Йен

«- Йен, а я всегда мечтала стать птицей.

— Это еще почему?

— Ну, они такие свободные. У них есть крылья. Они летят, куда хотят, и никто их не держит. Наверное, об этом можно только мечтать…

— Не глупи. Птицы — тупые создания, а совсем не свободные. Даже если бы они были такими, то все равно не познали бы своего счастья. А знаешь почему?

— Дай угадаю: потому что они тупые?

— Вот именно!»

— Итак, ребятки, мы с вами сыграем сейчас в одну интересную игру. Какую? Ну, назовем ее «вопрос-ответ». Я задаю вопросы, а вы, соответственно выдаете мне ответ, ясно? Вот и хорошо. У каждого из вас ровно десять попыток…

— П-почему десять?

Я пересчитал пальцы на руках и скромно улыбнулся.

— М-да. И кто первый? Может быть, ты? — я поставил стул табурет напротив привязанного к креслу дипломата и отложил серп в сторону. — Я считаю, просто отличная кандидатура. Итак, вопрос первый: что ты знаешь о таких, как я?

Его лицо скорчилось. Могу поспорить, он бы ощерился как злобный пес, если бы я заранее не повыбивал ему все зубы. А без них это сделать, как вы знаете, несколько проблематично.

— То же, что и ты, — прохрипел он. — Вы паршивые вонючие ублюдки!

— Неправильный ответ. Вы проиграли, сэр!

Я подождал, пока он прекратит кричать после отличного такого соло безымянным пальцем, и задал второй вопрос:

— Где Морис?

— П-посмотри у себя в заднице, — уже менее уверенно заявило мое «чудо».

— И снова команда тупых идиотов остается далеко позади, — последовал второй прекрасный такой громкий хруст (на этот раз жертвой моей извращенной фантазии стал мизинец).

— А-а-а!

— Да тише ты, тише, мужик, ты чего? Я же тебя не насилую. Так, играемся помаленьку.

Я вздохнул. Посмотрел в окно, за которым на сумеречном небе роились тучи, и пару секунд подождал, пока тот перестанет дрожать, а затем вновь вернулся к своему интересненькому дельцу.

— Нельзя же быть настолько тупым, мой друг. Так ведь и всю игру можно запороть, а на кону как-никак твое здоровье. Хочешь и дальше бегать на четырех лапах по лугу и спокойно кушать травку? — я похлопал его по густой курчавой шевелюре. — А после нашего весьма тесного знакомства кушать ты сможешь только травку, уж будь уверен.

Я сломал ему третий палец.

— За что-о-о-о?!

— Мотивация! Тем более, как оказалось, вопросов у меня к вам не так уж и много, однако ж не оставлять дело недоделанным, так ведь?

Я поднял глаза к потолку, вспоминая, что там у нас дальше по списку.

— Вопрос третий: ты знаешь, кто такая Ева Хансен?

В ответ дипломат испуганно замотал головой. Моя улыбка стала еще шире. Нет, ну это ж надо!.. Да, блин, да, я сломал ему еще два пальца, заканчивая с правой рукой.

Старичок протяжно взвыл. Сначала его тело тряслось как в лихорадке, а потом, немного успокоившись, он взглянул на свою изувеченную конечность и тихо заплакал, сдерживая очередные крики. Как банально, как банально. Всегда одно и то же…

— Я же ответил!

— А я не поверил. Штрафное очко как-никак. Следующая тема — сверхъестественное! Возрадуйтесь же, друзья, потому что на этот вопрос вы просто обязаны знать ответ, а значит, один-таки палец наш дорогой друг-политик сохранит. Итак, толстячок, тут годком ранее пробудилась некая дама с невероятно скверным характером и стала потихоньку уничтожать города один за другим, а чтобы никто не заметил, лепила из трупов оживленцев и наводила своими загребущими костлявыми ручонками морок. Ты знаешь, какой город последним пал от магии этой истерички?

Дипломат отвечать не торопился, поэтому я довольно оскалился и положил руку на его запястье.

— Тарантурские Амбары! — тут же в страхе выпалил он.

Я нахмурился. Значит, Литис — только этот злачный городок в моей памяти кликали Тарантурскими Амбарами. А название-то какое дурацкое, просто ужас!

— По нашим сведениям она до сих пор там, — сглотнув, добавил старичок, исходя потом и потрясая всеми своими восемью подбородками. — Она остановилась. Что-то заставило ее остановиться.

Вот как. А с каждой секундой это неприбыльное для моего кошелька дело становится все интереснее и интереснее. Всегда так: или поразвлечься, или деньжат скопить, среднего в нашей работе порой просто не дано.

— Я даже знаю, что, — задумчиво пробормотал я под нос. — Ладно, политик, чтоб тебя Холхост побрал, задам тебе последний вопрос, а потом — свободен.

— Отвечу. Что есть мочи правду скажу, только отпусти, — тут же взмолился он, но послушно притих, стоило мне только шикнуть.

— Ваши там никакими пророчествами вдруг не заинтересовались?

— Нет. А что?

Гляди-ка, даже сейчас пытается что-то вынюхать. Ну-ну.

— Так я свободен? — после минуты молчания дипломат-политик подался вперед.

— Конечно, свободен, мой добрый друг. В конце концов, что есть свобода, как не смерть?

После своей секунды философства я схватил со стола свой серп и одним махом срубил ему голову. Щекастая кочерыжка, разбрызгивая по моим брюкам кровь, шлепнулась на пол и подкатилась к ногам следующего претендента на приз.

— Ну-с, кто там дальше? Учтите: у меня в новой жизни просто ужасно скверное настроение, и уж лучше бы вам знать все, что я спрошу, иначе таким везением вы не отделаетесь.

Мой взгляд помрачнел. Я опустился до шепота, разговаривая нежели с собой, чем с ними.

— Моя любовь, оказывается, жива, но с другим. Я породил чудовище, заключил сделку с самим Холхостом, да и прикончила меня собственная ученица. Просто прекрасно. Хуже, пожалуй, может быть только печенька, не влезающая в стакан с молоком.

Я вздохнул.

— К счастью, Волки умеют терпеть боль. И причинять ее они тоже умеют.

Улыбнувшись, я пробежался взглядом по огромной комнате, сплошь заставленной связанными людьми. Даже на душе стало как-то теплее, что ли.

— Эх, сколько у меня еще работы!

Ольха

— Йен? — я сглотнула, когда на следующее утро в темной лесной чаще замаячил чей-то мужской силуэт, завернутый в походный плащ. Но только присмотревшись, я сразу же поняла, что это просто не мог быть он. В конце концов, не мог же знакомый мне тощий проводник, напичканный просто всеми существующими плохими привычками, стать после смерти в два раза шире в плечах и на голову ниже.

Мы с Марианной переглянулась. Незнакомцев я не приветствовала (когда один из них пытается вскрыть тебе во сне брюхо ножом, как-то пересматриваешь вопрос доверия), а вот эта… эльфийка — как же глупо! — улыбалась.

Она вскочила на ноги и кинулась к фигуре в лесу, светясь от счастья. Ее ноги порхали над землей, словно она летела на крыльях любви, а короткие рыжие — ну, вы просто не могли не заметить этого дурацкого сходства — волосы красиво развивались по ветру, навивая мотив какой-то вшивой детской сказки.

Я сплюнула, но все же на всякий случай вытащила из ножен полумеч.

— Авиан! — воскликнула моя недавняя знакомая и повисла у него на шее.

До меня донесся глухой, однако ж, кажется, счастливый мужской смех. Когда они оба, обнимаясь, пошли в мою сторону, я угрюмо встала, стиснув пальцами гарду и ткнув оружие острием в землю.

— Эй, эй, — приятный на вид молодой человек лет двадцати пяти шутливо поднял руки вверх, — я пришел с миром!

— Так вы… вместе? — удивилась я.

— Да, а что?

Я пожала плечами. Раньше бы я постеснялась вообще что-либо говорить в подобной ситуации, но, как видите, язык у меня за минувший год порядком поразвязался.

— Да просто Йен все время тебя звал, Марианна, — я скорчила гримасу. — Вот я и с дуру подумала, что у вас вроде как любовь. Как оказалась, нет.

Красивое лицо эльфийки помрачнело.

— Нет, — она вздохнула.

Авиан, чья рука вполне себе довольно покоилась на ее талии, изредка сползая на бедро, решил подать голос, ощущая неловкость своей партнерши.

— Так, а что это у нас? — он подошел к расстеленной полянке. — М-м-м, вяленая рыба. Я голоден как волк!

Я вздрогнула. Чего-чего, а о волках мне сейчас говорить совсем не хотелось. Может быть, потому что мне предстояла встреча с одним из них, которого я по счастливой случайности умудрилась предательски убить. Зная Йена, мстить он мне собирается долго и со вкусом.

Что поделать, но только стоило нам усесться вместе и приступить к позднему завтраку, как мои глаза полностью сосредоточились на том, кого Марианна звала Авианом. Уж не знаю, что там творилось у меня внутри, а с каждым днем замечать мужчин я стала все больше и больше. Но это не важно, так что не стоит зацикливать на моем маленьком бзике так много внимания.

Первое, что мне бросилось в глаза, так это то что он человек. Да, обычный человек, и пахло от него так… по-обычному — лесом и потом, что естественно, ведь шел он к нам именно через чащу.

Густые черные волосы, слегка курчавые и вьющиеся, приятно обрамляли такое сильное прямоугольное мужское лицо с выпирающим вперед подбородком; яркие зеленые глаза приятно выделялись на фоне смуглой кожи и подчеркивались мощными угловатыми скулами, а бычья шея довершала весь идеал эдакого героя-любовника. В общем, Авиан был, так скажем, полной противоположностью Йена, из-за чего, судя по всему, Марианна его и любила — это было видно по ее блестящим глазам, а дальше копаться в их грязном белье меня не тянуло.

Ну, конечно, почти не тянуло. Уж не заметить, как Авиан постоянно с опаской косится на ее живот, было для меня просто кощунством. Сам-то он, видимо, не так уж и хотел детей, хоть и в ней души не чаял. Ой, все-все, прекращаю!

Пока они там «мило» чирикали о своем о бабском, я потихоньку отошла в сторону и свернулась калачиком у небольшого валуна, который оказался тут как нельзя кстати.

Дрожа от холода и омерзения к самой себе (это я о одежде, если вы не так меня поняли), я закрыла глаза и попыталась уснуть, но только мне стоило погрузиться в объятья этой чудесной вещи, как очередной кошмар заставлял меня открыть глаза и стонать от безысходности.

Так что я снова побрела к ним — в это время внезапно изменившаяся и оттаявшая ото льда серьезной дурашливости — нет, я ничего не перепутала, — Марианна сидела на коленках своего паренька и смотрела на него так, как будто весь мир крутился вокруг них одних. Фу, как противно!

Вот что делает любовь с людьми — это я заявляю как сторонний наблюдатель с вполне себе нормальными, не одурманенными ничем лишним мозгами.

— Итак, вопрос первый, — я уселась рядом и начала жевать пожухлый твердый сыр. — Ты-то еще кто? — я ткнула мизинцем в Авиана. — Помнится мне, мы собирались встретиться с Йеном, а не прерваться на «сладкую» паузу.

Их взгляд потупился. Блин, ну как дети, точь-в-точь!

— Я…

— Мой муж, — торопливо ответила за него эльфийка, густо краснея. Видимо, наличие огромного серебряного меча и столь же грозного лука не делали ее уверенной.

— Я настоял, — довольно улыбнулся Авиан.

— Это мне не интересно, — отрезала я. — Вопрос второй: тогда куда мы, черт возьми, вообще направляемся? И учти, — мой взгляд пал на Марианну, — тебе я до сих пор не верю.

На ее губах промелькнула усмешка.

— Йен тоже когда-то так говорил.

— И правильно делал. Я же его убила, — сдавленным голосом ответила я, чем снова заставила Марианну помрачнеть.

Авиан бросил в мою сторону яростный взгляд, но я просто подняла брови и показала ему средний палец — наглости мне теперь просто не занимать.

— Как я правильно понял, мы идем к сестре вашего Йена. Кажется, у нее какой-то там замок на границе Карантании и Тарантура, так? — его женушка согласно кивнула.

— Угу, ясно, — ну, в это-то я еще могла поверить. — Тогда как ты меня нашла? Отыскать во всем Тарантуре и даже на его окраинах одного человека очень сложно, сама не раз проверяла.

— Не так уж и сложно, надо просто уметь спрашивать. И наглую рыжеволосую девчонку, да еще и проводницу, не так-то просто потерять в толпе.

— М-м-м. И что же от меня понадобилось Йену, если не моя смерть?

— Помощь.

Я рассмеялась, но потом заметила, что сами они не очень-то веселы, и ошарашенно замолкла. Какого черта?

— Он сказал: за неимением лучшего, сойдет и худшее, — пояснила мне Марианна. — Ты единственная, кроме меня, кому он еще может доверять.

— Что, правда? Я бы поверила, не будь наше прошлое несколько… прозаичным.

— Он не сердится, — она секунду подумала, а потом добавила: — Честно-честно!

— Угу. Передай, что я почти поверила.

Я поднялась с земли, закинула на плечо свои небольшие пожитки и двинула на восток, где вдалеке расцветали силуэты гор и проходящей сквозь них длинной реки, скатывающейся по каменным хребтам словно сумасшедшая змейка.

— Стой, — эльфийка схватила меня за руку.

— Отпусти!

— Нет. Ты ему нужна, девочка, и я не позволю тебе уйти.

Я зло глянула ей в глаза, но встретила там каменную решимость, и как-то замялась. Знаете, существуют вот такие люди, которые могут заставить тебя сделать что угодно и когда угодно, и ты просто не сможешь им отказать. А есть такие люди, как я.

— Иди к черту! Тебе это надо, ты ему и помогай. Эльфийка, блин!

Признаться, я хотела ее пнуть для пущей уверенности, но передумала. В конце концов, на дураков не обижаются, а эта еще и беременна.

— Мари? — я слышала, как к ней подошел Авиан. — Может, нам стоит ее догнать?

— Нет, пусть идет. Если захочет, найдет ее и сам, а мы уйдем. Я итак увязла в его проблемах по горло, пусть разбирается дальше один. Нам теперь нельзя рисковать.

Правило. Так что катитесь-ка вы к чертям собачьим, а мне еще охота пожить и не стать обедом для разгоряченного злого Волка, который совсем не серый. И если ему вспороть брюхо, я потом оттуда все равно не вылезу.

Минут через сорок, когда я совсем запыхалась и решила все-таки вздремнуть у раскинувшегося справа пресненького пруда, смахивавшего на обычную лужу великанских размеров, мой мозг сам собой погрузился в глубокие думы.

Я кинула взгляд на лесную поляну, которая теперь пустовала.

Значит, они все-таки ушли и оставили меня одну. Вот дура! Надо было сразу хватать голову этой твари и валить с болот что есть мочи. Не слушать эту Марианну, не знать больше Йена, а просто жить дальше так, как жила весь этот год.

Но если проводник хочет мести, он ее получит, а ведь он еще и Волк, черт возьми. Где бы я не скрылась, он меня найдет. Соврала Марианна или нет, а жить в страхе я не собиралась.

Выходит, решено. Я иду на север — к сестре Йена.

Йен

«- Ты мой сын, Адам, и никуда ты не уйдешь!

— Ты так уверена? Смотри-ка, а что я сейчас делаю? Я же ухожу, мама, так что твой дар пророчества на меня, кажется, не работает. Вот это облом, да?

— Адам, — ее голос доходит до утробного злобного рычания, от которого по спине пробегают ледяные мурашки. — Волк принадлежит стае от рождения и до смерти. Если я сказала, что ты — мой, то ты — мой! Хочешь стать одиночкой? А ты знаешь, что такие не живут и дольше двух лет?

— Что ж, я стану первым. Ха! Да я и не Волк совсем, ты что, забыла, что вы с отцом со мной сделали? — я сплюнул. — Это все? Или мне снова попытаться тебя убить?

— Ты последний из моей семьи, Адам, не заставляй меня тебе приказывать.

— У тебя еще есть Ева, вот ее и контролируй, а я сваливаю.

— Ты не посмеешь!

Я оскалился. Медленно вытащил из ножен серп.

— Это мы еще посмотрим…»

— Кажется, я тебя люблю, — с глупой улыбочкой, в которую вмещалось вся ее легкомысленность и неизбитость жизнью, она чмокнула меня в щеку и обвила шею руками, прижимаясь все сильнее и сильнее. Мне казалось, что еще чуть-чуть, и я задохнусь. Девчонка, были-и-ин!

— Это хорошо, — я попытался изобразить самую счастливую из всей своей галереи ухмылок, но вышло как-то криво, однако эта овц… животина ничего не заметила, пожирая меня взглядом. Честно говоря, мне стало даже как-то жутко.

— Что?

— Хорошо, говорю, что любишь. Полезно.

— А ты меня любишь?

— Да.

— Очень-очень?

Я попытался подавить подступающий к горлу стон.

— Очень-очень. А не хочешь ли ты прогуляться, моя дорогая?

— Прогуляться? Сейчас?

Я взглянул в окно. За стеклом, мирно постукивая по крышам низких черепичных домов, шел мелкий ночной дождь. Его капли медленно сползали вниз, образуя самые замысловатые узоры, и выделяли мрачные черные тучи, нависшие над городом.

М-да, погодка не для любовных похождений к близлежащему холму. Но что поделать, я торопился, а охмурить до такого состояния нормальную девушку с моей-то рожей не так-то просто. Значит, сейчас.

— Не бойся, я тебя закрою от всех ненастий.

Видит сам Холхост, я тогда действительно чуть не заржал во весь голос! Но девчонка, кажется, поверила. Она прижалась ко мне еще сильнее и блаженно закрыла глаза, пристроившись сбоку.

Я медленно выдохнул сквозь зубы. Черт, никогда так больше не буду делать. Уж лучше сразу сдохнуть.

Выскользнув из ее медвежьих объятий, я поднялся и бесшумно прошел к туалетному столику, разглядывая в зеркало свое осунувшееся мрачное лицо, окутанное танцующими тенями.

Полночь. Сейчас или никогда.

Более-менее спокойная жизнь проводника не принесла мне ничего хорошего. Я жил, работал, избавлял людей от всяких тварей и им подобных и отдыхал так, как мог (ясен пень, это не всем нравилось, ну да ладно). А что в итоге? Убит собственной же ученицей и тем, кого я всегда считал врагом, но от кого не ожидал удара в спину.

Новая жизнь — новые правила. И чтобы сохранить свою потасканную тушку и разобраться во всей этой магической белиберде, я должен стать сильнее. Может, хоть в качестве Волка у меня что-то да выйдет.

Как говорится, не имеет значения, кем ты родился… А нет, стоп, имеет!

Громыхнула молния. Она на одно лишь мгновение осветила комнату, но даже этой доли секунды мне хватило, чтобы заметить в своих глазах безумный желтый блеск.

Мне почему-то вспомнилась Марианна. Только при виде нее мое сердце, наконец, вновь забилось, но тут же разбилось вдребезги, когда я узнал о ее муже. Муже, нет вы слышали? Она, Холхост ее побери, последний, мать ее, эльф, а связалась с каким-то слащавым тупым ублюдком!

А разве я лучше? Я оставил ее, думал, что она умерла, и со спокойной душой ушел жить своей жизнью, а все оказалось не так. А она ждала. И я не вернулся. Поверил словам этой проклятой предсказательницы…

Я пошатнулся. Свалился на колени и схватился за голову.

— Йен, ты в порядке?

Я не знал. Я никогда не чувствовал себя настолько сокрушенным и обесчещенным. Я не представлял, что могу пасть так низко.

Что это? В первый раз со мной творилось нечто подобное. Руки тряслись. Испарина покрыла лицо, пот струился по телу, и мысли как в лихорадке метались в моей голове, каждый раз наталкиваясь на стену тьмы.

Марианна…

Нет, хватит! Я сильнее, чем какая-то там любовь. И сегодня я окончательно решу свою судьбу. Пусть это не мой выбор, пусть меня вынудили это сделать, но сегодня я стану тем, кем хотела видеть меня мать.

После смерти некоторые вещи переосмысливаются. Одно я знаю точно: все мои враги падут. Эта ночь станет началом их конца.

Пересилив непонятную боль, я кивнул.

Мягкие нежные руки легли на мои плечи и затем обвили торс. Ее голова прижалась к моей, губы что-то тихо шептали. Красавица и чудовище… Чертова сказка. Я улыбнулся. А не стоит ли мне переписать ее конец?

— Ну что, идем? — для пущей уверенности я положил на ее руку свою и страстно поцеловал в губы. Естественно, она не устояла.

— Идем!

* * *

Дождь лил как из ведра. Моя одежда мигом промокла, что ни говорить о платье Цианны (Холхост, и почему все мои женские имена кончаются именно на «анна»? Ну, кроме Ольхи, конечно), поверх которого был надет легкий полушубок.

На ее месте я бы давно свинтил домой, но она с счастливой миной жалась ко мне и послушно шла вперед и даже не возражала, когда мы пересекли черту города.

К счастью, по пути мы не встретили ни стражей, ни пронырливых любопытных людей, которые могли бы обломать мне все веселье.

— А куда мы идем? — когда дорога вконец стала говеной, и ноги начали месить одну грязь, увязая в ней по щиколотку, Цианна, наконец, подала голос. Вообще мне повезло, что я ее встретил: с любой другой мне пришлось бы убить вдвое больше времени.

— Это сюрприз, — я должен был как-то ее подготовить, чтобы она не убежала с криками и ором. Для ритуала мне нужна спокойная, полная любви душа, а не визжащая девятнадцатилетняя девчонка. — Я всегда хотел это попробовать, но боялся… что ты меня не поймешь.

— Да что ты говоришь, Йен, — уже в который раз ее губы расплылись в мечтательной улыбке. — Я всегда буду на твоей стороне. Сюрприз, так сюрприз!

— Угу. Это ты сейчас так говоришь, — пробормотал я себе под нос.

— Что?

— Нет-нет, ничего. Осторожнее, тут камни.

* * *

К нашему приходу все уже было готово.

Посреди лысого холма, на котором даже не росла трава, а были разбросаны одни угловатые острые камни (пару раз даже я чуть не вывихнул лодыжку), стоял длинный прямоугольный алтарь, выполненный в виде одной большой мраморной плиты сумеречного цвета.

Поверхность камня оставалась чиста. Мне не требовалось никаких рун или заклинаний — все это лишь для дилетантов и стихоплетов, — да и за красотой я не очень-то и следил. А зачем мне она сейчас? Я собираюсь убить, а не устраивать женские посиделки с пивом.

В полутьме лунной ночи промелькнула какая-то тень. Пока ее не заметила Цианна, я оскалился и разозлено мотнул головой, прогоняя домового прочь. Вот идиот, чуть не спалился!

Девчонка неуверенно остановилась.

— А это что?

Я закусил губу, стараясь выдумать что-нибудь правдоподобное, но потому тупо решил прикинуться темным субъектом с такими извращенными фантазиями.

Я встал напротив и положил руку на ее талию, корча из себя уязвленную невинность.

— Ну, понимаешь, я всегда мечтал попробовать что-то новое… Что-то такое. Я подумал, что раз ты меня любишь, то позволишь. Наверное, теперь ты даже со мной разговаривать не будешь, да? Считаешь меня уродом?

Для пущей убедительности я, кажется, даже пустил слезу. Вышло непроизвольно и только потому что в глаз попала пылинка, но зато сработало.

Цианна положила свои ладони на мои щеки и чмокнула меня в верхнюю губу, встав на цыпочки.

— Нет, что ты, — покачала она головой. — Просто я не думала, что ты хочешь делать это под дождем и в такой мороз. Холодно…

Стиснув зубы, я прижал ее к себе и крепко поцеловал в губы.

— А я тебе на что? Так ты согласна?

Как удивительно дурманит твой мозг любовь. Я, конечно, и раньше знал, что все бабы в этом смысле все тупые наглухо, но не до такой же степени.

— Да, конечно, — после нашего поцелуя вся нерешительность из ее глаз ушла. Как просто.

Я подвел ее к жертвеннику и помог лечь на прохладный гладкий камень, а затем поднял с земли веревки и стал со всех четырех сторон натягивать ее на специальные штыри, вбитые во все углы.

— Веревки-то зачем? — тоненьким дрожащим голоском спросила Цианна. Наверное, она уже всерьез думала, что я какой-то там маньяк-убийца. Хотя в какой-то мере я им и был. Вот это новость!

— Не бойся, — я еще раз прикоснулся своими губами к ее щеке.

А ведь все могло быть иначе. Если бы я оказался достаточно сильным, чтобы выжить. Если бы оказался достаточно умным, чтобы не доверять всяким сумасшедшим рыжим девицам, с которыми меня сводит судьба. И если бы не цена, выплаченная мной той, что кличут в народе Проводницей (это не совпадение, я вас уверяю), то сейчас я бы уже загорал где-нибудь на пляже на самом западе Карантании и не знал бед. Но — Холхост бы вас побрал, дурацкие предсказания! — все вышло иначе.

— Ой! — она охнула, когда я слишком туго перетянул веревки.

— Прости.

Всю мою проклятую жизнь меня считали каким-то клоуном. Даже родители. Даже мать, когда я обратил всю нашу семью в прах, все равно не стала относиться ко мне с уважением. Может быть, в этом и есть моя ошибка? Настало время стать другим — тем, кто сможет бороться.

— Ты меня любишь? — еще раз спросил я, не желая больше тянуть.

Она улыбнулась. Прошептала губами это заветное слово, а в следующую секунду в ее сердце вонзился острый костяной кинжал.

Сверкнула молния. Я смотрел, как из ее глаз уходит жизнь.

* * *

Могу поспорить, оборотни уже достали всех, кого только могли. Ну что они могут? Это до ужаса заезженная тема. Наверное, двухсотлетняя старая ведьма даже менее заезженная, чем эти слабоумные тощие волколаки!

— Куда катится мир, — пробормотала какая-то бабка справа от меня и перекрестилась.

— Угу, угу, — с готовностью поддакнул я. — Даже какая-то вшивая проститутка на Бульваре уже стоит два серебряника. Инфляция, мать ее за ногу!

Бабка сплюнула в мою сторону и поспешно ретировалась, прихрамывая на правую ногу.

Во-во. И оборотни как эта хромая бабуля — так же немощны и невзрачны по сравнению с истинным Волком, безжалостным и всемогущим.

Так, я это… заговорился чутка.

Прикрыв ладонью глаза от солнца, я снова оглядел позолоченные купола главной церкви города и пожевал губу. Долбаный Морис. И надо было ему засесть именно здесь, пронырливая же ты сволочь!

Я еще немного потоптался на месте и отправился в корчму — пить, кутить и веселиться. Как ни странно, а пойло на меня в последнее время действовало уж слишком сильно. Вот, к примеру, выпил я вчера какую-то рюмку самогона (да в меня раньше в сто раз больше вмещалось!), а очнулся у пруда по пояс в тине и с водяным ужом в трусах. Как я там очутился? Что я делал? Туман!

М-да, и в этот раз покутить как-то не удалось. После одной только кружки проклятого пива меня унесло, и очнулся я уже в объятьях двух местных громил, выбрасывающих меня из двери в наплывшую за вечерний дождь лужу.

— Были-и-ин, — простонал я, умываясь теплой дождевой водичкой. — Что ж мне теперь трезвенником становиться, что ли? Я же сдохну со скуки. Тьфу ты!

Я поднялся. Заметил на себе неодобрительный взгляд какой-то влюбленной парочки и со своей фирменной улыбочкой показал им средний палец.

— Пошли отсюда, — шепнул своей девке паренек, но даже отсюда я его прекрасно слышал.

— Идите, идите, милсдари, а я еще тут посижу.

Конечно, я врал. Просто так сидеть у обожаемой мной корчмы и плескаться в грязи как свинья — это не по мне. А что по мне? Вот это.

Натянув на голову капюшон, я сжал в ладони угловатый обсидиановый кинжал и медленно вдохнул ночной воздух, чуя все ароматы этой ночи. Эх, как прекрасен этот мир, когда ты ощущаешь себя богом! А как ужасен тот факт, что ты все-таки не бог…

Я поправил на спине серп и побрел к местному храму религии, где старенькие попы днем и ночью тягали из бочек отборное столетнее вино, а толстенькие священники чахли над своим златом и выискивали рыбьими глазенками из толпы очередную симпатичную послушницу.

Воздух в эту полночь был чист как горные вершины. Прохладный, он мягко обдувал лицо и нежно обволакивал все еще горящие от ритуала легкие, даря спокойствие и уверенность.

Но внутри я все равно не ощущал, что изменился. Как я был тупым клоуном, так и остался. Ну, не беда. Люди и без мозгов живут, и ничего ведь!

Я сам не заметил, как добрался до церкви. Остановившись у высоких железных ворот, заканчивающихся острыми треугольными пиками (не, ну кто еще, кроме воров, догадается лезть ночью в обитель богов?), я стиснул пальцами холодные прутья и вгляделся в высокие стрельчатые окна, в которых едва горел свет. Отлично. Спят, дорогуши, так зачем их будить? Я всего лишь проберусь внутрь и кокну одного из вас, ничего личного.

Я попытался протиснуться внутрь, но у меня ничего не получилось. Тогда придется по старинке.

— Ых!

Слава Холхосту, в детстве у соседей росла отличная яблоня, а забор ну точь-в-точь стоял такой же. Естественно, без позолоты, но все же решетчатый, совсем как в тюряге, так что перемахнул я через него без труда. Как два пальца обоссать!

Я медленным спокойным шагом поднялся по лестнице.

— Э, куда прешь, мужик? — в мою сторону выступили два латника с длиннющими острыми алебардами, чьи серебряные наголовники смешно светились в седых лучах луны.

— Так это, бабушку проверить, да!

— Чего-о-о-о?

Пока они ничего не поняли, я резко сделал рывок вперед и схватил оружие правого у самого конца древка, перенаправляя силу его удара влево.

— Извини, — я ухмыльнулся, а в следующую секунду скругленная часть алебарды отрубила его напарнику голову. Он на миг замешкался. Легко отразив его следующий удар тыльной стороной ладони, я толкнул его плечом в грудь.

Алебарда подлетела вверх.

— Ну, да, я плохой человек! Что ж поделать?

Вот в чем проблема всех этих доспехов: ты расслабляешься. Хороший панцирь способен выдержать непрямой удар меча, а шлем — защитить от летящей стрелы, но вот прикрытая дряблой кольчугой шея все равно остается уязвимой, и если за ней не следить, то исход будет… каким-то таким.

— Эх, хорошо-то как!

Я щелкнул ногтем по торчащему из трупа древку и бесшумно открыл ворота.

Охраннички, были-и-ин!

Конечно, вы, наверное, задумаетесь, почему одну из самых больших и значимых церквей всей Карантании охраняют снаружи всего два дебила, и я отвечу: потому что ни один идиот — кроме, конечно, вашего покорного слуги, — не осмелится нарушать покой служителей богов. Из-за чего? Ясен пень, из-за Мориса и тех, с кем он трется целыми днями в своих спаленках.

Даже я его боюсь. Только вспомню его наглую тощую рожу, как мороз продирает до самых костей. А все почему? Потому что магия. Ну, как магия. Я особо в историю не вдавался, но эти проклятые святоши могут как-то влиять на нас, проводников. Уж не знаю, проделки это Райны — тьфу ты, епрст! — или самого Холхоста, но факт есть факт: при большом желании Морис сможет заставить меня сожрать себя самого и даже не поморщится. А люди их боялись просто так, по умолчанию. И, конечно, самое главное: он мог пить и наслаждаться этой долбаной жизнью!

Внутри оказалось холодно.

В огромном зале с шестью массивными железными люстрами, на которых горели толстые яркие свечи, было на удивление тихо — только ветер тихо шелестел по углам, гоняя по полу одинокие огрызки бумаг, упущенных послушницами. Так одиноко, как здесь, я не чувствовал себя, пожалуй, еще никогда, даже когда умудрился попасть в желудок к великану и просидеть там три дня без еды и питья. Не удивительно, что Морис такой злой.

Я внимательно осмотрелся, прошмыгнув за угол выступающей стены, но здесь никого не оказалось. Хмыкнув, я медленно пошел в сторону большого позолоченного алтаря, постукивая костяшкой среднего пальца по спинкам проплывающих мимо скамеек.

— Так-так, что это у нас? Упс, упало! — хохотнув, я смахнул со стойки лежащий там крест, а потом примерился к большому прямоугольному окну, на котором как на картине развернулась Битва Четырех в лучших своих красках, и лунный свет едва проходил через мозаику — преимущественно, красную.

Я, конечно, еще та машина для убийств, но прикончить всех мне все равно не удастся, а пока их здесь нет, надо пользоваться шансом.

Схватив покоившийся ранее рядом с крестом серебряный кубок, я взвесил его на ладони и изо всех сил запустил в окно. Сверкнув фальшивой желтизной, кубок прочертил идеальную — что там стесняться, а я просто мастер! — дугу и шмякнулся в стекло, проделав в нем большую дыру, которую тут же заполонил мрак ночи.

Но то почему-то не сломалось.

— Крепкая зараза, — прошипел я и, чувствуя, как наплывает азарт, кинулся к спрятавшемуся в тени горнего места хлипкому стулу. — Эх!

Вслед за кубком в окно полетел и стул, но тоже не принес никаких результатов — только увеличил проем, вот и все. Рассмеявшись как безумный, я стал искать чего покрепче, но только мне стоило обернуться, как я заметил на себе ошалелый взгляд какого-то монаха, одетого в обычную серую робу, перетянутую белый поясом.

— Э-э-э… Смотри, птичка!

Я же не думал, что это сработает.

Монах оглянулся за спину, выискивая там внезапно взявшуюся в церкви птицу, а я вытащил из кобуры свой новенький пистолет и нажал на спусковой крючок.

Его тело шмякнулось на пол, заливая его горячей красной кровью. Выстрел со всей своей громкостью разнесся по обители богов, не спеша затихать, а потом — почти сразу — зазвенел тревожный колокол. Скоро сюда нагрянет вся королевская рать.

— Да. Это я что-то не подумал.

Наверху послышался топот сапог и испуганные голоса священников, которых я оторвал от поздней вечерней трапезы.

Ойкнув, я поспешил к дверям, но потом стукнул себя по лбу и кинулся к двери сбоку, откуда выбрался этот придурошный монах.

Крепко захлопнув ее, я прислонил к ручке попавшуюся под руку деревяшку нужного размера и побежал вверх по винтовой лестнице, прислушиваясь к мерным ударам колокола. Холхост бы побрал этих криворуких звонарей! Ну кто их просил звенеть, е-мое?!

Я остановился. Люди быстро двигались в мою сторону.

— Черт! Что же делать? Что же делать? Что же дела?..

Я остановился. Сглотнул образовавшуюся во рту вязкую слюну и медленно выдохнул. В моей больной голове медленно воспалялась дурацкая идея.

— Что случилось? — до меня донесся скрипучий старый голос, принадлежавший, видимо, кому-то из высших санов, а такие без охраны не ходят.

Я сделал шаг назад и снова в неуверенности остановился. Эту фишку я хотел приберечь — честно говоря, я вообще не хотел ее использовать и просто оттягивал момент до последнего! — до будущего, но сейчас я вообще не знал, как выбраться из этой проклятой ситуации.

«Да чего ты стоишь, идиот?!» — заорало мне мое подсознание в самый мозг, и я передернулся. Ну, ладно, ладно, уговорил!

Стараясь успокоить сердцебиение, задающее ритм настоящей чечетки, я закрыл глаза и попытался вспомнить хоть что-то, что мне рассказывали в детстве.

Хотя нахрена они мне все это рассказывали? Сами же сделали меня… другим. Из-за них мне пришлось убить эту девчонку. А! Зачем я оправдываюсь? В конце концов, нож-то был в моих руках.

Итак, вернемся к Волкам — видите, даже слово пишется с большой буквы! С того момента, как прошла полночь, я ни разу даже не пытался воспользоваться новыми возможностями, так что опыта у меня было… ну, чуть ниже нуля, я так полагаю.

По моей коже пробежала электрический разряд, как будто меня долбануло молнией. Ощущение не из приятных, но зато какой результат!

Кинувшись вверх, я натолкнулся на перепуганных священников.

— Бойтесь меня, Холхост вас побери! Я ужас, я… э-э-э, смерть! — они все замерли. Их зрачки расширились до невероятных размеров и занимали теперь почти всю радужку. — Чего встали-то? Пошли нахрен отсюда. Давай, давай, наверх!

Только теперь их разморозило и перестало глючить. Дружно заголосив во все горло, старички и не очень побежали обратно.

Я вздрогнул. Странное ощущение раздвоения личности прошло, и я снова стал самим собой, вашим дорогим веселым идиотом. Разве не прекрасно?

Решив отдышаться, я перезарядил пистолет и сплюнул: осталась последняя пуля, а порох наполовину отсырел и теперь представлял из себя сплошной темный ком. Видимо, не смогу я эффектно удалиться в закат, отстреливаясь от недругов.

Я остановился у двери второго этажа, то есть трапезной. Открыв ее, я заглянул внутрь. На меня уставились десятки удивленных глаз.

— Здрасьте, — я улыбнулся и захлопнул дверь, провернув внешний замок. Вот какой только умный человек его придумал? Кажется, ему тоже хотелось когда-нибудь закрыть все их стадо в одной комнате и хорошенько поржать.

Сверху забряцала тяжелая броня.

Я глянул на свой изувеченный жилет, сквозь дыры которого проглядывались стальные пластины, и застонал. Бороться против этих черепах мне не улыбалось, но выхода все равно не было. Морис ждет. Нехорошо заставлять его жить в этой бренном мире так долго.

Я поднялся им навстречу.

— Стоять! — взревел первый из подошедшей тройки.

— Стою, — тут же охотно согласился я, незаметно сжимая пальцы на рукояти серпа.

Внезапно в мой мозг будто воткнули раскаленную иглу. Коротко вскрикнув, я рухнул на ступеньки и упал на колени, стискивая виски. Мысли снова роились. Отовсюду лил горячий пот. За секунду я словно прошел разом все стадии лихорадки, а когда меня отпустило, то эти громилы уже тащили меня под руки вниз.

Черт, что со мной происходит?

— Отпустите, — прохрипел я. Теперь мне было совсем не до шуток.

— Угу, угу. Сейчас отпустим, — гоготнул один из них.

— Я сказал: отпусти!

— По…

Прежде чем он успел договорить, я пнул его в голень, вырвался из их лап и отскочил в сторону. Не тратя времени зря, я вытащил серп и накинулся на свою жертву, двумя взмахами смертоносного оружия вскрывая ему яремную вену.

Его голос заглушило бульканье крови. Хватаясь за горло, он свалился вниз — к ногам своих двух еще живых товарищей.

Я всплеснул руками. Издал ртом характерный звук и показал им средний палец.

— Просил же отпустить, а он не слушал. Вот, как-то так…

Взревев, они кинулись в бой, сжимая двумя руками рукояти своих клейморов.

— Знаете, в чем проблема мощных мечей? Против такой железяки вот эта железяка, — я потряс серпом, — лучший выбор!

Первый меч взлетел вверх и стал с жужжанием опускаться вниз. Медленно!

Я проскользнул у него под рукой, на ходу вытаскивая из ножен железный кинжал. Развернувшись на каблуках, коротко размахнулся и ударил его острием в подмышку. Кольчуга не треснула, но латник вскрикнул и пошатнулся.

Я пригнулся — второй клеймор чуть не срезал мою славненькую кочерыжку.

Дождавшись, пока стукнет сердце, я боднул его лбом в кисть. Раздался глухой стук — это моя черепушка встретилась с пластинами его рукавицы.

Меч выскочил из его рук. Он провернулся в воздухе и так бы бесцельно свалился на пол, если бы я заботливо не направил его в сторону первого «воителя», подставив ему подножку.

Лезвие клинка прошло через панцирь как через бумагу. Один готов.

Хрясь!

Мне внезапно прилетело шипами в скулу. Перед глазами вспыхнули на миг радужные круги. Я свалился на землю и едва не нанизал себя на собственный же клинок.

— Холхост тебя побери! — пинок по почкам. — Ыгх!..

Я перевернулся на спину и крикнул.

— Бу!

Он на секунду замешкался, увидев, как блеснули желтизной два моих глаза, но потом почти сразу же пришел в себя и принялся лупить меня еще сильнее, заодно протягивая руку к своему мечу. Вот же сволота…

— Оборотень! — его голос эхом прошелся по винтовой лестнице и заглох где-то на вершине у самого купола. Ты б еще громче заорал, идиот.

— Не оборотень, — простонал я. — Холхост тебя побери, не оборотень!

Дожили. Не могу ухайдохать какого-то придурка в железках. А еще проводник, е-мое!

Очередной удар прилетел в затылок.

— Ну все, достало.

Дождавшись, пока он в очередной раз размахнется, я словил руками его голень. Изо всех сил дернул на себя и накинулся на него сверху.

— Проблема человека в том, что ему нужны глаза, — ухмыльнулся я и воткнул ему нож в шлем — прямо в правый проем для глаз.

Я поднялся, слегка пошатываясь.

Вздохнул. Стряхнул с одежки пыль и медленно пошел наверх, откуда пятью минутами ранее с грохотом скатился башкой вниз, пересчитав каждую долбаную ступеньку.

Священники все еще пытались выбраться из своего «заключения». Они долбились в дверь и что-то неясно орали, пытаясь вскрыть замок, но у них не очень-то это и получалось. Идиоты. А можно было всего лишь сунуть нож между дверью и косяком, да и делу конец. Монахи, были-и-ин!

А я все шел и шел, пока, наконец, не наткнулся на какую-то очередную дверь, которая, оказывается, вела прямо к куполу, под которым расположилась маленькая голубятня, вся покрытая птичьим дерьмом.

— Ух, ну и запашок!

Я взглянул на серебряную луну, проглядывающуюся через небольшое квадратное окошко, и у меня в голове мгновенно вспыхнула идея. Я видел покои Мориса снаружи, но понятия не имел, как найти их изнутри. Тем более рисковать и снова натолкнуться на очередных «священных» бугаев мне не улыбалось. Значит, надо просто спуститься вниз по стене. Это ж легко!

Я радостно поплелся к дырке в куполе, но через десять шагов замер, будто шарахнутый током.

Возле окошка, на три пальца ниже, виднелась корявая старая надпись гвоздем: «ВиНН и я дрУзьЯ…». Конец давно стерся, но начало говорило само за себя.

Я в ужасе сглотнул.

«Мы в полной заднице.

Вокруг темно. Столько же холодно и страшно. Где-то снаружи злобно воет вьюга. Метет метель. Ветер гоняет колючие снежинки, но и он хотя бы гуляет на свободе!

Вот уже шестой день мы сидим здесь без воды и еды. Слизываем капли влаги со стен ледяной пещеры и растапливаем наметенный снег дрожащими от холода руками. Вечно это продолжаться не может. Мы все равно умрем. Я уже ощущаю, как начинаю сходить с ума от голода и постоянного мрака.

— Ты живой? — мой голос уже давно сошел на бессильный хрип.

— Да, — коротко отвечает Иворен с другого конца темницы.

Жив. Но это пока. Он уже продержался слишком долго, и я носом чуял, как из него стремительно ускользает жизнь. С такими ранами да в таких условиях путь на тот свет обеспечен.

— Йен.

— Чего?

— Ты ведь знаешь, что делать, Йен. Не медли, мне только хуже.

— Пошел ты. Если я сказал выберемся, значит выберемся.

— У тебя есть шанс, у меня — нет. Все ведь просто, придурок, и если ты не можешь сам до этого допереть, то я тебе помогу, — он зашебуршал своими бесчисленными метательными ножами (два его обычных железных клинка потерялись, пока мы поднимались в гору), но потом остановился. — А нет, не могу. Давай сам.

— Не-а, даже не проси.

— Идиот. Я почти мертвец, — он чуть ли не рыдал. — Ты хоть представляешь, как мне больно, Холхост тебя дери? Делай, мать твою!

Я угрюмо молчал. Только в его словах был смысл, но я все равно не мог заставить себя убить собственного друга, а тем более его есть.

— Тебе нужны силы. С такой погодой моей тощей туши хватит тебе еще на неделю, а крови — на три. За это время лед сойдет, и ты сможешь разгрести завал. В конце концов, я ведь во всем виноват. Холхост меня дернул гнаться за Алконостом… Знал ведь, что нам только перья и светят.

Он застонал. Видимо, переломанный позвоночник давал о себе знать.

Я медленно поднялся. Достал серп и выдохнул, пытаясь успокоить бьющееся в дьявольском ритме сердце. Черт. Ну отлично, что ж еще сказать. Кто знает, в кого превращается человек, сожравший себеподобного? А сожравший своего друга?

Я двинулся в его сторону.

— Прощай…»

Я сплюнул и тряхнул головой, прогоняя плохие воспоминания. Е-мое, вот же дебилизм…

Моя судьба действительно по-идиотски печальна. Но во всем виноват я сам, и не надо меня жалеть. Пожалеют те, кто встанет у меня на пути, потому что я затолкаю их гнусные лживые языки им в глотки.

Подтянувшись, я высунул голову в окошко и глянул вниз. Перед глазами все закружилось, душа ушла в пятки. Но мне, как дураку, обязательно должно было повезти, и я без особых сомнений спрыгнул на выступ под золотым куполом и усмехнулся.

— Ну, в конце концов, что может случится? Максимум — сдохну, да и все!

Я еще раз глянул вниз, едва отыскав глазами окно спальни Мориса, в котором горел огонь.

Сзади вдруг что-то хрустнуло.

— Идиот! — гаркнул хриплый голос.

Я оглянулся.

— Здрасьте, — я ухмыльнулся двум стражам, пытавшимся зайти ко мне со спины. — А я тут, видите ли, сбрасываться собираюсь. Достала жизнь, завяли помидоры. Э-э-э… как-то так.

— Не, — ответил тот, что заорал на товарища, — ты это, слазь, а мы уж тебя оприходуем.

Я возмутился.

— Что за пошлые намеки, сударь? Я, между прочим, приличный мужчина, и до свадьбы ни-ни, так что даже не смейте предлагать мне нечто подобное!

— Чаго? — он ошарашенно замер.

Я встал на краю и повернулся к ним, театрально прикрывая лицо тыльной стороной ладони.

— Прощай, любовь моя, я тебя никогда не забуду!

Всхлипнув, я оттолкнулся ногами от купола и прыгнул вниз, истерично хохоча и прокручивая в памяти их ошалелые лица. Вот идиоты!

Только через секунду я вспомнил, что нахожусь в свободном полете.

— Ой-е!

В последний момент я успел ухватиться руками за выступающий флагшток и резко выдохнул, когда руки резко дернуло вниз. Холхост тебя побери, да тут чуть не произошла расчлененка! Вот смеху то было бы: труп лежит внизу, а руки, стискивающие железяку, торчат из стены.

Я огляделся. Окно Мориса располагалось прямо передо мной — в двух-трех метрах, — и отсюда я даже мог видеть его черную сгорбленную фигуру, корпящую над десятком разбросанных по столу распечатанных писем.

Крякнув от усилий, я дернулся вперед и бесшумно уцепился пальцами за подоконник.

Я ударил по раме. Окно с хлопком раскрылось, и в комнату тут же хлынул морозный воздух, из-за чего все свечи потухли, и его покои мгновенно погрузились во мрак (луна светила с другой стороны).

Я залез внутрь и застыл у раскрытых штор, упиваясь своей властью.

Нет, Волк внутри меня не делал мое зрение каким-то специфическим, но вот зрение Мориса во мраке оставалось желать лучшего. Использование слабостей врагов — главное правило победителя.

— Кто здесь? — Морис на удивление спокойно поднялся со стула.

Я молчал, слегка ухмыляясь.

— Где ты?

— Я везде.

— Твои глаза светятся, ублюдок. Я вижу, что ты стоишь у окна!

Черт!

— Да? Ну ладно?

Я раздул тлеющую лучину и зажег одну из свечей.

— Рейнгольц? — я прямо таял, слыша его идиотский удивленный голос.

— Да, дорогой, это я!

Морис рухнул на стул, потирая лоб дрожащими бледными пальцами.

— Нет, этого просто не может быть…

— Может, дуся, может, — я придвинул к себе стоящий у шкафа пуфик и сел, закинув ногу на ногу. — Как видишь, Йен Рейнгольц умеет выживать и эффектно появляться.

— А ты обнаглел, — он поморщился. — Раньше бы ты себе такого не позволил. Я бы не позволил.

— Смерть меняет людей, — пожал я плечами.

Лицо церковника приобрело привычный вид. Если он и был удивлен моим возвращением в этот мир, то не очень-то и долго.

— Не-е-ет, — протянул он. — Ты не изменился, Адам, ни капли. Все такой же великовозрастный ребенок, изображающий из себя шута и рыдающий по любому мелкому поводу. Я забыл это слово, — он нахмурился и задумчиво постучал по подбородку. — Вот. Нытик!

Я скрипнул зубами. Да, теперь его влияние заметно слабее, но все равно рисковать не стоит. Что я их, не знаю, что ли? Сначала улыбаются, улыбаются, а стоит отвернуться — и нож в спину. Морис же — отдельная тема. Он в десять раз умнее, в сто раз хитрее и тысячу раз подлее любого обычного священника, а всякие подлянки подсовывает лучше любого мастера-вора.

— Итак, дружище, я пришел тебя убить.

— Ха! Серьезно? Ты забыл, чем кончились твои последние шесть раз?

Я почесал губу острием костяного ножа.

— Блин. Я просто хочу, чтобы ты сдох. Разве я многого прошу?

— Ничего не достается просто так, без усилий. Чтобы отправить меня в мир иной, тебе придется хорошенько постараться, Рейнгольц, а зная тебя, насчет этого я могу не волноваться. Ты, Адам, обладаешь просто удивительной способностью портить все, за что берешься. Даже погибнуть толком не смог.

Я цокнул языком.

— Кстати об этом. Чего ты такого наплел девчонке, что она додумалась меня пристрелить?

Морис усмехнулся.

— Что, предлагаешь мне предсмертную исповедь?

— Именно.

— Как хочешь, — он совершенно невозмутимо пожал плечами. — Но в ответ ты расскажешь мне, как и кто тебя воскресил. Идет?

Вздохнув, я почесал затылок и через секунду кивнул.

— Все равно ведь мертвецы не рассказывают сказки, так чего ж скрывать? Только я тебе все равно не верю. Откуда мне знать, что ты не наплетешь всякую хрень?

— Тот же вопрос.

— Принято. Чур, ты первый!

— Ей богу, Адам, как в яслях.

— Что поделать, а мое слово первое. Давай, давай, крути болванку, задница ты черномазая.

Морис поморщился, как будто я только что отрыгнул на его любимые туфли, но свой рот все же раскрыл и признался:

— Я всего лишь сказал ей, что ты Волк. Представляешь, Адам, а мать нашей страдалицы когда-то давно скушали именно Волки. Какое совпадение, да? В общем, особо думать мне не пришлось: я натолкнул ее на мысль и предложил другого учителя, а она все сделала сама.

Я потер щеку и поднял палец вверх.

— Есть всего лишь два весомых «но»: тогда я еще не был Волком (Холхост тебя подери, Морис, ты ведь сам любил меня этим донимать!), да и другого учителя назначить нельзя. Последний вопрос мы, между прочим, обсуждали как раз перед моим… смертью.

— Она-то этого не знала. А о том, что ты даже среди своих ущербный, Адам, ты ее, увы, не предупредил. Кстати, ты сказал — я цитирую! — «еще не был». Значит, сейчас ты уже «был»?

С ответом я замешкался, из-за чего Морис снова рассмеялся своим противным скрежещущим смехом, как будто вилкой царапают железяку.

— Так-так, блудный сын решил вернуться к своим истокам. Я так понимаю, зря мы спрятали тебя от закона и сделали проводником. Ты снова доказал правильность моих слов: испортить ты можешь все что угодно, — он взял в руки ручку и постучал ей по столу, думая о чем-то своем. — Жаль, конечно, что из вас остались только ты да твоя полоумная сестрица. Интересно, а она еще стелется под любым мужчиной, показавшим ей ее место? Я бы ее навестил…

Тут мой щит самоуверенности дал трещину. Весомую, я бы добавил.

Рыкнув, я ринулся вперед и с размаху ударил его в грудь ногой. Каблук встретился с его ребрами. Кости не выдержали и с хрустом сломались, а сам Морис слетел со стула и грохнулся на пол в паре метров от прежнего места.

Я хмыкнул. Стряхнул с плеч пыль и присел рядом с корчащимся святошей.

— Ты даже не представляешь, как это приятно.

— Почему же, — Морис через силу усмехнулся. — Представляю. Я ведь задел тебя, да? Уже в который раз. А ты ответил. Не задумывался, что ты прозрачен как стеклышко, и каждый дурак, у которого больше двух извилин, видит твои слабости?

— Пусть видит, я не жадный. Я так понимаю, с Ольхой мы закончили: ты обманул ее и кинул…

— Правильно. Аннулировал твое завещание и послал на прекрасный трехдневный курорт в Ургротные Клети.

— Ну, что сказать, она этого заслужила. Пошли дальше по списочку. Где Проводница сейчас, и какого лешего ей вообще от меня надо?

— М-м-м, дай подумать… Погоди-погоди, я разрываюсь между желанием послать тебя к Холхосту и рассказать правду, ведь если ты все узнаешь, то определенно сдохнешь. Ты просто не можешь прятаться и всегда лезешь на рожон.

— Пресвятые черти, Морис, хватит повторять очевидное. Достал, клянусь черным богом, достал!

Человек в черном закашлялся и приподнялся на локтях, прижимая правую руку к груди.

— Ладно, Адам, скажу, раз уж ты так просишь. Наша общая знакомая прошлой пятницей остановилась на болотах Элле и больше не передвигалась. Честно.

— Верю, братец, верю, — я удовлетворенно кивнул. — И что же ей надобно?

— Как ты помнишь, это существо появлялось в истории только дважды — этот раз третий, — для удобства он отполз к стене и уперся в нее спиной. — В первый раз договор с ней заключали мы, служители церкви, когда только-только из людей стали прорастать эти твари. Как выяснилось, если человек убивал монстра, то его риск стать одним из них возрастал, поэтому нам нужны были те, кто сможет справиться с чудовищами и не пополнить потом их ряды.

— Хм. Вы вытребовали у нее проводников, я помню, и отдали ей на растерзание четыре города населением более ста тысяч. Прямо огромный вклад в развитие гуманизма.

Морис покачал головой.

— У нас разные взгляды, Рейнгольц. Я вижу суть, а ты только пробегаешься глазами по поверхности.

— Да, да, и эту песню мы тоже слышали. Давай дальше.

— Второй проблемой стала чума в Северной Голиции. Из-за этого и началась война. Тогдашние Держатели Тарантура и Карантании решили захватить третье царство, несмотря на эпидемию, а наследник Фарварда с дуру заключил пакт с Проводницей и обратил всех своих людей в оборотней. В ходе атаки тех почти полностью перебили, а остатки развили свои способности и стали именоваться Волками. Но есть одно «но»: принц Северной Голиции не смог отдать долг этой твари, из-за чего она осталась ни с чем, а когда попыталась взять свое, то ее заперли под Караваем на долгие века. С тех пор она недолюбливает и проводников, и Волков.

— А вот последнего я не слышал, — признался я, почесывая щетину.

— Легче спросить, что ты вообще слышал. Но не в этом суть. Когда ты по своей тупости угодил в Каравай, она проснулась. Все началось с того момента, когда погиб бука.

— Он просто мелкая сошка!

Морис снисходительно кивнул.

— Во времена войны он таким не был. Они заперли ее на заклинание и привязали его к буке в надежде, что тот будет жить вечно и изредка подпитываться беглыми заключенными. А вы вдвоем все испортили.

— Так-то да, но какого хрена именно я?

— Ты еще не понял, идиот? Наследник своей крови, пусть и искалеченный…

— Угу. И ущербный. Знаем.

— …и ущербный, — все равно договорил Морис, — да еще и проводник. Ты ей приглянулся, Адам. А разрушенные города и появление оживленцев — всего лишь ее развлечение. Когда-нибудь она до тебя доберется. Когда ей это будет нужно.

Я сел, задумчиво пожевывая губу и наблюдая за бесполезными стараниями моего собеседничка дотянуться до лежащего под столом пистолета. Значит, вот как…

— Ведь она уже до меня добралась, — шепотом сказал я самому себе.

Морис замер.

— Как? Когда? Мне такого не докладывали!

— Предпоследний город, где я был перед смертью. Не помню, как он назывался, но словечко там еще то. Она бы меня убила, если бы мы не заключили сделку.

— Какую?!

— А какую сделку можно еще заключить с дьяволом? Душа в обмен на жизнь.

— На кой черт ей твоя жалкая душонка? — захрипел он. — Ты проводник, у тебя ее попросту нет!

— Ну, спасибо.

Нет, душа-то у меня есть, но она, как сказать… ни для чего не годится.

— Не время для цирка, Адам! Хоть раз в жизни попытайся быть серьезным, особенно сейчас! — его лицо вдруг покраснело. Он что, серьезно пытался меня вразумить? — Что ей надо?..

Морис снова задумался. Я не видел его таким никогда: его руки дрожали, отовсюду лил пот, а глаза как в лихорадке метались туда-сюда, перескакивая с моего лица на пол и обратно. Видимо, я заставил его всерьез обеспокоиться судьбой будущего мира.

— Так, что у нее может быть на уме? Вспоминай, вспоминай!

Я усмехнулся.

— А я ведь воскрес под Древом, Морис. Под тем самым, — дал я ему подсказку.

Его глаза округлились до размера подставки для чайника.

— Вот значит как…

— Ну-с, слушаю твои разумения, друже, — я незаметно коснулся запястья, к которому на наручи крепилась тонкая бамбуковая трубка.

Он вздохнул и покачал головой.

— Легко додуматься, чего она хочет. В конце концов, чего жаждет тот, кто заперт во тьме?

— Свободы.

— Вот именно. Во-первых, ты отдал ей свою душу. Во-вторых, воскрес под Древом, что сделало из тебя потенциального смертника. А кто приходит за теми, кто вырвался из мрака?

— Проводница. Получается, она идет за душой, которая итак принадлежит ей, — догадался я. — То есть, по сути, она полностью свободна!

— Именно. И тебе надо с этим разобраться!

— Почему это?

— Ты во всем виноват, — прошипел мне Морис, подаваясь вперед. — Ты все это затеял, ты начало всех бед. Тебе все и расхлебывать. Сдохни уже, наконец, как человек, а не живи как пес.

Я всплеснул руками.

— Нет уж, дорогуша, иди-ка ты лесом. Я жив, ода свободна. Пока она свободна, я жив. Логическая цепочка предельно ясна, так ведь? И я рад, и Проводница, вроде, тоже. Все в шоколаде!

В порыве гнева он схватил меня за руку и дернул на себя.

— Ты никогда не отличался совестью, Рейнгольц, на сейчас в твоих руках судьба всего мира, идиот! Сделай, что должен! В конце концов, она и до тебя доберется.

— Ага. Лет через десять, когда наиграется с остальными. А к тому времени я рассчитываю уже скопытится из ненадобности жить дальше. Прощевай, Морис, мне больше от тебя ничего не надо.

— Тогда прикончи! Чего ты ждешь? Я не собираюсь смотреть, как по вине какого-то ублюдка погибает весь мир!

— О, — я оскалился, — я ждал, когда ты этого скажешь…

Я медленно поднялся на ноги, смахивая с запястья его руку, и вложил в духовую трубку один единственный дротик, к которому наспех прицепил красное оперение.

— Видишь ли, Морис, за всю мою жизнь ты, пожалуй, достал меня больше всех. И ты рассчитываешь, что я так просто тебя убью? Нет, свои руки твоей кровью я марать не стану.

Щелкнул механизм.

Морис резко выдохнул, когда игла глубоко засела в его шее. Он пошатнулся. Вытянул дротик из кожи и удивленно к нему пригляделся, а затем перевел взгляд на меня.

— Это еще… что?

Я видел, как на его лице медленно начинают проявляться первые признаки.

— Яд, — спокойно ответил я. — Смерть от него обеспечена в течение часа. Страшная смерть, полная боли и страданий. Сначала с тебя слезет кожа. Потом, когда каждое движение будет причинять невыносимую боль, тебя охватит паралич, но ты все будешь чувствовать. Шока не будет. Смерь не наступит, пока ты не пройдешь все стадии, а их много, поверь мне на слово. Кровь будет кипеть, мозги сварятся в собственном соку и полезут из ушей и ноздрей, и глаза полопаются один за другим. И только через час ты сдохнешь, — я усмехнулся. — Ах да, забыл упомянуть, что станешь ты, я предполагаю, вурдалаком.

— Такого яда не существует…

— Кто знает, кто знает… Навряд ли твои знания когда-нибудь добирались до подвалов Северной Голиции, ведь, как ты знаешь, чума появилась не сама по себе.

Его взгляд пал на пистолет.

— Противоядия нет, даже не надейся, — улыбнувшись, я ногой подтолкнул оружие к нему ближе. — Единственный выход — это смерть. Конечно, можешь убить меня, но тогда сам умрешь в мучениях.

— Ты все равно отсюда не выберешься.

— Это уже не твоя забота. Ну же, решай, — я прищурился, внимательно наблюдая за каждой его дрожащей мышцей на лице. — Давай, Морис, я же знаю, что больше судьбы мира тебя заботишь лишь ты сам!

Он медленно протянул свою дрожащую руку к пистолету. Бледные тонкие пальцы обхватили рукоять — указательный лег на спусковой крючок.

Морис поднял кисть выше. Дуло огнестрельного оружия было направлено мне в сердце.

Оно стучало. Отбивало ритм — ровный, спокойный. Он мог выстрелить, но не выстрелит, ведь этот взгляд я знаю. Больше смерти люди боятся смерти в муках.

Прогрохотал выстрел. Его черепушка взорвалась на сотни мелких кусочков и разметалась сзади по стене, оставляя на последней кровавые узоры. Вообще удивлен, что он поверил. Хотя кто бы не поверил, когда перед глазами все кружится, а кожа действительно будто соскальзывает с тела?

— А это был всего лишь Эрин, придурок, — усмехнулся я. — Пол дозы. Его не хватит даже чтобы убить сраного ежа, не то что человека. Идиот. Ведь всегда мнил себя самым умным.

В дверь задолбили: услышали выстрел. Пора сматываться. По крайней мере, ответы на все интересующие меня вопросы я уже получил, и они меня вполне удовлетворили.

Смахнув с руки каплю чужой крови, я взобрался ногами на подоконник и в последний раз посмотрел на обезображенный труп Мориса, пытаясь хорошо запомнить это зрелище для дальнейшего любования им перед сном. Могу поспорить, я выглядел на лучше…

Я вздохнул. Посмотрев на сумеречное небо, я накренился вперед и разжал пальцы, полностью отдаваясь ощущению свободного полета.

Одним трупом больше. Осталось только покончить с девчонкой.