Объезжать сорок Хемпстедов не пришлось. В штате Нью-Йорк такой город всего один, и улица Радости в нем тоже всего одна. Уже вечером того же дня Кларисса припарковала там свой автомобиль, раздумывая о том, случайно ли это совпадение: Остров Радости, улица Радости? В конце концов, какая разница? Главное — что и там, и тут ее ждала встреча с Джеком. А это само по себе радостно.

Ливень, заставший ее в дороге, не думал прекращаться. Но ждать было невыносимо. Кларисса, у которой не было с собой ни плаща, ни зонтика (кому пришло бы в голову брать их, когда на улице плюс тридцать?), решительно вылезла из машины и пошла к дому номер 1214.

Это был прелестный викторианский особняк из ярко-красного кирпича, с белыми наличниками и белой входной дверью, над которой в овальном картуше красовалась надпись «Добро пожаловать домой». Ни машины Джека, ни его самого не было видно, и только дрожь в коленях и вспотевшие ладони говорили Клариссе о том, что он где-то рядом.

У нее никогда не было манеры грызть ногти, но сейчас ей казалось, что она вот-вот начнет это делать. Но вместе с тем Кларисса твердо знала, что не упустит того шанса, который ей представился. Сегодня она сделает все, от нее зависящее, чтобы заполучить Джека навсегда.

Она решительно нажала кнопку звонка. Дверь немедленно открылась. Хозяин дома, похоже, видел, как Кларисса подходила к крыльцу, и ждал в прихожей.

Джек в самом деле видел, как подъехала машина и из нее вышла та, кого он так ждал. И вот наконец эта женщина, о которой он непрерывно думал и мечтал вот уже четырнадцать одиноких дней и ночей, стоит перед ним. Вода льет с нее ручьями: за несколько секунд она промокла до нитки. Одежда прилипла к ее телу, блузка стала прозрачной, и выглядит все это до невозможности сексуально.

Она смотрит ему в лицо, на губах у нее нерешительная улыбка.

— Похоже, я попала по адресу, — шутит она вместо приветствия, потому что не знает, как с ним теперь здороваться. Она глядит ему в глаза и ждет.

— Рад, что ты так быстро нашла, — отвечает он.

— Да, обычно я всегда блуждаю без конца, а тут догадалась посмотреть в Интернете. Там есть такой сайт — задаешь адреса и получаешь карту с детальным описанием маршрута, от двери до двери. Очень удоб…

Не дав Клариссе договорить, Джек заключает ее в объятия и припадает к ее губам своими. Он совсем иначе представлял себе первые моменты их встречи, да и она тоже, но теперь все заготовленные фразы позабыты, и чтобы не тратить время дальше в пустой болтовне, он сразу делает то, о чем мечтал: просто хватает ее в охапку и целует, не думая и не говоря ничего больше.

Поцелуй длится долго. Кларисса наслаждается игрой, которую ведут друг с другом в образовавшемся пространстве их языки. Ей становится тепло в объятиях Джека, она прижимается к нему всем телом. Не скоро, очень не скоро он наконец отрывается от ее губ, прижимает ее голову к своей груди, зарывается лицом в ее распущенные волосы, вдыхает аромат ее духов и говорит:

— Мне тебя очень не хватало.

— Мы не виделись целую вечность! — отвечает она и не договаривает вторую половину фразы. Он понимает ее без слов и, отвечая на незаданный вопрос, говорит:

— У меня был тяжелый грипп, я провалялся с температурой почти две недели.

На лице Клариссы появляется выражение тревоги и сочувствия.

— Сейчас уже все в порядке. Может быть, пройдешь в дом?

— Спасибо. С удовольствием.

Она заходит в гостиную. По обстановке совершенно невозможно сказать, кто тут живет: вся мебель выдержана в нейтральном стиле — могла бы принадлежать и престарелой супружеской чете среднего достатка, и молодому адвокату, и кому угодно еще. Вообще не похоже, что тут кто-то проводит много времени.

— А что это за дом? Ты же вроде бы жил раньше не здесь?

— Хочешь чего-нибудь горячего? Чай? Душ?

— Твои ласки согревают лучше любых горячих или горячительных жидкостей, — говорит она с игривой улыбкой на лице. Ей явно не так уж холодно. — Но ты не ответил на мой вопрос.

— Отвечу. Мне надо много тебе сказать. Давай присядем куда-нибудь… вот, хотя бы на этот диван.

— Спасибо. Мне пока нравится стоять. Так я лучше тебя вижу.

— Хочешь иметь возможность поскорее сбежать?

— Я нашла это место и приехала сюда из Нью-Йорка не для того, чтобы сбежать, Джек. Я поверила тому, что было написано в твоем, письме. Так что и ты мне поверь. Хотя я помню, что ты женщинам в принципе никогда не доверяешь…

Он берет ее за руку, смотрит ей в глаза — наконец-то снова эти бездонно голубые глаза! — и отвечает:

— Поверить тебе совсем не трудно. И вообще, за эти дни на острове все во мне переменилось.

— Все переменилось? Ты больше не Терминатор?

Джек усмехается. Смущенно глядя в пол, он начинает говорить, медленно подбирая слова:

— Да, похоже, что так. Мы оба там изменились. Ты нашла саму себя и свой путь, а я нашел тебя и узнал, что слова «любовь», «привязанность», «совместность» могут означать реальные вещи, а не фантазии. И когда ты уехала, мне стало понятно, что я никогда уже не смогу стать прежним Терминатором и не хочу этого теперь.

Джек поднимает глаза и встречается взглядом с Клариссой, которая все это время не отрываясь смотрела на него.

— Что же ты теперь хочешь делать, Джек?

— Я точно не буду больше заниматься тем, чем до сих пор: рушить чужие браки и уничтожать чужих жен. Я решил продать свою долю акций фирмы и уйти.

— Ушам своим не верю. Ты уходишь? Куда?

— Пока толком не знаю. Знаю только, что принял верное решение. Точнее, даже два. Первое — перестать уничтожать семьи, второе — создать свою семью. Не подумал бы никогда, что произнесу в жизни эти слова, но… не согласилась ли бы ты жить со мной в этом доме?

— Смотря что ты имеешь в виду, Джек, — очень осторожно отвечает Кларисса, словно боясь спугнуть лесную птицу, севшую рядом с ней, но готовую в любой момент улететь.

— Ну… я имею в виду… раз ты и я ушли из конторы, нас же теперь не связывает запрет… мы же можем… быть вместе? Этот дом — это как бы приглашение… То есть предложение… ну, чтобы мы… ты и я… понимаешь?

«Господи, ну куда уж яснее?! Как же она все не поймет, о чем я? Неужели надо говорить еще яснее, этими жуткими ходульными фразами из довоенных кинофильмов?!» — в отчаянии думает Джек. Он и так уже сказал столько вещей, которых ему никогда прежде не приходилось говорить и в которые он раньше не верил, а теперь только начинал верить. Какое мучительное дело эти чувства и объяснения!..

А Кларисса только молча смотрит на него и моргает глазами. Пауза длится секунду, пять, десять. Джек уже начинает думать, что сказал что-то не то.

— Не пойми меня неправильно, Кларисса! Я только предлагаю. Дом этот я еще не купил. Может, тебе захочется остаться в Нью-Йорке, может быть, ты вовсе не хочешь замуж, и тем более за такого, как я…

— Да что за глупости ты говоришь, Джек!!! — наконец прорывается из Клариссы. С сияющим, как солнце, лицом она бросается к нему, обвивает его шею руками и повисает на нем. — Боже мой, я никогда еще не видела, чтобы ты так волновался! Ну конечно, конечно, я хочу, очень хочу быть с тобой!!! Я люблю тебя, Джек!!!

— И я люблю тебя, Кларисса, — тут же отвечает Джек, но чуть погодя, взяв ее лицо обеими ладонями и отстранив его немного, переспрашивает:

— Так ты согласна? Ты действительно готова стать моей женой? Ты понимаешь, что это такое — выйти за сорокатрехлетнего закоренелого холостяка?

— Ну, у меня тоже нет опыта семейной жизни. Так что мы на равных. Кстати, надеюсь, ты не ждешь, что я стану твоей ассистенткой? Или, того хуже, домохозяйкой — босой, беременной, на кухне?

— Насчет босой — это уж как сама пожелаешь. Насчет беременной — посмотрим. Я не имел бы ничего против ребенка. Или двоих. Или даже больше. А насчет домохозяйки или даже ассистентки — разве можно гноить такую талантливую голову на низкоквалифицированной работе? Мне кажется, уже настало время открыть в городе Хемпстеде адвокатскую контору «Браун и Майерс». Или «Майерс и Браун» — как тебе больше нравится?

— Детали мы обсудим позже. А сейчас покажи мне дом.

— Начнем сверху, со второго этажа.

Они идут по лестнице, обняв друг друга. Кларисса украдкой вытягивает рубашку Джека из-за пояса брюк.

— Вот спальня, — говорит Джек, отворяя дверь и обводя широким жестом просторную комнату, посреди которой возвышается широкая двуспальная кровать, застланная стеганым атласным одеялом. Они подходят к этому впечатляющему ложу. Кларисса нагибается, пробует рукой, насколько мягкий матрац. Другую руку она все еще держит на талии Джека, стоящего вплотную к краю кровати. И вдруг сильно толкает его в поясницу, так что он, не удержав равновесия, падает на одеяло.

Не дав ему опомниться, Кларисса с победным воплем вскакивает сверху и начинает сдергивать с него рубашку. Джек, поняв через секунду, в чем дело, перестает сопротивляться и, как только его руки оказываются свободными, начинает расстегивать пуговицы на ее блузке. Мокрая ткань поддается с трудом, но, к счастью, пуговиц надо расстегнуть всего три, а потом блузка летит в угол комнаты. За ней следует бюстгальтер. Кларисса с хищным рычанием набрасывается на ремень и молнию брюк, стаскивает их вместе с плавками и на несколько мгновений застывает, любуясь открывшимся зрелищем. Ей явно рады!

Воспользовавшись паузой, Джек протягивает руки к джинсам Клариссы и молниеносно сдергивает их. «В сноровке опытного ловеласа есть свои приятные стороны», — эту мысль Кларисса, впрочем, оставляет при себе. Ее кружевные шелковые трусики Джек снимает уже гораздо медленнее, растягивая удовольствие. Когда его взору открывается лобок с волосами, подстриженными в виде птицы с расправленными крыльями, он испускает восторженный вздох.

— Ты еще прекрасней, чем прежде.

— А ты еще смелее.

Кларисса начинает жадно целовать Джеку плечи, ключицы, соски, живот. Спускается ниже и покрывает поцелуями головку и горячий, подрагивающий ствол. Спускается еще ниже. Джек лежит, раскинув руки, и постанывает от удовольствия. Но через минуту он хватает Клариссу и притягивает ее к себе.

— Я не могу больше! Я хочу тебя! Иди сюда!

Приподнявшись, Кларисса подается чуть вперед, помогает себе рукой и медленно опускается на Джека. Глаза ее зажмурены, пока он наконец не оказывается в ней. Она начинает неспешные движения вверх и вниз, лицо ее расплывается в блаженной улыбке.

Джек сначала нежно держит ее за талию, потом одной рукой начинает гладить ее бедро, а другой — живот и грудь.

— Загар прекрасно лег после того, как я тебя намазал! У тебя теперь еще более соблазнительный цвет кожи.

Кларисса не отвечает, только таинственно улыбается. Зачем мужчине знать все маленькие секреты женской красоты? Солярий — это так прозаично. Пусть лучше это будет тот загар.

Они очень стосковались друг по другу. Их телам понадобилась всего минута-другая для того, чтобы дойти до пика. Не сдерживая себя и не пытаясь удивить друг друга особыми хитрыми движениями, они достигают оргазма почти одновременно. Кларисса негромко вскрикивает своим глубоким, чуть хрипловатым голосом и падает вперед. Гладя ее по волосам и спине, Джек говорит:

— Соседи тут достаточно далеко, а окна закрыты. Так что можно кричать громко.

— Да? Я буду иметь это в виду… когда ты будешь показывать мне другие комнаты.

— Тогда экскурсия может занять изрядное время.

— А разве кто-то торопится?

Ответом на эти слова становится долгий и нежный поцелуй. Потом они еще некоторое время лежат рядом на кровати, лаская друг друга. Наконец Джек говорит:

— Пойдем, я покажу тебе детскую.

— Детскую? — удивленно переспрашивает Кларисса, приподнявшись на локте.

— Ну да, а что в этом такого? Ты спрашиваешь так, словно я предложил показать тебе домашний металлургический завод или ферму по разведению гиппопотамов.

— Нет, просто я… это так неожиданно…

— Что неожиданно, дорогая?

— Неожиданно слышать от тебя само слово «детская». Понимаешь, я, кажется, не поспеваю за всеми теми переменами, которые в тебе произошли. Ты не подумай, я на самом деле очень рада им, честное слово, просто мне еще надо немножко привыкнуть к новому Джеку, дорогой.

Обнявшись, они идут по коридору и в конце его открывают дверь, за которой расположена большая светлая комната с окнами во всю стену.

— Сейчас она еще не обставлена, — говорит Джек, — но я уже подумал о том, как тут можно сменить обстановку. Этот гарнитур детям совсем ни к чему, мы его выкинем…

— Конечно, дорогой, — перебивает его Кларисса, загадочно поглаживая рукой толстый набивной подлокотник огромного плюшевого кресла, — но пока… Мне кажется, это кресло еще вполне можно использовать. Благо дети нас не видят… Поиграем в лошадки? Цок-цок, цок-цок!

Присев на подлокотник верхом у самого края, она оказывается в позе наездника и начинает слегка покачиваться взад-вперед. Ее лобок с летящей птицей то призывно приподнимается, демонстрируя розовые и пурпурные губки, то скрывает их в мягком плюше. Чуть опустив голову, Кларисса исподлобья глядит на Джека.

Джек подходит не сразу. Сначала он несколько секунд любуется соблазнительной всадницей. Эта хулиганка, которая раньше была Снежной Королевой и «синим чулком», проделывает по собственной охоте такие вещи, о которых ни одна из прежних его знакомых даже слышать не пожелала бы! Боже, где были твои глаза все эти восемь лет, Джек?!

Наконец он не выдерживает и подходит к креслу. Проведя рукой по плечу Клариссы, по ее локтю, затем по талии и по животу, он спускается ниже и чувствует, что она уже готова принять его. Эрекция возобновилась с прежней силой. Сдвинув Клариссу по подлокотнику дальше к спинке кресла и подогнув ей правую ногу так, чтобы она могла опираться коленом на сиденье, он тоже садится верхом, подогнув левое колено, а правой ногой все же опираясь на пол: кто знает, выдержит ли старое кресло их обоих?

Когда он входит в нее, Кларисса обхватывает его руками за плечи. Они нисколько не насытились друг другом тогда, в спальне, и неутоленная страсть заставляет их двигаться быстрее.

Скачка продолжается несколько минут, затем раздается тот самый треск, которого вначале они оба ждали, но потом, отвлекшись, перестали о нем думать. Подлокотник старого кресла отваливается, и оба наездника едва не падают. К счастью, Джек, который все время опирался одной ногой на пол, удерживает равновесие и успевает вовремя подхватить Клариссу. Оба хохочут, как резвящиеся дети. Отсмеявшись, они смотрят друг на друга. У Клариссы в глазах прыгают озорные чертики, карие глаза Джека так лучатся счастьем, что словно бы даже приобрели золотистый оттенок.

— Но мы ведь еще не приехали? Меняем коня!

Они пересаживаются на другой подлокотник. На сей раз Джек садится к спинке, а Кларисса взбирается на него, положив свои бедра поверх его бедер. Он удерживает ее руками за талию. Ей хотелось бы, чтобы это волшебное ощущение добрых и сильных ладоней Джека на ее пояснице никогда не пропадало, осталось с ней навеки.

«Поездка верхом» возобновляется. Медленно, шагом. Они наслаждаются мерным ритмом, Кларисса положила руки на мускулистые плечи Джека и сжимает пальцы в такт движениям. Она постанывает от удовольствия, ощущая, как он медленно скользит внутрь и наружу, то достигая самой ее глубины, то едва не выходя целиком на волю.

Неспешная езда доставляет обоим такое наслаждение, что переходить на бешеный аллюр не хочется. — Джек?

— Что, любовь моя?

— Мне никогда еще не было так хорошо. О! О! А-а-а… а… Ах!

Волна оргазма подкатила внезапно и словно накрыла Клариссу с головой. Хватая ртом воздух, она вздрагивает в руках Джека и запрокидывает голову назад.

Ему нужно больше времени. Когда Кларисса выныривает из схлынувшей волны и открывает глаза, он говорит ей:

— А что, если нам посмотреть, на что способен вон тот стол?

Не дожидаясь ответа (Кларисса еще не совсем пришла в себя и не готова к дискуссиям), он опускает ладони ниже и обхватывает ее за ягодицы. Затем встает с кресла и несет Клариссу к столу. Джек — единственный мужчина в жизни, который носил ее на руках. Даже когда она была ребенком, отец никогда не брал ее на руки больше чем на несколько секунд. А это так прекрасно, когда большой и сильный мужчина несет тебя. Ты плывешь по воздуху, плавно покачиваясь, ощущаешь совсем рядом его теплое дыхание и любимый запах. Чувствуешь себя в полной безопасности: его крепкие руки не выпустят тебя, не уронят. Как хорошо…

Подойдя к столу, Джек бережно усаживает Клариссу на край. Она обвивает ногами его талию и откидывается назад, опираясь на вытянутые руки. Высота стола как будто специально рассчитана для того, чтобы Джеку не пришлось ни приседать, ни вставать на цыпочки. Он начинает мерные движения тазом взад и вперед. Стол слегка поскрипывает.

— Ты ведь подхватишь меня, если он тоже начнет разваливаться? — спрашивает Кларисса. Она уверена в ответе, но ей хочется, чтобы Джек сам сказал это.

— Конечно, дорогая. Я ни за что не дам тебе упасть. Я поймаю и буду держать тебя. Крепко и надежно. Всегда. Что бы ни случилось!

— Как это хорошо!

Через некоторое время Кларисса начинает чувствовать, что Джек близок к оргазму. Это ощущение с неожиданной силой возбуждает и ее. За те несколько секунд, что остались до семяизвержения, она из полусонного, блаженного и расслабленного состояния взмывает к самой вершине, где оказывается практически одновременно с любимым. Возгласы, вырывающиеся из их уст, сливаются в один.

— О, Джек! Это было прекрасно! Второй оргазм был прекраснее первого, а этот даже еще лучше. Все как будто взорвалось искрами. Даже в ушах звенит до сих пор.

— Это детская, — подражая тону экскурсовода, отвечает Джек, — место забав, радости и безмятежного счастья наследников, — и продолжает уже нормальным голосом: — А почему для нас должно быть иначе?

Еще несколько минут они проводят у стола, обнявшись. Влажный воздух летней грозы и любовь, более жаркая, чем тридцатиградусный день за окном, сделали свое дело. Тела их покрыты капельками пота. Отирая пот со лба, Джек говорит:

— Пожалуй, прежде чем осмотреть кабинеты, кухню и столовую, нам стоит заглянуть в ванную комнату.

— Как много помещений в этом замечательном доме… Мне это нравится, — усталым, но очень довольным голосом отзывается Кларисса.

В ванной Джек долго и тщательно намыливает ее, не обходя вниманием ни один сантиметр ее прекрасного тела. Особое внимание он уделяет груди, соскам и ореолам вокруг них, а затем промежности. Кларисса смеется, сдувает с ладони мыльную пену ему в лицо, а потом наступает ее очередь, и она с такой же серьезной основательностью намыливает Джека. Его расслабленный после сладких трудов член она обрабатывает с такой нежностью, как будто это отдельное маленькое существо, к которому она испытывает безграничную нежность, благодарность и умиление. Поэтому о нем надо позаботиться как следует.

Закутав любимую в махровый халат, Джек выносит ее из ванной на руках.

— Я был бы не прочь подкрепиться. А ты?

— Неплохая идея.

— Тогда пойдем вниз, на кухне кое-что есть.

Оказывается, «кое-что» — это целая трапеза из салата с грудкой индейки, тостов и ягодного десерта. Поев, Кларисса вдруг понимает, что продолжить экскурсию при всем желании сразу не сможет. Ощущение расслабленного, тяжелого, полностью удовлетворенного тела так упоительно, было бы просто насилием заставлять его сейчас двигаться. Даже глаза как будто хотят закрыться, словно чья-то теплая ладонь прикрывает веки…

Когда Кларисса снова открывает глаза, она в первый момент не может понять, что произошло. Она уже не сидит на кухне за столом напротив Джека, а лежит в большой кровати на шелковой простыне под одеялом. А где же Джек?

Она встревоженно поворачивает голову и видит его. Джек тут, он лежит рядом, согнув руку в локте и подпирая голову ладонью. Он смотрит на нее, причем явно уже долгое время. У него на губах играет улыбка, и сейчас в ней нежность, любовь и радость.

Кларисса блаженно потягивается. Все ее тело отзывается приятной болью, какую она испытывала прежде после занятий в фитнес-центре.

— Я заснула? Который час?

Джек поднимает голову и смотрит на часы:

— Около одиннадцати. Я тоже вздремнул. Во сне я видел тебя, но потом мне захотелось видеть тебя наяву, раз уж ты здесь.

Он отводит прядь волос, упавшую ей на лицо, и гладит ее по щеке. Кларисса, которая смутилась из-за того, что заснула посреди разговора, не знает, что делать с этим смущением, и заявляет:

— Не очень-то прилично смотреть на человека, когда он спит.

— Не очень-то прилично засыпать в гостях! — парирует Джек, подражая ее интонации.

— Это ты меня укатал, я не собиралась спать!

— Тебе не понравилась экскурсия?

— Как ты можешь такое спрашивать, Джек! Еще как понравилась! — Кларисса протягивает руку, привлекает его к себе и целует несколько раз в щеки, в лоб, в подбородок.

— Если хочешь, мы можем ее продолжить. Или, может быть, для начала кофе?

— Ты читаешь мои мысли. Впрочем, к этому я уже почти привыкла, — говорит Кларисса, блаженно откидываясь на подушки.

Кофе в постель! Живя одна, Кларисса, естественно, не могла обеспечить себе подобную роскошь. Кузина Джули только покачала бы головой или показала бы язык, если б она ее попросила так за ней поухаживать. И даже в отеле на Острове Радости, где персоналу было приказано удовлетворять все прихоти личных гостей хозяина, Клариссе в голову не пришло, что можно заказать хотя бы завтрак в номер. А тут, не успела она как следует проснуться и встать, чтобы пойти в кухню вслед за Джеком, как он сам входит в спальню с подносом, на котором стоят две чашечки божественно пахнущего эспрессо, молочник, сахарница и вазочка с печеньем.

Испустив стон изумления и восторга, Кларисса хлопает в ладоши. Джек ставит чашку на тумбочку возле кровати и церемонно кланяется. Кофе сварен на славу.

Подкрепив свои силы, они отправляются на вторую часть экскурсии. Комната, отведенная Джеком под рабочий кабинет Клариссы, — небольшая, с окном, выходящим в сад.

— Ты, правда, не сможешь дотянуться из окна, чтобы рвать ягоды прямо с веток, но зато весной у тебя перед глазами будет цвести черешневое дерево.

Кларисса благодарно прижимается к нему плечом. Этот человек в августе подумал о том, что будет видно из ее окна в мае! Оглядевшись кругом, Кларисса задумчиво произносит:

— Интересно, а достаточно ли широк здесь подоконник?

— Смотря для чего.

— Не для чего, а для кого! Для меня.

Она не мешкая забирается на подоконник и пробует устроиться на нем удобно. Оказывается, можно не только сидеть поперек, свесив ноги вниз, но и вдоль, упершись спиной в одну сторону оконного проема, а пятками — в другую.

— Замечательно! Так можно читать. Одно плохо — здесь не поместиться вдвоем, — бормочет Кларисса, пристраиваясь то так, то сяк на подоконнике. Наконец она спрыгивает на пол и, встав лицом к окну, наклоняется над подоконником, приближая голову к стеклу. — Так где, говоришь, растет дерево?

Джек сразу понимает, что дело вовсе не в дереве. Зад Клариссы отставлен так, что ягодицы почти прикасаются к его бедрам. Более того, она слегка поводит ими из стороны в сторону. Наконец между ног у Джека все напрягается, и Кларисса уже не может раскачиваться так свободно. Ей, впрочем, и не хочется преодолевать возникшее препятствие. Вместо этого она начинает тереться об него, то надавливая чуть сильнее, то чуть отодвигаясь вперед. В какой-то момент (Кларисса сама не знает, почему именно сейчас) она чуть сильнее откидывается назад и возлюбленный, словно уже по давно знакомой дороге домой, без всякого усилия входит в ее влажное и горячее лоно. На этот раз тихонько ахает Джек. Потом он начинает двигать свой таз, но не вперед и назад, а из стороны в сторону, как бы описывая восьмерку. От неожиданных новых ощущений Кларисса издает протяжное «О-о-о!» на разные лады. Да этот мужчина просто неиссякаемый кладезь замечательных идей!

Джек любуется ее плечами, по которым рассыпались длинные черные волосы, любуется выгнутой спиной, спускающейся к стройной талии и расходящейся контурами ее таза. Два аппетитных, округлых, упругих, загорелых полушария, которые обхватил руками Джек, так приятны на ощупь, что он начинает сжимать их, сначала легонько, но постепенно все сильнее и сильнее. До него доносится хрипловатый голос Клариссы:

— Да! Да, сжимай их крепче! Вот так! Сжимай… как хорошо!

— Тебе не больно? — озабоченно спрашивает он.

— Мне… хорош-о-о! — отвечает она, и слова переходят в нечленораздельный стон удовольствия.

Джек меняет темп. Теперь он движется медленнее, то почти полностью выходя из нее, заставляя сладкие искры разбегаться по бедрам и животу, то медленно входит в нее до упора, так что его ноги прижимаются к ее ногам, и от этого по ним разливается тепло. Оба могут уже только урчать от блаженства. Их сотрясающиеся тела сливаются в одно. Кларисса ложится грудью на подоконник, Джек опускается на нее сверху, но лишь настолько, чтобы прижаться к ней и почувствовать, как горячие волны оргазма пробегают по ее телу. Потом, обнявшись, они стоят, не в силах произнести ни слова.

Лишь через несколько минут Кларисса медленно, делая большие паузы между словами, изрекает:

— Если… другой кабинет… тоже… так… то я… отсюда… уйти не смогу.

— А тебе и не надо отсюда уходить. Ты ведь сама сказала, что приехала сюда из Нью-Йорка не для того, чтобы поскорее сбежать.

Пошатываясь, они бредут в комнату, расположенную напротив этой, через коридор. Единственное отличие между ними в том, что здесь осталась кое-какая мебель; книжная полка, старый телевизор на ножках и венский стул.

Кларисса в изнеможении садится и обводит обстановку туманным взором:

— Мило. А телевизор работает?

— Да. Но берет всего восемь каналов. И к тому же качество изображения просто …ое, — тут Джек произносит такое слово, которого Кларисса не слыхивала даже в колледже. Мистер Майерс явно не в состоянии следить сейчас за своей речью. Но сейчас Клариссе даже нравится, что он отбросил свой обычный слегка театральный тон и говорит первое, что взбредет в голову. Это значит, что он ведет себя с ней естественно, не продумывает каждую фразу. Она поворачивает голову, чтобы посмотреть на него и убедиться, что он сейчас — совсем не робот, и не адвокат, и не искусный ловелас, а живой, голый, любящий и любимый мужчина.

Поскольку она сидит на стуле, а Джек стоит рядом с ней, ей приходится задрать голову, чтобы посмотреть на его лицо. Держать голову в таком положении трудно; она опускает ее, скользит взглядом по его могучей груди, по большому, мерно вздымающемуся в такт дыханию животу, а на самом уровне глаз видит то, что лучше всего доказывает человеческую природу Джека. Он — живой. Теплый. Мягкий. Усталый. Кларисса припадает к нему губами и начинает целовать его, одновременно лаская снизу рукой.

Джек замирает, боясь пошевелиться и помешать ей. Он лишь благодарно гладит ее по голове. Губы, ласкающие его, так нежны и вместе с тем так искусны и настойчивы, что через несколько минут силы начинают возвращаться к нему. Однако Кларисса не бросает его на этом, ей явно хочется продолжать ласкать его ртом и дальше. Закрыв глаза, Джек стоит, слегка покачивается в такт движениям ее головы и снова дивится, откуда у «синего чулка» такие способности. Как всякий мужчина, знавший много женщин, он знает, что они, вопреки распространенному мифу, обычно относятся к оральному сексу с не меньшим энтузиазмом, чем мужчины, — при условии соблюдения последними гигиены. Но далеко не каждая женщина умеет ласкать мужчину ртом так, чтобы это в самом деле было для обоих удовольствием. Кларисса же, которая едва ли прошла большую школу, доводит его просто до неописуемого блаженства. Джек подумывает о том, чтобы сделать ей на сей счет специальный комплимент, но не может придумать подходящей формулировки, чтобы слова его не прозвучали ни пошло, ни высокомерно. Поэтому он молчит, а потом, когда все перед глазами вспыхивает фейерверком и сладкая боль пронзает его чресла, он падает на колени и благодарит Клариссу долгим и страстным французским поцелуем.

В гостиной сохранилось больше всего мебели от прежних владельцев. Здесь есть не только диван, массивный буфет красного дерева и журнальный столик, но и обеденный стол с восьмью стульями вокруг. Отодвинув один из них в сторону, Джек подходит к столу и подзывает Клариссу:

— Взгляни-ка. Мне не нравится этот тяжеловесный стиль, я хочу продать весь антиквариат, но ты посмотри, как инкрустирована столешница! Тут не меньше четырех разных сортов дерева!

Кларисса наклоняется над столом, разглядывая инкрустацию, которая изображает цветы и плоды. Работа в самом деле изящная, старинная — девятнадцатый век! Но все равно хотелось бы чего-то более современного и главное — собственноручно выбранного, а не унаследованного от неизвестных прежних владельцев.

А Джек, отвлекши ее внимание шедевром столярного искусства, подходит сзади и немного сбоку, нагибается, а потом, внезапно обхватив ее за колени, быстрым круговым движением поднимает ее ноги так, что Кларисса, перекатившись через плечо, оказывается лежащей спиной на изображении вазы с фруктами. Ей не больно, но от неожиданности она коротко и пронзительно взвизгивает:

— Ай! Что ты делаешь!?

— Мисс! — строгим тоном окорачивает ее Джек, все еще держа ее ноги у коленей. — Кто хочет получать завтрак в постель, должен быть готов и к тому, что обеденный стол может превратиться в кровать.

Продвинув ее по гладкому дереву дальше, к центру огромного стола, он опускает ее ноги, так что голени и ступни свисают вниз. Он сам стоит между ними и медленно наклоняется вперед.

— А сейчас меня ждет восхитительный десерт! Жаль, что ты не сможешь разделить его со мной.

С этими словами он припадает к ее лону ртом. Его язык начинает быстрый танец, прыгая от одного свода к другому, заглядывая внутрь и вновь выбегая наружу. Время от времени он навещает заветный бугорок под самой птицей из коротко подстриженных черных волосков, и тогда непроизвольным движением Кларисса выгибается ему навстречу, чтобы не упустить ни секунды волшебной ласки.

Джек наслаждается не спеша. Он растягивает удовольствие, замирая всякий раз, когда видит, что Кларисса готова взорваться. Этим он доводит ее почти до исступления, и наконец она не выдерживает и кричит:

— Давай! Ну давай же! Не останавливайся больше, прошу тебя! Я не могу больше!

И он, снова припав к ней, проводит кончиком языка извилистую линию снизу вверх, а достигнув самой чувствительной точки, делает секундную паузу и потом прижимает язык изо всех сил. Несмотря на то, что Кларисса уже не могла бы вспомнить, какой по счету это у нее оргазм за последние несколько часов, по силе он превосходит все предыдущие. Деревянный стол как будто превратился в тугой батут; он подбрасывает ее под самый потолок, и она летит, все вверх и вверх, навстречу звездам, планетам и солнечному ветру. Кругом то ли музыка, то ли пение птиц, то ли колокольный звон, то ли все звуки мира, вместе взятые, и она кричит, вливая свой голос в этот ликующий хор:

— Дже-ек!!!

И тут же она чувствует его рядом с собой. Его объятия. Его губы на своих губах. И прекраснее чувства нет на свете.

Когда они оба одновременно открывают глаза, на улице уже светло. Сдвинувшись вплотную в середине огромной кровати, они обнимаются и дарят друг другу утренний поцелуй — первый из пятнадцати тысяч пятисот тридцати семи утренних поцелуев, которые им предстоит подарить друг другу за годы долгой и счастливой жизни в доме на улице Радости.