Убежище

Он мог бы просто позвонить Мэгги, как сделал это в прошлый раз. Вежливо попросить аудиенции. Но поступить таким образом показалось ему неправильным — в конце концов, он давно уже без разрешения вторгся на ее территорию. То, что Мэгги еще не послала парочку помощников, чтобы те ткнули его носом в границу, свидетельствовало о том, что она терпит его присутствие здесь. И это будет ему чего-то стоить, в этом он был уверен.

Давид надел выстиранную одежду и вышел из квартиры. Выглянув на лестничную клетку, он проверил, не идет ли кто из жильцов, — он не хотел видеть их скептические ухмылки. Он понимал, что в разорванной одежде, с лиловыми и сине-зелеными кровоподтеками на лице не выглядит вызывающим доверие. Хотя он привык к тому, что на его лице довольно часто бывают следы насилия, в своем родном квартале своим видом он хотя бы не бросался никому в глаза.

Он вышел из подъезда дома навстречу бледному дневному солнцу и почувствовал себя неким инородным телом. Квартира Меты располагалась в престижном квартале, дома в котором хотя и насчитывали несколько этажей, но своими богато украшенными фасадами создавали какой-то уют. Одно то, что здесь были раскидистые деревья, похоже, взвинчивало цены до небес. Кроме того, отсюда было не слишком далеко до Сити, где большинство жителей этого квартала, без всякого сомнения, занимались своими повседневными делами.

Хотя дорожки вдоль домов так и манили пройтись, кроме Давида на улице никого не было. Точно так же, как и в других кварталах. Люди поспешно пробегали от порога дома до автомобиля или спешили укрыться на ближайшей остановке транспорта. Давид знал, в чем дело. Однажды они говорили об этом с Янником, который, поскольку родился здесь и никогда не пересекал границу, считал подобную поспешность вполне нормальной.

— Эти люди постоянно бегут. Даже на территории Саши, около центра развлечений, они сбиваются в группы. И только пьяные отделяются от стада, — объяснял Давид, когда они в очередной раз сидели на ступеньках дворца. — Такой город, как этот, должен был бы, по идее, быть Меккой для бездомных и лоточников. Но нет. На улицах можно встретить только сумасшедших или тех, у кого просто нет другого выхода. И даже таких мало, если подумать.

— Когда Хаген идет по улицам, его волк вряд ли в состоянии отказаться от легкой добычи, — с умным видом заметил Янник.

Давид выжидающе посмотрел на него и продолжил только тогда, когда стало ясно, что Янник не улавливает смысла его слов.

— Люди в этом городе чувствуют присутствие демона, — спокойно пояснил он.

— Волк — это вовсе не какой-то там чертов демон!

— Инстинкт подсказывает им, что по улицам бродит что-то угрожающее, неестественное. Тот, кто хоть немного в своем уме, будет следить за тем, чтобы находиться там, где бродят хищники, на улице, как можно меньше. Ты никогда не задавался вопросом, почему все мы в большей или меньшей степени зависим от Хагена?

Янник молча покачал головой, и по его виду нельзя было сказать, что ему очень хочется узнать ответ.

— Потому что в нормальный мир мы вписываемся с трудом. Кто купит машину у человека, от взгляда которого у покупателя мурашки бегут по спине? Или впустит в дом рабочего, который, похоже, только и думает, как бы оторвать хозяину голову, потому что чувствует его страх? Я знаю, об этом в стае почти не говорят, потому что никто особенно не интересуется внешним миром, пока Хаген говорит нам, что делать. Но ведь нельзя не заметить, что люди избегают нас. Словно они по запаху могут определить, что ты на самом деле — переодетый волк, затесавшийся в стадо овец.

Хотя Янник демонстративно отвернулся, Давид не остановился. От его слов исходила сладковато-горькая притягательность, говорящая о том, что выхода нет.

— Может быть, один-два человека и подойдут к нам, но как только они продемонстрируют слабину и волк отреагирует, они отпрянут. Почему, как ты думаешь, большинство из нас редко общаются со своими семьями? Потому что нет ничего хуже, чем видеть страх в глазах близких.

Давид умолк, охваченный воспоминаниями. Его молчание позволило Яннику взять себя в руки и даже улыбнуться дрожащими губами.

— Я не очень хорошо разбираюсь в семейных делах, потому что вырос в приюте. Но кому нужна семья, когда есть стая?

Этот вопрос эхом звучал в голове Давида, когда он, оставив позади жилые дома, вошел в окруженный стеной городской парк. Хотя он и находился в самом центре квартала, но выглядел заброшенным. Посыпанные мелкой галькой дорожки позарастали травой, никто не удосужился накрыть клумбы перед надвигающейся зимой. Впрочем, цветов здесь было мало, большую часть парка составляли кусты и деревья. Забытый заповедник посреди большого города.

Можно было подумать, что две крупные стаи города дрались за этот запущенный клочок земли, но на самом деле они охотно передали парк Мэгги. Пока Давид размышлял над этим, его волк, который все утро вел себя тихо, подал знак, настойчиво пытаясь поглядеть сквозь глаза Давида на мир из веток и теней. Давид уже понял, что причина отсутствия интереса к парку заключается в вожаках: и Хаген, и Саша предпочитали охоту, означавшую силу и власть. Для этого им нужен был город. Любому вожаку, руководившему своей стаей как стадом покорных подчиненных, нужен был город.

После ночного ливня земля источала тяжелый запах. От палой листвы исходил пряный аромат, который, тем не менее, не мог скрыть того, что за старыми дубами пряталось нечто опасное.

Говорили, что стаю сменить так же сложно, как и семью. Давид оставил мать и двух сестер, когда детство близилось к концу и волк предъявил свои права. Кроме того, он потерял названного отца, который, хотя и доставлял немало неприятностей, многое дал ему. А теперь он порвал со своей стаей. Тем не менее он впервые чувствовал себя не лишенным всех связей, неспособным принимать решения ничтожеством. Он точно знал, что ему нужно, и собирался сделать это, а Мэгги пусть думает что хочет. Мучило его только одно: что, если Мета узнает, кто он на самом деле? Но каждый раз, когда эта назойливая мысль обретала форму, Давид чувствовал внутри негромкое, успокаивающее ворчание, словно волк обещал ему, что этого не случится. И что самое удивительное, Давид верил ему.

Замершие в ожидании фигуры за обвалившимся павильоном заметили Давида прежде, чем он увидел их. Хотя сила волка и увеличилась после смерти Матоля, Давид еще не научился обращаться с новыми умениями и не мог делать правильных выводов из следов, которые обнаруживал волк. Однако почувствовал агрессивное напряжение, сдерживаемое чьей-то более сильной волей.

Когда он вышел из-за угла, молодая женщина с короткими жесткими волосами от удивления вскрикнула. Но когда ее спутник неторопливо поднялся, тут же успокоилась. Поскольку ее волк был очень слабым, как у Янника, Давид обратил все свое внимание на здоровяка, в котором узнал спутника Мэгги во время встречи в бистро. Антон. Похоже было, что его мало беспокоит внезапное появление Давида.

Немного в стороне стоял мужчина примерно такого же возраста, как и Давид, внешне скорее незаметный, в темной одежде. Но все это не позволяло обмануться относительно того, что именно он был источником агрессии, которую заметил Давид. Длинные, до плеч, волосы падали ему на лицо, но, похоже, абсолютно не мешали пристально рассматривать Давида. Слишком пристально, решил волк и проявился тенью на внутренней границе. На миг Давид почувствовал, что ему хочется поддаться желанию волка, но он взял себя в руки. Никогда он не любил этого дурацкого «помериться силами», и уж точно не стоит начинать делать это сейчас.

— Мой сын Тилльманн, — раздался прямо позади него голос Мэгги. Давид испуганно обернулся и, увидев вожака стаи, сделал несколько шагов назад. — Меня радует, что ты не напал на него в качестве приветствия.

На миг Давид прижал ладонь к губам, потом улыбнулся.

— Привет, Мэгги! Вам удалось окружить меня по всем правилам, как сказано в учебнике.

При этом тот факт, что он оказался в ловушке, казался Давиду не очень смешным.

— Если бы я догадалась, насколько твой волк набрал силу, то загнала бы тебя в одну из наших нор.

По виду Мэгги нельзя было сказать, что встреча обрадовала ее. И настроение вожака угрожающим образом передалось ее спутникам. Давид чувствовал, как растет напряжение в их телах. Даже Антон, казалось, не мог противиться этому повороту событий, хотя обычно склонялся к действиям только тогда, когда это было действительно необходимо.

— Меня удивляет, что Хаген тебя отпустил, — продолжала Мэгги. — Волк приобретает гораздо больше сил, когда убивает кого-то выше себя по рангу, чем когда загоняет человеческую жертву. Хагену следовало бы это знать. В конце концов, именно этому он обязан своим положением вожака стаи.

Мэгги была необычайно высокой женщиной, хотя и ниже Давида, худощавой и стройной, что ничего не меняло в силе, которую она излучала. К своему удивлению, Давид воспринимал ее присутствие яснее, чем раньше. Впервые он осознал, что она прирожденный вожак, и ни он, ни его волк не испытывали по этому поводу ни малейших сомнений — в отличие от Хагена. Может быть, это зависело от того, что Мэгги не нужно было постоянно напоминать о своем авторитете.

— И кого же из гвардии Хагена ты прикончил, чтобы так ловко суметь спрятать себя и своего волка от Антона? — спросила Мэгги, держа руки в карманах.

Давид чувствовал, насколько сильно она сосредоточена на его мыслях, но, к своему удивлению, ему удалось отразить этот натиск.

Мэгги огорченно вздохнула. Давид промолчал, и она сказала:

— Надеюсь, это был законченный идиот Матоль. Может быть, для Хагена даже хорошо, что он наконец избавился от этой свиньи. Если верить слухам, Матоль испытывал слишком большое удовольствие от кровопролития. А в вашей шайке это приличествует исключительно королю.

— В таком случае тебе известно больше, чем мне, — ответил Давид.

Он сердился на себя из-за того, что от испуга повернулся и теперь видел только Мэгги. Хотя благодаря волку он чувствовал остальных у себя за спиной, но предпочел бы не выпускать их из виду. Впрочем, сосредоточенное выражение лица Мэгги говорило о том, что в данный момент она не позволит сменить позиции. При других обстоятельствах Давид наверняка счел бы то, что она считает его серьезным противником, подхалимажем, но сейчас это сильно усложняло его положение.

— Должно же быть объяснение тому, что Хаген отпустил тебя, — продолжала Мэгги.

— Может быть, он просто не сумел меня удержать. — Едва произнеся эти слова, Давид пожалел об этом. — Или это служит доказательством того, что я недостаточно важен для него, — предпринял он попытку сгладить допущенную бестактность, но было поздно.

Мэгги задумчиво кивнула.

— Боюсь, у нас проблема, Давид.

— Я совершенно не собираюсь создавать тебе проблемы, Мэгги…

Чтобы придать своим словам вес, Давид сделал шаг в ее сторону, но наткнулся на невидимую стену. Волк Мэгги с такой скоростью возвел барьер, что тело Давида вздрогнуло, словно от удара током. Он отступил на шаг и взмахнул руками, огорченный таким отпором. Впрочем, это грубое средство было лучшим доказательством того, что Мэгги действительно считает его серьезным противником. Хуже быть и не могло, потому что с чего бы это Мэгги терпеть на своей территории сильного демона в волчьем облике, который не хочет присоединяться к ней? Будет очень нелегко убедить ее в том, что он не станет создавать сложностей просто потому, что может это сделать.

— Даже не знаю, как тебе объяснить, Мэгги… Я не хочу и дальше жить так, как до сих пор. Быть в стае, подчиняться и притворяться, будто для меня не существует ничего, кроме желаний демона… Я пришел к тебе с очень простым планом: я поищу себе нормальную работу и с настоящего момента буду вести себя как нормальный человек, — пояснил Давид, сжав зубы. Неприятное чувство, оставшееся после того, как он наткнулся на границу Мэгги, не отпускало. — Я не собирался усиливать своего волка, потому что не хотел иметь ничего общего с политикой стаи. Но Хаген не оставил мне выбора, и я, наверное, должен быть ему за это благодарен, потому что иначе вряд ли сумел бы уйти от него.

— Ты будешь рассказывать мне сказки о том, что порвал со своей стаей и не собираешься возвращаться?

Давид кивнул. Сзади послышался безрадостный смех.

— Это не что иное, как хитрость, при помощи которой Хаген собирается напасть на нас. Посылает этого наглого парня, который только что прошел ритуал, и думает, что мы достаточно глупы для того, чтобы позволить ему бродить по нашей территории, не приняв его в свою стаю, — насмешливо заявил мужской голос, который Давид безо всяких усилий идентифицировал как голос сына Мэгги, Тилльманна. И немедленно пожалел, что не оставил этому пареньку памятки. Но, вероятно, это было бы началом конца, потому что Мэгги наверняка не стала бы просто стоять в стороне и смотреть.

К счастью, Мэгги не пришлось долго размышлять над обвинением своего сына.

— Для этого Давид слишком плохой актер, — заявила она и огляделась, словно в поисках места, чтобы присесть.

Мгновением позже Давид ощутил странное изменение — это Мэгги убрала границу, которая должна была держать его на расстоянии.

— Итак, ты ушел от Хагена и явился сюда. Впрочем, не ко мне, а к той женщине… Я права?

Давид молча кивнул.

Если для Мэгги это что-то и значило, по ее лицу ничего прочесть было нельзя.

— Просто для того, чтобы я все правильно поняла: ты просишь, чтобы я предоставила тебе убежище, но не хочешь становиться членом моей стаи?

— Ты знаешь, как я отношусь к тебе и твоей стае, но не думаю, что сейчас подходящее время… — Давид полагал, что подходящее время не наступит никогда, но надеялся, что Мэгги не станет его в этом винить. — Хаген вряд ли примет это. Кроме того, похоже, после ритуала мне стало легче ладить с волком. Его присутствие уже не так тяжело переносить. И, думаю, он не станет навязывать мне жизнь в стае.

Мэгги устало поглядела на него.

Он испугался, что она просто повернется и предоставит его произволу своей охраны, но потом понял, что Мэгги ни за что не сделает такого. Хотя она этого и не говорила, но он всегда чувствовал, что нравится ей и она готова в любое время принять его в стаю. Давид удивился тому, насколько ему тяжело держать Мэгги на расстоянии и выносить ее разочарованный взгляд. Хотя после смерти Конвиниуса он полагал, что никогда больше не испытает подобных чувств. Разница заключалась лишь в том, что Конвиниус смотрел на него так, когда он поддавался власти демона. Мэгги же была разочарована оттого, что он не умел ценить даров волка.

— Давид, если ты полагаешь, что можешь держать волка внутри себя, словно прирученное домашнее животное, чтобы жить с этой женщиной, то ты ничего не понял. Благодаря ритуалу волк стал гораздо сильнее, поэтому тебе стало легче переносить его присутствие. Теперь он часть тебя — и более чем когда-либо. Но ты просто не хочешь этого понимать! Как думаешь, почему волк — наша тень? Без него мы неполноценные, так уж вышло. Кроме того, ты еще не научился обращаться с изменениями, произошедшими после ритуала. Если ты не займешься этим, волк возьмет контроль на себя.

— Нет, — возразил Давид резче, чем собирался. — То, что я смог уйти и волк подчинился, — это благодаря Мете. Впервые с тех пор, как я оставил семью, кто-то значит для меня больше, чем стая. И волк не вставляет мне палки в колеса. Может быть, она как лекарство.

— Давид, ты себя обманываешь! Это крайне опасно, нельзя отворачиваться от своего волка. И уж тем более когда он так силен, как твой. Чудо, что он не делает все возможное, чтобы заставить тебя быть в стае. Общество обычного человека не может отвечать потребностям волка, если только…

Мэгги, замолчав на середине фразы, принялась задумчиво покусывать ноготь большого пальца. Напряжение возросло невыносимо. Но вот она подняла голову, и Давид, увидев, что взгляд ее синих глаз остановился на нем, почувствовал желание склониться перед ее волей. И тут же понял, что Мэгги не требует подчинения.

— Можешь пока оставаться на моей территории. По крайней мере, до тех пор, пока она еще принадлежит мне, — тихо сказала она.

Потом отвернулась и исчезла так же быстро, как и появилась.

Давид постоял еще несколько мгновений, пока его грубо не схватили за плечо. Оглянувшись, он встретил злобный взгляд Тилльманна.

— Может, моя мать и потерпит тебя на своей территории, но в будущем тебе следует быть осторожным, когда будешь ходить по нашим улицам.

— С чего это?

Волк Давида выпрямился, издав рычание. Ему очень хотелось выяснить, насколько на самом деле силен этот Тилльманн. Но Давид отогнал его. Это он может выяснить и сам. В конце концов, сын Мэгги разошелся только из-за того, что мать повела себя великодушно. Может быть, он даже ревнует.

— Можешь расслабиться, Тилльманн. Мне не интересно ни меряться с тобой силами, ни оспаривать твое место в стае. Честно говоря, я надеюсь, что в будущем мы больше не встретимся.

— Ты действительно думаешь, что в этом все дело, придурок? Из-за того что Мэгги разрешила тебе ползать по нашей территории, у Хагена просто появился еще один повод перейти границы.

Тилльманн явно разошелся. Давид хотел было схватить его за руку, но тот проворно увернулся и нанес ему удар, от которого Давид попятился. Удостоверившись, что Антон и молодая женщина не собираются вмешиваться, он упреждающе выставил вперед руки, чтобы Тилльманн окончательно не вышел из себя и не начал нагнетать обстановку.

— Все так, как я сказал Мэгги: я ушел из мира волков, и вся эта политика меня не касается! — И без того низкий голос Давида от сдерживаемой ярости звучал глухо. — Но если тебя это успокоит, могу заверить: твоя мать очень умная женщина. В противном случае она не смогла бы так долго противостоять Хагену. Она найдет решение, в этом я уверен.

— Мне этого мало.

Давид уставился на него и смотрел до тех пор, пока Тилльманн не опустил глаза.

— В следующий раз, когда ты перебежишь мне дорогу, я дам тебе пинок под зад. И плевать, что подумает Мэгги.

— Ты что же, думаешь, что после ритуала тебе никто ничего не сделает?

— Вот ты это и выяснишь.

Уходя, Давид ни разу не обернулся. Он ощущал чувства трех стражей, которые нашли его еще неведомым ему способом. Ему придется смотреть в оба, когда они с Метой будут ходить по улицам территории Мэгги. Волк, которому бросают вызов, найдет возможность проявить себя. Волк Тилльманна, может, и был слабее в бою, но его хранитель наверняка достаточно ловок, чтобы оказаться в выигрышной ситуации.