Якоб вручил ей список мебели, присланный тетей Фини, мебели его бабушек и дедушек, родных и двоюродных. Изабель оставалось только отметить крестиком предметы, которые она хотела бы взять в Лондон. Первоначальный список, выведенный старомодным почерком с завитушками, она не сумела разобрать, и Якоб переписал его на чистовик, существенно сократив оригинал, опуская замечания о предыдущих владельцах, оттенках цвета и состоянии полировки. Мебель, как и столовые приборы, посуда, постельное белье, через Франкфурт отправится в Лондон, Якоб встретит груз.

— И ни о чем не беспокойся, — заверил он.

Изабель отвезла его в аэропорт, через стеклянную перегородку увидела, что он уже прошел контроль, стоит с газетой в руке и озирается по сторонам, но стекло отсвечивало, и Якоб не сумел ее разглядеть.

На другой день Мод приветствовала Якоба у дверей конторы вместо Бентхэма. В ее комнате ждала Энни — секретарша Элистера, курносая толстушка, которой предстояло заниматься перепиской Якоба. Библиотекарь Крэпол, держа в руках мелко исписанный листок со списком затребованных книг, беспрестанно сопя и чуточку кося глазом, тоже предложил свои услуги. В пять часов Мод постучала в дверь кабинета, подала ему чай с печеньем. За окном слышался ровный шум февральского дождя.

— Мы идем в паб! — крикнул ему в конце дня Элистер, стоя на лестнице, левой ногой пытаясь осторожно ступить на прохудившийся ковер, в мыслях уже далеко отсюда.

Якоб узнал наконец, что Бентхэм появится в конторе не раньше конца недели, и в этом, похоже, нет ничего необычного. У дверей паба их уже ждали двое будущих коллег, Пол и Энтони. Потащили Якоба внутрь, выпили за его здоровье, вскоре перешли с пива на виски, развязали галстуки и небрежно сунули в карманы пиджаков. От заляпанного красного ковра на полу шел кисловатый запах. В одиннадцать они вышли на улицу, какая-то присоединившаяся к ним девушка долго целовала Пола в губы. Якоб был пьян. Элистер и Энтони отошли в сторону, перешептываясь, Пол забрал свой мотоцикл, погудел. Месяц карабкался вверх над крышами домов, и Якобу представилось, что он вдыхает запах моря. Снова появилась та девушка, поцеловала Пола, подскочила к Якобу, который уселся на краешек тротуара и наблюдал, как мимо едут машины — сами по себе, без водителей на левом переднем месте. Девушка, в короткой меховой шубке, в миниюбочке, наклонилась, и светлые ее волосы закрыли Якобу лицо, так что все трое рассмеялись.

— Эй, все в порядке? — Пол со своим мотоциклом опять оказался рядом.

Якоб, тяжело вздохнув, повернулся в его сторону. Девушка вздрогнула, когда он резко махнул рукой.

— Полный порядок! — крикнул Элистер, помог ему подняться и усадил в такси.

На третий день в дверь постучала Энни, принесла ему чайники для воды и для заварки.

— Только скажите, что вам нужно, — произнесла Мод, войдя вслед за ней. — Настольную лампу? Еще одно кресло вместо дурацкого сундука? Может, шерстяное одеяло?

Отопление работало в полную силу, среди дня из вентиля со свистом вырывался пар, примерно с полчаса, а потом все умолкало. Сверху до Якоба иногда доносилась музыка из кабинета Элистера. Бах или Джон Цорн, как пояснил Элистер. Появился и первый клиент, некий господин Миллер, недовольный адвокатом, который вел его дело о правах на недвижимость в Трептове. В обед Якоб выходил погулять, блуждал по переулкам между Девонширстрит и Уигмор-стрит. Второй клиент, производитель автопогрузчиков из Хамма, интересовался приобретением железнодорожной компании и попросил встретиться с ним на Ливерпульском вокзале. Сидели в плохо освещенном кафе на нижнем этаже, Якоб в отчаянии перелистывал стопку документов, распечатанных для него библиотекарем Крэполом, в том числе и очерки по истории британских железных дорог. По-прежнему стояла отвратительная погода. Якоб обычно первым приходил на работу, кабинет ему нравился, несмотря на холод, а квартира на улице Леди Маргарет пока была пуста и неуютна. К концу недели должны доставить мебель.

Фургон прибыл после обеда и перегородил всю улицу, потому что в последнюю минуту шофер выехал на правую полосу, и встречная легковушка едва успела затормозить. Водитель легковушки, пожилой человек, был просто в шоке. Он с трудом вылез из машины, вцепился обеими руками в дверцу и уставился на фургон с немецкими номерами, в кабине которого не наблюдалось никакого движения. Якоб стоял у окна на первом этаже, прижавшись лбом к стеклу, потому что забыл, как отодвигается створка, потом выскочил в одних носках на улицу и бросился к водителю, чьи жидкие седые волосы встали дыбом на легком ветру, а пергаментная кожа на щеках раскраснелась. Однако в ответ на извинения Якоба тот лишь покачал с достоинством головой, забрался на сиденье своего «остина» и завел мотор. Сгорая от стыда и гнева, Якоб огляделся по сторонам. Шофер фургона пьггался маневрировать на улице, к счастью теперь пустой. Только появилась вдруг маленькая девочка, хотела перебежать дорогу перед фургоном, но Якоб схватил ее за руку. Девочка — бледное создание в красной шапочке, с большими серыми глазами — испуганно отпрянула и вглядывалась в Якоба, стараясь догадаться, чего теперь можно ожидать, а потом вся съежилась, будто от страха перед наказанием. Грузчики вылезли из кабины, поделились с ним сбивчивыми комментариями и оправданиями, девочка рванулась с места, и тут показались из-за угла, радостно размахивая руками, Элистер, Пол и Энтони. Они пришли помочь Якобу и отпраздновать его переезд.

— Очень неплохо, — одобрительно заметил, осматриваясь, Элистер.

На улице уже стоял бабушкин комод в стиле бидермейер, вперед выехал один ящик, забитый фотографиями, которые не забрала тетя Фини. Шкаф едва не завалился на бок, на дверце уже виднелась царапина. Элистер вел беседу с полицейским, высунувшимся из автомобильного окошка. Девочка исчезла.

— Сначала мебель! — воззвал Якоб, когда остальные двинулись к входу в дом, все шестеро мужчин во главе с Элистером, хохоча подхватившим под руку одного из экспедиторов.

Распределились по этажам, давали советы, и на светлом ковровом покрытии появились первые мокрые следы, а там, где Энтони поставил зонтик, разошлось большое пятно. В кабинет Изабель поставили комод, секретер и круглый стол взамен чертежного. В комнату рядом — диванчик, два маленьких кресла с черно-белой полосатой обивкой, еще один столик. На втором этаже разместили большой обеденный стол и шесть стульев, стеллаж с застекленными дверцами, шкафчик для посуды. На третий этаж затащили супружескую кровать и поцарапанный шкаф.

— Ого! — воскликнул Пол. — Вот так, значит, вы будете жить?

Он принес снизу квадратное зеркало в тонкой черной раме и осторожно опустил его на пол в коридоре.

Наконец вся мебель встала по местам, посуду он тоже разобрал, стиральную машину подключили. Якоб на пробу решил поесть в столовой, поставил перед собой бокал, бутылку вина, блюдечко с рисовыми крекерами. Крекеры хрустели на зубах, а так было очень тихо. Ночью он иногда начинал волноваться, вставал, подходил к окну, глубоко вдыхал сырой февральский воздух. Внизу кошки перебегали дорогу, однажды по тротуару прокралась белая лиса, вспрыгнула на ограду и пропала из виду. Вечером накануне приезда Изабель он на улице Кентиш-Таун встретил девочку в красной шапочке и незнакомого подростка, в руках по пакетику жареной картошки. Повернув на Леди Маргарет, он едва не столкнулся с каким-то человеком. Светлая куртка возникла перед ним неожиданно, мелькнула как молния, и Якоб закрыл глаза, а человек что — то прошипел, да с такой злобой, что Якоба охватил испуг. Платаны все еще стояли голые, зато вишневые деревья и тюльпаны уже расцветали. «Итак, завтра прибывает ваша молодая жена», — сказала Мод. Фраза показалась ему напыщенной и безвкусной, а еще Якоб понял, что возвращения Бентхэма он ждет почти так же нетерпеливо, как приезда Изабель.

— Завтра она уезжает к мужу в Лондон, — сообщила по телефону какому-то клиенту секретарша Соня. «И это очень верное решение», — мысленно прибавила Изабель. Вернувшись ненадолго в Берлин через несколько недель, она найдет все на том же месте, что бюро, что квартиру, и нет причин волноваться, несмотря на раздавшийся как гром среди ясного неба звонок матери с вопросом, безопасно ли в Лондоне, ведь с минуты на минуту может начаться война в Ираке. Андраш, невольный свидетель разговора, с отвращением кривился, слушая уклончивый ответ Изабель. И сказал:

— Боже мой, ты все-таки едешь не в Багдад!

Она запаковала ноутбук, Петер нашел ей код для доступа из Лондона, он еще сидел на веб-сайте, бормоча: «Никак не найду». Изабель пообещала прислать фотографию своего кабинета, как только до него доберется.

— Стоит и ждет тебя, забитый бидермейером! — хихикнул Андраш.

Перед отъездом никогда не обходится без мелких обид.

— Нас становится все меньше, — заметил Петер.

Соня взглянула на него, поморщилась и снова углубилась в газету. «Войны избежать не удастся», — гласил заголовок. Построение войск. Танки, торговля оружием, усиленные меры безопасности, «оранжевая» степень тревоги в Вашингтоне. Изабель, освобождая ящики письменного стола, нашла фотографию Ханны, черно-белую, лицо уже изможденное. «Как открытка с видом городка, неожиданно пришло в голову Изабель. Бывает, очертания домов с неестественной резкостью выделяются на потемневшем фоне». Еще нашла свои фотографии, сделанные Алексой; переехав на Вартбургштрассе, Изабель отнесла коробку в бюро. Она отвернулась в сторону, чтобы Андраш, внимательно за ней наблюдавший, не увидел эти снимки. Кадр срезан чуть выше рта, красное махровое белье, животик слегка выступает вперед, ноги расставлены. Она разволновалась, поняв, насколько непристойны эти фотографии.

— Что там у тебя, детское порно? — поинтересовался Андраш.

Она не сумела сдержать смех, взглянув в его возмущенное, огорченное лицо.

— Когда за тобой завтра заезжать? — спросил он.

Дома делать было почти нечего. В коридоре три огромных чемодана, холодильник пуст, на белом кафельном полу крошки, но после ее отъезда придет женщина убираться, а ключ перешлет в бюро по почте, вот лежит плотный конверт с адресом и наклеенной маркой. Зазвонил телефон, Изабель показалось почти неуместным поднимать трубку; это была Гинка, потом телефон зазвонил снова, и это была Алекса, и наконец Ганс решил еще раз переспросить, как часто ему надо проверять почтовый ящик. Она выпила полбутылки красного вина, мечтая, чтобы Якоб приехал и сам забрал ее отсюда.

Потом наступило утро, и звонком снизу ее разбудил Андраш, с пакетами еды на завтрак поднялся по лестнице в квартиру, угрюмый, настороженный. Изабель закрылась в ванной, а он поставил кофейник на плиту, достал из шкафчиков чашки, тарелки. В холодильнике не было ничего, кроме баночки с каперсами. Тут люди всегда прощаются как-то мимоходом. Он вспомнил поцелуи будапештской родни, нарастающий рокот при любом уходе, понятом как прощание, о бесчисленных провожающих, о процессиях на пути к аэропорту, или к вокзалу, или даже к двери дома, когда он договорился с кем-нибудь поужинать в ресторане. «У вас там и покойников-то провожают потихоньку», — вздыхала мать. Слезы выступали у матери на глазах, когда она вспоминала про дядю Яноша и тетю Софи, про их последние дни и похороны, от которых не осталось ни фотографий, ни писем с соболезнованиями, ни списка тех, кто прислал цветы, ни следа последнего прости в воздухе. Он не хотел, чтобы Изабель уезжала. Хотел, чтобы она поняла, что значит прощание, прощание с ним, ведь он, наверное, вернется в Будапешт. Она вышла, их взгляды встретились. Произошла какая-то перемена. В первый миг подумалось, не рассердил ли он ее, и вдруг вспыхнула безумная надежда, и сердце замерло в блаженном испуге. Но нет.

Она не останется. В глазах ее читались напряженность, недружелюбие.

Проводив Изабель к контролю, Андраш вышел на улицу и стоял на холодном февральском ветру до тех пор, пока водитель автобуса, пожилой усатый человек, не спросил, чем ему помочь. Андраш, улыбнувшись, закивал, потом вежливо отказался от помощи и сел в следующий автобус.

В бюро он нашел записку от Сони: звонила Магда. Андраш пошел к ней ужинать и остался ночевать. В шесть утра тихо встав, стараясь ее не разбудить, выйдя в темноту, он понял, что именно увидел в глазах Изабель. Упрямо, лишь чуть наклоняясь, он двинулся навстречу дождю и ветру, потому что не мог смириться с неумолимой решимостью ее взгляда, устремленного в никуда. А она уже в Лондоне.