Для австралийцев гидроэнергетический комплекс в Снежных горах, «Сноуи», — символ современности. Смелое решение, блестящее техническое выполнение, экономически выгодный проект — американцы едва ли смогли бы сделать лучше. «Сноуи» перечеркнул привычное представление об австралийце, как вспотевшем парне в подтяжках, жадно пьющем пиво. Его место занял инженер в белом накрахмаленном халате у пульта управления подземной электростанции. Статистика обрушивается на вас в «Сноуи», так же как потоки воды, которые инженеры перегоняют по гигантским трубам сквозь горы: киловатты, акры, футы, отводные плотины, водосборные площади, максимальные нагрузки… Но за всем этим стоит простой смысл.
На вершинах и в ущельях Большого Водораздельного хребта берут начало крупнейшие реки Австралии — Муррей и Маррамбиджи, которые текут на запад и в центр страны, встречаясь на границе Нового Южного Уэльса и Виктории, а затем впадают в море приблизительно в пятидесяти милях к востоку от Аделаиды, в Южной Австралии. Земля Австралии плодородна, но осадков выпадает так мало и распространяются они столь неравномерно, что не могут обеспечить устойчивого развития сельского хозяйства. Решение заключается в ирригации, и обе реки уже орошают значительное количество земли.
Но другая река Австралии, Сноуи-Ривер, не используется в этих целях. Она берет начало на восточном склоне хребта, и путь ее до моря короток. Почему бы не прорубить туннель в горах, повернуть Сноуи, направив ее воды в систему Муррей — Маррамбиджи, и использовать эти реки как для орошения, так и для производства электроэнергии? Таков смысл проекта, который обсуждался в течение восьмидесяти лет. В 1949 г. была создана Гидроэнергетическая комиссия гор Сноуи для претворения проекта в жизнь.
С самого начала все работы бессменно возглавлял один человек. Он же и подобрал коллектив, который прошел вот уже полпути без единой серьезной ошибки или просчета. Это Вильям Хадсон, новозеландец, который приобрел опыт работы на строительстве гидроэлектростанции в Шотландии еще до второй мировой войны. Сейчас ему за семьдесят. Он не только блестящий инженер, но и отличный руководитель. Рабочие и инженеры заняты на строительстве. Они верят, что помогают создавать энергетический комплекс, полезный не только для своей страны, но и для других стран.
Строительству требуется рабочая сила, и поэтому всякий приезд сюда людей, интересующихся комплексом, приветствуется. «Сноуи» стал одним из основных туристских центров Австралии. Водители автобусов, во всяком случае те, с которыми я общалась, вежливы, хорошо информированы и отвечают на одни и те же вопросы терпеливо и с юмором. Отлично налажена работа столовых, они чистые и оформлены со вкусом. Цветы в горшках, красиво покрашенные стены, даже высокие стульчики для малышей. Пища всегда свежая, дешевая и обильная.
Свежий, прохладный и чистый воздух, аромат эвкалиптов — все говорит о том, что вы в горах. Яркие солнечные лучи освещают высокие, конусообразные стволы эвкалиптов, кора которых постоянно меняет свой цвет. В воздухе стоит птичий гомон, перед глазами мелькают красочные пятна. Это попугаи! Они не перестают меня удивлять. С записной книжкой, биноклями и карманным орнитологическим справочником я пробираюсь между деревьями, стремясь распознать попугаев, прячущихся среди травы. «Серый, крапчатый или весь в полоску, с ярким зеленовато-желтым хохолком»— это, очевидно, попугай Quarrion, находящийся где-то посредине между какаду с хохолками и попугаями без хохолков. «Алая головка и грудь, зеленое оперение крылев, желтое с голубыми пятнышками брюшко» — это, должно быть, восточноавстралийская розелла. Группы небольших, но не менее ярких птиц, в гамме цветов оперения которых встречаются сапфиро-голубые, кроваво-красные и лимонно-желтые оттенки, возможно медососы, — порхали по цветам, густо осыпавшим камедные деревья, собирая нектар. Своими сильными и гибкими коготочками они цеплялись за ветки и, казалось, бегали вверх и вниз, совсем как белки.
Согласно моему справочнику, в Австралии пятьдесят семь разновидностей попугаев, причем более пятидесяти из них не встречаются больше нигде в мире. Не удивительно, что один из первых исследователей Австралии написал на своей чистой карте слова Terra psittacorum («Страна попугаев»). В справочнике сказано также, что пение австралийских птиц охватывает широкий диапазон «от нежного шепота крохотных крапивников до рождающегося глубоко в горле резкого металлического звона кукабарры». «В австралийском буше, — сообщает справочник, — проходит настоящий музыкальный фестиваль». Конечно, нельзя отрицать того факта, что австралийские птицы красиво поют, но никто все же не будет восхищаться голосами попугаев. «Они или негромко болтают, или довольно немелодично кричат». Зато окраска их фантастична, а недостатки есть у всех нас.
Сквозь серебристые и розоватые стволы деревьев проглядывают голубые воды озера Юкамбин. Туристский маршрут включает прогулку на катере по этому большому водохранилищу, созданному после возведения плотины на реке Юкамбин, главному притоку Сноуи-Ривер. Сейчас русло реки повернуто, и, проходя по туннелю протяженностью в четырнадцать миль, прорубленному в скале, ее воды вливаются в Тамет, которая, в свою очередь, сливается с Маррамбиджи.
Система сложная, и мне было трудно даже с помощью диаграмм и макетов, которые используются для пояснения посетителям, понять, как менялись русла. На западном склоне хребта три реки были отведены и образовали водохранилище. Падая с высоты двух тысяч семисот футов, их воды вращают турбины четырех электростанций, а затем собираются в огромном резервуаре — озере Блоуэринг, которое наполняется во время таяния снегов и орошает большую часть долины Муррей-Маррамбиджи во время засушливого лета. Озеро затопило небольшой город — Адаминаби. Новый Адаминаби вырос в нескольких милях. Предполагается затопить и город Джидабайн. Для его жителей уже построен новый город со всеми удобствами.
Все эти реки частично протекают по территории Национального парка Маунт-Косцюшко (Новый Южный Уэльс), самого большого в Австралии. Название «Национальный парк» не совсем точно. В полном смысле этого слова таких парков в Австралии нет. Все они, за исключением одного небольшого в окрестностях Канберры, принадлежат отдельным штатам и различаются по целям, путям развития и размерам. Территория парка Маунт-Косцюшко составляет 1,3 млн. акров; есть парки размером всего в несколько акров, созданные для того, чтобы сохранить редкое растение или определенных представителей животного мира. В парке Маунт-Косцюшко озера, появившиеся в результате изменения русла рек и создания гидроэлектростанций, станут способствовать культурному отдыху. Здесь можно будет половить рыбу и заняться водным спортом. Вырастут дома для туристов, а любители наблюдать за птицами и пожить в палашах встретятся на заросших тростником берегах, уже возникших на месте бывших сухих пастбищ.
От озера Юкамбин дорога серпантином поднимается к городу Кабрамарра, расположенному на высоте около четырех тысяч девятисот метров над уровнем моря — выше всех городов Австралии. Здесь есть отличная туристская база, принадлежащая Управлению комплекса «Сноуи». Порции в местной столовой такие громадные, что даже австралийские желудки не в силах их поглотить. По подсчетам директора, одна треть приготовленной пищи выбрасывается. Над окном раздачи висит объявление: «Если вам нужна добавка, обращайтесь к шефу». Многие из посетителей так и делают, но в результате оставляют половину заказанного на тарелках.
Мы подъехали к реке Тамет, которая, пробираясь сквозь густой эвкалиптовый лес, стекает с западного склона хребта. Здесь есть пропасти, которые наверняка никем не исследовались, настолько они круты и обрывисты; растет великолепный высокий альпийский ясень и рябина (Е. regnuas), менее высокий и одиноко растущий снежный эвкалипт (Е. tiiphophila), кое-где встречается узколистное мятное дерево (Е. australia).
Камедные деревья Австралии отнюдь не однообразны, как это можно подумать на первый взгляд. Имеется несколько сотен их разновидностей, и неспециалисту очень трудно отличить их друг от друга. Рябина, например, отлично растет здесь выше линии выпадения снегов и достигает более трехсот футов длины; другие деревья можно встретить в пустыне в виде низкорослых пыльных кустарников. Одни цветут изумительными красными цветами, цветы других трудно даже разглядеть. Эти деревья растут и на болотах и на дне рек, причем иногда прямо из сплошного камня. Заостренные листья ряда пород предназначены для того, чтобы направить каждую каплю падающей на них влаги в землю; их форма затрудняет активное испарение. Камедные деревья дают масла и танин.
Эвкалиптов в Австралии великое множество. Акклиматизировались они около пятидесяти миллионов лет назад, уже после того, как континент был отрезан от основного материка. Эвкалиптовые чаще представлены семейством миртовых. Иногда можно услышать, что цвет их монотонен: на первый взгляд это так и кажется. Красного цвета много, но это вообще цвет Австралии, ее почв, скал, деревьев. Молодая поросль более темного цвета, кончики листьев — бордовые, а кора, часто висящая лохмотьями, вся в разноцветных полосах, обычно розового оттенка. Разнообразие эвкалиптов диктуется именно корой; стволы их могут быть ободранными, но редко однотонными.
В глубине ущелий, покрытых камедными деревьями, почти в тысяче футов под землей, расположены электростанции. Все, что с ними связано, — фантастично, начиная с того момента, когда невидимый луч, подняв стальной занавес, открывает путь вашей машине; причем лично меня преследовал страх, что обратно мне уже не выехать. Я словно попала в огромные, серые, гладкие, сверкающие внутренности какого-то механического животного. Но там в глубине вы не увидите ни движения потоков воды, ни вращающихся валов.
Все, что открыто глазу, — это большие панели с измерительными приборами. Лампы, похожие на зеленые и белые глаза, то загораются, то гаснут. Стрелки, перемещаясь по циферблату, останавливаются на разных цифрах. Было время, когда горы раскрывались перед заветным словом и из них выходили сказочные короли и королевы, теперь же горы скрывают невидимые турбогенераторы, подчиняющиеся молчаливым дискам и выключателям. Вся станция работает без присутствия хотя бы одного человека. Меня это беспокоило.
В длинной, тихой, без единого пятнышка галерее — муха, перышко, пылинки могли бы осквернить этот храм — стояла группа монахинь в черных одеждах и белых головных уборах, рассматривая со смущенными улыбками многочисленные приборы. В их руках висели четки. Надеюсь, что они лучше меня поняли интересный рассказ гида.
— Общая мощность Тамета I, Тамета II и Тамета III превысит полтора миллиона киловатт, дополнительный объем воды в реке Маррамбиджи составит более чем один миллион акр-футов в год… восемь основных плотин… протяженность туннеля — пятьдесят шесть миль…
В одно ухо влетает, в другое вылетает. Было ли это тем ущельем, по которому скакал сказочный Человек со Снежной реки на своем легендарном коне?. Сегодня стук копыт не потревожит подземные турбогенераторы, его просто заглушит шум чудовищных экскаваторов, валящих деревья.
Оказавшись вновь на поверхности, мы увидели прямо перед собой станцию электропередачи, окруженную черными мертвыми пнями и стволами вывороченных деревьев. За ней виднелся склон холма, на котором возвышались живые деревья цвета слоновой кости и олова, серебристо-серые, сверкающие в ярком солнечном свете, призрачные и громадные, как изолнутые руки балерин, застывших в какой-то немой сцене. Станция электропередачи была мертвенно-белого цвета, крюки и диски, прикрепленные к пилонам, гроздья изоляторов, нанизанные на мачты, напоминали бусины счет, поставленных вертикально. Все это мерцало, сверкало, переливалось под лучами солнца и было необычайно прекрасным. По горам тянулись ряды столбов, также блестевших под солнцем; каждый из них был увенчан четырехконечной звездой. Открывающаяся перед нами картина производила сказочное впечатление и походила на паутину гигантского механического паука, сотканную среди странных, покрытых темной листвой деревьев.
Название Кенкобан (Ханкобан) наводит на мысль о косматых азиатских козлах, мулах, овечьем сырье и бородатых мужчинах в каракулевых шапках. В действительности так называется новый город с чистой гостиницей, принадлежащей Управлению «Сноуи», со стоянками для машин, кафе и зелеными лужайками, где установлены крутящиеся дождевальные установки. Сидя с чашкой кофе на ярко освещенном солнцем балконе, я наблюдала за стайкой попугаев, носящихся в поисках насекомых; в воздухе они были похожи на летающие розовые лепестки. Далеко внизу облако коричневой пыли поднималось над строительной площадкой плотины, где всю ночь ревели машины. Они будут реветь круглые сутки до тех пор, пока строительство не закончится. Огромные трубы устанавливаются в ущельях, для того чтобы прогонять воду сквозь турбины по три миллиона галлонов каждую минуту.
Пики гор покрыты снегом. Одна из них Косцюшко. Однако надо хорошо знать все плато, чтобы выделить ее из многочисленных вершин.
Национальный парк Маунт-Косцюшко, как и большинство ему подобных, одновременно и заповедник для диких животных и место отдыха. К сожалению, эти два фактора плохо сочетаются. Кому из животных понравится постоянный треск кинокамер, руки, которые лезут в гнезда, шум машин и вой транзисторов. Редкие растения цветут, когда их топчут, или местность, на которой они растут, используется для пикников, а еще реже выживают, после того как их выкопают, чтобы «посадить» дома. Дороги и мотели нарушают покой, который совершенно необходим для заповедника.
Итак, перед (всеми национальными парками и заповедниками мира стоит дилемма. Человек убивает то, что любит. Толпы людей лишают животных уединения, нарушают тишину лесов, одиночество холмов. Люди приносят с собой то, от чего пытаются уйти, — собственное окружение и общество себе подобных.
Роща, лесистая долина, луг у водопада превращаются в площадки для кемпинга. И нет возможности найти выход из положения, можно только достичь компромисса. Менее ста квадратных миль из двух тысяч (т. е. не более пяти процентов) были объявлены «заповедной зоной», которая должна быть оставлена такой, как она есть, где природа идет своим путем. Никакого строительства дорог — люди смогут посещать заповедник только пешком. Акведуки укроют так, чтобы скрыть всякие следы вмешательства человека. Будет запрещено носить с собой огнестрельное оружие, никто не посмеет сорвать цветок или унести образец горной породы.
По другую сторону хребта за ущельем Мертвой Лошади находится местность Тредбо, которую меньше всего можно назвать «нетронутой зоной». Это центр единственной в Австралии зоны зимнего спорта. Здесь построена копия швейцарской деревни, такое же последнее слово техники, как, например, спутники земли. Номер в первоклассной гостинице стоит сто долларов в неделю. Повсюду разбросаны маленькие коттеджи с остроконечными крышами, построенные из пожелтевшего дерева по типу альпийских домиков. Так и кажется, что сейчас увидишь швейцарских крестьян в кожаных шортах и подтяжках. И их можно наверняка увидеть зимой, когда горы покрыты глубоким снегом. Кататься на лыжах теперь модно. Кое-кто считает, что это доказывает принадлежность к привилегированным классам.
Строительные работы зимой ведутся в тяжелых условиях— снегопады, ледяные ветры, низкие температуры, но, несмотря на это, темпы строительства опережают намеченные сроки. Комплекс прибавит к общему объему вырабатываемой в стране электроэнергии еще сорок процентов, что даст возможность ежегодно выращивать на орошаемых землях сельскохозяйственную продукцию стоимостью в шестьдесят миллионов долларов.