Эрвин надолго задержаться не мог, но я была даже рада его отъезду. Вдали от меня — а значит, и от Шера — он будет в гораздо большей безопасности. Перед расставанием нам удалось немного побыть наедине, и мы нацеловались до воспаленных губ.

— Когда все закончится, мы обязательно поженимся, — пообещал мне Эрвин.

Я спрятала лицо у него на груди, чувствуя себя подлой лживой дрянью, ведь у меня не было ни малейшей уверенности в том, что мы сможем быть вместе. А отказаться пусть и от краткого счастья я не могла, потому-то никак не решалась оттолкнуть графа Солейского. Мне нужны были его влюбленные взгляды, осторожные прикосновения, жаркие поцелуи. Рядом с ним я чувствовала себя живой, любящей и любимой, в то время как присутствие Шера рядом превращало меня в бездушную куклу. И я понимала, что, если приму его предложение, именно на такое существование и буду обречена: жить, опутанная паутиной его болезненной страсти, задыхаясь от невозможности принять самостоятельно хоть какое-нибудь решение.

И я все тянула с ответом, понимая, что получив мое согласие однажды, больше Шер моим мнением не поинтересуется.

— Я могу сделать мальчишку герцогом, — сказал он мне тогда будничным тоном, будто речь шла о каком-то пустяке. — Если для тебя это так важно, то я устраню все препятствия с его пути. Но взамен ты отправишься со мной в Галирфан. В тот же день, Лесса.

— Это очень важное решение, — осторожно ответила я. — Могу ли я подумать?

Шер легко прикоснулся губами к моему виску.

— Разумеется, девочка моя. Я не буду тебя торопить.

От его обращения ко мне хотелось взвыть, что-нибудь разбить, заорать, что никакая я не «его девочка», но я терпела. Терпела и улыбалась.

Прикидывала так и эдак, сумеем ли мы справиться своими силами, ведь поражение для всех нас означало верную смерть. Понимала, что готова пойти на все не ради того, чтобы Ланс получил свое наследство, а ради будущего Говарда и Эрвина. И училась, училась, училась. Стиснув зубы, преодолевая почти животный ужас, слушала разъяснения Шера. Для себя решила, что чужой кровью покупать свой успех не буду, а вот своей закреплять заклинания согласна. Результаты впечатляли, но их я старалась держать в секрете от обоих учителей — и от дядюшки, и от Повелителя.

Однажды вечером мне довелось увидеть отчима Ланса, того самого ужасного герцога, перед которым все дрожали в страхе и в Бухте-за-Скалами, и в Теннанте. Зимой темнеет рано, но Роланд, выйдя из экипажа, прошел прямо под фонарем. Я отступила поглубже в тень, чтобы никто не заметил моего внимательного взгляда, устремленного на герцога. Высокий обрюзгший краснолицый мужчина, покачиваясь, поднялся на крыльцо выкрашенного в розовый цвет двухэтажного дома.

— Куда это он?

Ланс, которому был адресован мой вопрос, презрительно скривил губы и нехотя ответил:

— К шлюхам. Прости, Лесса, не должен я был тебя сюда приводить. Эрвин, если узнает, шею мне свернет. Но очень уж хотелось полюбоваться на муженька Ингрид. Совсем боровом стал.

— Я не скажу Эрвину, — пообещала я. — И Говарду не скажу.

Зато Шеру рассказала. Сначала он разъярился и заявил, что Ланс не доживет до своего совершеннолетия, поскольку потащил меня в квартал, где находился веселый дом. Но, увидев, как я расстроилась, успокоился. И сказал, чтобы я не обольщалась.

— Я видел герцогиню Ингрид. Не суди о ней по тому жалкому подобию мужчины, что называет себя ее мужем. Она — опасная змея, поверь.

Что же, примерно такое представление о герцогине у меня сложилось и со слов Ланса.

А вскоре после того разговора Шер сообщил мне, что вынужден опять на какое-то время оставить меня. О том, принимаю ли я его предложение, он не спросил, что меня только порадовало. Да и известие о его отъезде я встретила с облегчением.

Приближался день рождения Ланса, тот самый день, к которому мы готовились так долго. От Эрвина приходили теплые письма, которые я хранила в шкатулке с секретом, чтобы не обнаружила любопытная прислуга. У меня появилась привычка перечитывать их перед сном. И засыпая я представляла себе, что все уже благополучно закончилось, Ланс получил свое наследство, его мачеха и отчим наказаны, Шер так и не вернулся, а рядом со мной в постели лежит Эрвин, ласково перебирает мои волосы, прикасается губами к виску и шепчет: «Спокойной ночи, любимая.»

Первый день весны выдался по-зимнему хмурым и ненастным. С утра падал мокрый снег, превратившийся к обеду в дождь, а к вечеру опять ударил мороз. Я натянула на себя теплые шерстяные чулки, а голову закутала шарфом, подозревая, что капюшон плохо защитит меня от холода. Ланс только посмеивался, глядя на мои приготовления, но было заметно, что он тоже нервничает. Говард казался невозмутимым, но то и дело вытаскивал из ножен кинжал и прикасался пальцем к острию. Я незаметно нащупала собственный серебряный нож — подарок Шера. Все в порядке, не забыла.

— Пора, — сказал наконец Говард.

И, словно бы в ответ, в дверь постучали. Три раза, потом один, затем два и еще раз три. Люди Фердинанда. Мы дружно накинули плащи и отправились на выход. Дядюшка вышел первым. Я хотела было последовать за ним, но Ланс внезапно схватил меня за плечо, резко развернул к себе и коротко, но крепко поцеловал в губы.

— На удачу, — пояснил он с кривой ухмылкой.

Почему-то его действие не вызвало у меня ни злости, ни раздражения. Я стянула перчатку и провела пальцами по его щеке.

— У вас все получится, ваша светлость.

Он опять улыбнулся, на сей раз искренне. А я вновь надела перчатку и отворила захлопнувшуюся было дверь.