1

Все десять глаз зверя не мигая смотрели на него. Лишь несколько шагов разделяли охотника и добычу, огромного мангара и маленького рыжеволосого человека.

Кинакулуш тяжело дышал, от напряжения сводило руки, ведь замешкайся он хоть на миг, и может сразу прощаться с жизнью. Выставив левую руку с длинным широким ножом вперед, подняв праву с копьем для броска, Кинакулуш переступал с ноги на ногу, двигаясь чуть по кругу. Тварь повторяла его маневр, осторожно переставляя длинные ноги.

Еще недавно, когда эти чудища пришли с юга, пару месяцев назад, их считали демонами. И только после того как одного чудом удалось убить — поняли что это обычные смертные звери, такие же, как и остромордые степные собаки, что побираются у деревень и никогда не упускают случая задрать молодого, отбившегося от стада ягненка. Мангары тоже интересовались овцами, и за короткое время истребили едва ли не половину стада. Но не меньше овец, мангаров интересовали люди.

Мангара можно убить. Это знание пришло не сразу, но когда оно пришло, вместе с ним пришла и надежда.

Восьминогие, десятиглазые, мангары напоминали здоровенных волосатых пауков, но мощное туловище и когтистые руки-лапы, больше походили на человеческие.

Этот мангар явно не был голоден, иначе не стал бы тянуть время. Убить человека одним ударом вполне в его силах.

Если просто метнуть копье, можно промахнуться, мангары твари быстрые и легко уворачиваются. А с одним ножом у Кинакулуша слишком мало шансов. Если удастся продержаться еще немного, то подоспеют Найхар с Гитом, они наверняка слышали крики.

Кинакулуш не был воином, не был охотником, вместо этого он был всего лишь простым пастухом, не привыкшим к противникам крупнее степных собак. Но сегодня перед ним стоял грозный враг. Не многим посчастливилось выжить после встречи с мангаром, и почти никому не удавалось убить его в одиночку.

Зверь пыхтел и медленно двигался по кругу, Кинакулуш делал то же самое. Это могло продолжаться бесконечно, одуряющее долго, мангар пока не был настроен нападать, а у Кинакулуша были крепкие нервы.

— О Златокудрая Лару! Помоги мне, — шептал он, не очень-то надеясь на помощь. Златокудрая отвернулась от людей, говорят люди сами в этом виноваты…

Верный способ убить мангара — воткнуть копье ему в глаз. Можно попытаться, но слишком мало шансов на удачу, а если он промахнется, то вероятнее всего это будет конец. Но если он будет тянуть, то мангар может атаковать первым, и это тоже никак не поможет Кинакулушу жить.

Мангар замер. Демоны! сейчас или никогда. Кинакулуш прицелился и что было силы метнул копье в морду зверя. Мангар взвыл, но копье прошло выше, едва скользнув по густой шерсти на голове.

Что было дальше Кинакулуш помнил с трудом, все произошло слишком быстро. Мангар прыгнул, увернуться от его лап удалось лишь чудом, таким же чудом удалось пережить еще ряд атак и даже подобрать оружие с земли, это происходило словно в тумане, на одних инстинктах. Сознание вернулось к нему только когда упав на землю, он наткнулся рукой на потерянное копье. Разъяренная морда твари была совсем рядом. Тут же Кинакулуш воткнул копье в горящий глаз мангара. Потом куда-то ткнул еще свой длинный медный нож. Зверь заревел, поднялся на дыбы, пытаясь выдернуть копье передними лапами. Но это длилось не долго. Дело сделано.

Мангар рухнул на землю и затих.

Все. Сил больше не осталось, только сейчас Кинакулуш осознал как бешено колотится сердце, как шумит в ушах и ноги совсем не слушаются его. Он сел на землю и закрыл лицо руками. Безумие. Все это было слишком для простого пастуха.

Очнулся Кинакулуш, только когда кто-то начал трясти его за плечи. Он вздрогнул и поднял глаза.

— Нар…

Найхар расплылся в широченной улыбке и помог Кинакулушу встать. На его лице читалось изумление пополам с едва ли не благоговейным трепетом.

— Ты завалил его? Один?

Кинакулуш вяло кивнул.

— Мы услышали как он ревет, и сразу кинулись сюда — словно извиняясь, сказал Гит, — но было наверно уже поздно, ты и без нас справился.

Кинакулуш обернулся. Подойти к мангару, даже зная что тот давно издох, было не просто. Он лежал на спине, задрав кверху скрюченные длинные лапы.

У мангара хорошая крепкая шкура, тонкая и легкая. Если сшить из нее куртку, то не будет во всем мире защиты лучше, ни от меча, ни от когтей. У мангара горьковатое сухое мясо, есть которое можно лишь хорошо вымочив и прожарив, но не попробовать хотя бы кусочек нельзя, иначе удача отвернется от охотника.

Кинакулуш выдернул копье из головы зверя. Чуть сложнее оказалось найти нож — согнувшись пополам о крепкую шкуру, он валялся в траве рядом с тушей. Говорят на востоке, в озерной стране, делают крепкие ножи и мечи из стали, говорят они едва ли не камень способны разрубить пополам. Но здесь, в степях, даже небольшой медный нож большая ценность.

Аккуратно вытерев оружие о траву, Кинакулуш почувствовал себя настоящим воином.

Огромное, красно-оранжевое солнце коснулось своим круглым боком вершин Унхареша.

Говорят Уншареш подпирает небо, а за его восточными склонами нет ничего кроме великой бездны Ану. Яснолицый Италь, проходя свой ежедневный путь по небу, каждый вечер спускается к подножью гор и вступает в темное царство Илара, откуда людям нет возврата. В это время демоны ночи савалар сменяют демонов света энлиль на посту у входа в священную долину. И ночь сменяет день.

Они сидели у костра и с удовольствием поедали горьковатое мясо мангара. Жир стекал по пальцам, и это было особенно приятно. Гит отхлебнул из бурдюка сикеры и передал Кинакулушу.

Через три дня пути они будут в Майруше, а если понадобиться, пойдут дальше, в Аннумгун. Говорят, царь Аннумгуна ближе всего к богам, он должен знать что делать.

Вот уже больше двух месяцев, как Златокудрая отвернула свой лик от людей. Весна на исходе, а жизнь как будто замерла. Не появляется в степи новых зеленых ростков травы, на севере, говорят, не всходит пшеница, овцы не спариваются, и значит не буде потомство на следующий год. Мало разве мангаров, так нет, голодные люди уничтожат все стада и все запасы зерна, и кто знает что будет тогда.

Женщины, срок которых уже давно подошел, не могут родить, и в муках проводят свои дни. Кинакулуш даже думать боялся об этом, его Тиль умрет, если он не найдет средство помочь ей. И все беды отступали по сравнению с этой бедой.

— Смотри, вон там! — Найхар прошептал это одними губами, но Кинакулушу достаточно было одного взгляда.

В колеблющимся, подернутом туманом воздухе скользнула огромная тень. Неужели опять? Эти твари ведь ночью спят, охотятся только днем… Но мангар пробежал мимо, даже не удостоив людей своим вниманием.

Нехорошо все это…

Кинакулуш сжал в руке копье, замер и приготовился к самому худшему. Минуты тянулись мучительно долго, но ничего не происходило. Напряжение уже начло понемногу спадать, но тут, в вечерней неуверенной темноте появилась еще одна тень. Кинакулуш мигом оказался на ногах, но… это был человек.

— Доброй ночи. Да помогут вам боги, — человек приложил руку к сердцу в знак приветствия и добрых намерений.

— Доброй ночи, — Кинакулул совершил этот же жест в ответ, — проходи к костру, раздели с нами пищу.

— С удовольствием, — произнес человек и подошел ближе.

Выглядел он намного старше, чем можно было предположить по голосу, совсем старик. Он был завернут в кусок простой небеленой ткани, перехваченной широким поясом — обычную одежду пастухов и охотником в степи. У него были длинные седые волосы, изуродованная старыми шрамами левая рука и небольшой дорожный мешок.

— Я Сугнакке, иду в Аннумгун, — представился он, присаживаясь рядом с остальными.

— Мы пастухи из южной оконечности Инну, пока направляемся в Майруш, но возможно придется идти на север, к морю.

— Значит нам по пути, — улыбнулся стрик, оглядываясь по сторонам.

У него были правильные жесткие черты лица, чуть смуглая кожа и пучки морщинок в уголках глаз. А сами глаза словно расплавленное темное золото, аж мороз по коже.

— Простые пастухи, значит, — усмехнулся старик, указывая длинным пальцем на тушу мангара.

Кинакулуш опустил глаза, что-то в этих словах заставило его смутиться… Он не чувствовал себя героем, просто защищал свою жизнь и ему повезло.

— Мне помогли боги, — тихо сказал он.

— Боги? Это какие боги, интересно?

Кинакулуш почувствовал как смятение охватывает его душу, он промолчал, не найдя слов в ответ. Но на помощь пришел Найхар.

— Степной бог помог ему избежать смерти, и направил руку в цель.

— Степной бог? — кажется старика это очень позабавило, — Думузи не стал бы этого делать.

— Почему?

— А нафиг?

На это даже Найхару, который никогда не лез за словом в карман, нечего было сказать. Он понятия не имел, зачем богу помогать людям в охоте, но ведь так бывает… Вместо ответа он предложил старику мяса, хлеба и сикеры. Сугнакке поблагодарил, и устроившись поудобнее принялся за еду.

— Тогда может быть мне помогла Лару, — чуть слышно предположил Кинакулуш.

Старик поднял на него глаза, и долго испытывающее смотрел, словно собираясь что-то понять.

— Лару изгнана в Тат-Фишу, — сказал он наконец, — разве ты не знал.

Кинакулуш дернулся, словно от удара. Как он мог знать. Этого не может быть. Златокудрая богиня в царстве мертвых?! Как такое могло случиться? Но тогда… Его начал трясти озноб, казалось, словно из-под ног выбили землю и столкнули в пропасть. Происходило что-то настолько не правильное, что поверить в это было невозможно. Но в то же время невозможно было и усомниться. Наконец-то все вставало на свои места.

— Поэтому жизнь остановилась?

— Жизнь? — Сугнакке пошевелил губами, словно пробуя это слово на вкус, и тут же закивал головой, — да, без Лару ничто в мире не может родиться на свет.

У Кинакулуша потемнело в глазах. Он закрыл лицо руками не несколько минут сидел так, стараясь осознать. Не может быть.

— Значит моя Тиль умрет? — сдавленным голосом произнес он, не поднимая лица.

Старик сжал губы в тонкую линию. В глазах отразилась усмешка пополам с сожалением, странное сочетание.

— Если не помочь Лару выйти из мира мертвых, то да.

Вздох, больше похожий на всхлип в ответ. На большее у Кинакулуша не осталось сил. Он ведь был готов к чему-то такому, знал, что опасность велика. Но до конца не хотел верить, что его Тиль ожидает смерть. Если не помочь Лару выйти из мира мертвых, Тиль умрет. Если не помочь? Что?

Эта мысль буквально подбросила Кинакулуша на месте.

— Если не помочь? А Лару можно помочь? Можно вывести ее из Тат-Фишу?

— Можно, — старик склонил голову на бок, — разве ты не знаешь закон? Любую жизнь можно выменять на другую.

Кинакулуш чувствовал как кружиться голова. Слишком много всего для одного раза, слишком сложно для простого пастуха.

— Я могу обменять свою жизнь на жизнь Тиль?

Старик нахмурил брови. Такой вопрос ему явно пришелся не по душе, он вздохнул и покачал головой.

— Тогда тебе придется выбирать кого спасать, жену или ребенка, — сухо сказал он.

— Но… — у Кинакулуша дрожали губы, он уже больше ничего не понимал. Он готов был сделать все что угодно, но совершенно не представлял что.

— Я говорил о том, что можно спасти Лару, — голос Сугнакке стал жестким и требовательным, — тогда в мир снова вернется жизнь, и с твоей Тиль все будет хорошо. Тебе решать как поступить, и в твоих силах помочь.

Много времени потребовалось Кинакулушу, что бы осознать и прийти в себя. Старик не торопил его, не мешал, да и другие пастухи тоже хранили молчание. Не каждый день случается такое.

Наконец Кинакулуш принял решение.

Он поднялся на ноги, выпрямился во весь рост, расправил плечи и старательно отряхнул одежду, словно собираясь предстать перед богами прямо сейчас. Весь его вид был настолько исполнен достоинства, что Сугнакке тоже поднялся и встал перед ним. Седовласый старик оказался на целую голову выше молодого пастуха, так что тому приходилось задирать голову. Это было как-то неожиданно и даже неловко…

— Значит я могу спуститься в Илар и обменять свою жизнь на жизнь Златокудрой Лару? — голос Кинакулуша звучал спокойно и ровно.

— Да, — ответил старик.

— Моя жена будет жить?

Старик нахмурился и сжал зубы.

— Думаю да, — он разглядывал пастуха с нескрываемым уважением, но, похоже, не собирался давать гарантий.

— Если ты поклянешься позаботиться о Тиль и сохранить ей жизнь, я сделаю то, что ты хочешь, — твердо произнес Кинакулуш.

— То, что я хочу? — старик, чуть сощурившись, смотрел ему прямо в глаза, а его плечи подрагивали от беззвучного смеха, — но разве я…

— Ведь это ты пришел ко мне и начал этот разговор. Ты хочешь обменять меня на нее. Я готов сделать это, если моя жена будет жить.

Последнее слово он произнес медленно, с ударением. Старик довольно хмыкнул, облизал губу и согласно дернул головой. Вот ведь, торгуется еще. Этому парню не пастухом, а купцом надо быть, он своего не упустит. Что за люди пошли, не готовы просто так пожертвовать собой ради своей богини, и даже ради блага всего мира.

— Нет, Ру все же была права, — буркнул он про себя, и уже громко добавил.

— Разве ты не готов сделать это для тысяч других? Люди умирают, зерна не дают всходы. Я пришел подсказать тебе путь и предложить помощь, а ты торгуешься со мной, словно на базаре. Разве это речи достойного мужа? Если не ничего не сделать сейчас, то потом будет уже поздно.

Кинакулуш густо покрылся краской, до самых кончиков ушей, но отступать не собирался.

— Ты ведь позаботишься о Тиль? — настойчиво повторил он.

Старик уже приготовил длинную речь о бедах мира, но еще раз глянул на пастуха и решил промолчать. Ведь не ради себя, а ради своей жены…

— Я спрашиваю тебя последний раз — очень четко произнес он.

— Эй, хочешь отправить парня на тот свет?

Старик обернулся. За спиной выросла длинная худая фигура в белых одеждах. Охотники разом охнули, узнав гостя.

— Привет, Сар, — тот помахал рукой, — это ты спугнул мангара? Он как полоумный выскочил на меня, пришлось его пристрелить.

— Зачем ты здесь?

— А ты? Проводишь беседы с местным населением?

Старик криво ухмыльнулся.

— Вроде того.

— Ну-ну.

Гость повел подбородком, чуть выставив вперед челюсть, и не отрывая взгляда от Эмеша, прошел к костру.

— Неплохо смотришься, — сказал он.

Эмеш окинул себя оценивающим взглядом, подергал седую бороду.

— А что, по-моему весьма неплохо. Маскировка. Думаешь стоит убрать?

Думузи ничего не ответил на это, только скривился. И Эмеш решил принять свой обычный вид, вообщем, ничего особенного, просто помолодел лет на двадцать, волосы потемнели, а золотые глаза продолжали все так же сиять.

Не обращая внимание на сидевших рядом пастухов, степной бог уселся поудобнее, отрезал себе приличный кусок мяса, отхлебнул сикеры. Пожевав немного, он с интересом осмотрелся по сторонам.

— Решил завербовать парня и заслать его в Илар? — поинтересовался он, кивнув в сторону Кинакулуша. Тот за все время не шелохнулся и не произнес ни звука, даже кажется дышать перестал.

— Что тебе нужно? — холодно спросил Эмеш.

Думузи пожал плечами, откусывая очередной кусок.

— Да ничего особенного. Просто спросил.

— Неужели? Значит, ты тут просто гуляешь, и решил заглянуть на огонек?

— Угу. Вроде того.

Эмеш сложил на груди руки и переступил с ноги на ногу. Это все ему не нравилось, не хватало еще что бы Атт приперся, собственной персоной. Не то что бы он в серьез надеялся сохранить в тайне освобождение Лару, но лишние свидетели были явно ни к чему. Пришибить бы его чем-нибудь… ну хоть временно.

— Нам надо поговорить, — сказал он, — может отойдем в сторону?

— Ты их стесняешься? — ехидно поинтересовался Думузи.

Эмеш с шумом выдохнул воздух и сжал зубы.

— Это касается только меня и тебя. Вставай.

Думузи облизал пальцы, вытер руки об себя и нехотя поднялся на ноги. Весь его вид говорил, что приходится отрываться от важных дел. Вот демоны, можно подумать, он просто решил пообедать у себя дома.

— Постойте! — это Кинакулуш подал голос, — я хочу спуститься в Тат-Фишу. Что мне сделать для этого?

— Зарежься, — посоветовал Думузи не оборачиваясь.

Кинакулуш судорожно сглотнул. Как ни странно он воспринял эти слова всерьез, достал нож и уже примеривался воткнуть его себе в сердце, но Эмеш успел вовремя среагировать. В два прыжка он оказался рядом.

— Ты что, совсем сдурел, что ли? — прошипел он, выхватывая нож из дрожащих рук пастуха. Тот беззвучно открыл рот, но не нашел что ответить, только тяжело дышал.

— Так же нельзя!

— Я хотел помочь Тиль, — словно оправдываясь пробормотал Кинакулуш.

— Так ты ни кому не поможешь, помрешь и все, — Эмеш мысленно хватался за голову… люди, что с них взять.

— Но он сказал…

Эмеш бросил уничтожающий взгляд на Думузи.

— Нашел кого слушать.

— Но я же не знал.

— Э-эх, — осуждающе цокнув языком, Эмеш засунул отобранный нож себе за пояс, — здоровенный взрослый мужик, а ведешь себя как ребенок. Стой тут и не двигайся, не делай ничего. Я скоро вернусь.

Думузи уже ждал его, стоя в сторонке. Подумав немного, Эмеш решил не ругаться с ним из-за дурацких советов и сразу перейти к делу.

— Что ты здесь делаешь?

— Увидел тебя и решил зайти поздороваться, — пожал плечами Думузи.

— Я очень ценю это проявление вежливости. Теперь, я надеюсь, ты можешь идти.

— Подожди, не так быстро, — степной бог кровожадно ухмыльнулся, и разом посерьезнел, — значит ты хочешь вернуть Лару.

На это Эмеш решил промолчать, то что он собирался сделать не слишком законно, будет лучше, если не обсуждать свои планы открыто. Тем более с Думузи, на счет которого подозрений было более чем достаточно.

— Ты хочешь обменять ее на пастуха? — продолжал тот, прищурив глаза, — думаешь это равноценный обмен? Думаешь Эрешкаль позволит?

Эмеш стоял, скрестив на груди руки. На счет Эрешкаль он особо не сомневался, хорошие охотники ей всегда нравились. А пока ему просто хотелось послушать размышления Думузи, который продолжал стоять на своем. Вполне подходящий момент для всяких страшный тайн. Что-то давно было тихо.

— Не делай этого, Сар, — голос Думузи вдруг стал необыкновенно резким.

— Это почему же? Может пришло время объяснить?

Эмеш наблюдал, как степной бог начинает нервничать, сжимать и разжимать пальцы, тихо пыхтеть, стараясь найти выход. Объяснять он явно не был настроен.

— Поговори об этом с Аттом, — почти с сожалением сказал Думузи, — и уходи отсюда. Поверь мне, так будет лучше.

— Да ну? — Эмеш состроил самое невинное лицо, — ты думаешь, всем этим людям будет лучше просто тихо загнуться от голода и прочих напастей? Кроме того, на сколько мне известно, отсутствие Лару лишает их некоторых радостей жизни.

Наморщив лоб Думузи непонимающе уставился на Эмеша, потом весело фыркнул и отмахнулся.

— Брось, Сар, мне очень жаль, что приходится лишать их… хм… этих радостей, как ты говоришь, но дело действительно серьезно. Тебе стоит просто уйти.

— Я так не думаю.

Думузи покачал головой.

— Это может плохо для тебя кончиться.

Почему-то Эмеша это даже развеселило. Думузи говорил серьезно, даже с сочувствием, и выражение его лица никак не вязалось с ситуацией.

— Неужели? — улыбнулся Эмеш, — ты мне угрожаешь.

Степной бог тяжело вздохнул и покачал головой.

— Не я. Поверь. Я не желаю тебе зла, Сар, не смотря ни на что. Просто не делай этого, хорошо?

Пора заканчивать с этим, беседа уже начинала надоедать. Совершенно очевидно, что ничего нового Думузи уже не скажет, а ходить кругами не было настроения.

— Не делать? — на этот раз голос Эмеша звучал жестко и требовательно, — тогда объясни мне что случилось, потому что я ни хрена не понимаю. Иначе буду делать то, что сочту нужным.

— Делай. Все что захочешь… Но неужели ты думаешь, если бы это было возможно Атт не вытащил бы свою дочь?

— Не знаю, — признался Эмеш, — но собираюсь разобраться в этом деле.

Думузи понимающе кивнул, он и сам прекрасно знал, что разговор этот ни к чему не приведет.

— Делай как сочтешь нужным, — сказал он, — и знаешь что, будь осторожен.

Эмеш немного удивился, поблагодарил за заботу и послал его куда подальше. На этом они и расстались.

— Стоишь? Ждешь? — он вернулся к Кинакулушу и критически окинул его взглядом, — хорошо. Собирайся, нам пора идти.

2

— Кин, слушай меня, — Эмеш смотрел прямо в глаза, положив пастуху руку на плечо, — это не насовсем. Как только я найду настоящего виновника, мы отправим его в Илар, а тебя заберем обратно. Ты сможешь снова вернуться к своей жене.

Выглядел Кинакулуш очень мрачно, не удивительно конечно, для него это почти самоубийство, по доброй воле спуститься в Илар. Эмеш вдруг подумал, что сам бы вряд ли решился на такое. Люди знают, что рано или поздно они умрут, это лишь вопрос времени, а он сам…

— Позаботься о ней, — словно заклинание повторял Кинакулуш.

Он делал это вовсе не на благо человечества, не ради высоких целей, а только лишь для своей Тиль. Интересы человека редко выходят за пределы стен его дома. Он может рассуждать о судьбе целого народа, но с места не подумает встать, если это не касается лично его.

Эмеш чуть улыбнулся, самыми уголками губ.

— Она действительно так хороша?

— Угу, у нее… — Кинакулуш замялся, отвел глаза и даже покраснел.

Они шли по берегу соленого озера Нух, куда людям нет дороги. Вокруг поднимались величественные горы Унхареша, уходящие под самое небо, со снежными шапками на вершинах. Где-то в этих снегах брала начало река смерти Фисид, она сбегала в долину, встречаясь со светлой Мирикиль, и обе реки бежали рядом, не решаясь смешивать свои воды. Прямо сюда, в священное озеро.

Оно бескрайнее, словно океан, волны шуршали, накатываясь одна на другую, перебирали прозрачный янтарный песок, словно пели чудесную песню.

— Не подходи близко к воде, это может быть опасно, — Эмеш отдернул Кинакулуша подальше от кромки прибоя, — здесь рядом Фисид. Будет весьма не к стати, если ты помрешь раньше времени.

Кинакулуш вздрогнул и поспешно сделал несколько шагов в сторону.

— Я никогда не видел такого… — заворожено пробормотал он.

— Ты не видел моря?

— Нет.

Да… Эмеш сочувствующе пожал плечами. Люди мало видят за свою жизнь. Сейчас Кинакулуш наверстывал упущенное, открыв рот глазея по сторонам. Почти никто из людей не видел это место, разве что…

— А там долина Ир?

— Да, там.

— Там жили люди, когда их только создали боги?

— Там, — Эмеш усмехнулся и кивнул, — между прочим, я принимал в этом непосредственное участие.

Кинакулуш едва не споткнулся при этих словах, и во все глаза уставился на Эмеша, словно видел его в первый раз. Конечно он знал кто рядом с ним, но одно дело знать, и совсем другое — услышать, вот так, просто.

— Эмеш? — пробормотал он.

— Пойдем, у нас мало времени.

Судорожно сглотнув, Кинакулуш последовал за богом, и несколько минут шел молча, переваривая полученную информацию. Но на долго его не хватило, слишком много всего необычного происходило вокруг.

— А нас пустят в Тат-Фишу?

Эмеш едва удержался, что бы не засмеяться в полный голос, пожалуй, это было бы не вежливо. Ну надо же какие вопросы его волнуют. Конечно, в этом есть своя логика, в Илар спускаются только мертвые, живых могут и не пустить. А было бы забавно, если и мертвых тоже заворачивали бы у ворот, за слишком неприглядный вид.

— Вот и пришли.

Они обогнули валуны, и вышли на широкую, выложенную черным гранитом дорогу. Эмеш зашагал было вперед, но притормозил, и еще минут десять наблюдал, как Кинакулуш осторожно пробует босыми ногами мостовую. Если так пойдет и дальше, то они и за сутки не доберутся до Потока. И все же он решил не торопить, возможно это последнее, что парень видит в жизни.

Кинакулуш нерешительно встал обоими ногами на дорогу, попрыгал, видимо проверяя на прочность, и вопросительно посмотрел на бога. Словно ребенок. Эмеш махнул рукой.

— Идем.

И направился к видневшимся вдалеке воротам.

Кинакулуш еще попрыгал, покрутился на месте, поковырял ногтем гранитные плиты, и только заметив насколько отстал от Эмеша, припустил за ним, шлепая пятками по мостовой. Он чуть было не налетел с разбегу на бога, но то, что предстало перед его глазами, заставило замереть на месте и едва ли не броситься со всех ног назад.

У входа, на солнышке, расположилась черноголовая ворчливая Нима. Она безмятежно загорала, раскинув стороны все свои восемь ног, вытянув длинный скорпионий хвост, и подставив теплым лучам симпатичное личико. Вряд ли Кинакулуш разглядел это личико, между тем Нима могла дать фору любым городским красавицам. Ее мужа рядом видно не было, а жаль, он был гораздо сговорчивее, и наверняка пропустил бы их без лишних вопросов.

Эмеш не первый раз встречался с этой парой, вот только вряд ли скорпионы его помнят, уж слишком странные били тогда обстоятельства…

— Добрый день, — громко поздоровался он, подойдя ближе. Кинакулуш испуганно вцепился Эмешу в руку, так что побелели костяшки пальцев.

Нима ничуть не удивилась. Она медленно подняла голову, осмотрела гостей с ног до головы и села, подобрав под себя ноги.

— Какого демона вам тут надо? — вежливо поинтересовалась она.

— Я Саир Нимрахим, люди называют меня Эмеш, я…

— Я знаю кто ты, — отмахнулась Нима, — я спрашиваю, что тебе здесь надо?

Эмеш с усилием оторвал упирающегося Кинакулуша от своей руки и подошел поближе. Нима нехотя поднялась и встала перед ним во весь рост. Она была человеком лишь до пояса, ниже пояса гигантским скорпионом. Может быть, она и не выглядела грозным воином, но при случае, ее хвост со смертоносным жалом, оказался бы намного эффективнее наракушальского стального меча в опытных руках.

— Я хочу пройти внутрь, — заявил Эмеш, давая понять, что не настроен на дальнейшие разговоры. Но Нима совершенно не собиралась просто так открывать вверенные ей врата.

— Зачем? — поинтересовалась она, важно складывая на груди руки.

— Мне надо поговорить с Эрешкаль.

— А ему? — скорпиониха кивнула в сторону Кинакулуша, тот заметно сжался, и с надеждой посмотрел на Эмеша.

— Ему тоже.

— Неужели? — удивилась Нима, — зачем ты притащил с собой человека, Саир?

— Он идет со мной, это мое дело, и оно тебя не касается.

— Касается, раз уж ты решил пролезть в охраняемую мною дверь.

Нима уперла руки в бока, не желая просто так сдавать позиции. Конечно Эмеш знал, это скорее показное, ей просто нечего делать и даже не из-за чего ругаться с мужем. Они жили тут уже слишком давно и успели обсудить все, и до смерти надоесть друг другу.

Для Нимы это было же какое-никакое развлечение. Обижать ее не хотелось, но и терять время тоже.

— Не искушай меня, — мягко произнес Эмеш, и на его ладони вспыхнуло самое настоящее пламя.

Это не произвело никакого впечатления на скорпиониху, а Кинакулуш только крепко сжал зубы. Он всеми силами старался держать себя в руках, и не показывать виду, но было совершенно очевидно, что еще немного, и его храбрости придет конец.

— Спорим, ты ничего мне не сделаешь? — склонив голову на бок произнесла Нима.

— Спорим ты откроешь мне врата? — усмехнулся Эмеш, и помолчав добавил — я бы и правда готов был с тобой поспорить, Нима, но боюсь что выиграю этот спор, и тебе придется спуститься в Илар вместе с нами.

Скорпиониха начала что-то недовольно бурчать себе под нос, но в слух возражать не стала. Она сняла с шеи увесистую цепочку с ключом, и принялась крутить им в замке. Раздался скрежет, видно было, что этой дверью пользовались не часто, все успело основательно заржаветь. Наконец замок щелкнул и Нима распахнула дверь в нижний мир.

— Надеюсь вы понимаете, что не стоит соваться за реку? — ворчливо предупредила она, — иначе пути обратно не будет.

Надеясь избежать дальнейших разговоров, Эмеш поспешно кивнул и направился к двери. Скорпиониха вытащила откуда-то два желтых пластиковых браслета.

— Оденьте, — сказала она, — это ваш пропуск обратно, и знак того, что вы вошли по доброй воле. Не потеряйте, а то не сможете выйти назад.

— Угу, — нацепив один браслет себе на руку, второй Эмеш закрепил на запястье Кинакулуша, — ну, мы пойдем.

Вниз вел длинный узкий коридор, с серыми, облупившимися кое-где стенами, и редкими тусклыми лампочками. Здесь почти никто не ходил, и содержать в порядке этот проход было некому. От самой двери и до Потока была ничейная территория, еще не мир мертвых, но уже и не мир живых. Здесь можно было найти много всего, вещи, записи, воспоминания… Когда-то очень давно, было решено закрыть это место и поставить стражу у ворот. Тогда создали двух чудовищ гайрурту — Ниму и Кайраша. Только охранять было все равно не от кого, никто не хотел по доброй воли спускаться сюда, слишком уж много тут произошло.

— Ты мог ее убить?

Эмеш не сразу сообразил кто и о чем его спрашивает, тряхнул головой.

— Что?

— Ты бы мог убить эту… этого скорпиона?

— Я бы не сделал этого, и Нима это прекрасно знает.

Кинакулуш больше не приставал с вопросами, и только смотрел по сторонам. Ему здесь было на что смотреть, он привык жить под открытым небом, в бескрайних степях. Хорошо еще у него не обнаружилось клаустрофобии.

Заблудиться пока было не возможно, коридор не имел ни ответвлений, ни боковых дверей. Впрочем одна дверь все же была, пройдя до самого конца они уперлись в нее носом.

Эмеш нажал несколько пожелтевших кнопок. Где-то глубоко в недрах земли включился и пополз наверх лифт. Наверно последний раз им пользовалась Эрешкаль.

Когда двери перед ними открылись, Эмешу стоило больших трудов запихнуть внутрь Кинакулуша. От пережитых волнений пастух просто впал в ступор, и немного привести его в себя удалось только хорошим пинком под зад.

Лифт спускался медленно, грохоча и подрагивая. Эмеш поймал себя на мысли, что все бы отдал, что бы не ходить туда.

Но двери открылись.

Нижний этаж производил еще более удручающее впечатление. Здесь было много всего, разбросанные, полуистлевшие за долгие века вещи, таблички на дверях, витающие в воздухе воспоминания. Эмеш закрыл глаза, что бы не видеть, и пред ним, словно наяву, встала маленькая девочка с веснушками на носу, точь-в-точь как у матери. Едва удержавшись, что бы не вскрикнуть, Эмеш больше не решался даже моргать. Идти было еще долго, нельзя терять равновесие и вдаваться в воспоминания, еще столько всего предстоит делать. Эмеш инстинктивно ускорил шаг, он почти бежал, и Кинакулуш едва поспевал за ним.

Они прошли еще множество коридоров и дверей, дважды спускались на лифте. Для пастуха все это было хоть и в диковинку, но слишком уныло и однообразно, скоро он устал и начал скучать.

— Я представлял себе это место совсем по-другому.

Эмеш хмыкнул и оглянулся на него через плечо.

— Никто из живущих ныне людей не был здесь. Откуда тебе знать, как здесь должно быть.

Вот и все. Последняя дверь, повинуясь командам Эмеша, отползла в сторону, и перед ними открылся потрясающий вид.

Было ли над головой небо или потолок гигантской пещеры, даже Эмеш сейчас не мог с уверенностью сказать. Вправо и влево, насколько хватало глаз, тянулась мерцающая, словно живая стена. Она казалась прозрачной, но увидеть то, что было за ней совершенно не возможно. Мир мертвых строго охранял свои тайны.

У самой стены бежала темная, полноводная река. Поток. В сущности именно он и был настоящей границей, а стена лишь гигантской ширмой.

До берега было метров двести, по мелкому белоснежному песку, похожему не то на снег, не то на соль. У берега, ткнувшись носом в песок, стояла лодка. Самая настоящая, из дерева, хоть и сильно потемневшая от времени. На обоих бортах лодки нарисованы красные драконы с длинными, словно у змеи туловищами и маленьким неуместными крылышками.

В лодке, сгорбившись, надвинув на самые глаза красную панамку, сидел старик Уршанаби, старейший из демонов.

— Эй, лодочник, — Эмеш решительно направился к нему, — спишь что ли?

Старик поднял голову, даже отсюда были видны его желтые, словно у кошки глаза. От такого взгляда мурашки начинали толпами бегать по телу.

— У меня перерыв, — отозвался Уршанаби, — не видишь, я отдыхаю.

— У меня срочное дело к Эрешкаль.

— Что тебе надо, человек?

— Я не человек.

— Я знаю кто ты, Саир, — усмехнулся лодочник, у него был уверенный нахальный тон, словно у нищего на базаре, да и выглядел он почти так же, — я все знаю. Только все равно все вы люди. Как бы ни пыжился Атт, и ни строил из себя властелина миров. Был бы ты истинным богом, не стоял сейчас здесь, и не просил моей помощи.

Эмеш сморщился, вести беседу с этим демоном было не легким делом. Однажды у него уже был печальный опыт. Нужно не раздражаться, держать себя в руках и тогда есть шанс, что все пройдет гладко.

— Мне нужно поговорить с Эрешкаль, — спокойно повторил он.

— А ему? — Уршанаби кивнул Эмешу за спину.

— Ему тоже.

— Да ну? Ему тоже есть что сказать? А? Может ты хочешь сменять этого пастуха на Лару? Думаешь он того стоит?

Да чтоб тебя! И этот туда же. Сколько ж можно? Эмеш мысленно отвернул лодочнику голову, представил как тот дергает в воздухе руками и просит пощады. Это немного его успокоило.

— Думаю, тебя это не должно волновать.

Лодочник удивленно поднял бровь.

— А ты знаешь, что если я отвезу тебя на тот берег, обратно ты не сможешь вернуться.

Конечно Эмеш знал, и это вовсе не облегчало ему жизнь.

— Ты можешь позвать ее сюда?

— Я? — искренне удивился лодочник, с видом оскорбленного достоинства.

— Ты мог бы?

— Знаешь что, человек, тебе стоило привести с собой не одного, а двоих. Этого бы ты сменял на Лару, второго на себя. И никаких проблем.

Эмеш заскрипел зубами и снова проделал ту же мысленную процедуру, но на этот раз с большим фанатизмом.

— Она ведь может выйти сюда. Атт может ее позвать, могу поспорить, что и ты можешь.

— Хочешь поспорить? — весело поинтересовался старик.

Эмеш прошипел ругательства.

— Ты можешь ее позвать? Теоретически.

— Теоретически?

Это так развеселило Уршанаби, что он захохотал во все горло, обнажая четыре ряда острых, словно бритвы зубов. От этого зрелища Эмешу стало как-то не хорошо. Конечно, он видел много демонов на своем веку, но в этом было что-то неправильное, снаружи он был совсем человеком, но сквозь эту личину проскальзывали, временами, совсем не человеческие черты.

Эмеш обернулся на пастуха. Тот стоял совсем зеленый, но в целом держался неплохо.

— Теоретически мог бы, — отсмеявшись согласился Уршанаби.

— Угу.

Эмеш вздохнул и принялся ходить по берегу у самой кромки воды. Нужно было хоть немного подумать, времени совсем нет. Конечно, может быть Атт и не думает мешать ему вызволять Лару из Илара, но кто знает, возможно он появится здесь с минуты на минуту. Лучше не затягивать.

— Вероятно я мог бы предложить сделку? Мог бы дать тебе что-то, за то что ты позовешь Эришкаль сюда? — спросил Эмеш, остановившись у самой лодки.

Старик прищурил один глаз, наклонил голову на бок, и принялся задумчиво пощипывать свою редкую бородку.

— А что ты можешь предложить?

— Что ты хочешь? Я тороплюсь.

— Хм… дай подумать, — лодочник закатил глаза, — ты же понимаешь, я был к этому не готов, не придумал еще ничего. Уж очень не хочется продешевить.

Вот вляпался ведь, по самые уши. При этих словах у Эмеша буквально сердце замерло. Не продешевить. Это скорее всего значит, что ему придется расплачиваться за это всю жизнь. А соглашаться надо, другого пути нет. Просто развернуться и уйти сейчас было бы как-то глупо…

— Знаешь, не могу сейчас придумать, — пожал плечами старик, и как ни в чем не бывало добавил, — давай так, я зову Эрешкаль, перевожу вас всех туда-обратно сколько надо, а ты, когда разберешься со всеми своими делами, придешь сюда и сделаешь то, что я тебя попрошу. Идет? Думаю это хорошая сделка.

Вот, демоны тебя забери!..хотя куда уж… Ничего себе, хорошая сделка. Эмеш выпятил вперед челюсть и поглядел на лодочника с высоты своего роста.

— Согласись, ты оказываешь мне не такую уж большую услугу. То, что ты попросишь должно ей соответствовать. Не проси в ответ слишком многого.

— Хорошо. Я учту это. Ты согласен?

— Если это никому не причинит вреда.

— Никому? — захихикал демон, — То, что благо для одного, смерть для другого. Кому как не тебе знать это, Саир. Не слишком ли много условий?

А может ну ее эту Лару? Ведь сама же виновата, сама влезла в это дело. Чего он вообще носится с этим освобождением. Дура она, ляпнула как всегда не подумав.

И все же Эмеш понимал, что дело не только в Златокудрой богине.

— Хорошо, — согласился он, — я сделаю как ты хочешь. Но ты сейчас позовешь сюда Эрешкаль, заберешь у нее Лару и отвезешь туда вот его.

Уршанаби выдержал хорошую паузу, и улыбка расплылась у него до самых ушей. Словно объевшийся сметаны кот.

— Вон там телефон, — он показал рукой Эмешу за спину, — позвони ей и договорись о встрече.

Твою мать! Эмеш тихо застонал. Надо же быть таким идиотом! Стоило только посмотреть по сторонам, и не было бы никаких проблем. А теперь отступать уже поздно.

— Номер знаешь?

— Это прямой телефон, просто нажми кнопку, — посоветовал лодочник, очень довольный собой.

Ругая себя последними словами, Эмеш подошел к телефону и взял трубку. Очень долго только длинные гудки. Эмешу пришлось порядочно подождать, прежде чем он услышал знакомый голос.

— Да?

— Эри, привет. Это Саир.

— Саир? — изумилась она, — ты где? ты откуда звонишь?

— Я тут с Уршанаби. Мне надо с тобой поговорить.

— Давай. Я слушаю.

— А сюда подойти ты не можешь?

Эмешу почему-то очень не хотелось говорить по телефону, такие дела лучше решать лично. И дело даже не в том… короче он и сам не знал в чем именно дело.

— Знаешь, переправляться через реку довольно… хм… довольно сложно, — сказала она, — Может быть ты скажешь так?

Эмеш вздохнул, но спорить уже не было сил. Он вкратце изложил Эрешкаль свое предложение. Она выслушала не перебивая, потом попросила рассказать о Кинакулуше.

— Пастух? — обиженным тоном переспросила она, — неужели ты думаешь, я отдам Лару за какого-то пастуха?

— Он в одиночку убил мангара, — веско заметил Эмеш.

Эрешкаль задумалась. Было очевидно, что она и сразу была готова на этот обмен, она уже давно приняла решение, но не хочет соглашаться так сразу. В конце концов ее слово последнее, от него зависит жизнь и смерть в каждом из миров.

— Вообще-то мне наверно не следует этого делать, — задумчиво сказала она.

— Но ты сделаешь?

— Надеюсь ты понимаешь, что жизнь Лару не равноценна жизни какого-то смертного, будь он даже величайшим охотником на мангаров, — гордо заявила Эрешкаль, — Я отпущу ее, но только на срок, что отведен этому человеку. Потом тебе придется придумать что-то еще. Ничего личного, Сар, но таков закон — жизнь за жизнь, я просто не в силах его изменить.

— Понимаю, — согласился Эмеш, — и думаю, что я разберусь с этим даже раньше. А ты знаешь, сколько ему отмеряно лет?

— Не знаю. Никто не знает. Но я узнаю, когда придет время.

Эмеш мысленно застонал. Хорошо бы этому Кинакулушу полагалось долго жить, иначе демоны смерти могут явиться за Лару в самый неподходящий момент. Снова придется как-то выкручиваться.

— Хорошо, идет. Давай меняться?

Эрешкаль фыркнула в трубке.

— Я пришлю тебе Лару. Можешь отправлять ко мне своего пастуха. Но будь осторожен с ней Саир, — голос Эрешкаль вдруг стал серьезным, — Ты действительно уверен, что демонов выпустила не она? Вспомни, ты сам едва не погиб, когда вы загоняли демонов назад. Ты уверен, что это не повторится снова?

— Я уверен, это сделала не она.

— Как хочешь.

Эрешкаль вздохнула и повесила трубку.

Вот и все. Делов-то.

Эмеш развернулся и широкими шагами направился к берегу, где его ждал Кинакулуш. Вид у парня был подавленный и совершенно безразличный ко всему. Он поднял на бога глаза, и молча кивнул.

— Это не надолго… — словно извиняясь, заверил Эмеш.

— Позаботься о Тиль.

 

Память. Старый мир

1

Юлька сидела на подоконнике, кутаясь в старое рваное одеяло.

Маленькая, худенькая, словно девчонка, хотя уже давно за тридцать, курносая, рыжая.

— Иди сюда, а то там дует, простудишься.

— Не простужусь, — фыркнула она в ответ.

В доме холодно, как всегда. Впрочем, он давно уже привык. Все же он сам выбрал такую жизнь, отказавшись от всех благ цивилизации ради… ради вот этой курносой, на подоконнике. Она до сих пор звала его Сашка, как в самом начале, хоть это имя и странно сочеталось с грязной небритой рожей почти сорокалетнего мужика. Мдаа… Тридцать восемь, а выглядел на все пятьдесят, если не больше.

— Иди сюда.

— Не-а, — Юлька улыбнулась, чуть-чуть, одними уголками губ, и сразу стало немного теплее.

— Давай-давай.

Она все же слезла, подошла шаркая ногами, таща тяжелое одеяло за собой. И уселась рядом, прижавшись щекой к Сашкиной груди. Он обнял ее, уткнулся носом в рыжие волосы и несколько минут сидел молча.

— Что делать будем?

Юлька слабо пожала плечами, на долгие разговоры не было сил. Как она вообще до сих пор продержалась?

Жрать хотелось просто невыносимо, так, что живот сводило и кружилась голова. В этом году вертолеты с продовольствием прилетали все реже и реже, а за последний месяц — так вообще ни разу. Ни единой посылки снаружи, и никаких вестей.

Но он все равно каждый день упрямо ходил к Центру, вдруг прилетит. Если прозеваешь, то потом уже ни крошки не достанется.

Единственное, что спасало — ловили крыс, хотя и их становилось все меньше. Видимо с голоду все хорошими охотниками становятся. Господи! До чего он дошел! Вот скажи кто ему лет десять назад, только посмеялся бы, да пальцем у виска покрутил.

А ведь мог наверно и сейчас наведываться за едой в ближайший магазинчик, да в кафешку у работы. Сам же, дурак, оттуда сбежал.

Хотя кто знает как сейчас там. Вертолеты вот больше не летают…

Год назад видел он одного пилота, что разбился над их лесом, но чудом остался жив… впрочем не на долго… Парень неделю провалялся в бреду и все кричал какие-то непонятные вещи про чуму, землетрясения и конец света. Толком ничего понять не удалось, да и можно ли верить сказанному в таком состоянии.

А потом тот парень умер. С тех пор, кажется, вертолеты стали реже прилетать. Сначала ничего, хватало еще еды, а теперь вот даже крыса и то редкость. Пока кое-как выкручиваются, а дальше — видно будет.

Сашка нащупал в кармане сверток. Специально ведь замотал покрепче, что б не податься соблазну и не развязать. Жрать хотелось…

Он вытащил сверток и сунул Юльке в руку.

— На вот, это тебе.

Она подняла на него удивленные и почти испуганные глаза.

— Что это?

— Разворачивай.

Положив сверток на колени, Юлька принялась разматывать тряпку тонкими непослушными пальцами. Когда ей наконец это удалось, Юлька чуть не вскрикнула от неожиданности. Перед ней лежала шоколадка, в яркой блестящей обертке.

— Темный, с миндалем, — глупо брякнул он, словно это могло хоть что-то значить.

Юлька переводила растерянный взгляд то на него, то на лежащее на коленях сокровище, и в глазах блеснули слезы.

— Откуда у тебя это?

— Нашел, — Сашка довольно улыбнулся, чувствуя себя чуть ли не героем.

Шоколадку он нашел три дня назад, в доме старого Андрея Горбатого, что на просеке. Ходил к центру, проверить нет ли новостей, да на обратном пути решил зайти, проведать. То, что Горбатый помер, стало ясно уже с порога — вонь стояла, аж глаза слезились. Ну, конечно похоронил, кое-как выковыряв могилу в мерзлой земле, постоял молча, не вспомнив ни одной молитвы, пристроил у изголовья связанные крестом палки.

Потом дом обыскал, но не нашел ничего хоть сколько-то годного в пищу. И уже собираясь уходить случайно наткнулся на эту шоколадку. На полке, в жестяной коробочке от чая с разноцветными цветами.

Долго смотрел, не веря своим глазам. Да, шоколад иногда привози, но совсем мало, редко кому доставалось. А этот счастливчик, значит, берег на черный день.

Едва удержался, что бы не съесть все на месте, замотал в подвернувшуюся под руку тряпку и сунул в карман. Надо с Юлькой, напополам.

И сейчас вот Юлька сжимала его шоколадку в дрожащих руках.

— Ешь, это тебе.

— А ты?

Он сглотнул скопившуюся во рту слюну и собрался с духом.

— Я две нашел. Свою не удержался и сразу сожрал. А это тебе.

Получилось вроде убедительно. Ну что ему, в самом деле, эти пол шоколадки? Все равно таким же голодным и останется. Надо побродить в округе, может еще чего удастся раздобыть.

Юлька неуклюже пыталась разорвать обертку, пальцы не слушались.

— Давай открою.

Сашка предложил и тут же сам пожалел. Обертка далась легко, он, помнится, сам покупал такие же точно, в палатке, по дороге на работу. Давно, целую жизнь назад…

Открытая шоколадка пахла так, что заныло в животе. Он поспешно вернул ее Юльке, и сразу встал — лучше уж подальше отойти.

— Я чайник поставлю. Будешь чай?

— Может, давай пополам? — неуверенно предложила она.

Он скрипнул зубами и отвернулся, наливая воду в этот проклятый чайник.

— Да ешь всю, я может еще найду.

Юлька еще секунду колебалась, потом тихо всхлипнула, судорожно вгрызаясь зубами в маленькую коричневую плиточку.

2

Кто бы мог подумать, что пятьсот лет спустя он будет спасть на шелковых простынях и вкушать изысканные яства, достойные богов.

Кто бы вообще мог подумать, что у него есть эти пятьсот лет.

Они с Юлькой сидели на полу обнявшись, завернувшись в одно одеяло, прислонившись спиной к едва теплому боку печки. Точнее он сидел, с Юлькой на руках…

Дрова кончились, надо бы в лес сходить, притащить еще.

Сашка сидел неподвижно, закрыв глаза. Еще минутку, одну только минутку, и он встанет.

Вот уже часа три пытается заставить себя, и все никак не может собраться с духом. На улице зима, мороз как никогда, метель, аж окна дрожат. Если сейчас не сходить, то к утру они тут насмерть замерзнут.

Одну минутку, только одну минутку.

Было очень страшно оставлять Юльку одну, казалось отвернись только, и все. Еле дышала, даже глаза открыть не могла, только ресницы иногда вздрагивали.

Сейчас он встанет…

Только что толку вообще куда-то ходить, ради чего?

На прошлой неделе он с трудом доковылял по сугробам до центра и узнал что вертолетов больше не будет. Никогда.

Откуда взялись такие новости так и не понял, но сказали, что снаружи у них там то же самое что и у них. Как ни прятались, как ни отгораживались, а только все равно не убереглись. Мертвая зона расползлась, подмяв под себя едва ли не весь мир… а может и весь, кто его знает.

Так и не поняли что это такое, бились, бились и все без толку. Словно жизнь сама уходит из земли. Вроде по началу все как раньше, а потом просто все медленно чахнуть начинает. Вот как у них тут в лесу — ни одного зеленого листочка не было по весне, только голые, высохшие, словно скелеты, стволы.

Отсюда началось, да еще из нескольких таких же мест. Лет тридцать назад. Отгородили, помогали как могли. Но боялись. Думали заразно… наверно не зря думали.

Даже крысы тут все передохли.

Людям еще как-то удавалось выживать, люди — они живучие оказались. Не все конечно, вот у них в Центре человек двадцать осталось из полутора тысяч…

Так, сейчас он встанет. Нельзя же сидеть, нужно до последнего…

Печка почти остыла, не греет, лучше Юльку на кровать отнести.

Сашка сделал глубокий вдох. Самому бы на ноги подняться.

Осторожно придерживая за плечи, он положил Юльку на пол, на одеяло. Кое-как перевернулся, встав рядом на колени. Теперь надо обхватив покрепче, поднять… ничего, утром он смог, и сейчас тоже все получится. Ведь худая ж совсем, не весит ничего…

Вот сейчас… сейчас…

Юлькины веки дрогнули. Она словно хотела что-то сказать, но никак не выходило, только беззвучно шевелились губы.

— Все будет хорошо, — Сашка осторожно провел ладонью по ее свалявшимся, потерявшим цвет волосам, поднял на руки словно ребенка, и шатаясь отнес на кровать.

И еще долго сидел рядом, стараясь хоть немного отдышаться. Потом укрыл ее двумя одеялами и рваной курткой. Кто знает сколько его не будет, дом может совсем остыть.

Жгучие ледяные иглы ударили в лицо. Он выскочил на улицу, плотно прикрыв за собой дверь. Топорик на поясе тянул вниз, словно весил целую тонну.

Вот сейчас завалиться бы в сугроб и уснуть… хорошо… но там, дома, Юлька…

И все же он кое-как добрался до леса, и потом даже с тяжелой ношей вернулся домой. Пот лил ручьями, одежда промокла насквозь и липла к телу, в глазах темнело. Он дошел почти на ощупь, но дошел. Довольный и гордый.

А Юлька лежала на кровати, белая как снег, тихо-тихо… и не единого вздоха. Он тогда повалился рядом с ней на колени, очень хотелось кричать, плакать, но не выходило. До утра так сидел, надеясь что и за ним смерть придет, не поленится.

Но не пришла. Какой же он живучий, сукин сын!

Когда надоело ждать, стянул с себя куртку, держась за стены вышел за дверь и упал лицом в снег. Так уж наверняка.