При других обстоятельствах Леа обязательно попыталась бы добавить и без того усеянному красными шрамами лицу Адальберта еще парочку украшений за то, что он с ней только что проделал. Но вместо этого она только покорно пошла рядом с ним. По дороге ни одно злое слово не сорвалось с ее губ.

Она была до глубины души шокирована тем, насколько легко демон сумел получить власть над профессором. Если даже такой человеколюбец как Каррьер потерял здесь самообладание, то что же будет со страстным Адамом?

Слова Адама впервые стали для Леа что-то значить: в этой пещере она уже не спутница, которую он сам себе выбрал, а пугливая жертва, которую нужно поймать и утихомирить. Не важно, насколько безумен Коллекционер, — когда речь шла о том, чтобы выманить на поверхность демона, он становился гением. Вероятно, это был особый дар, которым наделил его демон, хотя и не сумел завладеть его телом целиком.

Леа бросила на Адальберта быстрый взгляд из-под опущенных век. Может быть, этот одержимый местью человек даже сделал ей одолжение, заперев ее в одной комнате с Этьеном Каррьером: так у нее появилась возможность посмотреть своей судьбе в глаза. Из всех опасностей, подстерегавших ее в этом готовом вот-вот обрушиться пещерном лабиринте, Адам был, пожалуй, самой страшной.

Погруженная в свои мысли, Леа шла по коридорам, а из клеток до нее вновь доносились ревущие и манящие голоса. Когда Леа покинула шлюз, она выглядела настолько потрясенной, что, несмотря на презрительное шипение Адальберта, Рандольф почувствовал себя обязанным слегка приобнять ее и сказать:

— Ну-ну, ничего ж не случилось.

— Нет, — вместо Леа ответил Адальберт. — Финал мы оставим исключительно нашему другу Адаму. А когда Леа перевоплотится, мы запрем всех этих троих порченых в одну камеру, где они смогут дружно доводить себя до безумия.

Судя по выражению лица, это доставляло Адальберту мало радости. Вполне возможно, что в тот миг, когда Леа будет убита или подвергнута перевоплощению, а Адам предстанет перед своим старым другом, он впадет в депрессию. Какую еще боль можно причинить, каким подвергнуть унижениям? Жизнь его однозначно утратит всякий смысл.

Внезапно Адальберт остановился, а вместе с ним и Рандольф, словно получив безмолвный приказ прекратить движение. Только Леа сделала еще один шаг вперед, прежде чем рука Рандольфа, все еще лежавшая у нее на плече, настолько внезапно заставила ее остановиться, что она едва не потеряла равновесие. Девушка казалась сама себе собачкой, которая на бегу вдруг обнаружила, что достигла конца поводка.

Она раздраженно обернулась. Адальберт отвернулся и стал потирать свои похожие на сосиски пальцы, пока Леа не начало казаться, что они скрипят. Потом в его осанке появилось что-то по-военному молодцеватое, щеки надулись.

— Посещение пошло старичку на пользу, или вы так не считаете? В последнее время он несколько заржавел… Я бы даже сказал, что ваше присутствие заставило кровь в его жилах вскипеть. Время от времени ему это просто необходимо. Повод, чтобы придерживаться своих старых целей и вновь открывать человеческую красоту.

— Об этом в столь великолепно оборудованной камере можно спокойно забыть, — сухо ответила Леа, но Адальберт предпочел не обращать внимания на намеки и, вместо того чтобы обидеться, самодовольно улыбнулся.

— Я вам кое-что должен, дорогая моя, — сказал он, указывая на нее пальцем. А затем продолжил движение — плечи расправлены, походка лучится высокомерием. «Если он сейчас засвистит, я наброшусь на него сзади», — поклялась себе Леа.

Они миновали еще добрую дюжину металлических дверей и несколько темных провалов, где, как предполагала Леа, были другие пещеры, подобные той, в которой ждал ее возвращения Адам. Время от времени в общий гул голосов вливался громкий рев или страстный шепот, сообщая о том, что та или иная клетка заселена. Хотя она все еще ощущала зов демона, но ее интенсивность понемногу спадала. Слишком часто достигали ее ушей подобные зовы за последние несколько часов, и у экстаза появился гнилостный привкус.

— Когда демон приходит к ним и они совершенно теряют над собой контроль, начинает звучать самая приятная музыка для моих ушей, — пояснил Адальберт, хотя никто его ни о чем не спрашивал — Эти наглые отродья так много о себе воображают из-за того, что хранят в себе самое святое, но разве оно служит им? — Его рыбьи губы издали презрительное шипение. — Нет, здесь, внизу, они полностью превращаются в храм для демона. И если запах человеческой крови ударяет им в нос, достаточно одного вдоха — и демон вырывается на свободу. Прекраснее и роскошнее любой чертовой оперы!

Леа взглянула на него и даже не удивилась, увидев на его лице печать безумия. Ко всему прочему он еще и потирал свои потные руки.

— Есть желание оценить еще какие-нибудь объекты, прежде чем мы вернемся в пещеру льва? — угодливо спросил он. — У нас есть совершенно необыкновенная женщина-рыба в резервуаре с водой. Или, может, лучше факир-экстремал, постоянно срезающий с себя кожу? Конечно, мы также можем предложить и столь обыденный экземпляр, как ходячая энциклопедия. Может быть, это будет вам интересно, ведь вы любите книги? Как уже было сказано, они проводят здесь, внизу, некоторое время — и расцветают во всей красе.

— Что-то я не припомню, чтобы дорога туда занимала так много времени, — пробормотала Леа, когда Адальберт набирал в легкие воздух.

— Похоже, вы ждете не дождетесь, чтобы вас слопал Адам, — с наигранной веселостью ответил он, но его нахмуренное лицо красноречиво свидетельствовало о том, как мало он ценит ее непосредственность.

Да, с ее стороны было наивно перебивать Адальберта. Принимая во внимание буйство, царившее в клетках, она с болью осознала, что ожидает ее после возвращения в пещеру: рано или поздно в этом великолепном заповеднике Адам перестанет быть человеком и, таким образом, позволит демону в любое время занимать трон.

При мысли об этом Леа обхватила сильную руку Рандольфа. Адальберт раздраженно засопел и натянул ей на голову мешок, но как только коридоры с гудящими лампами остались позади, снова снял. Они прошли по штольне в голой скале. Пятно света от карманного фонарика, которым Адальберт освещал путь, беспокойно запрыгало. Наконец за поворотом показался уступ с режиссерским креслом на нем. От страха Леа вонзила ногти в руку Рандольфа, но великан ничего по этому поводу не сказал.

В режиссерском кресле уже уселся Коллекционер, положив свои обутые в бархатные шлепанцы ноги на табурет и сжимая в руках театральный бинокль.

— Как вовремя! — насмешливо произнес он, тряхнув головой, чтобы прядь волос закрыла мертвый глаз, но желаемого эффекта достичь ему не удалось. — Наш объект скрылся в скалистых джунглях. Эта альтернативная клетка — сущее наказание: прожектора просто не в состоянии осветить местность за скалами!

— Может быть, парень вылезет, когда задняя часть пещеры окончательно обвалится, — равнодушно произнес Рандольф. Он словно в тисках сжимал теперь руку Леа — после того как она отпрянула при виде Коллекционера. — Предыдущий обвал наверняка стоил нам нескольких объектов. Здесь все рушится. Может, перевести того, что внизу, в другое место? Впрочем, вторая большая пещера затоплена… Ну, да его в любом случае сначала нужно достать…

Майберг обрадованно повернулся и посмотрел на великана через стекла очков. До сих пор он сидел на корточках возле табурета Коллекционера и таращился в темноту, словно считал, что сможет там рассмотреть Адама, если только верить в это достаточно сильно.

«Может, стоило кому-нибудь из этой шайки предупредить Майберга, что Адам нежданно-негаданно заполучил какие-то одежки», — подумала Леа. Несмотря на угрожающую ситуацию, при виде этих засаленных пальцев она не сдержалась и послала ему самую обаятельную улыбку, медленно проведя кончиком языка по губам. Майберг скривил верхнюю губу, обнажив при этом ряд желтых лошадиных зубов.

— Вздор, — сказал Коллекционер и принялся помахивать театральным биноклем, так что воздух негромко засвистел. — Он предвкушает это уже целый день! Невольница была обязательной программой, теперь настал черед произвольной! У всего есть своя внутренняя логика — нужно только распознать ее! — и пусть лучше он будет проклят, чем прервет игру. Любое дальнейшее промедление только лишает финал интенсивности! — Он задумчиво посмотрел на Леа. — Ее можно бросить туда, вниз, наилучшим образом осветив, нашего маленького ягненочка. Сущего жертвенного агнца.

Когда Коллекционер рассмеялся своим переливчатым смехом, Леа до глубины души пожалела о том, что когда-либо испытывала сочувствие к этому существу. Адам был прав: совершенно ненормальный и достойный презрения тип. Но это запоздалое понимание ничем помочь не могло. Сейчас ее снова отправят вниз, и Коллекционер получит свое.

— Ах, к чему это! — Он лениво помахал театральным биноклем, другой рукой утирая слезу. — При необходимости выпустим в это нагромождение камней парочку осветительных ракет. Но после того чудного представления, когда невольнице столь искусно пустили кровь, Коллекционер не думает, что тигр станет убивать свою добычу в темноте.

С губ Леа сорвался тихий стон. Ее нога застряла в расщелине, достаточно широкой, чтобы споткнуться. До сих пор ее взгляд был прикован к нагромождению камней в другом конце пещеры, к тому месту, где тень и камень поглощали свет. Но Адама словно след простыл.

Теперь же она обнаружила, что расщелина не только широка, но еще и заполнена водой. Вода в ручье, который пересекал этот каменный мешок, поднялась: речушка вышла из берегов и покрывала берег своим черным телом. Тонкие рукава прокладывали путь через камни, пропадая в расщелинах.

Убедившись в том, что с лодыжкой все в порядке, она осторожно двинулась по течению. Отверстие в стене, через которое вода попадала в зал, увеличилось. Наверху вывалился кусок скалы, из нее под давлением била темная жижа, похожая на горизонтальный фонтан. Дыры в противоположной стене не хватало на то, чтобы выпускать несущиеся потоки.

Леа остановилась возле места прорыва. Присмотревшись внимательнее, она заметила множество блестящих мест в скале: камень стал пропускать воду, словно мокрая губка. За стеной, должно быть, образовался водяной пузырь неизвестных размеров. И, похоже, стена уже не справлялась с давлением.

Девушка вспомнила треск, который слышала во время чайной церемонии у профессора Каррьера и озадаченно спросила себя, что еще могло расшататься в этой нестабильной системе.

«Время уходит, и не только для Коллекционера», — подумала она, заставляя себя снова взять себя в руки. Постепенно она становилась настоящим профессионалом во всем, что касалось запутанных ситуаций.

Ход ее мыслей прервал камень, упавший где-то у нее за спиной. Леа вздрогнула и испуганно перевела взгляд на потолок, ожидая увидеть на нем трещины. Но потолок был цел. Тем не менее об пол со стуком ударился следующий камень.

— Глупый ягненочек! — услышала она крик Коллекционера, в котором слышалось нетерпение и веселье. — Это ведь не тот угол. Она должна идти вон туда, туда, где такой приятный мрак, причем идти живо! Ему сегодня, несмотря на подушки, очень неприятно и тяжело сидеть, поэтому не нужно терять времени. Она понимает это?

Об пол стукнул очередной камень. Рикошетом взлетела галька, ударила Леа в ключицу. Боль была не сильнее, чем от комариного укуса, но довольная ухмылка Майберга разозлила ее. Эта крыса прижалась к креслу Коллекционера, подбросила еще один камень и снова поймала его. Вызов. Какая наглость! Леа присела на корточки и стала искать под ногами подходящее оружие, а Коллекционер тем временем продолжал ругаться себе под нос.

И в тот самый миг, когда Леа хотела подняться, ей показалось, что она заметила тень за скалой. И тут же вся ее агрессивность испарилась.

«Почему ты просто не пойдешь к нему?» — поинтересовался ее донельзя наивный внутренний голос.

«Великолепная идея, — тут же раздался другой. — Как будто я с уверенностью могу сказать, кто сейчас наматывает круги там, за скалой».

Потребность Адама потакать прихотям Коллекционера была, похоже, удовлетворена. Поэтому он затаился. Может быть, еще действует наркотик, который всадил ему под кожу Адальберт.

«Интересно, куда попал Адальберт? В язык? Иначе почему тогда он просто не позовет меня?»

«Наверняка он обижен из-за того, что ты бросилась бежать от него сломя голову. Ты должна пойти к нему!»

Леа застонала. Это все напрасный труд, она не может противиться ни нечистой совести, ни своей тоске. Вопреки здравому смыслу она чувствовала, что темнота в другом конце пещеры магическим образом притягивает ее. Наверное, в любом стаде есть баран, который достаточно глуп для того, чтобы самостоятельно прыгнуть волку в пасть и при этом еще и извиняться за то, что задержался.

На негнущихся ногах Леа подошла к остаткам свертка, которые лежали разбросанные по полу, и расстелила каремат. К уступу, превратившемуся в ложу для охочей до сенсации публики, она повернулась спиной. Крепко обхватив руками ноги, она зарылась лицом в сгиб локтя.

Удар сердца. Доносящийся издалека. Багрово-красный.

Адам инстинктивно запрокинул голову, а прохладный воздух коснулся его лица, раскрывая ему свою тайну. Аромат карамели и апельсиновых корок… Демон улыбался…

Леа лежала на боку, свернувшись калачиком, и прислушивалась к собственному сердцебиению. Размеренному и успокаивающему.

Какое-то время на уступе продолжалась дискуссия. В конце концов все сошлись на том, что грандиозный финал заставляет себя ждать. Поддержал это решение кабель, выведший из строя прожекторы. Сноп искр, вылетевший при этом, поджег Коллекционеру несколько прядей волос, и его терпение испарилось в гневной тираде ругательств.

После того как Рандольф притащил передвижной прожектор и при помощи небольшого генератора заставил его светить, Майбергу поручили следить за сценой и при обнаружении движения немедленно подать сигнал. С тех пор ничего не происходило вот уже в течение нескольких часов.

Леа уже не была уверена в том, что нечаянно не уснула. По крайней мере, ее тело делало вид, что внутренняя система оповещения работает и отреагирует на малейшее изменение в пещере. Так почему бы не поспать немного?

Почувствовав мягкое прикосновение к плечу, она тут же открыла глаза. Подняла голову, чтобы посмотреть через плечо. Но сзади были только слабо освещенные скалы и лужи воды, которые за время ее сна успели заметно увеличиться. В воздухе пещеры витал аромат снега. Почти незаметный. И тем не менее он привел в действие систему защиты Леа.

Она медленно выпрямилась и перевела взгляд на уступ. Майберг спал, уютно устроившись в режиссерском кресле Коллекционера. Она бесшумно поднялась на ноги и как следует потянулась. Потом подождала еще немного, пока глаза привыкнут к слабому освещению, достигавшему дна пещеры. Перед скалами, за которыми начинался другой мир, она остановилась.

И вошла в темноту.

В тот же миг Леа ощутила множество губ, приветственно целовавших ее кожу. Но, вытянув руку, она коснулась только холодного камня. Воздух сплетался, загустевал. Откуда-то шел металлический, тяжелый аромат, афродизиак, для которого в мире Леа не было названия. Он окружил ее, окутал шелковыми ленточками, и ее кровь запела.

Она застонала от удивления и сделала попытку различить силуэт в трепещущей темноте. Слух ее обострился, регистрируя любой звук, но не получалось разобрать что-либо, кроме шума воды и потрескивания камня, за который девушка держалась. И тем не менее все нервные окончания под кожей свидетельствовали о том, что Адам рядом, наблюдает за ней, подбирается все ближе и ближе. Внезапно на ее плечи сзади опустились две руки, и девушка с трудом удержалась от того, чтобы не закричать.

Ее унес прочь поток желания и страха, когда Адам губами убрал волосы с ее затылка и легонько, игриво укусил. Затем ласка превратилась в легкий поцелуй, и тут же снова в укус. Недостаточно сильный, чтобы ранить. И, тем не менее, она чувствовала опасность, крывшуюся за игривыми жестами. Потому что от каждого прикосновения вспыхивало возбужденное пламя, пожирало последние баррикады, уничтожало сопротивление негасимым огнем.

— Ты больше не станешь убегать? — Хотя Адам своим спокойным голосом сформулировал это как вопрос, тем не менее это было утверждение.

У Леа не осталось сил даже на то, чтобы кивнуть. Ее тело дрожало, уходило из-под контроля. Жаркий след опускался от затылка по позвоночнику, и легкие охватил пожар. Она сдалась и тут же стала ожидать резкой боли в тот миг, когда Адам разорвет кожу на ее шее, чтобы добраться до жертвы для демона. Внутренне она отступила на шаг и стала рассматривать сама себя как сосуд, который должен быть разбит.

Губы Адама ласкали ее артерию. Беззаветные поцелуи, за которыми следовало касание его зубов.

Она будет стоять смирно, пусть делает что хочет. Наконец манящее прощупывание, постоянно обещавшее ей ощущение свободы, отступит. Хорошо направленным укусом Адам наконец положит конец всему. Что может быть лучше, чем превратиться в поток? Мягко несущий эссенцию жизни. Сначала — громкий шум, а потом — всего лишь еще одно воспоминание в бесконечности демона. Ароматная темнота манила, обещая награду: стать частью чего-то бессмертного.

Леа почти не замечала, что ноги ее угрожают вот-вот отказать, а дыхание становится все слабее и слабее. Все внутри нее желало, чтобы Адам овладел ею, стал с нею одним целым. Пусть это продлится всего лишь несколько мгновений, до тех пор как иссякнут последние капли ее жертвы.

Пока она ожидала избавительного укуса, к ней пришло понимание, что, несмотря на все его великолепие, она не желает поцелуя демона. Он может бушевать, словно рождающееся солнце, одновременно уничтожая целые миры, но на самом деле ее душа жаждет иного. Она жаждет того, что скрывается за всем этим плещущим через край великолепием и соблазнительными поцелуями.

Словно в последнем протесте, рука Леа потянулась под ткань, покрывавшую бедра Адама. Когда она коснулась пламенеющей, словно в лихорадке, кожи, все внутри нее возликовало: она удержится, не отдастся в жертву демону, потому что Адам хочет, чтобы она была его спутницей. Это знание затопило ее и погасило жгучее желание отдаться.

— Любимая, — прошептал Адам хотя и нежно, но с подозрительной ноткой властности. При этом он зарылся лицом в ее волосы, чтобы тут же вынырнуть снова и провести языком по позвоночнику.

Ее словно пронизал разряд тока, заставляя хватать ртом воздух, возвращая в объятия Адама. Жуткое понимание обрело форму: несмотря на близость Адама, зов демона на миг оказался сильнее. Демон едва не увел ее… словно ребенка, протягивающего руку незнакомцу. Адам прижимался к ней всем телом, его руки блуждали по ее бедрам, а Леа ужасалась власти демона.

Адам медленно обошел ее и остановился прямо напротив. Она чувствовала его дыхание на своих щеках. Его пальцы ласкали ее ключицы, затем рука обвела контуры ее тела. Легким движением он стянул вязаный свитер с ее плеч, и девушка вздохнула. Еще секундой дольше — и она сгорела бы.

Взгляд Адама был устремлен ей в лицо. В его зеленых глазах она читала ожидание и желание. Но она была слишком потрясена, чтобы прямо ответить на его взгляд. Его прикосновения, его аромат и упоительно прекрасные контуры лица словно погрузили ее в водоворот чувств. Она медленно опустила веки. Губы приоткрылись и в следующий миг встретились с губами Адама. Они тянулись ей навстречу, зовя за собой. Тем не менее последовало короткое замешательство — всего лишь один вдох, — словно он прислушивался к себе. А потом ответил на поцелуй со страстью, которая готова была вот-вот сломить Леа. Его рука зарылась ей в волосы, он намотал их вокруг пальцев. Вторая рука обхватила ее талию; он прижал девушку к себе, словно желая слиться с ней, преодолеть последнее расстояние.

Я познал тебя, ты моя.

Поцелуй был словно вызов, приказ, повод подчиниться. Все внутри Леа полыхнуло огнем. Ее пальцы словно крючками впились в плоть Адама, и ей было не важно, во что именно. Главное, что он не уйдет. Из ее горла раздался рык, древний боевой клич. Она открыла глаза, и темнота вокруг сменилась пламенем, бушевавшим у нее внутри.

Вот он, Адам, прямо перед ней. Молчит, ждет. Лицо словно опустело.

Леа схватила его за волосы, повернула голову в сторону, перевела дух. Подождала, чтобы голос демона стал увереннее нашептывать ей указания. А затем она увидела цель: под кожей Адама пульсировала жизнь, другая жизнь. Она принадлежит Леа. Ей нужно только взять ее себе, захватить. Тот, кто хочет родиться вновь, должен быть готов к тому, чтобы разрушать.

Леа наудачу вонзила зубы в плоть Адама, и было не важно, что этим она предает его. В этот миг рухнула последняя плотина, и демон хлынул на Леа, словно приливная волна. Водоворот из фосфоресцирующей сини утянул ее в глубину, верх и низ поменялись местами. Рождался новый мир, громко крича под водой. Он растворял Леа в себе, поглощал ее, принимал в себя.

В водовороте внезапно остановилось время.

Кто тебе нужен, Леа?

Ты… Адам.

Тогда позови его.

И Леа позвала.

Ее легкие наполнились водой. Кислород распался на тысячи пузырей. Скользких, нечетких, кружащихся. Водоворот, из черных глубин которого ее пыталась схватить рука чего-то невидимого и утянуть на дно. Прикосновение жгло словно огнем, было быстрым и уверенным. Рука так крепко схватила Леа, словно хотела выжечь на коже знак. С каждым метром, на который ее уносило с поверхности, она чувствовала, что эта рука хочет слиться с ней воедино. Она не только заберет ее в свое царство, она превратит Леа в собственность.

И тут Леа увидела якорь, который манил ее сильнее, чем этот пьянящий водоворот. Взгляд в зеленые глаза, сузившиеся от смеха. Воспоминание вернулось, а вместе с ним любовь и тоска о чем-то, что было живее вечности. Леа зажмурилась и снова из последних сил выкрикнула имя Адама.

И тут же, с трудом переводя дух, оказалась на берегу. Одна, наблюдая за бушующим приливом. Так она стояла и смотрела на бесконечное море, пленницей которого только что была.

Потом Леа заморгала.

А когда вновь открыла глаза, то увидела кожу Адама, окрасившуюся в фиолетовый цвет, но не порванную. Почувствовала легкое жжение в том месте, где его грубая щетина касалась ее губ. Нерешительно отстранилась от него, посмотрела на его закрытые веки, прядь волос, прилипшую к виску. Она ослабила хватку и отстранилась от него настолько, насколько вообще позволяли его крепкие объятия.

— Адам, — произнесла Леа, словно впервые вымолвив его имя.

Больше ничего она сказать не успела, потому что его губы тут же накрыли ее рот. Разжалась рука, сжимавшая талию. Пальцы Адама пробрались под одежду, погладили ее живот. В следующее мгновение его губы отстранились. Прежде чем Леа успела запротестовать, губы скользнули вниз, к пупку, а сам он медленно опустился на колени. С трудом переводя дух, она смотрела на его шевелюру, и с запозданием поняла, что дразнящий язык на ее коже был всего лишь отвлекающим маневром — чтобы руки успели стянуть джинсы с ее бедер. В следующий миг кончик языка продолжил путь.

— Адам!

В ответ раздался только довольный смех. Он был очень кратким, а потом Адам занялся совершенно другими вещами. Леа замерла, словно парализованная, а тем временем только что пережитое становилось всего лишь прошлым. Здесь был Адам, ее Адам, и в данный миг он, вне всякого сомнения, плевать хотел на всех алчущих власти демонов. Вместо этого он чувствовал себя таким свободным и самоопределившимся, как никогда.

Адам все еще не собирался выныривать из ее глубин, она еще на миг отдалась его искусству соблазнения, прежде чем опуститься к нему. Адам вызывающе глядел на нее. При этом на губах его играла улыбка… Та самая улыбка, каждый раз сводившая Леа с ума.

— Ты еще помнишь, что говорила тогда о познании? — спросил он. — Я имею в виду, о том, что это слово на самом деле значит… Разве сейчас не самый подходящий миг для того, чтобы начать это?

Выражение его лица понравилось ей: соблазнительное, дерзкое, может быть, даже слишком самоуверенное. Такое подходящее к веснушкам, которые Леа, несмотря на темноту, видела на его щеках и кончике носа.

— Раздевайся, — строго сказала она, постучав пальцем по его груди. — Немедленно.

И Адам повиновался.