Со временем жизнь Леа приняла следующий характер: едва она выходила из издательства, как оказывалась словно на угольях, в ожидании того, не понадобится ли Адаму человеческий аксессуар для какого-нибудь выхода в свет. Как он сказал тогда в кухне? Будто бы он вернулся к ней, потому что хотел быть рядом… «Должно быть, это была шутка», — с горечью думала Леа. Она постепенно начинала чувствовать себя хостессой, готовой выехать по вызову в любой момент. В качестве бонуса ей предоставлялась непредусмотренная их соглашением возможность повздыхать по своему спутнику со стороны.

Апогеем этих событий должен был стать вечер в опере: утром Меган неожиданно заявилась к Леа в издательство, нагруженная коробками нежно-сиреневого цвета и списком в ритме стаккато, в котором было записано, когда, где и в чем должна появиться Леа. Адам пойдет в оперу в обществе других людей, и она «должна, пожалуйста, стоять наготове и пламенно приветствовать его», как резко пояснила Меган.

— Вы случайно не заметили стопку работы на моем письменном столе? — прервала Леа речевой поток Меган. — Можете передать Адаму, что у меня есть дела поважнее, чем начищать перышки, а затем сидеть и скучать рядом с ним.

Она никак не могла справиться с разочарованием по поводу их двух последних встреч.

Меган скривила свои аккуратно накрашенные губы в улыбке, и Леа впервые заметила блеск в ее глазах.

— Леа, — мягко сказала она, словно разговаривая с упрямым ребенком, — мы ведь обе знаем, что вы говорите ерунду. Конечно же, вы будете ждать Адама в фойе. Это даже не обсуждается. Когда хозяин свистит, мы обе послушно следуем за ним. Вы ведь сами не так давно облекли это в столь красивые слова! Если не будете справляться с нарядом, позвоните мне, пожалуйста. Тогда я — как обычно — сразу же приеду.

Прежде чем смущенной Леа пришла в голову подходящая грубость, злая правая рука Адама уже скрылась за дверью. Сначала Леа снова села за стол, словно ничего не произошло. Но когда ее глаза в сотый раз магическим образом устремились к стопке коробок, она призналась себе, что слишком любопытна, чтобы продолжать работать. Поэтому пришлось признать поражение.

Бегло просмотрев содержимое, Леа сильно удивилась выбору платьев, которыми одарила ее Меган. Интересно, насколько подробными будут на этот раз инструкции Адама? В каждый из этих нелюбимых вечеров в глазах Адама при виде ее что-то вспыхивало. Он постоянно пытался скрыть это за маской безразличия. Но сверкание глаз говорило ей, что его инструкции, должно быть, звучали: «Должна выглядеть очень аппетитно». В любом случае, Меган всегда выполняла свои обязанности с тщательностью, которая граничила со стремлением к совершенству — но сегодня она превзошла себя.

Леа приложила к себе платье для коктейлей из виноградно-зеленого гофрированного шифона и принялась разглядывать свое схематичное отражение в оконном стекле. Воплощенная элегантность — по-другому охарактеризовать это платье у нее не получалось. В очередной раз закралась мысль, что, выбирая платья, Меган посмеивается над ней, превращая вообще-то неряшливую Леа в великосветскую даму. Ей даже казалось, что она слышит голос Меган, которым та сообщает, что уж это платье послушная Леа точно будет носить.

Леа еще раз осмотрела наряды и пришла к выводу, что на первый взгляд Меган все вроде бы сделала правильно. Но если призадуматься, то выходило, что в итоге должна была материализоваться одна из появляющихся словно грибы после дождя копий Одри Хепберн. «Итак, плохой вкус этого ада заключается в том, чтобы выглядеть особенно мило», — утешала она себя.

После этого воображаемого поединка с Меган, Леа перескочила на вопрос о том, нужно ли соблюдать указания Адама или нет. Это далось ей с несказанным трудом; в этом пункте следовало признать правоту Меган: она будет на месте, как и требовалось, потому что правила игры, как и прежде, устанавливал Адам.

Вечером, войдя в оперу, Леа подарила себе мгновение покоя и ощутила оживление, царившее в фойе. Она всегда особенно сильно наслаждалась минутами до того момента, когда занимала свое место в зрительном зале и поднимался занавес. Волнение и предвкушение словно вливали в нее струю жизненной энергии. Она наблюдала за тем, как люди снимают пальто, подмигивают друг другу через головы и группки болтающих или быстро осушают бокал шампанского, с видом знатока разглядывая наряды остальных. Часто яркое оживление в фойе было интереснее происходящего на сцене.

Этим зимним вечером люстры в опере сверкали, переливаясь во всей красе, и Леа охотно закрыла бы глаза, чтобы прислушаться к постукиванию каблучков и шороху платьев. Но непонятное напряжение в животе и понятное напряжение от непривычно высоких каблуков не давали возможности насладиться этой роскошью. Что ж, она здесь не для собственного удовольствия, а потому, что так приказала Меган, точнее, Адам.

Испытывая острый приступ упрямства, Леа окинула взглядом фойе и тут же заметила среди лиц профиль Адама. Должно быть, он только что прибыл, потому что стоял в окружении группы людей, приветливо здоровавшихся с ним. Как обычно, он сильно выделялся из толпы, словно на него был направлен луч яркого света. Леа смущенно разглядывала его строгие черты, зеленые кошачьи глаза под четко очерченными бровями, темно-русые волосы, которые он, когда на него никто не смотрел, отбрасывал назад, чтобы они постоянно не лезли в глаза, слегка склоненная набок голова, уверенная осанка… Тот факт, что, несмотря на свою неприступность, он притягивал ее словно магнит, рассердил Леа сильнее, чем вынужденное переодевание и необходимость выдержать встречу до конца.

Адам и небольшая группа элегантно одетых посетителей оперы стояли немного ниже балюстрады, которую Леа выбрала в качестве наблюдательного пункта, потому что оттуда все хорошо просматривалось. Она неподвижно застыла в ожидании, пока его взгляд найдет ее. На доли секунды ей показалось, что в его глазах промелькнуло восхищение, но уже в следующий миг в них было только холодное внимание. Она подняла подбородок и почувствовала, как между глазами пролегла сердитая морщинка.

Некоторое время они смотрели друг на друга как непримиримые враги. И только когда Адам нетерпеливо кивнул, давая понять, что она должна немедленно спуститься к нему, Леа подчеркнуто неторопливо сдвинулась с места. На миг ей пришла в голову мысль: а не стереть ли тыльной стороной ладони с губ красную помаду, тем самым превратив свое дивное появление в карикатуру. Но она тут же одернула себя. Чего бы она этим добилась? Не в ее интересах, чтобы Адам обращался с ней как с упрямицей. Кроме того, настойчивый внутренний голос интересовался тем, как пахнет Адам с его свежевыбритыми щеками и все еще влажно поблескивающими волосами.

Подойдя, она приложила все усилия к тому, чтобы напустить на себя безразличный вид и воспротивилась желанию оказать больше внимания, чем легкий поцелуй в щеку.

— Ты великолепно выглядишь, — необычайно серьезно произнес Адам. Его пальцы мимолетно коснулись ее талии, затем он быстро одернул руку. — Даже в упрямой складочке возле губ есть нечто очень соблазнительное.

Как ни трудно было это сделать, но Леа заставила себя оторваться от его глаз и сосредоточиться на окружавших Адама гостях. К ее удивлению, ей уделили очень много внимания. Леа ничего не говорили ни имена, ни лица, хотя она не могла отделаться от ощущения, что со всеми этими людьми она однажды уже встречалась.

Кивая, она заметила, что расчет Адама сработал: они представляли собой очень необычную пару. Блестяще одетые, удивительно отчужденные, окруженные ореолом тайны. Одобрение во множестве устремленных на нее глаз было невозможно не заметить. Когда Адам наконец приобнял ее одной рукой за бедра, она поймала себя на том, что это доставляет ей удовольствие. Неужели это и в самом деле она? Смутившись, она приняла предложенную Адамом руку и проследовала с ним по лестнице на места.

В маленькой ложе к ним присоединился изысканный господин с седыми волосами и сытым брюшком. Некий ван Вайнхуус, бурно приветствовавший Леа в фойе как хороший знакомый.

— Как красиво вы опять оделись, дитя мое, — радостно обратился он к ней. — Совершенно восхитительно, грация во плоти, все дамы при виде вас умирают от зависти. — Во время своей восхищенной тирады ван Вайнхуус постоянно похлопывал холодно взирающего на все это Адама по плечу, словно поздравляя с успешным финишем беговой лошади.

Леа тем временем отчаянно копалась в воспоминаниях. Откуда она знает этого человека? Ей смутно казалось, что она помнит эти обвислые щеки ван Ванхууса. Наконец она начала припоминать ужин, состоявшийся пару дней назад в итальянском ресторане, во время которого она была совершенно не в себе из-за дикого коктейля из снотворного и алкоголя. Наконец-то она поняла, почему ван Вайнхуус обращается с ней как с маленьким ребенком, которого лучше не расстраивать и не требовать слишком многого. Очень может быть, что ей следует благодарить себя за то, что этот вечер скрыт от нее за пеленой забытья.

Тронутая, Леа отвела взгляд в сторону и увидела супругу ван Вайнхууса: снежную королеву, словно из книги сказок; здесь была и застывшая улыбка, и вечно удивленный взгляд. Мадам Супруга давно уже заняла свое место в ложе вместе с остальными зрителями и теперь нетерпеливо смотрела на них.

Но, похоже, ван Вайнхуус не спешил присоединяться к ней. Более того, он отошел на шаг в сторону, и все увидели азиата средних лет в очень элегантном смокинге. Мужчина с достоинством поднялся и откровенно уставился на Адама, а тот, в свою очередь, не отрываясь смотрел на него.

На круглом лице мужчины больше всего выделялись глубоко посаженные глаза за толстыми стеклами очков. Его кожа с крупными порами по цвету напоминала газету, на несколько недель забытую на хорошо освещенном солнцем подоконнике. Уголки губ были опущены, словно у придирчивого и вечно всем недовольного человека. Однако мимика и осанка излучали дисциплинированность и честолюбие в сочетании с большой долей любопытства. Этот концентрированный интерес скрыть было трудно, поскольку он неприлично долго не отводил взгляда от лица Адама, который был выше по меньшей мере на две головы.

Ван Вайнхуус отечески положил азиату руку на плечо и, сделав широкий жест, подчеркнул знакомство.

— Мой дорогой друг, это — доктор Кицу Акинора, о котором я так много вам рассказывал. Вы должны знать, что Адам очень интересуется вашими исследованиями. Хотя он всего лишь любитель, но — и пусть это останется между нами — знает о текущем состоянии исследований больше, чем некоторые из ваших коллег, если позволите заметить.

Леа вопросительно посмотрела на Адама, потому что не могла себе представить, в какой области исследований он мог бы пересечься с этим Акинорой. Выглядевший очень расчетливым, этот человек не производил впечатления представителя гуманитарных наук.

— Направление, в котором развиваются ваши эксперименты, очень заинтересовали меня. Похоже, вы действительно стоите на пороге открытия, — пояснил Адам, не обращая внимания на дергавшую его за рукав Леа. — Хотя у меня сложилось такое впечатление, будто бы вам для решения проблемы не хватает чего-то очень существенного.

— Да, — слегка кивнув головой, ответил Акинора. — В этом вы, пожалуй, правы. У вас нет идей по поводу того, каким образом вы могли бы помочь мне сдвинуться с места? Я был бы очень признателен за поддержку.

Видя, что Адам не торопится с ответом, Акинора добавил:

— Если вы так интересуетесь моими исследованиями, то наверняка можете понять, насколько далеко я готов пойти ради прорыва. Итак, у вас есть что-нибудь для меня?

Адам потер шею, словно желая стряхнуть чью-то невидимую руку.

— Может быть, — ответил он наконец.

Ван Вайнхуус широко улыбнулся, словно только что подвел обоих мужчин к алтарю. Адам и Кицу Акинора продолжали не отрываясь смотреть друг на друга. Затем Акинора скривился в недовольной улыбке и слегка опустил голову.

Сияя, ван Вайнхуус склонился к Леа и, взяв ее за локоть, подтянул немного к себе.

— А это очаровательная спутница Адама. Леа — прелестнейшая личность, если позволите заметить. Эта юная леди восхитительно умеет развлечь общество.

Сначала ей показалось, что Акинора хотел только бросить беглый взгляд, но потом его глаза с желтоватыми крапинками остановились на ней. При этом Леа почувствовала себя не столько особенно привлекательной игрушкой, которую можно спокойно и подробно рассмотреть, сколько предметом научного исследования.

— Итак, Леа… Чудесно, чудесно, — едва слышным голосом произнес Акинора, и уголки его губ приподнялись, словно перед ним только что поставили особенно аппетитное блюдо.

Леа словно завороженная выдержала взгляд, в то время как Адам с неприкрытым облегчением отреагировал на звонок, пожелал всем приятного вечера и хотел потянуть Леа за собой на их места. Но та неожиданно сильным движением вырвалась.

— Доктор, — уверенно сказала Леа, и глаза ее превратились в щелочки.

— Итак, доктор Леа, — лицемерно протянул Акинора. — А в какой области, если позволите спросить?

— Литература. А в какой области специализируетесь вы, доктор Кицу?

Акинора продолжал улыбаться, но брови его невольно нахмурились, и ему не удалось скрыть этого. «Да, вот так быстро можно превратиться из объекта в субъект», — задрав подбородок, подумала Леа.

— Генетика, — бросил он, и его голос утонул в первых звуках увертюры, грохочущей страстями Викторьена Сарду.

Места Адама и Леа находились сразу за местом Акиноры, поэтому Адаму было достаточно слегка наклониться вперед, чтобы прошептать ему что-нибудь на ухо. Но во время оперы Адам так же мало интересовался Акинорой, как и обращал внимание на Леа. Эта отстраненность настолько сильно раздражала ее, что она начала подумывать над тем, чтобы спросить, не рассердила ли его ее пикировка с Акинорой. Однако при виде его неприступного лица она опомнилась. Его настроение резко испортилось с тех пор, как Акинора проявил интерес к Леа. По непонятной причине Адам начал сожалеть о том, что привел ее в оперу. Что бы он там ни планировал, исход его не радовал. Мышцы на его щеках были напряжены настолько, что проступили остро очерченные скулы. Он делал вид, что полностью сосредоточился на музыке, но его пальцы постукивали по коленям в совершенно другом ритме. Краем глаза он то и дело поглядывал на профиль Леа, и она, почувствовав это,

заметно занервничала. Она поймала себя на том, что постукивает ногой в том ритме, который отбивают его пальцы. Итак, они оба не могли наслаждаться великолепной музыкой. Очередной испорченный вечер.

— Почему тебя интересует этот доктор Кицу Акинора? — наконец спросила Леа, когда по окончании арии публика неистово зааплодировала. Хотя после того короткого приветствия Адам не обращал на Акинору внимания, в душу Леа закралось подозрение, что все это посещение оперы нужно было только для того, чтобы быть представленным этому азиатскому генетику.

Адам не ответил на вопрос, глядя вперед и делая вид, что их разделяет звуконепроницаемая стена. Она заморгала, пытаясь проглотить разочарование из-за его молчания. «Вообще-то ничего иного я и не ожидала», — утешала она себя.

Посреди аллегро раздалось монотонное попискивание мобильника, и все глаза в ложе устремились на Акинору, который нимало не смущаясь ответил на звонок. Несколько секунд спустя он заторопился к выходу. Последний взгляд он бросил на Леа.