Настроение было отвратительным и угрожало к рассвету испортиться еще сильнее. Эрвин костерил себя на все лады за то, что поддался на уговоры отца и приехал в Теннант. Не успел он переступить порог семейного особняка, как тут же пожалел об этом — похоже, почтеннейший родитель всерьез озаботился проблемой продолжения рода. Сия многотрудная задача немало осложнялась тем, что непутевый сын, унаследовав от деда по материнской линии титул и земли, вот уже три года как покинул отчий кров и появлялся пред суровые отцовские очи лишь изредка. А уж о том, чтобы заставить его жениться под угрозой лишения наследства, можно было даже не заикаться — окромя смеха, иной реакции сия угроза у Эрвина не вызвала бы.

Пришлось действовать хитростью. И вот теперь неблагоразумный отпрыск графа Вария таки угодил в ловушку — не мог же он, едва приехав, оказать родителям неуважение скорым отъездом. А уж то, что бедолаге приходилось ежедневно общаться с тремя абсолютно случайно гостившими в особняке дочерьми отцовских друзей — это, право слово, такие мелочи.

От похода на площадь Эрвину отбиться не удалось. К счастью, у одной из дев к вечеру заболела голова, но и двух оставшихся было более чем достаточно, чтобы вызвать головную боль уже у самого молодого человека. Между нехитрыми развлечениями девицы стрекотали так, что терпение Эрвина то и дело оказывалось в опасной близости к тому, чтобы лопнуть. Поначалу он купил им сладких пирогов, в надежде занять болтушкам рты. Девушки немного покривились — есть прямо на улице, словно простолюдинки, фи! — но угощение все же сжевали, увы, довольно быстро.

Навязанных спутниц звали Люсинда и Белинда, но обозленный донельзя Эрвин обозвал их про себя Змея и Патока. Змея-Люсинда имела вечно недовольный вид, ставила себя много выше прочих и даже разговаривала, немного пришепетывая. Патока-Белинда, напротив, казалась графу приторной липко-сладкой особой. Любительница уменьшительно-ласкательных словечек, она картинно восхищалась любой мелочью, связанной с Эрвином. Не далее, как за завтраком, она похвалила его изысканный вкус при выборе омлета — при этом воспоминании Эрвина передернуло — а теперь рассыпалась в благодарностях графу за то, что подхватил ее под локоть и не дал свалиться под ноги толпе, когда Белинда неловко отпрянула от летящего в их сторону факела.

Эрвин мрачно следил за представлением, отчаянно завидуя Лансу. Тот остался в поместье, отговорившись какими-то книжными исследованиями. Хотя, быть может, оно и к лучшему. Разумеется, Эрвин не собирался представлять своего друга претенденткам на должность графини его настоящим именем, но все же в их случае осторожность не может быть излишней. Но невозможность отдохнуть в компании родственника злила изрядно. На мгновение Эрвин представил себе, какое веселье ожидало бы его, посети он празднование с Лансом, а не со Змеей и Патокой — и не удержался, скрипнул зубами. Отвлекаясь от болтовни Белинды, он обвел взглядом толпу — и задержался на невысокой стройной блондинке в зеленом платье.

Отблески огня на мгновение ярко осветили лицо незнакомки, делая его волшебно-притягательным. Отчего-то Эрвину показалось на миг, что девушка эта — особенная, и он отчаянно захотел оказаться на месте ее спутника, что стоял к ней близко-близко, почти прижимаясь всем телом, и сжимал ее ладонь. Но в следующее мгновение граф и сам посмеялся над нелепостью своего желания.

— Фу! Какие вульгарные девицы, — прошипела Люсинда, жадно разглядывая наряды девушек-танцовщиц. — Надеюсь, в этом году нам покажут хоть что-нибудь достойное не просто полупьяной толпы, но и людей благородных.

Эрвин поморщился. Вопрос о том, зачем же Змея отправилась смотреть зрелища, предназначенные для вульгарных простолюдинов, вертелся на языке, но граф не позволил себе столь хамский выпад. Недалекая девица не стоила скандала с отцом, который непременно воспоследовал бы за этой ребяческой выходкой. Мысль о том, что необходимо будет еще десять дней общаться с Люсиндой и Белиндой, а также их столь кстати заболевшей подругой, была подобна зубной боли. Необходимо было срочно придумать себе какой-нибудь благовидный предлог, дабы отлучаться из дома хотя бы ненадолго.

Внезапно в голову Эрвину пришла затея, замечательная в своей простоте. Он припомнил давно утратившего силу и отошедшего от дел Теннантского мага Говарда. Конечно же, магии он лишился, но знания и разум остались при нем, ведь так? Значит, можно попробовать привлечь его на свою сторону — авось и будет хоть чем-нибудь полезен. Заодно и повод покидать отчий кров появится.

Идея так понравилась графу, что он даже улыбнулся. И, разумеется, Патока тут же решила, что его улыбка адресована именно ей.

— Ах, Эрвин, вам тоже нравится представление? — проворковала она. — Я нахожу его весьма достойным, да-да, без сомнения. Милейшей Люсинде не нравятся чудненькие платьица на девушках, не так ли? Но, надо признать, танцы весьма эффектны, весьма. Ну и пусть девочки немножко вульгарны, они ведь не виноваты, что не обладают ни достойным происхождением, ни приличными манерами. Нам-то ведь это не мешает наслаждаться их танцами.

Эрвин все так же скользил рассеянным взглядом по толпе, машинально кивая в ответ на лепет Белинды. Опять он выхватил блондинку в зеленом — на сей раз ее парень уже откровенно обнимал ее и что-то нашептывал девушке на ухо. Зрелище отчего-то показалось Эрвину неприятным, и он отвернулся.

А когда празднество закончилось, и Эрвин со спутницами возвращались в предрассветных сумерках в особняк, он увидел светловолосую незнакомку в третий раз. Свернув в безлюдный переулок, он даже замедлил шаг, заметив целующуюся парочку. Девушку он узнал сразу и попытался пройти мимо как можно тише, что увлеченные друг другом молодые люди не заметили его. Но все испортила повисшая на его руке Змея-Люсинда. Поравнявшись с парочкой, она резко остановилась и громко прошипела:

— У этих простолюдинов нет самых элементарных представлений о приличиях! Какой стыд! Так вести себя прилюдно!

Парень и девушка отпрянули друг от друга. Наконец-то Эрвин смог как следует рассмотреть ее лицо. Нет, незнакомка точно не относилась к простым горожанкам — в этом граф Солейский мог бы поклясться. Очень светлая кожа, темные брови и ресницы, глаза необычного почти желтого цвета, высокие скулы, припухшие от поцелуев губы — она опять показалась Эрвину необычайно притягательной, и он с трудом подавил в себе яростно вспыхнувшее желание пересчитать кулаком зубы ее спутнику. Вот тот, похоже, был парнем из рабочего предместья, хотя и весьма привлекательным. Каштановые волосы растрепались, а зеленые глаза горели злобой. Он сжимал и разжимал кулаки, не решаясь сказать ответную гадость особе женского пола. Вот если бы оскорбительную фразу произнес Эрвин — не было сомнений, мальчишка бросился бы на обидчика. А так он просто стоял, закусив губу, и сверлил Люсинду взглядом.

— Я приношу извинения за слова своей спутницы, — ледяным голосом отчеканил Эрвин. — Очевидно, хмель и праздничная атмосфера ударили ей в голову. Она не понимает, что говорит. Простите.

И, крепко ухватив возмущенно пискнувшую Люсинду за локоть, потащил ее за собой по переулку, подальше от юных влюбленных.