Уолл-стрит, Манхэттен

Питер Смит насторожился, получив письмо от Бориса Пожарнова с распоряжением перевести средства с маржинального счета Британской торговой компании в Банке Манхэттена на ее расчетный счет в Банке Каймановых островов. Дело было не в том, что письмо было адресовано Эрнсту Джонстону. Иногда компании слишком уж медленно обновляют в своих базах данных сведения о кадровых изменениях. Смутило Смита не то, что на конверте, отправленном из Лондона, была наклеена почтовая марка вместо обычного франкированного штампа, и даже не то, что в подписи Пожарнова отсутствовал непременный завиток над буквой «в».

Смит не обратил внимания на все эти детали. Он полностью сосредоточился на том обстоятельстве, что в данном случае речь шла о необычайно большой сумме, а распоряжение пришло без предварительного уведомления, хотя подобный перевод и не представлял собой что-то из ряда вон выходящее. Смиту также было известно, что банк выплачивал эти деньги в качестве компенсации убытков, понесенных в результате действий Джона Филлипса, и что Эрнста Джонстона давшего санкцию на это, больше не было в живых. Поэтому он сначала хотел убедиться в том, что все делает правильно.

Питер проверил всю имеющуюся информацию и отправился к своему начальнику. Том Эдвардс смотрел в окно. Невозможно было сказать точно, чем именно он любовался — открывающимся видом или собственным отражением в стекле, хотя Смит сделал бы ставку на второе. Юридические согласования Эдвардса нисколько не интересовали. Больше того, он находил эту работу скучной. Однако его отдел производных финансовых продуктов подвергся сокращению, как и предсказывал Джон Филлипс, поэтому Эдвардс рассматривал свое назначение главой отдела юридических согласований как отступление на запасную позицию.

Он занял место в кабинете Роберта Болдуина и вдруг обнаружил, что теперь у него много свободного времени. Можно полистать каталоги загородной недвижимости и товаров для дома. Ему не хватало быстрого ритма финансового рынка, но он вынужден был смириться со своим новым положением.

— Питер, заходите, — улыбнулся Эдвардс.

Он не любил Питера Смита, а его добросовестность считал недостатком.

— Извините, сэр, что вынужден вас побеспокоить, — начал Смит, скрывая под вежливостью снисходительное отношение к начальнику.

Он прекрасно понимал, что у Эдвардса нет ни знаний, ни желания, чтобы заниматься этой работой. Играло свою роль и то, что у него была бы возможность занять место Болдуина, будь он помоложе хоть на несколько лет. Питер старался держаться от нового босса как можно дальше.

— К нам поступил запрос о переводе денег вот с этого маржинального счета в офшорный банк.

— Ну и что?

— Видите ли, это очень большая сумма.

Смит протянул начальнику письмо, которое Джон от имени Пожарнова написал на поддельном бланке Британской торговой компании.

Эдвардс лишь скользнул по нему взглядом.

— Сколько?

— Чуть больше тридцати пяти миллионов долларов. Наши внутренние документы все подтверждают. Они подписаны еще Робертом Болдуином.

— И это, по-вашему, большая сумма? — презрительно фыркнул Эдвардс. — Да мне приходилось за один день проворачивать больше.

«Пусть это и не совсем правда, но близко к ней», — мысленно добавил он.

— Да, сэр, но теперь вы ведь больше не занимаетесь акциями, не так ли? — ответил Смит, безуспешно стараясь сдержать язвительность.

От Эдвардса это не укрылось. Он нахмурился.

— Все детали авторизации соблюдены?

— Да, сэр, все данные о банковских счетах соответствуют тому, что имеется у нас в системе. Внешне все в полном порядке.

— Тогда я не вижу, в чем проблема.

— Да, сэр. Я просто хотел предложить вам связаться с БТК, чтобы получить подтверждение.

— Подтверждение чего? — раздраженно спросил Эдвардс.

— Подтверждение перевода.

— Как вы думаете, для чего нужно вот это письмо? Телефонный звонок ничего не значит по сравнению с письмом. Это должно быть вам известно, Питер.

Тут Эдвардс был прав.

— Да, сэр, не значит. Но речь идет о той самой компании, в чьих интересах действовал на финансовом рынке Джон Филлипс, когда его уволили.

— Мне это хорошо известно, — ответил Эдвардс и вспомнил о том, что его нос еще не полностью зажил после удара Джона. — Вот еще одна причина поскорее перевести деньги.

— Но…

— Послушайте, Питер, — перебил Эдвардс, — Джон Филлипс действовал непрофессионально, и по его вине банк понес большие убытки. Так что нам лучше дистанцироваться от всего, что было связано с ним. Вам следует знать, что позиция совета директоров по этому вопросу кристально ясна. Верните БТК ее деньги, и все останется в прошлом. Не тяните время, переводите деньги и закрывайте счет.

— Слушаюсь, сэр.

Позиция банка была ясна, и все же Смит считал своим долгом документально ее зафиксировать. Он протянул начальнику лист бумаги.

— Сэр, мне хотелось бы, чтобы вы подписали это распоряжение.

Эдвардс уже отвинчивал колпачок ручки с золотым пером.

— Давайте сюда.

Ист-Энд, Лондон

Джон стоял у деревянной стойки бара «Уолтмастоу», расположенного в самом сердце лондонского Ист-Энда. Его окружали мужчины в дорогих костюмах, дополненных броскими аксессуарами, говорящими о высоком положении в обществе. Он знал этих людей с восьмидесятых, когда все они пришли работать на Лондонскую фондовую биржу. Старомодная система открытых покупок и продаж акций, о которых сообщалось во весь голос, ушла навсегда. В жестокой, бескомпромиссной среде тогда выживали только самые приспособленные. Молодые девушки в те времена служили объектом постоянных скабрезных шуток, а то и кое-чего похуже, над людьми с другим цветом кожи издевались, дурные привычки выставлялись напоказ, даже приветствовались.

С тех пор, конечно же, многое изменилось. Прежнее замкнутое сообщество, своеобразный клуб для избранных, существовавший в лондонском Сити на протяжении столетий, не устоял перед растущим влиянием иностранных финансовых учреждений. Треднидл-стрит продолжала хранить строгие традиции, однако многие банки, расположенные на ней, теперь выполняли команды, полученные из Франкфурта, Цюриха или Нью-Йорка. Из операционных залов рынок переместился в кабинеты. Сделки теперь совершались на компьютерных мониторах.

Но маклеры, получившие первый опыт в лондонском Сити, по-прежнему разительно отличались от своих собратьев, начинавших работу, скажем, на нью-йоркской бирже. Эти люди служили тому ярким примером. Джон чувствовал, что ему очень не хватает старого друга Делбоя, который стал бы душой этой вечеринки, если бы находился в Лондоне.

Собравшиеся вдоволь наговорились о футболе и гончих и переключили внимание на старого друга.

— Итак, Вал, я слышал, что ты у себя на Уолл-стрит налетел на крупные неприятности стоимостью свыше ста миллионов долларов, — начал один из них и махнул рукой, чтобы продемонстрировать швейцарские часы, инкрустированные бриллиантами, и массивный золотой перстень.

Эти люди, как и Делбой, неизменно называли Джона Валлаби. Таково было его старое прозвище.

— Ты показал себя настоящим игроком. Черт побери, сотня миллионов делает тебя маленькой легендой. Тебе придется подождать несколько месяцев, пока не уляжется пыль, но потом ты сможешь сам выписать себе билет в любое место.

Другой мужчина в ярко-желтом шелковом галстуке кивнул.

— Точно можно сказать одно. Для того чтобы потерять такие деньги на одной позиции, нужен настоящий характер. В наши дни такой найти непросто. Сейчас все эти молодые маклеры тратят полдня, решая, какой сэндвич заказать на обед. Нет, Вал, можешь не переживать, ты будешь в наилучшей форме.

Джон улыбнулся. Он ценил поддержку друзей, но не верил в нее.

— Так выпьем же за это! Но думаю, вы знаете, что пресса хорошо поработала надо мной. От моей былой репутации мало что осталось.

— Не умничай, Вал, — сказал один из мужчин помоложе, чья дань хорошему вкусу заключалась в массивном аляповатом золотом браслете рядом с элегантным «Ролексом» в серебряном корпусе. — Ты что же, решил, что у тебя монополия на пьянство и наркотики? Ты давно в последний раз бывал на рынках фьючерсов? Да там этой «пудры» больше, чем в косметичке у Майкла Джексона.

Все дружно рассмеялись.

— Нет, Валлаби, — продолжал мужчина с серебряным «Ролексом». — Когда ты захочешь найти новую работу, тебе достаточно будет лишь исполнить песенку о чудесах реабилитационного курса, с помощью которого ты снова поднялся на ноги. Никого не будет интересовать, так ли это было на самом деле. Может быть, ты даже сможешь представить все как толчок, осенивший тебя вдохновением. Мы-то, конечно, понимаем, что это чушь собачья, но американцы обожают подобный бред. Ты сам знаешь, что я прав.

— Да, — согласился мужчина в ярко-желтом галстуке. — Если ты вздумаешь вернуться на рынок здесь, то дай мне знать. Нам нужны маклеры, которые умеют обращаться с приличной позицией. Вот видишь, ты даже еще не начал искать себе место, а предложения уже сыплются со всех сторон.

Джон рассмеялся.

— Единственное решение, которое я собираюсь принять в обозримом будущем, это то, на какого песика мне ставить в следующей гонке.

— Совершенно верно, это решение предстоит принять всем нам. Кстати, в предстоящей гонке не ставь на песика под номером четыре. Мой букмекер предупредил, что ему только что скормили три банки «Чаппи», чтобы он бежал не так резво. Если ты присмотришься повнимательнее, то увидишь, что это уже сказывается на ставках. До встречи, Вал.

Дружески кивая, похлопывая друг друга по спине, пожимая руки, приятели плотной стаей направились к окошкам делать ставки.

Пенни наблюдала за происходящим, устроившись неподалеку, в неприметном месте. Когда Джон остался один, она как ни в чем не бывало приблизилась к нему, словно только что появилась здесь, и вместо приветствия поцеловала в щеку. От нее не укрылось, как Джон окинул ее оценивающим взглядом. Женщина пришла к выводу, что не разочаровала его.

— Привет, Джонни, — сказала Пенни. — Ты, как всегда, красив. Как у тебя дела?

— Да пока никак, — ответил Джон. — Наслаждаюсь временным бездельем. Это один из немногих положительных моментов того, что меня выставили за дверь.

Пенни улыбнулась.

— Если в Штатах пресса вываляла тебя в грязи, то здесь это, похоже, воспринимается чуть ли не как карьерный скачок, да?

— Здесь — может быть, но только не в Америке. Все переменилось. В этом храбром новом мире, наступившем после событий одиннадцатого сентября, американцы все более нетерпимы к плохому поведению.

— Я полагала, ты задержишься в Нью-Йорке хотя бы затем, чтобы защититься от всех этих надуманных обвинений.

— А надо ли? — искренне удивился Джон. — Я считаю, что в данной ситуации мне стоит радоваться уже одному тому, что я смог выбраться из Нью-Йорка целым и невредимым.

— Может быть, ты и прав, — Пенни помолчала. — Я действительно очень расстроилась, услышав про твоего брата. Я помню, как близки вы с ним были.

— Спасибо, Пенни. Я очень признателен.

— Ты ездил домой на похороны? — спросила она.

Джон покачал головой.

— Похорон еще не было. Нам никак не удавалось получить разрешение отправить тело Дэвида домой, но теперь, похоже, все наконец уладилось. — Его голос наполнился скорбью.

— Извини.

— Все это только добавило страданий всей семье. Мы собираемся устроить похороны на следующей неделе, и я обязательно буду на них присутствовать.

Пенни чувствовала, что Джон хочет поскорее сменить болезненную тему смерти брата.

— Послушай, я еще никогда не была в Австралии. Если ты думаешь, что тебе может понадобиться поддержка старого друга…

Джон не дал ей договорить:

— Спасибо, это очень любезно, но я справлюсь.

Пенни мысленно выругала себя за излишнюю настойчивость.

— Ты расстался со своим банком без сожаления, без обиды?

— Банк тут был ни при чем, — ответил Джон. — Я пожадничал, и рынок поймал меня на этом. Все справедливо. Если хочешь знать, банк поступил так, как нужно.

— Просто все дело в том, что со стороны это не выглядит таким однозначно черно-белым.

— Чем старше мы становимся, тем меньше черно-белого видим в окружающем мире.

— Возможно. А что насчет этой странной цепочки несчастных случаев, последовавших за твоим увольнением? — спросила Пенни.

— Каких еще несчастных случаев?

— Ну как же! Погибли двое высокопоставленных сотрудников банка.

— Двое? — изобразил удивление Джон. — Я находился в Нью-Йорке, когда Роберт Болдуин погиб в автомобильной катастрофе. А кто второй?

— Ты не слышал об Эрнсте Джонстоне? — Пенни поймала себя на том, что не может в это поверить. — Он погиб совсем недавно, на собственной яхте.

— Вот как? Я его почти не знал. Как это произошло?

— Джонстон входил в совет директоров Банка Манхэттена, и ты его почти не знал?

— Мы встречались раза два или три. В банке работает очень много людей. Я был хорошо знаком только с несколькими сотрудниками, в основном с теми, кто работал в моем отделе. Так что с ним произошло?

Пенни удовлетворила его любопытство:

— Он сорвался с мачты, запутался в снастях и задохнулся.

— Фу, какая страшная смерть, — довольно вяло пробормотал Джон.

— А про Пожарнова ты тоже ничего не слышал?

— Про кого?

— Ну же, Джон, это тот самый человек, о котором ты меня спрашивал. Британская торговая компания, забыл?

— Ах да, теперь вспомнил.

Джон решил, что подобная забывчивость может показаться подозрительной этой проницательной особе.

— Ты по моей просьбе наводила о нем справки. И что с ним произошло? Ты говорила, что у него рыльце в пушку, так?

— В прошлые выходные он был убит случайным выстрелом на охоте в Стэнфорд-Холле.

Пенни надеялась увидеть у Джона на лице какую-либо реакцию, но ее ждало разочарование.

— Вот как!.. — Он опять спешил сменить тему.

— Так чем же именно был вызван твой интерес к Британской торговой компании?

— А, вот ты о чем, — нехотя ответил Джон. — Огромное тебе спасибо. Ты спасла одного моего друга от серьезных неприятностей. Он искал клиента и обратил внимание на БТК. Но та информация, которую ты предоставила, убила идею в зародыше. Я перед тобой в долгу.

— Этим ограничивалась твоя связь с Пожарновым и его компанией?

— Ты что, журналистка? — попытался отшутиться Джон. — Да, это так. А что, тут есть что-то еще?

— Нет, я просто подумала, что твой интерес к БТК мог иметь какое-то отношение к этим несчастным случаям, убыткам и твоему увольнению.

— Не хочу тебя разочаровывать, но если ты ищешь в этом сенсацию, то, похоже, дела у тебя обстоят неважно. Здесь ничего нет, — Джон постарался наглухо закрыть эту тему. — А теперь, Пенни, если допрос закончен, пойдем и попробуем поставить на победителя. Мы ужинаем вместе или ты внезапно решила снова дать мне от ворот поворот?

— Ты разбил мне сердце, много лет не давал о себе знать. Затем наконец появился, но только потому, что тебе была нужна от меня информация. Подобное обращение может остудить кого угодно.

— Я был молод и думал только о себе. С тех пор многое изменилось.

«Это уж точно», — подумала Пенни.

— Джон, ты никогда не изменишься, — сказала она вслух. — Ты самый настоящий скорпион, у тебя в жале всегда будет яд.

— Пенни, ты ошибаешься. Сейчас я нежный, безобидный котенок. Яда во мне уже давно нет.

— Что-то мне с трудом в это верится.

Пенни сказала правду.

За ужином оба нервничали, каждый по своим причинам, и потому выпили гораздо больше обычного. Они быстро остановились на ностальгических воспоминаниях и тщательно следили за тем, чтобы ни словом не упоминать про Викторию и про то, что было с ней связано. Пенни хотелось какой-нибудь хитростью заставить Джона забыть про осторожность. Он ублажал ее только ради того, чтобы разговор не возвращался к той неуютной теме. Филлипс надеялся, что болезненные воспоминания о Стэнфорд-Холле станут и впредь удерживать Пенни подальше от этого места. Будет очень некстати, если она обнаружит, что Джон находился там, когда был убит Пожарнов.

Ужин приближался к концу. Пенни отчаянно старалась придумать, как вытянуть что-либо из Джона до конца вечера, но в ее голову, затуманенную спиртным, так и не пришло ничего путного. Когда Филлипс предложил проводить ее до такси, она настояла на том, чтобы продолжить встречу у него в гостинице. Скрывая свое нежелание, Джон согласился.

Когда они поднялись к нему в номер люкс в «Лейнсборо», оба нетвердо держались на ногах. Джон отступил в сторону, пропуская Пенни вперед.

— Добро пожаловать в мое совсем не роскошное жилище. Пожалуйста, чувствуй себя как дома.

У него заплетался язык, а Пенни пьяно хихикала.

Она бросила сумочку на диван, повернулась к нему лицом и подбоченилась.

— Я хочу большего, Джонни.

— Что ты хочешь сказать? — изобразил недоумение Джон.

— Давай вспомним старые времена, — томно проворковала Пенни, приблизилась к нему и соблазнительно прикоснулась грудью. — Я не забыла, что ты был очень хорош в постели, и подумала, что в память о прошлом мы можем попробовать еще раз.

Она поймала себя на том, что с нетерпением ждет его согласия, причем причины этого теперь оказались уже совсем другими. Ей хотелось сравнить его с Фионой. Еще она надеялась, что затащит Джона в кровать, а потом сможет наконец полностью вычеркнуть его из своей жизни, чему, вероятно, уже способствовали ее отношения с Фионой. Полной уверенности в этом у нее пока не было, но Пенни была настроена расставить все по местам.

Джон мягко, но решительно отстранил ее от себя. Вечер приобретал совершенно неожиданный оборот.

— Ты думаешь, так будет разумно? Я не хочу, чтобы меня снова выставили негодяем.

— Нет, Джонни, на этот раз не будет никаких ожиданий. Просто великолепный способ завершить приятный вечер, только и всего.

«А почему бы и нет? — подумал он. — Если мы расстанемся друзьями, то мне вряд ли нужно будет опасаться новых неприятностей с ее стороны».

— В таком случае иди скорее сюда!

Они страстно поцеловались. Все мысли о Фионе вылетели у Пенни из головы. Она увлекла Джона на диван и начала расстегивать его брюки. Когда-то он доставлял ей такое наслаждение, какого после него не смог больше дать ни один мужчина.

Пенни укусила его за ухо и прошептала, когда он поморщился от боли:

— Я хочу, чтобы все было резко и быстро.

Джон послушно схватил ее за волосы и заставил запрокинуть голову. Пенни застонала от наслаждения, подставляя себя. Они упали на пол, какое-то время желая одного и того же.

Когда-то Пенни была просто безумно влюблена в Джона. Одна мысль о том, что он проникает в нее хотя бы пальцем, могла довести ее до оргазма. Сейчас она была приятно удивлена тем, что ее тело снова начинает откликаться ему. Однако времена изменились. Пассивная роль больше не устраивала Пенни.

— Оттрахай меня сзади, — потребовала она.

Джон тотчас же перекатил ее на живот. Она поднялась на четвереньки, он пристроился к ней сзади и погрузился внутрь. Джон принялся ласкать ей задний проход. Пенни не проявила признаков недовольства, и он засунул туда указательный палец, надеясь перейти к анальному сексу.

Однако, прежде чем он успел перейти к этому занятию, Пенни подала голос.

— Не тешь себя иллюзиями, — твердо произнесла она. — Меня это не интересует.

Ей хотелось переступить черту в отношениях с Джоном, проверить, обладает ли он над ней сексуальной властью, как раньше. Однако она поняла, что этого больше нет.

— Давай кончай сам.

Пенни получала удовольствие от происходящего, но ее голова снова заполнилась мыслями о Фионе. Она поняла, что Джон никогда не сможет доставить ей такое наслаждение, которое она испытала с этой женщиной. К тому же она устала, с перепоя у нее болела голова, ей хотелось домой. Эксперимент был закончен.

— Выдавай свою дозу в меня! — приказала Пенни.

После этого Джон думал уже только о том, как кончить самому. Он громко рычал и был похож на животное. Филлипс выплеснул страсть, после чего упал на подушку и шумно попытался отдышаться. У него перед глазами все кружилось. Пенни изобразила удовлетворение, однако практически сразу же поднялась с кровати и направилась в ванную.

Когда она оттуда вышла, Джон уже крепко спал.