— От всего сердца желаю вам успехов, Шеридан! — Излучая приветливую улыбку, Уильям Лемон, хозяин «Лемон энтерпрайзис», пожал руку Шеридану, только что подписавшему договор. Уильям отпрянул от крика Шеридана.
— Ну что вы! Работать на нашу фирму — это не самый плохой вариант…
Шеридан тряс правой рукой.
— У меня сломан палец… Мне только вчера сняли гипс.
Лемон изобразил на лице сочувствие.
— Ну тогда у вас больше не будет проблем. Вам предстоит встреча с автором сценария, а он пожилой человек и не станет крепко пожимать вам руку… Он не занимается культуризмом.
— При моем везении, он, пожалуй, окажется здоровее Шварценеггера, — пробормотал Шеридан, одарив довольно улыбающуюся Джильду взглядом, ясно говорившим, что она тоже часть его фатального невезения.
Но Джильде было абсолютно все равно, как смотрит на нее Уорд, так как она видела, что теперь он поступает правильно. Он беспрекословно согласился поехать на встречу с автором романа, послужившего основой фильма.
То, что встреча, в которой участвовала пресса, прошла кое-как, вины Шеридана не было. Ну кто мог подумать, что автор, блаженный старик, давно жил в доме престарелых и понятия не имел ни о Шеридане, ни о том, что по его роману собираются снимать фильм. К тому же он был совершенно глух и смертельно скучал. Старик развеселился только тогда, когда визитеры собрались уходить и ему разрешили вернуться к пианино, на котором он, смеясь, играл «Англичанина и его бешеную собаку».
Сиделка, смотревшая на Уорда с совершенным обожанием, глухо застонала.
— Он беспрерывно играет это по шестнадцать часов в сутки!
Шеридан язвительно улыбнулся.
— Ничто не может быть хуже, чем некоторые исполнительные директора…
Джильда пропустила его слова мимо ушей. Ее энергия взлетела на такую высоту, что Шеридан не мог свернуть ее с намеченного пути никакими колкостями.
Он оказался более чувствительным — очень близко к сердцу воспринял сообщения в прессе о встрече со стариком-автором.
— Это просто наглость, — кричал в телефонную трубку актер. — Если бы не вы принудили меня сниматься в этой противной роли, я бы поклялся, что вы — вдохновитель этой клеветнической кампании.
— Как вы, однако, трогательно доверяете своей единственной настоящей подруге, — смеясь, ответила Джильда и положила трубку.
В сообщениях газет было и впрямь мало приятного.
«Будет ли застопорено производство фильма из-за того, что автор романа, по мотивам которого был написан сценарий, понятия не имеет о том, что его книгу собираются экранизировать? — писала одна из газет. — Есть ли вообще у кинокомпании право на съемки этого фильма? Не грозит ли ей судебный иск?»
Джильда связалась с адвокатом слегка повредившегося в уме старца и попросила его дать в прессе сообщение о том, что он лично сам заключил договор от имени своего подопечного с соблюдением интересов последнего. Но имя Шеридана уже успели связать с разгоревшимся скандалом. Журналисты обстреливали его главным калибром, и в том, что они не собирались останавливаться, Джильда могла бы поклясться.
Шеридан ничего не знал об опасениях девушки. Он пребывал в счастливом неведении, когда зазвонил его телефон. Газеты опубликовали опровержение сообщения о якобы обманутом авторе, правда, в таких местах и столь мелким шрифтом, что рассчитывать на то, что их кто-нибудь прочтет, не приходилось. Однако актер нисколько не опасался, что звонят по поводу скандала, раздутого прессой. И действительно, сняв трубку и представившись, он услышал голос Уильяма Лемона, пригласившего его на вечеринку.
— Начало через три часа, Шеридан. Очень влиятельная хозяйка, очень важное мероприятие и весьма значительные гости. Но давайте без церемоний, приходите запросто, в чем есть.
Шеридан, блаженствовавший в тенниске и джинсах, последовал совету шефа и в таком виде отправился по весьма престижному адресу в Беверли-Хиллз. Он вошел в белоснежную виллу, выстроенную под средневековый замок, и оказался в компании разодетых в вечерние костюмы гостей, которых насчитывалось примерно две сотни. Вот и доверяй после этого продюсерам!
Джильда, тоже, естественно, присутствовавшая на вечере, ласково потрепала Шеридана по щеке.
— Не вздумай паниковать. Веди себя как ни в чем ни бывало, и никто не обратит внимание, что ты одет бог знает как.
— Быть правильно одетым — это половина успеха, — подхватила слова Джильды воздушное стройное создание. — Я приехала сюда с совершенно грандиозных похорон! Там главное — быть прилично одетым! Какие похороны! — Она лихорадочно поводила глазами. — Какое убранство! Какие цветы! А выпивка, а какие гости! Действительно, это был великий день!
— Для кого? — сухо спросила Джильда. — Для покойника?
Она так и не дождалась ответа, так как между ней и воздушным созданием неожиданно вклинился Уильям Лемон. Находясь несколько под хмельком, он был настроен по этой причине на философский лад.
— Смею сказать, — объявил он, растягивая гласные, — что сейчас я оглядываюсь на свою прошлую жизнь с немалой толикой изумления. Естественно, человек должен поддерживать себя в хорошей форме. Я, к примеру, всегда уделял внимание кроссвордам в «Таймс», читал «Лайф»… — Он оглянулся на жену. — А моя жена все время читала журнал «Мак-Колл». — Лемон тихо застонал при этих словах. — Но ей всегда чего-то не хватало.
Джильда подмигнула осажденному гостями Шеридану и сделала вид, что целиком поглощена разглагольствованиями какой-то гостьи.
— Находится куча слабоумных, скупающих почти все появляющиеся в их поле зрения нэцкэ только потому, что сейчас мода на все японское. Кстати, раньше она была классной девушкой по вызову. — Тут Джильда не сразу поняла, что дама сменила тему. — Пять рабочих дней, и заработок — тридцать тысяч долларов в неделю! При этом ее мужья всегда имели отвратительную внешность. Все они были почему-то похожи на лягушек! Я подозревала, что она ждала, когда один из них превратится в принца…
Джильда ощутила приступ любви к ближнему.
— А что вы делаете в течение длинного дня… когда вам не с кем поговорить?
Даму не смутил колючий вопрос.
— Я хожу к своему врачу! Только сегодня у меня состоялся с ним очень долгий, поистине идиотский разговор. Он сказал, что я не нуждаюсь в его услугах, потому что у меня, видите ли, выдуманная болезнь. — Она возмущенно тряхнула головой. — Как будто я сама этого не знаю? Но что он будет делать, если я перестану ходить к нему со своими воображаемыми недугами? Без таких визитов он никогда в жизни не купил бы себе «роллс-ройс», как вы думаете?
Джильда так и не успела высказать свое мнение, потому что в этот момент на ее руку оперся какой-то вдребезги пьяный гость.
— Я работаю в рекламном агентстве. А вы? — выдохнул он вместе с густыми парами алкоголя.
— Я вот так, смеясь, шествую по жизни, — ответил за Джильду, очень кстати оказавшийся рядом Шеридан. — Мне показалось, он обратился ко мне. Тебе не кажется, что этот тип очень живописен?
— Как дела у моего любимого артиста? — улыбаясь, спросила Джильда Уорда.
— Отлично, просто отлично. — Он довольно кивнул.
На следующий день Уорд несколько потускнел, так как газеты снова облили его грязью из-за костюма, в котором он появился на званом вечере.
«Скандал! Шеридан Уорд успел нагрубить всем, кто к нему хорошо отнесся!»
По телефону мужчина пожаловался Джильде на новую напасть.
— Никто не критикует хозяйку вечера, которая, взобравшись на стеклянный столик, два часа терзала слух гостей своим фальшивым пением, — возмущался Шеридан.
— Ты просто интереснее, чем прочие вместе взятые. — Этими словами Джильда успокоила его надежнее, чем двойная доза транквилизатора. К тому же, такое успокоение не настолько вредно для здоровья. Слово полезнее таблеток.
Съемки начались в Нью-Йорке — на Вашингтон-сквер, в Гарлеме, Гринвич-Вилледже, на Кони-Айленде и в Центральном парке. Им предшествовал обед, на который созвали всевозможных акул пера, вольготно расположившихся за уставленными горячими и холодными блюдами столами.
Никто, однако, не спешил приниматься за еду. Все ждали прихода звезды — исполнителя главной роли. Шеридан задерживался, как было договорено заранее. Для звезды нет ничего гибельнее, чем появиться вовремя.
— …без сомнения, такие поп-звезды, как Принс и Мадонна, имеют неисчерпаемый талант, но концерты на стадионах… Этого я понять не в состоянии. — Режиссер Дональд Глэдстоун — мужчина с ежиком жестких волос, лет пятидесяти — обвел взглядом присутствующих. — Музыка оглушает, на сцене творится настоящая оргия световых эффектов, поклонники превращаются в истеричную толпу, грохот инструментов вызывает головную боль.
Джильда с отсутствующим видом кивнула и посмотрела на часы. Оставалось десять минут до запланированного появления Шеридана. Он должен был очень пунктуально опоздать…
— Но хуже того — кинофестивали. Это самое безвкусное, что можно себе представить. — Дональд Глэдстоун допил стакан и подозвал официантку. — Все крутится вокруг денег. Критики разносят в клочья лучшие фильмы и талантливейших исполнителей, любопытные зеваки совершенно бестактно таращат глаза на артистов и режиссеров, а фотографы и журналисты ведут себя гнусно и вульгарно. — Он в третий раз поднял руку, пытаясь подозвать официантку, но крошка не обращала на него ни малейшего внимания. — Эту официантку стоило бы просто расстрелять — маленькая, незаметная, да к тому же и ленивая. Слишком много для такого тщедушного тельца!
Джильда улыбнулась.
— Берегитесь! Это не официантка, а Таня, наша машинистка из сценарного отдела!
— Неужели они не могли найти себе мордашку посимпатичнее? — Дональд скривился, словно в рот ему попал добрый кусок жгучего перца.
— Если верить даже малой толике сплетен вокруг ее имени, то Таня спит с самыми привлекательными мужчинами, которых только можно себе вообразить!
Прежде чем ошарашенный Дональд успел ответить, Джильда исчезла в толпе журналистов и, поприветствовав тех из них, кого знала лично, подошла к Фреду Альканту. Этот репортер успел изрядно опустошить бар и теперь на расстоянии благоухал виски. Несмотря на это, Джильда дружески ему улыбнулась. Нельзя злить прессу, не важно, как и чем от нее пахнет!
— Между прочим, я пишу пьесу… — Альканта наклонился к Джильде. Его густое дыхание можно было смело закусывать. Она поняла, что еще пара вдохов, и она попросту опьянеет. — Это трехактная пьеса, в которой должны быть заняты три актрисы. Я мечтаю о Барбаре Стрейзанд, Элизабет Тейлор и Софи Лорен. Но мечты так редко претворяются в жизнь.
— Ну не скажите, Фред! Шеридан Уорд — настоящая мечта для роли Винсента. — Джильда аккуратно освободилась из объятий Альканты и проскользнула между столами на безопасное расстояние.
— Я должна сидеть рядом с Алькантой. — Толстая журналистка с негодованием смотрела на карточку с номером столика, где ей предстояло сидеть. — Этот тип ест, как свинья!
— Да он и выглядит как настоящая свинья! — заметила на это ее коллега, яркая брюнетка.
Но вот явился ОН. Сошел с небес. Явилась ЗВЕЗДА!
Шеридан, излучая свою тысячеваттную улыбку, раскланивался во все стороны. В считанные секунды его осадили журналистки, стремясь сразу взять интервью. Глаза репортерш — независимо от того, хорошо или плохо они видели? — оказались прикованными к Шеридану и при этом лихорадочно блестели. Ну разве мог он не насладиться таким поворотом дела?
Однако за всяким наслаждением непременно и очень скоро следуют раскаяние и отрезвление. В толпу ворвалась разъяренная Джильда и, схватив Шеридана за руку, вытащила его из круга восторженных журналисток.
— Однако… — Шеридан с деланным возмущением пытался освободиться из мертвой хватки Джильды. Ну и силища у этой бабы! Какова!
— А ну, марш в тот угол! — Сильным ударом Джильда направила Шеридана туда, где толпились журналисты-мужчины.
Ему было очень приятно сознавать, что Джильда буйствует под влиянием чистой ревности, а она с сожалением поняла, что обещание ограничить отношения с Шериданом чисто профессиональными рамками было легче дать, чем выполнить. Как только этому несносному мерзавцу удается излучать каждой клеткой неотразимую сексуальность?
Взбешенная Джильда резко повернулась и налетела на внушительный бюст женщины в очках с толстыми линзами. Блокнот и карандаш изобличали в даме журналистку.
— Тише, детка, тише! — Дама в очках остановила Джильду. — Вы идете в правильном направлении — столы накрыты там, хотя лично я, прежде чем отправиться на званый обед, иду в ресторан, потому что каждый раз, когда я прихожу, оказывается, что есть нечего. Либо бастует персонал, либо плита испускает дух, либо мать хозяйки вечера, выпив аперитив, падает замертво с кресла. — Она окинула орлиным взором холодные и горячие закуски. — Либо столы обрушиваются под тяжестью блюд, что сейчас и произойдет.
Джильда посмотрела на качающиеся и трещащие под напором множества людей столы, на звенящую посуду и ужаснулась. Как бы все это не стало дурным предзнаменованием.
Так оно и случилось. Последующие дни принесли одни неприятности, и это еще мягко сказано. Во время съемок в Риверсайде половина квартиры, где работала группа, взлетела на воздух.
Отношения между Джильдой и Шериданом — взрывоопасная смесь любовного напряжения и неприязни — приняли угрожающую форму. Вот-вот между ними должно было произойти короткое замыкание. И искры наконец посыпались…
Словно испытывая Джильду на прочность, Шеридан как-то появился на работе с толпой поклонниц. Где он только их набрал? Они трепетали от одного его вида и повсюду за ним таскались.
Битых десять секунд Джильда смотрела на этот спектакль обожания, хихиканья и ужимок, прежде чем разразиться едким и, самое главное, громким замечанием.
— Он действительно принимает гусынь за лебедей!
Шеридан среагировал мгновенно.
— Гусыни все же лучше бешеных индюшек!
Такая реплика мало способствовала примирению. Когда актер, засыпанный охапками цветов, уезжал на съемки из Нью-Йорка, Джильда отпустила беспощадное замечание:
— Какое счастье для Нью-Йорка, что Уорд покидает город!
В Гаване, где проходили следующие съемки, все обстояло по-другому. Город, атмосфера, люди, климат — все было иным, что накладывало на людей особый отпечаток. Изменились и отношения Джильды с Шериданом.
Джильда поймала себя на мысли, что она вместе с ним потешается над тщетной попыткой сделать статиста из застенчивого шестнадцатилетнего паренька. Мальчишке следовало всего-навсего перейти улицу. Однако, переходя ее, он поминутно оглядывался на съемочную площадку, где актеры и вспомогательный персонал творили такое кино, что покраснел бы и двадцатилетний.
— Ты бы записала имя и адрес мальчишки, пригодится для съемок следующего эротического фильма, — подтрунивал над Джильдой Шеридан.
— На роль мальчика я возьму тебя. — Она смеялась еще несколько секунд, а потом поперхнулась смехом, оборвав слишком вольную беседу. В конце концов, они же собирались ограничить свои отношения чисто профессиональными рамками.
Темп работы тоже разительно отличался от нью-йоркского. Если там царила лихорадочная беготня, то здесь все делалось расслабленно и не спеша, с отпечатком местной лени.
— Один только Дональд так до сих пор и не заметил, что мы на Карибском побережье. — Джильда метнула взгляд на режиссера, привычно неистовствовавшего на съемочной площадке. — Может быть, кому-нибудь стоит ненавязчиво напомнить ему, где мы находимся.
— Почему бы тебе не взять на себя эту благородную задачу? — Шеридан импульсивно положил руку ей на плечо и слегка притянул к себе. — Я не знаю никого, кроме тебя, кто обладал бы таким даром убеждения. Ты смогла бы уговорить любого человека, что прыжок без парашюта с Крайслер-билдинг благотворно отразится на его здоровье… Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Девушка слегка прижалась к нему и посмотрела Уорду в глаза.
— Я запомню твою идею насчет Крайслер-билдинг и воспользуюсь, если ты начнешь неправильно себя вести.
Шеридан рассмеялся в ответ, но смех этот тоже длился недолго. Он понял, что их совместное подтрунивание над режиссером и друг над другом не вмещается в рамки чисто профессиональных отношений, и так решительно отпрянул от Джильды, словно ее руки обожгли ему плечи. В мгновение ока актер оказался на съемочной площадке с револьвером в руке. Снималась сцена, в которой он должен был швырнуть оружие в окно.
Джильда прошла за кулисы. Ее слегка знобило после шутливых объятий с Шериданом. Вдруг она увидела, что за кулисы летит револьвер, она поймала его на лету и швырнула обратно. На площадке возникло впечатление, что некая сверхъестественная сила вернула оружие. Раздался гулкий звук, когда револьвер стукнул Шеридана по затылку. Все рассмеялись, один только Уорд сохранил полную серьезность.
— Надо удалить с площадки всех посторонних, — мрачно произнес он, потирая ушибленный затылок.
Джильда, смеясь, просунула голову в бутафорское окно.
— Господи, так он еще и начисто лишен юмора, бедняга!
Она нисколько не удивилась, что при этих словах Шеридан буквально взвился на дыбы от злости. Более того, это укрепило ее в желании возобновить с ним роман.
Гнев Шеридана быстро угас, стоило ему только покинуть студию, и он начал раздумывать, не начать ли ему с Джильдой все сначала. Но как это было трудно! В таком состоянии духа находился актер, когда сотоварищи пригласили его поздним вечером устроить на пляже небольшой пикник с выпивкой.
— Боже, ну и видок у тебя! — На следующее утро Шеридан, вопреки своим стараниям, все же попался на глаза Джильде и получил свою порцию. — Ты же выпил столько, что этим можно было заполнить океан!
— Я старался. Думаю, что рыбы поблагодарят мня за шампань-поммери… Я лил его в океан галлонами!
— Французское шампанское в Гаване? — Брови Джильды взлетели вверх. — Да здравствует вечный коммунизм!
Последние сцены фильма снимались несколько недель спустя на Бермудах. Джильда и Шеридан ходили друг около друга, как кошки вокруг горячего мяса. Обоим было ясно, что если сейчас они не сблизятся вновь, то их пути могут навсегда разойтись.
— Джильда. — В горле Шеридана застрял ком, когда он, стоя на пороге ее гостиничного номера, увидел, что на кровати лежит раскрытый чемодан, который Джильда как раз паковала. — Я… я…
Боже мой, ну почему он всего-навсего актер, а не сценарист, который всегда, в любой ситуации, находит нужные, самые подходящие слова?
Вид беспомощно заикающегося Шеридана помог Джильде собрать в кулак все ее мужество.
— Если ты хочешь… Если тебе… — Господи, если он сейчас скажет «нет», то все будет кончено раз и навсегда. — На Ямайке… Ну, в общем, в Кингстоне у меня есть домик! Если хочешь, мы можем полететь туда вместе и провести там отпуск… и…
— Да!
Совершенно обессиленная, Джильда уставилась на Шеридана. Она не ослышалась? Он действительно сказал «да»?! Неужели все так просто и гладко?
Шеридан поспешно кивнул и расплылся в широчайшей улыбке.
— Да! Да! Это было бы чудесно, сказочно, грандиозно!
Он не помнил случая, когда бы столь поспешно отвечал: «да»!
— Отпуск и… — На его губах заиграла торжествующая улыбка, на щеках обозначились ямочки. — Что ты имеешь в виду, говоря «и…»?
Защищаясь, Джильда вскинула вверх руки.
— О нет, Шеридан, прекрати. Это «и» мы оставим до Ямайки!
Он умоляюще посмотрел на нее.
— Я не могу так долго ждать, а ты не можешь быть такой жестокой!
Она подошла к нему и, прежде чем выставить в коридор, запечатлела на его губах крепкий, но быстрый поцелуй.
— Я не жестока, просто, если мы хотим попасть на Ямайку сегодня, нам надо через несколько часов быть в аэропорту. Следующий самолет только через три дня!
Шеридан бросился к себе в номер и мгновенно уложил вещи. По дороге в аэропорт он все время держал руку Джильды, которая была необыкновенно горяча и не только от жары. Ей так не хотелось выпускать из своей ладони руку любимого. Короткий полет на небольшом самолетике до Ямайки и поездка к маленькому домику Джильды превратились для обоих в настоящее испытание.
Шеридан склонился к Джильде, когда они вышли из старенького такси на пустынной улочке.
— Какое это было приятное покачивание — туда-сюда…
Она нежно прикрыла его рот ладонью, глядя на возлюбленного голодными глазами. Было такое впечатление, что они по три года провели на необитаемом острове в полном одиночестве.
Дом был действительно небольшим и стоял в тени деревьев на самом берегу океана. Джильда, открыв дверь, ринулась в гостиную к широкой кровати. Все дальнейшее происходило как в тумане. Они не понимали, кто кого раздевает и кто быстрее стремится попасть в постель. Она слышала, как Шеридан стонал от едва сдерживаемой страсти, как он, словно в горячке, произносил ее имя, как мир потонул в неистовых ласках, как померк свет и как потом, после неизъяснимого наслаждения, она вновь очнулась в его объятиях.
Смеясь, Джильда откинула со лба его волосы, открыв его мокрое, разгоряченное лицо. Глядя ей в глаза, Шеридан непрестанно целовал любимую.
— Я люблю тебя, — тихо повторял он. — Ты знаешь об этом?
— Именно поэтому я и позвала тебя с собой, неужели ты не догадался? — прошептала она нежно, хотя была несколько уязвлена.
— Ты могла пригласить меня просто потому, что тебе нравится мое красивое тело. — Шеридан укусил ее за ушко.
— Это тоже было… и есть, — поправилась она. — Но я люблю тебя.
Он вскочил, порылся в своей дорожной сумке и извлек оттуда маленькую коробочку.
— Это для тебя… я купил в аэропорту.
— Как приложение к хорошему сексу? — вызывающе усмехнулась Джильда, открыла коробочку и обнаружила там необычайно дорогие духи — «Легенду Эсти».
— Ой, это мои любимые духи… любимые духи от любимого человека!
Шеридан положил ладонь на теплый живот Джильды.
— Я хорошо отделался… Мне как кинозвезде сделали скидку!
Они провели на Ямайке две самые чудесные в их жизни недели. Они любили друг друга в постели, на пляже; устраивали вечерние вылазки на берег с вином и сыром, плавали по ночам в океане, днем кормили чаек, а ночами — рыб. Словом, это была нежнейшая двухнедельная фиеста!
— Мне так нравится отдыхать с тобой! — Обнаженная Джильда скользнула в гамак к такому же обнаженному Шеридану.
— А я люблю тебя, — радостно ответил он.
— В самом деле? А что для тебя любовь?
Он в раздумье потер лоб.
— Любовь — это… Ну это — любовь!
— Ага…
— Ну конечно, существуют разные виды любви… — Шеридан крепко прижал к себе Джильду. — Но как бы ни понимали любовь, есть только одна возможность сделать ее настоящей — это взять на себя ответственность за то, чтобы любимому стало легче. А если это обоюдно — то оба любящих обретают счастье.
— Это ты очень хорошо сказал. — Джильда поцеловала Шеридана в плечо. — Это значит, что я для тебя идеальная возлюбленная.
— Как так?
— Я взвалила на себя неимоверную тяжесть — вот уже сколько дней для тебя готовлю…
Шеридан недоуменно уставился на Джильду.
— Готовишь?
Джильда сокрушенно посмотрела в синее небо.
— Конечно, с большой натяжкой можно это назвать приготовлением пищи… Я не совсем понимаю сама, что творю, но получается нечто совершенно жуткое. С одной стороны, вроде похоже на еду, но, с другой… У меня даже клецки больше похожи на теннисные мячи.
— Несмотря ни на что, я тебя люблю… А за несколько лет так привыкну к твоей еде, что для меня стейк в лучшем ресторане покажется страшной отравой, я не смогу его съесть…
— Это еще почему? — Джильда удивленно воззрилась на Шеридана.
— Из любви к тебе мой желудок выбросит его наружу.
— Значит, для меня ты — идеальный муж! — Опершись об него, Джильда заглянула в глаза любимому. — Хотел бы ты, Шеридан Уорд, стать моим мужем?
— Это официальное предложение?
— А почему бы и нет?
— В таком случае я его принимаю. — Шеридан глубоко вздохнул.
Решив подкрепить эти матримониальные планы, он несколько дней спустя подарил Джильде маленького живого крокодильчика как залог будущего семейного счастья.
Джильда от всей души поблагодарила Шеридана, но решила все же выпустить нового жильца на волю — от греха подальше.
Однако аллигатор не желал свободы, а спокойно лежал, как бревно, на террасе, не думая никуда двигаться.
— Ну иди же, иди. — Джильда подтолкнула крокодильчика руками. — Кыш, кыш…
Животное не сдвинулось с места.
— Боже милостивый! — Джильда подняла глаза к небу. — Что надо говорить аллигатору, чтобы он ушел?
Шеридан, качая головой, смотрел на залитую солнцем пустынную площадь и еще раз попробовал открыть запертую дверь мэрии.
— Ты знаешь, что мы сильно рискуем, решившись пожениться в маленьком городишке? — Он еще раз подергал дверь. — Что мы будем делать, если в этом забытом Богом гнезде, нам не удастся найти двух свидетелей?
— Перестань дурачиться. — Джильда, смеясь, схватила его за руку. — Мировой судья обещал, что после обеденного перерыва он приведет с собой двух свидетелей. Ты что, предпочитаешь, чтобы мы поженились в Лос-Анджелесе, чтобы репортеры обломали перья о нашу свадьбу? И это перед премьерой фильма?
— Если рассуждать профессионально, то я берусь собрать столько прессы, сколько ты захочешь. Но наша личная жизнь — табу!
Джильда прикрыла глаза и вспомнила безмятежное время на Ямайке. Как хорошо им было весь этот месяц.
— А что поделывает сейчас наш аллигатор?
— Лежит на солнышке и кушает туристов. — Шеридан снова забарабанил в дверь. — Это напоминает мне эпизод из «Полуденного солнца».
— Но я не чувствую себя Грейс Келли, да и вообще, здесь не попавший под власть бандитов городок на Западном побережье. Просто мы очень далеко от Лос-Анджелеса. И если ты сейчас же не прекратишь брюзжать…
Джильда не успела продолжить, потому что в этот момент появился мировой судья, возвратившийся с обеденного перерыва в сопровождении двух обещанных свидетелей, в присутствии которых он через десять минут объявил Джильду и Шеридана мужем и женой.
— У меня есть для вас свадебный подарок, моя госпожа. — Шеридан церемонно преподнес Джильде шкатулку с букетиком фиалок, выполненных из золота и полудрагоценных камней.
— А это тебе, мой дорогой муж. — Тронутая его подарком, она вручила ему свой.
Высоко подняв брови, Шеридан уставился на механическую птичку, посаженную в изящную золотую клетку.
— Это символическое изображение моей судьбы?
— Да! — Глаза Джильды сузились и не только от жары и солнца, которое заливало площадь перед мэрией, нагоняя сон. — Есть только одна разница — не жди, что я буду покрывать тебя позолотой, как эту бедную птичку.
Шеридан вежливо, как подобает воспитанному кавалеру, пропустил Джильду вперед, входя в гостиничный номер, где прямо сейчас, в полдень, должна была наступить их первая брачная ночь.
— Дорогая моя, ты все такая же очаровательная, как в тот день, когда я в тебя влюбился…
Неделю спустя к их личному счастью присоединилось и счастье профессиональное. На премьеру фильма Шеридана, ставшую событием, ломилась пресса и поклонники кино, чтобы вкусить блеск праздника и посмотреть на звезд. На черном рынке цена билетов на это действо перевалила за двести долларов, так хорошо постарались перед премьерой критики.
— Слава — это очень тонкая штука и очень коварная. — Шеридан скользнул взглядом по рядам зрителей. — Из всех столиц мира сыплются приглашения… Раскрываешь наугад любой журнал или газету и находишь там свое имя… Там напечатано, что ты сделал или сказал… или что ты должен был сказать или сделать… О тебе сплетничают… хочешь ты или нет, но тебя фотографируют и критикуют… Ни одно твое высказывание не остается незамеченным, его разносят, повторяют, искажают и, наконец, печатают. При этом сама мысль давно потеряна. Молва передается из уст в уста. Слухи достигают ураганной силы, ты купаешься в ненависти и любви. Тебя узнают на каждом перекрестке. С бухгалтерской дотошностью регистрируют, какие блюда ты любишь и каких девушек предпочитаешь. На тебя рисуют карикатуры. Наступает момент, когда ты взрываешься. — Уорд сделал небольшую паузу и влюбленными глазами посмотрел на Джильду. — И если судьба окажется к тебе благосклонной, ты покидаешь съемки сериала, который принес тебе бешеный успех, получаешь истинно хорошую роль и обретаешь настоящую любовь.
Раздался гром аплодисментов, когда Шеридан вывел на сцену Джильду и нежно поцеловал ее на глазах у присутствующих. Этим он сказал все, что не смог облечь в слова.
— Нервничаешь? — Джильда нежно сжала его руку.
— Нет, — солгал он, но настолько убежденно, что и сам почти поверил в свою ложь.
— Но ты должен, просто обязан нервничать, Шеридан. — Режиссер Дональд Глэдстоун склонился над актером. Шла церемония вручения «Оскаров». — Актер, представленный на «Оскара» за лучшее исполнение мужской роли, просто не может не нервничать.
Шеридан усмехнулся.
— У меня был бы повод понервничать, если бы меня выдвинули на «Оскара» за лучшее исполнение женской роли. А так… нет причин нервничать и переживать.
— Я знаю, — согласился с ним оператор Соренсен, сидевший в том же ряду. — Внешне человек спокоен, но никто не знает, что творится у него внутри. Он как холодный пудинг на раскаленной плите!
Шеридан прислушался к себе и вскочил с насиженного места, открыв в себе пудинг, положенный на раскаленную плиту.
— Я просто не верю, что получу «Оскара». У меня просто нет шансов. Уж слишком велика конкуренция.
Джильда, улыбнувшись, снова сжала его руку. Она не только знала, что Уорд совершенно искренен, но ощущала, что он действительно чувствует себя как на раскаленной сковороде. Но она знала и кое-что еще…
— Вчера этот вечер по случаю дня рождения сенатора Галлена. — Режиссер Глэдстоун старался успокоить себя пустой болтовней перед объявлением лауреатов «Оскара» в номинации «Лучший исполнитель мужской роли». — Прекрасный вечер! Сливки высшего общества, дом залит светом, розовые шторы, музыка… Вот только все портила полная луна — было не очень темное небо. Надо было, конечно, лучше подобрать время!
— Вполне возможно, — усмехнулся Уорд. Как раз в это время ведущий объявил имена соискателей «Оскара». — Но зато сенатор только недавно сделал себе пластическую операцию — убрал двойной подбородок, подтянул веки. В свои пятьдесят шесть он выглядит прямо-таки как десятилетний мальчуган, правда, несколько старообразный… — Актер с улыбкой раскланялся в благодарность за аплодисменты, прозвучавшие, когда произнесли его имя.
— Победителем стал… — возвысил голос ведущий на сцене.
Джильда склонилась к плечу Шеридана.
— Я жду ребенка… Между прочим, его отец — ты…
Шеридан так резко повернулся к жене, что чуть не упал с кресла. Рот его приоткрылся, но, несмотря на эту сногсшибательную новость, он все-таки услышал, что «Оскара» получил не он, а другой актер.
— Как это здорово! Чудесно! Бесподобно! — почти благоговейно шептал Шеридан.
— Нет, нет, мой мальчик. — Глэдстоун сочувственно взял его за плечо. — Ты не получил «Оскара» за лучшее исполнение мужской роли.
Джильда поцеловала Шеридана.
— Но зато он лучший на свете муж. И кроме того, скоро станет лучшим на свете отцом!
— За это я выпью! — Шеридан с воодушевлением поднял свой бокал с шампанским. По лучшим традициям Голливуда, он извлек шампанское на виду у операторов телевидения из-под своего кресла. Одновременно отнял у Джильды ее бокал. — А вот ты пить не будешь, будущая мать! Самое большее, на что можешь рассчитывать, — пригубить из моего бокала…
— Только не строй из себя слабоумного, папочка, и не забывай, за кем тут последнее слово. — Она забрала свой бокал и сказала: — За нас и за то, чтобы наши дети покорили Голливуд!
Пока Джильда произносила свой тост, Шеридан наклонился и наполнил еще два бокала из бутылки «Дом Периньон», спрятанной под креслом. Извинившись, он вышел в умывальную. Там Уорд обнаружил двух своих соперников, также оставшихся без премии. Один из них, полный отчаяния, бился головой о кафельную стенку, а второй выл, глядя на свое отражение в зеркале над раковиной.
Ночь голливудских страстей по «Оскару»!
Шеридан, напротив, смотрел на все со смехом. Он ободряюще улыбнулся обоим страдальцам. Зачем нужен ему «ОСКАР», если у него есть ДЖИЛЬДА?!