В Тылту Степа Холмов прибыл ранним утром 11 сентября. Он неспешно шел по еще малолюдным и тихим улочкам и наслаждался покоем и ярким многоцветным морем. Он впервые оказался в этом благословенном краю — работа без отпусков и выходных не оставляла времени для посещения мест отдыха, И сейчас… Как задачка посложней, из неразрешимых, так сразу: «Степа, возьми-ка ты…» А на этот раз вообще придумали задание из ряда вон. Мистика какая-то… Массовая гибель отдыхающих… Без всякого смысла… Явно стихия виновата…

Вспомнив о задании. Холмов помрачнел и нехотя побрел в местный угрозыск — представиться и изучить досконально дела потерпевших.

Через час все данные разместились в ячейках холмовской памяти, все, выясненные на текущий момент, детали обо всех 36 происшествиях. Он снова убедился, что вся эта история отдает мистикой, но его четко работающий мыслительный аппарат никакой мистики не признавал.

Он снова и снова перебирал факты, пытаясь отыскать нечто общее для всех 36 происшествий. Пока что общим для всех было только то, что пострадавшие сгорели без остатка. Были они почти все взрослыми, кроме одного подростка, местного хулигана.

Можно было предположить злой умысел — все случаи произошли во время или после ссор или скандалов. Но в пирокинез Холмов верил еще меньше, чем в прочие мистические явления. Кстати, у всех пострадавших не оказалось даже общих знакомых…

Степа тяжко вздохнул и отправился знакомиться с обстановкой. Неделя ушла на разговоры с очевидцами и друзьями — собутыльниками потерпевших. Из множества противоречивых фактиков и житейских обстоятельств ему вроде бы удалось отыскать кое-что стоящее: все пострадавшие загорали на одном и том же пляже — Нижнем! И он даже стал очевидцем подобного инцидента, так как проводил теперь на пляже почти весь день.

Два толстячка, расположившись на цветастом полотенце, играли в карты. Степа как раз остановился около киоска, в котором мрачный Усач торговал всякой всячиной, и собирался прицениться к солнцезащитным очкам, когда толстячки повздорили. Вероятно, один из них смухлевал, и… вспыхнул. Полыхнул, как факел, и вскоре от него осталась только кучка пепла, которую мгновенно развеял по песку легкий ветерок с моря. Степа подскочил к уцелевшему и застывшему в ужасе картежнику.

— Что вы ему пожелали? Сгореть синим пламенем?

— Н-н-н-е-е-т! Мы же с ним друзья!.. Что я скажу Анне Тимофеевне?! Что?

— Признавайтесь, что вы ему пожелали? — теребил несчастного Степа. — Это облегчит вашу совесть.

— Ничего! — в отчаянии закричал толстячок. — Только попросил не жульничать. Сказал, как тебе не стыдно, Саша… И кто мне деньги отдаст, я ему мазь для загара купил у Усача… И что я скажу Анне Тимофеевне?!

Степе показалось, что в голове у нега что-то явственно щелкнуло, соединились — какие-то цепи. Все потерпевшие сшивались на этом «диком» пляже и испепелились тут же, за исключением двух-трех случаев «по месту жительства». И все пострадавшие, несомненно, пользовались услугами Усача!

По-кошачьи неслышно ступая, он подобрался к киоску, приобрел давно облюбованные темные очки, нацепил их на нос и уставился на продавца.

— Где твой патент? — зашипел он, дождавшись, когда отойдет прочь блондинка, покупавшая крем для загара, — Почему торгуешь снадобьями неизвестного происхождения?! Признавайся, душегуб, что снабжаешь их всех горючей смесью и они сгорают по твоей вине!

— Но нэ всэ… Только бэссовестные… у них рэакция происходит…

— Как тебе не стыдно… — начал Степа, но окончить не успел. Усач побагровел, уж и неясно, со стыда или от гнева, раскрыл рот и… полыхнул. Пламя мгновенно охватило и пожрало киоск, и раньше, чем прибыли пожарные, все было кончено. Только легкий дымок шел изо рта растянувшегося неподалеку на песке Холмова. У Великого Электронного Сыщика со стыда за свою оплошность сгорели все предохранители. Лишь в последний момент его озарило, что надо было сначала вызнать у Усача секрет изготовления «мази от бессовестности», отыскать таинственный катализатор!