Мельбурн, штат Виктория, Австралия

Рейс из лондонского аэропорта Хитроу до Мельбурна был хорошо знаком Джону. Двадцатидвухчасовой перелет давал ему время подумать над тем, что могло ожидать его на родине. Каждая поездка домой отличалась от всех предыдущих мириадами мелочей, а иногда и не только. Этот приезд обещал оказаться самым болезненным.

Короткой остановки в Сингапуре хватило только на то, чтобы принять долгожданный душ в зале для пассажиров первого класса и купить в подарок матери баснословно дорогую косметику в магазине беспошлинной торговли. Джон изо всех сил старался представить, как он будет снова жить в Австралии, в Мельбурне или на родительской ферме. Но едва самолет совершил посадку, он почувствовал себя чужаком. Дело было в мелочах. Дорога из аэропорта Таллмарин ни в чем не менялась уже много лет. По радио звучали резкие, непривычные акценты. Никуда не делась и всеобщая одержимость спортом вообще и регби в частности, говорящая об ограниченных интересах большинства соотечественников Джона. Он знал, что эта страна навсегда останется его домом, но, находясь здесь, больше не чувствовал себя ее частью.

Пока за окном такси проносились пригороды Мельбурна, Джон вспоминал город таким, каким видел его последний раз два года назад. Он думал о трамваях, громыхающих по улицам, о четырех временах года, каждое из которых обладало своим собственным очарованием, о людях, которые старели, но так по-настоящему и не менялись. Австралия — богатая страна. Ее население счастливо и довольно жизнью. Здесь нет никакой надобности в переменах. Но, к лучшему или к худшему, Джон привык жить в более динамичном окружении.

В настоящий момент новые возможности казались ему безграничными. Последние несколько дней, проведенные в разлуке с Викторией, еще больше убедили Джона в том, что его будущее связано с ней. Он рассчитывал на то, что именно мысли о воссоединении с ней, теперь уже навсегда, помогут ему пережить муки похорон Дэвида. Рядом с этим даже его деньги отступали на второй план.

Джон получил подтверждение, что чуть больше тридцати пяти миллионов долларов, свободных от налогов, поступили на счет Британской торговой компании в Банке Каймановых островов. Затем эти деньги были переведены на другой счет, как это и предписывалось подделанным письмом. Теперь они находились в полном распоряжении Джона, и проследить их было практически невозможно. Он мог поступать с ними так, как считал нужным. Его беспокоило только то, что это состояние досталось ему ценой крови, и от этого никуда нельзя было деться. Пока что Джон не собирался трогать свои деньги. Он полагал, что у него еще будет много времени, чтобы решить, как ими распорядиться.

После долгой двухчасовой дороги из аэропорта такси свернуло на пыльную проселочную дорогу, ведущую во владения родителей Джона. Скотоводческая ферма, раскинувшаяся на территории обширных Австралийских Альп на площади шесть тысяч акров, состояла из несколько живописных долин, ограниченных величественными скалами и хвойными лесами. На склонах гор в густых эвкалиптовых зарослях обитали коалы. Большой одноэтажный дом окружала широкая открытая веранда. Он был построен в конце девятнадцатого века и каким-то образом сочетал в себе функциональность и изящество. Таков уж был неповторимый стиль сельской Австралии.

Джон впитал все это одним взглядом, подхватил свои вещи, поднялся на крыльцо и пошел по веранде, слушая, как под ногами скрипят старые половицы. Он легонько постучал в дверь. Мать сидела на кухне. Она ждала приезда сына, но все равно вздрогнула, увидев его, потом встала и раскрыла объятия. Мать скользнула по щеке Джона поцелуем и крепко прижала его к груди, не желая выпускать. Джону было хорошо рядом с ней, поэтому он не отстранил мать от себя, как это нередко бывало раньше.

— Привет, — тихо промолвил он. — Вот я и здесь.

Мать подняла взгляд. Она была готова залиться слезами.

— Извини, Джон, просто…

Мать уткнулась лицом ему в грудь.

— Понимаю, — ласково произнес Джон. — Я все понимаю. Это такой страшный удар…

Наконец ей удалось совладать с собой. Она отступила назад, всмотрелась сыну в глаза, робко улыбнулась и смахнула волосы с его лица.

— А ты хорошо выглядишь с длинными волосами, Джон. Пожалуй, даже моложе, чем прежде. Я так рада, что ты вернулся домой.

— Я тоже очень рад, мама.

— Нам много о чем надо поговорить, но первым делом разыщи отца. Он работает во дворе.

Взяв Джона за руку, мать повела его за дом. Там они нашли отца Джона. Он разговаривал с работником.

Джон оставил мать и подошел к отцу один. В этот момент тот обернулся, и у него на лице появилась улыбка. Он быстро завершил разговор и направился к Джону.

Отец и сын тепло обнялись.

— Это что еще за прическа хиппи?

Эта шутка была в духе Филлипса-старшего, не любившего показывать свои чувства.

Джон улыбнулся, понимая, что вопрос отца не требует ответа.

— Здравствуй, папа! Ты выглядишь великолепно. Давно мы не виделись.

— Тут ты прав. Пойдем в дом, пусть твоя матушка поставит чайник и приготовит нам по чашке горячего чая.

Еще по дороге Джон решил, что ему нужно будет быть абсолютно откровенным. Все трое уселись за знакомый кухонный стол, мать разлила чай в большие чашки, которые Джон помнил с детства. Запинаясь, он рассказал про жестокое убийство брата. Джон тщательно подбирал слова и не упоминал о самых страшных подробностях. Он признался родителям, что Дэвид был убит по ошибке. Охота шла за ним, а не за братом. Однако подобное насилие и распущенность находились так далеко за границей мира его родителей, что те с трудом могли понять, как такое могло случиться с их сыновьями.

Джон объяснил, как он, сам того не зная, отмыл и потерял огромную сумму денег, принадлежавших русским гангстерам. Они решили с ним расправиться, а он не был откровенен с полицией, потому что опасался за свою жизнь и считал, что ему нужно сначала самому во всем разобраться. В заключение Джон заверил родителей в том, что теперь его жизнь вне опасности. Он сказал, что надеется оставить весь этот кошмар в прошлом, хотя сам и понимал, что это невозможно. Джон снова и снова повторял, что он сожалеет о том, что Дэвид стал невинной жертвой той заварушки, в которую впутался он сам. Каждый раз родители успокаивали его, говоря, что он ни в чем не виноват.

Отец был расстроен услышанным. Похоже, он хотел перевести разговор на какую-нибудь менее болезненную тему.

Мать это почувствовала, подыграла ему, и вскоре отец говорил уже о других, более приземленных вещах:

— Конечно, хорошо, что ты позволяешь себе немного отдохнуть, но человек не может слишком долго бездельничать. У тебя уже есть какие-нибудь планы?

— Пока что ничего определенного. На самом деле у меня не было настоящего отпуска вот уже лет двенадцать, так что это роскошь — какое-то время не знать никаких забот.

— Что ж, сынок, тебе не кажется, что сейчас, после того как у тебя была возможность поездить по миру и оставить свой след на финансовых рынках, настала пора пустить корни?

Мать Джона неодобрительно посмотрела на мужа.

— Не спеши, Тед. Он только что вернулся домой. Дай ему хоть немного времени.

Она повернулась к Джону.

— Вот цена, которую тебе нужно заплатить за то, что ты сын своего отца.

Джон улыбнулся, с признательностью глядя на родителей.

— Есть одна девушка в Англии. Помните Викторию из Кембриджского университета? У меня в отношении ее серьезные намерения. Вся проблема в том, что наше будущее, вероятно, окажется связанным с Англией.

Он увидел огорчение на лицах родителей и поспешно добавил:

— Мне нужно подумать, как будет лучше для нее и для меня. Все это сложно, но я постоянно думаю над этим, поверьте. Ладно, как поживают девочки?

— Держат удар. Алису ты увидишь завтра, — ответила мать. — Теперь, когда она перебралась в Мельбурн, мы видимся с ней, Фредом и детьми уже не так часто, как нам хотелось бы, но что поделаешь. У них теперь своя жизнь. Впрочем, зимой мы встречаемся чаще. Они заглядывают к нам, когда отправляются в горы кататься на лыжах.

— Ну а Элейн?

— Ее ты сможешь сам обо всем расспросить. Она уехала в город, но должна возвратиться с минуты на минуту.

— Сестра уже здесь?

— В отличие от своих братьев, которым так не терпелось вырваться отсюда, — многозначительно посмотрел на Джона отец. — Она окончила учебу и вернулась домой.

— Вы хотите сказать, Элейн живет здесь?

Это обстоятельство как-то совсем ускользнуло от него. Он подумал, как должно быть скучно на ферме выпускнице университета, однако вслух ничего не сказал. С другой стороны, Элейн, младшая в семье, всеобщая любимица, из всех детей была больше всего похожа на отца.

— Она прочно обосновалась на ферме, как и должна была, — подтвердил отец.

— Да ладно, Тед… — снова вмешалась мать.

— Прочно обосновалась? Значит, у нее есть кавалер?

— Она сама все расскажет, — сказала мать. — Но и тебе тоже придется рассказать нам о своей даме сердца, как только ты отдохнешь и придешь в себя.

Джон кивнул, встал из-за стола и взял вещи.

Он вошел в свою бывшую спальню и ощутил, будто время повернуло вспять. Все в комнате оставалось в точности так, как тогда, когда он здесь жил. Стену по-прежнему украшали портреты спортивных героев давно минувшей эпохи, в шкафу висела одежда времен обучения в колледже, а над кроватью красовался университетский диплом в рамке.

Из коридора Джона окликнул отец:

— Хочешь, я оседлаю двух коней, чтобы мы объехали ферму? Я покажу тебе все новое, что появилось у нас за последние несколько лет.

Несмотря на усталость, Джон с радостью принял приглашение.

— С удовольствием.

— Дай мне полчаса. Я приготовлю лошадей и буду ждать тебя в конюшне, — сказал отец, в голосе которого прозвучало нескрываемое удовлетворение.

— Замечательно! Через полчаса я спущусь вниз, — сказал Джон.

Он порылся в гардеробе, нашел свой старый костюм для верховой езды и стал гадать, влезет ли в него. К счастью, костюм оказался впору.

Когда Джон выходил из дома, его остановила мать.

— Джонни, не будь слишком строг к отцу. Он вложил в ферму всю свою жизнь, как до того сделал его отец. Теперь, потеряв Дейви, он боится, что ты тоже уйдешь.

Она быстро чмокнула сына в щеку.

Джон кивнул и улыбнулся, подбадривая мать, однако ее слова его обеспокоили. Невыносимая ответственность, которую он чувствовал по отношению к Дэвиду, нисколько не уменьшилась со смертью Джонстона и Пожарнова, хотя он на это надеялся. Неужели ему придется пойти на то, чтобы прожить жизнь за брата, тем самым оправдывая свою собственную?

Джон пришел на конюшню, они с отцом оседлали лошадей и выехали на тропу. Оба были в традиционной одежде австралийских фермеров: кожаные брюки, длинные куртки из водонепроницаемой ткани, высокие сапоги и широкополые шляпы. Этот район Снежных гор штата Виктория издревле славился своими легендарными всадниками. Одним из них был его отец, и сам Джон гордился тем, что занимает достойное место в их числе.

Филлипс-старший через плечо взглянул на сына, ехавшего следом.

— С тех пор как ты гостил у нас в последний раз, сынок, мы расширили владения. Как ты знаешь, в прошлом году я купил ферму Манинга, это совсем рядом, почти тысяча двести акров. Не так уж и много, но пастбища отличные. Последний год дела у нас идут неплохо. Я подумывал о том, что в Манинге есть несколько мест, подходящих для того, чтобы построить дом. Если ты решишь бывать здесь почаще, мы могли бы выстроить тебе отдельный дом.

— Я уже говорил, папа, что обязательно об этом подумаю, но, пожалуйста, не слишком расстраивайся, если я не вернусь сюда жить. Ты же знаешь, что я никогда не видел себя хозяином фермы.

— Я все понимаю, сынок, но моложе не становлюсь. Мне нужно думать о будущем нашей семьи, особенно теперь, когда не стало Дейви. Если ты не видишь своего будущего здесь, на ферме, то мне нужно будет сделать соответствующую поправку и изменить планы. Не буду притворяться, что меня это не огорчает, но, с другой стороны, не могу сказать, что я удивлен.

— Послушай, папа, я не говорил, что не…

— Все в порядке, — прервал его старик. — Не сомневаюсь, Элейн примет любой твой выбор.

— Элейн? — удивился Джон. — А она тут при чем?

— Она хотела все рассказать тебе сама, но я никогда не мог хранить женские секреты, — усмехнулся отец. — Элейн собирается выходить замуж. Ее будущий муж способен взять все в свои руки.

— Вот как? — спросил Джон, с удивлением поймав себя на том, что эта новость раздосадовала его, вместо того чтобы доставить облегчение. — Почему ты в этом так уверен?

— Спроси об этом его самого. Вот и он.

Вдалеке в облачке пыли показался всадник.

Джон был сбит с толку.

— Элейн выходит замуж за Брайана?

Брайан Элквист работал на ферме Барунга чуть ли не с самого детства. Когда-то давным-давно он ухаживал за Элейн, но Джон никак не мог предположить, что все так серьезно.

— Ну да, за Брайана. Он квалифицированный управляющий, имеет университетский диплом и не чужой человек на нашей ферме. Пока что, наверное, тебе лучше помолчать о том, что я сказал.

Джон кивнул, и старик продолжил:

— Ладно, сначала нужно разобраться с неотложными задачами. Брайан сказал, что от стада отбился жеребец. Он хочет, чтобы мы помогли его поймать. Местность там сложная. Надеюсь, после стольких лет, проведенных в городе, ты не разучился сидеть в седле?

Элквист подъехал и протянул Джону свою загорелую лапищу. Тот почувствовал, как облегчение смывает обиду. Первоначальный шок по поводу того, что ему нашли замену, прошел. Брайан Элквист — отличный парень. Теперь можно было взглянуть и на светлые стороны всего этого. Родителям будет гораздо проще принять решение Джона.

— Так вы готовы ловить этого молодчика? — спросил Элквист, указывая на горный склон, заросший кустарником.

— Только не говорите, что это жеребец старика Регрета, — рассмеялся Джон, намекая на строчку из любимого стихотворения своего отца, «Человек с реки Сноуи».

Отец ответил сразу же:

— Можешь смеяться сколько угодно, но это стихотворение — величайшее из всех, которые были когда-либо написаны. Оно о тех крепких старых всадниках, каким был твой дед. Именно таких людей имел в виду Банджо, когда писал свое стихотворение. Нравится тебе это или нет, Джон, но ты тоже человек с реки Сноуи. Ты тоже не ведаешь страха, черт побери, сколько бы времени ни провел в городе.

Трое всадников выехали на опасную горную тропу, и отец Джона начал громко, с выражением читать первые строчки стихотворения, ставшего классикой австралийской поэзии:

Джону с большим трудом удавалось не отставать от остальных всадников. Стихотворение Эйба Патерсона по прозвищу Банджо он слышал в исполнении отца с самого детства. Можно сказать, это был их гимн, призывавший семейство Филлипсов поколение за поколением идти вперед, навстречу успеху, которым оно сейчас заслуженно наслаждалось.

Всадники поднялись на гребень крутого холма и увидели на опушке внизу молодого вороного жеребца, который мирно щипал травку. Он заметил преследователей и галопом понесся в заросли.

— Проклятье! — выругался отец Джона. — Кажется, дело более серьезное, чем я предполагал. Следуй за мной, сынок, и постарайся не отстать.

Брайан и отец Джона поскакали по крутой тропе, преследуя жеребца в густых кустах. Джон чуть придержал своего коня, наблюдая за тем, как слаженно действуют его отец и будущий зять. Он чувствовал, что с его плеч свалилась тяжкая ноша. Никто не сможет заменить его в отцовском сердце, но лучшей замены хозяину фермы нельзя было и придумать.

Когда Джон наконец настиг всадников, те уже загнали уставшего, возбужденного жеребца в узкую лощину. Он даже помог им привязать веревку к уздечке, чтобы можно было вести беглеца за собой. Солнце уже коснулось вершин Большого водораздельного хребта, когда они повернули домой.

Джон устал, но испытывал чувство удовлетворения от нескольких часов напряженной физической деятельности. Он улыбнулся, мысленно повторяя строки стихотворения. Да, хорошо быть дома.