В просторных комнатах родительского дома Лидия Бринг не находила себе места. Чувствовала себя как на иголках и не замечала хода времени. Она металась от стены к стене, безуспешно набирая не слушающимися, задеревеневшими пальцами номер Барри. Его телефон не отвечал с самого утра, и девушка сразу почувствовала что-то неладное. Ну а какие ещё могли у неё появиться мысли, если её друг отправился на встречу с очень сомнительными людьми, не вызывающими доверия, и пропал?

Сначала девушка злилась на Барри, потому что он не послушался её. Потом она злилась на себя за то, что не остановила его. А после нескольких смен настроения Лидия ощутила себя очень одиноко. Ощутила страх одиночества и неизвестности. Да, её родители находились рядом, но они ничем не могли помочь. Никто не мог её выслушать и понять.

Всё зашло слишком далеко. Сначала Леон, теперь её Барри. Бринг не сомневалась, что возлюбленный угодил в сети к «Псам», и единственное место, где она могла получить помощь, – это тот же самый полицейский участок с людьми в синей форме.

До вечера девушка колебалась, постоянно набирая номер Сноу. Но когда настенные часы показали 18:00, она сорвалась с места, накинув на плечи двуцветный кардиган, и направилась к стражам порядка. Единственное, что она могла сделать для Барри и Леона в одиночку, – это рассказать полицейским всю правду и то, как всё началось.

* * *

В глубокой-глубокой тьме Изабелл распахнула глаза и с шумом втянула сухой воздух. Что-то её разбудило, потревожило, заставило вздрогнуть как при электрическом разряде, направленном прямо в сердце. Она дернулась и по инерции перевернулась с живота на спину. Ничего не понимая, уставилась туда, где, по идее, должен был находиться потолок. Руки словно сковали судороги, прерывистое дыхание не желало восстанавливаться, невыносимый жар сушил организм изнутри, а сердце с жутким грохотом качало кровь по венам, будто после долгой и изнурительной пробежки.

Что-то казалось не так. Иззи попыталась заставить себя скинуть одеяло, но выступившая на коже испарина только усугубила положение. Она не могла контролировать свое тело. Никак. Даже просто повернуть голову в сторону оказалось невозможным. Задыхаясь, она стала нервно выискивать глазами хоть что-то в плотной темноте, что повисла тяжелым облаком в её комнате. Искала, что могло бы её спасти, помочь выйти из неожиданного паралича, но тщетно. Сознанием она понимала, что сейчас должен быть день. Что солнце волей-неволей обязано стучаться в окно лучами-щупальцами. Но оно словно растворилось в вечной ночи, так же как и посторонние звуки с улицы или же кого-нибудь из обитателей дома (которых, кстати, за прошедший вечер Изабелл насчитала более пятисот).

«Опять», – с ужасом подумала девушка, и по её телу пробежался очередной электрический разряд, но почему-то в несколько раз сильнее предыдущего. Она прекрасно помнила эти ощущения. Такое с ней уже бывало, но за исключением одной мелочи – тогда её всего лишь преследовал безобидный сон. А сейчас она не спала. Иззи была в этом уверена. Всё происходящее казалось ей слишком реальным, а электрические импульсы по телу – слишком болезненными для типичного кошмарного сновидения.

Через долю секунды над кроватью Изабелл материализовался бледный и ужасающий лик, очень выделяющийся на фоне сотканного мрака. Девушка сразу узнала темноглазого гостя. И даже не удивилась. При виде неприятеля её стал мучать лишь вопрос «За что?» и появилась боль в груди, но не физическая, а душевная, какая бывает при разочаровании в ком-то из близких людей и чувстве собственной никчемности.

Хоть вокруг Хранителя воздух и плавился, искажая его каменное лицо, для Изабелл Велисар оставался идеалом.

– Почему? – тяжело выдохнула девушка, ощущая, как у неё заплетается язык.

– Я всё ещё зол, – тихо проговорил он. – И я не знаю, куда деть свою ярость.

– Ты – всё, что у меня есть.

Вновь разряд. Болезненнее всех предыдущих.

– Из-за твоей ошибки я не могу быть рядом, – в голосе существа заиграли нотки отчаянья.

– Тогда убей… Сделай меня такой же, – слова давались Изабелл с огромным трудом и больше походили на хрип умирающего, чем на шепот. Её язык не желал слушаться, как после нескольких стаканчиков крепкого виски, и поэтому речь получалась сбивчивой и местами невнятной.

– Нет и нет, – Велисар наклонился к девушке, встав на колени у кровати. На его расплывчатом лице читалась жалость и что-то ещё, помимо затаённой злобы, нечто живое и, казалось, очень искреннее. – Ошибка совершена. Я уже ничего не могу поделать. Такой, как я, ты не станешь, умрешь своей смертью. Я не могу дать тебе подобный договор. Нам не на что договариваться. Высшие не давали распоряжений, они не хотят ничего менять. Всё не так просто, как могло бы казаться. Мы встретимся только за гранью. Я провожу тебя к новому кругу жизни, и на этом ты забудешь, что есть такие, как мы, как я, – он замялся, встретился с ней взглядом холодных и бездонных глаз. – Ты будешь жить снова, а мне придется до конца расплачиваться за собственное своеволие, простодушие и содеянный тобой грех. У нас не так много времени. Пора с этим смириться.

Последние фразы существа не походили на угрозу или болезненный укор, но в его грубых чертах лица читались совершенно иные чувства. Он нежно коснулся головы Изабелл, запуская пальцы в волосы, и она еле подавила свой крик, застрявший в горле. От прикосновения Хранителя кожа мгновенно онемела – неистовый холод от руки мужчины пробирал до костей. По нежной поверхности мозга будто забегали тысячи паучков, царапающих разум маленькими лапками. Ощущение оказалось хуже предыдущих пыток. Голова гудела, перед глазами всё мгновенно расплылось. Изабелл старалась убрать голову из-под руки Велисара, а тот лишь бесстрастно смотрел на неё, напрочь игнорируя попытки девушки вырваться из наведенных заклятий.

– Отдыхай, свет мой, – шепнул Хранитель, когда Иззи уже мысленно начала молиться о смерти, лишь бы пытка прекратилась. – Мы встретимся за гранью. Ничего не бойся. Тебе всё дозволено.

На этом Изабелл отключилась и провалилась в сон. Хороший сон, в котором её не жарили связанную на медленном огне и не запускали насекомых в голову через уши.

* * *

Пробуждение стало для меня неожиданностью. Я проснулся в той же самой позе, в какой и засыпал, но не по своей воле, а от доносящейся с первого этажа музыки. Это было нечто кельтское, грустное и слегка аритмичное. Точнее, я думал, что кельтское, так как музыку подобного типа никак по другому охарактеризовать не мог. Она была темна как ночь, мелодия почти полностью оказалась построена на диезах и бемолях. От неё мурашки бежали по коже и крутило живот. Я никогда не слышал чего-то подобного. Столь печального и устрашающего одновременно.

Я слушал музыку, глядел в потолок и кончиками пальцев ног ощущал, что в комнате похолодало. Зачаровывающая музыка игралась медленным перебором на струнном инструменте. Я терялся в ней, пропадал. Завяз по уши. И будто бы снова начал засыпать. Мне начали представляться яркие, невообразимые картины, от космического темного неба до цветных полей пшеницы и колыхающейся травы. Я пребывал как в бреду и прекрасно это осознавал. Мое сознание оставалось чистым, а перед глазами же мелькали живые пейзажи и одинокий холодный космос, усыпанный тысячей мерцающих звезд.

Тут я открыл глаза. Оказалось, что я вновь позволил себе уснуть, а пугающая музыка так и не прекращалась, терзая толком не отдохнувший мозг подобными видениями. Пора было вставать и хоть что-то делать.

Я вышел из комнаты и побрел к лестнице, опираясь на стены. Изабелл не было в её кровати, и я предположил, что она так же спустилась вниз на источник звука. Но, в отличие от меня, она, наверное, хотя бы хорошо выспалась. А я же совершенно не чувствовал себя отдохнувшим. Даже проспав до заката, голова кружилась от усталости, а тело еле держалось на ногах. Сон не приносил никакой пользы, а наоборот, словно забирал остатки сил. Я был слаб и почему-то винил в этом музыку. На тот момент мои выводы казались мне вполне логичными и правильными. Я бессознательно брел по коридору, перебирая руками по замерзшим обоям, и с каждым новым шагом передвигаться становилось всё тяжелее. Я упал, не пройдя и середины пути. Что-то словно съедало меня изнутри. Голова трещала, как самые первые компьютеры при передаче данных, и в болевой агонии мне стало чудиться, будто стены коридора начали съезжаться. И тогда я увидел его. На потолке, прямо надо мной, висело нечто, оскалив рот, полный острых как бритва зубов.

– Что ты здесь делаешь, парень? – проскрипело оно, и из его рта повисла длинная и отвратительная нитка слюны.

– Меня… Меня ждут внизу, – выдавил я из себя, понимая, что делать вздох с каждым разом всё труднее. Встать с пола не представлялось возможным, а страх пронял меня до костей.

– Нет, никто тебя там не ждет, – сказало существо нечеловеческим голосом. На мое лицо упала теплая и невероятно вонючая слюна. – Ты – мой ужин, а я – твой приговор, – длинный язык существа дотянулся до пола и, смакуя, облизнул мое лицо.

Я попытался закричать, но оказался парализован. Стены коридора стали подпирать мои бока, а существо спустилось с потолка, как гигантский паук, и стало своими скользкими клешнями рвать на мне одежду, оставляя глубокие раны на теле. Оно навалилось на меня всем своим весом толстого тельца и, освободив мои плечи из-под разорванной окровавленной ткани, беспощадно вцепилось в шею, начиная раздирать меня на куски.

Я опять открыл глаза, упираясь взглядом в белый потолок. Сердце стуком ужаса отдавалось в ушах, а кельтская убаюкивающая музыка так и продолжала играть нескончаемую песнь. Я всё-таки был жив. Увиденное оказалось лишь страшным сном. И я в очередной раз уснул, так и не поднявшись с кровати.

Наконец неуклюже поднявшись с матраса, я первым делом заглянул к Изабелл. Она тоже не спала и, сидя на кровати, узким гребнем пыталась причесать воронье гнездо на голове. При виде меня девушка приветливо улыбнулась из-под прядей волос, скрывающих её лицо, и я улыбнулся в ответ, встав на пороге. Мне показалось, что она стала выглядеть чуть свежее, чем в наши предыдущие встречи. Я был искренне рад её внешним изменениям и тому, что меня по-настоящему не съели в коридоре.

– Выспался? – дружелюбно спросила она, перебивая своим нежным голосом играющую музыку. В её доброжелательном тоне не слышалось фальши.

– Относительно, – пожал я плечами. – Ты слышишь это?

Иззи кивнула:

– Мне кошмары снились из-за этой мелодии.

– Мне тоже, – я на мгновение задумался. – Где здесь ванная комната?

– Возле лестницы прямо по коридору, – ответила девушка. – Полотенца и шампуни в твоем распоряжении. От тебя пахнет.

– Спасибо, – попытался обидеться я, но понял, что подруга права.

– Я просто сказала как есть, – пробурчала Изабелл и принялась расчесывать следующую спутанную прядь. В одиноком окне её комнаты виднелся темно-розоватый закат и поникшая зеленая полоса леса вдали. На стене горел один из светильников, но его света едва хватало, чтобы осветить и половину комнаты. Снаружи постепенно наступала ночь, закрывая небольшие городские дома своей тенью.

– Понимаю, – я прислонился к открытой двери. – А ты можешь рассказать, чей это дом? Этот вопрос мне не дает покоя. Вдруг хозяева вернутся, а тут мы и эти Хранители.

– Дом когда-то принадлежал моей семье, – нехотя произнесла собеседница. – Я здесь провела детство, а потом родители стали сдавать это жилье другой семье, и мы съехали отсюда.

– И как ты снова оказалась здесь? – среагировал я, беззвучно потешаясь над её нелепым видом и тем, как она безуспешно мучилась с нечёсаными колтунами.

– Я пришла сюда, когда узнала, что бывшие хозяева переехали. Вот и всё. Формально этот дом всё ещё числится за моей семьей, и поэтому мы имеем полное право здесь находиться.

– Ясно, – я больше не стал задавать вопросов и под всё ещё играющую музыку быстро понесся к ванной комнате, сжав силу воли в кулак. Уж очень хотелось по малой нужде и вообще умыться и смыть с себя пот с грязью.

Когда с водными процедурами было покончено, я вернулся к своему рюкзаку и достал оттуда свежую белую футболку, а также в процессе переодевания попытался позвонить Барри, но никто по телефону не ответил. Я не взял это во внимание, так как решил, что друг просто не услышал звонка. Сейчас мне не хотелось ни с чем заморачиваться, уменьшая удовольствие от только что принятого горячего душа.

Я снова заглянул к Иззи Санчес, но вместо неё меня встретила только застеленная кровать и небольшое зеркало у дальней стены, которое я до этого не замечал. Мое отражение в нем выглядело не столь безупречно, как в ванной, но я удовлетворённо отметил, что недельная щетина делала меня явно старше своих лет и как-то взрослее.

Спустившись вниз, я пошел на звук мелодии, которая терзала слух уже более получаса. Он доносился из гостиной, где мы впервые очнулись с Изабелл. Я вошел туда и увидел Велисара, сидящего в кресле лицом к разожжённому камину. Красно-желтые блики от языков пламени танцевали по стенам и темным светонепроницаемым шторам, кружась будто в такт музыке, отражаясь на поверхности стеклянных ваз и других лакированных предметов. Новая встреча с Велисаром не стала для меня неожиданностью, так же как и то, что он оказался творцом затуманивавшей разум песни. Гриф моей гитары торчал из-за кресла, а страшная рука Хранителя не торопясь ползала по ладам, зажимая те или иные нужные ноты. Я хотел разозлиться на неприятеля, но это не принесло бы пользы. Ему же плевать на такие мелочи. А то, что он взял мою вещь без спроса, и вовсе за мелочь не считал.

На мое появление в комнате мужчина-великан никак не отреагировал. Я постоял какое-то время на входе, слушая его чарующе-ужасную игру на гитаре, и потом всё-таки осмелился к нему подойти и показать, что я здесь. Хотя он, наверное, с самого начала уже знал об этом, но просто игнорировал меня.

Я встал возле него по левую руку с желанием начать разговор и тут заметил ещё одного слушателя в комнате. И к моему удивлению, это оказалась не Иззи и не моя знакомая средневековая леди Элион, а совершенно незнакомый мне человек. Мужчина сидел на диване возле огня и грел руки, с отрешенным видом смотря перед собой. Он был коротко стрижен и одет по моде прошлых десятилетий. Вместо грязного одеяния, что таскал Велисар, на незнакомце красовался вычурный вечерний костюм. В глаза бросалась белизна его выглаженной классической рубашки и блестящие носы черных туфель, в которых отражался огонь, а вместо пиджака его плечи накрывал черный жилет с золотыми пуговицами.

Я смотрел на худощавого мужчину со скрытым подозрением, и тут Хранитель тихо произнес, не переставая перебирать струны:

– Дайм, я думаю, вам стоит познакомиться. Мне пришлось тебя сюда притащить только по просьбе этой молодой души.

Человек в костюме обернулся ко мне. Его лицо излучало грусть. В мужчине не было ничего примечательного, за исключением того, что он показался мне знакомым. Я бы дал этому Хранителю не более тридцати лет. Ну, может, чуть больше. Что-то в его ровных чертах не давало мне покоя. Я смотрел на него, не в силах понять, где я мог его видеть. В голову лезли самые разные предположения: «Он какой-нибудь актер, примелькавшийся по телевизору? Телеведущий? Знакомый по работе? Кто-нибудь из школьных учителей, которого я не помню?» И мои догадки иссякли только тогда, когда мужчина вдруг недовольно нахмурился. Здесь я понял, что точно видел эти глаза и изгиб бровей. Почти каждодневно в зеркале, изучая свое отражение. Человек показался мне знакомым, потому что был похож на меня. У него были мои темные глаза и брови, а также правильной формы нос и мой треугольный подбородок. И у меня больше не было никаких предположений, кроме того, что предо мной сейчас сидел не кто иной, как сам Гилберт Дайм. Я видел этого мужчину когда-то давно на семейных фотографиях, пока мать их не сожгла в припадке истерики. Этот человек был моим отцом, и другого объяснения нашей похожести я больше не находил.

У меня возникли двоякие чувства. С одной стороны, мне захотелось обнять его, сказать «Привет!», а с другой стороны, я мечтал хорошенько съездить ему по физиономии за страдания родной матери и за то, что он бросил нас. И как всегда, вместо всех своих замыслов я просто обмяк на противоположном диване от Гилберта Дайма, не сводя с него глаз.

Музыка прекратилась.

– Я оставлю вас, – пробурчал Велисар и отставил гитару в сторону, поднимаясь с кресла. – Не хочу мешать.

– Я не знал, что ты умеешь играть на гитаре, – вдруг произнес я, не отдавая себе в этом отчета.

– Я тоже до сегодняшнего дня этого не знал, – заметил Хранитель. – Но всё оказалось очень просто. Забавная штука жизнь, – после этой фразы он растаял в воздухе, словно был не материальным телом, а миражем или технологичной голограммой из будущего.

Мы с Даймом-старшим остались один на один. В камине тихо потрескивали тлеющие угли, а человек в костюме молчал, не решаясь что-либо произнести. Блики живого огня устроили на нем игру светотени, рисуя чарующие узоры в его темных глазах, и я не знал, как себя вести при такой неожиданной встрече. Я кидался из крайности в крайность, так и не смея прийти к внутреннему компромиссу своих желаний. Я видел отца впервые, и поэтому что-то решить было достаточно сложно.

– Узнал? – наконец произнес темноволосый мужчина, сложив руки замком.

Я молча кивнул.

– Меня зовут Гилберт Дайм, если ты не помнишь, – чуть заметно улыбнулся тот. – А ты вырос, Винни, стал настоящим мужчиной. Ты не представляешь, как я горжусь тобой.

Его лживые слова пробудили во мне сильный гнев. Он не имеет права меня так называть и плеваться стандартными фразами мне в лицо. Он бросил нас, когда я был ещё ребенком! Мать страдала, а я ничего не мог поделать! Этот человек обрек нас на нищету и никчемное существование! Мы еле держались на плаву, и всё по его вине!

Я напряженно промолчал, сжав руки в кулаки, и Дайм-старший грустно покачал головой:

– Я думал, ты хотя бы сделаешь вид, будто рад меня видеть, поговоришь со мной. Ведь мы не виделись столько лет.

– А что мне сказать человеку, который бросил нас с мамой на произвол судьбы? – прорычал я, придвигаясь к краю дивана. – Ты не видел, как мама страдала! Она любила тебя! А ты просто собрал вещи и ушел! Нам было так сложно!

Мужчина тут же убрал улыбку с лица и устало вздохнул.

– Я не просто так ушел, – грустно сказал он. – Я ушел, чтобы защитить вас.

– От чего?! – я еле сдержался от того, чтобы не перейти на крик.

– Ты разве не задаешься вопросом, почему я вдруг очутился в компании твоих новых друзей? – угрюмо поинтересовался Гилберт Дайм. – Наверное, чтобы отдать свою душу во служение высшим силам, должны были быть какие-то свои причины. Так ведь, Винни?

Я ненадолго задумался, но это не смерило мою злобу:

– Ты, вообще, понимаешь, как с нами поступил?! Я всю жизнь чувствовал себя обделенным, а мать так и не смогла никого больше полюбить! Ты был для неё идеалом! А потом ещё та авария, несчастный случай, и наша жизнь вообще погрузилась во мрак!

– А так бы у вас её не было, – процедил собеседник, игнорируя треск, доносящийся из камина. – Вы бы с матерью погибли ещё много лет назад, если бы я не обменял свою душу на ваши. Я сделал это только из любви к вам. Мне не хотелось вас терять, и поэтому я пошел с ними на сделку, а именно – с Велисаром. Это он мне сказал, что вас ждет беда. Он показал мне, как выглядела трагедия, перепрыгнув в будущее. Ты не помнишь, ты ещё был маленький, но ваша с мамой машина действительно перевернулась, как и говорил Хранитель. Но увиденное мной не повторилось, вы остались живы.

– Погоди, – я выставил перед собой руки, стараясь усвоить полученную информацию. Гнева как и не было. – А почему я совсем ничего не помню про этот случай? Почему мама мне об этом не рассказывала? Ты пытаешься меня обмануть?

– Нет.

– Тогда объясни.

– Тебе тогда и четырех лет не было. Ты просто этого не запомнил. А мама, наверное, решила это утаить.

Я совсем запутался:

– То есть… Ты не кидал маму ради другой женщины?

– Нет, – Дайм-старший задумчиво убрал волосы со лба. – Я ушел, чтобы защитить вас и подарить вам лишние годы жизни. Винни, больше ни на секунду не сомневайся, что я перестал любить тебя и маму. Я всегда вас любил и продолжаю любить. Даже когда нес службу на границах между мирами.

– Это звучит как фантастика, – заметил я, получив хоть какое-то сомнительное объяснение прошлых событий. – А почему ты нам ничего не сказал?

– Мне не было позволено. Да и если бы я сказал, Виола мне не поверила. И поэтому я наплел ей что-то невразумительное про любовницу и ушел. Больше про меня вы не могли ничего слышать, так как меня не стало в тот же самый день.

– Ты умер?

– Можно сказать и так, – собеседник пожал плечами. – Я просто переродился в того, кем являюсь сейчас.

И здесь почему-то я вспомнил о призраке на своей кухне. На меня снизошло озарение.

– Отец, я могу задать вопрос? – мой язык чуть в трубочку не свернулся от подобного непривычного обращения.

– Спрашивай, – мужчина тяжело поднялся с места и подошел к яркому огню, жадно поглощающему почерневшие головешки. Его голос прозвучал на удивление бодро.

– Ты ведь так же, как и остальные, умеешь уходить в никуда и напускать темноту? – начал я издалека.

– Да, – незамедлительно ответил Гилберт Дайм, чуть вздернув подбородком.

– А они умеют принимать совершенно иные обличия, вживаясь в личины других людей? Как хамелеоны?

– Да, – а этот ответ прозвучал уже более грустно. – Я понимаю, к чему ты ведешь.

– Это тебя я видел на кухне? – мой вопрос не потребовал ответа. Всё было написано на печальном лице Хранителя.

Он кивнул и повернулся лицом к камину:

– Я лишь хотел увидеть вас с Виолой и поговорить. Соблазн оказался слишком сладок, и это по моей вине ты здесь. Я не должен был показываться тебе на глаза. Всё – моя ошибка, – руки человека крепко сцепились за спиной, как притянутые магнитом. – Ты меня видел, а значит, подлежишь суду. Открыться обычным людям – это преступление, а знание людей о нас – и того более. Подобное запрещено и не имеет оправданий. Но раз уж я уже тогда нарушил правила, то решил не останавливаться на достигнутом и попросил своего знакомого доставить тебя сюда. Ничего не бойся, Винни. Я возьму всю вину на себя. Всё будет хорошо. Мне просто хотелось встретиться с тобой и рассказать о себе правду, чтобы ты больше не считал меня моральным уродом. Я обрел тело и не мог не воспользоваться выпавшим шансом, – мужчина обернулся ко мне, и его губы растянулись в улыбке. – Я рад, что ты здесь, сынок. Мне было приятно с тобой пообщаться и увидеть, каким ты стал. А сейчас я хочу посмотреть, чем занимается моя Виола.

Гилберт Дайм пропал, не успел я и глазом моргнуть. Мне всё это казалось сном. Я непонимающе хлопал глазами, глядя на мерцающие языки пламени и место, где только что стоял мой новоявленный отец. Да, что-то всё-таки встало на свои места, и мне многое предстояло переосмыслить. Любая жизнь зависит не от того, что в ней происходит, а от того, как ты сам относишься к происходящему. Раньше я думал о своем отце как об эгоистичном мудаке, а сейчас же поменял свое мнение на полностью противоположное за какие-то несколько минут. Всё имеет свойство меняться. И даже то, что прочно как камень, в один миг способно разрушиться, когда ты меньше всего этого ждешь. Я многого ещё не знал о жизни, но эту истину усвоил навсегда – не всё выглядит так, как может показаться сначала.

* * *

Лидия Бринг устало поддерживала голову руками, пока Генри Вилсон молча обдумывал её рассказ, рассматривая черно-белые фотографии Леона и Барри, взятые из местных архивов.

Герральд Стоун – седовласый инспектор полиции – оставался невозмутимым, оправдывая свою фамилию. Он медленно расхаживал туда-сюда от стены к окну, придерживая сжатый старческий кулак у рта. Тишину в кабинете нарушали только его шаги, тиканье настенных часов, а также далекие разговоры в коридорах полицейского участка.

Первым голос подал Генри Вилсон, не отводивший глаз от фотографий:

– Мисс Бринг, вы утверждаете, что в городе бесчинствует банда наркоторговцев под названием «Цепные Псы»?

Лидия грустно кивнула. Её пожирала тревога за Барри, а также сильно пугала реакция полицейских на историю несчастного паренька из кинотеатра. После услышанного они просто ушли в свои мысли и не торопились выносить вердикт.

Генри, вероятно, боковым зрением заметил немое согласие девушки и продолжил:

– Вы утверждаете, что так называемыми «Цепными Псами» управляет Камуи Мацуда – выходец из Азии?

Лидия опять покорно качнула головой.

– Утверждаете, что при свете дня под нашим носом они проносят наркотические вещества и во время недавнего получения незаконного товара с «Цепными Псами» находился непосредственно сам Леон Винсент Дайм?

Вновь молчаливое согласие.

– И после проделки Дайма «Цепные Псы» начали грабить магазины? Стали подставлять его, дабы создать проблем парню за испорченный товар? Сожгли его дом? Похитили? А также похитили вашего друга, Барри Сноу, который хотел помочь Дайму исправить свое положение?

Лидия перестала кивать и теперь просто слушала полицейского, начиная с поддельным интересом изучать разноцветные шнурки кроссовок, пока Герральд Стоун стоял у окна и молчаливо разглядывал красноватое небо над городом, зажигающиеся уличные фонари и угасающие солнечные лучи.

– Вчерашнее происшествие, – продолжил Генри, – случившееся в вашей квартире, мисс Бринг, это непосредственная совокупность ваших действий с мистером Сноу? Цепной Пёс хотел убрать вас двоих, так как вы слишком много знали и, фигурально выражаясь, шли по их следу?

– Да, – с тоской выдохнула девушка.

– И вы, мисс Бринг, пришли к нам в участок с целью заручиться поддержкой?

– Я пришла, чтобы помочь Барри, – тут Лидия встретилась глазами с враждебно настроенным полицейским Вилсоном. Девушке очень не понравился его холодный, осуждающий, почти мертвый взгляд. – Я надеюсь, вы сможете правильно воспользоваться моей информацией и освободить Сноу и Леона Дайма.

– Вы поведали нам очень сомнительную версию происходящего, мисс Бринг, – наконец подал голос инспектор полиции, подойдя к столу переговоров. – Мы не можем быть уверены, что вы сейчас говорили правду. Всё могло происходить совершенно иначе, а тебя подослали к нам, чтобы перевести стрелки на кого-то иного, – мистер Стоун задумчиво обвел взглядом маленькую комнату, пока Лидия еле сдерживала внезапный порыв гнева. У инспектора же настоящая паранойя, если не старческий маразм!

– Возможно, – вновь вставил свое слово офицер Вилсон. – Вы и мистер Сноу с Даймом заодно. Леон – убивает, вы – прикрываете. Действуете по определенной схеме. Подожгли его дом и ещё парочку для отвода глаз. А теперь, когда вас всё-таки раскрыли, ты пришла поселить в нас сомнение своим придуманным рассказом.

Девушке не хватало слов, чтобы выразить всё свое негодование от услышанного бреда. Мгновение она молчала, огромными глазами уставившись на инспектора и его подопечного поверх стеклянных очков, а потом рывком поднялась из-за стола.

– Да вы оба больны! – в ней заговорило отчаянье, а в глазах поселился страх. – Я пришла сюда за помощью, а вы же…

Генри Вилсон не дал ей договорить:

– Я ещё вчера заподозрил Барри Сноу в его связях с Леоном и поэтому начал составлять на него досье как на соучастника.

Лидия и вовсе потеряла дар речи. Она не знала, как ей поступить в такой ситуации. Полицейские поставили её в тупик своими идиотскими доводами и предположениями. Бринг всерьез испугалась, понимая, что люди в форме ей не помогут спасти друзей. Она осталась одна, со своими мыслями и проблемами. Никто не сможет её понять и предложить помощь. Никому это не нужно. Сердцем девушка чувствовала – дело дрянь, время утекает песком сквозь пальцы, а в итоге же она ничего не могла предпринять для спасения своего будущего жениха и его друга.

– Да что вы несете! Услышьте себя! – запротестовала Лидия, когда к ней вернулась способность говорить. Ей уже было глубоко плевать, кто перед ней стоит. Да с самим президентом она разговаривала бы точно так же, если бы тот оказался на месте инспектора Стоуна и Генри Вилсона. – Леон невиновен! А как же банда, которая устраивает акты вандализма? Как же грабежи? Как же вчерашнее нападение на нас с Барри у меня дома?! Вы же видели мою квартиру, снимали отпечатки пальцев уголовников! Вы всё это в расчет не берете?!

– Быть может, всё это специально подстроили ваши друзья, чтобы выгородить Леона Дайма, – пренебрежительно пожал плечами полицейский Вилсон, и девушка потеряла всякую надежду на помощь со стороны властей. Сейчас она, находясь в полицейском участке, просто теряла бесценное время, вместо того чтобы пытаться найти Барри и выяснить, что с ним произошло.

– С вами не о чем говорить, – злобно отрезала Лидия и пошла в сторону закрытой двери. За окном уже воцарилась ночь, и мерцание городских огней стало только ярче.

– Мисс Бринг, – седовласый инспектор заставил девушку обернуться. Его каменное лицо, такое же как и у офицера Генри, не выражало ничего, кроме равнодушия. – Извините, но нам придется взять вас под стражу, пока мы не проверим вашу теорию. Всё ради вашей же безопасности. Если вы поведали нам правду, то вам может угрожать серьезная опасность. Мы возьмемся за поиски пропавшего Барри, как только проверим информацию о «Цепных Псах».

Сначала Лидия, казалось, вросла в пол, а потом без слов просто кинулась прочь от больных на голову полицейских. Краем глаза, пробегая по одному из многочисленных коридоров, она заметила, как за ней следом кинулся Генри Вилсон с покрасневшей от злости физиономией, но девушку это почти не тревожило. Бринг знала, куда бежать, и с легкостью огибала проходящих мимо полицейских, ещё толком не успевших понять, что происходит. За её спиной Генри что-то вопил, чего-то требовал, но расслышать его слова беглянка уже не могла. Лидия в мгновение ока вылетела на автостоянку перед участком, освещенную фонарями, и с легкостью пересекла её, прячась за немногочисленными рядами патрульных машин. Парни в синих рубашках выбежали за ней на улицу, но было уже поздно. К этому времени девушка уже успела слиться с толпой на прохожей части и заскочить в первый подъехавший к остановке напротив полицейского участка автобус.

Слушая рев мотора и оплачивая проезд, Бринг явно видела перед собой цель. Знала, что ей предстоит пройти весь путь в одиночку. И этот путь лежал к перекрестку «63» и «64» шоссе – к началу поисков Барри Реджинальда Сноу.

Времени оставалось ничтожно мало.

* * *

Я обнаружил Иззи на кухне, когда она жарила яичницу с беконом. Улыбчивая рожица шкварчала на сковородке, разбрызгивая излишки подсолнечного масла в разные стороны, а девушка с помрачневшим видом угрюмо склонилась над жарившимся завтраком и тыкала в него деревянной лопаткой. Её первоначальной бодрости и след простыл. Я смотрел на девушку издалека, затаившись у стены, и понимал, что её недавняя улыбка, сиявшая после вечернего пробуждения, стала чем-то нереальным и очень сомнительным. Тогда она была неискренняя. Изабелл лишь старалась мне показать, что у неё всё хорошо, но на деле всё обстояло совсем иначе. Застав её в одиночестве у плиты, я не увидел на ней маски того дружелюбия и радости, и это выдало истинное состояние девушки. Иззи что-то напрягало, пугало, возможно, тяготило. Я видел это по её кислому виду и опечаленным глазам. Но всё это вмиг исчезло за очередным притворством, стоило мне выдать себя и выйти на середину ярко освещенной кухни к столу, на котором всё ещё стояла пустая миска для пряников и моя грязноватая кружка из-под кофе.

Услышав мои шаги за шипением сковородки, девушка обернулась и вежливо поинтересовалась, хочу ли я есть. Этот вопрос не требовал ответа. По некоторым подсчетам, я нормально не ел уже около трех дней, и отказаться от еды сейчас было бы просто глупо. Изабелл кивнула, и на соседнюю конфорку поставила ещё и чайник, перекинув яичницу в неглубокую тарелку. Через несколько секунд она поставила передо мной криво улыбающееся блюдо, и тут мне срочно потребовалось с ней поговорить. Меня как волной накрыла эта навязчивая мысль, напало наваждение. Я больше не мог ждать подходящего момента. Быть может, я собирался лезть в чужое дело, но я не мог всё так оставить. Вчерашняя сцена в её комнате не выходила из моей головы. Я должен был кое-что уточнить, понять или же вразумить несчастную девушку, что попала под влияние злых сил. А именно Велисара.

Когда Иззи вернулась к плите, чтобы сделать ещё одну порцию завтрака для себя, я пошел в лобовую атаку, выпуская желток из глазуньи, убедившись, что никого из Хранителей рядом нет.

– Я вчера стал свидетелем не очень приятной сцены, – виновато пробормотал я, глядя себе в тарелку. – И многое слышал, чего не должен был. Теперь я хочу кое в чем разобраться. Прости, если лезу во что-то личное.

Изабелл отвлеклась от готовки и повернулась ко мне с резко погрустневшим лицом. Воронье гнездо у неё на голове теперь оказалось аккуратно собрано в косу до лопаток, а на глазах блестели бело-серые тени и черная тушь, что делало её взгляд ещё выразительнее. Девушка вновь надела платье, в котором я видел её в первую нашу встречу у магазина, но в отличие от прошлого раза сейчас она показалась мне очень симпатичной, как будто передо мной стоял совершенно другой человек, а не та плачущая девица из далеких воспоминаний.

– Что ты видел? – сурово поинтересовалась она без капли одобрения в голосе.

– Велисар кричал на тебя, – ответил я, так и не подняв на собеседницу взгляда. – Сказал что-то по поводу вашего договора. А потом ты его обняла.

– Блеск, – расстроенно шепнула Иззи. – Чего ты теперь хочешь? Объяснений? Грустных историй? Рассказ о нашем с ним знакомстве? Поговорить о заключенном договоре?

Из Изабелл полезла чистая агрессия, перемешанная с упреками и нежеланием продолжать разговор. Слишком просто я снова снял с неё маску простодушия и фальшивой радости. Теперь отступать не имело смысла, и я попытался взять ситуацию в свои руки:

– Я просто хочу понять, почему всё произошло.

– Я пообещала ему жизнь, если он будет присматривать за мной и охранять меня от неприятностей, – девушка злобно сверкнула глазами, раскрывая свой секрет. – И он был достоин того, чтобы вновь вернуться в наш мир человеком, в отличие от ныне живущих личностей, которые должны давно гореть в аду. Я сделала то, что он просил, но всё вышло боком. Ни он не стал человеком, ни кто-либо ещё из его собратьев. Все они лишь стали похожими на людей и обрели телесную оболочку, в которой долго находиться не могут, – она тягостно вздохнула. – Наше с Велисаром общение и договоренность были под строжайшим запретом. Но в тот момент, когда я сделала их всех видимыми, всё открылось. И теперь я не знаю, что нас ждет. Он нарушил существующие правила, установленные свыше, а я – тем более, раз в корне изменила их существование. Всё пошло не так, как планировалось. Я не специалист в магии и её ритуалах. Наверное, мне нужно было больше времени для подготовки и закрепить обряд на собственной крови.

Я замер в изумлении и ужасе, так как не ожидал услышать нечто подобное. Мне не понравилась фраза про магию и ритуалы. Она говорила об этом всерьез? Не шутила? Однако явившиеся в мир Хранители подтверждали её слова. Значит, магия существовала на самом деле или какая-то её частица. А также магические ритуалы, закрепленные каким-то образом на крови.

Я начал сожалеть, что задаю слишком много вопросов.

Иззи уменьшила огонь на плите, чтобы жарившаяся яичница не подгорела, а я с большим сомнением решил продолжить разговор, опасаясь встретиться с ещё одним приступом агрессии:

– Ты сказала, что любишь его.

– Он всегда стоял у меня за спиной, когда мне требовалась поддержка, – грустно произнесла Изабелл, и я чуть не подавился собственной слюной от такой внезапной перемены её настроения. – Когда на меня орали, пытались унизить, ущемить права, я чувствовала, что он рядом, и это придавало мне сил дать отпор неприятелям.

Я жадно начал поглощать вкусный горячий завтрак, между делом спросив её о привязанности к кому-нибудь из живых людей. Она ответила более откровенно, чем я ожидал.

– Да, бывало, мне казалось, что я влюбилась раз и навсегда, – начала она. – Но потом это оказывалось обычным несварением желудка. У меня не получалось воспринимать те чувства всерьез, и это было правильно, потому что меня всегда лишь обманывали, кидали, предавали, унижали. А Велисар всегда был рядом, хоть и не в материальной оболочке. И тогда я начала готовиться к тому, чтобы сделать его человеком.

– И зачем он тебе? – спросил я, не до конца прожевав кусок горячей яичницы. – Он же из другого мира. Не такой, как мы.

Девушка оглядела меня глазами, полными осуждения, и села за стол напротив меня со своей порцией горячего блюда.

– Не понимаю я такой самоотверженности, Иззи, – я отодвинул от себя опустевшую тарелку. – Да, может, тебя постоянно кидали, делали больно, но это не значит, что так будет всегда. Тебе бы сейчас было хорошо как-нибудь отвлечься, найти работу, заняться любимыми делами, хобби, – с каждым новым словом лицо собеседницы становилось всё мрачнее и мрачнее. – А потом, я уверен, ты встретишь того, с кем тебе будет хорошо.

– Всё уже решено, – угрюмо отрезала она и перевела взгляд на еду. В её голосе звенела давняя тоска.

– Ты о чем?

– Я уже не одна.

– Не говори загадками. Ты пугаешь меня, – честно признался я. – Ты про Велисара?

– Нет, – она отрицательно покачала головой. – Я уже обручена.

Я нахмурился в недопонимании:

– Как? Кто он?

– Родители постарались. Брак по расчету. Отец хочет выдать меня за какого-то нытика – сынка одного из директоров некой крупной компании. Родителей интересует только бизнес, и больше ничего, – девушка злобно проткнула глаза-желтки вилкой. – Они подсунули мне человека, которого я никогда не смогу полюбить. Меня тошнит от него. А от одной мысли, что я буду жить с этим избалованным идиотом до старости, хотелось залезть в петлю. Я сбежала, как только начали сдавать нервы. Пришла сюда и решила исполнить свою часть договора перед Велисаром. В нем я видела защиту, видела спасенье и счастье. Но у меня ничего не получилось…

– Иззи, – беспомощно прошептал я, опять испытывая к ней жгучую жалость. – Я не знал…

– Лучше смерть, чем плен, – пробормотала она, вяло тыкая вилкой в бекон. – И только Велисар может меня спасти. Подарить избавление от оков и показать, где светит солнце. Я устала.

– А ты уверена, что он нужен тебе? Ты не торопишься с выбором? – остро поинтересовался я. – Ты видела его лицо? Его руки? Мне от одного взгляда на твоего друга хочется бежать куда глаза глядят. Мне кажется, что он жил до времен самого Чингис-хана! Зачем тебе этот дикарь?

– Он идеален. Вопрос закрыт, – сердито рявкнула Изабелл, и я перестал её мучать расспросами. Мне и так довелось узнать слишком многое, чего не должен был.

Всё получалось так: Иззи повсюду преследовали неудачи, и поэтому она себе внушила, что Велисар – это тот, кто ей нужен, сбежав после очередного «проигрыша» из дома, дабы не связывать свою судьбу с кем-то, кто ей не нужен. И теперь видоизмененные Хранители ступили на землю живых, девушка разыскивается полицией как без вести пропавшая, а сегодня вечером на «совете-суде» будет решаться наша с ней судьба. Я стал обдумывать её историю, раз за разом прокручивая слова Изабелл в голове, и пришел к выводу, что всё как-то не очень хорошо у неё складывалось для человека, у которого был личный Хранитель, давший согласие на её защиту. А не была ли проблема в самом Хранителе Судеб? Не задумывалась ли над этим Изабелл? Может, её неудачи это его рук дело, для преследования некой собственной выгоды?

Я не стал говорить Иззи о своих подозрениях, и когда засвистел закипающий чайник, я поднялся с места и кинул всю грязную посуду в раковину, помогая девушке с горячими напитками. За окном уже заметно потемнело, и у меня от скрытых переживаний засосало под ложечкой. Час неясного пока для меня суда близился, и мне не хотелось, чтобы он наступал. Существа из темноты будут решать мою судьбу? Зачем? Почему? Из-за того, что я пообщался со своим отцом и узнал об их существовании? Почему о них нельзя знать? Ведь каждый живет с верой в ангелов-хранителей. И вот они. Существуют. Только без крыльев и живут в личинах тех, кем они когда-то были. Почему познания об их существовании запретны?

Пребывая каждый в своих мыслях, мы с Изабелл молча пили горячий чай без сахара в ожидании чего-то неизвестного. Я знал, что она тоже думала о сегодняшнем вечере, но не хотел говорить на эту тему. Сейчас всё представлялось мне таким трудным, и горячая кружка, сжатая в замёрзших ладонях, казалось, всё только усложняла. Время тянулось, а я так ничего и не сделал. Мне не нравилось бездействовать: меня повсюду разыскивали копы, искали бандиты-головорезы, а я сидел в стенах огромного дома с запертыми дверями и ждал решения незнакомых мне людей, которые умерли очень давно. Это попахивало откровенным бредом. Я хотел немедленно связаться с Барри, попросить, чтобы он забрал меня отсюда, и наконец начать заниматься своими делами, а не просиживать сиднем на заднице и попивать чаек. Я злился на самого себя. Беспомощность и бессилие в данной ситуации не прекращали терзать мою душу. Что-то надо было предпринимать, решать, бежать, найти Джиллиан и увезти подальше из города, но я не мог перемотать время вперед и исчезнуть из дома Иззи так просто.

Цепочку размышлений прервал Велисар, когда своим излюбленным способом появился на пороге залитой светом кухни.

– Идемте. Все уже собрались, – пробасил мужчина и показал рукой куда-то в сторону темной прихожей. – Вас не будут ждать вечно.

Мы с Изабелл молча поднялись с мест и, настороженно переглянувшись, подошли к человеку-великану в черном одеянии. Он повел нас вглубь дома, мимо запыленных предметов и картин прямиком в комнату с камином. Его лицо не выражало никаких эмоций. Велисар был как камень, который только горазд хлопать черными глазами и смотреть вперед, плавно перемещаясь по полупустым коридорам. Он больше не смотрел ни на Иззи, ни на меня. Кажется, мы его и вовсе не интересовали, а девушка же упорно старалась привлечь к себе его внимание. В ней читался прежний испуг, и она требовала каких-нибудь слов утешения со стороны, но Хранитель напрочь игнорировал все её попытки начать разговор. Я ощущал жалость к Изабелл и одновременную злость к Велисару, пока наблюдал за происходящим. Он был недостоин того внимания, которое к нему пыталась проявить девушка-медиум. Он отвечал ей холодом, вместо того чтобы как-то приободрить, а она явно была достойна большего. Меня раздражала его высокомерность, смешанная с равнодушием. И где же здесь справедливость? Почему Иззи всё равно пытается увидеть в нем что-то хорошее, раз он ничем не отличается от остальных?

Чем ближе мы подходили к гостиной, тем темнее становилось вокруг. Дымчатые щупальца темноты вились по углам и в расщелинах на полу, как нечто живое и будто осязаемое. Если лампы и горели под потолком, то очень блекло, ибо мало что могли осветить сквозь тяжелый смог клубящейся тьмы. Я стал ощущать тот же самый страх, как при первой встречи с Велисаром у Барри в «Убежище». Жуткий и ни с чем не сравнимый. Реальный мир стал превращаться в сон прямо у меня на глазах. И когда к темноте прибавился ещё и холод, подобный прохладе январского вечера, я вдруг взял Изабелл за руку. Не знаю, чем был вызван мой спонтанный поступок, но отбиваться от меня девушка не стала и только сильнее сжала мою ладонь. Её рука оказалась теплой, даже несмотря на сильный холод. Я плохо видел лицо девушки сквозь дымчатый туман, но зато хорошо видел спину ведущего нас Хранителя и прекрасно слышал его тяжелую поступь, ритмичную, как метроном.

Велисар остановился так резко, что я чуть не влетел в него. Сначала я не совсем понимал, почему мы встали, но через секунду из темноты вышла средневековая леди Элион, и Иззи тотчас отпустила мою руку, отступая назад, словно чего-то опасаясь. И она оказалась права. В зажатых кулаках светловолосой женщины я увидел крепкую веревку, какой нас с Изабелл связывали в прошлый раз.

– Что это? – с неприязнью произнес я, глядя на дохлых плетёных змей в руках Хранительницы.

– Они хотят, чтобы всё прошло как надо, – бесстрастно проговорила леди Элион, глядя прямо на меня. – Ваши руки должны быть связаны до конца приема.

– Они чего-то боятся? – с подозрением изумился я. – Чего могут боятся такие, как вы? Что мы можем сделать в такой ситуации? – меня проняло раздражение, но женщина с веревками всем своим видом показала, что мое мнение здесь ничего не стоит.

– Протяни руки, Дайм, – тем же безучастным тоном сказала она. – Это не моя воля, а воля остальных. Так должно быть.

– Я на это не соглашусь, – покачал я головой, и голубые глаза Хранительницы стали злобно пожирать меня, будто бы я был пирожком, а она дамой на строгой диете. Изабелл же тем временем молчаливо спряталась от незваной гостьи за моей спиной. Я почувствовал её тепло за собой, и этого мне хватило, чтобы не поддаваться на провокации озлобленной собеседницы из прошлого века.

– Ты же знаешь, что сопротивляться не имеет смысла, – хмыкнула она. – Если ты не согласен, придется применить силу. Поверь, это ничего не стоит. У меня найдется способ. Так или иначе ты будешь связан. Таковы правила.

– Я не собираюсь ещё один вечер проводить с оковами на руках!

– Не артачься, мальчик, – прогремел совсем рядом голос мужчины-великана. – Это ни к чему хорошему не приведет. Таким образом ты только проявляешь неуважение к нам и нашей работе.

– Я согласен на ваши условия только в том случае, если Велисар согласится со мной кое-что обсудить. Но всё равно ваша идея глупа и бесполезна. Зачем связывать и без того беспомощных людей? – сказал я Элион, но в ответ на это она только усмехнулась и враждебно оскалилась. Не знаю, правильно ли я поступил, но мне было необходимо кое-что уяснить у темноглазого Хранителя. Тем более в будущем такой шанс мне вряд ли бы представится. Я решил не откладывать всё на потом, пока история Иззи была свежа в памяти, а виновник её неудач стоял рядом и никуда не собирался пропадать.

– Ты ещё и торговаться вздумал? – грозно прошипела Хранительница, делая ко мне шаг. – Гнусный мальчишка! У тебя мерзкий язык, такие, как ты, долго не живут!

– Оставь его, – мужчина-великан вышел вперед и рукой преградил дорогу своей разгневанной подруге. – Я согласен на его условия. Этот парнишка меня заинтриговал. Разговор один на один?

– Да, – я кивнул и тут же поймал встревоженный взгляд Иззи. Она не понимала, что я хочу сделать, зато я уже прекрасно знал, о чем разговаривать с Велисаром. – Ничего не бойся, – ободряюще подмигнул я ей, но это на девушку не подействовало.

Элион с важным видом прошмыгнула мимо меня, шурша подолом своего старого платья, и начала связывать Изабелл руки. Иззи ей не сопротивлялась, однако впервые за вечер я заметил, как у Велисара изменилось выражение лица. Теперь оно скорее было настороженное, чем безразличное. Хотя я мог и ошибаться в своих выводах. Меня всё ещё пугали его дикие глаза, и я мало что понимал в его еле заметно меняющейся мимике.

– У вас несколько минут, – злобно кинула средневековая леди, уводя молчаливую Изабелл дальше по коридору. – Это не входило в наши планы.

– Я понимаю, – ответил женщине Хранитель, но та уже исчезла вместе с девушкой-медиумом за пеленой тумана черноты, которая сию минуту поглотила собой их шаги и силуэты.

Оставшись лицом к лицу с темноглазым чудовищем, я ощутил себя как в клетке с голодным тигром. Он смотрел на меня свысока, как коршун на легкую добычу. Но это было необходимо. Через силу я подавлял свой страх, стараясь держаться с ним наравне – спокойно и равнодушно. Хоть мне и не хотелось отпускать Изабелл с агрессивной дамой с кинжалом в рукаве, я говорил себе, что поступил правильно. Я собирался разобраться в этой истории, хоть она меня и не касалась. Хотел помочь своей новой подруге наладить её жизнь. Никаких корыстных целей.

– Ну же, что на этот раз? – пробасил мужчина спустя несколько мгновений, и я решил перейти сразу к делу.

– Ты специально испортил жизнь Изабелл?

Его брови непонимающе нахмурились:

– О чем ты толкуешь, парень?

– Я знаю о вашем с ней договоре и её несладкой жизни, – проговорил я как скороговорку. – Ты точно ей помогал? Или же только делал вид? Слишком уж много преград встретилось на её пути: родители, которых не интересует её мнение, постоянное одиночество и непонимание окружающих. Не было ли всё это подстроено? Зачем ты её мучал всё это время?

Я думал, что Велисар сейчас начнет отпираться, приводить какие-нибудь бездумные отговорки, но вместо этого Хранитель посмотрел на меня с такой злостью, которую могли выразить только его черные, демонические глаза:

– А ты думаешь, если бы я кого-нибудь к ней подпустил, то она бы решилась вызволить меня из заточения вечности? Она бы просто забыла про мое существование.

Я ожидал чего угодно, но не этого признания. Все мои выводы оказались точными, и у меня больше не получилось сдерживать собственные эмоции.

– Да ты гребаный эгоист! – я закричал на собеседника во всю глотку, но эхо не разнеслось по коридору, как должно было, а поглотилось неосязаемым коконом темноты вокруг нас. – Ты всё нарочно подстроил, чтобы она видела в тебе идеал! Ты влюбил её в себя и заставил плясать под свою дудку! Тебе её не жалко? Быть может, если бы ты перестал «присматривать» за ней, то она была бы счастлива? Неужели тебе на всё плевать, лишь бы выбраться в наш мир? Плевать на её свободу и на её жизнь? На её выбор?

Мужчина потупил взор и (мне не показалось!) виновато опустил голову.

– Кто-то сражается за жизнь, кто-то за богатства и тряпку, под названием «флаг», а я же сражался ради тех, кого любил, не страшась смерти, – грустно пояснил он. – Думаешь, после всего, что я пережил, я не достоин новой жизни? Ты знаешь, что мне приходилось делать, чтобы защитить семью?

– Не уходи от темы! – злобно сквозь зубы процедил я, но Велисар всё равно продолжил говорить о своем.

– Ты знаешь, каково это, когда материки на части разрывали войны между племенами? – начал Хранитель давить на меня с ощутимой обидой в голосе. – Ты вообще знаешь, что такое война? Тебе знаком страх за жену и детей, когда на твое племя, на твой дом совершено нападение? Знаком запах смерти? Крови? Предсмертные крики отчаянья? Ты когда-нибудь видел лик смерти? – лицо мужчины преобразилось гримасой боли. – Моих дочерей умертвили на моих же глазах, а нас с Кха-Ниир и старшим сыном бросили в Яму добывать камень. Там не было ни стражи, ни решеток. Полный беспредел. Постоянная ожесточенная битва за еду, спальные места, пронизывающий до костей холод, болезни и смерть. Туннели, уходящие из Ямы далеко вглубь земли, заменяли нам кладбища. Подгнившие труппы пленников встречались на каждом шагу. Многие использовали их как пищу. Яма была нашей общей могилой. Нашим сумасшествием и ареной для смертоносных драк. Она сделала нас похожими на животных. Заставила убивать друзей и родных ради собственной шкуры. Ради выживания. Но я же бился только за свою семью, и когда ко мне пришел один из самых древних Хранителей со словами, что завтра моей семьи может и не быть, я согласился на его предложение, тем самым сохранив жизнь жене и сыну. Они сбежали по туннелям из Ямы через несколько дней после моего перевоплощения, ведомые древним Хранителем, – он перевел дух. – Ты думаешь, мальчишка, после пережитого ада я должен оставить всё как есть? Плевал я на законы, правила, службу. Я хочу жить не меньше, чем кто-либо другой. А Изабелл – чуть ли не единственная, кто могла меня вызволить. Я нашел её ещё совсем несмышлёным ребенком и не сожалею о заключенном с ней договоре. Да, был момент, когда я просто ушел. Хотел, чтобы она забыла меня, потому что наше с ней общение начало выходить из-под контроля. Но потом она сама нашла меня. Пришла в астральном теле туда, где не был ни один человек. На границу между мирами. И тогда я понял, что так и должно было случиться. Думаешь, мне на неё плевать? Засунь эти слова себе обратно в глотку! – прогремело гневное ругательство, и я невольно отпрянул назад от Хранителя, но он так и продолжал говорить, не потеряв ниточку мысли. – Сейчас она чем-то похожа на мою покойную Кха-Ниир в молодости. Возможно, она той же крови. Крови моего поверженного племени. Многие тогда смогли убежать, спрятаться, но не повезло лишь нескольким семьям, в том числе и моей. Так что если тебе кажется, что якобы я к ней ничего не чувствую, обдумай всё ещё раз. Если бы не чувствовал, то давно отпустил бы её и позволил жить так, как захочется. Но она мне нужна. Нужна не только как медиум-вестник между мирами, но как и вторая часть души, как совесть и поддержка. Как воздух. Как любовь. Мы закончили? – Велисар угрюмо, с вызовом уставился на меня, и я лишь утвердительно кивнул.

– Да. Больше у меня вопросов нет, – пробормотал я, всё ещё переваривая полученную информацию. Разговорить монстра было просто, всё случилось как тогда на балконе.

– Тогда протягивай руки, Дайм, мы не можем заставлять их долго ждать.

В клешнях человека-великана появилась веревка, и пока он завязывал на мне крепкие узлы, я гадал, сколько ему на самом деле лет (сколько ему было, когда он стал Хранителем) и почему он так холодно относится к Иззи, несмотря на сказанное.

Я так и не понял, что он хотел до меня донести. Быть может, он просто боится показаться слабым? Я не мог ответить на этот вопрос так быстро, и в душе поселилась гнетущая тень сомнения.

* * *

В гостиной меня встретила дюжина или, может, больше бесстрастных и настороженных глаз. В камине всё так же подрагивал догорающий огонь, и поэтому по Хранителям, собравшимся в центре комнаты, резво бегали желто-красные блики. Бегали они также по предметам (не пропавшим за живой темнотой) и занавешенным окнам у дальней стены, но это нисколько не оживляло царящую в комнате атмосферу. Когда я переступил порог гостиной, мне показалось, что время словно остановилось. Несколько Хранителей стояли полукругом возле антикварных диванов и своим видом больше напоминали глиняные статуи в натуральную величину, чем живых существ. Они даже не шевелились. Может, и вовсе не дышали. Я плохо различал их темные силуэты на фоне светлого пятна и не мог сказать наверняка. Лишь огонь шевелился за их спинами, точнее, трепыхался на последнем издыхании, танцуя самбу на тлеющих углях.

Перед собравшимися истуканами стояла Иззи со связанными за спиной руками, и, судя по её испуганному лицу, она чувствовала себя не очень комфортно в их компании. Возле неё неторопливо расхаживала леди Элион, и если бы она вдруг стала нарезать вокруг Изабелл круги по каменному полу, то я сказал бы, что женщина из средневековья похожа на кровожадную акулу перед нападением. Тем более выглядела она точно так же. Ей не хватало только вытянутой зубастой пасти и плавника на спине, а так – сходство налицо.

Велисар толкнул меня вперед с прохода, и я чуть не влетел носом в пол, потеряв равновесие. Всё случилось слишком неожиданно, и когда я выпрямился в полный рост, то обнаружил себя рядом с Изабелл и непонятно откуда возникшими Хранителями. Их стало больше, чем несколько секунд назад, и теперь, вместо того чтобы стоять на месте, они начали зажимать нас с девушкой-медиумом в плотное кольцо. Я не испугался, но их разнообразие меня потрясло. Здесь присутствовали все. Я видел молодых девушек в платьях времен ренессанса и барокко, стариков в таких же лохмотьях, как у Велисара, мужчин и женщин в одежде 20-х–80-х годов и даже детей, которым можно было от силы дать лет десять. И все они смотрели на нас с Иззи. Не моргая и не улыбаясь. Как голодные, бездумные зомби. Чуть в изумлении вытягивающие свои бледные лица с откровенной неприязнью в глазах. И не было лишь среди них моего отца, Велисара, и леди Элион, так внезапно нас покинувшую под шум суматохи.

Я обеспокоенно посмотрел на подругу, начиная нервничать, и заметил, что она побледнела ещё больше, чем раньше. С её губ срывалось заметное облако пара, как в студеную зимнюю ночь, а сама она не знала, куда деться от столпившихся возле себя Хранителей. Да я и сам не знал: темнота как в страшном сне начала спускаться вниз с потолка, выползать из темных углов и поглощать всё, что находилось на её пути. За ней исчез камин, огонь, потолок и стены. Она была как смола, как дёготь. И остановилась ровно за спинами серокожих людей, уменьшая пространство гостиной до минимума. Я ощутил себя жертвой в центре арены, как заключенный пленник Древнего Рима, ожидавший казни от лап и пасти бешеного зверя, а люди же, что холодно смотрели на меня, ждали, когда наконец со мной разделаются, дабы получить удовольствие от предстоящего зрелища.

У меня от страха задрожали колени. Я опять струсил. Не смог перебороть себя. Мне было стыдно перед Иззи за собственную слабость, потому что я повел себя как она – как девчонка, хотя не должен был так поступать. Мужчинам такое не свойственно. Но тем не менее я проявил себя не с лучшей стороны и только радовался тому, что мой позор видела только Изабелл (Хранителей я в расчет не брал, они наверняка и не такого навидались за свою жизнь).

Ещё минута, и немая толпа вдруг расступилась ровным полукругом, выпуская из темноты двух мужчин в одежде эпохи Возрождения и маленькую девочку лет восьми. Мужчины ничем не отличались от остальных своих сородичей, а вот девочка так и приковывала к себе взгляд. Столько мудрости в глазах я никогда не встречал. Даже у стариков, которые прожили целый век, казалось, не такие осмысленные и тоскливые глаза цвета тусклого серебра. Девочка была спокойна, светла, и если бы не её молодое лицо с упавшими на лоб светлыми волосами, то я бы принял её за маленькую и хрупкую старушку. Она буквально излучала свет. Рядом с ней тьма расступалась и уползала прочь – в углы и щели потемнее. Я бы сказал, что так и должен выглядеть настоящий ангел в человеческом обличье: чистый, непорочный, безгрешный, в виде маленького беззащитного ребенка. На девочке было белое платье до пола без каких-либо изысков и пышных воланов, а волосы её свисали чуть ли не до бедер и переливались сиянием, какое бывает только на поверхности воды в яркий солнечный день.

Троица несколько секунд оценивающе разглядывала нас с Изабелл, а потом один из пришедших мужчин произнес то, от чего я чуть не рухнул на пол с криками ужаса и отчаянья:

– Они должны умереть, – твердо проговорил темноволосый Хранитель по левую руку от девочки-ангела, и в толпе за моей спиной одновременно послышались восторженные и осудительные возгласы. Безмолвная тишина буквально взорвалась множеством громких голосов, и в один момент собрание мистических существ превратилось в настоящий балаган. Теперь, еле улавливая из общего шума единичные фразы, я ощутил себя не на арене Древнего Рима, а на аукционе, где товаром были не антикварные безделушки, а моя жизнь и жизнь Иззи.

– Это безрассудно! – кричал один голос по правую сторону от меня.

– Так и должно быть! – прорезался через общий гул другой.

– Они же просто люди! – молвил следующий.

– И они должны умереть! – продолжил настаивать на своем Хранитель, и голоса окружающих мгновенно затихли. – Знания в их головах нам не на пользу. Да, медиум открыла нам дорогу, новые возможности, прелести материального тела. Это многое меняет, но мы не можем просто так проигнорировать ныне установленные порядки. Люди не должны знать о нас, а именно – подходить так близко к нашей природе. Ладно, медиумы во все времена диктовали нашу волю, если мы не могли изменить ход событий самостоятельно, а вот мальчишка тут совсем не к месту. Девочка, может, имеет хоть какое-то право на жизнь, а мальчишка – нет.

Нехороший холодок пополз вниз по спине и рукам, а во рту пересохло. Резкое «нет» озлобленного Хранителя прозвучало как приговор, и от его звонкого и неестественного голоса все мои мысли мгновенно спутались. В этой ситуации я не мог надеяться ни на кого, кроме себя. Изабелл мне точно не поможет, если существа попытаются меня убить. Она просто не сможет ничего сделать. Не успеет. И тут я понял: они окружили нас с Иззи, чтобы мы не сбежали, а руки связали, чтобы мы не сопротивлялись при казни. Они знали обо всём заранее. Велисар знал, знала и леди Элион. И где они сейчас, когда час нашей гибели так близок? Всё было ложью и заранее оговорено. Хранители не для того заперли дом, чтобы просто так нас здесь держать. Не для того притащили нас с Изабелл, чтобы вести переговоры. Дом был нашим изолятором и последним пристанищем. И кому нужны эти «Цепные Псы», моя любовь к Джиллиан, если наша с Иззи судьба уже заранее предрешена? Если они прикончат меня, то её тоже не оставят в живых… Иначе они не могли поступить, так же как и сделать исключение.

– Я не согласен, – вдруг прогремел мужской голос рядом со мной, и я опять чуть не свалился на пол от неожиданности. В шаге от меня невесть откуда вырос Гилберт Дайм, агрессивный и полный решимости: его глаза горели как у загнанного в угол волка, и мне оставалось лишь недоумевать, наблюдая за его диковатыми трансформациями внешности (всё-таки мы с ним очень похожи, когда злимся или хмуримся). Не передать словами, как я обрадовался его появлению. Ведь я не думал, что он действительно вступится за меня и попытается помочь, не побоится и сдержит слово, данное около часа назад. Дайм-старший подарил мне надежду, и с плеч словно упала каменная глыба. Возможно, всё ещё можно исправить.

Но вместо одобрения или должной поддержки собравшиеся уставились на моего отца с немым укором, и тогда ещё один непримечательный мужчина лет тридцати, стоявший по другую руку от девочки, сухо произнес:

– И это говорит та молодая душа, что беспрекословно нарушила все правила кодекса? – заметил тот совершенно безразличным тоном. – С тобой мы будем разговаривать позже. Без свидетелей. Там, где не светит солнце. Ты должен будешь понести наказание, достойное совершенного преступления. Твой голос сейчас ничего не значит для нас.

– Я тоже не согласен, – озвучил мнение кто-то ещё, и по грубоватому низкому голосу я тут же признал Велисара. Оборачиваться не имело смысла, но я всё-таки это сделал: он стоял за перепуганной Иззи как нерушимый колосс (девушка затылком упиралась ему в грудь), положив свою страшную руку ей на плечо, и я тут же пожалел, что посмел оглянуться. Его лицо перекосило от злобы до такой степени, что я мог сравнить его только с Дракулой из черно-белого фильма, выпущенного в начале двадцатого века. Казалось, что он сейчас набросится на кого-нибудь из появившейся троицы и раздерет на куски, но мои опасения не стоили подобных переживаний – никого из них своим видом он не напугал.

– С тобой мы также будем разговаривать в порядке очереди, – раздраженно заговорил предыдущий оратор, игнорируя состроенную гримасу Хранителя-великана. – Ты не первый и не последний, кто пытался сбежать от нас. Но так далеко ещё никто не заходил. Ты опозорил нас всех, суть нашего существования и теперь считаешь, что всё сойдет тебе с рук? – глаза бледнокожего существа высокомерно блеснули, а по лицу его поползла мерзкая и надменная ухмылка, хуже которой я ещё ни у кого не видел. – Ты будешь говорить с Высшими стоя на коленях и моля о пощаде. Такие проступки считаются великим грехом. Ты пренебрег всем, чему тебя учили. Мы дали тебе вечность и все знания мира, но этого оказалось мало, и ты вынудил бедного медиума даровать тебе жизнь за счет своей, – этих слов я не до конца понял, но обдумать мне ничего не позволили, а между делом где-то за мной собравшиеся существа начали активно переговариваться между собой, ещё больше нагнетая обстановку.

– Я даже рад, что у тебя ничего не получилось, – с той же интонацией продолжил говорить второй. – Ты всё ещё в наших руках, и мы впервые смогли примерить на себя личину смертных. Это дает многие возможности. Теперь медиумы как единственные связующие между мирами нам больше не нужны. Мы сами можем вмешаться в ход противоречивых событий, если будет надо, и своими же руками будем казнить грешников прямо на месте. Наступает новая эра, в которой будут только наши порядки. Мир более не будет знать разрухи и хаоса. Мы подарим равновесие, которого никогда не было. И всё благодаря тебе, девочка, – хищные светлые глаза мужчины впились в Изабелл, и я готов был поклясться, что услышал утробный рык Велисара. – Мы будем всю оставшуюся вечность вспоминать о твоем даре. Но ты всё-таки человек, и нам придется поступить с тобой по всей строгости законов древности. Правила нарушены, и мы должны исправить то, что произошло.

По толпе пронесся одобрительный гул.

– Вы не смеете отказываться от нас, как от мусора! – раздраженно кинула Иззи со всей злостью, которую только могла показать. Девушка вышла из сковавшего её ступора так неожиданно, что я чуть не подпрыгнул на месте, когда услышал её звонкий и резкий голос. – Мы не расходный материал и не фигурки на шахматной доске! Мы – живые! И имеем такое же право на жизнь, как и все остальные смертные! Ведь многие знают о вашем существовании! Почему тогда мы, а не они?

– Дэмиан, эти дети ни в чем не виноваты, – поддержал девушку Гилберт Дайм, обращаясь к парню по левую руку от восьмилетней девочки, которая всё это время молчаливо наблюдала за происходящим. – В ситуации с Леоном виновен только я, потому что решил увидеться с ним спустя столько лет, а Изабелл – медиум, видела всех нас буквально с рождения и вскоре бы всё равно поняла, что мы влияем на людей и их поступки.

– Ты не видишь всей сути, – покачал головой Хранитель, названный Дэмианом. – Твой сын как смертный не сможет держать язык за зубами. Люди не умеют хранить тайны. Он человек, и ты сам его подставил. Такие знания не должны попадать в руки обычных людей, и теперь мы должны от него избавиться как от угрозы нашему существованию. – Я вновь ощутил приступ страха от его слов и тут же шумно глотнул воздуха, как рыба, выброшенная на берег, но не ощутил его присутствия в легких. – А девчонка виновна в том, что попыталась вытащить кого-то из нас в мир живых, хотя догадывалась, что механизм нашей системы достаточно хрупок, – продолжал говорить Хранитель с явным упреком, не скрывая гнева. Теперь он перевел холодный взгляд на Изабелл с Велисаром, и его лицо исказилось так, будто он увидел что-то отвратительное. – И стоит вырвать из цепи кого-то из нас, как всё рушится. Как этого можно не понимать? Велисар знал об этом и всё-таки пошел на риск – вот он, образец эгоизма и недалекого ума. Он всё это устроил, и ему придется расплачиваться сполна. Но не здесь и не сейчас. Мы уже всё решили. Наша воля всем понятна, и мы не станем ничего менять. Люди должны умереть.

Дальше случилось что-то невообразимое: в один и тот же момент каждый решил выразить свое мнение и пытался перекричать другого. Я бы заткнул уши, чтобы не слышать неразборчивых и громких реплик, но не мог, потому что на руках всё ещё была затянута веревка. Кто-то решительно голосил «за», кто-то «против». Я тонул в создавшемся шуме, ощущая неприятную боль в висках, и безмолвно наблюдал за тем, как Велисар вышел вперед и начал через общий гул доказывать что-то Дэмиану вместе с моим отцом, который тоже больше не сдерживал эмоций. И это могло длиться бесконечно, если бы маленькая девчушка между двумя разъяренными мужчинами не заставила всех в момент замолчать одним кротким взмахом руки.

– Это бессмысленно, – чуть ли не шепотом произнесла она, горестно оглядывая собратьев. У неё было слишком грустное лицо для восьмилетней девочки, так же как и неестественно хрустальный голос, что показался мне совсем уж нечеловеческим и слишком чистым. Все смотрели прямо на неё, и кажется, я видел в лицах застывших Хранителей плохо скрываемый страх. Даже в хмуром лике Велисара читалось некое опасение, которого не было до этого. И лишь мы с Иззи до конца не понимали, чего так боялись окружающие. Я настороженно переглянулся с Изабелл и только подтвердил свою догадку – она тоже ничего не знала о маленькой леди и о том, почему все так покорно внимали каждому её слову.

Спокойный голос девочки-ангела вновь облетел комнату, разгоняя сгустившуюся тьму по углам:

– Мы не будем никого убивать, – она взглянула мне прямо в глаза, но взгляд был пуст, чересчур печален и совершенно безразличен. – Их так и так ждет погибель. Во всех случаях. Даже без нашего вмешательства всё сложится так, как должно быть, – я вновь ощутил сильный приступ страха, но девочка продолжила говорить, уже переведя взгляд серых глаз на публику: – Отпустите их. Я не понимаю, почему вы их всё это время держали в доме, раз вам всё известно. – Хранитель по правую руку от неё захотел что-то возразить, но светловолосая девчушка умелым жестом заставила его замолчать, даже не позволив открыть и рта. – Как только смертные выйдут за порог дома, мы перестаем следить за их судьбой. Это послужит наказанием за нарушение древних законов. Большего мы делать не должны. А если хоть кто-то попытается вмешаться в их судьбу извне, то дух смельчака мгновенно исчезнет в Оке Пламени и навсегда останется в его глубинах. Таковы правила.

Стоило ей закончить свою речь, как вокруг начало светлеть. Я снова увидел свет огня в конце комнаты, спинки диванов, кресла, стены и прочую мебель. Комната постепенно стала принимать свой прежний вид, но вместе с темнотой и холодом стали исчезать и Хранители. Я успел моргнуть лишь пару раз, как вокруг исчезли практически все: и девушки в платьях времен ренессанса, и старики, и дети… Все, кроме Велисара, Дайма-старшего, девочки-ангела и её грозных телохранителей, которые всё ещё недоверчиво пялились на двух провинившихся собратьев. Я бы сказал, что они ещё очень многое хотели бы обсудить, но держали языки за зубами только из-за присутствия рядом маленькой спутницы.

Девочка неторопливо осмотрела моего отца и Хранителя-великана:

– Надеюсь, вы всё поняли, – строго выговорила она, и лицо её чуть погрубело. – Это первое и последнее предупреждение. Если ослушаетесь, Око Пламени ждет вас. Я всё сказала. Вердикт вынесен.

Троица исчезла ещё быстрее, чем появилась, и оставила после себя ещё больше нерешенных вопросов. Я и опомниться не успел, как всё закончилось. Гостиная вернулась в прежнее состояние: трещал огонь в камине, воздух заметно согрелся, а блики продолжили бегать по поверхности предметов как ни в чем не бывало. Но мне стало не по себе. Ещё хуже, чем до суда. Я ощущал себя пустым, будто что-то внутри оборвалось и навсегда исчезло. Они сказали, что я умру. Что мы с Иззи погибнем, и не от старости, а от чего-то иного. Ужасающих слов маленькой девочки мне хватило, чтобы почувствовать себя полным ничтожеством, и мне показалось, что все остальные ощутили то же самое: Изабелл уперлась взглядом в пол, отец задумчиво прикусил губу, а Велисар… Его лицо стало таким же, как и всегда, – каменным и безучастным.

– Мне жаль, что так получилось, – виновато пробормотал Гилберт Дайм себе под нос, но никто ему не ответил.