- Я уже радуюсь встрече с дядей Гансом! - Кристиан едва мог дождаться, пока они приедут к дяде Гансу. Гаральд, его одноклассник, был скептичен:

- А что мы будем делать, если его не будет? Кто знает, может быть он снова в отъезде?

Кристиан не дал себя смутить:

- Ты хочешь сказать, что он снова блистает отсутствием? Не будь же таким пессимистом, ведь по утрам у него много работы в лаборатории. Посмотрим. Кстати, что мы будем делать...

Вскоре разговор снова шел о только что начавшихся каникулах.

На следующий день оба мальчика были на пути в город. Они ехали на молочной бричке. Увлекшись разговором, они даже не заметили, как бричка подъехала к городу. Отто щелкнул плеткой. Его лошади сменили шаг и побежали легкой рысью.

Оба мальчика немного устали. Гаральд потирал глаза и, широко зевая, заявил:

- Каникулы! Как все-таки здорово!

- Особенно, если нам разрешают ехать с Отто в молочный цех.

- Собственно говоря, следовало бы стыдиться ехать на этой старой телеге. Кто же нынче ездит на лошадях? Наша деревня всегда отстает от развития техники... Все другие уже давно доставляют молоко в молочный цех на тракторах. Только мы все еще пользуемся этими овсяными моторами. - Гаральд и впрямь разгорячился.

- Однако, отец любит лошадей, - сказал Кристиан. - Еще совсем недавно он сказал, что никогда не откажется от лошадей.

- Он еще обдумает это, - не сдавался Гаральд, -если Отто уйдет, тогда ему еще придется поискать слугу, который захотел бы работать с лошадями. Не думай только, что он найдет такового; теперь большинство желают работать в таком хозяйстве, где есть трактора. В конце концов, я тоже бы так поступил. Лошади, конечно, хороши, но с ними и много работы: утром кормить, вечером кормить; поить, убирать навоз, чистить! Нет, вот у трактора вечером вытянул ключ - и делу конец. Утром заведешь - и он работает целый день, если достаточно топлива.

- А если он сломается, тогда может случиться, что ты выведешь из конюшни лошадей и запряжешь их - если только они у тебя имеются.

- Эй, мальчики! - позвал Отто с козел, - закрутите тормоз, мы приехали!

Оба одним прыжком спрыгивают с повозки, закручивают тормоз и делают небольшую разминку, чтобы расшевелить онемевшие конечности.

- Слушай, я едва стою на ногах, - застонал Гаральд.

- В конце концов, ты же ехал не в вагоне первого класса, а в экспрессе с молочными бидонами, -констатировал Кристиан.

Несколькими ударами он отряхнул свои штаны, поправил куртку и расстегнул нижнюю пуговицу:

- Дядя Отто, сколько времени тебе сегодня понадобится?

- Пожалуй, один час. Сегодня надо еще заглянуть и в сыроварню.

- Хорошо, мы пойдем к дяде Гансу!

Спустя некоторое время оба мальчика, засунув руки в карманы и жуя жевательную резинку, уже бредут по территории молочного цеха: сразу видно, что у них каникулы. Молочный завод им хорошо знаком. Им уже частенько разрешалось сопровождать сюда отца Кристиана или Отто. Сыроварня остается у них справа, как и машинное отделение, из которого раздается мерное жужжание центрифуги. А вот они уже и у контрольного пункта. Гаральд вдруг подталкивает Кристиана:

- Смотри, вон идет дядя Ганс!

- Прекрасно, вот это нюх. Я так и думал, что сегодня утром он работает здесь.

Оба протискиваются между молочными бидонами, перешагивают через трубы и шланги и вскоре предстают перед своим верным другом, дядей Гансом.

Молочный контролер дружелюбно встречает их:

- Ну, ребята, сегодня уроков уже нет?

- Нет, дядя Ганс, каникулы!

- Прекрасно, да так и должно же, наконец, быть, не можете же вы все время надоедать своему учителю, - улыбается дядя Ганс и подталкивает Кристиана в бок.

- Дядя Ганс, когда ты опять приедешь к нам в Фрейерзен? - поинтересовался Гаральд.

- Вообще-то, мне уже сегодня нужно было бы быть там. Бауэр Фитченс озабочен своим гнедым. Мне бы надо его осмотреть.

- Ты еще знаешь и толк в лошадях?

- Конечно, Гаральд, - перебил его Кристиан, -дядя Ганс ведь во всем разбирается.

- Ну, во всем - это немного преувеличено.

Дядя Ганс зачерпнул из бидона немного молока

и наполнил им маленькую трубочку.

- Но в лошадях я немного понимаю, раньше у меня самого было несколько, но потом...

- Что же - что было потом? Дядя Ганс, ну расскажи же нам! - Кристиан стал любопытным.

- Да, к сожалению, я лишился их.

Кристиан потянул контролера за рукав и сказал:

- Послушай, дядя Ганс, об этом ты должен нам рассказать!

Дядя Ганс засмеялся:

- Ну вот, опять дошло до того, что я должен вас развлекать. Ладно, договорились. Подождите, пока я закончу с этой повозкой, тогда я сделаю утренний перерыв на завтрак.

Спустя несколько минут все трое спускаются вниз, в помещение для завтрака. Дядя Ганс захватил для обоих молока. И вот они сидят напротив него и тянут его через соломинки. Некоторое время дядя Ганс смотрит на них, затем он начинает рассказ:

- Вы же знаете, что я родом из восточной Пруссии. У моего отца было хозяйство. Гордостью настоящего сына бауэра является как можно скорее научиться водить лошадей. Я любил наших лошадей, двух великолепных гнедых, составлявших хорошую упряжку. В их жилах текла холодная бельгийская кровь. Я всегда очень гордился, когда ехал с ними по селу.

Когда мне было восемнадцать лет, я пошел в молодежный кружок, где мне все больше нравилось. Не только потому, что мы много играли и занимались всякими другими вещами. Там говорилось об Иисусе, и я скоро заметил, что молодежь вполне искренно стремилась жить согласно Его учению. Мне также скоро стало ясно, что Иисусу нельзя принадлежать наполовину. А я хотел принадлежать Ему всецело.

Однажды в молодежном кружке речь шла о том, что в нашей жизни не должно быть ничего, что было бы для нас дороже Бога. Руководитель группы предложил нам поразмыслить над тем, нет ли у нас чего такого, к чему привязано наше сердце. Он сказал, что это идолы, а первая заповедь требует, чтобы мы любили только Бога.

Вечером, лежа в постели, я размышлял о том, нет ли и у меня таких идолов. Свою коллекцию почтовых марок, которая стоила мне много времени и денег, я уже подарил. Я уже не держал пари и не играл больше в карты. Но Бог показал мне во сне еще нечто, что я очень, очень любил: моих лошадей. Они были моей гордостью. Отец подарил их мне ко дню моего восемнадцатилетия.

Неужели они были моими идолами, эти породистые лошади? Я долго размышлял. Я представлял себе, что мне предстоит принять решение: либо ехать в воскресенье на прогулку, либо изучать Библию. Что было мне дороже? Я не находил ответа. Но я хотел целиком принадлежать Богу. В ту ночь я сложил руки и молился: „Отче Небесный, если я люблю лошадей больше, чем Тебя, тогда покажи мне это и освободи меня от этого идола“.

Я знал, что Бог слышит молитвы, но я никогда бы подумал, что Он поступит так, как тогда все получилось.

Оба мальчика внимательно слушали. Кристиан убрал обе руки за спину, а Гаральд пожевывал свою соломинку. Кристиан прервал молчание:

- Как же Бог это сделал? Ты услышал голос, который сказал тебе, что верно, а что нет?

- О нет, ответ я получил уже на следующее утро. Мой отец пригласил лесорубов, и они прорубали в нашем лесу большую просеку. С помощью лошадей я должен было затянуть срубленные деревья на подводу и привезти их домой. Тянуть длинный лес -тяжелый труд. Гнедые потели, вытягивая толстые деревья из леса. Я как раз нагрузил последнюю подводу, и мы отправились. Вместе с двумя лесорубами я сидел вверху на бревнах. И тут случилось нечто ужасное. Неподалеку от озера Гатц через дорогу промчалось стадо оленей. Обычно спокойные, лошади испугались, встали на дыбы и рванули с такой силой, что оба лесоруба упали. Меня увлекло вместе с ними. Кони еще протащили меня некоторое расстояние. Я кричал, но крепко держал вожжи. Однако, это не помогло, от боли я отпустил поводья.

Одичавшие лошади, как сумасшедшие, неслись с повозкой вниз под откос. Они пытались остановиться, но тяжесть повозки подталкивала их. Я снова закричал. Лесорубы бежали вслед за ними, но было слишком поздно. Повозка с обеими лошадями ринулась в озеро. Дерево-то всплыло, но животные были в упряжке, и их так тянуло под воду, что они вскоре утонули. Я хотел прыгнуть в озеро и освободить их, но лесорубы удержали меня: „Ты с ума сошел, неужели хочешь прыгнуть в озеро теперь, в феврале? Наверное, тоже хочешь погибнуть?“ Я согласился, что это было бы безумием. Мы побежали к привязанной неподалеку лодке. Но было слишком поздно. Лошади слишком глубоко увязли в иле под водой. Печальный вернулся я домой. Отец начал было упрекать меня, но лесорубы сказали, что не стоило делать этого, так как я не был виноват. Но какая от этого была польза: моих гнедых не было в живых.

В тот день я был совершенно разбит.

Вечером я отправился в свою комнату и хотел поссориться с Богом. Почему Он отобрал у меня лошадей? Они были самым любимым, что я имел. Я не понимал Небесного Отца. Я бы охотно отдал все другое. И в этот момент, ребята, мне вдруг вспомнилась молитва, которой я молился накануне. Я умолк, встал на колени и благодарил Бога. Да, благодарил! Что я тогда бормотал в молитве, я уже теперь не помню. В ту ночь я еще долго размышлял над тем, что имеет в виду Библия, когда говорит, что Бог ревнив. Он не терпит, когда мы любим что-нибудь больше, чем Его.

На следующий день с помощью нескольких упряжек мы вытащили из озера потерпевшую бедствие повозку. Лошади увязли глубоко в трясине.

Урок, преподанный мне в те дни, был очень болезненным. Но сегодня я благодарен за него Богу.

Оба школьника сидели, не понимая, снится ли им все это или все было наяву.

Кристиан глубоко вздохнул:

- Эту историю я расскажу на следующем занятии по конфирмации. На прошлом занятии мы проходили заповеди, а на следующем мы будем их повторять“.

- Кстати, ребята, - поинтересовался молочный контролер, - как гласит первая заповедь?

- Я Господь, Бог твой, да не будет у тебя других богов пред лицем Моим, - процитировал Кристиан.

Тут в комнату, где они завтракали, вошел Отто и воскликнул:

- Я ищу вас. Мы готовы. Поднимайтесь! Нам нужно ехать!

Мальчики очень неохотно расставались с дядей Гансом.

- До свидания, дядя Ганс, ты приедешь сегодня во Фрейерзен?

- Еще не знаю, посмотрим!

Дядя Ганс успел по-дружески подмигнуть мальчикам.

Вскоре повозка выехала с территории молочного завода.