У взятой напрокат машины был откинут верх. По этому поводу Джильда лишь покачала головой и назвала Уорда «неизлечимым белокурым идиотом».

— Как это понимать? — спросил пораженный Шеридан.

— Слушай, но ты ведь не рыжий? Нет. Ты блондин, ты идиот и ты неизлечим.

Но сейчас она сидела на переднем сиденье рядом с Шериданом, который, держась за руль одной рукой, лавировал по кривой улочке, ведущей на Кап-дʼЭль к отелю «Монфлери». С неба щедро бросало свои лучи яркое южно-французское солнце. Именно здесь, в «Монфлери», собирались провести свой двухнедельный отпуск Шеридан и Джильда. Остальные члены съемочной группы отправились работать в Нассау.

— Боже, как я люблю Лазурный Берег! — воскликнул Шеридан, обводя свободной рукой ландшафт и с наслаждением вдыхая аромат кипарисов. — Это просто замечательно! Солнце, море, пляжи… И такое количество иностранцев, что местные жители совершенно не докучают!

Джильда с сомнением покачала головой.

— А потом удивляются, что столько американцев болтается за границей и о них идет дурная слава. — Девушка украдкой посмотрела на Шеридана в профиль. Со своими белокурыми волосами, которыми играл встречный ветер, он был положительно неотразим. — Вообще у тебя бывает когда-нибудь желание перебраться поближе к земле?

— Никогда! — В его голосе прозвучало неподдельное отвращение и ужас. — Горожан, приезжающих в деревню, конечно, с радостью ждут местные жители… Но горожане редко остаются там на всю жизнь.

Джильда счастливо улыбалась, когда они подъехали к отелю «Монфлери», где их, без сомнения, примут с большой радостью, но где они с удовольствием остались бы на всю жизнь.

И какую жизнь! Солнечные ванны, пешие походы, плавание, прогулки по пляжу, поездки на соседние участки побережья и в глубь Франции.

— Я и не представляла, что отдых может быть таким волнующим. — Джильда буквально утонула в шезлонге, стоявшем на балконе ее номера. Шел пятый день их пребывания в «Монфлери». Они только что позавтракали. — Больше всего я хочу, чтобы в моей жизни больше ничего не менялось.

— Это твоя самая лучшая идея за последнее время, если не считать идеи об отпуске. — Шеридан показал на шезлонг рядом с Джильдой. — Сегодня мы будем до вечера жариться на солнышке.

Прежде чем она поняла, что означало это высказывание, он уже снял рубашку и бросил ее на пол, потом расстегнул брюки, и они тоже соскользнули по ногам вниз. Джильда нервно сглотнула, во рту у нее пересохло. Черт возьми, в последнее время она часто видела его на пляже в плавках, но тогда он был отчужденнее и дальше. Теперь же, глядя на освещенное солнцем мужское тело, Джильда страстно желала пощупать пальцами перекатывающиеся под кожей сильные мышцы.

Шеридан неподвижно стоял рядом, возвышаясь над девушкой. Брюки валялась на полу, кольцом окружая его ступни. Джильда каждый день встречалась с Уордом, но теперь стала для него не только исполнительным директором и хорошим товарищем, но и страстно желанной женщиной. Он вспомнил, какое это наслаждение — обнимать ее.

Джильда как зачарованная смотрела на его плавки.

— Если ты простоишь так еще секунд тридцать, вроде бы одетый, тебя задержат за оскорбление общественной нравственности… за злостное нарушение общественной нравственности…

Не говоря ни слова, он крепко взял ее за руку и повел в комнату. Они оказались в его спальне. Шеридан остановился рядом с Джильдой и внезапно повернулся к ней лицом. Руки его скользнули ей под блузку, ладони ласково легли на груди, нежно их поглаживая. Прикосновение казалось Джильде нескончаемым. Пальцами Шеридан слегка сжимал соски, а она, оставляя на его теле следы своих острых ногтей, стянула с мужчины плавки.

— Нет, подожди, — задыхаясь, прошептал Шеридан. Он крепко взял ее за запястья и повел к кровати. Они почти упали на постель, освобождаясь от остатков одежды. Влюбленные буквально таяли от взаимных прикосновений и успокоились, только когда соединились.

— Это… так хорошо… — Мужчина прижимался к девушке всем телом, чтобы ощутить ее всю — желанную и прекрасную.

Джильда, обняв Шеридана, ласково заставила его лечь сверху и войти в себя. Постепенно они нашли общий для них ритм, дыхание прерывалось стонами, движения становились все быстрее, пока они не достигли обоюдной цели — всепоглощающего экстаза, когда сдерживаемое до поры любовное томление взорвалось, как вулкан.

— Пожалуй, сегодня нам не придется попользоваться солнышком, — пробормотала Джильда, когда они с Шериданом вынырнули из глубин наслаждения. Оба они испытывали ни с чем не сравнимое удовлетворение.

— Я буду твоим солнцем, — произнес Уорд, слегка отодвигаясь от нее и одновременно покрывая поцелуями лицо девушки.

— О, вот я чувствую твои лучи, солнышко… — Она вздохнула от наслаждения и радости. — Будем надеяться, что не набегут тучи и не закроют тебя…

Шеридан снова прижался к Джильде всем телом.

— Метеослужба сообщает, что вечером ожидается солнечная безоблачная погода и температура продолжает повышаться…

В тот день они действительно так и не смогли принять солнечной ванны на балконе. Но зато ласки и любовь, которым Джильда и Шеридан посвятили вечер, ночь и утро, наполнили их воспоминаниями, доставляющими радость на протяжении всего оставшегося отпуска.

Вот и опять наступило жаркое послеполуденное время, и снова влюбленные на своем общем балконе. С моря дует легкий бриз, который вместе с полотняным навесом несколько остужает жар летнего южного солнца. В высоких стаканах медленно тает лед. Джильда, прищурившись, смотрит на морскую гладь сквозь солнцезащитные очки. Шеридан листает газету.

— Вот… девяносто пять процентов всех людей хотели бы выиграть в лотерею плавательный бассейн!

Джильда скосила глаза в газету.

— Вот это я и называю истинной простой жизнью!

В гостиной зазвонил телефон, и девушка инстинктивно поняла, кто это. Она уже опасалась самого худшего. Их отпуск заканчивался.

Миллер пропустил мимо ушей возражения исполнительного директора относительно того, что актер еще нуждается в отдыхе, и потребовал передать трубку Уорду. Заскрежетав зубами, она сделала это, и Шеридан, сказав семь раз подряд «да», повесил трубку.

— Ты бы мог спокойно отдохнуть еще неделю. — Джильда никак не могла смириться с мыслью, что Шеридан согласился на свой немедленный приезд. — Группа могла еще несколько сцен отснять и без тебя.

Он пожал плечами.

— Миллер безусловно настаивал на том, что в Гонолулу мне обязательно надлежит сниматься в первую очередь.

Джильда тяжело опустила на стол стакан с виски.

— Он не Бог, черт бы его подрал!

Шеридан взглянул на море.

— Это точно, но кто осмелится сказать ему это в лицо?

Судьба словно решила испытать на прочность способности Шеридана и Джильды переносить трудности, подкидывая им проблемы одну за другой.

Гонолулу казалось прекрасным местом — настоящим раем на земле, где каждому уготована его награда. Солнце светило ярко, воздух был теплым и каким-то удивительно мягким.

— Покачиваются на ветру пальмы, шелестит прибой. — Стоявшая у окна комфортабельного номера отеля «Моана» Джильда по одной улыбке Шеридана поняла, что высказала вслух и его мысли. — Белый песок пляжа, синее небо… а уж о море — помолчим. — Она глубоко вздохнула. — И почему нельзя устроить здесь отпуск?

Шеридан подошел сзади к Джильде и обнял ее.

— Странно слышать такие слова из уст исполнительного директора, чья первоочередная и единственная задача — любой ценой гнать продукцию.

Джильда резко повернулась к нему.

— Ну, если тебе так этого хочется! — фыркнула она. Лицо ее исказила гримаса. — Что же ты стоишь здесь и лодырничаешь? Иди в бар. Пибоди тебя ждет не дождется. Ему не терпится обсудить план съемок здешней серии.

— Кто здесь лодырничает? — Шеридан попытался ее поцеловать, но она уклонилась от его объятий. — Стой спокойно, не то ты увидишь, какой я старательный труженик.

Девушка с удовольствием бы целовалась с ним без конца, но и без шутливых напоминаний Шеридана чувство долга уже давно не давало ей покоя.

— Мы и так уже на целых десять минут опаздываем к Пибоди. Так что поторопись!

— Слушаюсь, сэр! — Козырнув, Шеридан опрометью бросился из номера вызывать лифт, но в спешке не заметил лестницу, состоявшую всего из трех отполированных мраморных ступенек, которая вела от номера в лифтовый холл. С криком он грохнулся с лестницы.

С быстротой молнии Джильда кинулась к нему и склонилась над поверженным Шериданом, убеждая себя в том, что тяжесть травмы не соответствует силе жалобных стонов.

— Слушай, ты так стонешь, словно у тебя открытый перелом бедра, по крайней мере, в трех местах.

По лифтовому телефону Джильда сообщила о происшествии.

— Ты бревно! — Шеридан обиженно смотрел на склонившуюся над ним Джильду. — Ты бесчувственная, бессердечная…

Кажется, он и в самом деле думал, что его несчастья нисколько ее не трогают. Прибежавший на зов управляющий отеля, не скрывая удовольствия, потирал руки.

— Вы не представляете себе, кто падал с этой лестницы — Марлон Брандо и…

— Мне нужен врач, а не список важных персон, которые падали с этой лестницы, — закричала на управляющего Джильда.

Через пять минут прибывший врач отеля констатировал у Шеридана обычное растяжение связок.

Обсуждение съемок с Пибоди Джонсом пришлось отложить, и оно состоялось лишь поздно вечером в номере отеля. А на следующее утро актера вновь посетил врач — по поводу кровотечения из другой ноги.

— Упали с лестницы? — спросил доктор, тщательно осматривая рану.

— Нет, во время съемок на Оаху я наступил на раковину.

Врач мечтательно прикрыл глаза.

— Если бы вы знали, какие люди обращались ко мне из-за того, что неосторожно наступали на раковины…

— По счастью, я этого не знаю.

Дальнейшее лечение проходило в полной тишине. Теперь у него были перевязаны обе ноги, и Шеридану стало даже удобнее хромать.

— Съемки будут продолжены, — объявил Пибоди. — Нам придется так снимать Уорда, чтобы в кадр не попадали его перевязанные ноги, в том случае, если он не сможет носить длинные брюки.

Не отличавшаяся религиозным рвением Джильда трижды перекрестилась, когда они наконец покинули Гонолулу. Правда, ей пришлось креститься и в Иокогаме, где их встречала толпа журналистов, и в номере «Империал-отеля» в Токио, когда их осадила толпа поклонников и зевак.

Вынужденное заточение в отеле Джильда использовала для того, чтобы позвонить в Голливуд Миллеру. Но ее старания пропали даром.

— Съемки в Куала-Лумпуре, Ханое, Бангкоке, Сайгоне и Ангкоре невозможны! — не слишком любезно прервал шеф Джильду. — Бюджет не резиновый. Надо экономить. К тому же возникли сложности с местными властями. Так что следует извернуться и снимать в похожих местах. Вы с этим прекрасно справитесь!

Может быть, ей стоило ответить: «Нет, я с этим не справлюсь»? Однако Джильде был не безразличен съемочный процесс, и она, все обдумав и взвесив, погнала свою команду в Китай.

— В таких условиях очень трудно работать, — пожаловался Пибоди.

В Пекине не переставая лил дождь. В Шанхае среди актеров началось глухое брожение, когда они познакомились ближе с местным «Палас-отелем». Эта развалюха так же напоминала дворец, как хижина первопоселенца.

— У меня в ванной рядом с раковиной торчат из стены два оголенных провода. — Шеридан смотрел на Джильду с таким видом, словно это она выдернула из стены провода. — Я не могу мыться. А вдруг провода под напряжением?

— А ты возьмись за них и узнаешь — под напряжением они или нет! — В этот момент нервы Джильды были натянуты до предела, она чувствовала себя маленькой обиженной девочкой.

В Гонконге — в гостинице «Пенинсьюл» — дела обстояли не намного лучше, и настроение членов съемочной группы оставалось отнюдь не радужным. Джильда не пришла в восторг, когда Шеридан шепнул ей на ухо: «Если бы мы сейчас были здесь вдвоем, о-о!» Какое там вдвоем! В это время они ехали в битком набитом лифте отеля.

Все происходящее казалось Джильде серией испытаний на прочность. В Сингапуре Шеридан подхватил грипп, и она слышала из его номера нескончаемые стоны. У них были разные номера, и Уорд жил по соседству.

В Коломбо, наконец, появилась возможность несколько расслабиться, и Шеридан даже заговорил о покупке чайной плантации. Настал день, когда их пригласил к себе продавец плантации.

— Ничего удивительного, что этот человек так тебе благодарен, — говорила Джильда Шеридану, когда подали чай. — Какой чудак покупает теперь в Коломбо чайные плантации?

— …мне вовсе не по душе ваши огромные душные американские города! — Хозяин улыбнулся, и Джильда снова включилась в беседу с ним. — Вот, например, я был в Нью-Йорке. Да я бы не согласился там жить, даже если бы мне заплатили за это два миллиона долларов. А за двадцать тысяч я бы отказался просто поехать туда.

— Тебе стоило бы подольше с ним поторговаться, — прошептала Джильда, когда хозяин стал с гордостью демонстрировать им своего попугая. — Эта плантация вообще обошлась бы тебе в пару — другую долларов.

Шеридан, слушая ее вполуха, был в это время занят попугаем, который вдруг проявил безграничную любовь к американцу. Он сел актеру на голову и оставался там во время чаепития. Внезапно лицо Шеридана окаменело.

— В чем дело? — Хозяин с озабоченным видом склонился к Уорду. — Вам не понравился чай?

Шеридан помрачнел еще больше.

— Лола только что нагадила мне на шею, — подавленно пробормотал он.

Хозяин облегченно рассмеялся. Более того, он стал навязывать Шеридану в служанки свою дочь, пока мрачный американец пытался салфеткой очистить шею.

— Почему вы не хотите ее взять? — удивлялся хозяин дома и попугая. — Она прекрасная девочка. Немного глуповата, но зато очень живописна…

По дороге в отель Уорд все время молчал, только изредка тяжело вздыхал.

— Может, надо было взять девочку. Она точно была бы не хуже, чем этот проклятый попугай!

По прибытии в Александрию на участников съемочной группы обрушился полный хаос. Языковый барьер почти не позволял отыскать мало-мальски комфортабельный отель или место для съемки. О создании каких-либо удобств на съемочных площадках не приходилось и мечтать.

— Я наняла переводчика, — жаловалась секретарь продюсера. — Он познакомил меня с человеком, занимающим крупный пост и имеющим связи, он мог бы обеспечить необходимые условия на съемках. Однако этот человек — грек и говорит только по-гречески. А переводчика с греческого я не сумела найти. — Она удрученно покачала головой. — Как может грек, не понимающий ни слова по-арабски, руководить людьми в Египте?

— Наверно, с помощью переводчика. — Уорд посмотрел на подавленную секретаршу. — Простите, я не хотел вас обидеть.

Выйдя из отеля, Шеридан чуть было не угодил под автобус, водитель которого, молниеносно среагировав, объехал незадачливого американца и покатил дальше по улице, проделывая этот фокус со всеми встречными легковушками.

— Работа, конечно, очень тяжелая, но это не значит, что надо бросаться под машины! — При помощи шутки Джильда попыталась успокоиться, ее била дрожь с тех пор, как Шеридан рассказал ей, что с ним произошло. — Пока мы не нашли подходящего места для работы, займемся музыкальным оформлением и пробами, — решила Джильда, проводя совещание.

Шеридан, также участвовавший в пробах, все время норовил наступить на валявшийся в песке сук. Когда ему это удалось, сук внезапно ожил и, оказавшись змеей, уполз.

— Змея страшно ядовита! — Лицо местного проводника сияло такой улыбкой, словно своим сообщением он сделал актеру ценнейший подарок.

Попятившись, испуганный Уорд попал под передние ноги пробегавшего мимо верблюда.

Какое-то время ничего нельзя было разобрать — образовался клубок из Шеридана и ног корабля пустыни. Потом верблюд побежал дальше, а актер продолжал сидеть на песке, дрожа от страха, но совершенно невредимый. Джильда упала рядом с ним.

— Когда-нибудь твой ангел-хранитель устанет от таких проделок и махнет на тебя рукой! — Джильда нервничала. — С меня, во всяком случае, на сегодня хватит. Мы заканчиваем!

Но Шеридана, как назло, продолжали преследовать неудачи. Во время съемок эпизода в старинном двухместном самолете ему стало плохо, и он едва не вывалился из машины без парашюта. Потом его хватил тепловой удар. Главному герою не везло. В конце концов актер попал в больницу.

Вечером вся съемочная группа собралась у приемника вместе с бесполезным до сих пор переводчиком и слушала каирское радио. Переводчик перевел им, что известный американский актер находится в госпитале в Каире и жизнь его в опасности.

В больнице, уступая неотразимому упрямству Джильды, врач неохотно сообщил ей диагноз: «Легкий тепловой удар и выраженное физическое и психическое истощение». Вначале врач не разрешил ей навестить Шеридана. Но она проявила львиную напористость и в конце концов ее пустили в палату, где, прикованный к постели, лежал ее возлюбленный.

— Мне ничего иного не остается. — Джильда тяжело вздохнула. Этот вздох относился в равной степени к состоянию Шеридана и к необходимости сегодня же звонить в Голливуд, чтобы поставить шефа в известность о болезни Уорда.

Она дождалась, пока Миллер откричится в свое удовольствие и успокоится.

— Мистер Миллер, нам ничего не остается, как отменить съемки в Марокко, на Бали и в Сардинии. Без Уорда там нечего делать, а он прикован к больничной койке.

— Понятно, но я надеюсь, что вы к ней не прикованы, поэтому возвращайтесь немедленно на место!

— Но…

— Если вам дорога ваша работа, то садитесь в машину и возвращайтесь на свое рабочее место — и хватит дискуссий, выполняйте! Ясно?

— Яс… — На противоположном берегу океана уже бросили трубку.

Шеридан пришел в замешательство, когда Джильда сообщила ему эту неприятную новость.

— Ты не вправе так со мной поступить. Я смогу преодолеть свое состояние, но для этого необходимо, чтобы ты была рядом. — Он попытался наигранно улыбнуться — мол, мне все нипочем, — но вышла только жалостная гримаса, при взгляде на которую у Джильды навернулись слезы.

— Я вернусь через несколько дней. — Девушка прижала руку к сердцу. — Тогда мы все приведем в порядок. Ладно?

— Ладно. — Бесстрашная улыбка словно приклеилась к лицу Шеридана, хотя глаза его стали точно такими же влажными, как у нее…

Миллер, сидя за своим письменным столом, излучал очарование рыбы, пролежавшей несколько лет в морозильнике.

— …что касается Уорда, то, поскольку он выбыл из съемок, на этом основании я его увольняю без предупреждения!

— Без предупреждения? — Взбешенная Джильда, не веря своим ушам, уставилась на шефа. — Вы… Вы этого не сделаете! Это было бы просто неприлично! Шеридан не виноват в том, что не может участвовать в съемках. В суде вы не сможете привести никаких оснований для его увольнения!

— Параграф семнадцатый, пункт «а» нашего договора с Шериданом Уордом гласит о том, что я имею право в любой момент, не объясняя причин, уволить его с работы. Можете почитать, но можете поверить мне и на слово.

Джильда поверила на слово. Такой человек, как Миллер, шагу не сделает, не обеспечив себе надежный тыл. Она тут же повисла на телефоне, пытаясь связаться с Шериданом. Ей сказали, что в больнице его нет, но Джильда решила, что это ошибка — просто она плохо поняла медицинскую сестру, изъяснявшуюся на ломаном английском. Женщина дозвонилась в отель, и Пибоди объяснил ей, что Шеридан уехал, куда и с какой целью — неизвестно. «Он был более чем расстроен», — добавил режиссер. Джильда начала догадываться, что она не первая, кому Миллер сообщил о своем решении.

В то время, когда Джильда беседовала по телефону с Пибоди, Шеридан, проклиная все и вся, мчался на такси в аэропорт. Телеграмма, которую он получил от Миллера, была любезной и вежливой: «ВЫ УВОЛЕНЫ! ОСТАЛЬНЫЕ СЕРИИ МЫ ОТСНИМЕМ БЕЗ ВАС!» Черт бы побрал этого продюсера!

В аэропорту Уорд купил билет на первый попавшийся самолет — это был рейс на Рим. Так же случайно купил он в киоске свежий номер «Лос-Анджелес таймс».

На странице, целиком посвященной Голливуду, были описаны планы Миллера относительно его сенсационной картины о суперагенте. Там не только было сказано, что исполнительный директор остается прежним, но и то, что второй блок серий включит в себя эпизод кораблекрушения, а третий блок будет сниматься в Новой Зеландии уже с новым исполнителем главной роли.

«К черту Миллера! — подумал Шеридан. — К черту Джильду!»

Через три дня ему уже страстно хотелось послать к черту и Рим! Он уполз сюда, чтобы скрыться от коллег, которые его знали и с которыми он не хотел делить позор своего поражения. Шеридан подумывал о том, чтобы убраться в такое место, где он мог бы спокойно зализать раны и благополучно обо всем забыть. Но тут же ему пришлось признаться самому себе, что придется найти такой медвежий угол, где нет американских газет, со смаком описывающих, за что и как уволен Шеридан Уорд и какую роль в этом сыграла исполнительный директор Джильда Лоуренс. К черту всех продюсеров Голливуда! К черту Джильду… Ах, да, об этом он уже успел подумать… Ну ничего, я пошлю ее к черту еще раз! Ей от этого ни жарко, ни холодно.

— Мистер Миллер, я увольняюсь! — Джильда бросила на стол продюсеру газету, полную слухов об участии мисс Лоуренс в увольнении Шеридана Уорда. — Прошу уволить меня сразу же, с сегодняшнего числа! Вы не только выгнали Шеридана против моего желания, вы выставили меня в ложном свете перед прессой и самим мистером Уордом. Я уверена, что вы приложили к этому руку! Реклама любой ценой!

Резким движением Миллер смахнул газету в мусорную корзину.

— Вы не можете уйти сегодня, даже если у вас есть на это веские причины. Параграф двенадцатый, пункт «а» нашего договора о найме вас на работу. Почитайте сами — у вас нет оснований верить мне на слово.

Джильда прочла договор; она обязана отработать до окончания съемок второго блока серий картины. Девушка пыталась разыскать Шеридана, но он словно в воду канул. Она узнала, что из Каира Уорд вылетел в Рим, но дальше следы его терялись. В прессе появились сообщения, что Шеридану отказал его агент, что Уорд объявил о своем банкротстве и так далее и тому подобное в том же духе. Короче, машина сплетен набирала обороты.

Джильда позвонила Уильяму Дэвису, агенту Шеридана. Дэвис объяснил Джильде, что не порывал с Шериданом, но где обретается ныне бывший супергерой суперсериала, он не знает.

До сих пор ей казалось, что в открытости голливудского общества, проводящего почти все свое время в сплетнях и в котором все знали все обо всех, есть нечто порочное. Теперь выяснилось, что в этом имеются и свои положительные стороны. Три недели спустя позвонила ее подруга-сценаристка и сообщила, что разыскиваемый ею Шеридан Уорд уже целую неделю живет на своей вилле.

Джильда безуспешно пыталась дозвониться на виллу — никто не подходил к телефону. Тогда она решила устроить возле виллы засаду (а почему бы и нет?) в рабочее время, которое ей оплачивает Миллер. В конце концов, она лично считает себя уволенной. И действительно, после многих томительных часов ожидания бывший телевизионный Джеймс Бонд появился у дверей своего жилища, где его и настигла Джильда.

Шеридан решил придерживаться в своем поведении с Джильдой заранее разработанного варианта «А»: он бросает на нее испепеляющий взгляд. «Мне очень жаль, но нам не о чем говорить».

Так он и поступил. Джильда подавила вспыхнувшую было ярость.

— Черт возьми, Шеридан, ты можешь послушать меня хотя бы пять минут? Я тебе все объясню.

Он поднял левую бровь.

— Что ты еще хочешь? Ты с самого начала была против моего участия в фильме. Теперь ты получила то, что желала. — Он опустил левую бровь и поднял правую. — Кроме того, не стоит верить исполнительному директору, особенно если ложишься с ним в постель. — Уорд распахнул дверь. — Если хочешь знать, ты с самого начала напоминала мне надутую от сознания собственной важности индюшку.

Шеридан ушел в дом, захлопнув дверь перед носом Джильды. Разозлившаяся девушка представила себе, как она поджигает эту халупу и та сгорает дотла, разумеется, вместе с ее обитателем.

Кипя гневом, Джильда все же ограничилась возгласом: «Идиот!»

Она прыгнула в свою машину и, выписывая по дороге причудливые зигзаги и оставляя на асфальте черные полосы, понеслась домой. «Если этот кретин думает, что пройдет какое-то время и он сможет снова прилипнуть ко мне — это после того, как он даже не захотел меня выслушать, — пусть не надеется. Я сумею укоротить ему руки. И не только руки…»