Йен

Кошмары — наше все, и к девчонке, оказывается, это правило относится тоже. Не сказать, чтобы я ее не жалел, но я все равно не мог ей помочь. Сейчас меня заботило совершенно другое.

Я едва не спалился, Холхост тебя дери! Она сидела рядом, я чувствовал ее дыхание и даже ощущал мерный стук ее сердца, и едва сдержался. А когда она меня поцеловала, у меня окончательно сорвало башню.

И пусть моя проклятая лапа исчезла вместе с обличьем Волка, когда я превратился, но запах никуда не пропал. Похоже, я действительно попал.

Уж не знаю, что там ей руководило, но она мне ответила! Как тринадцатилетний пацан с потными ладонями я обнимал ее все крепче и крепче, а сам что-то нес про то, что теперь свободен и больше ее не хочу. А ведь это было не так.

Я усмехнулся. Оценили, как я умею врать, да?..

Я осторожно поцеловал ее в макушку и на миг задержался, вдыхая мягкий запах ее волос. Зря она их каждый раз обрезает, так они выглядят нелепо и глупо. Как-нибудь ей скажу. А может и нет, какая мне теперь разница?

— Так, осторожно…

Я перенес вес ее тела на правую руку и медленно уложил ее на землю, стараясь не разбудить. Ее веки затрепетали. Я замер. Черт! Если она проснется, будет слишком много вопросов!

Вытащив из сумки на ремне маленький пузырек с толченым Эрином, я насыпал чуть-чуть серого порошка на ее верхнюю губу и пальцем придвинул горстку ближе к носу, тщательно проследив за тем, чтобы она его вдохнула.

Так, еще восемь часов времени мне обеспечено.

Я огляделся, спиной ощущая на себе тяжелый взгляд жаждущих хищников. Их сотни, и каждый из них ждал, пока я ее покину, тогда добыча окажется в их руках. Единственное, что ограждало девчонку от смерти — я.

— Итак, приступим ко второй стадии нашего хитроумного плана, — буркнул я. — Ну, охотничек, если твой способ не сработает, и она пострадает… — вздохнув, я продолжил: — Ты пожалеешь.

На душе было тяжко. И где моя ветреность и легкомыслие, которые столько лет спасали меня от Марианны? Холхост бы тебя побрал, девчонка!

— Это слабость, — снова забормотал я. — От слабостей надо избавляться. А что лучше всего избавляет от слабостей? Еще одна сделка!

Мне хватило половины секунды, чтобы обратиться. На одно мгновение мне показалось, что сейчас я брошусь прямо на нее, но я сдержался.

Я клонился над ней, мордой коснулся щеки и осторожно куснул за оголенную ключицу, оставляя красную вереницу отпечатков клыков.

— Вот и все, — я снова поднялся на ноги и натянул свою куртку, валяющуюся поодаль. Накинул капюшон и по привычке потянулся рукой к амулету, но потом вспомнил, что он теперь мне не нужен.

В Стране Кошмаров нет рассвета, здесь только тьма и смерть. Что ж, для ее обитателей эта задница мира вполне заслуженно подходит, но я бы предпочел напоследок глянуть на солнце.

— Вот и все.

Вернусь я живым или мертвым, я без понятия. Конечно, хотелось бы еще пожить в этом долбаном мире, однако выбирать не приходится. Судьба — такая странная штука. Вроде творишь ты ее сам, а в конце все равно получается фигня.

Одно я знаю точно: мое «долго и счастливо» я пропил лет эдак семь назад, когда только стал самостоятельным проводником.

Я поправил на поясе серп, закрепил на запястьях оба ножа и на всякий случай приготовил специальный ядовитый дротик, заодно зарядив и пистолет. Конечно, ничто из этого мне не поможет, но свои клыки и когти я решил оставить напоследок.

Снова громыхнула молния.

Пора. Стая ждет.

* * *

«- Ну, дружочек, одним соком ты явно не отделаешься.

— Пей, что дают.

— Фу, как грубо. Сейчас я обижусь и уйду!

— Забыл? У нас был договор, Волк, и ты не в праве его нарушать.

— А еще и скучный. Как ты вообще живешь?

Хруст суставов. Глаза горят огнем, а черный камень на перстне угрожающе переливается молниями, и мрак вокруг него все сгущается. Надо бы быть поосторожнее. Но уже плевать.

— Лучше скажи: ты все понял?

— Лучше скажи: ты все сможешь?

— Да.

— Да. Итак, давай еще раз уточним кое-какие детали. Я должен отправиться в долбаную Страну Кошмаров, где на каждом шагу живут гребаные монстры, единственной целью всей жизни которых является поедание таких придурков, как ты, и найти свою стаю, так?

— Именно.

— Погоди-погоди. Стаю, которую убили, так?

— Так.

— То есть они меня даже не узнают, даже не учуют, потому что мне типа нельзя обращаться, и все равно я должен к ним подобраться?

— Да.

— Угу. И я должен их отвлечь, пока ты готовишь за километр от меня какую-то ловушку, а потом загнать их туда? Реально?

— Да.

— И потом ты сдашь меня Проводнице. Зашибись. Какой мне толк тебе помогать?

— Во-первых, совесть, — я прыснул. — Во-вторых, долг, — я хохотал под столом, истерично херачась лбом об пол. — В-третьих, вина, — вот тут я уже задыхался от смеха. — В-четвертых, я мог тебя убить, но сохранил жизнь.

— Это уже твой ляп, чувак, я тут не при чем, не гони.

— В-пятых, та девчонка, которая все время таскается рядом с тобой. Как глупо, Волк, к кому-то привязываться в твоем-то положении.

— Не называй меня Волком, хватит.

— Значит, ты согласен?

— Чую я, мне все никак не терпится вернуться на Ледяную Пустошь… Естественно, я согласен!»

А время все шло. Естественно, в Стране Кошмаров нет никакого времени, но сидеть тут в полном одиночестве и тишине и ждать, пока эти уроды клюнут на приманку, мне уже порядком надоело.

Вдалеке раздался волчий вой.

— Долго же вы перлись…

Я ступил на шатающийся деревянный мост. Глянул в пустоту, разверзшуюся подо мной, и сглотнул от страха. Один неверный шаг, и я буду падать бесконечно долго, и если не сдохну от последующего приземления, то уж от голода и жажды точно.

На другом краю пропасти показались огромные волчьи силуэты, и их серая шерсть ярко поблескивала серебром во тьме.

Они рычали, переругивались друг с другом и громко клацали челюстями, пожирая меня своими желтыми глазами, но никто из них ступить на мост не решался.

— Какие же вы идиоты, — буркнул я и выстрелил. Пуля угодила в ближайшую ко мне тварь. Волк взвизгнул и рухнул на брюхо, громко скуля, и тогда только они снова ринулись за мной.

— Вот это уже другой разговор.

Усмехнувшись, я развернулся на каблуках и побежал.

Я перемахнул через заросли крапивы. Шлепнулся на бок, кувыркнулся и припустил в сторону большого серого озера, от которого даже отсюда шманило водорослями и спертой застоявшейся водой.

Я прыгнул. Перелетев через торчащее из земли острие копья, я вытащил из мешочка на поясе горсть перца и от души сыпанул его на землю, тщательно присыпав землей.

Из кустов выскочил первый Волк.

Я коротко взмахнул серпом и надвое рассек ему голову. Костяным ножом закончив дело (мозги, оказывается, еще могут и лопаться!), я отскочил в сторону, уворачиваясь от еще одной рычащей когтистой твари, и снова побежал.

На этот раз я молчал. Каждое сказанное слово сбивает дыхание, и если я сейчас хоть что-нибудь ляпну, то не факт, что смогу его восстановить, и тогда мне точно кранты. Звери всегда быстрее и сильнее человека. Им хватит одного взмаха массивной лапы, чтобы снести мне башку, или одной секунды, чтобы откусить мне сей же дражайший предмет.

Вдруг справа высунулась призрачная голова грезы.

Я подпрыгнул, извернулся, сунул ей в рот пачку соли и развернулся, проводя наискось серпом и подрезая одному из моих преследователей нос.

Краем глаза я отыскал едва заметную веревку, привязанную к одному из этих мертвых иссиня-черных деревьев. Я кинулся к ней, перехватил пальцами и изо всех сил рубанул по узлу.

В ту же секунду неведомая сила подхватила меня вверх и закинула на усеченный утес с плоской круглой вершиной, обдуваемой всеми промозглыми ветрами Ледяной Пустоши.

Я глянул на мост. Последняя группа Волков — запоздавшие — уже почти преодолели пропасть и выходили на землю. Я чертыхнулся и вытянул из кармана обгоревшую деревяшку.

— Ну, сволочь, лишь бы сработало, — я глянул на огрызающуюся стаю. — Иначе мне кабзда…

Деревяшка хрустнула. В ту же секунду хлипкий мост, по которому передвигалось десятка два моих «собратьев», треснул и без лишних телодвижений рухнул в пропасть, унося с собой огромные серые тела.

— Есть!

Я хряпнул каблуком наглый нос, сунувшийся к моей руке. Рубанул ухо, отрезал одному из тварей коготь, оставил свой железный клинок в глазу очередного зверя и отскочил назад.

На ноге виднелась пара глубоких царапин, штанина изорвана.

Я медленно выдохнул, восстанавливая дыхание. Отбиваться дальше от сотни таких, как я, не имеет смысла, остается только придерживаться плана и загнать их в ловушку.

— Ну же, твари, кто первый, а?

Усмехнувшись, я свесил ногу вниз.

— Оп-па! — я с хохотом убрал ее обратно, заодно щелкнув Волка по носу. — Иди сюда, мразь, давай! Что, не можешь достать? А если так?

Я отошел на противоположный край. Они притаились. Я прыгнул.

Ощущение свободного полета захватывало. Я чувствовал себя так, будто, наконец, освободился от всех забот, и остался только благословенный полет. Я принадлежу воздуху, воздух принадлежит мне, и в мире нет больше никого. Ни Марианны, ни Ольхи, ни всяких охотников, которые тыкают тебе в нос твоими недостатками, хотя сами творят не меньше зла, и, конечно, нет этой старухи с клюкой, которая уже ждет меня на пороге.

Я на несколько секунд закрыл глаза и почти позволил Стране Кошмаров забрать себя с потрохами, но вовремя очнулся и в следующую секунду мягко приземлился на четыре лапы.

Я сплюнул — теперь уже в обычном облике — и снова побежал.

До озера оставалось минут двадцать пути, и я прибавил ходу. Рычание и собачий визг за спиной заставляли мое сердце биться с удвоенной скоростью.

Ноги неимоверно болели. По ступням разливалось тяжесть, и каждый шаг отдавался резким хлюпаньем крови. Черт!

Я оступился. Свалился на бок и прокатился так еще метра два. Стал судорожно подниматься, но не успевал: я ощутил, как вздрогнула земля, когда один из них бросился на меня.

Я развернулся. На пять секунд в воздухе схлестнулись два волчьих тела. Они раздирали друг друга когтями, клыки впивались в шею, отрывали от кожи огромные рваные куски, и кровь лила фонтаном.

Я снова обратился.

Развернувшись на каблуках, я добил сверху полудохлого Волка серпом и захромал дальше, озираясь каждую секунду. Не успеваю!

Я позволил ногами порасти шерстью. Они прогнулись в обратную сторону и стали похожи на лапы долбаного волкодлака, но зато заметно прибавили в скорости.

Я скинул капюшон, давая свободу длинным конусообразным ушам и с усмешкой оскалился. Могу поспорить, со стороны я сейчас выгляжу просто ужасно! Эх, пробраться бы в чей-нибудь дом и ляпнуть: «Здрасьте!».

Я перескочил на тропинку.

Внезапно прямо передо мной появилась огромная круглая башка Лихо.

— Какой ты страшный! — удивился я.

— У-у-у? — промычал он в ответ.

— Угу!

В следующую секунду его дохлое тело свалилось на землю с растерзанной грудью, из которой вываливались внутренности. Я двумя взмахами когтистой лапы вырезал сердце и кинул его за спину, выиграв пару мгновений.

— Ешьте детки, а потом я вас съем.

Я перепрыгнул валун, на ходу выковыривая из ремня маленький деревянный гребень.

— Как в сказке, е-мое. Ты что, совсем сбрендил? — фыркнул я и шмякнул его об землю.

Каково же было мое удивление, когда прямо за мной вдруг выросла огромная пятиметровая стена из черных вьющихся лоз, на которых виднелись мелкие красные шипы, пропитанные по запаху какой-то дрянью.

По ту сторону послышался протяжный визг.

— Ха, твари, съели? — заорал я, но тут же заткнулся, когда меж стеблей показалась первая волчья лапа. — Чудо, были-и-ин!

— Гони их к озеру, идиот! — заорал Охотник откуда-то справа. — К озеру!

Я еще пару секунд покрутился у ограды, чтобы они не отвлекались на прочую фигню, и дождался, пока некоторые из них догадаются ее обойти, а затем — да, да, уже в который раз! — снова припустил к озеру.

Я остановился у края и глянул назад. Меня стремительно окружали и брали в клещи. Деваться некуда, я в тупике. Но разве не такой был план?

Я вошел в воду. Сразу почувствовалась невероятна тяжесть. Озеро будто затягивало меня в себя, желая поглотить, и я знал: это было правдой.

— Киса-киса… — я поджал губы. Сработает? О, сработало! Или они просто за мной идут? А, черт, пора сматываться!

Я долбанул первого сунувшегося ко мне члена стаи в ухо и отскочил в сторону. Пару раз прокрутился в воздухе, уходя от ударов, и удивился количеству Волков. Черт возьми, они что, здесь еще размножались по пути, что ли?

— Ай, тварь! — вскрикнул я, когда огромный коготь пронзил ступню, пригвоздив ее к смердящему старыми скелетами и залежавшимся илом дну. Я размахнулся серпом и снес ему голову.

Второй подскочил. Он с рыком навалился на меня, и я хлопнулся на спину, уходя под воду.

Воздух стремительно ускользал из легких. Их обжигало огнем, они судорожно сжимались, и ребра от огромного веса серой твари громко хрустнули. Я беззвучно закричал, пуская пузырьки. Боль заставила меня собраться.

Я перехватил рукоять своего серпа другой стороной и вонзил острие между позвонками — прямо в шею.

Волк взвизгнул и отшатнулся.

— Сволочь! — скользкими от крови пальцами я попытался вырвать свое единственное нормальное оружие из стремительно скачущего прочь идиота, но тот, как назло, успел умчаться вдаль и подох в самом центре серебряной волны.

Я оттолкнулся от дна ногами и поплыл к центру. Волки увязались за мной.

Черт, где этот Охотник, мать его за ногу?!

— Закрой уши! — тут же послышался откуда-то издалека его приглушенный водой голос.

Дважды просить меня необходимости не было. Я нырнул вниз, сунув в уши пальцы и сгруппировался. В следующую секунду по озеру прокатилась рябь, а еще через миг оно внезапно вспыхнуло всеми цветами радуги, и настал мрак.

Я не помню, что случилось именно в тот короткий промежуток, когда вокруг бушевала гроза, и сотни мелких синих молний разили каждую тварь, оказавшуюся в воде, но итог был очевиден: из сотен — может, даже тысяч — моих мертвеньких соплеменничков в живых осталось лишь жалкая горстка, которая не успела оказаться в озере, чем спасла себе жизнь. Ненадолго.

Моя кожа горела, каждое движение отдавалось болью и хрустом кровавой корки, сформировавшейся поверх голого мяса, однако я продолжал плыть вверх — к воздуху.

Мне не в первой оказываться в таких передрягах, и я умею выживать. Ну, ясен пень, вы это уже поняли, да ведь?

Я выплыл к берегу и перевалился через край, утопая ногами и руками в склизком темном иле. Дыхание сорвалось. Мне действительно казалось, что я сейчас сдохну, но я заставил себя встать. Пошатываясь, я побрел к утесу, у которого суетились оставшиеся в живых дохлые твари, переругиваясь друг с другом и пытаясь понять, что только что произошло.

Они потеряли меня в воде. Могу даже поспорить, они желали меня убить, а зайти в озеро боялись. Даже самый сумасшедший зверь хочет жить.

Охотник беззвучно вышел из реденького леска, росшего неподалеку. Его темная фигура отделилась от таких же мрачных мертвых деревьев и с шорохом подплыла ко мне по воздуху, молча протягивая один из двух парных мечей.

— Последний шанс на искупление, — тихо шепнул мне он.

— Заткнись и делай свое дело, идиот, — фыркнул я в ответ своим хриплым и ужасно безобразным голосом. Хотел бы я обматерить его с головы до ног, но было реально лень. Я устал. Я очень устал от этой беготни. Еще и растерял все свое оружие…

Только сейчас я, наконец, понял, в чем счастье обычных людей. И пусть на своем месте некоторые из вас желают моей жизни, я вас понимаю. Человек всегда тянется к тому, чего не имеет.

И вот сейчас я хотел стать обычным. Работать, не знаю, на какой-нибудь замшелой ферме, пасти, в конце концов, этих дряных вкусных овечек и жить на красивом зеленом лугу, над которым каждый день расцветает благословенное красно-желтое солнце. Жениться, заиметь детей и эту мелкую тявкающую псину, которая будет везде таскаться за мной и выпрашивать пожрать.

Жить и видеть свое будущее, понимаете?..

Я горько усмехнулся. Пусть мне никогда этого не видать, но мечтать ведь не вредно.

В тот миг во мне что-то сломалось. Все мои колкости, язвы и шипы стали вдруг иллюзорными. Они попросту рассыпались, и я остался в полном одиночестве. Вот мне почти двадцать шесть, и что я имею? Ни-хре-на! Походу я старею…

— Все, увольняюсь, — буркнул я. — Достали.

— Что?

— Ничего. Шуруй давай, достал уже, говорю.

Я вынул из ножен меч. Отдаю ему должное, клинок оказался на удивление надежным: почти идеальная балансировка, умеренная заточка, два гладких округлых лезвия без зазубрин и легкая рукоять без гарды, которая удобно лежала в ладони и не сковывала движения. Я не любитель подобных железок, но это оружие заставило меня им восхититься.

— Держись позади, — сказал мне Охотник. — В твоем состоянии бросаться в бой бессмысленно, будешь только мешать…

— Спасибо, сам знаю.

— Добивай тех, кто сможет сбежать.

С этими словами он беззвучно сорвался с места и ринулся в бой, а я, ругаясь и изрыгая все известные мне проклятья, заковылял следом, стараясь поспевать за этим долбаным мужиком, так не вовремя свалившимся мне на голову.

В отличие от меня он двигался грациозно. Уж не знаю, где его учили бою, но работу свою они выполнили на славу.

Клинок и его рука будто слились вместе. Он кружил меж огромных серых тел и разил одно за другим, лишь парой коротких взмахов рукой неся им если не смерть, то страдания, а дальше дело заканчивал уже я.

Черное кольцо на его пальце потрескивало от могущества. Такого же цвета плащ, обагренный моей — вот засранец! — кровью кружил будто сам собой в танце смерти и отчаяния, и серебряная дуга меча-близнеца моего мерно поднималась и опускалась, пуская очередному Волку кишки или отрубая голову.

Скажу так: лишить такого, как я, башки очень сложно, но меч Охотника словно не встречал сопротивления, прорубаясь сквозь плоть и кости как по маслу.

И, конечно же, не обошлось без магии.

Добивая очередного противника — кстати, после «второй» смерти монстры отправляются прямиком в забытье, я вам это говорил или нет? — я краем глаза заметил вокруг его фигуры призрачное синее облако, потрескивающее от разрядов фиолетового волшебного пламени.

Каждого из них, кто решался хоть когтем тронуть его, ждало глубокое разочарование — он лишался целой лапы, а то и половины туловища.

Я присвистнул. М-да, мне с ним тягаться бесполезно. Но я ведь все равно нравлюсь вам больше, да? Можете не отвечать: я ведь знаю, что это так. Ну кто меня такого не полюбит?

Ряды противников заметно редели. С каждым шагом серых мертвых туш становилось все больше, и вот при большом желании я бы мог соорудить из них пирамидку и без проблем залезть на шпиль главной церкви.

Мечом мне работать почти не приходилось: так, иногда добивал полудохлых псин, да и все, а вот Охотник воистину вошел в раж. Как будто наркоман, долгое время отлученный от Эрина, он рубил направо и налево.

Вот уже вся грация куда-то исчезла. Осталась только жажда убивать. Я его хорошо понимал, я чуял исходящую от него ненависть и про себя усмехался. Как же все в нашем мире банально…

Матерых почти не осталось, только мелкие шавки, у которых даже не линяла еще шерсть, все пытались хоть что-то сделать, но и они отступали.

Охотник пошатнулся. Его щит с хрустом треснул, и Волки тут же ринулись в атаку.

Магия, друзья мои, не всесильна, хоть и рвет, кхм, все, что попало, чтобы таковой казаться, и именно поэтому ему нужен был я. Ну, то есть подготовить заклинание, и вся прочая волшебная хренотень.

Нет, этот больной придурок действительно думал, что я могу к ним присоединиться! Ты их глаза-то видел, удод? Да я же в их скучном обществе окончательно сопьюсь с горя!

Будь ты хоть самым умелым воином, а количество в большинстве случаев всегда превосходит качество. Вот и сейчас, израсходовав все свои волшебные запасы чар, он стал заметно сдавать, пропуская удар-другой, каждый из которых вполне мог стать смертельным.

Он захромал: один из щенков таки достал его, лишившись половины морды.

— Черт! — я сплюнул и поспешил на помощь, смешно похрустывая коркой на коже.

Вдвоем мы встали спина к спине.

Кхм, я говорил, что у обитателей сей прелестнейшего места напрочь отсутствует интеллект? Так вот вместо того чтобы тупо бежать, они продолжали переть прямо на нас, но каждый позорно подыхал у наших ног.

— Никогда не думал, что буду сражаться бок о бок с таким человеком, как ты, — между делом пробормотал я, перекрикивая рев зверей. Лицо было залито кровью.

— Это из-за того, что я охочусь на вас?

— Нет, просто ты до ужаса пресный и скучный просто жуть! Как ты живешь вообще, а?

Он хряпнул навершием сунувшуюся к нам морду, а потом играючи перерезал ей горло, слегка припадая на правое колено.

Руки кошмарно саднили. Такое чувство, что еще чуть-чуть, и они попросту оторвутся от тела…

— Вот так, — ответил он.

Я вытянул двумя пальцами флягу, откупорил ее и навернул грамм пятьдесят, ощущая, как по горлу разливается тепло.

Внезапно надо мной пролетела лапища. Я присел. Ударил и только потом вспомнил, что в правой-то руке у меня вовсе не меч!

— Отдай, падла!

Но гоняться за флягой, исчезнувшей вместе с кончиком моего ногтя в пасти Волка все равно бесполезно, так что я убил это безжалостное чудище и на том успокоился.

Вот их осталось уже меньше дюжины.

— Прикрой меня, я все закончу!

— Заметано!

Охотник пригнулся. Я выхватил у него из рук второй меч и продолжил из последних сил отбиваться от визжащих псов. Черт возьми, а ведь мы это сделали! В заднице я видал эти высшие цели, но мы ведь реально выжили! Похоже, сам Холхост сегодня прикрывает мою пятую точку.

Даже один меч для меня — уже слишком, что уж говорить о двух. Поэтому же через десять секунд я сдулся и пропустил сразу три удара и едва сохранил голову, уклонившись от блеснувших капающей на землю слюной клыков.

— Быстрее!

— Уже!

Охотник поднял руку с кольцом вверх и выкрикнул два непонятных мне слова на каком-то ломанном гортанном языке, и в следующий миг по берегу разнеслась волна чистого жара.

Не было огня, не было никаких молний и прочих фокусов, только разрушительная первозданная магия во всей своей красе.

На секунду Волки застыли. Никто из нас не понимал, что произошло, а потом… потом они попросту обратились в прах.

— Ну, мужик, ты даешь… — изумленно пробормотал я.

— Ага.

Он накренился вбок. Я подхватил его под руку и помог удержаться на ногах. Ему еще повезло, что он нашел себе такую полезную безделушку, иначе точно бы валялся тут рядышком в виде такой омерзительной и удручающе серой жидкой слизи.

— Уходим?

— Ага, — снова кивнул он головой, едва ворочая языком.

А что делать? Оставаться тут опасно: мало ли, кто еще сбежится на этот грохот, а мне лично жить еще хотелось, поэтому мы поперли в ту сторону, откуда пришли.

Эх, еще с девчонкой объясняться. Тоже мне, женушка, были-и-ин!

— Слушай, — мы тем временем обходили рухнувший мост и шли в сторону его брата-близнеца в нескольких сотнях метрах дальше, — ты ведь можешь меня бросить здесь. Или убить.

— О, а я об этом не думал…

— Хм. Так все-таки убьешь?

— Зачем?

— Не знаю. Подстраховка, избавление от врагов?

Вообще не в моих правилах дарить кому-то жизнь. Если мой соперник безоружный и представляет серьезную опасность, я его убью. Если он лежит на полу и молит о прошении, я его добью. И нет исключения из этих правил, потому что смерть в таких делах — единственно верный выход.

— Да не, я к тебе уже привык. При всем при том, ты мне задолжал, охотничек, а я так просто не прощаю. Я обидчивый, ты от меня хрена с два отделаешься.

Конечно, я врал. Мне лишь бы отвязаться от него и укатить на какой-нибудь далекий юг, где с одной стороны красуются заснеженные шапки высоких горных хребтов, разделяющих сушу и море, а с другой простираются огромные зеленые поля, полные пасущегося на них скота и великолепных виноградников. Эх, как представлю вкус тамошнего вина, так сразу слюнки текут!

Охотник усмехнулся, а потом вдруг ткнул меня пальцем в лоб.

— Что за?..

Я рухнул во тьму.

* * *

«- Отлично! Просто охренительно! И где я сейчас?

— Ты там, куда твоя душа попадала и будет попадать каждый раз, стоит тебе только закрыть глаза, — пробормотал смутный голос, шедший отовсюду.

— Ой, только не надо загадок, я никогда их не любил. Ясен пень, из-за того, что никогда не умел их разгадывать. Кто бы ты ни был, выражайся понятнее, иначе я развернусь и уйду.

Холодок пробежал по позвоночнику. Я знал этот голос.

— Пусть ты еще не погиб, Адам Рейнгольц, последний Волк Тарантура, но ты уже с потрохами принадлежишь мне.

— А, это ты, карга старая. Я-то думал, кто пострашнее приперся…

— У тебя есть еще враги в этом мире?

— Ты не поверишь — море! Ну-с, чего хотела? Кажется, ты уже получила от меня все, чего только можно желать от скромного молодого проводника.

— Почему же. Только что вы вдвоем уничтожили всех моих домашних зверушек.

— Так ты отомстить хочешь? Так пожалуйста, забирай душу и проваливай в Ледяные Пустоши, старуха, я не против. Но что-то мне подсказывает, что нужно тебе совсем не это.

— Как всегда зришь в корень, человечек. Ты сорвал мне все планы. Я хотела вернуть вас в мир, а теперь в живых остался только ты…

— Да-да-да, самый уродский и ущербный Волк из всех живущих.

— …моя единственная радость.

Я поперхнулся.

— Я предлагаю тебе еще одну сделку, Адам Рейнгольц. Я уйду из твоего мира, прекращу пожинать души живых и мертвых и отпущу тебя, а взамен ты отдашь мне свое дитя.

— Ха! Может быть, я тебя ошарашу, но у меня нет детей. Был один, правда, но его забрал один из вас, мелочные вы всемогущие твари!

— Не кипятись. Раз детей у тебя больше нет и не будет, не делает ли это сделку еще интереснее? Видишь: твоей выгоды в таком случае намного больше.

Я пожал плечами.

— Идет.

— Превосходно…»

— Ну ты и падла, — пробормотал я, поднимаясь на ватные ноги. — Я-то думал, мы теперь если не друзья, то хотя бы товарищи. Низко, мужик, низко!

— Ты думал, я когда-нибудь буду терпеть рядом с собой Волка, пусть он даже помог мне уничтожить всех своих соплеменников? Это сделало тебя в моих глазах еще омерзительнее.

— А я прям обиделся. Видишь, слезки текут? — я фыркнул и утер навернувшиеся на глазах слезы. Нет, вы не подумайте, я не расплакался, но от запаха гари, шедшего от меня, реально щипало глаза. — Не, если серьезно, ты ранил меня в самое сердце. Как ж мне дальше жить?

Он развернулся ко мне боком и кинул один из двух мечей к моим ногам.

Я присвистнул.

— О, сударь, я правильно понимаю, вы предлагаете мне дуэль?

— Да.

— Ухты-пухты, я удивлен. Я-то думал, ты мне глотку еще во сне перережешь, а потом смоешься и бросишь меня. И это после стольких лет жизни вместе! Как ты мог, любимый, как ты мог?!

— Довольно! Бери меч и сражайся.

— Сразу к делу, ты мне нравишься! — я щелкнул пальцами. — Но нет, уволь, я с тобой тягаться не собираюсь. Ты что, сбрендил, старче? В моем состоянии только орешки кувалдой колоть, а не с магами бороться.

— Тогда я убью тебя безоружного.

Я огляделся. Мы стояли на каком-то темном высоком утесе у огненной реки. Вокруг царила разруха. Какие-то мрачные каменные руины невысоких стен россыпью гнездились на пологом склоне, и мрачная, откуда-то взявшаяся луна нависала над нами, бросая длинные горбатые тени на ссохшуюся желтую траву, усыпанную мелкими капельками кислотной зеленой росы.

Жизнеутверждающее зрелище.

Я оглянулся. На самом краю стояла маленькая темная избушка. Покошенная и темно-серая, с заколоченными окнами и дверью, на которой висел огромный железный замок, она идеально довершала сию композицию.

Я потер кровоточащий бок и вздохнул. Делать нечего, пришлось поднимать с земли оружие. Я вам говорил, что ничего не понимаю в таких клинках? Так я повторюсь: я нихрена не понимаю в таких клинках!

Итак, собравшись с мыслями, я приготовился сдохнуть. Вот блин засада! Надо было его кокнуть, когда была шанс, а теперь уже бесполезно.

Я не заставил его ждать.

Хмыкнув, я сорвался с места — вернее, захромал как раненый слон, — и коротко замахнулся мечом.

Охотник легко парировал удар. Он направил мой клинок вниз, а сам развернулся на каблуках и рубанул наискось, целясь мне в голову.

Я неумело отшатнулся. В мозгу вспыхнула волна боли. Рухнув на землю, я схватился за шею и зашипел, когда пальцы наткнулись на неглубокую рану с идеально ровными краями.

Он сделал выпад.

Я отмахнулся от жужжащего клинка и попытался обратиться, чтобы сравнять шансы, но ничего не случилось. Я запаниковал. Что за черт?!

Еще один удар.

Лязг стали. Сноп искр вырвался из лезвия и на секунду озарил окружающую нас полутьму.

Я отступал, пятился. С каждым его нападением сил оставалось все меньше. Пот лил отовсюду. Едва подсохшая корка крови хрустела, и каждое движение отдавалось еще большей болью.

Он на миг открылся.

Я пнул его ногой в голень. Охотник пошатнулся, но не упал, и это дало мне лишнюю секунду времени.

Я хлопнул себя по запястью в том месте, где сквозь тонкий слой кожи проступали очертания духовой трубки. Раздался щелчок механизма. Красный дрот, смазанный ядом, вылетел из рукава и вонзился ему в плечо.

Вернее, я думал, что он вонзился, а на самом же деле тонкая серебряная иголка остановилась в миллиметре от его кожи.

— Долбаная магия! — взвыл я от отчаяния.

Сердце колотилось в груди. Я старался удерживать дыхание, но уже на сорок пятой секунде легкие судорожно сжимались в поисках дополнительного воздуха.

Я перекатился на бок, вскочил на ноги и совершил отчаянную попытку выжить.

Я размахнулся. Клинок в моей руке протяжно свистнул.

Охотник внезапно сделал шаг вперед, подставляясь под удар. Я думал, он совершил ошибку, но все оказалось с точностью наоборот.

Не знаю, как ему это удалось, но он просто оттолкнул тыльной стороной ладони мой меч, а затем резко сократил расстояние, проводя своим клинком по дуге.

Я вскрикнул.

Ожидая удара спереди, я совершенно забыл про спину.

Острое лезвие Охотника беспрепятственно обогнуло мой бок и прошло по пояснице прямо между позвонками.

Я рухнул на землю. Я не чувствовал ног.

Я попытался поднять меч, но Охотник наступил на мое запястье и размашисто ударил каблуком своего сапога по плечу. Раздался хруст ломающейся кости.

Как я устал…

Я снова упал. Башка болталась на шее как сломанная петушиная голова, и взор заволокло тугим серым туманом.

Он схватил меня за капюшон. Меня куда-то тащили.

Руины медленно удалялись, и шум огненной реки становился все ближе и ближе. Он хочет скинуть меня вниз? Нет, мы пошли дальше, к самому краю, где стояла деревянная избушка.

Охотник закинул меня внутрь. Дверь захлопнулась.

— Я не убил тебя лишь потому, что все те, кому надо, сами придут сюда за твоей жизнью.

— Вот как, — хрипло отозвался я, пытаясь прийти в себя. — Приготовил мне страшную смерть, так, что ли?

— Можешь даже не пытаться выбраться. Во-первых, тебе это не позволит твое состояние, а во-вторых, этот дом намного прочнее, чем выглядит на первый взгляд.

— Ясно, — ничто не заставило меня сомневаться в его словах. — Разрешишь последнее желание умирающего? Да ладно, не ломайся, дорогой, сделай одолжение тому, кто спас твою задницу от тебя самого.

Он сделал паузу, а потом сказал:

— Валяй.

Я вздохнул. На грудь отвратно давило, и мне нужны были все силы, чтобы говорить, но я старался не подавать виду. Раз погибать, то уж с честью. Тем более Марианна уже сюда не проберется, и Древо во второй раз не воскрешает даже богов. Счетчик обнуляется, Йен, похоже, это твой последний день…

Вот и помогай после этого людям!

— Вытащи отсюда девчонку, сделай милость. Она-то ни в чем не виновата, а я, так уж и быть, соглашусь не преследовать тебя в кошмарах. Поверь, собеседник я еще тот! Только представь: ты да я, да мы с тобой всю жизнь, вместе навсегда!..

— Можешь не продолжать, я бы все равно это сделал.

— Отлично…

Я закрыл глаза, пытаясь подавить настоящий животный ужас. Перед смертью всегда страшно. Можно сказать, с девчонкой мне даже повезло: в ту секунду я скорее изумился, чем успел испугаться.

— Охотник? Ты здесь?

Никто не ответил. Он уже ушел.

Я хотел подняться на ноги, но они не слушались. Спина неимоверно болела. Кожа горела огнем, и я едва не заплакал. Почему едва? Потому что слезы по какой-то причине вообще не текли.

Я подполз к двери и толкнул ее кулаком. Она не поддалась. Толкнул сильнее — тот же результат. Сам не замечая того, через минуту я вдруг обнаружил себя истерично хохочущим на полу и колотящим руками по запертой двери.

Я остановился. Передохнул. Обнаружил в углу старую железную буржуйку и подполз к ней, приобняв целой рукой трубу, чтобы удержаться.

— Вот и все Йен, добегался ты, — хмыкнул я. — Надо было менять свою жизнь, когда был шанс, чего уж теперь. Идиот! Придурок… Говорила тебе мама: не сохраняй жизнь всяким левым уродам, так нет же… Теперь накосячил — плати!

Ну, хоть с девчонкой все будет в порядке. Не умею я читать людей, но мне кажется, что Охотник сдержит слово и ее вытащит. Этот идиот на удивление рьяно чтит свои дурацкие «принципы».

Внезапно земля мелко задрожала.

Невнятный гул медленно приближался к избушке. Я ясно слышал скрежет когтей о промерзшую почву и отвратное хлюпающее причмокивание тварей, учуявших добычу.

Не знаю, зачем, но я сунул руку в буржуйку и вытянул оттуда маленький почерневший огарок свечи с одной единственной едва тлеющей лучиной размером с половину моего мизинца.

Почему она еще горела, я не знал. Я просто зажег свечу и поставил ее на пол.

Мрак испуганно вжался в углы, но продолжил хищно пускать свои склизкие щупальца в мою сторону, щипая за пятки, которых я даже не чувствовал.

Я вздрогнул. Кто-то ударил по двери. Через секунду к монстру присоединились другие, и хлипкая избушка с каждым мгновением сотрясалась от грохота все сильнее и сильнее, и дерево протяжно скрипело, все больше поддаваясь неведомой силе снаружи.

Долго мое укрытие не протянет.

Я откинулся назад, припав спиной к стене.

Правое окно поддалось первым. Старые заплесневелые доски хрустнули, и внутрь просунулась длинная костлявая рука, оставляя на дереве длинные следы от когтей.

Сломалось второе.

Серебряный свет луны проник в избу, сливаясь с огненно-красным пламенем свечи и обволакивая своим сиянием сгорбленные силуэты толпящихся вокруг тварей.

Каждый из них чуял меня. Каждый из них желал моей крови. Наверное, кому-то я действительно досадил. В конце концов, проводником я проработал без малого больше десяти лет и перебил столько тварей, что их трупами можно было забить целый лунный кратер.

А я все ждал.

Грохот вокруг сводил с ума. Он нарастал, становился громче и громче, и весь мир трясся перед глазами, кружась в водовороте кошмарных силуэтов.

Вот и дверь рухнула.

Мой последний оплот пал, и они ворвались внутрь.

— Главное не дай свече погаснуть, Йен…