Кто не задумывался о смерти? В конце концов, всем когда-нибудь настанет каюк, даже бессмертным, которые так и хвастают своей неуязвимостью. Все умрут, все умрет, и Смерть пожнет свои плоды, не взирая на то, как хорошо ты от нее прячешься.

Лично я побывал во многих странах. За свои сорок лет с копейкой лет я облазил какие только можно уголки света, и видел столько культур, что у любого историка сварились бы мозги, возьмись он описывать все мелочи верований нашего многочисленного народа.

Например, на Равнине чаще всего встречаются люди, верящие в Рай и Ад, в Господа и Дьявола, а чуть дальше на юге живут племена Тику, поклоняющиеся языческим богам-близнецам Рорку и Торку. Кажется, они представляли собой в их понимании день и ночь, добро и зло, и Тику делили абсолютно все вещи на принадлежность либо Рорку, либо Торку. Жизнь их была проста до крайности, и они выглядели… счастливыми? Нет. Скорее необремененными.

Я не спорю, они в чем-то правы. За последние лет пять-десять я много пересмотрел свои убеждения и сошелся на том, что добро и зло, светлое и темное все-таки существует, но они сплетаются между собой и порождают краски, о которых мы даже не могли мечтать. В веровании Тику оборотная сторона медали заключалась именно в этом порочном абсолюте, не раз становившимся камнем преткновения, из-за чего разгорались межплеменные войны, в ходе которых погибала треть всего населения южан.

Но разве церкви Равнины лучше? Да, они выглядят цивилизованными, но в свою очередь очень часто за словами священников стоит не вера в их бога, а корыстное желание обогатиться или заполучить над людьми власть, окутывая их паутиной лжи и обмана.

Если обычаи Тику можно открыто считать варварскими и устаревшими, то необычайный прогресс «Господа и Дьявола» заставляет меня только с печалью качать головой и наблюдать, как честные и добрые (впрочем, не всегда) люди жертвуют последнюю краюху хлеба церкви, надеясь на благословление и иллюзорную мечту «все станет лучше, надо только потерпеть» и «после смерти я попаду в Рай, где буду счастлив».

А инквизиция?

Я наблюдал за ними. Я слышал, как кричат от боли женщины, задыхаясь от дыма, идущего у них из-под ног, и видел изуродованных мужчин, которые едва выползали из темниц, угодив туда за обвинение в колдовстве, даже если они не умели читать!

А еще земля: почти все лорды и леди тех земель, желая захватить еще хотя бы один жухлый участок земли, использовали эту веру и уничтожали фермеров, освобождая тем самым желаемое.

Впрочем, вера всегда подразумевала кровь и обман. Я не могу отрицать, что нередко она спасает людей и помогает им жить дальше, но мое сердце каждый раз обливается кровью, когда я вижу, как это великолепное создание человеческого разума используется во вред.

Однако, что же все-таки есть смерть? Рай или Ад? Забвение или перерождение? Вечные муки или вечное молчание? Этот ответ мы получим только тогда, когда вздохнем в последний раз и погибнем.

Август, этот редкостный инфантильный дубень, всегда говорил, что умеет выживать. Я же сейчас скромно заявлю, что умею жить даже в смерти. Ну разве не прелестно?

И если нашего бессмертного великана с удивительно маленьким… мозгом частенько спасала удача, то я всегда полагался на свой ум и просто удивительное чувство юмора, не раз открывавшее мне замки на дверях и сердцах прекрасных дам. Ну, это я вру. Двери я обычно открываю ломом.

Однажды я уже был мертв, и вспоминаю тот миг предательства и смерти с дрожью в голосе, но тогда мне помогли вернуться даже против моей же воли, но теперь все изменилось: я остался один.

В первый раз я не помнил, что со мной происходило в тот год, когда мое тело по крупицам вбирало витавшие в воздухе осколки души, и теперь случилось то же самое. Сначала меня окутала тьма, полная боли и отчаяния, а потом все оказалось таким далеким, что мне стало все равно. Я просто отдался погибели и отпустил себя.

А потом очнулся. Нет, я не ожил — в конце концов, дважды такое счастье привалить не может, — а просто очнулся, ощущая, как прохладный ветер из открытого окна нежно обдувает лицо, и в глаза светит ненавистное — и такое прелестное, просто жуть! — солнце.

Значит, все сработало?

Мир передо мной зашатался. Я поднялся (при всем при этом я даже не чувствовал, что шевелю ногами!), прошел к стулу и сел, переводя взгляд на зеркало. Оттуда на меня смотрела Селеста — слегка потрепанная, с красными от бессонницы глазами и красивым, слегка опухшим лицом, но, тем не менее, живая.

— Ты… — она запнулась, откашлялась. — Ты меня слышишь?

— Да, — ответил я и вдруг понял, что не шевелю губами.

Женщина вздрогнула и поежилась, продолжая смотреть на себя в зеркало.

— Ты меня видишь?

Я попытался вздохнуть, однако и это у меня вышло только в ее мыслях.

— Вижу, вижу, не беспокойся. Кстати, застегни-ка ты пуговичку на груди, а? Я не спорю, тело у тебя прехорошенькое, но мне как-то неуютно. Я ж, получается, нахожусь сейчас в тебе и совсем не в том смысле, который бы предпочел!

Она стиснула кулаки, стараясь не возмутиться, но пуговичку застегнула.

— Во, так-то лучше, — я хихикнул. — Итак, девица, о чем хотели поговорить?

— Так значит, это правда…

— Агась, я туточки. А ты думала, я так легко сдохну? Нет, дорогуша, я к тебе привязался, да и извечная тьма меня чего-то не очень прельщает. Что, хочешь выгнать? Уверяю тебя, ничего не…

— Нет, — прервала она мою болтовню. — Наоборот, хотела поблагодарить за… все. Даже если это был твой подлый план, я все равно хочу сказать спасибо. И за то, что спас, и за то, что воскресил.

— Милочка, я не Господь Бог, я людей не воскрешаю. Хотя и тот, наверное, не особо старается… Перенаселение, знаешь ли, вся фигня. Но сейчас не об этом. Я просто пожертвовал остатками своей силы и заживил твои раны. Остальное твой организм довершил сам по себе.

Коротко кивнув, женщина вздохнула.

— А ты знал, что такое случится?

— Мог предположить.

Я заворочался. Непривычно как-то было понимать себя в качестве одного лишь голоса и мысли, без ног и рук. И, кажется, страшно. Черт, как же страшно!

Я застонал и попытался взять себя в руки. Что же, уже ничего не изменишь и придется привыкать. А еще можно захватить это тело и стать бабой, что мне тоже не очень-то нравилось. Да и как его захватить? До этих знаний я еще не дошел, так что решил освоиться по пути.

— Выходит, понадеялся на случай? — она слабо улыбнулась.

— Угу. Итак, дорогуша, что будем делать дальше? Например, можем отправится в Нара'трезим и завалиться в корчму «У кукушки», там делают просто прелестные ставки на бои. Я знаю там одного маленького махинатора, срубим бабла и будем бухать дни на пролет! Не жизнь, а малина!

— Нет. У меня есть идея получше, — ее улыбка стала еще шире.

Я тоже улыбнулся — по крайней мере, попытался поверить, что улыбаюсь, — а потом довольно рассмеялся.

— Я же говорил: по собственной воле все идет гораздо быстрее. Где наш Август?

— Спит.

Ее щеки вдруг покрылись румянцем. Я застонал еще громче.

— Блин, женщина, не обязательно было с ним спать, я же теперь с тобой… в тебе! Фу, фу, фу!

— Можешь не болтать хотя бы секунду?

— Не-а, не могу, это мой злой рок. Ничего, привыкнешь, а теперь поднимай свою — нашу! — задницу со стульчика и пошли мутузить этого старого интригана. А еще лучше взять его за… кхм, кое-что и отрезать!

Я еще никогда не чувствовал себя настолько беспомощным и бесполезным. Я ощущал себя просто ущербным, но спустя несколько секунд «новой» жизни вдруг понял, что четко могу ощущать ее эмоции, отдаленно слышать ее мысли и разделять свои с ней. Сначала это меня совсем не обрадовало, однако потом до меня дошло, насколько я соскучился по обычной душевной близости.

Я остался без тела. И я был рад. Примечательно, не так ли? Походу пора лечить свою больную головку…

* * *

Я всегда считал себя гением, однако сейчас эта моя гениальность перешла все границы. В первый же день я понял, что не зря выбрал своим «вместилищем» именно Селесту. Эта примечательная личность, как мне сразу показалось, прошла многое и многое преодолела, и я в этом убедился, как только она меня призвала из глубин своего разума и даже не удивилась.

Примечательно, не правда ли?

А проведя вместе с ней уже целых три дня и едва свыкаясь со своим нынешним состоянием, до меня, наконец, доперло, что у Селесты когда-то в прошлом уже был опыт общения с голосами в голове. Я уже думал, что она того, психованная, но потом нашарил в ее воспоминаниях месяц пленения в магических темницах Ерифейма, и все встало на свои места.

Днем мы обычно совершенствовались в общении друг с другом. Я несколько раз уже видел подобную технику, и нередко оба разума, запертые в одной голове, конфликтовали друг с другом за право владения телом, и один из них почти всегда растворялся в другом (то ись погибал), либо оба сходили с ума. У нас, кажется, все шло пока нормально…

За исключением того — ясен пень! — что каждую проклятую ночь женщина тыкалась носом в подушку и плакала. Она знала, что я рядом, и понимала, что я за ней наблюдаю (больше мне ничего не оставалось делать), но все равно не могла себя сдержать.

— Пресвятые помидоры, женщина! — не выдержал я в одну из таких «восхитительных» ночей. — Прекрати строить из себя хряка и плачь уже нормально, а! Я не знаю, что лучше слышать: твое это постоянное хрюканье или нормальные бабские слезы!

— П-прости, — пролепетала она в подушку.

Не знаю, зачем она разговаривала со мной вслух, ведь я итак слышал ее мысли, но решил, что лучше ее сейчас не трогать.

— Да ладно…

Если б я мог, я бы вздохнул. Она была разбита, я это чувствовал. Селеста едва держала себя в руках днем, и к ночи ее самообладание иссякало. Я хотел узнать, что с ней случилось, однако она не отвечала, и я подумал, что в ее мысли сейчас лучше не лезть, прошлый раз итак обошелся для нас двумя минутами «сурьезного» разговора.

Может быть, это все из-за меня? Или из-за того, что я сделал? Вполне вероятно, что она, как обычный человек, невольно корила себя за смерть той дюжины и еще одного.

И если бы я только мог, я бы ее утешил. Обнял бы, не знаю, и что-нибудь сказал. Сейчас же я первого сделать не мог, а второе казалось мне бесполезным, потому что она итак меня прекрасно слышала.

На следующую ночь я сдался. Мой разум итак трещал от бесконечной беготни между столиками и миленьким воркованием с посетителями, так что при свете луны я хотел отдохнуть, а не трястись от рыданий и вдаваться в депрессию.

— Так, хватит! — пожалуй, слишком резко прервал ее я. — Что случилось?

— Я… — Селеста шмыгнула носом. — Я не знаю.

— Чего? — не понял я.

— Не знаю! — вспыхнула женщина. — Просто не знаю, ясно тебе? Днем я чувствую себя как обычно, а когда остаюсь одна, то… — она запнулась. — Мне плохо.

— Это я и сам вижу прекрасно. Одно, дорогуша, ты забываешь: теперь ты не одна. Можешь считать это проклятием или даром одного дохлого Волка, а я теперь неотрывно связан с твоей больной головушкой. По крайней мере, на ближайшие лет пять.

— Пять? А что потом?

— Без понятия, — черт, как же я хотел хотя бы дернуть плечом или показать язык! — Я много думал о своем выборе, много чего изучал. В конце концов, не зря же я перешерстил всю башню магов Равнины и забабахал себе репутацию мастера порталов и чернокнижника, э? Думаю, наши разумы постепенно сливаются в единое целое — это природа, е-мое, и просто так она мирится с двумя головами на одном теле не будет! Если, конечно, это не мутант какой…

— Значит, через пять лет мы станем одним человеком? Как это возможно?

Я задумался. Заметил, что она, наконец, успокоилась и вытерла слезы со щек, и попытался ухмыльнуться. Дело сделано, однако!

— Еще б знать. Скорее всего мы просто сольемся. Этот процесс будет медленным и иногда мучительным — могу поспорить, посмотри на тебя сейчас кто другой, он бы точно счел тебя сбрендившей! Но я давно заметил, что именно такие истощающие и долгие вещи делают результат неожиданным. Время — клевая штука. И поразительно дурацкая.

— Это точно, — вздохнула Селеста.

Мы замолчали и просто смотрели в потолок. Я все еще не свыкся с тем, что теперь являюсь только голосом в ее голове, так что ощущал себя не в своей тарелке, убеждая себя, что все пройдет.

Скоро я увижу их. Конечно, сначала их надо найти, но разве ж это беда? С помощью магии можно творить и не такие штуки, а в последнем я себя за десять с лишним лет малость понатаскал.

— Расскажи что-нибудь, — вдруг попросила меня женщина, отбросив душное одеяло в сторону и сложив руки на животе.

— Чего? Я тебе что, сказочник, что ли, женщина?

— Нет, я не прошу тебя сочинять! Расскажи про свою жизнь, прошлую жизнь, к которой ты хочешь вернуться. Я… я ведь чувствую тебя, но только сверху. И столько крови… — она задохнулась, стараясь удержать мысли в порядке. — Тебе больно, я права? Почему? Что было в прошлом, Йен?

Я словно становился меньше с каждым словом. Ее вопросы с каждым разом все сильнее пронзали мое отсутствующее сердце, и я ответил:

— Дружба, предательство, смерть, любовь, тьма. Достаточно?

— Размыто.

На меня внезапно накатили воспоминания. Я полностью отдался этому потоку. Он подхватил меня и закинул в такие дали моего сознания, что я содрогнулся. Я никогда не считал себя жертвой и всегда недолюбливал людей, сетующих на свою судьбу, но сейчас мне вдруг стало так плохо, что если б я мог, я бы заплакал. Неожиданно, да?

Вдвойне неожиданностью для меня стало то, что Селеста снова зарыдала.

— Дебил! — воскликнул я, когда на меня наконец дошло происходящее. Черт, как я сам не догадался? Что за тупая башка, однако же! Придурок, долб!.. Кхм, опустим это плохое слово и продолжим дальше.

Я мгновенно спохватился и заставил себя отбросить плохие воспоминания в сторону. Пару секунд помедлив, я сконцентрировался и расслабился, ощущая, как спина Селесты перестает вздрагивать, и женщина медленно успокаивается, от усталости сразу же погружаясь в сон.

Что за чудеса, а? Теперь придется следить не только за ней, но и за собой тоже.

Еще одним минусом моего нынешнего состояния оказалось полное отсутствие потребности спать, и всю ночь я провел в размышлениях, стараясь не поддаваться эмоциям и дать женщине выспаться. Плохо я на нее влиял, однако, но я вообще уже привык, что меняю каждого человека, что становится мне ближе трех шагов, исключительно в темную сторону. Ну и что? Тьма — тоже сила, и люди порой забывают, что сила вообще не имеет предназначения, цвета. Только существа, использующие силу, могут выбирать между злом или добром.

Ладно, что-то я слишком уж поддался философствованию и запутался в собственных мыслях. Пора бы уже определиться со следующей целью и приступать к действию.

К сожалению, на следующую ночь Селесту снова прорвало на откровения.

— Семь лет назад я жила в Лоринде — ну, знаешь, небольшой портовый городок далеко на юге. Ты там был?

— Нет. Но слышал.

— Туго мне пришлось. Жарко там было как в пекле, а море рядом почти не давало о себе знать. Даже корабли там ходили редко: оно смердело помойкой, и мусор, плавающий в нем, мешал кораблям подойти к пристани. Представляешь?

— Представляешь, — с готовностью ответил я. — И что занесло тебя в эту дырень?

— А ты как думаешь? Бежала. Я хотела найти работу, а тут оказалось, что женщины в Лоринде — самый ходовой товар. Вот попала, да? А на корабле мне даже никто не сказал!

— Их подкупили, ясень пень.

— Вот и я так думаю, — кивнула Селеста, буравя взглядом потолок (черт, я даже с закрытыми глазами смогу описать на нем каждую царапину, во бред!). — Только я ногу поставила на причал, а меня сразу же скрутили и отправили на невольничий рынок.

— Встань, — прервал я ее, заметив, что она дрожит.

— Зачем?

— Хватит глупых вопросов, женщина, я просто хочу тебе помочь! Встань и иди, я просто жажду увидеть свою могилу.

Кивнув, Селеста поднялась с кровати. Она натянула на себя толстую теплую шубу, одела сапоги и вышла наружу, направляясь к горам. Там, у самого склона, нам открылся едва заметный вход внутрь, занесенный снегом.

Женщина, убедившись, что нас никто не видит, вошла внутрь и сразу же остановилась.

— Пришли, — ее голос слегка дрожал от холода.

Я замолчал. Я смотрел на большую горку промерзлой земли, где покоились мои убийцы, а потом перевел взгляд чуть выше.

— Иди вон туда, видишь? Там дует меньше, и тепло от земли поможет тебе согреться.

— Ты чувствуешь холод? — удивилась она, но совета все-таки послушалась.

— Естественно!

Умостившись в углу, мы еще крепче укутались в меха и вздохнули.

— Примечательно, не правда ли? Я сижу на кладбище четырнадцати трупов и разговариваю сама с собой, — Селеста хихикнула. — Кто бы увидел, сразу бы отправил отсюда вон!

Я фыркнул.

— Пить надо было меньше.

— Это да… Так зачем мы сюда пришли?

Я пару секунд промолчал, думая, что можно сказать (вернее, составляя мысль, так как кроме нее меня все равно никто не слышал).

— Видишь эту могилу?

— Да. Она же твоя.

— Вот. И я вижу. И знаешь, что я чувствую?

— Да, — снова сказала она.

— Черт! Ну никак с тобой не поговоришь! Ладно, короче, вот моя могила, там валяется мой бездыханный труп и отдыхает после сорока лет приличной жизни — заслужил. А что я? Я сижу тут с тобой и смотрю на этот «гроб» — кстати, могли бы хотя бы гроб отгрохать! — и ничего не чувствую. Я к чему: тело — всего лишь тело. Да, оно несомненно несет в себе просто огромнейший смысл, в нем и есть жизнь, однако оно по-прежнему остается одним большим мешком крови и костей. Если там с тобой…

— Я поняла, спасибо, — Селеста пожевала губу. — Но мне еще повезло. Я видела, как некоторых приносили в жертву прямо там — они поклонялись какой-то злой богине-ворону. О «кровавом орле» слышал?

— Еще бы.

— Так вот там было нечто похожее. Я молилась богам, чтобы меня миновала эта участь. Конечно, я бы скорее умерла, чем стала рабыней какой-нибудь похотливой свиньи, но так я умирать не хотела.

— Понимаю, — слушая завывания ветра снаружи ответил я. — И куда же ты попала?

— Сначала никуда. Я жила с другими рабами две недели, питалась червями и отбросами, и среди питья грязная сточная вода казалась мне настоящей амброзией. А потом меня отправили в бордель. Меня отмыли, накормили и относились лучше, чем когда я жила в подземельях, но все мы знали, какова моя судьба.

— Ты совсем не обязана…

— Нет, дослушай!

Все мое естество вздрогнуло от ее тона. Я ожидал, что сейчас на меня накатит волна отчаяния, однако ее не последовало. Вместо этого я почувствовал… смирение? Вот это уже интересно. И никаких тебе соплей!

— Их было много. Очень много. Наверное, в такие моменты начинаешь по-другому относиться к своей красоте… А еще они были разные: одни приносили с собой бутылку-другую вина, и оно помогало мне забыться, другие же оказывались настолько жестокими, что наутро я едва вылезала из постели, избитая до полусмерти. И каждый раз, день за днем…

— Хватит! Зачем все это? Зачем ты мне это рассказываешь?

— Я к тому, что у нас обоих есть свои демоны, так ведь? — Селеста улыбнулась. — Готов ли ты к тому, что вскоре мы станем единым целым, Йен Рейнгольц?

Я фыркнул.

— Пф! Вообще-то я должен был тебе это говорить.

— Ты спас меня, я тебе благодарна.

— Ох, остановись, я сейчас расплачусь, — недовольно проворчал я, и она вдруг рассмеялась. Я застонал. — Однажды наши демоны познакомятся, Селеста, и не сомневаюсь, они станцуют джангу в наших мозгах. Однажды. Но не сейчас.

— Ты мне не веришь?

— Я в твоей башке, дура, как я могу тебе не верить? А сейчас поднимай свой зад и возвращайся домой, мне уже холодно. А еще лучше пошли к Гедину и растормошим его на ящик вина, э?

— Заманчивое предложение, — усмехнувшись, Селеста.

— Ну вот! И хватит хандрить. Впереди у нас такое приключение, о котором ты и мечтать не могла, женщина, и отбрось к херам свои сопливые штучки!

— Сопливые штучки? Ха! Я тебя чувствую, забыл? У меня сейчас такое ощущение, что это ты сейчас расплачешься!

— Чего-о-о? Что за мысли тебе в голову лезут?

— Ты!

— Брехня, я сейчас думаю только о баре, так что топай быстрее.

— Гедин, наверное, уже спит…

— Угу. А волки кроликов жрут только из чистого гуманизма, чтобы те нам на крыльцо не гадили. Нифига он не спит, Гедин твой, а опять свои запасы лакает. В одиночестве. Во жук, старик, во жук!

Я ощутил ее радость и улыбнулся (это я по привычке так говорю). Нет, эта дама совсем не обычная, гори мои кости! Мне повезло, что я встретил именно ее. А может, это и есть судьба, и Холхост все-таки услышал мои мольбы?..

Хотя нет, во всем виновато мое долбаное самомнение!

* * *

Признаться, ночь прошла на славу. Она была бы еще лучше, если бы я мог пить и есть собственными руками, но теперь я не чувствовал голода и тихонько мирился со своим новым положением, перенимая ощущение опьянения от Селесты, которая вливала в глотку вино так, будто собиралась поджечь себя на масленицу вместо чучела.

Очнулись мы только к следующему обеду, заботливо перенесенные в одну из комнат таверны Гедином. Уж не знаю, как у старика силенок хватило перетащить женщину на второй этаж, а это вызвало у меня уважение: в его вчерашнем состоянии я бы не дошел даже до нужника и опорожнился бы на месте.

Кстати, Селесту тоже приперло, и мы сидели сейчас в весьма примечательном месте…

— Дьявол! — пробормотала она под нос, густо краснея.

— Расслабься, это физиология. Ничего постыдного тут нет, — едва сдерживая смех, успокоил я ее.

— Легко тебе говорить!

— У тебя есть хотя бы своя рука, чтобы подтереться, а я сижу тут и вижу твоими глазами. Кому сейчас хуже, э?

— Определенно мне, потому что в моей башке сейчас сидит проклятый извращенец!

— Что? — я возмутился. — Брехня! Поклеп! Почему проклятый? Нормальный я!

Селеста фыркнула и рассмеялась.

— Это определенно минусы нашего сотрудничества.

— Ясен пень.

Ну, это была малость передышка. А потом снова перед глазами замелькали столы, пьяные рожи, весьма миловидные официанточки (тут женщина хорошенько тряхнула меня в голове, чтобы я усмирил свои фантазии) и просто тонна подносов, так что я сконцентрировался и потушил свет, удивляясь, что мне это так легко удалось.

Я погрузился во тьму и задумался. А что я еще могу сделать? Интересно, в моем нынешнем положении есть хоть какие-то плюсы?

Один из них я вскоре нашел. Когда меня вконец достали голоса, я напряг свой уставший разум, и в нем будто что-то вспыхнуло, и затем я потерял сознание. Нет, я все еще продолжал ощущать себя и ее, однако словно погрузился в долгожданный сон в теплой приятной постели.

Не знаю… Мне на миг показалось, что я еще ребенок, мирно дремлющий в утробе матери.

— Эй, ты все еще здесь? Йен! — испуганно бормотала Селеста перед зеркалом. — Черт, надеюсь, ты там снова не сдох… Йен!

— Здесь я, здесь, чего орать? Смотри, опять соседи пожалуются. Забыла, как они выли тут и все осматривали, где ж трупаки, м?

— Конечно они спрашивали! Ты тут так дико выл, что даже мертвый бы встал из могилы напуганный, не то что обычные деревенские жители, особенно в такой мороз.

— Эт я умею, что тут поделать. При всем при этом я вообще-то умирал! — фыркнул я в ответ. — Эх, щелкнуть бы тебя по носу, да сил не хватает.

— Еще бы ты моими руками управлял, оборотень!

— Волк я, не оборотень, — уже в который раз заявил я, вызывая ее улыбку. Что поделать, народ твердолобый. Фиг до них достучишься.

Я решил перевести тему и спросил:

— Ты готова?

Селеста замерла, ее спина окаменела. Я ощущал, как женщина нервничает, но Селеста все-таки взяла себя в руки и кивнула.

— Мы с тобой идем не мир спасать, моя дорогая, а учимся жить вместе. Можешь корить меня за дальновидность или подлость, но я все-таки скажу: я никак не связан с убийцами. Я их не нанимал и даже не выводил на твой след.

— Я никогда не…

— Не гони! Я в твоей голове, я чувствую почти все, хоть и не позволяю себе читать все мысли. А теперь сосредоточься. Я не причем. Услышала?

— Да.

— Поняла, что я не вру?

— Да.

Я с облегчением присвистнул. Конечно, я еще и не те подлости совершал, однако теперь я честно признался, что ничего не делал. И это, как ни странно, является правдой. Клево, да?

— Можешь не беспокоиться, Йен, — женщина обворожительно улыбнулась зеркалу, — все в порядке. Я в порядке. Пусть все это и кажется полнейшим безумием…

— И не такое бывало, — согласился я. — Ну, в путь? До Третьего хребта далековато, а дойти туда желательно к рассвету, чтобы там нас не сожрали ночные твари.

Селеста кивнула и спросила:

— А зачем нам вообще этот дракон?

— Это не дракон, а ящерица! Простая… немного крылатая ящерица размером с приличный сарай. На дракона я бы не замахнулся, слишком уж чешуя толстая, да и мозги у них на месте, а виверна — самое оно. Мечом махать умеешь? А, можешь не отвечать, знаю, что умеешь, но на уровне полосатого калеки. Пока это не важно, нам надо пробудить мою магию, а сделать это можно только в бою с существом, тоже обладающим хотя бы элементарными задатками волшебства, чтобы была отдача. Эта тварь будет воздействовать на тебя магически и психически, пытаясь подавить твой разум, и, надеюсь, пробудит хоть что-то. Не бойся, я с тобой, так что все должно получиться. Пока виверна — единственное, что я отыскал поблизости.

— Слушай, а почему бы мне просто не выучить заклинания?

— Дура что ли? Заклинания — одно, надо еще и дар иметь. У меня он есть, и я лично надеюсь, что и тебе он передался, иначе нам обоим каюк.

— То есть ты не уверен? — сразу же забеспокоилась моя партнерша.

— Уверен на все сто с копейками.

— И этот дар у тебя есть, потому что ты оборотень?

— Я Волк! — заорал я в третий раз за день, и она снова засмеялась. Что за муки? Что за издевательства? А, черт!

Погодка была просто шикарная. Прикольное желтое солнышко на рассвете светило на небе, но его лучи совсем не согревали воздух и землю, безрезультатно отражаясь от покрытого ледяной коркой снега.

Кстати, ночной снегопад все-таки прекратился, и путь оказался намного легче, чем я рассчитывал, только наши ноги все время увязали в огромных сугробах. Пару раз мы даже целиком провалились в один из таких и едва выбрались из ледяного плена, когда твердая сосулька, торчащая из земли, оцарапала голень.

— Дьявол! — вскрикнула Селеста, а я только поворчал, проклиная богов.

Перевязав на скорую руку рану, мы двинулись дальше, решив подняться чуть выше и идти по надежному — пусть и скользкому — камню.

Женщина остановилась и взглянула на заснеженные шапки гор, которые в лучах солнца отливали серебром из-за того же самого противного льда синеватого цвета. Я ощутил ее беспокойство и сказал:

— Идем. Нам повезло, что ночью мы прошли большую часть пути, и мне бы хотелось топать назад хотя бы днем.

— Если я еще смогу топать, — недовольно буркнула Селеста.

К сожалению, все пошло не так, как я рассчитывал. До огромной ледяной пещеры, скрытой тенью гор, мы дошли только спустя час после рассвета, и я уже не надеялся, что мы застанем виверну сонной и слабой, поэтому обратился в эдакого ворчливого старикашку, представляющего из себя ее совесть.

— Да замолчишь ты или нет? — не выдержав моего напора, вспыхнула женщина.

— Замолчу! Когда мы укокошим эту тварь, я обязательно замолчу. На часок-другой…

— Так, если сейчас же не прекратишь меня донимать, я заставлю тебя заткнуться!

— Ага, это угроза? Угроза? — я запнулся, внезапно ощутив ее вмешательство в свои мысли. Оп-па! — Ладно, ладно, сдаюсь, только не трогай!

Селеста фыркнула, дожевывая кусок соленой оленины. Закончив с едой, она глотнула немного ледяной воды из железной фляги, подняла с земли крепкий дорожный посох и резко выдохнула.

— Не волнуйся.

— Я и не волнуюсь.

Я крякнул. И правда, она ничуть не волновалась. Скорее была… возбуждена? Могу поспорить, ей не терпелось вступить в бой, проверить новые силы и — в конце концов! — победить. Я не знал, что в ее прошлом заставляло ее так жаждать приключений, но был рад и решил просто не соваться. Конечно, рано или поздно мы станем единым целым, однако пока существует черта, через которую мы оба не разрешали себе переступать. Ну, по крайней мере, чуть-чуть…

Мы вошли внутрь и оказались в большом туннеле, стены которого были сплошь покрыты крепким и зеркально-гладким льдом.

— Во, глянь направо, — хихикнул я. — Ты там такая толстая, я чуть не усрался от ужаса!

— Иди ты, — буркнула Селеста и все-таки с интересом взглянула на свое правое отражение в огромном куске конусовидной льдины, пронзающей острием потолок. — И правда… Тьфу, не отвлекайся! Я знаю, как выглядит виверна, но где она? Наверное, она уже знает, что мы здесь.

— Ага. Могу поспорить, она уже подбирается к нам сзади. Не чувствуешь зуда в затылке?

— Нет.

— Вот и я еще нет. Значит, идем дальше и осматриваем достопримечательности. Такие твари обычно любят спать на драгоценностях, так что мы можем отхватить большой куш! Деньги, они и в аду деньги. Хотя мертвым они навряд ли пригодятся…

— Железная логика, — усмехнулась Селеста.

— Хочешь я тебя обрадую? — я пытался в это время припомнить пару заклинаний и держать их наготове, когда мой дар перейдет к ней.

— Ну, попробуй.

— Я тебя укусил…

— Да уж знаю. До сих пор болит, между прочим!

Селеста машинально потянулась к шее, где сейчас красовалась уже зарубцевавшаяся отметина моих челюстей.

— Можешь не перебивать? Я тебя укусил, так что…

Она резко остановилось.

— Только не говори, что я теперь тоже… Мне что, готовиться выть на луну?

— Нет! Можешь не перебивать? И кто тебе вообще говорил, что Волки воют на луну? — возмутился я. — Бредятина полнейшая. Блин, вот опять сбила, глупая женщина! Я только хотел сказать, что ты не будешь стареть!

— Что, правда? — мои слова будто ее совсем не тронули.

— Нет, конечно, будешь, но по-другому. Лет эдак в сотню ты будешь выглядеть на пятьдесят, а в сорок — на двадцать. Разве ты не заметила, как твое тело становится более… молодым? Как кожа — более здоровой и мягкой? А шрамы? Медленно, но затягиваются!

— Угу. И когда я стану действительно старой, эта старость будет длиться тоже лет сто? И моя кожа будет обвислой, а взгляды привлекать я буду разве что хищников на дороге, хотя и те, наверное, будут обходить меня стороной, потому что я буду похожа на костлявую ведьму, с которой лучше не связываться. Ха!

— Не. Ты просто сразу копыта откинешь и все, капут. Твое тело теперь не приемлет старости, как только она «действительно» настанет, оно убьет само себя.

— Какая радужная перспектива.

Я хихикнул, продолжая глядеть на наши отражения в «зеркалах» пещеры.

— Но это только у женщин. Без понятия, почему, даже не спрашивай, а у мужчин все идет своим чередом и стареют они как обычно. Наверное, все дело в детях, ага. Что за дискриминация, э? В суд на них подать мало!

— Помолчи.

— Не надо!..

— Стой! Слышишь? — Селеста скользнула за ближайший ледяной сталактит и притаилась, сжимая в руках свой дорожный посох.

Я прислушался, в мыслях проклиная и то, что лишился своих животных инстинктов и ощущений. Только через несколько секунд полной тишины я заметил, что дальше, где проход становился много шире и представлял собой еще более огромный шар, залитый солнечным светом, проходившим через потолок изо льда как сквозь линзу, нечто стучит по полу.

— Стучит? Когти! — догадались мы.

Селеста вздрогнула, нервно покусывая губу.

— Теперь страшно? — с насмешкой спросил я.

— Теперь страшно. Если мы слышим ее даже отсюда, то какие у нее когти?

— Лучше спроси, какие крылья.

— Боишься, что улетит?

— Да нет, мне это безразлично. Главное, чтобы магия пробудилась, а выживет виверна или нет — не наше дело. Пусть ее убивают, к примеру, охотники на чудовищ или искатели сокровищ. Кстати, в рифму, слыхала?

— Слыхала. Ну что, идем?

— Да. А-а-а, нет-нет, погоди!

— Что еще?

— Все, теперь пошли.

И мы медленно двинулись вперед. Я не сомневался, что виверна нас давно учуяла (драконы и похожие на них существа обычно вместо нюха носом, который у них по большей части отсутствует, используют ментальное чутье, мгновенно чувствуя приближение любого, у кого присутствуют мозги), так что начинал беспокоиться. Что если план не сработает?

Чушь!

— Что будем делать? Ну, нет у тебя какой-нибудь тактики? Пора бы уже рассказать.

— Какая тактика, дорогуша? Врываемся, мутузим гада, а там как пойдет. Главное не дай убить себя до того, как он начнет атаку на наш мозг, а там все пройдет как по маслу. Я ж специалист, не забыла?

— Не забыла, поэтому и боюсь.

— Ах ты маленькая лгунья!

— Ха!

— Все тихо, тихо, она идет.

Мы притаились, и тут выкатилось оно. Именно оно, потому что по-другому это червеобразное склизкое существо назвать было нельзя!

Низший дракон — да и не дракон вовсе! — выполз из своего логова. Пунцовый раздвоенный язык, яд с которого капал на землю и оставлял большие зеленые пятна, едва показывался из длинной приплюснутой пасти и тут же скрывался за двойным рядом мелких, но чрезвычайно острых зубов.

В отличие от обычных драконов, у виверны отсутствовали передние лапы, и вместо них у нее из «плеч» росли безобразные несимметричные крылья, одно из которых — самое длинное — безвольно волочилось за гадом.

— Фу, — Селеста поморщилась. — И запах… Чуешь?

— Прекрасно!

Виверна низко зарычала, и от этого звука льдинки на потолке задрожали. Она яростно щелкнула кончиком невероятно длинного хвоста, и в воздухе вспыхнули искры.

— О, она и так умеет? — прошептала Селеста, украдкой поглядывая на монстра.

— Угу.

Словно в ответ на это чудище вытянуло змеиную шею и широко раскрыло пасть. По ее чешуйчатой спине сине-белого цвета пробежала дрожь, и следом из глотки вырвалась струя ядовитого пламени.

— Ядовитого?

— Да. Оно не обжигает, а оставляет на коже весьма приличные и болезненные болячки. А если пламя задержится на тебе дольше трех секунд, то все твои внутренности превратятся во вкусную кашку, включая кости. Так виверны и питаются: впиваются зубами в сохранившуюся кожную оболочку и высасывают все, что внутри. Прикольно, да?

— Просто зашибись!

Я рассмеялся.

— Я на тебя плохо влияю, дамочка. Ну все, пора заканчивать. Бегай, чтобы она тебя не достала, а там и до главного недалеко.

— Конечно, все же так просто!

— Вперед, глупая дурочка, хватит болтать. Ба-ха-ха!

Селеста стиснула посох и застонала.

— Еще раз так засмеешься, я тебя побью. Учти: это я уже умею.

Прочистив от удивления горло, я заткнулся. Кто ж знал, что она втихаря закрывает от меня мысли и тренируется мною управлять? Черт, мне уже страшно!

Не успела женщина сделать и шага, как виверна уже сама ее нашла и со скоростью подбитого орла понеслась вперед.

Селеста вскрикнула. Она едва успела отпрыгнуть в последний момент, и большой зверь с грохотом столкнулся со льдом, едва не сломав себе шею.

— Я же говорил: совсем тупенькая малышка!

Виверна вздрогнула. Она приподнялась нас своих задних лапах и плюнула в нас сгустком жидкого пламени, который пронесся мимо, так и не причинив нам никакого вреда.

— Походу еще и косая на глаз, — пробормотала Селеста и сразу же была вынуждена уворачиваться от мгновенной атаки пятиметровым хвостом с острым наконечником из сумрачного кристалла.

Селеста шагнула вперед. Она хотела ударить чудище утяжеленным краем посоха, но то еще шире распахнуло свои крылья и тихо зашипело, сверкая красными заплывшими глазами.

— В пещеру! — заорал я, заранее зная, что случится дальше.

Но женщина вдруг замерла, уткнувшись взглядом в огромную красную пасть, где уже закипало смертельное пламя. Я уставился на собственную смерть. Причем третью!

— Шевелись!

Внезапно я лишь на секунду вновь ощутил свое — наше! — тело. Взяв его под контроль, я рухнул на землю и прикрыл голову руками. И вовремя, потому что в следующее мгновение прямо над нами разверзлась огненная бездна.

— Как ты это сделал? — потребовала Селеста, очнувшись.

— Думаешь, это сейчас подходящий вопрос? Беги, мать твою, беги!

Селеста спохватилась. Бросив взгляд на неистовствующую виверну, напрочь забывшую про нас из-за своего развлечения огоньком, она поползла в сторону пещеры.

Вдруг спину окатило жаром. Она закричала и остановилась, сотрясаясь от приступов боли, и мне пришлось действовать, судорожно нащупывая ту связывающую нас нить. Ощутив ее разум всем своим естеством, я сконцентрировался и принял всю боль на себя. В голове будто взорвался фейерверк, но зато женщина снова смогла ползти.

Боль утихла, и разум прояснился.

— Давай, еще чуть-чуть!

— Заткнись!

— Прыгай, дери тебя Холхост, ты что, слепая?

Селеста оттолкнулась ногами от скользкого льда и прыгнула вперед. Тонкий хвост-кнут прошелся по льду в сантиметре от наших ног и оставил на земле глубокую борозду размером с человека. Что-что, а это нас сразу же подстегнуло, и мы прибавили скорости.

— Петляй, так в нас будет сложнее попасть.

Ойкнув, женщина оттолкнулась концом посоха от края трещины и заскользила спиной вперед.

Горло виверны снова дрогнуло, и мы вновь стали уворачиваться от струи пламени.

— Отлично! Как на санках!

— Чует моя задница: вечером ей будет плохо, — в ответ на это буркнула Селеста, перекатываясь влево от еще одного удара острым как копье хвостом.

— Ты даже не представляешь, какая это двусмысленная фраза…

— Заткни-и-ись!

Виверна вдруг припала на брюхо и стремительно заскользила вперед. Она рванулась на нас, разевая пасть, и Селеста не нашла ничего лучше, как сунуть наш посох ей в рот.

В любом другом случае я бы назвал ее полной дурой — эта палка могла нам еще пригодиться! — однако сейчас если б я мог, я бы захлопал в ладоши. Эта глупая тварь подавилась!

Оставив виверну отрыгивать посох позади, мы метнулись в пещеру, щурясь от резкого солнечного света.

— Дьявол!

— Агась. Вон туда, видишь?

Мы мельком осмотрелись. Внешне пещера напоминала почти идеальную ледяную полусферу с прозрачным потолком, и в дальнем ее краю, куда свет почти не доходил, находился насест виверны. Весьма, я вам скажу, примечательно место.

Мало того, что там была просто уйма расплавленного золота с вкраплениями серебра и драгоценных камней, так еще из его поверхности на нас глядели кричащие маски застывших в металле людей.

И все это припорошено премиленьким пушистым снежком.

Я невольно хихикнул.

— Совсем не смешно, — качнула головой Селеста.

— Да ладно, надо смотреть на мир веселей, иначе так совсем издохнешь от скуки. Гляди сюда! Ну разве не прекрасная картина? А сколько тут экспрессии, жизни!

— Мертвецов.

— Мертвецов! Ладно, хватит глазеть на искусство, наша подруга уже проблевалась. Видишь вон тот маленький лаз? Шуруй туда. И быстрее!

Селеста скользнула внутрь. Откинув мешающиеся края шубы в сторону, она поползла на коленках вперед, а затем вправо, и мы наткнулись на тупик.

— Дьявол! Будь ты проклят!

— Он итак проклят, разве нет, э? Спокойно, не надо больше избивать инвалидов! — я всполошился. — Это как раз нам и подходит: недостаточное расстояние для хвоста, и сама тварь не сможет сюда залезть. Она нас не видит, зато чует.

Она сплюнула и ткнула кулаком в холодный ребристый камень, тут же ойкнув от боли.

— Вот нефиг бить каменюку, дурочка, вывихнешь кисть.

— Бессмысленно! Я думала, у тебя есть план.

— Он и есть. Разве нет? Заставить зверину залезть в нашу голову.

— Ага, как же. Вот мы зашли в тупик, что мешает?..

БАМ!

В этот момент чья-то жирная склизкая туша врезалась в стену в отчаянной попытке пролезть за нами внутрь, но обломалась.

Селеста вздрогнула. Сложив пальцы в кулак, она продолжила:

— Что мешает ей дохнуть огнем? — тщательно выговаривая слова, спросила женщина.

— Ничего. Слышишь? Она это и делает.

— А-а-а!

Полутьму лаза озарила вспышка ядовитого огня. Женщина в ужасе закричала, закрывая лицо руками (глупо, разве нет? Ну, в смысле, если на тебя шурует столп расплавленной и ядовитой лавы, что могут сделать руки?), а я расхохотался:

— Ба-ха-ха!

Пламя брызнуло внутрь. Оно заполонило все по прямой линии, опалив стену и оставив на нем следы кислоты, но дальше не двинулось, и когда все прекратилось, моя партнерша замерла.

— Ты знал, да? Ты знал! — обвинила она меня.

— Естественно. Я может и дурак, но далеко не идиот-суицидник.

— Мог предупредить?

— Зачем? — я довольно рассмеялся. — Так гораздо веселее.

После этих слов я ощутил внезапный ментальный шлепок, больше похожий на удар тяжелой сковородкой по башке, которым меня частенько удостаивала моя дражайшая женушка в порыве животной страсти.

— Ах ты!.. — вспомнив про свою беспомощность, я благоразумно заткнулся.

— И больше не смей забирать мое тело, — зашипела Селеста, вжавшись спиной в угол. — Еще раз так сделаешь, и я тебя выкину из своей головы.

— Поверь, это сделать почти нереально, я прилипчивый. Но! Ладно, договорились, больше не буду. Разве что чуточку… Ладно, ладно, все. Ай-я! Я же согласился!

Мы вдруг замерли.

— Это была не я… — прошептала мне Селеста.

— Я уже понял.

— А-а-а! — завопили мы в унисон, хватаясь за голову, когда чужеродный первобытный разум вонзился в наше сознание подобно раскаленной кочерге.

На мгновение я растерялся. Проникновение оказалось столь мощным и резким, что я не успел смягчить его, и в следующую секунду наши мозги грозились превратиться в серенькое малоприятное месиво.

— Соберись! — закричала Селеста. — Дьявол, Йен, какого черта ты делаешь? Разве не в этом был твой план?

Ее слова окатили меня холодной водой.

Я собрался. Селеста медленно выдохнула, успокаивая нас обоих, и мы сконцентрировались, пытаясь выгнать разум виверны из нашего.

— Ты чувствуешь что-нибудь? — сдерживая зверя, спросил я свою спутницу.

— Нет! А что я должна чувствовать, побери тебя бесы?!

— Силу! Хоть что-нибудь! — я запаниковал. Что если не сработает? Черт! Черт! Черт!

Земля вздрогнула. Занявшись ментальной борьбой, мы совсем забыли про самого зверя, а тот тем временем нашел обходной путь. Какой? Он просто расхреначил камень!

Хвост виверны обвился вокруг талии Селесты и выдернул ее наружу, стукнув головой об лед. На несколько секунд мы потеряли сознание, а когда очнулись, то здоровенная безобразная морда змееобразной твари оказалась прямо перед нашими глазами.

Селеста завизжала. А что ей оставалось делать, она ведь баба! Честно говоря, я завизжал вместе с ней…

— Спаси нас!

— Как?

— Не знаю!

— Вот и все!

Тут вдруг меня что-то толкнуло. Нет, не нас, а именно меня! Мой разум вдруг подхватила невероятная волна возбуждения, и вся клеточка моего иллюзорного тела вздрогнула, пронзенная электрическим разрядом.

Виверна раскрыла искалеченные крылья. Ее прочная чешуя, покрытая безвредной слизью, блестела в лучах солнца, и в кровавых зенках отражалась наша с Селестой смерть.

— Йен, вылезай и сделай что-нибудь, будь ты проклят!

— Что ты несешь, дура? Наш единственный шанс — моя маг…

Я замолчал. Я и раньше ощущал себя подобно младенцу, но сейчас… Я что, рождался?

Некая сила толкала меня наружу. Она стремилась выгнать меня из этого тела, а я даже не представлял, куда я попаду. Неужели старушка Смерть все же решила забрать меня к себе? А как же Селеста? Я не мог ее просто так бросить!

Но когда клыки виверны почти коснулись нашей шеи, я понял, что вовсе не умираю. Я возвращаюсь к жизни.

Огромный злой волк выскочил из тела, на ходу материализуясь из призрачной серой дымки. Низко рыча, зверь вцепился в незащищенную шею виверны и резко дернул вниз, разрывая трахею и откусывая за раз почти половину горла.

Монстр завизжал. Кровь хлестала на лед, но свирепое чудище не сдавалось, оно лишь отошло назад, вставая лицом к лицу с Волком.

— Йен? — испуганно пробормотала Селеста, отползая к стене.

Я честно пытался ответить, но чересчур длинный язык только высунулся из пасти, разбрызгивая вязкую прозрачную слюну и кровь по носу.

Я дернул мордой — мол, сама разберешься — и повернулся к виверне.

Та уже очухалась. Двигалась она медленнее, но все еще отчаянно сражалась за жизнь и стремилась отомстить обидчику.

Я заворчал и припал к земле, поджав уши.

Мы кружили друг перед другом, и никто не решался напасть. Я был безмерно счастлив вновь ощутить свое тело, однако же понимал: оно вовсе не мое. Я слышал о таком виде магии, чрезвычайно редком, существующим лишь среди определенного круга шаманов запада.

Высвобождение духа… Что ж, я рассчитывал на другое, но и это сойдет. Нет, Холхост тебя дери, это даже лучше! Конечно, не факт, что мы пройдем через трещину (хотя ведь это все равно магия), зато я могу шевелить лапами! И носом!

Я прыгнул вперед, метя в разорванную шею.

Виверна изогнулась. Она щелкнула меня по боку хвостом, и я с визгом отскочил, наблюдая, как кожа на ребрах расслаивается, открывая глубокую рану. Одновременно со мной закричала от боли и Селеста, скорчившись на полу в позе эмбриона, но кровь у нее не шла.

Примечательно, однако.

Волк злобно зарычал. Дождавшись, пока виверна снова оступится от усталости, он поднырнул под удар хвоста и оттолкнулся задними лапами от земли.

Ударив тварь тяжелой лапой по глазу, я извернулся в полете и зацепился когтями за ее спину, взобравшись на нее как наездник. Я зарычал, вцепился пастью в основание шеи и стал раздирать чешую открывая нежную и податливую кожу.

Заостренный край хвоста полоснул по спине и впился в хребет.

Я взвизгнул, но крик Селесты заставил мою ярость проснуться. Превозмогая боль, я покрепче впился клыками в шею и запустил когти в ее шкуру, добираясь до ребер.

— Быстрее! — в полуобморочном состоянии закричала хозяйка (я правда это сказал?!), царапая ногтями лед. — Я долго не выдержу.

И я это видел. Чем дальше она становилась от реального мира, тем прозрачнее становилась моя шерсть и тело, а когти стали едва царапать кость.

Я поторопился.

Быстро работая лапами, я отплевывал соленую кровь из пасти и продолжал драть спину виверны, понимая, что отрубить ей голову я уже не успею, а по-другому быстро ее прикончить не получился.

Наконец, ребра треснули…

Мразь изогнулась. Поскользнувшись на льду, она тряхнула головой и впечатала меня в стену, однако этого я даже не почувствовал, войдя в раж.

Как приятно вновь ощущать себя!

На миг ослабив хватку, я перешел клыками на позвоночник и крепко сжал пасть, дождавшись хруста. Когда существо притихло и стало дрыгаться, превращая мою шкуру в кожаные ремни, я сунул уже исчезающую лапу в проем между сломанными ребрами и ударил по сердцу: всегда надо убеждаться, что враг мертв.

Тело виверны задрожало еще быстрее. По ее шее будто прокатился шар, и из замирающей пасти безвольно высунулся толстый раздвоенный язык. Тварь рухнула на пол и окончательно затихла.

Я приготовился исчезнуть, но, к своему удивлению, моя шкура снова стала осязаема, и в голове перестал бродить туман.

Я слез со спины мертвой виверны и подполз к Селесте, слушая ее ровное дыхание. Почему все прекратилось? Почему я перестал исчезать? Наверное, все из-за боли. Может, из-за нее женщина теряет концентрацию? А сейчас она вообще в обмороке!

Я недовольно заворчал. Хрен пойми эту магию, особенно такую. Гляди-ка, и кровь у меня не идет. Показалось, что ли?

Ну-с, пора ее будить.

Я толкнул ее лапой и переложил на спину. Дунув ей на лицо, я лизнул его языком и поморщился: соленое. Она тут что, сопли по щекам размазывала?

Ну, теперь там и кровь, так что отмываться ей придется прилично.

— Ай, хватит! — кашлянув, Селеста толкнула меня рукой и вскрикнула, когда наткнулась на жесткую волчью шерсть. Хлопая ресницами, она привстала и уткнулась спиной в стену. Ее взгляд медленно прояснялся, и смотрела она на меня скорее с удивлением, чем со страхом.

Я попытался улыбнуться.

— Не делай так, — выдохнула Селеста. — Выглядит просто жутко.

В ответ я подошел ближе и ткнулся мордой ей в плечо. Женщина вздрогнула, но осмелилась поднять руки и обвила ими мою шею, крепко прижимая к себе.

— Ну и страху же я натерпелась, — усмехнулась она. — И когда это существо тебя било, мне тоже было больно, представляешь?

Я тихо зарычал.

— Угу. Надеюсь, это не все приключения, которые ты для нас приготовил? Ха! А ты пушистый… — женщина чихнула и шмыгнула носом.

Прелестно. Я еще и пушистый!

Я вздрогнул: по моему телу снова прошел электрический разряд, и шерсть приобрела странный дымчатый оттенок. Ветром меня внезапно подняло вверх, и я… испарился.

— Тьфу ты, е-мое, всего четверть часа! — разочарованно воскликнул я.

— Вообще-то ты все равно мертв, — напомнила мне Селеста. — Так что даже пятнадцать минут для тебя — уже подарок.

— Ну спасибо.

— Ты на это рассчитывал? Это твоя магия?

— Нет. Но думаю, это даже лучше, разве нет?

— Может быть, — пожала она плечами и вздохнула, наблюдая, как кровь вытекает из мертвого чудища. — И сколько раз ты так можешь выходить?

— Без понятия. Если бы ты мне не приказала, я бы об этом даже не узнал, так и померли бы вместе. Прикольно, да?

— Просто зашибись. И как мне снова от тебя избавиться?

— Без понятия. А что?

— Так ты не болтаешь в моей голове без умолку!

— Ну, подруга, ты еще привыкнешь.

Селеста рассмеялась. Она прикрыла глаза и откинулась назад, медленно вдыхая и выдыхая, чтобы успокоиться. Я хотел съязвить, но вовремя остановился и предпочел просто молчать, с упоением вспоминая свои ощущения в каждую секунду моей настоящей жизни, хоть и длилась она всего пятнадцать минут.

Мы улыбнулись.

— Пора возвращаться.

— Да. Но так не охота!

— Согласен. Может, прихватим чего из того богатенького барахла? Смотри, как блестит. Разве женщинам не нравится золото?

— Это всего лишь побрякушки, Йен, — усмехнулась Селеста, а сама все-таки поднялась с земли и потопала к насесту, залитому драгоценным металлом.

Женщина ткнула носком сапога в огромный по размерам бриллиант, но тот даже не двинулся с места.

— Видишь? Тут все сплавлено. Я даже кусок с собой взять не смогу!

— А если попробовать отколоть? Золото, оно везде золото. Деньги всегда пригодятся. Попробуй!

И она попробовала, но снова безрезультатно. Тот, кто делал этот слиток явно постарался, чтобы даже капля из него не исчезла. Черт, да эта махина была идеальна! Если б только у нас был напильник или хотя бы нож!

Тут что-то тихо звякнуло.

— Погоди. Слышала?

Селеста обошла насест и присела, пытаясь различить в полутьме очертания вещей.

— Вон!

— Вижу.

Она сунула руку под нарост льдины, припорошенной снегом, и нащупала под ним длинную металлическую цепочку. Женщина вытянула небольшой круглый медальон из серебра и подняла его чуть выше.

— Красивый.

— И серебряный, — недовольно буркнул я в ответ.

— Теперь же это тебе ничем не мешает, — поморщилась Селеста, одевая золотую цепочку на шею. Мы встали и в последний раз взглянули на труп виверны.

— Да, не больно, но все равно неприятно.

— А что с телом?

— А что с телом? Пусть гниет себе, хотя с этой погодкой я поставлю на то, что наша виверна превратится в такую красочную ледяную статую. Обосрется же тот, кто сюда наведается после нас!

— Я так не думаю.

— Ох, вечно ты мне весь кайф обламываешь. Что, сложно подыграть?

— Иди ты.

— Угу. Иду. И ты иди, подальше отсюда. Пора возвращаться, а то старик Гедин не будет больше делиться с нами своими запасами. Эх, а винцо то у него лучшее, что я в жизни пробовал!

— Это точно.

— Только помойся перед этим, траханит от тебя просто жуть, а на роже столько крови, что тебя предпочтут сразу повесить, чем разбираться, чья она такая вышла.

— Помолчи, ради бога.

— Ба-ха-ха!

Мы вышли в туннель, наш посох все еще валялся на льду, слегка опаленный, но все равно целый. Ну, почти…

— Будем его брать? — спросил я. — Сложно будет без него шуровать обратно.

— Нет уж, — Селеста поморщилась, наблюдая, как под деревяхой образуется лужа зеленой слизи. — Хочешь это трогать — вперед, только без меня.

— Любое желание дамы — за ваши деньги.

Селеста качнула головой, и мы двинулись прочь из логова дохлой виверны.

Всю дорогу обратно я думал. Большую часть времени я размышлял, о том, что случилось. Я ведь рассчитывал на привычную магию: молнии, взрывы, заклинания! А получил совсем другое. Свободу? Всего на пятнадцать минут! Но сработает ли это на трещине? Надеюсь, что да.

А потом я осторожно прикоснулся к разуму Селесты, и мне будто снова шибануло током. Я рассмеялся: гляди-ка, вот уже может скрывать от меня свои мысли!

Я вспомнил Марианну, Ольху, и развлекал себя тем, что сравнивал их троих. А что мне еще оставалось? Каждая из них заставила меня измениться. В последнем случае измениться физически, однако ж я чувствовал, что наши сознания влияют и друг на друга тоже.

Марианна… Это имя я всегда вспоминал с болью. Столько возможностей, столько пережитого, и, естественно, столько лжи и обмана! Мы с ней были похожи, мы оба олицетворяли собой дикую природу, вот только моя природа — исконное зло, ведь Волк — результат порочного развития магической чумы в разумах и телах обычных людей. И я — впрочем, как обычно — все испортил. Ну, да ладно, проехали, все равно я никогда не привечал лес и жизнь в грязи. Пусть себе развлекается со своим прехорошеньким Авианом, а мне и без нее нормально.

А Ольха? Прекрасные были времена! Она росла буквально у меня на глазах (и я сейчас говорю совсем не про тело) и прошла путь от обычной городской девчонки до вполне себе приличного проводника, и дальше до моей законной жены. В отличие от хищной подобно черной пантере Марианны она больше походила на такого злого ежика, который бегает по лесу и ищет, в кого бы воткнуть иголки. И в отличие от твердой принципиальной эльфийки, она была готова меняться и понимала, что порой необходимо делать разные вещи.

Ну, а теперь мы подошли к еще одной героине моей трагической пьесы — Селесте. Она еще оставалась для меня загадкой. Внешне она походила на обычную странницу, в прошлом искательницу приключений, пережившую много плохого, но я ощущал, как медленно меня опутывает паутина ее контроля.

Несомненно, я сравнивал ее с ткачихой, плетущей свои сети. Она много чем со мной делится, а скрывает и того больше. Взять, к примеру, хотя бы эти ментальные атаки на мой разум… Честно говоря, я боялся, что может со мной случиться, ослабь я себя хоть на несколько минут. Могу ли я ей доверять?

— О чем задумался? — мы тем временем перешли хребет и уже видели вдалеке нашу деревню.

— Да так, — я кашлянул, пытаясь выдумать, о чем солгать. — Сколько мы испытаний проходим в своей жизни? Сотни? Тысячи? И каждое по-своему меняет нас, делает другим. Но значит ли это, что в наших ошибках виноват кто-нибудь другой? Значит ли это, что эти испытания оставляют на нашей душе незаживающие раны, неизгладимые шрамы?

— О как, — удивилась Селеста. — И что надумал?

— Думаю, нет. Я считаю, что самого себя надо воспринимать как данность, фигурку из воска, которую можно изменять и выкручивать, но эти трансформации вовсе не значат, что на воске остаются шрамы, э?

— Может быть.

Мы остановились, чтобы передохнуть, и Селеста достала из своей сумки немного мяса и воду, в которой бултыхались осколки льда.

— Наверное, себя можно — и порой даже нужно — менять, да и прошлое уже не вернуть. С каждым пройденным метром пути мы меняемся, но каждое изменение — неотвратная эволюция. Вот и все.

Женщина внимательно меня выслушала, а потом вдруг заливисто рассмеялась.

— Че ты ржошь? — вспыхнул я, искажая слова.

— Да нет, просто… Ха!

— Вот снова!

— Успокойся, — женщина примирительно подняла руки. — Я и не думала, что ты такой… философ. Большой злой Волк и мастер-демонолог любит вечерком посидеть у камина и излагать на бумаге мысли великого себя?

— Все возможно в этом сумасшедшем мире.

— Угу. Может, мне еще трубку в зубы взять и шляпу напялить?

— Э, женщина, хватит болтовни! До вечера осталось совсем чуть-чуть, а Гедин нас отпустил только до этого срока. Двигай булками, дорогая, скоро все закончится.

Женщина сглотнула. Она глубоко вдохнула и прошептала:

— Уже не терпится оказаться в другом месте.

— Тогда шевелись, мать твою!

К ужину мы дошли до таверны, заглянув на часок домой и приведя себя в порядок.

— Ну, девчонка, отдохнула? — Гедин поставил на стол перед нами бутылку вина и ухмыльнулся, тихо посвистывая в отросшую бороду. — Выпьем, и давай-ка шуруй работать!

Селеста фыркнула.

— Слушай, Гедин, нам надо поговорить.

— М? — я мысленно толкнул ее в бок, наблюдая, как алого цвета жидкость льется в кружку. — Кто отказывается от бесплатной выпивки, дурында? Глотни винца, а там мы его и разочаруем, а то щас скажешь, кто нам потом нальет?

— Ладно, — пробормотала она и взяла из рук старика кружку.

— Так, о чем ты хотела поболтать? — он закряхтел, забрасывая ногу на ногу и поудобнее устраиваясь на стуле. — Только учти: каждый пропитый час, милочка, идет в минус твоим чаевым. Тем более женский алкоголизм, как я слышал, того, не лечится…

Я расхохотался.

— Я тут подумала, — женщина вцепилась в кружку так, что побелели костяшки, — я уже отработала тут почти полгода и поняла, что мне тут совсем не место.

— О, вот как? — расстроено крякнул Гедин. — Так ты что ж, от нас уходишь?

— Да. Просто…

— А! — хозяин таверны поднял палец, призывая ее к молчанию. — Уходишь? И правильно, скажу я тебе!

— Правда?

— Ага, — он поставил свою кружку на стол и посмотрел нам в глаза. — Мне, естессна, жаль, что ты от нас так убегаешь, но что ж поделать, девочка? Трудилась ты хорошо, твои старания я оплачу, уж не бойся, а сама ты правильно поступаешь. Ток вот тебе мой совет: шуруй-ка ты на юг, здесь ты хиреешь. Не идут тебе холода, хоть ты тресни, такая уж кровь.

— Хорошо, — она улыбнулась. — Учту.

— Э! Ну ты-то хоть этот день отработай!

— Договорились.

— Кхе. Ладно, девочка, иди, обниму!

Гедин поднялся из-за стола и схватил нас за плечи, крепко прижимая к себе. Отдаю ему должное, для его возраста хватка была просто медвежьей!

Мы рассмеялись. Он на прощание чмокнул нас в щеку и захромал в свою комнату, о чем-то тихо причитая.

— Хороший старикан.

— Согласна…

— Тебе будет его не хватать.

— Святые боги, хватит лезть в мою голову!

— Дорогуша, я и не лезу, — я хихикнул. — Обычная логика. Тем более ты, кажись, научила отгораживать меня от своих мыслей.

Селеста напряглась, кусая губы. Попалась, что больно кусалась!

— Расслабься, дура, я тебя не съем. Пока, — мой тон стал угрожающим. — Но я предупреждаю: надумаешь сделать из меня своего безвольного пса, я тебя уничтожу. Ну, все, пей еще, он бутылку оставил!

— Быстро же ты меняешься…

Женщина покачала головой и с облегчением выдохнула, но я чувствовал, что сейчас между нами пролегла стена льда. Правильно, так будет лучше.

Оставшееся время прошло на удивление быстро. Скорее всего потому что я просто снова заставил себя впасть в спячку и очнулся у нее дома.

Селеста открыла глаза. Перед нами на кровати валялся Август. Голый.

— О, черт, выколите мне глаза! — заорал я от священного ужаса. — Быстрее, быстрее, пока я сам не ослеп!

— Успокойся, — Селеста (тоже голая, но на ее смотреть было гораздо интереснее, чем на эдакого здорового потного мужика) выскользнула из постели и подошла к окну, переводя взгляд на снегопад за стеклом. — Зачем так орать? Нас же не убивают.

— Милая, после всего увиденного моя жизнь никогда не станет прежней. Я схожу с ума! А-а-а!

Селеста натянула халат.

— Ха! — она прыснула и тут же попыталась взять себя в руки. — Блин, хватит!

— Чтобы уговорить его, не обязательно было с ним спать, и я тебе это говорю уже в сотый раз! Так, ничего не говори, я знаю, что у тебя на уме: так ты же можешь отрубаться! Ни-хре-на! Читай по губам. Это наше тело, и меня воротит от одной мысли от того, что нас… О, боги, щас вырвет!

Она стиснула зубы и глубоко вдохнула, сдерживая рвотный позыв.

— Я знаю, что не обязательно. Но зачем отказываться от приятного? — она улыбнулась. — И еще он мне кое-что должен.

— Ка-х! А ты мстительная особа. Долго же ты его окучивала, бессердешная, мучиться будет паренек.

— Так ему и надо. Он меня предал, из-за него все началось!

— Помнишь мои размышления? — я усмехнулся. — Прошлого не изменишь, но отомстить — дело святое, уважаю. Итак, что же сказал наш бугай? Отольет он нам немного добровольной жертвенной крови бессмертного?

— Куда ж он денется. Он спит со мной чаще, чем в своих проклятых горах. Сомневаюсь, что он меня любит, но я ему нужна как способ отвлечься.

— У-у-у, — протянул я. — Ты прям железная леди. Расставила свои сети, бедняга запутался, а теперь собираешься оставить его подыхать. Я начинаю тебя бояться.

— Тогда мы квиты.

Она протянула руку к халату и достала маленький пузырек, полный красной жидкости.

— Так ты уже?.. — я замолчал, не в силах сказать ни слова. — Но как?

— Не так уж и сложно уговорить того, кем руководит кое-что между ног, правда ведь?

— Ну-у-у, может быть…

— Наплела ему про знакомую ведьму, рассказала о несуществующих болячках, он и повелся и даже ничего не заподозрил. Как этому придурку в голову придет, что мне это нужно?

Я бы пожал плечами, если б мог. Даже самые, казалось бы, разумные люди часто совершают дурацкие ошибки. Моего дружка Августа же назвать «разумным» невероятно сложно, он скорее идиот-суицидник, которым я становиться не собирался и не собираюсь.

— Когда примемся за работу?

— Сейчас же, — ответил я. — Одевайся, бери только самое необходимое: деньги и сменку на всякий случай, много вещей не бери. Прихвати нож или кинжал, какой у тебя есть. Если надо, на месте докупим остальное.

— А что случится с этим миром? Август все трясется над равновесием и прочей магической лабудой…

— Разве это столь важно? Сотни чернокнижников создают порталы в бездну, и мы еще живы! Ничего не случится, конец света откладывается.

Селеста кивнула, и через пятнадцать минут мы уже стояли на заднем дворе перед лежащей на земле глиняной чашей, в которой лежал знакомый всем перстень с черным как ночь камнем.

Женщина присела над чашей и вылила туда собранную кровь. Она закипела. Перстень мелко задрожал, со звонким треском стукаясь о глиняные стенки сосуда, и внезапно подлетел вверх. Чернота камня вышла наружу. Она быстро распространялась по воздуху, поглощая весь свет, и вскоре все вокруг заполонила тьма.

Она поглотила и нас, и когда мы очнулись, я увидел рассвет…