Дети никак не могли понять, что случилось с их мамой. Швырнув на пол газеты с сообщениями о смерти Стюарта, она вдруг рассмеялась, затем извинилась и снова залилась смехом.

— Знаешь, похоже, нам стоит приглядеть за ней, — вздохнул Тим и посмотрел на Хитер.

И неожиданно все трое залились слезами.

На Соноре все еще было ее траурное платье, а дети уже переоделись в синие джинсы.

Тим, взглянув на часы, висевшие над входом в ресторан аэропорта, заметил:

— Из-за бабушки мы можем опоздать на рейс.

— Она наверняка примчится в последнюю минуту, — усмехнулась Сонора. — В семье твоего отца никто не отличался особой пунктуальностью. Это уже генетическое.

Хитер подняла вверх свою новую куклу Барби и пропищала:

— Спасибо, мамочка, за все твои подарки и мои новые джинсы.

— А ты уверена, что это нам по средствам? — серьезным тоном поинтересовался Тим.

— Но ведь тебе нравятся джинсы «Уолкман»? — спросила она, взглянув на сына и подумав, что ее дети еще настолько маленькие, что могут себе позволить расстраиваться по пустякам.

— Мне хочется, чтобы ты полетела с нами, мамочка.

— Правда, а почему ты не можешь? — спросил Тим, откусив большой кусок гамбургера. — Ведь больше ты не занимаешься расследованием, не так ли?

— Да, это так, меня отстранили, — ответила Сонора, размазывая пальцем мокрое пятно по столу.

— И это после всего, что ты сделала!

— Нет, дорогой. Мне действительно лучше оставить это дело. Есть определенные правила, которые нельзя нарушать.

— От всего этого и вправду можно расстроиться. — Тим посмотрел на Сонору с горькой гримасой и обменялся взглядами с Хитер. — А она продолжает свои преступления. Ну почему ты в последнее время не похожа сама на себя, мам?

— Что тебя так беспокоит, мамочка? Ну ладно, не говори ничего.

Тим уронил на пол картофельный чипс и спросил:

— Это все из-за Стюарта или потому, что мы уезжаем? Но ведь мы можем остаться с тобой, мам. Я совсем не боюсь.

Сонора потерла глаза ладонью.

— Да, это из-за Стюарта. Я еще долго буду тосковать по нему, тут уж ничего не поделаешь. А разве вас его смерть не расстроила?

Хитер промолчала, задумчиво посасывая большой палец.

Тим пожал плечами:

— Я, конечно, любил его. Но у меня нет привычки тосковать по людям. Если они уходят, значит, уходят. У меня остается моя собственная жизнь.

Сонора слушала его, нервно покусывая левый кулак. Да, тяжело слышать такое от тринадцатилетнего мальчика. И это беспокоило ее куда больше, чем слезы.

— Доедайте, дети, — скомандовала она.

— Это все очень вкусно, но я не голодна, — сказала Хитер, скромно сложив на коленях ручки. — Мамочка, ты хочешь побыть одна?

— Клампет составит мне компанию. И потом у меня есть кое-какие дела, которые не дадут мне скучать.

— Что еще за дела? — поинтересовался Тим.

Сонора вытерла руки тонкой бумажной салфеткой и, отсыпав в ладонь немного соли, проглотила ее. Последний раз она делала это, когда была ребенком.

— А куда мы летим? — спросила Хитер.

— В Атланту, — ответил ей Тим.

— А после Атланты?

Сонора пожала руку дочери:

— Узнаете, когда доберетесь до Атланты. Бабушка сама все решит. Почему бы вам не уговорить ее поехать куда-нибудь, где есть пляж.

— К океану? — сказала Хитер.

— Да, пляжи расположены именно в таких местах.

Сонора посмотрела на сына:

— Будь умницей, я рассчитываю на тебя и верю в вас обоих. Приглядывайте друг за другом и ведите себя хорошо. И конечно, не забывайте о школьных занятиях.

— А насколько мы уезжаем? — спросил ее Тим.

Сонора нахмурилась:

— Не знаю, так далеко я не заглядывала. Вероятно, пока «Виза» не аннулирует мою кредитную карточку.