Ольха

Это была худшая неделя в моей недолгой, но чертовски неприятной жизни.

Я думала, что он умрет. Мне пришлось вправить ему обе ноги, пришить почти отрубленную левую руку к плечу (пару раз меня чуть не вырвало прямо на его лицо), наложить шины на шесть пальцев, шею и поставить на место три позвонка, и каждое мое движение сопровождалось или отвратительным хрустом костей и суставов, или пробирающими до дрожи криками боли проводника. А иногда приходилось выслушивать и то, и другое.

Не знаю, сколько крови из него вылилось, но он должен был умереть. Эта тварь располосовала ему все лицо, почти вырвала сердце, запустив руку под ребра и вживую выковыряла когтями почку. А когда он проиграл, она оставила его там, на площади, рядом со мной, и он четыре часа лежал среди гниющих трупов мертвых горожан, захлебываясь собственной кровью, пока я не очнулась и не перетащила его к близлежащему озеру, чтобы помочь.

И он выжил. Это просто поразительно.

Теперь на его лице два изогнутых полумесяцем вертикальных шрама, идущих от лба через оба глаза к подбородку, походящих на какие-то ужасные ритуальные метки, и несколько уже подживающих царапин. Раны на его животе постоянно кровят, левая рука едва двигается, а правая нога все время волочится по земле, но главное он жив. Хотя, как мне кажется, это его совсем не радует.

Сейчас идет восьмой день. Мы все еще живем вдвоем у того самого озера, и каждый раз мой взгляд с замиранием сердца натыкается на руины мертвого города. Сотни, если не тысячи жизней оборвались по вине одной древней твари, и мне становилось дурно от одной мысли о том, что когда-то и она являлась человеком.

Вечер. Я не сплю, только делаю вид, укутавшись в тонкое одеяло, вынесенное мною из обломков.

Серебряный полумесяц мягко сияет в сумрачном небе, усеянном золотистыми блестками звезд, а озерная вода в нескольких метрах от меня покрывается рябью и играет с ее седыми лучами.

Я измотана. Вот уже в который раз мне не удается выспаться, но я не жалуюсь. В конце концов, он спас мне жизнь, и я ему нужна.

Я вздрагиваю. Снова кашель. Снова его будто выворачивает наизнанку и тошнит. Боясь меня разбудить, он по привычке прикрывает рот, тихо стоная, и сплевывает сгустки крови, присыпая ее холодной землей.

Я предлагала ему остаться в городе и отыскать какой-нибудь подходящий домик, но Йен наотрез отказался от этой идеи. Сказал, что итак все заживет, а оставаться в пекле, пусть огонь там уже потух, глупо и тупо. Он ведь не идиот-суицидник.

На этот раз кашель не утихает, а наоборот становится сильнее. Задыхаясь, Йен хрипит и подползает к воде, погружаясь в холодное озеро с головой, даже не опасаясь простудиться. Я вообще заметила, что на нем все заживает как на собаке, вот только вечно же это продолжаться не может, и я боюсь, что однажды он все-таки погибнет.

И откуда во мне появилась эта дурацкая тяга к нему? Нет, это была вовсе не любовь, я бы заметила. Скорее необходимость быть рядом, как будто мы две части одного целого.

Когда его накрыло взрывом, я едва не умерла от страха. Я взяла его пистолет и побежала обратно в город за помощью, но там все уже погибло. Йен оказался прав: все было лишь иллюзией той твари, запертой ранее под Караваем.

К счастью, он все-таки не умер, а его остановившееся дыхание являлось лишь эффектом наркотика. А то, что он убил всю свою семью… Мы договорились, что не лезем в дела друг друга, и я со временем даже забыла про сказанные им слова.

Что касается вурдалака, то, как сказал мне проводник, находясь на грани жизни и смерти, тварь использовала его как приманку, чтобы убить нас чужими руками, но те не справились, лишившись жизни в схватке с Йеном. Похоже убийства — наше все.

И еще этот сверток с одеждой. Не знаю, почему, но мне кажется, что если я ее одену, то окажусь в его руках навсегда, и это меня ужасает. Да-да, именно ужасает. Наверное, глупо, однако разворачивать я его все равно не тороплюсь. Лучше дождусь, когда Йен окончательно очнется.

Я вздрагиваю. Я совсем про него забыла!

— Йен? — тихо зову его я, но ответа так и не следует. — Йен!

Я кидаюсь к нему и хватаю за ворот, тут же вытягивая из воды.

Проводник судорожно глотает воздух, сплевывая пресную воду вперемешку с кровью и желчью, а потом мешком валится на землю, хватаясь за живот, где на бинтах проступают несколько длинных алых полос.

— Эх, девчонка, — мрачно бормочет он, отдышавшись и закрывая глаза. — Не зря я тебя взял.

* * *

— Йен, — я осторожно потрясла его за плечо, а когда он открыл глаза, помогла ему приподняться на локтях и протянула кружку с горячим отваром. — Держи. Выпей.

Проводник недоверчиво принюхался и поморщился.

— Учти, девчонка, я итак чуть не сдох, и возвращаться обратно мне чего-то не охота, — пробормотал он, но кружку все же принял. — Ух, ну и варево! Что это?

— Просто ромашка. Тебе полезно будет.

— А вот это посмотрим. Ты где ее вообще нашла?

— Когда назад шли, прихватила немного в разрушенной лавке.

Йен закашлялся и тут же схватился за живот, с хрипом заваливаясь на бок. Я придержала его за руку и снова сунула в руки кружку.

— Холхост тебя побери, девчонка! Мне что, еще учить тебя, что нельзя брать всякую фигню с пепелищ? Ты издеваешься?

— А чего? Я проверила, с ней все в порядке. И вообще, — я обиженно забрала у него кружку, — я о тебе тут забочусь, а ты все время чем-то недоволен. Надоело!

— Ладно-ладно, стой, — он взял меня за руку и кивнул. — Так уж и быть, давай свою отраву, будем морщиться и пить. Может, вместо винца сойдет, а то в последнее время такой сушняк.

Он послушно допил отвар до дна и отдал мне кружку. Я осторожно помогла перевернуться ему на живот и проверила, как заживает длинная рваная рана на спине, тянувшаяся вдоль позвоночника.

— Что там?

Я удивленно нахмурилась.

— Все зажило, можно снимать. Но я не понимаю, как?

— Я же говорил: как на собаке! Дня через три-четыре смогу нормально ходить и не плеваться кровью, а там и до нового дела недалеко.

— Ты все еще хочешь… охотиться?

— Естественно. Надо же как-нибудь доживать мои скромные деньки, да и тебя не мешает кое-чему обучить перед уходом. Вот когда получится у тебя завалить, скажем, вурдалака в одиночку, тогда и распрощаемся.

— Ты так говоришь, как будто и вправду собрался умирать. Колись, что тебе сказала ведьма?

Йен внезапно замер. Его спина напряглась, и швы на боку начали расходиться. Черт, столько работы насмарку!

Проводник отполз в сторону и уперся спиной в небольшой валун. Его взгляд стал мрачным, тяжелым, он будто смотрел в самую душу и пробирал до костяшек. Он только начал выздоравливать, казаться прежним, а тут снова как тогда. Другой. И снова по моей вине.

Мотнув головой, он стал с болью подниматься. Я подошла, чтобы ему помочь, но он попросту смахнул мою руку с запястья.

— Хватит! — прошипел он сквозь зубы. — Не надо мне больше помогать. Не надо строить из себя святую, девчонка, не надо беспокоиться обо мне. Не надо! Ты только помощница, ничего больше, уяснила? Свои проблемы я решу сам, довольно глупых приставаний. Это только мое дело, не твое!

— Отлично! — я тоже не хотела оставаться в долгу. — Вот сам и решай свои проблемы, давай! Сам штопай себя этими дурацкими нитками, сам себя перевязывай, сам готовь себе еду. Ну же, давай! Да если бы не я, ты бы сдох в этом чертовом городе в куче собственного дерьма!

Он внезапно кинулся вперед, занося руку для удара, и я со вскриком отпрыгнула, но Йен лишь сжал пальцы в кулак.

— Ты хоть знаешь, что я ради тебя сделал? — прошептал он, и на его лице впервые проступила вся боль, которую он неумело скрывал последнюю неделю.

— Так расскажи, — я сделала шаг вперед и встала с ним лицом к лицу.

Он открыл рот, но тут же его захлопнул, стиснув зубы. Ругнувшись, Йен прошел мимо меня и захромал в сторону рощи. Прекрасно! Останавливать я его не собиралась. Пусть оступится там где-нибудь и подохнет уже наконец, раз он так этого хочет.

Я уселась у костра и подтянула к груди голени, положив на них голову.

Прошло минут пять. Я смотрела на танцующие на углях красно-желтые языки пламени и вспоминала маму с папой, но в голову почему-то всегда приходили дурные мысли. Например, как они каждую неделю ругались на первом этаже. Как разбивалась посуда, как сквозь дерево их орущие голоса искажались и походили на рокот ужасных монстров, и как я каждую секунду испуганно вздрагивала под одеялом.

Я вдруг поняла, что никакого хорошего детства у меня не было. Что я все это придумала после смерти мамы, чтобы хоть как-нибудь скрасить свои воспоминания о ней, а то, что случилось между мной и Фальриком только все усугубило. Выходит, раньше все было еще хуже? Я ведь ни разу не слышала, как отец хоть однажды по-настоящему ругается, скажем, с Мартой, да и она теперь мне вовсе не казалась плохой.

За это время мой привычный мир внезапно разрушился, но, как ни странно, мне было плевать. В конце концов, все в прошлом, и теперь я…

Шла десятая минута. Я уже начинала беспокоиться. Моя злость на Йена медленно испарилась, оставив лишь неприятный осадок, и я нервно поглядывала в сторону мрачной рощи, внимательно прислушиваясь к ночному миру.

На пятнадцатой минуте я все же уступила и угрюмо поплелась за ним в рощу, скрываясь в полутьме деревьев.

— Йен! — уже в который раз за день позвала его я, но ответа не последовало.

Я пошла дальше, перешагивая через упавшие сучья и кривые толстые ветки, во мраке походящие на шипящих змей.

Внезапно справа что-то хрустнуло.

Я и оглянуться не успела, как прямо на меня ринулся здоровый костлявый оживленец, растопыривая длинные тонкие пальцы, заканчивающиеся желтыми обломанными ногтями.

Я, вскрикнув, потянулась к крюку, но позади мертвеца неожиданно появился расплывчатый черный силуэт. Коротко блеснул изогнутый серп, и в следующую секунду отрубленная голова с глухим стуком упала к моим ногам.

Йен, стиснув зубы, прислонился спиной к дереву.

— Вот поэтому я заказал тебе новую одежонку, — прохрипел он. — Ты пока свое оружие достанешь, тебя уже три раза сожрать успеют, пережевать и проглотить. Хочешь закончить жизнь в желудке какого-нибудь козла? А не стыдно потом будет?

— Мне-то уж точно, — скорчив гримасу, ответила я.

— Ну да, зачем учиться, если можно просто сдохнуть? Зашибись выход, девчонка. Никогда не думал, что можно настолько заботиться о других.

— Пошел ты!

Проводник пожал плечами. Он поднял свой серп и внимательно его осмотрел, и только сейчас я заметила на его идеально гладкой поверхности тусклые синие руны.

— Вот и пойдем мы, — он встал и направился вглубь рощи. — Ну, чего ждем? Пошли, я тебе хочу показать кое-что очень интересное.

— Знаешь, мне кажется, эта фраза ничем хорошим не закончится, — поморщилась я, но за ним все же пошла. А что же делать? Он хоть и больной, но к делу, как оказалось, относится серьезно. Да так серьезно, что, кажется, легко готов за него погибнуть.

По мере того, как мы становились все ближе к мрачной середине (честно говоря, мрачным тут было все и вся), под ноги чаще стали попадаться обломки серых крошащихся камней. Через десять шагов мы наткнулись на маленькую круглую пещерку, внутри которой находился лишь старый метровый сталагмит с закругленной вогнутой вершиной, походящей на чашу.

Йен, склонившись, прохромал внутрь и остановился у нароста, задумчиво проводя по нему пальцем.

— Ну, и что это? — спросила я, встав с ним рядом и едва различая очертания его фигуры, на чьих плечах мешком висел кожаный шитый-перешитый жилет с слоем стальных пластин (что-то они не очень ему помогли, ага), одна из которых прогнулась настолько, что мне на секунду показалось, что у Йена снова сломалось ребро.

Я вздрогнула от нахлынувших воспоминаний. Вообще не представляю, как я справилась…

— Тронь. Давай-давай, каменюка не укусит, я отвечаю.

Фыркнув, я протянула к сталагмиту руку и стиснула зубы, прикоснувшись к холодной гладкой поверхности, от которой будто шли какие-то странные вибрации.

— Чувствуешь? Это значит, что недавно здесь лежало нечто сильное. Нечто до того магическое, что его след крепко отпечатался на этой фиговине, растущей из земли. Проблема в том, — он вздохнул, — что раньше этой пещеры здесь не было.

— В смысле? — удивилась я.

— В прямом, девчонка. Я только вчера здесь был, и никакой такой пещеры не заметил. Теперь услышала? Она появилась только что, иначе мертвец бы нас давно нашел. Да, он приперся именно отсюда, я это чую.

Я задумалась. Не знаю, почему, но его слова казались мне чрезвычайно важными. И еще эта магия… Да, теперь я чувствовала ее всем телом, и это по неизвестному поводу меня очень беспокоило. Как будто за дверьми решается судьба всего мира, а мы тут прохлаждаемся в рощице у озера.

— А это никак не связано… с ней?

Йен несколько секунд пожевал губу, а потом мотнул головой.

— Никак. По крайней мере, на это я надеюсь всей своей жалкой душонкой, иначе нам полная жопа. И под «нами» я имею в виду весь мир.

— Значит, если бы мы выиграли… — начала я, но проводник пригрозил мне серпом, причем с таким видом, что на секунду я действительно подумала, что он может меня убить.

— Не надо думать о поражении, девчонка. Никогда. Все равно ведь теперь ничего не изменить, — Йен помрачнел. — Тем более я заплатил за свой проигрыш сполна, и миру на это плевать. Значит мне плевать на него.

Вздохнув, я скрестила руки и покачала головой.

— Тебе не кажется, что с твоей работой плохо думать только о себе самом?

— Не с твоей, а с нашей, — цокнул он языком в ответ. — И разве я думаю только о себе? Было бы так, я бы о тебе не заботился, девчонка, а остальные пусть подождут. Эгоизм еще никого до могилы не доводил.

Я поняла, что с ним на эту тему спорить бесполезно. Выйдя из пещеры, мы направились обратно к нашему лагерю. Йену с каждым шагом становилось все хуже, и я все время придерживала его под локоть, боясь, что он свалится, и какой-нибудь из десятка швов снова разойдется.

— Расскажи хоть, про какую цену ты говорил? Что с тобой случилось?

— А это, Ольха, совсем другая история, которую я тебе никогда не расскажу.

Конечно, я этого от него и ожидала, и только когда мы вернулись к озеру, с удивлением поняла, что он впервые назвал меня по имени. Пусть и с неправильным ударением на первый слог, но все же по имени.

* * *

— Эй! Зачем надо было все сжигать, черт возьми?

Я кинулась к Йену, пытаясь отобрать у него свое одеяло, но тот с ухмылкой поднял руку и встал на цыпочки. Рассердившись, я ткнула его пальцем в плечо. Он скрючился, но вывернуться успел.

— Ать! — и оно полетело в костер.

— Ну ты и сволочь, Йен, — я поморщилась, когда черное облако копоти ударило прямо в лицо. Черт, что же за невезение? Куда бы ты ни шел, дым все равно идет за тобой. Противный, как некоторые… нехорошие личности.

— Да ладно тебе, — проводник обнял меня одной рукой за плечи и хорошенько встряхнул. — Я будто заново родился, девчонка, не надо делать такое мрачное лицо. В конце концов, скажи спасибо, что ты сейчас не в трауре!

— Знаешь, иногда я об этом только и мечтаю.

Я хотела по привычке разгладить складки на юбке, но потом с разочарованием и некой долей стеснения вспомнила, что на мне сейчас теплые кожаные брюки — настолько узкие, что, кажется, они уже стали моей второй кожей. Но Йен все равно был прав: в них даже удобнее. Однако я сейчас как будто стояла перед ним голой.

Тронув пальцами легкий шарфик на шее, я спросила:

— Ладно, штаны, но на кой черт мне такая куртка? Допустим, в ней не холодно, но она ведь ничего не прикрывает! И еще этот проклятый вырез…

Легкая светло-коричневая курточка с капюшоном, оббитым изнутри мехом, едва доходила мне до бедер, немного прикрывая поясницу, а верхние пуговицы вообще не застегивались. Почему? Да потому что пуговиц-то этих не было!

— Ты у нас теперь преступница, девчонка, — напомнил он мне, — и хоть лицо у тебя самое заурядное, но волосы все-таки необычные. Дала бы мне их перекрасить…

— Нет!

— Ну, вот и все, вопрос решен. Поверь мне, как мужчине, теперь на все, что у тебя выше плеч, всем стражам будет глубоко плевать, — он пару секунд промолчал. — Мне же плевать. Ай, все-все, молчу!

— Ты как всегда в своем репертуаре. Нельзя быть настолько…

— Пошлым?

— Вульгарным, — качнула я головой, не желая говорить это слово. — Теперь доволен? Сжег почти все наши вещи. А я их, между прочим, целыми днями из города таскала.

Йен пожал плечами и снова улыбнулся, наблюдая за огнем в нашем небольшом костре.

— Проводник никогда ни к чему не привязывается, девчонка. Мы что, будем таскать с собой твое одеяло? Интересно, на чьей же спине? Мой горб итак в последнее время перестарался, а ты свалишься от усталости в первые же сутки пути с твоими-то тощими ручонками. Я хоть и нахлебник еще тот, но смотреть, как ты убиваешься ради такой фигни, я не собираюсь.

— Спасибо, черт тебя дери, за такую заботу!

— Всегда пожалуйста. Кстати, как ножны? Удобнее?

Я кивнула. Теперь на моем правом бедре крепко висел тонкий кожаный ремень, к которому крепился мой клинок и крюк. Первый, кстати, теперь не приходилось по отдельности вытаскивать из обоих ножен: он удобно выходил сразу.

Вот только на кой черт мне нужны были вторые такие же на левой ноге, я понятия не имела.

— Держи, — Йен вдруг вытащил откуда-то два продолговатых и узких метательных ножа и протянул их мне. — Стальные. У каждого одно лезвие с серебряным напылением, а другое пропитано железом и солью. Любую тварь укокошит, надо только попасть прямо в сердце.

— И откуда ты их только берешь? — вздохнула я и как раз нашла для них место у левого бедра.

— Ты даже не представляешь, девчонка, откуда я только их не беру. Но говорить не буду. Мало ли, испугаешься, мне тебя потом откачивать.

— Иди ты.

— Кстати, о нашем дальнейшем пути. Я тут среди бумаг, заботливо притащенных тобой на растопку, нашел одно занятное письмецо, и ты не поверишь, кому оно предназначено.

Йен замолчал, выдерживая интригующую паузу, и я сдалась.

— Говори уже, елки-палки.

— Мне. Да, да, не делай такое удивленное лицо, девчонка, у меня начинается несварение. К ни странно, оно предназначалось именно мне. Даже не представляю, как удачно, что оно все-таки дошло до адресата.

— Но кто мог знать, что мы остановимся в этом городе?

— Знала бы ты меня получше, могла бы догадаться. Моя заботливая сестрица, которая, как я уже говорил, меня ненавидит, прислала мне весточку из своего замшелого замка на окраине Карантании у задницы сего прекраснейшего мира и срочно требует меня к себе по особому делу. По какому, спросишь ты. Я же отвечу: один Холхост ее знает. Она долбанутая на всю голову.

Я скорчила гримасу. Замка?

— Не знала, что вы богаты, господин Рейнгольц.

— Ох, девчонка, в твоих устах это прекрасное имя звучит просто отвратительно! — он поморщился. — Сделай одолжение: больше меня так никогда не называй. И богат не я, а моя сестра. Так уж получилось, что она благополучно выскочила замуж за одного пузатого дядьку из Совета, а через несколько лет старичок удачно скончался, оставив все свое состояние молодой жене. Зная Еву, я предположу — нет, я уверенно заявляю! — что помер он не просто так.

Куда ни плюнь, а в его родословной одни только смерти. Я хотела ляпнуть лишнего, но успела защелкнуть зубы на языке и не напоминать ему о больном, однако зоркий проводник заранее заметил мой вопрос.

— Хочешь спросить, почему я всех их убил, а Еву оставил в живых?

Я кивнула.

— Были причины, — тихо прошептал он, наблюдая за закатом. — Одна из них заключается в том, что я ее люблю. Вот так, девчонка, — любовь мешает нам делать то, что должно, а мы просто обязаны отрабатывать денежки. Одно меня беспокоит сейчас больше всего.

— И что же?

— Если бургомистр сдох, кто мне заплатит за разрушенный город, а?

* * *

Естественно, заново ходить он за это время все равно не научился, поэтому пришлось нам сделать Йену надежную трость, которую он не смог бы сломать. Плюясь и сыпля проклятиями направо-налево, он все-таки угрюмо поплелся за мной, когда я, разозлившись, оставила его одного у озера, а сама пошла дальше.

— Слышь, девчонка, иди ты медленнее, я за тобой не успеваю.

— Угу. А кто еще минут десять назад говорил, что все в порядке?

— Пошутил я. Просто шутка, чего ты опять взъелась? Ну, не заставляй бедного умирающего проводника страдать перед смертью. Хочешь, на коленках буду умолять, в ножки кланяться?

Я остановилась и развернулась на каблуках, скрестив руки.

— А что, давай.

Честно говоря, я думала, что он сейчас опять отбрехается, но, к моему величайшему удивлению, он тут же свалился на колени и стал биться головой об землю, причем специально стукаясь лбом об твердую промерзшую почву, чтобы был слышен характерный гулкий звук.

— Святая Райна, Йен, хватит!

— Вот и договорились, — проводник с ухмылкой поднялся на ноги, держась за трость, и стряхнул с лица налипшую землю. — А теперь почапали. Ночь — идеальное время для прогулок, ты не находишь? Она такая… загадочная. Стой! Фу, чуть на дерьмо собачье не наступила. Внимательнее надо быть, однако.

Я встала слева от него и теперь стала внимательнее смотреть, на что наступаю.

— Однако надо было днем идти, а не ночью, — моему недовольству не было предела.

— Итак слишком долго прохлаждались. Тем более у меня есть одно дельце, надо только добраться до ближайшего городишки. Ах да, и напомни мне проверить, все ли там живые.

— Обязательно.

Первый день пути прошел более-менее сносно. Повезло, что наш «веселый» проводник не сжег в костре и нашу еду с водой, иначе бы мы точно застряли где-нибудь между владениями Второго и Третьего правителей — там, как я слышала, к путникам относятся очень хорошо. Да так хорошо, что легко могут отрубить руку или ногу, посчитав, что ты, допустим шпион. Ну, а что он здесь шляется-то? Повезет, если не узнают, что Йен — проводник, иначе висеть нам на виселице и кормить ворон.

К вечеру я уже валилась с ног, и несмотря на то, что в новой одежке все-таки было теплее, чем в одном платье, предвестники зимних холодов продирали до самых костей. Йену, конечно, было намного хуже, но он не подавал виду, вот только к концу болтать стал меньше, да и все.

Болтал он, как всегда, о многом, но о себе — никогда. Я вообще думаю, что он и про семью-то свою мне рассказал только потому, что принял на душу несколько рюмок и обкололся Эрином как еж иголками, но в его нынешнем состоянии пить опасно, и только проводник находил по дороге «интересного» собеседника с парой лишних бутылок вина, я сразу же все у него отбирала. А он, к счастью, не так уж и возражал, что, без сомнений, невероятно странно.

Ночью мы по привычке нашли небольшую полянку у леса и развели костер. Йен сел спиной камню, и я пристроилась сбоку, чтобы окончательно не простудиться, так как пот лил с меня ручьями, а с запада тем временем начал надувать холодный осенний ветер.

Он вытащил из мешка кусок вяленого мяса, булку и немного сыра, сложил все это в один бутерброд и протянул половину мне.

— Слышь, девчонка? — нарушил он долгое молчание.

— М-м?

— Расскажи о своей семье.

Я вздохнула. Интересно, чего это он вдруг заинтересовался моей семьей? Сколько дней путешествуем вместе, он ни слова, а тут на тебе. Но рискнуть я все же решила. Да и чего тут скрывать? Это ведь не вселенская тайна.

— И что именно ты хочешь узнать?

— Ну-у-у, — протянул он, разглядывая звезды. — Кроме родителей у тебя кто-нибудь есть?

— Не-а. Была тетка, несколько дядь и еще какая-то кузина, но все они уже давно мертвы.

— Вот как? И как умерли? — тут же спросил Йен.

— С чего это вдруг такой интерес к моей родословной, а? — ткнула я его в бок плечом, но вспомнила, что у него еще три незатянувшихся раны и все еще сломано ребро. — Одна, со стороны мамы, лет пять назад в озере утонула. Одна жила. У нее коза сбежала, вот она за ней и в мороз и поперлась, а там не заметила, какой лед тонкий, и провалилась.

— И никто не помог?

— Говорю же: одна жила, в глуши, кто ей поможет? Кричала, наверное, выбраться пыталась, вот только русалки на дно утащили-таки.

— Русалки не утаскивают одиноких теток, девчонка.

— Знаю. Говорят так просто. Вообще, не цепляйся к словам!

Он кивнул. Серьезно кивнул, задумчиво.

— Ясно. А с кузиной что?

— У мамы брат был. Раньше — ну, до того, как они с папой поженились, — она с ним жила и с его женой, так вот у них дочь была. Наверное, года на два-три старше меня. Жили нормально, но как мама от них съехала, они как будто с цепи сорвались. Брат ее однажды напился ночью и случайно дочь свою придушил подушкой. А жена его как это увидала, набросилась на него с ножом. Они друг друга и порешили. Последний, отца брат, на Эрин подсел, почти сразу же и умер. Вот и все.

— М-да. Так ты поэтому взъелась, когда у меня, ну, следы увидела?

— Ага. И еще страшно было.

Йен усмехнулся.

— Неужто за меня?

— Мечтай, — соврала я. — Просто если ты на тот свет отправишься, куда же я денусь? Из всех городов я знаю только Суцито, но туда, черт возьми, мне путь заказан.

— Правильно рассуждаешь. В каждом деле нужна только голова, а все остальное подождет.

— Так, я тебе все рассказала, теперь твоя очередь. Давай-давай, я ведь ни черта о тебе не знаю, кроме того, что ты алкоголик, да еще и наркоман. Начнем, пожалуй, с дальних.

Он рассмеялся.

— Э-э-э, нет. Мы так не договаривались, девчонка. Я спросил — ты ответила, а то, что ты не поставила условия, это уже не моя проблема. Просто ты дура.

— Ты поосторожнее, я ведь и сдачи дать могу.

— Пф-ф-ф, — Йен скорчил гримасу. — Даже в моем нынешнем состоянии я легко тебя уложу на обе лопатки, — он на секунду задумался. — Как бы это ни двусмысленно звучало. Ладно, все, молчу-молчу, хватит уже меня избивать! Раз уж на то пошло, негоже мне отказывать девушке. Все-таки нам еще работать в месте, так или не так?

Я в подтверждение его слов согласно кивнула. Хорошо хоть не вспоминает больше о смерти, и на том спасибо.

— Ну, сразу скажу, что дальних родственников у меня нет. Или есть, но я о них не знаю, и могу поклясться, что и они обо мне тоже ни слухом, ни духом, так что это не считается. Отец был сиротой. Работал каким-то там политиком в Северной Голиции…

— Где-где?

— В Голиции. Северной. Ай, не заморачивайся, такого государства уже давно нет, так что не важно это совсем. Там познакомился он и с мамой. Она, кстати, тоже сирота, вот так вот совпало. Мать была белошвейкой, но как Голиции не стало, так мы всей семьей переехали в Дэн. Сначала перебивались, чем могли, а потом дела, вроде как, наладились. Отец стал товаром разным торговать, поэтому мы с ним часто путешествовали, а брат с сестрой все время дома оставались с мамой.

— А когда ты стал проводником? — я боялась, что он снова замолчит, но решила спросить.

Йен вздохнул. Несколько секунд он молча помешивал в костре угли, а потом продолжил:

— Отец тогда вез тарантурский шелк тогдашнему Шестому Владетелю — да, жили мы не так-то бедно, — ну, и я с ним увязался. А чего еще делать-то было? Я ненавидел оставаться дома, не любил ничего, что с ним связано. Признаться, и маму-то я не очень любил. Была она какая-то… не моя, в общем. А вот сестренка моя и брат наоборот все время с ней таскались. Так вот заказ-то был не хухры-мухры, а дорогущий, и пришлось отцу охрану нанимать, а тогда проводники какие были? Им только заплати, они тебе что угодно сделают, ведь не родились еще такие идиоты, которые против них начали бы законы строчить.

— Он и стал твоим учителем?

— Не сразу. Да и вообще их было трое, и как только мы доперлись до Владетеля, то сразу же с ними распрощались.

— Но как тогда?..

— Стой, — Йен поджал губы. На его лице заиграли желваки. — Чтобы ты поняла, сначала я должен рассказать, почему я… почему они все погибли. Но обещай мне, что поверишь на слово и… поймешь. Обещаешь?

Я сразу же кивнула. А что? Все равно хуже уже не будет.

Йен уже открыл рот, чтобы все рассказать, но внезапно за нашими спинами в лесу хрустнули ветки. Мы сразу же вскочили на ноги и уставились на темные силуэты деревьев, на которых гуляли танцующие блики огня.

— Что это? — сглотнув, спросила я.

— Без понятия, — таким же шепотом ответил мне Йен. — Но проверить однозначно стоит.

Он вытащил свой железный кинжал, и мы медленно двинулись в сторону источника шума, внимательно озираясь по сторонам. После ночи оживших мертвецов мне что-то не хотелось снова попасть в их лапы.

Проводник беззвучно скрылся в полутьме чащи, и я пошла за ним. Правда, не так уж беззвучно, ломая буквально каждый сук, попадающийся мне по дороге. Черт, и как ему только это удается?

В лесу мы не нашли ничего. Тот, кто был здесь, уже скрылся, или это просто пробежала какая-нибудь безобидная зверушка, так что пришлось возвращаться обратно ни с чем. Но то, что ждало нас там, перепугало меня до чертиков.

Я сглотнула, сжимая в руке рукоять своего клинка.

Йен медленно присел у нашего камня, измеряя кинжалом размер длинного и узкого когтистого следа, и тихо присвистнул.

— Предлагаю нам отсюда по-быстрому свинтить. Ты как, девчонка, не против?

— Не-а, — тут же мотнула я головой.

* * *

— И что это было? — спросила я чуть позже, когда мы отошли от нашей стоянки на приличное и, как предположил Йен, безопасное расстояние и не подходили больше к деревьям.

— Холхост ее знает, что это за тварь была, я еще такой лапищи не встречал. Что-то назревает, девчонка, и я однозначно не хочу в этом участвовать и тебе не желаю… Да не бойся ты: если она за нами увязалась, то себя раньше времени не выдаст и на чистую поляну не выйдет, так что пока можно расслабиться.

— Вот только когда наступит это время?

Проводник пожевал губу.

— Например, когда мы спим. Подкрадется к нам и аккуратненько так глотки и перегрызет. Да, ты права, спать надо по очереди. Чур, ты первая.

— Эй! — возмутилась я, но поздно: Йен уже лег на землю и, подоткнув под голову мешок, стал демонстративно храпеть. — Ты хоть не храпи, что ли. Переигрываешь же.

В ответ он стал храпеть еще громче, и я, вздохнув, уселась рядом и с опаской оглядела травяной холм, на который мы забрались. Отсюда все видно было просто прекрасно, но вот тот лес слева все еще мрачно глядел прямо на нас.

Я вздрогнула. Да уж, повстречаться с таким чудовищем мне совсем не хотелось, так что пришлось оставаться на стреме.

Черт, вот же западло! Он мне почти все рассказал, а тут этот монстр! Мое любопытство не давало мне покоя, так что все следующие три часа я провела, ерзая на мягком месте. Могу поспорить, завтра он ни черта мне не расскажет. Что я его, не знаю, что ли?

Находясь в глубоких раздумьях, я сама не заметила, как заснула.

— Кхм, девчонка.

— М-м?

— Я, конечно, понимаю, гормоны, вся фигня. Но не могла бы ты с меня слезть? Дышать… тяжело, — внезапно прохрипел мне знакомый голос в самое ухо.

Я как ошпаренная тут же вскочила на ноги, едва понимая, что происходит. Волосы стояли торчком, видимо, пытаясь пародировать одуванчик, от губ тянулась струйка прозрачной слюны, куртка вообще расстегнута, а рубашка…

— Черт!

— Во-во, и я про то же.

Наконец, проснувшись и поглядев на Йена, я, не сдержавшись, расхохоталась.

— Чего ты ржешь, я никак понять не могу? — проводник со стонами перевернулся на бок, а потом сел, поправляя одежду и волосы. — Придавила меня, Холхост тебя побери, еще и ржет тут. Ну-ну. Тебя, блин, только на страже и оставлять, девчонка.

— Прости, — я прикрыла рот ладонью, но тут же снова прыснула.

— Пошли уже, е-мое, — обиженно заявил он.

— А завтрак?

— В дороге завтракать будешь. Наказана ты.

— Я же извинилась!

— А я сказал: нет тебе прощенья! И застегнись. Развалилась тут, понимаешь ли!..

Весь день он только и делал, что бурчал под нос и ходил с таким видом, как будто я на нем не уснула, а придушила его любимого кота, о котором он заботился всю свою жизнь. Не знаю, откуда у него взялись такие перепады настроения, но это порядком бесило. В конце концов, ему — да неужели! — надоело строить из себя обиженную принцессу, и он взялся за мое обучение. Взялся основательно, так что уже через четыре часа я искренне пожелала, чтобы вернулся ворчливый старик-Йен, а не этот больной садист.

— Руку выше подними, девчонка. Твоя подмышка так и кричит: ударьте кто-нибудь меня ножом!

Я сплюнула и остановилась, пытаясь отдышаться. Пот ручьями заливал глаза.

— Какая разница? Это всего лишь подмышка! — фыркнула я.

— Во-о-от как?

Без лишних слов Йен медленно подошел ко мне и с размаху ударил рукоятью своего костяного ножа мне в область плеча. Правую руку пронзила резкая боль. В глазах на секунду все померкло, и я мешком свалилась на землю.

— Сволочь, — выдохнула я, даже не пытаясь подняться. Нет уж, на сегодня с меня хватит. — Что еще придумаешь? Ты еще только воду на мне не возил, измывался как мог!

— Что поделать, умею я расположить к себе людей, — пожал он плечами. — Ладно, так уж и быть, пожалею. Хотел бы сказать, что справилась ты неплохо, но это было просто ужасно. Серьезно, а если тебе придется прикрывать мне спину, девчонка? И сама подохнешь, и меня за собой утянуть хочешь? Ну уж нет, я тебе так просто не дамся!

Он внезапно повернул голову к западу в сторону тракта и крикнул:

— О, смотри-ка, коняки подъехали. Побежали, еще можем успеть!

С этими словами Йен закинул наш мешок на плечо и припустил вниз с холма, мчась так, как будто не его только полторы недели назад едва не укокошили. Гляди-ка, даже трость свою забыл.

А я… А что я? Простонав и повалявшись немного на холодной траве, я поняла, что он возвращаться за мной не собирается, и поползла следом, едва волоча ноги и поднимая голову.

* * *

— Ух, едва успели, — выдохнул Йен, усевшись в кресло. — Содрал целый серебряник, сволочь, падла. Упыря на него нет, урод вонючий!

Я украдкой огляделась. Несколько вполне себе молоденьких дам и одна с виду злая старушенция ошарашенно поглядели в нашу сторону, а двое статных мужчин в солдатской форме лишь покачали головами.

— Все, народ, цирк закончился, до свидания! — махнул им рукой Йен и повернулся в мою сторону. — А ты, девчонка спи давай. Когда доедем до города, я тебя разбужу. Ужас же! В твои мешки под глазами уже можно мелочь заворачивать, авось вырастет!

Сил спорить у меня не было, да и спрашивать, на кой черт нам опять понадобился город, я тогда не додумалась, так что просто откинулась на спинку мягкого кожаного кресла и закрыла глаза, мгновенно засыпая.

* * *

Очнулась я, к своему величайшему удивлению, в постели, до шеи укрытая толстым теплым одеялом и в одной нижней рубашке. Все мои вещи аккуратно были сложены на небольшом трехногом табурете по левую руку от кровати, а за окном медленно наступал рассвет, и галдели долбаные петухи, от которых в голове трещало и звенело лучше любой копилки.

— Черт, — пробормотала я и провела ладонью по лицу, пытаясь вспомнить, что было вчера. Я помню, как уснула в дилижансе, но, хоть убей, в голову никак не приходило, как мы добрались досюда.

Откинув одеяло в сторону, я медленно села, едва не вскрикнув от неожиданности.

У кровати, свернувшись клубком и подложив под голову руки, крепко спал Йен, сжимая в руках свой серп. Похоже, с оружием он решил теперь не расставаться даже во сне, и я удивилась, как это он еще не отрубил себе нос, но, когда проводник мельком лизнул самый кончик острия языком, все сомнения отпали. Просто он дебил, а дебилам, как говорится, везет.

Я босыми ногами ступила на прохладный деревянный пол и на цыпочках подошла к окну, боясь разбудить Йена. Все тело ужасно болело, и мышцы саднили, но на душе, как ни странно, было тепло и ясно, как будто из меня только что выбили всю пыль как из застарелого шерстяного ковра.

Тем временем там уже вовсю кипела жизнь.

Люди носились туда-сюда по мостовой с сумками и мешками. Матери тягали детей по лавкам, покупая им в отместку сладости, пока мужья мирно покуривали табак в сторонке, с серьезными минами общаясь друг с другом.

Старики и старухи, словно боясь пропустить секунду-другую своей жизни, сидели на лавках и громко обсуждали прохожих, щелкая почти беззубыми челюстями семечки, а вокруг них хлопали крыльями воробьи, мирно чирикая и дразня разленившихся кошек, которые уныло глядели на них своими желтыми глазами с крыш и подоконников.

Я уже собиралась открыть окно, но потом передумала. Жизнь жизнью, но вонь-то никогда никуда не девается, хоть они тут сто канализаций откроют. Что поделать, всегда есть обе стороны нашего существования.

Внезапно ноздри забились приятным ароматом трав и свежего мяса.

Желудок в ту же секунду недовольно запротестовал, громко выступая против булочной диеты, и ноги сами собой пошли к двери.

Я толкнула ее от себя, едва не столкнувшись нос к носу с приземистой невысокой женщиной в белом фартуке, покрытом слоем жирных разводов.

— А я все думала, когда вы проснетесь, — тепло улыбнулась она, и я на секунду подумала, что все еще сплю. Ну, не может все быть так хорошо! Утро добрым не бывает, это я по себе знаю.

Я потерла глаза.

— Давно мы здесь?

— Да нет, — она махнула лежащим в ее руке полотенцем, все больше разнося по комнате манящий запах свежей еды. — Йен принес тебя вчера вечером. Через весь город тащил, умаялся! Говорит, будить не хотел.

Будить не хотел? Ха! Да я скорее поверю, что мы снова оказались в мертвом городе! Хотя, конечно, проверить надо бы, а вдруг и правда — снова…

— Йен? Так вы его знаете?

— Ага, а как же! — женщина твердой рукой отодвинула меня в сторону и тихо прошла к дальней стене комнаты, водружая тяжелый поднос на хлипкий тощий стол, который в ответ жалобно скрипнул, но сразу рассыпаться не стал. Видимо, решил устроить сюрприз. — Он у нас в прошлом году домового ловил. Хороший человек! Честный, не то что некоторые. Правда, беспутный немного, но эт ничего, со временем уйдет. И этих шрамов ужасных у него не было, — вздохнув, она снова мне улыбнулась. — Вы как пришли, заперлись в комнате и не выходили больше, да мы и беспокоить не решили. Думали, мало ли…

— Нет! — скрежетнув зубами, воскликнула я, но тут же умолкла, заметив, как Йен начинает недовольно ворочаться на боку. Вот что они все пристали-то, а? — Мы просто… коллеги, — вспомнила я, наконец, странное слово.

Хозяйка пожала плечами.

— Ну, ясно, разве мне дело есть? Я вот как услышала, что вы проснулись, так сразу свежего и принесла, как просили.

— Спасибо.

— Ага, — она кивнула. — Ну, пошла я. Вы, если надо чего, зовите, я внизу или на кухне.

— Обязательно.

Честно говоря, мне не терпелось ее скорее выпроводить, чтобы заняться поеданием вот той аппетитной курочки, на которую я уже положила глаз, но хозяйка уходить, видимо, пока не собиралась. Пару минут потоптавшись на месте, она поглядывала то на меня, то на спящего Йена, желая продолжить разговор, однако потом, наконец, прошла к двери и молча скрылась на лестничном пролете.

Только она ступила за порог, захлопнув дверь, я тут же накинулась на еду. Наверное, со стороны я смотрелась как натуральная голодная свинья, чавкающая и разбрасывающая вокруг себя объедки, но мне действительно ужасно хотелось отведать нормальной домашней еды, а не эти пресные ведьминские булки с сухой проточной водой (как ни уговаривал меня Йен, а спиртное я пить все равно не согласилась).

Курица зашла на отлично. Затем за ней в мой ненасытный желудок отправились вкуснейшие говяжьи котлетки, несколько пирожков с капустой, тарелка с вареным тестом и пара маленьких штруделей, кажется, с джемом внутри.

Уминая последний пирог и удивляясь, как в меня все это влезло, да еще и с двумя кружками сидра, я заметила в углу промелькнувшую маленькую тень.

Взобравшись своими маленькими лапками по ножке стола, отъевшаяся на местных харчах серая мышка уселась на углу и глянула на меня своими черными глазками-бусинками.

— Кыш отсюда, — шикнула я на нее, но та даже не сдвинулась.

Я хотела смахнуть ее рукой, но мышь вдруг вздрогнула и мешком свалилась вниз, напоследок жалобно пискнув. Поперхнувшись от удивления, я отодвинула стул назад и заглянула под столешницу. Мышь не шевелилась. Мышь была мертва.

— Чем это ты ее? — ошарашенно пробормотала я проснувшемуся Йену.

Проводник пожал плечами и с хрустом размял спину.

— Животина, чего с нее взять? Испугалась и померла. Сердечко маленькое, сердечко не железное.

— Не может же она так сдохнуть!

— Может, не может, — он поморщился. — Мы что, еще спорить будем, как всякие твари сдыхают? Оденься лучше, сейчас к нам подойдет весьма «уважаемый» человек. И умойся. Ну и рожа у тебя, вся в жире!

Недовольно фыркнув, я все же вытерла рот и руки свисающим со стола полотенцем, а потом, едва держась на ногах от веса набитого живота, добралась до кровати и стала одеваться.

— Девчонка.

— М?

— Ты это, писать умеешь?

Я кивнула.

— Вот и отлично, — он достал из-за пазухи тщательно сложенный квадратиком кусок желтоватой бумаги и небольшую черную ручку с колпачком. — Садись, сегодня однозначно твой день!

— Почему это?

Йен вздохнул. На секунду мне показалось, что он не знает, что сказать, но потом проводник, покусывая нижнюю губу, все же ответил:

— Обычно это делают после хотя бы полугода обучения, но мы с тобой прошли уже через многое, и я думаю, что сегодня именно тот самый день…

— Знаешь, — перебила его я, сдерживаясь от смеха при виде его задумчивого лица, по которому гуляли красные пятна. — Звучит как предложение. Ты, надеюсь, не?..

— Упаси меня Холхост, девчонка! Я еще не совсем обезумел, чтобы жениться в самом расцвете сил. Я говорю, что настала пора нам подкрепить наш договор чем-то более весомым, чем просто слова.

Я накинула куртку.

— Давно пора. Не верю я тебе. А вдруг ты втихаря мою долю себе забираешь?

— Кстати, неплохая идея. Как же я сам не догадался? — воскликнул он, но между делом, усаживая меня за стол. — Итак, готова?

Взяв в руки ручку, я кивнула. Вообще я не помнила, когда в последний раз выводила буквы на бумаге, да еще и ручкой, а не пером, но только мои пальцы сжали гладкую округлую деревяшку, как все в один миг вернулось.

— Начинаем. Пиши. Я, Адам Рейнгольц… Стой, чего ты ржешь?

Я утерла проступившие слезы.

— Адам? Серьезно? Интересно, и почему же ты не называешься настоящим именем?

— Да не Адáм, а Áдам, девчонка! Написала? Я, Адам Рейнгольц, находясь в здравом уме и твердой памяти, завещаю… Чего опять случилось, Холхост тебя побери?

Облизнув засохшие губы языком, я отложила ручку и повернулась к нему. Вся радость испарилась — ее будто высосали из воздуха, и взамен снова вернулась беспокойство.

— Что это?

— Завещание, что ж еще-то? — с абсолютно спокойной миной ответил проводник. — Не делай такое кислое лицо, Ольха, у меня в животе вчерашний кефир киснет. Обычное такое завещаньице в одном экземпляре. Была б у тебя за душой хоть копейка, ты бы его тоже писала.

— Зачем? — удивилась я.

— Ты моя помощница, правильно? — я кивнула. — Я твой учитель, верно? — мне снова пришлось кивнуть, хотя смысл его слов пока до меня не доходил. — Если погибнешь ты, со мной ничего плохого не случится. Ну, поплачу немного, да напьюсь — невелика беда. Но вот если судьба опять повернется ко мне задницей, и я, наконец, отправлюсь в мир иной, это будет нечестно.

Я взглянула в его глаза. И снова этот взгляд обреченного, как будто он знал, что скоро ему конец, и неумело пытался это скрыть. Я, конечно, была польщена его заботой, но мне надоело. Его ночные кошмары порядком раздражали, однако такой его вид донимал еще больше.

— Не-а, даже не проси, девчонка, — он усмехнулся. — Знаю я этот взгляд, и мой ответ: нифига я тебе не расскажу! В конце концов, должны же быть свои секреты у уважающего себя проводника? Пиши!

Стиснув зубы, я продолжила писать, едва за ним поспевая.

— Завещаю все свое движимое и недвижимое имущество Ольхе… Как там тебя по фамилии? Ах, ну да, ты ж у нас Ольха Батьковна. Короче, пиши «ученице моей Ольхе», так понятней будет, — я думала, что он закончил, но Йен пару секунд помолчал, и снова вернулся к своему завещанию. — Включая: один дом в Дэне, записанный на мое имя; один дом с амбаром, записанный на имя Генри Ллойда; мастерскую на третьем этаже швейной фабрики «Уберто»; комнату в гостинице «Южный ветер» на третьем квартале Митиса и заброшенную ферму в Дызине.

Я присвистнула.

— А кто-то говорил, что проводник не должен ни к чему привязываться!

— Ни к чему не привязываться, и что-то иметь — разные вещи, — тут же парировал он. — В любом случае, девчонка, будь благодарной. Конечно, это в том случае, если ты не решишься меня за мое добро кокнуть. Кстати, надо как раз указать это в условиях. Знаю я вас… женщины, сначала глазки строите, а потом обдерете до нитки.

Хотела я ляпнуть что-нибудь язвительное в ответ, но воздержалось. Внутреннее чутье мне подсказывало, что говорит он по своему опыту. Неужто у нашего Йена неразделенная любовь? Ха! Разбитое сердце?

— Теперь распишись. Просто чиркни свое имя, этого хватит. Отлично, — он вздохнул. — Ладно, пошли. Спустимся вниз, я как раз позавтра… Хм, уже пообедаю. А там и один уважаемый человек подойдет, чтобы сей документ заверить.

Йен забрал у меня свое завещание, и мы вместе с ним спустились вниз.

К сожалению, этот постоялый двор совсем не напоминал нашу прошлую стоянку. Ну, да, за исключением того, что люди здесь были тоже мертвые — до такой степени, что некоторых даже тошнило на самих себя.

Я боялась, что с моим новым облачением и оружием проводника, которое тот даже не пытался скрывать, нас тут же повяжут, но люди только обеспокоенно косились в нашу сторону и молчали.

Йен внезапно остановился и взял меня за руку, крепко стиснув запястье.

— Этот человек, — тихо прошептал он, буравя взглядом дверь, — совсем не уважаемый, девчонка. Он мразь, каких еще найти надо, и любит пользоваться людьми. Тихо стой себе в сторонке и не вмешивайся. Даже рта не раскрывай, поняла?

— Тогда зачем ты его пригласил? — удивилась я.

— Нужна его печать, вот и все. Ради такого можно лишний раз потерпеть. Я-то сдержусь, но ты, девчонка, иногда с катушек слетаешь. Башкой думать надо… Вот, как раз свободный столик.

Мы пристроились у окна. Йен подозвал молоденькую официантку, прошептав ей на ушко с хитрым видом несколько слов, после которых та зарделась и покраснела так, что стала похожа на переспелый помидор. Вот сволочь!

Но, как оказалось, Йен всегда все делает с умыслом. Уж не поверю, что такой огромный кусок свиной отбивной и так быстро достался ему по чистой случайности.

Я поморщилась, когда он с жадностью прямо зубами вцепился в сочащийся маслом кусок мяса, даже не используя ни вилку, ни нож.

— Чево? — на секунду оторвавшись от своего интересного занятия, он поднял голову и взглянул на меня.

— Ничего-ничего, — тут же мотнула я головой. — Ты продолжай, не обращай на меня внимания.

— Угу.

Вдруг открылась дверь. Я вздрогнула от внезапного хлопка, походящего на выстрел пистолета, а Йен рывком встал на ноги, опрокинув стул.

В проеме, освещаемом тусклым светом солнца, появилась высокая худая фигура в черном как смоль плаще, поверх которого ясно был виден яркий золотой крест с закругленным верхним концом, подвешенный на серебряной цепочке — такой же, как у Йена на фляге.

— Это он? — шепотом спросил я Йена, и тот кивнул.

Мужчина холодным взглядом своих стеклянных карих глаз оглядел корчму, а затем его взгляд остановился на нашем столике. Без лишних слов он проплыл — да, именно проплыл, так как нижние полы плаща скрывали ноги, а больше он особо не шевелился — к нам и сел на стул слева от меня, вообще не обращая на меня никакого внимания.

Йен стиснул зубы. Я видела, как сильно он волнуется, но совсем не понимала, в чем, черт возьми, кроется проблема. Проводник молча поднял стул и медленно сел, не торопясь возвращаться к трапезе.

Я покосилась на странноватого мужчину ростом с целый двухметровый шкаф, от чего походил на богомола в человеческом обличье.

Что касается возраста, то на вид я дала бы ему лет тридцать, но его кожа, гладкая и серая как камень, казалась такой идеальной, будто вообще не старела, а угловатые осунувшиеся черты лица и темные круги под глазами придавали ему вид настоящего ангела смерти. Со стороны он выглядел нелепо, но я буквально кожей чувствовала исходящее от него гнетущее чувство мрака.

Внезапно его тонкие бледные губы цвета могильного камня дрогнули. Их уголки медленно поплыли вверх, и я с некой долей удивления поняла, что он улыбается.

— Так-так-так, — я вздрогнула от его неожиданного стеклянного шепота, — кто тут у нас?

Я, сглотнув, медленно перевела взгляд на Йена. Я видела, как он изо всех сил пытается скрыть — не страх — настоящий ужас, но ему это вряд ли удавалось. Сейчас он выглядел как нашкодивший пес, щенячьими глазами глядящий на хозяина, но втайне ненавидящий в нем все живое.

— Неужто наш старый добрый Адам? Жив еще, мальчишка? Я удивлен.

— Меня зовут Йен, — сдавленным голосом ответил тому проводник.

— М-м-м, — лицо его исказилось, он нахмурился и поцокал языком. — Нет-нет, Адам, и откуда ты только взял себе это отвратительное мерзкое прозвище? Знаешь, оно настолько гадкое, что подходит разве только для проститутки из Подземья, готовой отдаться за один ломаный грош. Хотя… разницы между вами все равно никакой.

Йен напрягся. Вены на его лбу вздулись от напряжения, но он не шевельнулся.

— Давай вернемся к делу, — предложил он, но мужчину в черных одеждах эти слова не заинтересовали вообще.

— Как поживает твоя семья, Адам? — его улыбка, походящая на безобразный шрам, стала еще шире. — Как мамочка с папочкой? А твой милый маленький братец? Ах да, совсем забыл, — мужчина качнул головой, — ты же их всех убил, так? Или я что-то путаю?

— Так, — выдавил из себя Йен. — Все… предельно правильно.

Я внутренне сжалась. Я не знала, что делать. Он приказал мне не вмешиваться, но сидеть просто так я тоже не могла и поэтому… просто сдвинулась правее, желая оказаться как можно дальше отсюда. Проводник, на секунду переведя взгляд на меня, одобрительно кивнул.

— Сейчас, наверное, идешь к своей дорогой выжившей сестренке? О, можешь даже не отвечать. По твоим заплывшим от алкоголя красненьким глазкам все итак видно. Что, решил закончить свое гаденькое дельце? Я так и думал, Рейнгольц, что настоящего убийцу ничего не остановит. Особенно такого жалкого, как ты. А эти твои шрамы… они так подходят к твоей уродливой песьей личности, что лучше поступка мироздание просто придумать не могло.

Каменная маска Йена, которую тот поддерживал изо всех сил, дрогнула. Он потянулся рукой к ножнам. Я задержала дыхание, боясь, что он сейчас нападет на этого странного жуткого человека, но в последний миг его пальцы проскользнули мимо серпа и вытянули из мешочка на поясе знакомый мне сложенный листочек.

Развернув его, проводник молча протянул его мужчине в черном и откинулся на спинку стула, сильно сжимая в руках вилку.

Облизнув губы, тот, не прикасаясь к бумаге, пробежался глазами по строчкам и фыркнул. Тогда он впервые обратил на меня внимание. Он повернулся ко мне и пристально вгляделся в мое лицо, буравя меня взглядом и будто пытаясь разглядеть под кожей душу, и от этого у меня на лбу выступила испарина.

Внезапно его зрачки — всего лишь на секунду! — вышли за пределы радужки, и все яблоко стало темным как сумрачное небо. Я вздрогнула, однако стоило мне только моргнуть, как все встало на свои места.

Он скорчил гримасу отвращения и вновь вернулся к листку, будто ничего и не было. Но я могла поклясться в том, что видела.

Мы с Йеном переглянулись. Он снова качнул головой.

— Значит, снова ученичек. Да еще и девчонка! Ты никак не перестаешь меня удивлять, Адам. Раньше я думал, что падать тебе уже некуда, но ты с каждым разом преподносишь мне сюрпризы. Вот, кажется, после смерти твоего предыдущего помощника прошел только год, а ты уже отыскал себе нового. Не терпится оказаться на Черном Троне?

Йен медленно подался вперед, не обращая внимания на мой непонимающий взгляд. Он не выдержал.

— Он не был моим учеником, Мóрис, ты это прекрасно знаешь.

— Ошибаешься, — прошипел тот в ответ. — Тебе поручили его защищать и учить, а ты его убил. Не прошло и недели, как его изуродованное тобой тело доставили обратно! Ты даже не представляешь, как я хотел впиться зубами в твою тощую шею, но тебя оправдали. Старые идиоты!

Вилка хрустнула, разломавшись на две равные по длине части.

— Я повторяю: он не был моим учеником, Морис. Учеников не навязывают, их выбирают. Гольдштейн мнил себя лучше и сильнее других, хотя сам даже нож в руках держать не мог. Он без моего ведома пошел на кладбище за упырем и разворошил херов муравейник! Сколько тогда людей погибло по его вине? Сотни? Тысячи? Вот за что полагается Черный Трон, но вы решили скинуть всю вину на меня. Отлично! Это и свело его в могилу. За каждую проклятую душу я отплатил ему сполна. О, как он кричал, когда подыхал в том гнилом колодце! Я до сих пор с упоением вспоминаю, как потрошил заживо его откормленное брюхо и отрезал ему пальцы. Один за одним, один за одним…

Вот сейчас я действительно испугалась. Я боялась не столько его слов и выражения, с которым он их говорил, сколько того, что сейчас его собеседник сорвется и на него нападет. Что-то мне подсказывало, что бой сложится отнюдь не в сторону Йена.

Но мужчина вдруг хмыкнул, а потом рассмеялся. Он смеялся все громче и громче, пока окружающие на начали с неприязнью на нас косится, а Йен просто наблюдал за ним, вновь примерив на себя каменную маску безразличия.

— Адам Рейнгольц, — закончив хохотать, сказал он. — Ты знаешь: я тебя ненавижу всеми силами души, ведь ты очередное жалкое отродье черного демона, но порой и пиявки вроде тебя бывают полезны. Хорошо, я поставлю свою печать. Я даже назову тебе место: третья продольная, корчма «Ниннель». Пятеро из шайки засели там. Думаю, этого будет достаточно.

Одним движением руки он снял с шеи цепь и прикоснулся нижним концом креста к листочку. Тот вспыхнул. В следующий миг от него на столе осталась только маленькая кучка серого тлеющего пепла. Но, если судить по спокойному взгляду Йена, так и должно было случиться.

— Однако запомни, Рейнгольц, — напоследок сказал человек в черном, обращая в свой голос всю жуть, исходившую от него в тот момент, — скоро ты снова оступишься, никто в этом не сомневается. И тогда я лично посажу тебя на Черный Трон и выпью твою душу. Всю, без остатка. А девчонка будет смотреть.

Йен, сглотнув, опустил взгляд.

Довольно хохотнув, мужчина встал из-за стола и стремительно скрылся в лучах солнца, бьющих из открытой настежь двери. Больше мы его не видели.

— Ну, девчонка, кажется, все обошлось…

Йен поднялся со стула. Его тело медленно начало крениться набок. Он закатил глаза и грохнулся на пол, разбрызгивая по деревянным половицам свою кровь.

Йен

Наверное, многие задумываются, что такое любовь. Как человек, однажды прошедший через ад и проходящий его заново день за днем через сердца убитых мной людей и монстров, я с уверенностью заявляю: в любви нет ничего хорошего.

Знаю-знаю, сейчас любители поспорить и самые «знающие» люди будут со мной препираться с пеной у рта, но поймите, что своего мнения я не изменю.

Что такое любовь? Лишь чувство. Жалкое, мелкое чувство, от которого в жизни только прибавляется проблем. Любовь не решает ничего, она отравляет жизнь, даря тебе пару секунд божественной эйфории, но она не может длиться вечно. Когда-нибудь твой корабль счастья разобьется о скалы действительности, и тогда тебе станет действительно плохо. Настолько плохо, что проще приложить дуло пистолета к виску, чем жить дальше и день за днем страдать от боли в разбитом на осколки сердце.

Но этот рок настигнет каждого. Не любят только мертвые. Даже монстры не раз попадались на удочку любви, но все они кончали одинаково. В конце концов, кто полюбит монстра? Только очередная деревенская дуреха, которая через пару месяцев «прекрасной» жизни встретит другого и с радостью ускачет от тебя к нему, ввергая тебя в пучины мрака. О, пожалуй, единственный плюс этой ситуации — сладкая месть, после которой можно с уверенностью уйти на покой, пробив сердце железным кинжалом. Конечно, если ты не оборотень или волкодлак — тогда придется потратиться и найти серебро.

Наверное, я действительно привязался к этой девчонке, раз согласился подписаться на такое дело в первый же месяц нашей совместной… деятельности. И еще этот Морис — тот еще засранец. Но меня он не тронет. По крайней мере, до приказа свыше.

Почему я это сделал? Какого черта я вообще решил составить завещание? Я слишком слаб. Проклятое сердце этого придурка все еще действует на мой мозг, да и сделка с… ней дает о себе знать с каждым днем все больше. Так не может больше продолжаться! Все зашло слишком далеко…

Признаться, я всеми силами души надеялся, что она откажется, но она все равно пошла за мной и даже вытащила из города. Спасла жизнь… Черт, и кто ее вообще просил?!

Ну, у меня есть еще один шанс заставить ее повернуть обратно и не угодить на Черный Трон за отказ от ученика. Слава Холхосту, Морис был в хорошем настроении и даже подтолкнул меня на отличную мысль. Как же все отлично совпало.

Пора кончать с этой мыльной оперой. Я проводник. За свое дело я уничтожил свою семью и сотни других, и так просто лишаться этого из-за малолетней девчонки я не намерен.

О, вот и ее голос. Снова звучит в башке как надоедливое жужжание комара.

— Йен, пожалуйста, только не умирай! Все же было хорошо, я не понимаю, — хнычет. — Помогите! Чего вы вылупились? Позовите кого-нибудь, он же умрет!

Что ж, я бы рад сдохнуть, вот только я без понятия, куда попаду после смерти, это меня и пугает. Нет, вы не подумайте, мне не надоело жить в этом мире, просто достали эти бесконечные пророчества. Такое ощущение, как будто кто-то другой управляет моими действиями. Как будто он — кукольник, а я — марионетка. Из этой ситуации всегда только два выхода: или убить его, или погибнуть самому.

— Йен, держись, Йен! Только не умирай, только не умирай…

Ага, так я ее и послушал. Щас прям вернусь из потустороннего мира — мира мертвых, между прочим, — обниму ее и поклянусь, что мы всегда будем вместе. Ха! Размечталась.

Сердце билось на удивление спокойно.

Кровь стучала в ушах. С каждой секундой становилось темнее. Я медленно погружался во мрак. Внезапно передо мной вспыхнуло знакомое лицо.

Уилл…

«- Видишь, Адам, это ведь так просто! — сказал мне учитель, еще раз пронзая железным кинжалом сердце очередного человека. — Пойми же, парень, тебе придется убивать не только всяких тварей, но и людей. Некоторые монстрами рождаются, некоторые монстрами становятся. Но все монстры — люди. Они подлежат истреблению, парень. Другого пути просто нет. Мы с тобой — прирожденные проводники. За убийство обыкновенного человека, будь то мужчина или женщина, нам ничего не будет. Мы не обратимся в чудищ, но уйдем во тьму, как и подлежит. Тебе ничего не грозит, если ты убьешь ее, Адам…

Я лежал на холодном каменному полу церкви. Надо мной мерно раскачивалась огромная золотая люстра, которую окружал ореол яркого красного света.

Слезы текли из глаз. Моя кровь, вытекающая из раненого бока, омывала квадратные серые камни, и я впервые ощущал всю мимолетность и хрупкость штуки под названием жизнь.

— Отпусти ее, пожалуйста, — шептал я, не в силах пошевелиться. — Она ведь… она ведь ни в чем не виновата. Ты хотел убить меня, так убивай, Холхост тебя побери!

Если бы только встать! Если бы только поднять меч, лежащий в трех шагах от меня! Но я не смогу. Все мы обречены. Все мы умрем. Но я — сейчас.

Йен замерла. По ее щекам катились крупные капельки прозрачных слез. Ее ноги дрожали. Она едва не упала, но учитель крепко держал ее за шею, все глубже вонзая свой железный нож в ее судорожно вздымающуюся грудь.

А я смотрел. И, черт возьми, ничего не мог сделать.

— Адам, — его голос дрожал от ярости. — Ты ведь не думаешь, что любишь ее? Не ври мне! Проводник не может любить, проклятое ты отродье дьявола! Убей ее! Убей, пока не стало слишком поздно! Вставай, щенок! Поднимись, и убей ее, я тебе приказываю!

Я застонал. Я не чувствовал ног. Правая рука была вывихнута, но левой я, кажется, все еще сжимал свой серп. Если бы все было так просто…

— Слабак! — из его рта брызгала слюна. — Я потратил на тебя семь лет, и вот чем ты мне отплатил? Придурок! — треснуло ребро. — Идиот! — острие пронзило плоть. — Недоносок!

Я вскрикнул.

Из ее груди хлынула кровь. Нож полностью погрузился в ее тело. Ее ноги подкосились, и тело с глухим стуком свалилось на пол. Но она была жива. Я чуял это. Я ощущал вибрации ее трепещущего сердца. Значит, был еще шанс…

— Проводник не может ни к чему привязываться! — учитель ринулся ко мне и изо всех сил пнул меня по почкам. — Ни к чему! — еще удар. — Как это до тебя не дойдет, сучий потрох? Мы защищаем этот мир от зла — это наш долг!

Только мертвые не любят. Глупо это отрицать. Как ни увечна и уродлива любовь, и я однажды попался в ее силки. И жалею об этом до сих пор.

— Йен, — прошептал я будто сквозь сон, когда в глазах вспыхивали красные кровавые круги, и в ушах как барабанная дробь звучали слова учителя.

— Адам, — ответила она мне.

Но я чуял. Ее время стремительно утекало. Мне ее не спасти.

Он пнул меня через весь зал, крича и проклиная все на свете, будто я не отказался от судьбы проводника, а уничтожил весь его мир. Наверное, это я и сделал.

Я приподнялся. Спиной ощутил весь холод алтаря.

Надо мной возвышался могущественный золотой крест, обозначающий милость всех четырех богов. Даже Холхоста — самого могущественнейшего и злейшего из них всех. По сравнению с ним, наверное, Райна бы показалась игрушкой. И что я мог? Только молиться ему о силе. И мести.

— Это должен был быть конец твоего обучения, парень. А ты все запорол, погнавшись за юбкой очередной солдатской подстилки. Я научил тебя всему, что знал. Жаль, что столько стараний ушли впустую. Теперь ты умрешь. Другого выхода просто нет.

Я прикоснулся к своему ребру. О, как велик был соблазн вырвать его и отдаться забвению! Но нет, я не хотел, чтобы он умер так… просто. Я хотел видеть, как все они умирают. Я хотел чувствовать, как уходит из них жизнь.

И знает Холхост, я еще этого добьюсь.

Я стиснул пальцами свой серп.

Учитель с каждым шагом становился все ближе. Я буквально чувствовал весь кислый смрад вина, исходящий от него, и мускусный запах пота щекотал ноздри.

Мое сердце билось на удивление спокойно…

Я ринулся вперед. Левая рука повела вправо. Острие серпа плавно разрезало плоть, а потом впилось в кишечник. На мое лицо хлынула горячая кровь вперемешку с ошметками внутренностей.

Мой учитель пошатнулся. Всего на секунду мне показалось, что он умрет, но я ошибся.

Зажав левой рукой рану, он медленно размахнулся и пронзил мое левое плечо ножом, разрывая мышцы и связки.

— Я еще не мертв, парень! — кричал он, и его красное лицо излучало только безумие.

Я закричал. Но не от боли, нет. Я вспомнил, как убил отца. Помнил, как он кричал от ярости, раз за разом поднимая и опуская свой нож. Я был зол. Понимаю, звучит глупо, но я, кажется, сошел с ума.

Собрав свою волю в кулак, я оттолкнулся ногами от пола и толкнул учителя плечом.

Его ноги поскользнулись на крови. Он упал, и я с рыком навалился на него сверху. Выдохнув, я отрубил ему кисть. Железный нож, сверкнув, откатился под скамейки, и мой серп улетел туда же.

Левый глаз пронзила боль. Я пропустил хук с правой. И пусть у него уже не было пальцев, но твердая белая кость била не хуже.

Я свалился на бок.

Наверху звонил колокол».

— Что с ним? — кажется, голос был мужским.

— Не знаю, — лепетала девчонка. — Не знаю… Он умрет, да? Умрет?

Мне хотелось рассмеяться. Дура. Пожалуй, таких дур я еще в жизни не видел.

«Вывернувшись из захвата, я снова залез на него и с размаху ударил лбом в нос.

После звонкого хруста учитель вскрикнул. Лишь на секунду он потерял нить времени, но я должен был успеть. Размахнувшись, я снова ударил его головой, и натолкнулся на кулак.

Затылок болел. В глазах уже в который раз вспыхнула радуга.

— Идиот!..

Я сплюнул и тряхнул головой. Ну уж нет, сволочь, так просто ты отсюда не уйдешь!

Используя едва двигающуюся, но работающую правую руку я запустил пальцы в рану на его брюхе и нащупал острые края позвонков. Он закричал.

Стиснув зубы, я сдавил их еще сильнее и рванул на себя.

Остался последний рывок. Я закричал.

Мои зубы впились в его глотку. Еще секунда — и он уже лежит рядом, захлебываясь кровью, и из его горла раздаются отвратные хлюпающие звуки.

Поразительно, но даже так он отказывался умирать…

Я подполз к учителю. Поставил колено ему на горло и взялся скользкими от желчи и слизи пальцами за его нижнюю челюсть. Хрустнула кость. Наконец, мертв.

— Что же ты теперь не смеешься, мразь? — прошипел я.

Плюнув ему в лицо, я отбросил его нижнюю челюсть в сторону. Клацнули сломанные зубы».

— Я сделал все, что мог, моя дорогая, — снова залепетал этот докторишко. — Не беспокойтесь: выглядит он плохо, но вполне себе живехонек, просто открылись старые раны. Наш организм, порой, способен вытворять просто невероятные вещи, находясь на грани жизни и смерти, а он еще молод. Выкарабкается.

Угу. С другой стороны, не могу же я вечно обманывать смерть, придурок!

«- Йен, ты как?

Я взял ее за руку и сел на колени. Чудо, что она продержалась так долго, но рана причиняла ей адскую боль, которую я не мог не чувствовать всем телом.

— А ты как думаешь? — прохрипела она, брызгая слюной вперемешку с кровью. Даже сейчас она пыталась улыбнуться. — Плохо мне…

— Знаю.

— Я ведь не выживу, — по ее щекам катились слезы.

— Знаю.

— Ты можешь?..

Я стиснул зубы. Сглотнул, пытаясь подавить рыдания. Не время распускать нюни. В конце концов, ты не в какой не сопливой драме, идиот! Это жизнь.

— Я должна тебе пр-признаться, Адам, — заикаясь, пролепетала Йен. — Я ведь тебя не люблю, Адам… Все это — игра. Мне заплатили… Прости. Святая Райна, прости!

Вздохнув, я кивнул.

— Это я тоже знаю, Йен.

— Тогда почему?.. — ей было сложно говорить, но я ее понимал. Не трудно догадаться.

— Потому что тупой, вот почему. Все надеялся, все ждал, а тут вот как обернулось. Единственное, что я не мог предвидеть, это то, что заплатил тебе учитель.

— Он хотел… чтобы ты был сильным. Так он с-сказал, — она фыркнула. Кровь разлилась по лицу. — Хватит хныкать, Адам. Выглядишь отвратно.

— На себя посмотри, — с усмешкой ответил я. — С такой рожей только в комнату страха детишек пугать.

Йен через силу рассмеялась.

— Давай, не тяни. То-ошно становится от этих прощаний.

Я кивнул. Рукоять костяного ножа выскальзывала из пальцев, но я заставил себя держать его прямо. Хоть смерть должна быть без страданий.

— Адам?

— М?

— Я люблю тебя. Как друга.

— Нужен был бы друг, так бы и сказала, Холхост тебя побери. Что я, не пойму, что ли? Зачем усложнять-то?

— Я просто…

Ее тело пронзила последняя судорога. Глаза медленно потухли. Мышцы расслабились.

Смерть — странная штука. Наверное, даже страннее, чем любовь. Кто-то ее боится, а кто-то ждет ее как старую подругу, приглашая к себе домой на кружку чая, но каждый видит в ней перерождение. Прямой путь на Ледяную Пустошь или Сады Предназначения. Но никто не хочет понять, что смерть — это конец. Не тьма, не свет. Просто пустота. Разве это не ясно?»

— Чертова мышь, — недовольно бурчит Ольха, выкидывая дохлую тварь за хвост в окно. — И какого черта ты только сдохла, а? Или, может быть, наш Йен маг? Ха!

Ненавижу мышей. И крыс. От них смердит как от помойки, а еще они разносят заразу. Видал я одну бабенку, так вы представьте: она их разводила! Я даже в дом к ней заходить не стал. Ну, а как вообще находиться в комнате, в которой у тебя вся кожа покрывается от аллергии волдырями, а нос чешется так, что хочется его оторвать?

И барсуки. Те еще твари…

«- Уилл, ты ведь сдохнешь, — я рассмеялся. — Как и отец, Уилл. Мертвым будешь. Что тебе первым отрезать? Палец? Ногу? Или, может быть, язык? Что ты молчишь, Уилл? Смотри: вот Йен. А вот мой учитель, с которым вы так умело сговорились. Хотел отомстить, Уилл? Так чего не отомстил сам, своими руками, Уилл? Отвечай!

Я зашипел, вправляя вывихнутую руку, которая уже начала опухать.

Церковь опустела. Только железные люстры с желтой позолотой раскачивались туда-сюда, звеня цепями, и яркие рассветные лучи восходящего солнца пробивались сквозь мозаичные окна, покрывая запекшуюся на полу кровь прекрасным блеском.

Брат стоял в десяти шагах от меня. Его руки дрожали то ли от страха, то ли от ненависти к сидящей перед ним личности, а рот беззвучно открывался и закрывался, не в силах брякнуть ни слова.

— Давай, Уилл, — я подмигнул ему целым глазом. — Убей меня, братишка. Попробуй. Ведь ты этого хотел? Чужими руками. Руками моего учителя убить хотел, да еще и Йен приплел. Сволочь… Ничуть не лучше отца.

— Заткнись, — сглотнув, хриплым голосом ответил мне Уилл.

— Не-а, братишка. Прошло то время, когда я вам подчинялся, вонючий ты урод! Этот день должен был стать лучшим днем моей жалкой жизни, а ты все испоганил. Как всегда, брат, как всегда.

— Замолкни!

— Мне надо было только убить одного из них. Не Йен. Одного из тех тварей, которые станут монстрами, и все. Плевое дело. Но ты подговорил его подсунуть мне ее, — я кивнул в сторону лежащей рядом девушки. — Какого черта, братишка?

Уилл медленно вытащил из-за пазухи пару метательных ножей. Одно лезвие было серебряным, а от другого смердело солью и железом.

— Идиот. Серьезно? — взглянув в его глаза, я понял, что он серьезно. — Тогда давай. Попробуй. Папочка будет гордиться своим стукнутым сынком. Конечно, если он сейчас не смотрит на нас из ледышки Пустоши, хлопая глазами. А, стой, я ведь не знаю, можно ли хлопать глазами во льду!

— Хватит болтать!

Уилл взревел. Он кинулся на меня, занося оба ножа, но в самый ответственный момент поскользнулся. Носком сапога он задел Йен и с размаху полетел на пол — прямо на заботливо подставленный мной серп.

— Вот и все, братишка, — я похлопал его по плечу. — Вот и все…»

— Я ведь поняла, о чем вы говорили, Йен, — шептала мне Ольха, попивая из кружки сидр. — Мне еще мама рассказывала об этом… испытании. Чтобы стать проводником, надо убить того, кто точно станет монстром. Раньше я не понимала, какого черта она несет, но теперь все встало на свои места. Мне ведь придется убить человека, Йен? Или двух? Ответь мне, Йен, пожалуйста.

Ага, Холхост тебя побери! Щас я прям вскочил и выложил ей все на блюдечке… А вообще хорошо. Ну, хорошо, что она все знает: меньше проблем. Сопли, слезы, вся фигня…

— Только ведь это что-то вроде посвящения, разве нет? Так почему сейчас?

Почемушто. Захотелось так, что ж сделать!

— Я боюсь, — естественно, дура, все боятся! — А что если у меня не получится? Что будет тогда? Я не хочу уходить…

Поздно уходить, девчонка. Теперь у тебя только два выхода: или справиться с задачей, или очутиться в Садах. Хотя что за бред! Пустота — туда тебе дорога. И выпишу тебе скоростной билет я сам, прямо до пункта назначения.

— Глупо, наверное. Надеюсь, ты меня не слышишь, — кажется, она хныкала. Черт, только не это! Выслушивать слезные признания девчонок как очутиться в кипящем котле с маслом. То есть и шумно, и больно. — А мне понравилось, знаешь ли. Конечно, опасно, иногда до жути страшно, но, черт возьми, мне нравится! После Фальрика я наконец-то ощущаю, что что-то могу сделать, что моя жизнь в моих руках.

Просто прекрасно. Щас меня стошнит.

Гляди-ка. И правда тошнит…

«На улице маршировали солдаты. Могу поклясться, они знали, за чем идут. В конце концов, не думал же Уилл и вправду меня убить. С его «прямыми» руками это свершилось бы только, разве что, во снах. Для меня, конечно, в кошмарах. Самых ужасных, в которых я расхаживаю голышом на сцене перед народом, и они бросают в меня переспелые помидоры.

Я пополз в сторону квадратной маленькой дверцы, скрытой с другой стороны алтаря. Ноги едва шевелились. О руках я вообще должен молчать, чтобы не шокировать слабонервных.

Скользкими от крови пальцами я отодвинул задвижку в сторону и ввалился в открывшуюся пропасть. Пролетев пару секунд по лестнице, я впечатался лбом в твердую каменную стену. Перед глазами плавали дельфинчики. Как ни странно, дельфинчики оказались крылатыми и плевали друг в друга зеленой кислотой. Или это сопли?

Простонав, я пополз дальше, пытаясь не выпустить из рук свое оружие. Ножи пришлось распихать по карманам, а в нагрудном осталась лежать соль и железные опилки. Придурок. Надо было все так испоганить… Сволочь. Падла!

Черт, и куда я только ползу, твою ж мать?!

Здесь темно. И воняет ужасно. Чем? Ну, не знаю, как это объяснить… Говном воняет. И подземельем. А еще мышей летучих слышно. Пахнут, твари!..

Я вскрикнул. Моей раскрасневшейся кожи коснулась холодная как лед вода, да еще и соленая. Прошипев под нос пару ругательств, я дернулся вбок и вжался спиной в стену. Смердело скверно. Я буквально чувствовал, как смерть касается моей кожи, но раны тут ни при чем.

И какого только Холхоста держат эти унылые скромняшки-священники в своих подвалах? Черт возьми, были бы еще силы!

Я медленно выдохнул, стараясь успокоиться и выкинуть лицо Йен из памяти. Забыть! Забыть! Уничтожить все воспоминания о том, что здесь произошло и не вспоминать больше никогда.

— Вру же ведь, — пробормотал я самому себе. — Никогда не забуду.

Внезапно передо мной на миг вспыхнул странный красный огонек.

Схватив свой серп, я привстал и вгляделся во тьму, не видя ничего дальше своего носа. Что еще за чертовщина? Не хватало напороться на какую-нибудь тварь, запертую тут сотни лет. Могу поспорить, моему визиту она ох как обрадуется.

Оп-па, вот и она. Накаркал.

Во тьме разгорелись два кровавых глаза. Они на секунду застыли в воздухе, а затем медленно поплыли ко мне.

Черт!»

— Йен, ты меня слышишь?

Холхост тебя побери, девчонка! Я ж подыхаю тут, твою мать, так какого фига ты спрашиваешь, слышу я тебя или нет? Между прочим, у меня чуть кишки в спираль не свернулись. Знала бы, как больно!

Ее холодные пальцы касаются моего плеча. Тело пронзает очередная волна острой боли, но я даже двинуться не могу. Эх, сейчас бы как следует ругнуться. И влепить ей пощечину. Чтоб очнулась, дуреха.

— Йен, ты только живи, Йен.

Ага. И куда ж делись все твои иголки, Ольха? Такая ты мне больше нравилась. Живу я, куда ж я денусь-то. Тогда жил, и сейчас живу.

«- Мне вот интересно, ты-то еще кто? — сказал я огненному чуду с крыльями, которое предстало передо мной во всей своей «красе», слепя глаза.

Конечно, я знал, кто это был. Див — или дэв, кому как удобнее, — подходил для этого случая как нельзя кстати. Подрабатывая по ночам в темных переулочках прорицателями, дивы нередко помогали людям, но всегда с корыстной целью. Например, запросто могли отжать у отца новорожденного ребенка и жрать его на обед, ужин, завтрак и даже полдник. Злые духи, они такие.

Предсказания всегда сбывались, но цена их была высока. Сам я однажды едва не попался на их удочку, но мне в тот момент услужливо прилетел кулак в глаз от учителя.

— Я Фарион, — его тихий голос походил на треск дров в костре. — А ты кто?

Говорить ему свое имя — глупость, граничащая с полным дебилизмом, и я брякнул первое, что мне пришло на ум.

— Йен я, дядечка.

Склонив безликую голову вбок и разбрызгивая искры, Фарион, шелестя огненными крыльями, медленно подплыл по воздуху ко мне. Ростом он был с обезьяну. С уверенную такую двухметровую гориллу.

— Плохо выглядишь, Йен, — заметил див. — Я слышал бой наверху и чую кровь. Ты убийца?

— Можно сказать и так. А ты здесь заперт? Выйти можешь?

— Да, заперт. Нет, не могу. Хочешь знать, сколько я здесь?

— Не мешало бы.

Знать, сколько заперто в ловушке подобное существо — полезная информация. Часто именно она только и спасает. Почему? Догадаетесь сами — это слишком легкая логическая цепочка, чтобы ее подробно описывать.

Его когтистые пальцы, сотканные из пламени, пару раз согнулись и разогнулись.

— Пять… десять… Сорок лет. Именно сорок, Йен. А ты сколько здесь?

— Шесть минут и тридцать секунд. Погодь, уже тридцать пять.

— Довольно точно, — он сложил руки на груди и задумался. — Хочешь, я скажу тебе твое будущее?

— Нет, спасибо, — я зажал пальцами кровоточащую рану на боку. — Что-то мне подсказывает, что лучше уж мне его не знать.

— Так и есть.

— Может, лучше предскажешь свое прошлое?

Див задумался, и это дало мне время хорошенько к нему присмотреться. Вообще он походил на птицу. И немного на человека. Длинный клюв, который я принял по глупости за нос, шипел от малейшего холодного порыва ветра, а под огнем скрывалось едва заметное черное оперение ворона.

Когда-то говорили, что дивы — безобидные существа. Что они не по своей воле предвещают беду и несчастья тому, кто их увидел, но со временем все изменилось. Теперь же от них можно было избавиться только двумя способами: или убить, или запереть в подобном месте, где вокруг соль и сырость, которая сковывает их огненную натуру.

Запирать его мне, конечно же, больше негде, поэтому надо убить. Хорошо, если он по своей тупости раскроет мне секрет своего происхождения или даже истинное имя, тогда бы я смог заставить его подчиняться, но что-то мне подсказывало, что Фарион этого не сделает.

— Нет, Йен. Нельзя, к сожалению.

— Ну, что поделать, — пожал я плечами. — Убивать сейчас будешь или еще поболтаем?

— Сейчас, наверное, — грустным голосом сказал див, как будто разочаровался в жизни. — Ты точно не хочешь предсказаний? Это интересно!

— Не-а.

— Тогда прощай.

— Ага.

Естественно, погибать я пока не собирался. Хрена с два!»

Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я сдохну от тоски.

Ну, я всегда представлял свой самый кошмарный страх как-то так. Я чувствовал себя, как будто был заперт в гробу глубоко под землей и связан цепями по рукам и ногам. Интересно, сколько бы я продержался, прежде чем сдох от обезвоживания или сошел с ума? Ни отлить нормально, ни поср…

Еще эта девчонка. Я хоть и оказался слеп как крот, но чуял ее запах рядом с собой. И еще слышал. О, болтала она без умолку, и от этого мои мозги медленно превращались в кашу.

— А я в детстве мечтала эльфов увидеть, — кажется, ей делать совсем было нечего. — Интересно, существуют ли они вообще? Вот что бы ты сказал? Черт, хорошо, что ты меня не слышишь…

Я бы взвыл. Если б смог.

Эльфы. Ха! Не мели чепухи, девчонка. Эльфы существуют лишь в сказках, причем в самых различных вариациях. Некоторые видят их мелкими озорными существами с крылышками и магией, другие же думают, что они как люди, только живут бесконечно долго и скрываются в лесах. Проблема в том, что если бы они существовали, то, судя по этим легендам, являлись бы целой расой. И из кого бы они появлялись? Пришлось бы вырезать целый народ, государство! Короче, туфта это все.

Но они все равно когда-то жили здесь, рядом с нами. И одну из них я знал.

«Над головой громыхнуло.

Здоровые камни сыпались вниз. Они крошились в песок, который застывал в воздухе и забивался в легкие, мешая дышать, и вызывал кашель.

Я сплюнул и пополз к воде, прикрывая голову.

— Посмотрим, как ты относишься к солененькому, тварь.

— Йен? — спросил див. — Ты где, Йен? Мы же договорились!

— Хрена с два мы договорились, урод вонючий!

Еще один заряд жидкого вязкого пламени ударил в потолок, порождая новые волны землетрясения. Черт возьми, я едва двигался, а он тут огнем кидается, сволочь.

Наконец, добравшись до подводного озера, я перелез через край и окунулся в воду.

Раны неимоверно болели. Все тело зудело, но выбора у меня особо и не было. Я, в конце концов, не всесилен, и жить мне еще хочется. По крайней мере, чтобы прикончить тех, кто остался. Месть, сладкая месть…

— Эй! — я свистнул, привлекая внимание разгорячившегося дива. — Здесь я, тварь. Хочешь убить? Пожалуйста!

Монстр щелкнул клювом. Его крылья медленно развернулись, заполоняя своим светом всю пещеру и слепя глаза. С визгом, от которого трещали кости, див ринулся вперед, выставляя перед собой скрюченные когтистые пальцы.

Моя смерть с каждой секундой становилась все ближе.

Хотел я рассмеяться, но в тот момент мне было не до шуток, а сидр, выпитый с утра, требовательно просился наружу, заставляя нервничать и ерзать. Говорил ведь мне учитель не напиваться перед боем, так какого Холхоста я его не послушал?

Пять метров. Три метра. Два метра.

— А-а-а-а!

Я нырнул. Повезло, что озерцо оказалось ни мелким, ни глубоким — как раз посередине, чтобы я смог скрыться от столкновения и не утонуть. Плавал я всегда скверно, но сейчас мое умение упало ниже плинтуса.

Глотая соленую воду, которая заливалась в рот и выливалась из ушей, я рывком отплыл влево, пытаясь оставаться в сознании.

В ту же секунду див с шипением врезался в поверхность озера.

Как я и ожидал, его огонь потух, не в силах выдержать напор соленой воды, а черное оперение, которое я едва различал в наступившем мраке, пузырилось и плавилось.

Див кричал от боли. Он пытался выбраться, но крылья больше его не слушались.

— Ну ты и тупой, придурок, — фыркнул я и кинулся ему на шею, утягивая все дальше на дно.

Потухшее чудище-чревовещатель извивалось. Поняв, что только что совершило самую глупейшую ошибку своей жалкой жизни, оно брыкалось и тянулось к воздуху, но дыхание его кончалось. И соль вместе с железным ножом, застрявшим у него меж ребер, делали свое дело.

— Какая ирония, — хотел сказать я, но наверх поднялись лишь пузырьки. — Чужую смерть предсказываешь, а свою — нифига!

Мои руки покрылись свежими царапинами от когтей. Легкие горели. Сердце стучало как бешеное, страшась неизбежного. Придурок!

Я едва его удерживал. Еще чуть-чуть!..

Птица-переросток медленно стала утихать. Моя спина коснулась дна.

Прошла секунда, и мы оба, кажется, сдохли. Идеальный конец дня…»

— Как наш дорогой Адам? Надеюсь, еще не обрел покой в лучах небесных?

Мог бы, сплюнул. Почему? Потому что голос Мориса я смогу различить среди тысяч похожих, а исходящий от него запах — среди всего миллиарда. И чего он только приперся? Холхост, Ольха, одна!

Я застонал и начал вставать, но только я дернулся, как в районе живота сразу стало больно.

— Черт, Йен! — девчонка бросилась ко мне и стала утягивать меня назад в постель, крепко держа пальцами за плечи. — Лежи, тебе еще нельзя вставать.

— Да, Адам, лежи и не двигайся, — насмехался Морис. — А я уж о ней позабочусь.

— Что?..

«Я закашлялся, сплевывая соленую воду. Легкие все еще жгло, но я, кажется, был жив.

Когда в глазах немного прояснилось, я понял, что надо мной кто-то стоит. Сначала размытое пятно, очертания девчонки медленно приобретали четкость, а находящийся за ней солнечный диск не лучшим образом пускал лучи в глаза, мешая ее нормально разглядеть.

— Святая Райна, скажи, что я сдох… — пробормотал я и хлопнулся в обморок.

Очнулся я уже от того, что кто-то настойчиво лупил меня по щекам.

— Ай, ай, ай! Нехорошо избивать мертвецов!

Я перевернулся на бок. Меня стошнило.

— Однако ж ты наелся, — усмехнулась она. — А это что, жук? Фу!

Я отдышался. Кто ж знал, что мертвых тоже тошнит?

— Да не умер ты, не умер, — она похлопала меня по плечу. — Хотя очень пытался — твоему упорству можно только позавидовать. Что, что не убивает, делает тебя сильнее, так, что ли? Я тебя едва откачала.

— То-то я думаю, кого фига у меня губы клубникой воняют. Ты меня что, целовала? Некрофилка!

— Сам такой. Кто это вообще? — девчонка махнула поразительно тонкой рукой. — А, не важно. Я, между прочим, тебе жизнь спасла, а ты обзываешься. Нехороший человек!

— Я бы на твоем месте сказал чего похуже, — протерев порванным рукавом лицо, покрытое грязью и засохшей сажей, я повернулся к ней и застыл. — Похоже, я действительно умер…

Она удивленно подняла брови.

— С чего это?

— А т-ты кто?

Она улыбнулась и протянула мне руку.

— Я Марианна!»

— Нет!

— Не торопись отказываться, — спокойным холодным голосом отвечал ей Морис. — Ты девушка умная — по крайней мере, я на это искренне надеюсь, — так что сама подумай. Посмотри на него. Он ведь овощ! Что ты с него получишь? Только загубишь свой дар и не сможешь спасти десятки, а то и сотни невинных жизней. Перестань думать только о себе.

Я удивился. Никогда я еще не слышал, чтобы Морис кого-нибудь уговаривал. Обычно все делали так, как он хочет, по умолчанию, боясь лишиться уха-другого. В конце концов, органы тоже не лишние.

М-да, и какого Холхоста я тут делаю? Все ж нормально было. А сейчас — инвалид. Зашибись. Нет, пора выбираться. Закончим дела здесь, быстрее попадем к сестре. Что-то у меня на ее счет предчувствие плохое.

— А я сказала: нет! — молодец, голос дрожит, а все равно свое толкает.

Я застонал. Пальцы сжали пропитанную потом простыню.

— Йен, — девчонка снова подбежала ко мне. — Лежи, ты еще болен.

— Если Адам и болен, то на всю голову, — раздраженно прошипел Морис. — Снова ты все портишь, Рейнгольц. Когда ты уже сдохнешь?

Хотел бы я ответить в тему, но снова окунулся во мрак.

Как оказалось, очнулся я на рассвете третьего дня. Морис уже ушел, так что набить ему морду у меня так и не вышло. За окном горланили чертовы петухи. Отвратные людишки голосили во все горло, а эти мерзкие дети пинали мяч в стену, громко хохоча. Что за дурацкое развлечение?

Ага, настроение было, одним словом, ни к черту.

Я судорожно глотнул свежий воздух. Сбросив с лица одеяло (и как оно там оказалось?), я медленно выдохнул, вмещая в весь этот вздох все свое недовольство этим бренным миром.

Перед глазами все крутилось, смешиваясь в веселенькую палитру красок и смесь вертящихся неявных образов, а голова трещала, как будто мне только недавно хорошенько вдарили по черепушке кувалдой.

Я повернул голову влево и нахмурился.

— А ты чего делаешь, девчонка?

Ольха, чьи руки почему-то дрожали, одевалась и сейчас пыталась затолкнуть второй метательный клинок в ножны.

— Неужто решила меня бросить и свинтить? Эх, а я думал, ты больше протянешь!

Она натянута улыбнулась.

— Я рада, что ты жив. Несмотря на то, что говорил Морис.

— Ага. А я-то как рад, ты не представляешь! Что со мной случилось?

— Лекарь сказал, что открылись старые раны.

Я крякнул.

— Говорил же, лучше надо было зашивать.

— Ну уж извини, я никогда еще ничего такого не делала!

— Ладно-ладно, проехали. Я выбрался, а это сейчас главное. Сейчас бы пожрать, было бы вообще прекрасно. Кстати, так куда ты намылилась, да еще без меня?

— Да я быстро…

Ясно. Я медленно поднялся и свесил свои тощие и просто омерзительно бледные ноги с кровати, снимая со спинки рядом стоящего стула свои брюки.

— Дальше можешь не продолжать. Что тебе сказал Морис?

— Ничего особенного.

— Отлично. Ты просто поразительно убедительно умеешь врать, девчонка. Был бы я еще чуточку тупее, с радостью бы тебе поверил.

— Но тебе нельзя вставать!

Я показал ей фигу.

— Ладно, — выдохнула она. — Он сказал, что если сегодня ничего не будет сделано, то завтра ты уже окажешься на Черном Троне.

— А ты, можно подумать, знаешь, что это.

— Он объяснил.

Проклятый урод!

— М-да. И как благородно! За мою скромную шкуру ты решила одна выйти против пятерых матерых убийц, входящих в шайку бандитов и разбойников, так что ли? Даже я не поверю, что у тебя может так разыграться воображение.

— Он сказал, что хватит и одного.

— Просто прекрасно. Я иду с тобой.

— Нет!

— Да. Оп, молчать, — я махнул в ее сторону рукой. — Это не обсуждается, девчонка, ибо я так решил. А кто я в этой комнате? Я — царь и бог!

Накинув на плечи свой жилет и сжав обсидиановую подвеску на шее, я вздохнул. Последним моим воспоминанием о прошлом оказалась Марианна, и хоть убей, я не понимал, причем тут она.

А может, при всем? В конце концов, она тоже умерла по моей вине.

Я улыбнулся. Эх, как хорошо, наконец, быть самим собой! Так что, Геральд, катись-ка ты со своим сердцем куда подальше, ты итак мне чуть всю жизнь не попортил!

* * *

Ага, и с вами снова я. Кто я? Так я же, Йен! Думали, я отпущу вас, так и не рассказав сказочку на ночь? Ошибаетесь!

Вообще, сейчас должна была быть история девчонки, но она благополучно скончалась на днях. Шучу, не скончалась. Наверное. Вообще хрен ее знает, теперь мы вроде как врозь. Она там, наверху, а я спокойно посиживаю здесь, в настоящем таком аду, от которого у меня до сих пора мурашки по коже.

Итак, с чего бы нам начать? Хм…

Эльфы вообще загадочные существа, и мало кто их видел вживую, а кто видел, тот уже давно мертв. Естественно, кроме вашего покорного слуги. Ну, то есть меня, если кто еще не понял мой скромный намек. Хотя, кажется, теперь я тоже вроде как не считаюсь.

И хотя я был тесно знаком с одной из них, постичь всю их натуру, пропитанную пылкой «любовью» к природе, я так и не смог. Как говорится, если не дано, то не дано, что уж тут поделать.

Думаю, я итак вам уже порядком поднадоел, так что постараюсь рассказать все вкратце и подавить свою тягу к графомании, как бы сильна она не была.

Как вы уже поняли, люди и нелюди рядом со мной дохнут как мухи, и я уже к этому привык, но тогда, когда в моей жизни появилась Марианна, я еще даже и сражаться толком не мог, не то что постоять за себя. Да, я прикончил учителя, убил отца и брата и справился с дивом, но ума это мне не прибавило нисколько. Я как был тупым наивным пнем, так и остался. Наверное, решающую роль в моем становлении сыграла именно эта выдающаяся во всех смыслах воинственная эльфийка, попытавшаяся меня убить после первых же трех часов знакомства.

Нет, я серьезно. Уж не знаю, что она там во мне почувствовала, но больно мне было очень.

— Купаюсь я, значит, себе мирно в этом прелестном озерце, а тут меня за ногу хватает чья-то ледяная мертвая рука! Я уж думала, хмырь какой прицепился, хотела не глядя пнуть пяткой, а потом прикончить мечом, но догадалась посмотреть, кто такой умный плавает весной в этом проклятом пруду. Ну, и тебя нашла. Синюшный был, просто ужас, и распух весь. Решила, окочурился. В конце концов, откуда тебе вообще появиться? Я уже здесь как три дня и утопленников не видела, а значит и не мог ты только что в воде оказаться. А потом вспомнила, что озеро-то подземное. Мало ли, сколько у него притоков, да еще и город рядом. Вытащила тебя на берег, ну и… вот так как-то.

Она резко придвинулась ко мне. Только я хотел испуганно отшатнуться и завопить, что, мол, насилуют, как Марианна схватила меня за волосы и обнюхала. Нет, натурально так стала нюхать мою шею, словно от меня воняло как от навозной кучи, а она не могла понять, откуда именно идет запах.

Честно говоря, запашок от меня шел отовсюду.

— Странный ты, человек. И пахнешь странно.

— Ну, спасибо за комплимент, — я поморщился. Настроения препираться с выдуманным существом у меня не было, да и я реально не мог прийти в себя. Раз она здесь, то у меня или глюки, или я отправился на тот свет. А то, что в обморок я хлопнулся на дне подземной лужи, а очнулся посреди леса, только сгущало краски. — От тебя тоже не цветочками пахнет.

Марианна пожала плечами. Она вытащила из своего мешка небольшой кусок солонины и разрезала его надвое. Без ножа резала, когтями. Ах, да, я кажется, забыл упомянуть, что у эльфийки вместо ногтей росли натуральные такие плоские треугольные когти иссиня-черного цвета, и, судя по всему, по остроте они не уступали и бритвам.

Закончив разделывать мясо, она протянула половину мне.

— На, мертвец, кушай себе на здоровье.

В благодарность кивнув, я принял еду и умял ее за один присест, с отстраненным удивлением понимая, что действительно голоден. Значит, все-таки жив.

— Итак, Марианна, значит ты… — я нахмурился, пытаясь не фыркнуть. Неужели действительно оказался в какой-то девчачьей сказке на ночь?

— Эльф, — кивнула она.

— Угу. Эльф. Дай-ка руку, эльф.

— Зачем?

— Жрать хочу, просто ужас.

К моему удивлению, она тут же выполнила мою просьбу и выжидающе посмотрела на меня — так, будто действительно думала, что сейчас я вытащу серп, отрежу ей руку и буду жарить ее на костре до хрустящей корочки.

Я сунул пальцы в карман, надеясь, что там еще осталось хоть чуть-чуть соли. Конечно, на слово я ей верить не собирался, да и не видел я, чтобы она в озере купалась. Сейчас передо мной мог сидеть самый заурядный расхрабрившийся трикстер.

Сыпанув ей в ладонь немного полурастворившихся гранул вперемешку с железными опилками, я стал ждать. Но ничего не произошло.

Более того, Марианна поднесла жижу к носу, принюхалась, а потом лизнула языком, с отвращением после этого поморщившись.

— Что-то не похоже на еду.

— Так выкинь, — вздохнул я. Верить, что она эльф, я все равно не собирался.

Аккуратно ссыпав все на землю, она вытерла руку о короткую кольчужную рубаху, прикрывающую только грудь и едва доходящую до живота. Конечно, раньше она наверняка была больше, но теперь ее кривые погнутые края почернели от ржавчины и сажи, а кольца поскрипывали при каждом движении. Кажется, она попросту распалась на части, а носить оказалось можно только эту.

Я с опаской покосился на тонкий серебряный меч с клинком в виде листа. Кажется, такие называли ксифосами — заморское словечко, — но этот казался мне намного длиннее и столько же уже, а идеальная крестообразная гарда изгибалась и утолщалась к краям. Выглядел он, мягко говоря, свирепо, а примесь драгоценного метала заставляла меня ерзать на пятой точке.

— Что-то не очень-то вас и много, эльфов, как я погляжу, — тихо пробормотал я.

— Ага. Я последняя!

Угу, последняя она. Проказников много, и каждый говорит, что он единственный и неповторимый, когда мы их убивали.

— Так что ж ты не скрываешься, последняя?

— От чего? — Марианна непонимающе нахмурила тонкие ночного неба цвета брови.

— Ну, не знаю. От врагов, например. Не зря же ты последней оказалась.

— А, не мели чепухи, — махнула она рукой. — Последняя я просто из-за того, что все остальные умерли.

— Не трудно догадаться.

— И умерли они не от людей или других существ, а сами. Взяли и умерли. Даже не спрашивай, сама ведь тоже ничего не знаю.

— Ясно, — я поморщился и схватился за бок, из которого снова начали литься тонкие струйки крови. Черт, только не сейчас!

Марианна шумно вдохнула. Пристально глядя в мои глаза, от чего у меня шерсть на затылке встала дыбом, а сердце начало быстро стучать, призывая мозг приказывать ногам бежать, она медленно вытащила из высокого правого сапога кривой нож и придвинулась ко мне.

Я сглотнул. Медленно отполз на шаг назад.

— Эй, эй! Ты чего? Учти: я не в том настроении, чтобы до меня домогаться!

— Чего? — мимоходом спросила она, а сама приближалась все быстрее и быстрее, выставляя перед собой клинок. Через секунду, схватив меня за шею, Марианна навалилась на меня сверху и попыталась вонзить в сердце нож. Молча.

Руки дрожали от напряжения. Одной рукой пытаясь не дать стали меня укокошить, а другой придерживая за плечо обезумевшую эльфийку, я прохрипел:

— Какого Холхоста ты делаешь, твою мать?!

— Освобождаю тебя, чего ж еще? Ты болен, человек, значит, тебя надо убить. Облегчить, — она напряглась, сильнее проталкивая нож вперед, — страдания!

Я взвыл, когда стальное с вкраплениями серебра острие коснулось кожи.

— Не удивительно, что вы все вымерли…

Собрав свои последние силы в кулак, я ударил ее коленом по печени и скинул с себя.

— Хватит! — я поднял серп (вообще удивительно, как я не растерял все свое оружие!). — В порядке я! М-м-м, надо только рану зашить, вот и все.

Марианна выпрямилась и убрала нож.

— Не хочешь умирать быстро, человек, ну и ладно.

Она снова уселась напротив, бросая в мою сторону обеспокоенные взгляды.

Я, едва отдышавшись, кивнул и стал приводить себя в порядок. Стянул с себя рубашку и старый крысиный жилет. Кинул их отстирываться в соленое озеро, а сам откупорил рукоять серпа и вытащил кривую иголку вместе с мотком проспиртованных заранее ниток.

Внимательно осмотрев свой тощий бледный торс, я провел ревизию «дырок» в теле и решил начать с пропоротого левого бока, пока не хлопнулся в обморок. С такими «соседями» лучше уж сразу себе могилку копать, чем закрывать глаза больше чем на две секунды.

Тщательно следя за тем, чтобы лоскутки разорванной кожи не оказались внутри — лишние проблемы мне сейчас ни к чему, — я начал штопать.

— Уродливо выйдет, — после долгой паузы сказала Марианна.

— Плевать. Между жизнью и красотой я однозначно выбираю первое. Тем более я итак рожей не вышел, так что ничего особо не изменится.

Но только я перешел к плечу, как раздраженно отложил иголку в сторону.

— Что случилось? — она все это время внимательно за мной наблюдала, медленно пожевывая остатки солонины.

— Одной рукой неудобно.

— Так давай я помогу!

Я недоверчиво покосился в ее сторону и заглянул во внезапно загоревшиеся синие глаза. Знаете, так блестят глаза у мясника-виртуоза, которому бросили вызов, и он готовится разделывать тушу, так что подпускать ее к себе я не намеревался. Ну, по крайней мере, пока.

— Ладно, — вздохнул я после четверти часа возни в своей запекшейся крови, когда только еще больше разбередил рану. — Вот тебе инструменты. Приступай!

Усмехнувшись, Марианна убрала непослушные темно-рыжие локоны за уши и подползла ко мне, принимая иглу.

— Ложись.

— Чего?

Не дожидаясь, пока до меня дойдет смысл ее слов, она толкнула меня рукой в плечо, и я с вскриком свалился на землю.

— И не шевелись.

Поставив одно колено мне на грудь — черт возьми, мои ребра итак трещали по швам! — Марианна прижала когтями края раны друг к другу и стала быстро шить, да так что я едва замечал проблески иглы в ее руках.

Закончив, она внезапно плюнула на шов и растерла вязкую слюну по коже.

— Эй, а это зачем? — возмутился я, когда она слезла, и я снова мог дышать.

— Быстрее заживет, — спокойно ответила она, хватая своими загребущими ручищами мой серп и заталкивая нитку с иголкой обратно. Вставив пробку в рукоять, девчонка внимательно обнюхала сталь, и только потом отдала его мне.

— Что-то я раньше не слышал о таком методе, — проворчал я.

— Ты и эльфов раньше не встречал.

— Угу, — вытащив из мешочка на ремне пузырек со спиртом, я стал смачивать им пальцы и тщательно прижигать раны, попутно делая один-два глотка — для храбрости.

День прошел на удивление быстро для нас обоих. Я все это время занимался тем, что соскребал с себя грязь и кровь, стоя по пояс в озере, от которого мурашки шли по коже, и пытался собрать по частям свою одежду, а Марианна только и делала, что пялилась на меня так, как будто я засушенная башка в банке в кунсткамере, и от этого у меня под конец сдали нервы, и я недовольно утопал в лес. Надоедливое создание тут же отправилось за мной.

Ближе к ночи пришлось разжечь костер. Ну, тут от нее хоть толк был.

Пару раз чиркнув клинками друг о друга, я подтолкнул опилки к центру и осторожно заложил все это собранными эльфийкой дровами, наблюдая, как неспешно разгорается желтоватый огонь.

— Знакомьтесь, — брякнул я, заметив ее круглые как блюдца глаза, уставившиеся на костер. — Марианна — огонь, огонь — Марианна.

Она недовольно нахмурилась и тряхнула головой.

— Ты что, тупой? Я знаю, что это!

Я пожал плечами. Оперся спиной на ствол дерева и закрыл глаза, пытаясь не дрожать от холода. В голове было на удивление пусто. Я просто не знал, что мне дальше делать, и есть ли еще цель в этом мире, ради которой мне стоит жить.

Проводником мне, ясный пень, больше не быть. После того, что случилось в церкви, орден будет преследовать меня, пока не достанет и не убьет за прегрешения моего дебила-учителя и братоубийство, а месть — дохлое дело. В конце концов, что я могу сделать? Надо трезво оценивать свои шансы, а их-то у меня как раз ноль. Такой здоровенный жирный ноль без никакой палочки.

Внезапно я почувствовал легкое прикосновение к своей руке.

Я открыл глаза. Удивленно наблюдая, как Марианна пристраивается ко мне сбоку, кладя мою руку на свое плечо, я спросил:

— Ты чего это творишь?

— Холодно.

Обреченно вздохнув, я попытался заснуть.

* * *

«- А ты думал, добро победило? Зло ушло? Хочешь, я открою тебе секрет? Здесь не существует ни того, ни другого. Люди предоставлены сами себе как бесхозные овцы! Они творят невесть что, убивают друг друга за херов ломаный грош и завоевывают все подряд, проливая кровь невинных, и оправдываются верой. Богами! Но мы с тобой — и есть боги, пацан. И когда-нибудь они действительно будут в нас нуждаться. И знаешь, что мы сделаем в ответ? Мы передавим их как тараканов, одного за другим, одного за другим!..»

— У тебя есть имя?

Марианна все лежала рядом, свернувшись на мне как кошка на коленях, но с ее ростом это было несколько… проблематично. И выглядело конкретно по-дурацки.

Я демонстративно закряхтел — ноги окончательно затекли, — но намеков она явно не понимала. Только хлопала ресницами и глядела на меня.

— Есть.

— И какое?

Я задумчиво пожевал губу.

— Йен.

— Какое-то оно короткое…

— Какое есть.

Она зевнула. Потом еще раз. Мне кажется, что секунды тянулись удивительно долго, но в причину моей исключительной вежливости я почему-то никак не мог попросить ее слезть. А может просто боялся, что она меня сожрет. В конце концов, я еще не выяснил, кто она такая — не эльф же и вправду.

Наконец, Марианна медленно поднялась на ноги и размяла спину, продолжая непрерывно и долго зевать. Ну, точь-в-точь как кошка!

— Надо еды достать, — сказала она мне, вытаскивая из земли меч. — Пошли!

— Когда это я говорил, что мы теперь вместе? Что за дискриминация выживших, я не понимаю?

— Чего-чего?

— Не важно, — я вздохнул и медленно поднялся. — Ну, веди меня, большая черепаха!

— Я не черепаха.

— Какое открытие. Что, правда?

Она нахмурилась. Пару секунд понаблюдав, как я проверяю швы, она тряхнула головой и убрала рыжие локоны за уши.

— Ладно. Итак, что у тебя осталось в закромах? Чем будем завтракать?

— Мы будем охотиться!

— А! А! А! — я погрозил ей пальцем. — Не смешно!

— Я не смеюсь. Я же должна узнать, на что ты способен, разве нет?

— Зачем тебе это?

— Просто, — с этими словами — а вернее, словом, — она развернулась на каблуках и пошла в сторону темной чащи так бесшумно, что я задумался, а не фантом ли она. Да нет, я же ее чувствовал — значит, не фантом.

Уж не знаю, почему, а может, у меня просто шарики за ролики заехали, но я пошел за ней следом, поддаваясь странному тонкому запаху леса, который манил меня все больше и больше. Конечно, не так тихо, ломая буквально каждый сук на своем шагу, однако я все-таки нашел ее у края низины, через которую проходил тонкий ручеек пресной по аромату воды. Как раз напьюсь!

— Слишком шумно, — ткнула она меня локтем в бок, когда я присел у камня рядом. — Ты должен ходить тише, чтобы добыча не сбежала.

— Как могу, так и хожу, — буркнул я в ответ, оглядывая высокие зеленые деревья, росшие идеальным кругом у границ низины. — Чего мы вообще сюда приперлись?

Марианна вдруг схватила меня за волосы и ткнула лицом в маленький, едва выбивающийся из-под земли холмик в тридцати шагах от нас. Она шумно вдохнула воздух.

— Чуешь?

Не видя в этом никакого подвоха, я принюхался к воздуху. Пахло почему-то драными кошками. И барсуками. Вот твари!

Я чихнул.

— Ну, бродит здесь какой-нибудь дикий кошак, и что? Я, конечно, гурман, но глистов жрать не намерен, а ты уж поверь, что их-то как раз в нем будет больше всего.

— Да нет, какие глисты? Ты чуешь, а значит ты не человек! — ее глаза победно заблестели.

Я стиснул зубы. Ага, ага. А кто я, если не человек?..

Правильно, не человек. И каждая сволочь спешит об этом напомнить, чтоб вас Холхост придушил. Но Марианне это было совсем неважно. Наоборот, она из-за этого относилась ко мне еще лучше, из чего я понял, что она точно стукнутая на всю голову.

— Теперь попробуй еще раз, — ее ладонь переползла с затылка на плечо. — Старайся понять, что именно ты чувствуешь, а не просто нюхать.

— Слушай, можно подумать, я тебе какая-то ищейка. Вот если б я был, я бы тебя предупредил самой первой, ты не беспокойся.

Но мне стало интересно. Прикрыв глаза, я сделал попытку сосредоточиться и снова втянул запах леса, едва различая один запах от другого.

— Понимаешь?

— Да.

— Идем?

— Да!

Уж не думал я, что в таком состоянии смогу скакать как беговая лошадь, но близость легкой добычи заставляла все мое нутро трепетать от возбуждения, а пальцы судорожно сжимать ножи в предвкушении пира.

Рассмеявшись, Марианна легко обогнала меня и повела вперед через кочки, занося для удара свой меч, как будто он весил меньше пушинки.

— Вправо!

Я мгновенно понял, о чем она говорит, и послушно свернул направо, заходя сзади.

Шаг, третий. Еще шаг!

Земля перед нами с треском разверзлась. В воздух поднялась туча пыли и земляных брызг.

Я резко подсел и ушел в сторону, уворачиваясь от летящего в меня валуна, покрытого слоем грязи. Марианна, вскрикнув, кувыркнулась и молниеносно сделала выпад.

Огромный земляной кот размером с целую пантеру — или даже больше! — взвыл.

Он отпрыгнул назад, отбиваясь тяжелыми лапами, покрытыми выцветшей желтой шерстью, а потом его мощные пружинистые лапы легко подняли его вверх, и он снова исчез под толщей земли.

— Сзади!

Я резко развернулся на каблуках.

Картинка передо мной замерла, как будто в мозгу у меня отпечатался лишь рисунок и ничего больше, а в следующий миг все замелькало с утроенной скоростью.

Извернувшись, я легко подрезал коту сухожилия на передней лапе.

Чудище взревело, но ходу не сбавило. Оно, не останавливаясь, понеслось головой в ближайший валун, а затем снова скрылось в пустоте, махнув напоследок лысым хвостом.

Стало тихо. Мы переглянулись.

— Чувствуешь?

— Да, — снова порывисто кивнул я, ощущая небывалый прилив сил. Не знаю, как это можно описать словами, но я словно напился вином до беспамятства, но все еще оставался трезвым как стеклышко. Такое ощущение, как будто я мог в секунду завладеть всем миром.

Почва за Марианной вздрогнула.

Без лишних слов воительница развернулась и вонзила меч в землю по самую рукоять, и где-то там, совсем рядом, но оставаясь невидимым, снова заголосил раненный кот, у которого хватило глупости не убегать с поля боя. Но он ведь уже был обречен.

— Лови!

Других слов мне и не требовалось.

Повинуясь какому-то дикому инстинкту, бурлившему у меня тогда в крови, я проследил за земляной чередой вздымающихся растений, которая тянулась от меча, и прыгнул вперед.

Монстр резко выскочил вверх. В его черепушку вонзился железный нож. В мертвых глазах еще долго стояло ничего не понимающее выражение.

Я испуганно выдохнул. Признаться, только несколько вещей в жизни шокировали меня с такой степенью, и эта явно была из них. Холхост тебя побери, что только что произошло, мать вашу?

— Отлично.

Она подошла к еще горячей туше земляного кота и вытащила из сапога нож. Едва перевернув его на бок, Марианна вонзила клинок ему в брюхо, а затем медленно провела им сверху-вниз, из-за чего наружу вывалились окровавленные кишки.

Но на этом еще ничего не закончилась.

Я с удивлением смотрел, как она просовывает руку внутрь и что-то там долго ищет, а потом вытаскивает ее, держа в окровавленных пальцах сердце. Затем настала очередь печени.

— Зачем это? Я думал, мы его всего есть собираемся.

Конечно, брякнул я как всегда глупость. Этой туши хватит на раз разве только бизону, хотя я даже понятия не имею, что это за заморское чудо. Мало ли, может, угадал.

— Нет. Он сильный. Значит, можно начать с сердца и печени. В сердце — все его знания, весь накопленный опыт, а в печени — сила. Съешь ее сырым, и будешь таким, как он.

— Нет уж, спасибо. Я таким сам себе нравлюсь и ничего менять не намерен, а тем более жрать сырым сердце какой-то твари.

— Но так надо! — удивилась она.

— Кто сказал? Покажи мне этого человека, и я сам затыкаю его пальцами до смерти!

Отрезав кусок твердой потной шкуры, она сложила в него отнятые органы и уверенно пошла ко мне. А я что? Я попятился. Не каждый день мне доводилось встречаться с психопатами. Ну, конечно, не говоря о том, что я был одним из них.

— Ешь!

— Иди ты.

— Ладно, давай хотя бы половину, — упрашивала она меня.

— Дай хотя бы на огне поджарить! Мало ли, чем эта зверина переболела?

— Она здоровая.

— Угу. Это ты так говоришь, а вдруг у меня потом будет, скажем, бруцеллез.

— Что это?

— Не знаю!

В конце концов, дошло до того, что она схватила меня за шкирку как кого-то щенка и до боли впилась когтями в кожу, из-за чего я даже пошевелиться не мог, не то что ответить. Вообще, что за обращение?!

— Хорошо, хорошо, — прохрипел я, когда на глазах проступили слезы. — Половину, думаю, как-нибудь осилю…

В тот день я впервые съел чье-то сердце. И пусть оно было звериным, но все равно несло в себе всю суть живого существа, и его вкус просто захватывал. Даже воображение, казалось, не могло придумать ничего слаще и вкуснее, чем эти особые органы, которые просто завладели моим разумом.

Но никто не предупредил меня, что раз попробовав, уже не остановиться.