки твоя».

Катастрофа, скандал! Она хотела громко застонать, глубоко вдохнула и подавилась маринованным огурцом. Она вытаращила глаза и надрывно, резко закашляла.

Раздался странный звук, и огурчик пролетел мимо Алекса, едва не задев его, ударился обо что-то из декорации, и это что-то, опрокинувшись, задребезжало. Что тут началось! Люди в зале ревели от восторга и выли от смеха, так как приняли происходящее за эффектный трюк. Но случилось неслыханное: Алекс стал предателем, душителем сценического таланта Маги, и она этого не простит.

Она положила на кровать свое золотое платье и уже заранее радовалась, предвосхищая действие бомбы, которую приготовила для гостей этого вечера.

Кончита сообщит, конечно, что служба заказов уже привезла все, хотя и не важно, что сегодня будут подавать на стол. Никто не станет думать о наслаждении едой, когда она взорвет бомбу.

Ожидая увидеть свою служанку, Маги обернулась к двери и замерла. В спальню входил улыбающийся таракан.

— Дорогая! Наипрекраснейшая из прекрасных! — Алекс приближался к Маги, широко раскинув руки. Его лицо озаряла улыбка, зеленые глаза сияли и были еще зеленей, чем обычно, а светлые волосы делали его значительно моложе тридцати. Сегодня Маги дала бы ему только три года. Недоразвитый трехлетка.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она ледяным тоном и неловко уклонилась от него. — Я же сказала тебе после представления, что не хочу тебя больше видеть. До скончания века!

— Конечно, сахарный кусочек. — Алекс знал, что Маги не переносит, когда ее так называют. — Но эта вечность продлилась только до сегодняшнего вечера, до семи часов. Ты пригласила меня к семи, или ты забыла эту договоренность, как текст?

Маги остановилась перед шкафом, выпрямилась и медленно обернулась. Она была не очень высокая, а босые ноги не добавляли величия ее осанке, но она, по крайней мере, постаралась держаться, как подобает даме.

— Алекс, в этот раз ты зашел слишком далеко.

— Могу ли я вообще зайти слишком далеко, когда речь идет о моем сахарном кусочке? — Он весело ухмылялся.

— Во-первых, прекрати называть меня так. Во-вторых, я пригласила тебя не потому, что хотела бы видеть на своем приеме в качестве любимого гостя. В-третьих, я пригласила тебя не потому, что что-то в тебе притягивает меня. — Она презрительно посмотрела на его коренастую сильную фигуру. — Ты меня не волнуешь. — Сейчас это была правда, и Маги удивилась.

Алекс посмотрел на себя, чтобы выяснить, что же в нем так изменилось.

— Вчера утром ты…

— Вчера утром ты не совал мне в рот маринованный огурец! — бушевала Маги.

Алекс засунул руки в карманы брюк и, раскачиваясь с пятки на носок, довольно рассмеялся.

— Нет, вчера утром я ничего не делал с огурцом, это так.

Маги оторопела, подумала и рассердилась еще больше. Ну, она ему еще покажет. Она уже давно не использовала свои сценические приемы, выясняя отношения с Алексом, и вот она подошла к нему с мягкой соблазнительной улыбкой на устах. Ее небесно-голубые глаза излучали нежность.

Алекс молниеносно сменил насмешливую ухмылку на такую же нежную улыбку и протянул руки навстречу Маги. Он хотел погладить ее слегка растрепавшиеся локоны, но она остановилась на безопасном расстоянии, и его рука повисла в воздухе, а что-то в ее голубых глазах насторожило его и не позволило сделать решающий шаг.

— Алекс, дорогой, — нежно мурлыкала Маги. — Ты прав, вчера утром ты ничего не делал с маринованным огурчиком… — Она сладострастно вздохнула и закончила стальным голосом: — Единственное различие заключается в том, что предмет, которым ты что-то делал, не зеленый! — Голос Маги стал угрожающе низким. — Два года мы вместе на сцене, и тебе известно, что я прирожденная актриса. Известно тебе это или нет?

Алекс снова засунул руки в карманы и начал раскачиваться. Он знал, когда начинает приближаться гроза, а сейчас все говорило о сильном шторме.

— Конечно, я знаю…

— Прекрасно! — Маги удовлетворенно кивнула, но голос ее оставался сдержанным и твердым. — Я терпела твое шутовство на сцене, но то, что ты выкинул вчера, было уж слишком. Выражаясь возвышенно, ты загубил мою лучшую сцену! И вместо того чтобы прийти с повинной к назначенному времени, ты являешься уже в пять!

— Ты же часто упрекала меня в непунктуальности.

— Не уклоняйся от темы! — Маги вскинула брови. — Я пригласила тебя и Генри ровно на семь часов, и если я говорю семь, то…

Блеск ее глаз насторожил Алекса.

— Генри? Ты имеешь в виду Генри Мортимера?

— Моего адвоката, агента и постановщика «Роз и поцелуев». Ну?

Это «ну» Алексу совсем не понравилось.

— Я уже здесь, и вообще…

— И вообще ты сейчас отдашь мне ключ от пентхауза! — Маги властно протянула руку.

Внутренний голос сказал Алексу, что надо подчиниться и отдать ключ.

— Дорогая, сахар… я думаю, Маги, я…

Маги повернулась к одному из шкафов и вытащила золотистого цвета штанишки. Бюстгальтер она — почти как всегда — решила не надевать. Темно-коричневые чулки с золотым продольным швом и золотые лодочки с шумом полетели на кровать к золотому платью.

Маги пропустила мимо ушей язвительный свист Алекса.

— Ты сгораешь от любопытства узнать, почему Генри Мортимер приглашен вместе с тобой, — сказала она.

— Нет.

Маги ощутила беспокойство.

— Твое преждевременное появление сбило меня с ритма, — пожаловалась она ему. — Это как на сцене. Ни один жест не должен быть раньше или позже.

— Что же я, жест, что мое появление так помешало тебе? — спросил Алекс и медленно стал подкрадываться к Маги сзади.

— Нет, — возразила она и покачала головой. — Да, ты жест. Бывают хорошие и плохие жесты. — Ее тон не оставлял сомнений, к какому сорту жестов она его относила.

Вздохнув, он остановился.

— Итак, я горю желанием узнать, почему ты пригласила Генри Мортимера вместе со мной. Откровенно говоря, я только поэтому и пришел раньше. Я провел день очень беспокойно и все время спрашивал себя, почему же ты пригласила Мортимера и меня к семи часам.

— Ты врешь, — сказала ему Маги прямо в лицо. — Ты никогда бы не пришел из-за этого раньше уже потому, что ты не знал, что Мортимер тоже приглашен…

— Конечно, — Алекс снова засмеялся. — Я просто хотел обнять тебя, бросить на кровать и любить.

— Алекс! — Маги схватила свои лодочки, и они чуть не полетели в него. — Алекс, как ты смеешь выражаться так вульгарно?

Он сладострастно улыбался.

— Разве мы не делали это часто, собственно говоря, постоянно? Как только я здесь появлялся, я хватал тебя и…

— Не сегодня вечером! — Маги держала туфельку в руке. — Не сегодня, когда я пригласила тебя вместе с Генри Мортимером.

— Почему нет? Мне что же, наброситься на Генри сегодня вечером? Или ты хочешь наброситься на него?

— Ты никогда не можешь быть серьезным?

Алекс пожал плечами.

— А зачем? Жизнь так коротка, что…

— Чтобы портить ее серьезными вещами, — закончила она.

— Откуда ты знаешь, что я хотел сказать?

— Алекс, ты уже два года говоришь одно и то же. — Маги решила больше не поддаваться на провокации. — Сейчас я пойду в душ, а ты…

— И я тоже. — Он молниеносно сбросил пиджак и вытащил из брюк рубашку.

— Нет! — вспылила Маги и понизила голос. — В душе ты мне не нужен. Запомни это.

Алекс уже расстегнул брюки, и они соскользнули по его сильным ногам; он продолжал расстегивать рубаху.

— А почему нет? Мы можем любить друг друга в душе или потом в кровати…

Маги подавила в себе возбуждение, и это ей удалось, поскольку ее разозлила его наглость. Злость убивает эротику надежнее, чем все имеющиеся в продаже яды уничтожают тараканов. На чем она остановилась?..

Маги старалась выглядеть как можно строже и недоступнее. Ее голубые глаза излучали ледяной блеск.

— Тебе когда-нибудь приходило в голову, что ты заходишь слишком далеко со своими глупыми шутками? Я не могу серьезно относиться к человеку, который так забывается на сцене.

Его руки запутались в пуговицах рубахи, брюки были спущены.

— Не устраивай представления из-за одного огурчика.

— Ах, нет, я должна, наверное, с нетерпением ждать второго огурца? — Маги пригладила растрепанные кудри. — А сейчас мне надо подготовиться к приему, — объявила она и неопределенно показала на свое частично оголенное тело. — Одевайся или сиди раздетый в комнате, мне все равно.

Она развернулась и направилась в ванную. Алекс сделал попытку остановить ее, но болтающиеся у лодыжек брюки помешали ему. Он замахал руками, чтобы с первым же шагом не потерять равновесие, смирившись, остановился и опустил руки.

— Ну хорошо, ты победила! — закричал он вслед Маги. — О’кей, ты сердишься на меня. Я сожалею.

Положив руку на ручку двери, ведущей в ванную, Маги обернулась.

— О чем ты сожалеешь? Что я недовольна тобой или что ты позволяешь себе эти безвкусные, пошлые, дурацкие выходки?

Беззвучный смех Алекса был ясным ответом на вопрос.

— Это было грандиозно, когда ты застыла, как камень.

— Было грандиозно? — Маги выпустила ручку и медленно вернулась. Такую походку она использовала на сцене, изображая убийц и психопаток. Она агрессивно наклонила голову. — Для театра это был удар ниже пояса, Алекс. Театр — это святое, но ты этого не понимаешь.

Ее взгляд спустился с лица на грудь, скользнул по плоскому животу, пробежал прикрытую одеждой часть туловища и задержался на сильных ногах. От спущенных брюк она подняла глаза к его разочарованному лицу.

— Конечно! — Она значительно кивнула, одновременно вздохнув. — Кто выглядит подобным образом, у кого такая фигура и кто стоит в комнате у дамы в такой смешной позе, для того театр не святыня. — Она презрительно вздохнула. — У того нет ничего святого!

— Минуточку! — Алекс быстро нагнулся и натянул брюки. — Минуточку! — закричал он, схватил рубаху и одновременно попытался удержать спадающие брюки. Сделав пару шагов в сторону Маги, он оставил борьбу и снова остановился. — Минуточку!

— Ты повторяешься. — Маги отступала в сторону кровати и сдержанно улыбалась. — Так же, как и на сцене, когда ты не знаешь роль.

— Ну ты-то вчера хорошо застряла! — бросил он, рассвирепев. — Не задирай нос. — Он натянул брюки почти до груди и привел себя в порядок. — Боже, Маги, мы уже два года замечательные партнеры и замечательные любовники.

— Ты числишь себя моим лучшим любовником? — Маги посмотрела на часы. — Мне необходимо сейчас же в душ.

Алекс отрезал ей дорогу в ванную.

— Я не поддамся на этот дешевый трюк. Ты хочешь, чтобы я сейчас спросил тебя, почему ты не считаешь меня своим лучшим любовником. Ты обращаешься к моим самым низким инстинктам и страхам.

— Ну нет, — заверила Маги и направилась к ванной. — Я обращаюсь к твоему комплексу неполноценности… именно твоему.

Алекс был шокирован настолько, что Маги успела скрыться в ванной. Опомнившись, он стал стучать в дверь.

— Не мешай мне больше! — крикнула Маги, прижавшись к двери и ожидая услышать предательские стоны, которые свидетельствовали бы, что она попала в цель. Всхлипывания и нытье должны были стать верными знаками.

— Я хочу тебе что-то сказать! — закричал Алекс. Слегка разочарованная тем, что он не повергнут в прах, Маги отвернулась от двери.

— Дорогая, сахарный кусочек, — кричал Алекс. — Я хочу тебе только сказать, что театральная сцена — это не святыня. Место, где ты играешь, оскверненное место.

Маги вздрогнула, как будто в наполненную водой ванну, где она лежала, попал фен. Она выпрямилась и взглянула в зеркало. Она видела, как женщина в зеркале ищет твердый предмет, с которым могла бы наброситься на Алекса, потом покачала головой и посмотрела на эту бледную женщину с состраданием.

«Нет, не ходи, — приказала она себе и поставила назад флакон духов. — Таракан, конечно, стоит под дверью и с нетерпением ждет, что ты заплачешь и застонешь. Есть такие люди!»

Алекс действительно стоял под дверью и разочарованно вздыхал, не услышав из ванной ни стонов, ни плача. Но он все равно задел ее. Поэтому он предусмотрительно отступил назад, когда ручка двери повернулась.

Медленно и с большим самообладанием Маги вышла из ванной. На ней по-прежнему был золотистый пеньюар, и она шла так, будто играла королеву или царицу.

— Иди ко мне, Алекс. — Она протянула руку навстречу и наигранно душевно засмеялась, но так леденяще, что он отпрянул. — Не бойся, дорогой, я только хотела померить тебе температуру. Думаю, что у тебя сорок четыре градуса, поэтому ты городишь такую чепуху. Кем ты был, пока я не сделала тебя своим избранником? — И, чтобы он лучше понял, добавила: Жалкий статист с известной фразой — «Кони оседланы».

Алекс проглотил горькую пилюлю, не моргнув глазом.

— Я не стану перечислять все роли, сыгранные мной, когда тебе еще не было известно, что искусство актера вообще существует. Задолго до тебя я уже был театральной величиной.

— Ты прав, дорогой. — Маги сердечно улыбалась. — Мне всегда казалось, что ты, по крайней мере, на тридцать лет старше, чем я! — Сердечность улетучилась. — И заметь себе: я знала все об искусстве актера с тех пор, как научилась мыслить.

— Ну да! — Алекс дьявольски засмеялся. — Это значит, что ты начала мыслить только тогда, когда познакомилась со мной!

Маги мужественно выдержала удар.

— А сколько тебе сейчас лет, Алекс? — Она сделала вид, что задумалась. — Тридцать? Может такое быть? Тридцать, и еще как дитя?

— Тридцать и молод сердцем, — подтвердил он весело.

— Тридцать, а еще глуп, — мягко исправила она его. — Разница в возрасте у нас очень заметна.

— Ты на два года младше. Что тут замечать? — сказал он с сомнением.

Маги великодушно не заметила его слова.

— Я принадлежу к совсем новому поколению интеллигентных, серьезных молодых артистов, которые тебе не подходят.

Его смех снова стал сладострастным.

— До сих пор мы хорошо подходили друг другу, дорогая. Дурачество моей юной души великолепно украшает твою строгую интеллигентную молодость. Появился даже новый вид любви. Это чистейшая?..

— Скука, — вставила Маги.

— Страсть, — закончил свою мысль Алекс. Он упал на покрытую сатиновым покрывалом кровать и употребил все свое актерское мастерство, чтобы скрыть раздражение, вызванное ее словами. — О’кей, дорогая, сахарная, ты права. Ты моложе меня, ты принадлежишь к новому поколению, ты умна, открыта, восприимчива.

Польщенная Маги засмеялась. Ей это хорошо известно, но она все равно засмеялась.

— Ты так юна, во всяком случае, это относится к твоим способностям, что принадлежишь еще к подрастающему поколению, — продолжал Алекс тем же тоном благожелательной болтовни. — Ты можешь научиться у меня многому. Было очень верно с твоей стороны довериться опытному взрослому артисту и любовнику, который может тебя чему-то научить.

«Алекс, тараканище», — подумала Маги, пылая раздражением и сердясь на себя. Как она могла хоть на мгновение представить, что из его тараканьего рта можно услышать комплимент?

Алекс видел не только смеющееся лицо Маги, он видел больше. Он знал, что она кипит от гнева, ее темперамент бунтует, глаза излучают сапфировые огни.

— Да, ты прав, — с готовностью подтвердила она. — И я сделаю выводы. Уже сегодня вечером.

После чего она повернулась спиной к Алексу и присела на возвышение у кровати, рядом с большой композицией из цветов.

Напрасно Алекс пытался разглядеть ее за цветами. Ему хотелось знать, что она задумала устроить сегодня вечером, но спрашивать ее напрямик он не решался.

Маги осторожно наблюдала за ним из-за вазонов с цветами, которые занимали столько же места в комнате, сколько занял бы небольшой легковой автомобиль. Алекс не замечал, что за ним наблюдают и не стал скрывать свою озабоченность и нервозность. Маги даже показалось, что он вспотел и заметно побледнел. Неподдельный страх был в его глазах.

— Что ты там делаешь, за этими овощами? — спросил Алекс равнодушно.

Триумф Маги был под угрозой.

— Я пытаюсь не только выбросить тебя из головы, но и, по возможности, не видеть.

— Это же глупо. — Алекс стал приближаться к цветам. — Выйди из-за грядки и веди себя как взрослая.

Маги соскользнула на ковер и скрылась из вида.

— И это ты говоришь о глупости? Величайший клоун всех нью-йоркских подмостков? Живая карикатура на артиста? Пустомеля, который может лишь засовывать маринованные огурцы в рот серьезным артистам?

Алекс быстро подался в другую сторону и, обойдя цветы, уже стоял перед ползающей по ковру Маги. Она некоторое время смотрела на его ботинки, прежде чем перевести взгляд вверх, быстро вскочила, уклонилась от его рук и отступила к одному из окон.

— Там, внизу, находится место скорби, — возвестила она гробовым голосом. — Место позора, где ты растоптал ногами мастерство актера.

— Ты представляешься мне кем-то, кто произносит трогательную надгробную речь над мошкой, которую только что раздавил.

Маги кружилась вокруг Алекса. На ее лице была запечатлена глубокая скорбь.

— Так, значит, ты оцениваешь мой артистический талант? Как мошка? Мошка, которую просто раздавили?

Алекс запнулся.

— Я, собственно, только хотел сказать, что ты делаешь из мухи слона, — пожав плечами произнес он. — Но, если туфелька подходит, надень ее. Вот и весь твой талант.

На мгновение у Маги перехватило дыхание.

— Будь осторожен, — предостерегла она тихим голосом. — Думай, что говоришь. Существуют границы, которые никому не позволено переступать.

Но Алекс только равнодушно пожал плечами.

— В чем ты, в сущности, меня упрекаешь? В том, что с маринованным огурчиком во рту я не смогла достойно произнести свой монолог?

— Это так, — подтвердил он. — Ты говорила ужасающе невнятно.

Маги хотела возразить, но Алекс не дал ей открыть рот.

— Твое произношение было ниже всякой критики, — заверил он. — У меня даже разболелись уши.

— И ты еще об этом говоришь? — закричала она, рыдая. — Кто был виновником катастрофы?

— Ты.

Теперь у нее открылся рот, и она его уже не закрывала.

— Посмотри! — Алекс был сама любезность. — Ты обвиняешь в своем плохом произношении маленький, невинный, безобидный огурец, но говорил не он, а ты.

— Алекс! — От ее крика задрожали оконные стекла. — Алекс, прекрати рассказывать мне эту чепуху!

— Я хочу только сказать, что все дело в плохом произношении, — объяснял он так терпеливо, будто говорил с ребенком, который плохо соображает. — Ты слышала когда-нибудь о господине Демосфене?

— Конечно, — прошипела Маги.

— Но это не греческий театральный деятель из Салоников, который был на прошлой неделе на приеме у Дональда Трумпфа.

— Я знаю, кто был Демосфен, — заявила Маги.

Алекс предостерегающе поднял указательный палец.

— Я имею в виду не хозяина греческого дворика на Лоу Ист Сайд, где мы отведали прекрасных виноградных листьев с начинкой.

Маги скрестила руки на груди и нетерпеливо затопала босой ногой по ковру.

— Я знаю, кто такой Демосфен, — прошипела она.

— Милое дитя. — Алекс взгромоздился на прикроватную ступеньку и развел руки. — Он был оратором в Древней Греции, не спутай его с юным любовником твоей подружки Сельды. У него был сильный дефект речи, и он тренировался, он вставал на морском берегу и говорил навстречу прибою.

Маги невозмутимо и со скучнейшей миной смотрела, как Алекс, жестикулируя изо всех сил, преувеличенно сильно шевеля губами, изображал оратора, который очень громким голосом выкрикивал что-то навстречу волнам.

— У него была еще одна идея, — продолжал Алекс и так увлекся своим представлением, что не заметил вставшую за ним на ступеньке Маги. — Он засовывал себе в рот гальку и пытался четко произносить слова. Маринованный огурчик Демосфен просто бы не заметил. Он четко говорил бы дальше. И если ты, дорогая, не можешь четко произносить слова с огурчиком во рту, то только потому, что ты не тренировалась. А почему у тебя плохая дикция? Потому что ты принадлежишь к молодому подрастающему поколению, которое не училось правильному произношению. А я, напротив, с огурчиком во рту могу ясно и четтттт…

Неожиданно он получил сильный пинок в зад. И хотя боль от удара голой ноги почти не ощущалась, но сила его заставила Алекса ласточкой пролететь через большую часть спальни, прежде чем он смог приземлиться. Мягкий ковер смягчил удар, когда Алекс упал, перевернулся и остался недвижим.

— Итак, Демосфен с Бродвея! — воскликнула Маги, подбоченясь. — Ты доволен ответом?

Алекс не двигался.

— Ты можешь набить мне рот камнями со всего Манхэттена, — с подъемом вещала Маги. — И тогда я буду говорить четко и чисто, как колокольчик. Но я не позволю тебе забить мне рот овощами. Ты слышишь, Алекс? — Она рассматривала скрюченную фигуру, неестественно раскинутые ноги, странное положение головы — все говорило о переломе шейного отдела позвоночника. — Алекс, если ты мертв, то можешь меня не слушать. Обморок я не считаю уважительной причиной.

Он ловко сел и с упреком покачал головой.

— Любой человек с добрым сердцем в груди уже опустился бы передо мной на колени, крича от отчаяния, так убедительно я изобразил перелом позвоночника и разбитые ноги.

— Чистейший балаган, — констатировала Маги и презрительно посмотрела на него с возвышения. — Это ты уже изображал полтора года назад в пьесе «Утка учится летать». То же самое положение.

— Публика рыдала.

Он протянул ей навстречу руку, чтобы она помогла ему подняться.

— Правильно, публика плакала уже во время первой сцены, так как главный герой был чудовищно плох. Людям было жалко своих денег. Но тут появилась я, и публика успокоилась.

Зеленые глаза Алекса мечтательно заблестели, он опустил руку и растянулся на ковре. Его взгляд, исполненный тоски, задержался на Маги.

— Помнишь? — спросил он бархатным голосом. — Тогда я… я играл в пьесе «Утка учится летать» молодого человека, который выбрасывается из окна и, разбившись, лежит на мостовой.

— У меня здесь два окна, — Маги показала на окна. — У тебя есть выбор.

— И вот появился ангел. — Его взгляд стал еще мягче. — Этот ангел — это была, конечно, ты, мой ангелочек, — снова подарил молодому человеку жизнь, но юноша должен был в течение месяца влюбиться, и, если избранница ответит ему взаимностью, он будет жить дальше.

— Трудно поверить, что девушка может влюбиться в тебя, — сухо отрезала Маги и посмотрела на часы. — Боже, сколько времени! Гости придут в восемь, а я…

— Ты тогда влюбилась в меня, — продолжал льстиво Алекс и улыбнулся той своей улыбкой, против которой Маги обычно не могла устоять. — Было прекрасно!

— Да, в пьесе, потому что так было в книге. — Она сделала крюк, чтобы не проходить рядом с ним.

— Не только в пьесе, Маги. Мы любили друг друга до и после представления, любили страстно.

Она остановилась, высоко подняв брови.

— Действительно, припоминаю, что пару раз ты приставал ко мне со своими сексуальными домогательствами в гардеробной.

— И ты была в восторге. — Он попытался подставить ей ножку, но это не удалось, и тогда он вскочил и схватил ее за пеньюар. — Один раз ты так кричала, что мне пришлось заткнуть тебе рот подушкой.

Маги смотрела на его руку, вцепившуюся в ее пеньюар.

— Да, я припоминаю. — Она миролюбиво засмеялась. — Я стонала, вопила, кричала.

— Да, это было безумно хорошо, — бормотал Алекс, довольно улыбаясь.

— Я лежала на заколке, которую забыла на тахте моя костюмерша. — Маги вытащила пеньюар из его ослабевших пальцев. — А ты прижал меня своим весом к острию, это было ужасно. У меня и сейчас еще отметина на попке.

Алекс сглотнул и снова сел, поджал ноги и положил подбородок на колени.

— Ты была очаровательна, — сказал он тихо, и его нежный голос окутал Маги, завлекая в ловушку, так что она остановилась на месте. — Я припоминаю момент нашего знакомства. Ты вдруг появилась передо мной, и я подумал: кто это дитя? Это прелестное, невинное дитя с кудрявой головкой и большими мечтательными глазами? — Он сладострастно вздохнул. — Но я понял потом, что ты не ребенок, а расцветшая женщина с наивной невинностью ребенка, красота которой подобна чистой белой лилии.

Улыбающаяся Маги сникла.

— Это же из пьесы «Плачущий кактус», в которой ты играл, ты, лицемер! Ты забыл, что я знаю наизусть все пьесы, в которых я хоть раз играла или которые смотрела на сцене. Что ты на самом деле хочешь, таракан?

— Я хочу оживить в твоей памяти дни нашей любви, полные нежности, страсти и огня. — Алекс встал на колени. — Приди, я обовью тебя руками и, если ты тоскуешь обо мне, я буду целовать тебя, пока…

— Ты оскорбил мою незапятнанную чистоту актрисы, — поспешно возразила она, чтобы избежать опасного томления во всем теле. Она ясно вообразила поцелуи Алекса в этой позе. Нет, до этого сегодня не должно дойти. — Ты, самодеятельный артист, опозорил меня, и этого я тебе никогда не прощу.

Его взгляд устремился на ее тело под пеньюаром, казалось, он хотел проникнуть сквозь золотистую материю.

— Дорогая, я только заставил тебя сделать эффектный трюк, добавив в твою игру, ставшую со временем несколько вялой, немного пряности, — он быстро поднялся, — остроты и укропа.

Маги почти сдалась его задорной улыбке, но именно почти.

— Ты забыл что-то, Алекс Рейнольд. — Она провела рукой по растрепавшимся локонам. Волосы она тоже должна привести в порядок. — Мы знакомы два года, они-то и были лишними. Твои обольстительные трюки действуют только в первый день знакомства. Уже на второй день ты повторяешься. Я могу только дать тебе хороший совет: не старайся очаровывать женщину более одного вечера своим вниманием.

Во время ее монолога Алекс как бы бесцельно бродил по спальне, но, как выяснилось, не так уж и бесцельно. Когда Маги хотела пройти в ванную, он поймал ее у двери.

— Уйди с дороги, — приказала она.

Он поднял руку и поманил ее к себе с той своей улыбкой, о которой ночами мечтала вся женская половина зрительного зала.

— Иди, дорогая, я помогу тебе в душе. Позволь мне быть губкой и гладить твою нежную, как персик, кожу…

— Тряпкой было бы точнее, — бросила она.

— Позволь мне стать пеной, покрывающей твою грудь, и…

— Пустомелей, это подойдет.

— …струящейся по твоим длинным стройным ножкам.

Маги рассерженно топнула голой правой ногой.

— Я не потерплю порнографии в своей спальне!

Алекс смотрел на слегка распахнувшийся пеньюар.

— Где же еще?

— По мне, где угодно, только не в моей спальне!

Алекс видел соблазнительные светлые волоски.

— Я не настаиваю на том, чтобы заняться с тобой этим в спальне.

— Алекс, прекрати! — Маги отпрянула от него.

Он остался стоять на месте.

— Я ничего не делаю.

— Делаешь!

— Я совершенно бездействую! — настаивал он.

— Нет, делаешь!

— Что?

— Ты смотришь! — Маги остановилась, решив, что расстояние в два метра достаточно безопасно.

— Я смотрю?

— Да, и как!

— Как я смотрю? — Алекс шагнул вперед.

— Так ты смотришь всегда, когда ты… — Маги отступила еще на шаг. — Ты же знаешь, как я люблю… я имею в виду не люблю этот горячий взгляд! — Маги взмахнула руками. — Исчезни из моей спальни, из моего пентхауза, из Нью-Йорка!

Пеньюар совершенно распахнулся, и Алекс увидел красивую грудь.

— Ступай же! — потребовала Маги.

Алекс с сожалением покачал головой.

— Это прискорбно, Маги, что ты пытаешься соблазнить меня таким образом.

— Что?

Правой рукой махнув в ее сторону, левой Алекс закрыл глаза.

— Прикрой себя, пожалуйста!

Она посмотрела на себя, обнаружила неприкрытые места и запахнула пеньюар.

— Удивительно, как ты можешь все, ну буквально все обернуть в свою пользу, — пробормотала она возмущенно и хотела наконец пройти в ванную. — Уйди с моей дороги! Ты ее не понял серьезность ситуации. Ты продолжаешь проделывать со мной свои двусмысленные штучки. Я сейчас пойду в душ, а когда появится Генри, у тебя глаза вылезут на лоб. У тебя пропадет желание паясничать.

Неожиданно Алекс сделал серьезное лицо.

— Хорошо, с этой минуты никаких шуток.

— Серьезно? — недоверчиво спросила она и, когда он кивнул, добавила: — Прекрасно, тогда отойди от двери.

Алекс приблизился к ней.

— Никаких шуток. Ты недавно предлагала себя мне, я, шутя, отклонил твое предложение, сейчас я исправлю положение.

— Что? Как? — Маги не смогла быстро перестроиться. — Что это опять… убери руки! — завопила она, когда он хотел распахнуть ее пеньюар. — Поди прочь!

— Ты хотела секса, для тебя я готов. — Не моргнув глазом, Алекс начал новое наступление на ее пеньюар. — Моя мужская сила в твоем распоряжении.

— Чудовище! Пугало! — Маги отбивалась от хватающих ее рук. — Вон отсюда! Оставь меня! — Еле держась на ногах, она отступила к кровати и только в последнюю секунду поняла, в какой опасности оказалась.

Она хотела уйти влево, но Алекс разгадал ее маневр и шагнул в ту же сторону. Маги уткнулась прямо ему в грудь, отскочила от него и навзничь упала на кровать.

— Ты этого хотела! — воскликнул Алекс и упал на нее… то есть, он упал на то место, где она только что лежала.

С ловкостью, которую она обрела, занимаясь гимнастикой и балетом, Маги откатилась в сторону, схватила подушку и запустила в Алекса. Подушка попала ему прямо в лицо, и Маги получила золотые секунды, чтобы схватить другую подушку.

— Я лишь старался помочь тебе! — кричал Алекс, отражая сильные удары подушкой. — Я хотел помочь тебе утолить твою безудержную тягу к сексу! — Он вырвал у нее подушку и выдвинулся на передний план. — Тебе не надо показывать мне грудь, дорогая. Я уже готов.

Маги остановилась и огляделась. Она увидела, что пеньюар запахнут, но было уже поздно. Когда она поняла, что ее одурачили, Алекс был уже рядом. Но Маги в последнюю секунду ловко увернулась.

Руки Алекса уже гладили ее локоны, она чувствовала его сильные ноги. Маги резко присела на корточки, Алекс споткнулся об нее и упал как под кошенный.

Он не успел еще осознать, что распростерт на ковре, как Маги вскочила и сделала рывок к ванной, но неожиданно ее правая нога попала в ловушку. Железный капкан сомкнулся вокруг ее щиколотки, она потеряла равновесие и, как деревянная кукла, рухнула на пол.

Ловушка оказалась пальцами Алекса, который воспользовался замешательством Маги. Он подползал ближе, а пальцы его гладили ее икру, колено, бедро и продвигались все дальше, но в этот момент Маги наудачу нанесла удар.

Руки разомкнулись, а спальня наполнилась воем. Маги не стала смотреть на последствия своего поступка.

— Просто непостижимо! — Она схватила слегка пострадавший халат, встала на ноги и бросилась к двери. — Развратник! Если ты так неукротим, поищи себе кого-нибудь среди девочек, толкающихся каждый вечер у выхода со сцены в ожидании тебя! Но меня не утомляй своим несносным вожделением.

Но у двери Маги не удержалась от соблазна обернуться и посмотреть на Алекса.

Ей открылась картина, полная страданий: он со стоном еле вставал, ноги его подкашивались, обе руки он держал у лица, вернее, прижимал их к носу.

— Поделом тебе! — крикнула Маги, но в ее голосе не было слышно желаемого триумфа.

— О, Боже! О, Боже мой! — пыхтел Алекс. Он скрючился, шатаясь подошел к стене, и, стукнувшись плечом, упал на колени. — Ради Бога, Маги!

— Да что случилось? — Испугавшись, она подошла поближе. — Скажи же что-нибудь! Что с тобой? — Она уже представляла себе рентгеновские снимки его разбитого черепа, его раздавленного носа или придавленного глаза, который невозможно спасти. Как могла она его так изуродовать? — Алекс, говори же!

Он издавал ужасные гортанные звуки.

— Покров ночи опускается на крыльях…

При этих словах что-то упало на него, однако это был не покров ночи, а огромный букет цветов, до сих пор стоявший на камине. Довольная Маги смотрела, как цветы осыпают Алекса.

— Текст из пьесы «Зарежь меня на шкуре белого медведя», ты, балаганный комедиант! Это одна из твоих самых плохих ролей и, если ты сейчас же не уйдешь…

Цветы полетели в разные стороны, как только Алекс начал вставать. Молча, но с неколебимой решимостью во взоре, шагал он в сторону Маги, готовый на все, и ничто не могло его остановить.

— Нет, ах, нет! — Она метнулась в холл. — Уходи! Я позову на помощь Кончиту.

Но Алекс шагал с непреклонностью монстра Франкенштейна, выбрасывая одну ногу за другой, и выглядел так устрашающе, что Маги показалось, будто пол дрожит от его шагов. Одновременно это было так смешно, что она начала беззвучно смеяться.

В гостиной она смеялась уже вполголоса, а когда Алекс с треском захлопнул за собой дверь и запер ее, от смеха она уже держалась за бока.

— Прекрати! — еле выговорила она. — Ты выглядишь так глупо, что невозможно описать! Кончай, пожалуйста!

Он остановился в двух шагах от нее и казался таким смущенным, что на нее напал новый приступ смеха.

— Это были мои знаменитые шаги в «Призраке», где я играл монстра, — сказал он обиженно. — Тогда никто не смеялся.

— Тогда ты еще не засовывал маринованные огур… гур… — Магическое слово напомнило Маги, что она сердита на Алекса, и ее смех оборвался. Она потрогала свои все еще не причесанные волосы и хотела, не сказав ни слова и не поглядев на Алекса, уйти.

Но он протянул руку, схватил Маги и притянул к себе. Она открыла рот, чтобы выразить серьезный протест, но он закрыл его поцелуем; его язык пытался проникнуть внутрь, но натолкнулся на плотно сжатые зубы.

Она делала безуспешные попытки освободиться от него. Она помнила прежние шутливые бои и его объятия и знала, что он очень сильный. Поэтому она не оказывала сопротивления, а расслабленно и вяло висела в его объятиях, губы ее были подобны пудингу, а зубы она крепко сжала.

Алекс нежно целовал уголки ее губ, шею, но Маги была как тряпичная кукла.

Он понимал, что она ждет, когда он ослабит объятия, чтобы попытаться ускользнуть от него. Он не сделает ей этого одолжения. Его левая рука мертвой хваткой обвилась вокруг ее спины, а правой он поглаживал ее тело; сначала сквозь блестящую материю, затем рука его от оголенной шеи переместилась на обнаженную кожу.

Его пальцы легко раздвинули ткань, но тело ее осталось безучастным, когда они скользили от груди к животу. Губы ее тоже не реагировали на игру его языка.

И только когда Алекс языком коснулся ее зубов, а его рука, подобно нежному покрову, легла на ее грудь, дыхание Маги стало чаще, а, когда он начал массировать ее сосок, рот Маги приоткрылся.

Она задержала дыхание, пытаясь справиться с дрожью. «Я не хочу этого, — говорила она себе, — я не хочу!» И в это мгновение она открыла рот.

«Вцепись зубами, — шептал ей внутренний голос. — Укуси его за язык! Это будет отмщенье за все, что он тебе сделал!» Но в этот миг пальцы Алекса сжали ее сосок. С тихим глухим стоном Маги прижалась к нему, тело ее напряглось, и руки сами обвились вокруг его шеи.

— Отпусти меня сейчас же, — пробормотала она, когда его губы на мгновенье ослабли, но вслед за этим он покрыл ее шею поцелуями.

Казалось, комната закачалась и зашаталась, и Маги лишь потом поняла, что дело не в комнате. Она и не заметила, как Алекс, уложив ее на тахту, уже снял с нее пеньюар и, наклонившись, целовал попеременно то одну, то другую грудь.

Маги сделала еще одну попытку к сопротивлению. Она понимала, что он ловко провел ее, но ей было слишком хорошо, и она не жалела об этом. Его теплые губы довели ее до дрожи, а рука, перемещающаяся от живота все ниже, разожгла внутри пожар и довела Маги до того, что она вцепилась руками в волосы Алекса и прижала его голову к своему телу. Она не могла следить за тем, что он делает, так как глаза ее были закрыты. Она растаяла от напора его страстных губ, ощущая его язык на своей груди, но она не ощущала больше его рук. Вместо этого она почувствовала знакомую тяжесть, и, прежде чем смогла сообразить, что происходит, он вошел в нее.

«Нет!» — хотелось закричать ей, но было уже слишком поздно. Наверно, он бы перестал, но она уже хотела продолжать. Она хотела ощущать его все сильнее.

Алекс приподнял голову и наблюдал за ее лицом. Он улавливал малейшее проявление чувств и, когда в ее глазах загорелся огонь томления и желания, перестал сдерживать себя и весь отдался своей страсти.

Против собственной воли Маги громко застонала, очередной напор вызвал еще более громкие стоны. Так они и продолжали, не меняя положения. Это бурное быстрое сближение переполнило обоих, и они были благодарны друг другу за наслаждение.

Маги раздвинула колени и пыталась снять одежду с Алекса. Она хотела видеть его нагим, ощущать его наготу, но пришлось отказаться от этого, так как он отнимал у нее все силы и все ее ощущения стремились к завершающему моменту.

Она чувствовала на щеках и груди его дыхание, его стоны стали похожи на раскаты грома, она знала, что он уже не долго сможет владеть собой. Его движения становились все жестче и быстрее, дыхание замерло. Мысль о том, что она дарит ему это наслаждение, помогла ей одновременно с ним достигнуть вершины блаженства.

Она обвилась вокруг Алекса, сам он был уже не способен что-нибудь делать или о чем-нибудь думать, кроме того, чтобы вместе с ней пережить экстаз, который лишит их сил, и им останется только, обессилев, упасть на тахту.

— Маги, моя волшебная Маги, — донесся до нее его голос, как бы окутанный дымкой спокойного блаженства. — Это было чудесно! Почему ты заставила меня так долго ждать?

Вопрос о причине ожидания напомнил ей, что до приема осталось совсем немного времени…

— Мне нужно привести себя в порядок, — вяло пробормотала она.

— Разве я не сделал этого? — спросил он, тихо посмеиваясь.

Она открыла глаза и влепила ему пощечину весьма театрально.

— Стыдись! Ты даже не разделся!

— Я боялся, что ты убежишь, пока я буду раздеваться. — Он облокотился на тахту и, улыбаясь, смотрел на Маги. — Мне кажется, что ситуацию можно исправить.

— Нет, на этом мы остановимся, — вяло запротестовала она, хотя каждая частичка ее тела еще трепетала от наслаждения. — Я должна принять ванну и приготовиться к приему.

— Хорошо, я помогу тебе.

Маги прикусила нижнюю губу, когда Алекс стал подниматься. Она хотела рассердиться на него! Она и была на него зла! Гнев вновь охватывал ее, гнев за то, что он заставил ее забыть, что она на него рассердилась. Было коварно и грубо с его стороны отвлечь ее от гнева. И бесцеремонно, да!

— Ты коварен, невоспитан и груб, Алекс Рейнольд! — Маги запахнула свой пеньюар, завязала пояс и с трудом перевела дыхание, так как слишком сильно перехватила себя поясом.

Алекс, конечно, по-своему трактовал одышку Маги.

— Я же это знала! — Маги раздраженно разглядывала его счастливое лицо.

— Что ты любишь меня и хочешь еще немного полюбезничать со мной!

— Нет слов… Алекс, отпусти меня! Куда ты меня несешь?

— В гостиную, дорогая!

— Я, наконец, хочу в ванную, а не в гостиную! — Маги болтала ногами и била Алекса кулаками по плечам. — И зачем?..

— Чтобы полюбезничать, дорогая! — Алекс восхищенно разглядывал свою разбушевавшуюся возлюбленную. — Ты прекрасна, когда изображаешь гнев. А впрочем, мы никогда еще не занимались этим в гостиной.

— Я не изображаю гнев, я сердита, и для этого есть тысячи причин… — Маги лишилась дара речи, пока он нес ее в гостиную. — Мы не занимались этим в гостиной! — Она задумчиво сморщила лоб. — За все время ни разу в гостиной?

Он осторожно опустил Маги на ковер и нежно поцеловал руку у локтя.

Маги поворачивала голову то налево, то направо, рассматривая гостиную.

— Ты не заблуждаешься? Еще никогда в гостиной? Я что-то туманно вспоминаю… о да, продолжай… в моих воспоминаниях… ммм… это чудесно… дорогой… чуть чуть повыше… да!

Алекс выполнял ее просьбы, и его губы перемещались по ее руке, достигнув подмышки.

— Ни разу в гостиной, — подтвердил он, и его горячее дыхание обожгло ее изнутри.

— Первый раз или нет, продолжай, — шептала Маги. Она разглядывала его губы, которые касались ее нежной кожи, и вдруг осознала, что на ней нет пеньюара. Алекс был без пиджака, но рубашка еще оставалась на нем, и брюки мешались в коленях. Маги протянула руку и ощутила его живот, прикосновение к его коже подействовало на нее как электрический удар, а когда Алекс губами стал ласкать ее грудь, она нагнулась и положила руку на его бедро, которое начала гладить и пощипывать.

Алекс беззвучно смеялся, когда она выгибалась под его ласками.

Когда губы Алекса коснулись ее живота, она полностью потеряла контроль над собой. Она уже не могла больше отвечать на его нежность, ибо второй раз за столь короткий промежуток времени он устроил ей волшебное путешествие, в конце которого Маги, совершенно расслабившись, чувствовала лишь горячий поцелуй Алекса.

Когда буря ощущений утихла и она могла снова видеть и слышать, то почувствовала, что на живот опустилось что-то тяжелое.

Это была голова Алекса.

— Совсем не плохо, — пробормотал он улыбаясь, и запечатлел долгий поцелуй на ее разгоряченной коже.

— Хммм! — простонала довольная Маги.

Опершись на локти, он искал ее взгляд.

— Ты любишь меня? — нежно спросил он.

Облака блаженства, затмившие рассудок Маги, сразу улетучились. Ее как током ударило, она смотрела на него так, будто только сейчас снова осознавала, кто он и что натворил.

— Ты любишь меня? — повторил он с мольбой в голосе.

— Нет. С чего бы это? — Она отодвинулась от него, нашла свой пеньюар и подняла его. — Я должна сердиться на тебя, Алекс, и я сержусь. — Она встала и скользнула в пеньюар, который на этот раз завязывала осторожнее, медленно и с большим достоинством. — И, чтобы ты знал, Алекс: я больше не разговариваю с тобой!

С этими словами она покинула гостиную, оставив Алекса лежать на ковре, полуодетым и готовым продолжать интимничать. Но Маги и не думала продолжать. В конце концов, как она может быть в интимной связи с мужчиной, с которым она даже не разговаривает.