Вернувшись в Нью-Йорк, Кларисса на следующее утро явилась на работу, и ее тотчас вызвал к себе Чарльз Уолдорф — старейший из совладельцев фирмы. Он поздравил ее и сообщил, что вести бракоразводный процесс Пола Тайлера уполномочена адвокатская контора «Уолдорф, Хейнс, Грин & Майерс». Старый Чарли ласково посмотрел на Клариссу:

— Это важное дело для нас. И мистер Майерс, который звонил мне только что, особо отметил, что вы сыграли большую роль в обеспечении успеха переговоров. Я рад, что мы не ошиблись, послав к Тайлеру именно вас. Собственно, раз вы вдвоем уже начали это дело, будет логично вам же им и заниматься. К сожалению, мистер Майерс слег с тяжелым гриппом, поэтому я поручаю пока эту работу вам, мисс Браун.

— Мистер Уолдорф, похвалы мистера Майерса и ваша мне очень лестны, но… — тут же ответила Кларисса, чтобы не давать ему времени на то, чтобы пускаться в пояснения, которые теперь уже будут излишни. — Видите ли, я не могу принять участия в ведении этого процесса — по причинам, которые имеют отношение к моей совести и которые я не хотела бы сейчас излагать.

Глаза у Уолдорфа едва не вылезли из орбит.

— Что? Я правильно понял — вы отказываетесь принять порученное вам дело?

— Да. Собственно, я сегодня пришла в контору с тем, чтобы подать заявление об уходе. Поэтому все остальные дела, которые на время моей командировки были переданы другим сотрудникам, я тоже дальше вести не буду.

Пожилой адвокат явно не знал, что сказать. На его веку много женщин увольнялось из конторы, но ни одна не делала этого со ссылками на свою «совесть». Это слово вообще употреблялось адвокатами почти исключительно в качестве оружия, когда в зале суда нужно было заклеймить противника, указав на то, что он действовал «против требований совести всякого порядочного человека».

Сказать одному из совладельцев, что работать в их фирме ей не позволяет совесть (а именно так были истолкованы ее слова), было оскорблением. Кларисса это поняла уже после того, как роковая фраза была произнесена. Но поправляться она не стала. В конце концов, разве можно было бы объяснить Старому Чарли что-нибудь, не рассказывая всего, что произошло на Острове Радости?

То, что Уолдорф почувствовал себя оскорбленным, оказалось даже на руку Клариссе: ей было предписано покинуть фирму немедленно, а не по истечении положенного двухнедельного срока, что она с удовольствием и сделала.

Собрав свои пожитки в картонный короб, она обвела кабинет прощальным взглядом и даже не удивилась тому, что во взгляде этом было очень мало сожаления. Восемь лет в конторе. Восемь лет тяжкой, унизительной борьбы за признание. Восемь лет самоотрицания. Восемь лет, в течение которых она изо дня в день старательно и успешно заставляла себя и других верить, что она «адвокат, а не женщина». Есть ли о чем жалеть, если теперь все это позади и начинается другая жизнь?

Кларисса решила ради экономии съехать с квартиры и на время перебраться к своей двоюродной сестре. Поскольку был как раз конец месяца, то делать это нужно было немедленно. Полная решимости менять все и сразу, она в тот же день отправила в компанию уведомление о прекращении найма. Квартира, впрочем, все равно еще два месяца числилась за ней, так что вещи можно было пока оставить на месте. И только после этого она позвонила Джули, чтобы уведомить ее о своих планах.

— Привет, Джули! Да, давно не говорили, целую неделю. Нет, я сейчас ничего не буду тебе рассказывать. У нас будет для этого еще масса времени. Я тут, знаешь ли, уволилась с работы и намереваюсь переехать на некоторое время жить к тебе. Если ты не против. Что? У-во-ли-лась. Сама. Как? Очень просто. Написала заявление и ушла. Нет, с ума я не сошла. И не заболела. Наоборот, я только теперь стала, наконец, понимать, какой безумной и больной была моя жизнь все эти восемь лет!!! Так я могу к тебе приехать? Спасибо, родная. Ты мой лучший друг.

На кузину можно было положиться. Она всю жизнь была, пожалуй, самым близким на свете человеком для Клариссы. Кларк, отец Клариссы, был старше своего брата Майкла, отца Джули, ровно на пять лет. Пять лет составляла и разница в возрасте между девочками. Они очень дружили. Только если раньше Кларисса всегда вела себя как старшая и более опытная, давала сестре советы и отвечала на трудные вопросы, то со временем они словно бы сравнялись. Джули вот уже несколько лет не спрашивала Клариссу ни о смысле жизни, ни о том, как ей поступить в той или иной ситуации. У нее в судьбе все устраивалось иначе. Еще в колледже она познакомилась с парнем, который несколько лет был ее бойфрендом, а потом вдруг пропал сразу и навсегда. Родители недоумевали, и только Кларисса знала, в чем было дело: это она, главная наперсница и советница Джули, посоветовала ей тогда расстаться с Бобом, не пытаясь оживить умершую юношескую любовь.

Потом Джули бросила консерваторию, поступила в художественную школу и собралась стать скульптором. Кларисса, в это время уже работавшая в адвокатской конторе, считала лепку из глины не самым удачным выбором профессии и пыталась намекнуть Джули, что стоило бы поискать себе более серьезное занятие. Но ее увещевания не доходили до цели. Сестра явно нашла себе дело по душе и ничего не хотела слушать. А когда у нее появился новый молодой человек, она рассказала о нем Клариссе, но уже больше не спрашивала ее совета, не слушала наставлений, а порой и сама начинала учить старшую сестру жизни.

Вот и теперь, сидя в квартире Джули в Бруклине, Кларисса с удивлением обнаружила, что не она расспрашивает свою младшую кузину, а, наоборот, та учиняет ей допрос с пристрастием и заставляет оправдываться за каждый сделанный шаг. Секретов у них друг от друга не было, так что вся история, приключившаяся на Острове Радости, была рассказана без утайки.

— …И вот после этого разговора с ней я поняла две самые главные вещи. Я поняла, что не смогу вести против нее тот процесс, какого хочет ее подонок-муж и какой собирается вести Джек. Нет. Я слишком уважаю эту женщину, чтобы лишать ее той справедливой доли, которую она заслужила. И еще я поняла, что не смогу оставаться в конторе, даже если меня не уволят после того, как я откажусь вести этот процесс. Представить только — быть рядом с ним, встречаться, как чужим, делать вид, что ничего не произошло… Нет, уж лучше мне никогда больше его не видеть. К счастью, в тот день, когда я пришла в контору, он болел и мне не пришлось с ним прощаться. Я бы этого не вынесла.

— Но послушай! — возмутилась Джули. — Он же не помолвлен, не женат — так? Значит, в принципе нет непреодолимых препятствий…

— Непреодолимые препятствия есть у него вот здесь и вот здесь. — Кларисса показала себе на левую сторону груди и на голову. — Если все то время, что мы провели вместе, и все то, что между нами происходило, оказалось не в силах заставить его изменить свое мнение о женщинах и об отношениях с ними, то значит, это препятствия в самом деле непреодолимые.

Джули сочувственно обняла ее. Кларисса благодарно прижалась к ней. Поддержка сестры ей была сейчас как никогда необходима. Но через минуту Джули вдруг выпрямилась и спросила:

— Нет, ты мне все-таки ответь: он сам тебе прямо и недвусмысленно сказал, что между вами ничего не будет? Или это твои догадки?

— А какая разница — сказал или не сказал? Я же вижу…

— Большая разница. Может, ему просто нужно время, чтобы разобраться в себе и понять, что ты для него значишь. Даже самый убежденный холостяк и плейбой после сорока может начать задумываться о своей дурацкой жизни, и тогда, если ему вовремя попадется подходящая женщина, он вполне может сойти с накатанной дорожки. Но ему очень трудно на это решиться. Нужно время.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я должна бегать за ним и убеждать, что ему уже пора менять свою жизнь и что я та самая подходящая женщина, с которой он должен это сделать? Это же смешно! — Кларисса горько усмехнулась. Слова «бегать за ним» звучали унизительно, но в глубине души она не могла не признаться, что если бы Джек хоть одним пальцем поманил ее, хотя бы намекнул, что не все потеряно, — она побежала бы за ним, в чем была, хоть на край света.

— Я хочу сказать, что нельзя отчаиваться, пока ты своими ушами не услышала от него четкое и ясное «нет». Впрочем, и тогда я бы еще не отчаивалась… — В глазах у Джули блеснули озорные огоньки. — Если он того стоит, можно и побороться!

— Как только начнешь бороться, он испугается еще больше, и тогда его совсем не достанешь. Ты бы видела, что с ним сделалось, когда я сказала, что люблю его.

— Да, они часто боятся, — серьезно сказала Джули, и было видно, что говорит она по собственному опыту. — Но можно найти к ним такой подход, что они забывают про свои страхи. Ты ли не самая хитроумная и красноречивая из всех женщин-адвокатов? Придумаешь, как его окрутить!

— Он сам адвокат. И сам кого хочешь окрутит. И слышать его ясное и недвусмысленное «нет» мне совсем не хочется… — ответила Кларисса совсем упавшим голосом. Видя, что сестра вот-вот расплачется, Джули тут же сменила тему:

— Кстати об адвокатах: а что ты теперь собираешься делать, безработная?

Это слово вызвало на губах Клариссы кривую усмешку. Всю жизнь идти вверх, и только вверх по карьерной лестнице, дослужиться к тридцати с небольшим до начальника отдела, быть без пяти минут членом совета главных акционеров, причем самым молодым членом и к тому же первой женщиной, — то есть почти достичь всего того, что позволило бы ей сказать, хотя бы мысленно: «Смотри, папа!»… И вдруг — «безработная».

— Ну, на пособие мне жить не придется. Кое-что у меня отложено на черный день. Так что попробую заняться частной практикой. На первых порах буду подыскивать помещение подешевле, а когда найду — сниму квартиру в том районе. Пора мне уже сделать что-то из своей жизни. Стать, наконец, тем, кем я хочу. Ну, хотя бы в профессиональном плане.

— Да, пора. Стать наконец самой собой, а не кем-то, кто должен понравиться дяде Кларку.

— Что? — пораженно спросила Кларисса. Сестра как будто прочла ее мысли. — Что ты имеешь в виду?

Джули смотрела на нее большими голубыми глазами. Казалось, Кларисса беседует со своим отражением. Разница была лишь в том, что отражение было помоложе и выглядело более довольным жизнью.

— Я имею в виду… Ты не обижайся, но ведь все эти годы было очевидно, что ты из кожи вон лезешь ради того, чтобы твой отец гордился тобой. Только он, по-моему, не очень-то это замечал. Он гораздо больше гордится твоей мамой. И своей докторской степенью… Я ничего не хочу сказать плохого про дядю Кларка, мне все время казалось, что ты как-то забываешь про саму себя, про то, что нужно тебе. Ты убеждала окружающих, что тебе нравится работа в этой конторе, что ты не хочешь заводить семью и детей, пока не станешь совладелицей, что ты счастлива, живя такой жизнью… Как было тебя разубедить? Но теперь-то ты сама понимаешь…

— Ты права, — прервала ее Кларисса, — ты совершенно права, милая Джули. Но теперь все это позади. Снежная Королева растаяла!

«Не прошло и тридцати пяти лет, как я начинаю наконец жить по-своему. Лучше поздно, чем никогда. За то, что я теперь могу начать новую жизнь, надо сказать спасибо миссис Тайлер и Джеку. Жаль только, что самого Джека в этой жизни не будет. Ему бы там было самое место. Только он, к сожалению, этого не понимает», — думала Кларисса, ложась вечером в постель, заботливо приготовленную ей сестрой. Засунув руку под подушку, она вдруг нащупала там что-то твердое. Извлекла наружу большую расческу. «Ох, Джули!» С этой мыслью, убрав гребень обратно, она заснула.

Кларисса Браун уволилась.

Джек зашел в кабинет и с грохотом захлопнул за собой дверь. Когда не надо, тут все сразу обо всем знают, слухи разносятся с молниеносной быстротой. А вот о том, что Кларисса уволилась, ему никто не удосужился сообщить, пока он лежал дома с гриппом. Пришел в контору, ломал голову, как с ней разговаривать и что делать, если она встретит его в своем обычном амплуа Снежной Королевы… а ее тут и нет вовсе! Уволилась! Ушла просто так, навсегда!

Страшная пустота. Сто человек в конторе — и пусто.

Меряя шагами свой огромный кабинет и не глядя, вопреки обыкновению, на панораму за окном, Джек исступленно смотрел в пол. Ему вдруг стало непонятно, как жить дальше. Что делать? Зачем?

Вот Кларисса явно знала, что делать и зачем. Поняла, что тут ей не достичь счастья, нашла свою дорогу — и ушла. Потрясающая женщина. Понимает, чего хочет, — и делает это, наплевав на все на свете.

«А я? Я знаю, чего хочу? Знал ведь когда-то. Вон стоит кубок, выигранный в колледже. Хотел победить — и победил. Вот висит в рамке диплом одного из самых престижных университетов в стране. Хотел поступить — и поступил, и окончил с отличием. Вот висит еще полдюжины сертификатов, дипломов и свидетельств. Всего достиг, все получил. И что теперь? Счастлив?»

Успех командировки теперь не особо его радовал. Конечно, хорошо, что все завершилось, едва успев начаться. Джек показал Полу Тайлеру снимки и объяснил, что с такими картами на руках противная сторона не даст им достичь задуманной полной победы. Тот пришел в ярость, а когда остыл, то понял, что если этот материал получит огласку, то урон окажется еще больше, и они условились, что Джек и адвокат жены Пола договорятся о взаимоприемлемом разделе собственности и уладят дело без большого процесса, можно сказать — полюбовно. Джеку даже не пришлось идти против своей совести.

«Конечно, хорошо, что не придется выступать в суде против этой замечательной женщины. Хорошо, что я успел узнать ее. Кларисса-то разглядела ее сразу. Слава Богу, что теперь у меня открылись глаза. Но сколько таких порядочных, любящих, достойных женщин я уже обобрал до нитки, думая о них только как о врагах моего клиента? Сколько таких еще встретится на моем пути? И вообще, что это за путь и куда он ведет?»

Джек понял, что в этой конторе ему больше оставаться не хочется. Вообще больше не хочется быть Терминатором, разрушителем семей.

Дело было не в том, что адвокаты — беспринципные и циничные акулы. И не в том, что Пол Тайлер и ему подобные омерзительны. Это Джек прекрасно знал и прежде, но раньше его это не смущало: специфика профессии. Дело было в том, что вся эта жизнь, все, что прежде казалось ему естественным и приносило удовольствие, вдруг поблекло и показалось бессмысленным.

Причина была понятна: Кларисса. Ее слова. Ее любовь. Любовь, на которую он не рискнул ответить. Он ведь за все эти дни ни разу не позвонил Клариссе, не написал ей ни слова.

— Что же получается? — ошеломленно спросил Джек вслух, обращая этот вопрос то ли самому себе, то ли в пространство. — Прежняя жизнь не годится, а от новой сам отказался? Так чего же ты хочешь, Майерс?

Схватившись за голову, он быстро прошагал несколько раз из угла в угол кабинета, а потом вдруг нагнулся над столом, схватил лист бумаги и ручку, пододвинул стул и начал писать. Если она, прочтя эти слова, не отвергнет его, все еще может быть хорошо.

Уперев руки в бока, Кларисса стояла посреди пустого кабинета и осматривалась. Недурно, совсем недурно для начала. Один из приятелей Джули, страховой агент, сдавал одну из двух комнат своего офиса. Кроме кабинета в комплект входила секретарша этого агента, которая за небольшую доплату согласилась помогать и Клариссе, так как работы у нее было мало.

Все вместе получалось гораздо выгоднее, чем если бы Кларисса снимала отдельное помещение и оплачивала полный рабочий день собственному секретарю. Позже, при успешном ходе дел, можно было бы подумать и о шикарном офисе на Манхэттене.

А уж о том, чтобы дела шли успешно, Кларисса позаботится. Тем более что отвлекаться ей будет не на кого. Так что все получится. Адвокат Браун делает свое дело добросовестно и не отступает, пока не доведет его до победного конца.

Все? А дело с разводом Пола Тайлера? Разве не бросила она его? А место совладельца конторы «Уолдорф, Хейнс, Грин & Майерс»? Разве она его добилась? А история с Джеком? Разве довела она ее до победного конца?

Эти вопросы не давали Клариссе покоя, пока наконец, после нескольких бессонных ночей и долгих разговоров с сестрой Джули, она не пришла к ответам, которые казались ей и честными, и достаточно удовлетворительными для ее самолюбия.

Дело с разводом миллионера было Клариссе поручено, она его не брала по собственной инициативе. Так что речь шла о том, чтобы извлечь наилучшее из предложенных судьбой обстоятельств. Как говорится, «если вам дали лимон — сделайте из него лимонад». И вот, работая над порученным делом, Кларисса познакомилась с миссис Тайлер — мудрой и доброй женщиной, которая открыла ей глаза. И Кларисса сумела услышать то, что она ей говорила, понять это и сделать правильный вывод: не ввязываться в грязный и несправедливый процесс, а последовать зову своего сердца. Так что поездку на Остров Радости и последовавший за ней уход из конторы надо считать не капитуляцией, а, наоборот, победой и поворотным пунктом в жизни.

То же самое касается и прежних карьерных планов. Если стать совладелицей конторы «Уолдорф, Хейнс, Грин & Майерс» Кларисса стремилась в самом деле только ради того, чтобы доказать отцу, что она чего-то стоит (а постепенно она признала, что это и был единственный мотив), то отказ от этих планов в пользу самостоятельного пути — это не поражение девочки, не справившейся с тем, что по плечу только мужчине, а выбор взрослой женщины, которая решилась наконец-то жить ради себя, а не ради папиного одобрения.

А вот с Джеком… Тут не получалось так убедительно. Оттого, что Кларисса его больше не видела и не слышала, любовь ее не стала меньше. История, начавшаяся на Острове Радости, явно не закончилась для нее.

Прошло две недели с тех пор, как они встречались в последний раз. Нет, конечно же, Кларисса, улетая, не рассчитывала, что он бросится за ней вдогонку, и все же… Где-то в глубине ее серьезной и трезвой натуры скрывалась романтичная мечтательница, которая тихонько надеялась и ждала, что Джек напишет или позвонит.

Порой Кларисса подумывала о том, чтобы самой позвонить ему. Просто чтобы услышать его голос. Обычно это желание появлялось у нее среди ночи, когда звонить было никак невозможно. Да и что она надеялась услышать? Что он тоже ее любит и ему плохо без нее? Что он хочет снова с ней встретиться? Если бы он хотел ей это сказать, он наверняка нашел бы время и способ. О том, что она его любит, ему известно.

Так что ничего не поделаешь. Остается ждать, пока время все вылечит. Кларисса вышла из офиса, попрощалась с секретаршей, сказала, что еще денек подумает, и поехала домой.

Когда она вошла в квартиру и кинула сумку на диван, из соседней комнаты выбежала Джули. Чмокнув кузину, она с горящими глазами таинственно произнесла:

— А что я нашла в почтовом ящике…

— Что? — устало отозвалась Кларисса, совершенно разомлевшая по дороге от жары.

— Угадай!

— Ох… Что-нибудь от твоего ненаглядного Дейва?

— Нет. Вторая попытка! Подскажу: это для тебя.

— Для меня? Ответ от «Уолсингема и К°»?

— Нет! Третья попытка?

— Не знаю. Я выиграла в лотерею тур на Юпитер? Сдаюсь.

Взглянув на понурую сестру со смесью сочувствия и разочарования, Джули выхватила из-за спины конверт и победоносно помахала им у нее перед лицом.

— Вот что!

Кларисса сразу узнала этот конверт песочного цвета с логотипом адвокатской конторы «Уолдорф, Хейнс, Грин & Майерс» в левом верхнем углу. В фирме было принято, чтобы под логотипом адвокат, отправляющий письмо, ставил свои инициалы. Кларисса знала всех бывших сослуживцев по именам и фамилиям, поэтому совпадение было исключено. Буквы Д.М. могли означать только одно. Сердце ее бешено забилось. Дрожащими руками она держала конверт и не могла вскрыть его.

— Это же от него, правда? Ну, открывай, что ты застыла! — прыгала от нетерпения Джули.

— Ты не возражаешь, если я прочитаю его в одиночестве?

Вопрос был излишним: Кларисса прекрасно знала, что сестра ни за что на свете не отойдет сейчас даже на миллиметр. Пришлось читать вместе с ней. Дойдя до последних строк, Кларисса почувствовала, что находится на грани обморока.

«… встретиться еще только один раз. Но на всю жизнь.

Хватит смелости?

Я буду тебя ждать.

С любовью

Джек».

— Боже, как романтично!!! — завизжала в восторге Джули. Кларисса, едва не оглохнув от ее пронзительного визга над самым ухом, потрясла головой. И тут обнаружила, что дрожит всем телом. Письмо было в самом деле романтичное. Было видно, что писал его сдержанный мужчина, которого обуревали сильные чувства. Так, значит, все-таки…

— А где это — Хемпстед? — спросила Джули, разглядывая обратный адрес на обороте конверта.

— Понятия не имею. Но это проблема решаемая. Принеси-ка план города и окрестностей. Судя по индексу, недалеко от Нью-Йорка.

В приглашениях, которыми обменивались Кларисса с Джеком на Острове Радости, место встречи тоже иногда бывало указано неточно, и тем не менее они без труда находили друг друга. Найдут и теперь. Для того чтобы встретиться с Джеком, ей ничего не стоило бы объехать все Хемпстеды Америки, пусть их будет хоть сорок штук в каждом штате. Возможно, именно этого Джек и хотел — ведь он прекрасно знал, что трудности только распаляют ее, точно так же, как и его самого.