Лорд Литтон — виконту Крэнбруку. Письмо от 21 ноября 1878 года из Лахора:

«Мой дорогой лорд Крэнбрук, жребий брошен! Эмир не снизошел до того, чтобы вообще дать какой-либо ответ на наш ультиматум. Срок, до которого мы ожидали ответа с намерением рассмотреть его, истек, если быть совершенно точным, вчера на закате, т. е. 20-го. Ибо магометанский день кончается с заходом солнца. Однако лишь вчера в 10 часов вечера я получил по телеграфу известие из Пешавара, задержавшееся при передаче из Джамруда вследствие темноты и плохой сигнализации, что наши передовые посты не получили сообщений от эмира. Немедленно были отданы приказы генералам, командующим хайберской, куррамской и кветтской колоннами, выступить сегодня утром на заре и пересечь границу.

С тех пор я уже узнал из Пешавара о начале операций в Хайберском проходе и, вероятно, сегодня вечером, прежде чем почта отправится из Лахора, получу дальнейшую информацию об их продвижении.

Между тем задержка в течение последнего месяца не пропала даром, потому что вчера вечером переговоры, на которые я его употребил, успешно закончились заключением письменного соглашения между майором Каваньяри и представителями всех хайберских племен; по его условиям племена, отказываясь от власти эмира, обязываются передать контроль над проходом правительству Индии… Мирахур направил заявление эмиру, что, если британские войска будут продвигаться, позицию в Али-Масджиде нельзя будет удержать и его гарнизону угрожает разгром, если он не будет быстро отведен или не получит подкреплений. Но, насколько мне удалось узнать, эмир ничего не ответил на этот призыв».

Вице-король Индии нервничал, об этом свидетельствовало и его намерение сократить срок ультиматума до «истечения магометанского дня», т. е. до захода солнца. Колли и других также снедало беспокойство. Оно исчезло лишь тогда, когда выдвинутые к передовым постам гелиографические команды (линию телеграфа туда протянуть еще не успели) с первыми лучами восходящего солнца стали посылать сигналы: «Ответа нет! Ответа нет!»

Теперь уже можно было забыть все треволнения и спокойно, как водится в цивилизованном мире, обнародовать ожидавшую своего часа декларацию о начале войны с Афганистаном и ее причинах. Как и было намечено заблаговременно, выпущенное англо-индийскими властями воззвание к сардарам и народу этой страны освещало корни кризиса, вызванного недружелюбным отношением эмира Кабула к его доброжелательным соседям. Центральная мысль этого документа сводилась к констатации того абсолютно неоспоримого и очевидного для всех факта, что британское правительство не желало ссоры с сардарами и афганским народом и не ссорилось с ними. Вся ответственность за происходящее лежит на одном лишь эмире Шер Али-хане, променявшем искреннюю и сердечную дружбу императрицы Индии на вражду с ней.

Как все гениальное, замысел наступления на Афганистан был предельно прост. С юга — прямой, как стрела, удар по старой афганской столице — Кандагару. С юго-востока и востока — неотвратимые, словно божье возмездие, удары, нацеленные на нынешнюю столицу — Кабул. Соответственно этому плану были созданы три мощных отряда, три группы войск: Кандагарская, Куррамской долины и Пешаварской долины.

Вот когда пригодилась Кветта! Вот когда сказались мудрая дальновидность майора Роберта Сандемана, добившегося ее отторжения от владений келатского хана, и хладнокровие британского правительства, удержавшего этот пункт, несмотря на все протесты Шер Али-хана. Подумать только: если бы не возможность использовать Кветту в качестве базы, доблестным британским воинам пришлось бы, как и в прошлую войну, шагать лишних полторы тысячи миль по враждебной, выжженной солнцем местности, испытывая нехватку воды и продовольствия!..

И еще одно было величайшим благом — вплоть до Сиби расторопные королевские инженеры успели протянуть нитку железной дороги. Отныне транспортам с припасами и снаряжением оставалось преодолеть каких-нибудь 50–60 миль. Правда, путь шел через узкий Боланский проход, но теперь для снабжения войск уж наверняка не потребуется 30 тысяч вьючных верблюдов, как сорок лет назад.

Маленькая, глухая и заброшенная Кветта давно не видела такого пышного парада войск. Красные и голубые мундиры пехотинцев и кавалеристов, нашивки и позументы, сверкающие каски, развевающиеся султаны, высокие кивера и плюмажи. Мерное шлепанье верблюдов, топот лошадей, мулов и ослов, скрежет колес, громыханье пушек, тянущийся к небу дымок полковых кухонь.

В пыльном городке были сосредоточены первая, Мултанская, и вторая, Кветтская, дивизии, входившие в состав Кандагарской группы. Они включали полки гусар, бенгальской, пенджабской и синдской кавалерии, королевской, бенгальской, бомбейской, пенджабской, гуркхской и сикхской пехоты, а также несколько артиллерийских подразделений, инженерные и прочие вспомогательные части. Здесь собралось 13 550 офицеров и солдат, а вместе с обслуживающим штатом — не менее 60 тысяч человек.

Командовал этой ордой (дисциплина вовсе не была характерной особенностью сброда, который шел в наемные войска ее величества) плотный лысоватый старик с неизменно нахмуренными бровями, седыми усами и козлиной бородкой, затянутый обычно в черный мундир без знаков отличия или орденов. Генерал-лейтенант Дональд Стюарт…

Северо-восточнее, в городе Кохат, еще меньшем, чем Кветта, изготовилась Куррамская группа. Пять с половиной тысяч офицеров и солдат при 24 орудиях. Их возглавлял невысокий худощавый человек с резкими чертами лица и жидким пучком волос на подбородке — генерал-майор Фредерик Робертс.

Главное и кратчайшее оперативное направление обеспечивала Пешаварская группа в 10 тысяч солдат и офицеров при 30 пушках, которой командовал представительный генерал-лейтенант сэр Сэмюэл Браун, командор ордена «Индийская звезда», кавалер ордена Бани и Креста Виктории. Возможность участвовать в героических подвигах настолько увлекла опытного воина, готовившегося отпраздновать свое пятидесятилетие, что он, не задумываясь, сменил удобное кресло военного члена Исполнительного совета при вице-короле на седло и палаточный неуют.

Высшее и среднее офицерство, все артиллерийские, технические части и некоторое количество рядового состава трех отрядов были укомплектованы англичанами. Основная же масса войск состояла из сипаев, индийских наемных пехотинцев-сарбазов и всадников-соваров. Они входили в состав бенгальской, бомбейской, пенджабской и прочей конницы и пехоты, отрядов гидов, гуркхов, сикхов и т. п.

Всего Армия Вторжения насчитывала около 30 тысяч активных бойцов, а вместе с «сопровождающими», или лагерной прислугой, превышала 120 тысяч человек. За всю историю Афганистана такое полчище не пересекало его границ. Кроме того, в тылу каждого из полевых войск был сформирован пяти-шеститысячный боевой резерв, оснащенный артиллерией.

Противнику был приготовлен своеобразный сюрприз: англичане начали применять скорострельную малокалиберную пушку («ружье») Гатлинга — прообраз будущего пулемета.

Все было предусмотрено для сокрушительного удара по несговорчивым афганцам. Подавляющее превосходство в численности, оснащении и обученности войск, превосходные коммуникации, отлично налаженная служба тыла, а также, что имело далеко не последнее значение, подкупленные вожди многих племен и подорванные позиции эмира и тех его сторонников, которые отталкивали руку дружбы, открыто и честно протягиваемую английскими доброжелателями… Кажется, никогда еще Британская империя не была так хорошо подготовлена к войне.

Что могла противопоставить этой огромной силе затерянная в сердце Азии небольшая горная страна? Если бы такой вопрос задали лорду Литтону или полковнику Колли, генерал-лейтенанту Брауну или майору Каваньяри, они, по всей вероятности, недоуменно развели бы руками: «Помилуйте! Можно ли всерьез говорить о каком-то сопротивлении?» Файз Мухаммад и его друзья, скорее всего, сказали бы: «Любой силе можно противопоставить любовь народа к своей родине, его самоотверженность, готовность отдать жизнь за ее свободу…».

…Первой целью наступающих явился форт Али-Масджид. Его захват имел не только военное, но и политическое значение. Ведь именно здесь было нанесено неслыханное оскорбление достоинству Великобритании: ее посольству преградили доступ в Кабул.

К середине ноября 1878 года тихий Джамруд преобразился. Вокруг него разбили лагерь англо-индийские войска, двигавшиеся на главный город Афганистана. Возле дороги, ведущей к Али-Масджиду, разместились уже побывавшие у его стен гиды — солдаты Корпуса разведчиков Пенджабских пограничных сил. Рядом с ними — бенгальские уланы 11-го принца Уэльского полка в своих голубых мундирах. Немного подальше мелькали коричневые мундиры 6-го полка бенгальской легкой пехоты. За группой деревьев расположился 14-й Фирозпурский полк туземной пехоты; он состоял из рослых бородатых сикхов, всегда враждовавших с афганцами. А там — 1-й полк сикхской пехоты Пенджабских пограничных сил, 19-й и 25-й полки бенгальской пехоты. Особняком держались 4-й полк гуркхских стрелков, низкорослых подвижных непальских горцев в характерных круглых шапочках и темно-зеленых мундирах, и, уж естественно, чисто английский 17-й Лестерширский полк. А дальше — связисты Королевского корпуса сигнальщиков, королевские саперы и минеры, штабной шатер, артиллерия и, наконец, обоз с его многотысячной прислугой, маркитантами, торговцами, ростовщиками и прочими неизменными спутниками британской армии тех времен.

Английский лагерь под Джамрудом.

Визгливый мулла гидов карабкался на обломок скалы и резким голосом возглашал: «Хайя алее салах… Придите совершить благое!» Порой звуки его призывов доносились до гарнизона Али-Масджида, и не один афганец говорил другому:

— Неужели этот мулла и грабителей призывает к общению с Аллахом?!

Наконец, в ночь с 20 на 21 ноября из Джамруда выступили две бригады. Наутро с остальными войсками двинулся и сам генерал-лейтенант Браун. Ревели трубы, им подпевали сигнальные рожки, развевались знамена и флаги. Командир шедшей во главе колонны 1-й пехотной бригады, бригадный генерал Макферсон, весьма сожалел, что под его началом нет шотландских полков: напев волынок раздавался бы в этих горных теснинах особенно волнующе, создавая неповторимый звуковой фон для победного марша!

Впрочем, продвинуться удалось не так уж далеко. Сразу за Джамрудом открылась горловина узкого, извилистого Хайберского ущелья, над которым навис укрепленный форт. Али-Масджид, проклятая заноза!

Майор Каваньяри следовал с Пешаварской группой войск, не без злорадства размышляя, что Файз Мухаммаду теперь уже недолго осталось занимать пост коменданта этого укрепления.

Впереди был замечен конный пикет афганцев. Под ружейно-артиллерийским огнем он ускакал к Али-Масджиду. Англичане приблизились на расстояние полутора миль и увидели, что находившиеся впереди высоты заняты афганским ополчением. Маломощные орудия форта начали обстрел наступающих.

Брауну доложили о первых раненых среди его подчиненных, и он приказал рассредоточиться и укрыться. Английские пушки, заняв позиции, открыли по форту пальбу, продолжавшуюся в течение всего дня. Группы стрелков направились к холмам, обтекая Али-Масджид с двух сторон, чтобы под их прикрытием орудия — основная ударная сила наступающих — могли приблизиться к врагу.

Штабные офицеры Пешаварского отряда внимательно наблюдали за поведением противника. Было очевидно, что артиллерия причинила афганцам немалый урон. Однако осажденные не проявляли никаких признаков замешательства. Их ответный артиллерийский огонь был очень метким, а попытки англичан штурмовать укрепление в лоб они отбили без большого напряжения. Уже унесли с поля боя убитых майора Бэрча и лейтенанта Фицджеральда из 27-го полка туземной пехоты вместе с несколькими солдатами и сержантами, уже был ранен капитан Маклин из 14-го полка сикхов, выбыло из строя немало рядовых, а ожидавшийся перелом не наступал. Пушки продолжали греметь, осыпая снарядами форт. Его защитники отвечали редкими выстрелами.

Тем временем британские передовые группы продвигались все далее в глубь афганской территории, и к исходу дня в штаб поступили сообщения, что Али-Масджид окружен. Характерные звуки выстрелов из стародавних длинноствольных афганских ружей — джезаилей слышались со все большими интервалами, а затем почти вовсе затихли. Вскоре наверху, в этом орлином гнезде, прогремели взрывы. «Уничтожают склад с боеприпасами», — высказал предположение Макферсон.

Всю ночь солдаты Брауна жгли костры на тропинках, которыми могли воспользоваться защитники форта для прорыва из окружения, тогда как артиллеристы караулили у своих орудий, чтобы достойно встретить любую такую попытку.

С наступлением рассвета британские войска ворвались в форт. Он был пуст. Шесть подорванных старых пушек, множество гильз от расстрелянных снарядов, изодранные одеяла и другое тряпье в деревянных строениях — и все.

Впрочем, стрелки-гиды все же разыскали одно живое существо. У самого края скалистого обрыва лицом к югу, где в туманной мгле угадывалась громада хребта Сафедкох, лежал старик. Руки афганца сжимали тяжеловесный английский мушкет, прозванный в армии «Коричневая Бесс» и снятый с вооружения еще в первой половине века; замок мушкета был разбит пулей или осколком снаряда. Старик был ранен: кровавые пятна темнели на левом боку рубахи. Он мертвой хваткой держался за ствол своей «Бесс», и солдаты отняли у него оружие не без труда.

Проворные гиды влили в горло единственному представителю гарнизона Али-Масджида рому и подняли его, чтобы он смог отвечать подошедшему политическому офицеру.

— Кто ты? — спросил офицер на фарси, а затем на пушту.

— Ты хорошо говоришь по-нашему, — прохрипел афганец. — Только кто с вами будет разговаривать…

— Так кто же ты? — англичанин предпочел пропустить мимо ушей дерзость раненого.

— Солдат эмира Шер Али-хана, — с трудом ответил старик, кашляя и сплевывая кровь. — Ахмед, Махмуд, Омар — называй, как хочешь!

— А где остальные?

— Ушли. Вы думали, что окружили нас. Но мы в родных горах…

— Бежали, значит.

— Почему бежали? Вон дорога на Пешбулак, — афганец показал в правую сторону. — У нас кончились патроны и снаряды. Файз Мухаммад велел взорвать пушки, взять ружья и уйти. Еще будем сражаться…

— А тебя бросили?

— Почему бросили? — старик снова ответил вопросом на вопрос. — Я умираю. Зачем меня тащить.

— Чего же ты вцепился в мушкет, если умираешь?

На лице раненого появилось подобие улыбки:

— Я его взял давным-давно у инглизи недалеко отсюда. Он вчера славно послужил…

Неожиданно изловчившись, афганец выхватил у стоявшего рядом усатого джемадара из-за пояса кинжал и всадил его в грудь британского офицера. Тот беззвучно упал на землю. Истратив последние силы, на него рухнул старик, и тотчас же ему в спину воткнулось несколько ножей взвывших от ярости гидов. Афганец дернулся два-три раза и затих, перевалившись на бок…

Головная колонна Кандагарской группы войск, возглавляемая генералом Биддёльфом, также пришла в движение 21 ноября и через неделю, не встретив сопротивления, вступила в Пишинскую долину на территории Афганистана. Затем была сделана оперативная пауза: до 8 декабря подтягивались основные силы, проводилась разведка перед тем, как вступить в извилистый Ходжакский проход. К середине декабря сюда прибыл сам Стюарт. Его солдаты буквально наводнили узкую извилистую дорогу, ведущую через Ходжа-Амранские горы, и Стюарт с тревогой думал о том, сколько хлопот мог бы причинить наступающим «этот азиат Шер Али-хан», если бы лучше подготовился к войне и хотя бы небольшими отрядами перекрыл горные теснины. А так вся забота генерала и его подчиненных сводилась к прокладке путей для артиллерии и обозов, обеспечению коммуникационных линий для снабжения продвигавшихся к Кандагару дивизий.

Наконец, третья группа войск — Куррамская. Ее командующий, генерал Фредерик Робертс, едва дождался сигнала о начале похода. Горделиво покачиваясь в седле, генерал с чувством удовлетворения выслушивал донесения разведчиков. Еще бы, они гласили, что афганские солдаты, охранявшие важный перевал Пейвар-Котал, в панике бежали, узнав о приближении противника, и даже бросили все свои 12 пушек. Особенно Робертс был доволен тем, что его лазутчики точно установили количество оставленных орудий. 28 ноября по его приказу к перевалу направились колонны бригадных генералов Кобба и Телуолла — пехотные полки и кавалерийские эскадроны, горная артиллерия на слонах и мулах. Однако, к великой досаде командующего, по этим частям неожиданно был открыт меткий огонь: защитники перевала не только не оставили свои позиции, но еще лучше укрепили их.

Разрывы афганских снарядов вызвали изрядное замешательство среди британских солдат и разрушили надежды Робертса на триумфальное шествие к Кабулу. Вместо этого он был вынужден потратить несколько дней для подготовки охватывающего движения, а затем — пробираться по лесистым горным склонам, чтобы убедиться в организованном отступлении солдат Шер Али-хана под натиском значительно превосходящих их — численно и технически — англичан. Лишь 2 декабря, потеряв до ста человек убитыми и ранеными, генерал смог утвердиться на перевале.

Менее успешной оказалась попытка Робертса провести разведку лежащей за Пейваром местности Харьяб. Направленная им для этой цели бригада подверглась непрерывным нападениям воинов племени мангал и вернулась почти ни с чем.

Так завершался 1878 год. Поддерживаемый из Лондона, «поэт в Симле» вонзил в тело Афганистана три отравленных ножа: несмотря на отдельные неудачи, британские войска приближались к древнему Кандагару и Джелалабаду, заняли Куррамскую долину. Над Кабулом нависла смертельная угроза.

Британское вторжение должно было показать — не могло не показать! — несговорчивому эмиру, какую бездну тот вырыл перед собой, отказываясь удовлетворить справедливые требования правительства ее величества королевы Великобритании и императрицы Индии.

Однако его реакция оказалась неожиданной…