два года спустя

— Ты плохо концентрируешься, дорогая, — прозвучал надо мной мягкий укоризненный голос Говарда. — Вот скажи, о чем ты сейчас думала?

О чем? Да обо всем понемногу: о тесте для пирогов, которое оставила подходить Дарка, о празднике, на который звали меня Рина и Лада, о сыне сапожника, Тиме, который вчера вечером, робея, сказал мне, что я очень красивая…

— О разном, — покраснев, повинилась я.

— Ну вот. А о чем должна была?

— О свечке.

— Правильно. Зажечь свечу просто, а вот сделать так, чтобы она горела всю ночь и ярко освещала огромный зал — нелегко. Собери все свои усилия, направь их на выполнение поставленной перед тобой задачи.

Говард объяснял спокойно, ничуть не сердясь на нерадивую ученицу. Подумать только, ведь в свое время я так боялась встречи с ним! Трясясь в неуютном дилижансе, что вез меня из Заводня в Теннант, я только и делала, что ревела — так не хотелось мне расставаться с моей прежней жизнью. И как же оказалась права матушка Сузи, когда говорила, что большой город мне придется по душе! Я сама сейчас посмеивалась над своими страхами, над былой растерянностью и неловкостью. Заводень, когда-то показавшийся мне огромным, теперь вспоминался крохотным городком, а оставшаяся в прошлом Бухта-за-Скалами и вовсе не манила вернуться обратно. Сожалела я только о разлуке с Тиной и Деном, ну и о матушке Сузи, само собой. Но постепенно лица и голоса друзей стирались из памяти, и я уже не была уверена, что смогу достоверно вспомнить облик кого-либо из них. Да и надежда на встречу, пусть и не скорую, все еще оставалась. С матушкой — так уж точно.

Широкие улицы Теннанта за два года стали для меня почти родными — во всяком случае, в нашем квартале. Да, я уже называла дом Говарда своим и полагала это само собой разумеющимся. А ведь когда увидала его впервые, то всерьез боялась заблудиться в коридорах без провожатого. Теперь-то я с закрытыми глазами могла пройти из своей спальни в кабинет или спуститься в кухню. А как меня поразил кабинет! Великое множество книг в специально отведенных для них шкафах — да я раньше и шкафов-то не видела, жители Бухты-за-Скалами по старинке хранили вещи в сундуках. Я ходила по кабинету, как завороженная, рассматривая разноцветные — красные, коричневые, темно-синие, зеленые — корешки книг, диковинного вида лампу на столе из зеленого камня с прожилками, небольшую статуэтку, сработанную, как мне показалось, из чистого золота. И была поражена, когда Говард объявил, что я могу заходить в сию чудесную комнату в любой момент, как только того пожелаю.

Сам Говард тоже оказался человеком непростым. О своем прошлом он рассказывал неохотно, но я довольно быстро выяснила, что некогда он был магом, вот только выгорел в результате несчастья, когда в городе лютовала эпидемия. Маг стремился остановить заражения, обнося охранной чертой те дома, в которые еще не пришла беда, но превысил свои силы и навсегда лишился магии. Об этом мне таинственным шепотом поведала Дарка, экономка и кухарка в одном лице. В подчинении у женщины находились горничная Нонна, молчаливая пожилая женщина, и садовник Пирс — тот, напротив, весьма любил поболтать, в основном на тему цветов да деревьев.

Обитатели дома приняли меня довольно любезно. Говард, настоявший, чтобы я называла его дядюшкой, объявил, что к нему приехала дальняя родственница. Учитывая, что он сам взялся обучать меня правильному использованию магической силы, в его словах никто не усомнился.

— Покажи руку, — попросил он меня в первый день моего пребывания в Теннанте, едва лишь прочитав письмо матушки Сузи.

Я сразу догадалась, что именно он хочет увидеть, и закатала рукав. Говард внимательно осмотрел отметину и даже зачем-то потрогал ее сухими прохладными пальцами.

— Вы можете определить по ней, кто мои родители? — с затаенной надеждой спросила я.

Но маг только покачал головой.

— Увы, дитя мое, кем бы ни был твой отец, я его не знал. Но магическую силу ты получила по отцовской линии. Сейчас объясню, почему я так думаю. Существуют, разумеется, и женщины-маги. Вот только за последние лет двести ни одна из них не поднялась выше лекарки. А судя по знаку на твоей руке, уровень наследственной силы в твоей семье велик. И у тебя есть все шансы стать богатой и знаменитой — если ты того захочешь. Одаренного мага кто угодно возьмет на службу.

Я вовсе не была еще уверена в том, какого именно будущего хочу для себя. И мы порешили, что я останусь жить в доме Говарда, буду помогать ему приводить в порядок его записи, а взамен он станет меня обучать. Вообще-то маг собирался помогать мне просто так, безо всякой ответной услуги с моей стороны, но тут уж я воспротивилась.

— Не могу быть нахлебницей, — упрямо повторяла я на все доводы Говарда. — Я работящая, многое умею, вот увидите! Стряпать могу, полы мыть, белье стирать… Да много чего!

— Ну ты ведь не пожелаешь отнять у Дарки и Нонны их работу, — с усмешкой возразил мне маг. — Хотя, раз ты уж так жаждешь оказаться полезной, но вполне можешь помочь мне с бумажной работой. Я решил наконец-то написать мемуары, а еще у меня накопилось заметок по применению магии на парочку книг. Вот и будет мне подспорье. Договорились?

Я радостно согласилась.

Работа наша занимала обыкновенно пару часов в день. Моя задача состояла в том, чтобы отыскивать среди множества бумаг необходимые на тот момент Говарду, а также сверять новые записи с ранее сделанными. Занятие оказалось весьма увлекательным, а еще в ходе него я неожиданно выяснила, что радушному хозяину уже без малого сотня лет. Выглядел же маг где-то на сорок пять — пятьдесят. Темные волосы его немного поредели, виски посеребрила седина, а лоб прорезала парочка морщин, но спина его неизменно оставалась прямой, движения легкими, а темные глаза — яркими и блестящими.

Мое изумление немало позабавило дядюшку.

— Лесса, даже деревенские знахарки зачастую выглядят моложе своих сверстниц. Неужели ты полагаешь, что кто-нибудь из магов откажется от возможности укрепить свое здоровье? Если бы мои силы все еще оставались при мне, то я и с тридцатилетними смог бы потягаться.

Здорово-то как! Неужели и я так смогу? Несомненно, мне хотелось бы стать краше, нежели я была. В мечтаниях я уже представляла себя обладательницей пышной груди, осиной талии и крутых бедер — как незабвенная Тина, только еще прекраснее. И мнилось мне, что вот иду я по Теннанту, а все встреченные мною парни так и сворачивают шеи на мою неземную красоту. Но Говарду об этих фантазиях не рассказала, постыдилась. Да и не дошли мы за два года занятий до того, как можно изменить свою внешность. Сначала и вовсе занимались всякой ерундой, не стоящей, по моему тогдашнему мнению, внимания.

К примеру, дядюшка усаживал меня на стул — должна признать, довольно удобный — и велел сидеть по часу, стараясь ни о чем не думать. Я пыталась, да вот только ничего у меня не выходило. Мысли в голову лезли всякие, зачастую и вовсе глупые, спустя время стул уже переставал казаться удобным, держать спину прямо я забывала, скрючивалась и тут же получала нагоняй. Нет, Говард не ругал меня, скорее, ласково журил, но мне было так обидно его разочаровывать.

— Не унывай, Лесса, — одобрял он меня. — У тебя все обязательно получится. А умение отогнать от себя все лишние мысли — базовый навык любого мага.

Про базовые навыки он тоже мне все растолковал. Оказывается, просто иметь силу было мало, надо было еще уметь ее применять. Для того и требовалось обучиться для начала расслабиться, очистить свое сознание, а после уже полностью сконцентрироваться на решении задачи.

Помню свою радость, когда мне наконец-то удалось справиться с первым заданием — зажечь тоненькую восковую свечу. Затем я научилась перемещать предметы, сначала небольшие и на короткое расстояние, но с каждым разом вещи становились все тяжелее, а расстояние все длиннее. Над тем, чтобы поднять в воздух небольшой камень, я трудилась больше месяца, а вот точно в цель им и до сих пор попадала два раза из трех. Но определенные успехи я делала, и Говард не скупился на похвалу.

— Твоя сила еще неустойчива, Лесса, — пояснял он мне. — Лишь к восемнадцати годам она стабилизуется. Но ты заметила, что теперь ощущаешь слабость все реже?

И это действительно было так. Я уже могла взглядом зажечь дрова в камине и почувствовать в результате лишь легкое головокружение, а вовсе не упасть без сознания, как это бывало ранее. Задания, даваемые мне дядюшкой, все усложнялись, но я не роптала — мне действительно нравилось ощущать себя магом, способным на непосильные обычным людям деяния.

Но не следует думать, будто я занималась только бумажной работой и учебой. Нет, развлечений в Теннанте тоже хватало. Первое время я опасалась выходить на улицу, а затем Дарка позвала меня с собой на рынок — помочь донести корзины с покупками. В тот же день я догадалась, что женщина просто придумала предлог, дабы выманить меня из дома — корзины-то все равно несли носильщики, каждому из которых экономка вручила по медяку. Но когда Дарка попросила о помощи, я, разумеется, никак не смогла ей отказать и, надев новое платье и туфли, робея, вышла на улицу.

Экономка шла по городу неспешно, степенно, указывая мне на местные достопримечательности.

— Кондитерская, — пояснила она, когда мы проходили мимо лавки с огромными стеклами. — Там сладости продают. Хочешь зайдем, перекусим, выпьем по чашке шоколада или кофе?

Я понятия не имела о том, что представляет из себя неведомый шоколад, зато мерзкий горький вкус кофе припомнился мне весьма отчетливо, и я в испуге замотала головой.

— Ладно, в следующий раз, — усмехнулась Дарка, превратно истолковав причину моего отказа.

Тут дверь кондитерской распахнулась, выпуская стайку нарядно одетых девушек примерно моего возраста, и на меня потянуло столь манящими запахами, что я решила — ну и морской дьявол с ним, с этим кофе, в следующий раз — когда-то только он случится? — обязательно зайдем. Должна же я узнать, что именно так заманчиво и сладко пахнет.

А вот перед фонтаном я сама застыла в удивлении. Отмерев, обошла его несколько раз, протянула руку, подставляя ладонь под водяные брызги. Экономка наблюдала за мной с понимающей улыбкой.

На рынке же я и вовсе растерялась. Поразившее меня когда-то торжище в Заводне показалось мне теперь совсем крохотным. По огромной площади, заставленной лотками и палатками, текла людская толпа. Казалось, говорили все разом: шутили, спорили, перекрикивались, и над рынком стоял многоголосый гул. Дарке пришлось взять меня за руку, не то я вполне могла бы потеряться.

— Пойдем вначале специй прикупим, — заявила экономка. — Они весу почти не имеют, руки не надорвут с собой тягать.

Я покорно пошла за ней в сторону рядов, от которых ветерок доносил одуряюще пряные запахи. На самих же рядах мне с непривычки едва не сделалось дурно. И то сказать, я раньше даже не подозревала, что специй может быть такое множество — в Бухте-за-Скалами использовали пряные травы и привозимый с ярмарки в Заводне душистый перец, но здесь на медных тарелках горками лежали вовсе неизвестные мне приправы самых разных цветов: желтые, зеленоватые, охряные, солнечно-оранжевые, огненно-красные. Висели связки неведомых мне сушеных не то плодов, не то овощей, а в небольших кувшинчиках продавались уже готовые смеси и настойки. Цены меня тоже поразили. Одной приправы на медяк давали изрядное количество, а за щепотку другой просили целую серебряную монету. Я с восхищением следила, как ловко торгуется Дарка, и думала, что сама так в жизни не осмелюсь.

После специй мы отправились покупать зелень, затем — молоко и сыр. Корзины все тяжелели, и вскоре Дарка подозвала первого носильщика, вручила ему медяк и поручила отнести наши покупки в дом Говарда. На мой вопрос, не боится ли она обмана, женщина усмехнулась и указала на жестяную бляху с выгравированным номером, что украшала грудь носильщика.

— Они все в нашей мэрии зарегистрированы, — с видимым удовольствием выговорила экономка мудреное слова. — За каждым номер закреплен, и каждому знак пожалован. Так что воровства со стороны носильщиков горожане не опасаются. Так еще при старом герцоге заведено было.

На последних словах женщина, несмотря на царивший вокруг гомон, понизила голос так, что я ее едва расслышала.

В Теннанте, как и на севере Бранвии, хватало недовольных герцогом Роландом. Здесь тоже люд надеялся на юного Ланса и с нетерпением ожидал, когда тому исполнится двадцать три года. Именно по достижению этого возраста бранвийские мужчины считались совершеннолетними и могли вступать в права наследования. Правда, Ланса продолжала снедать неведомая болезнь, и шансов на то, что он сместит отчима, было мало, но среди народа упорно ходили слухи, что не так уж и болен наследник Бранвийского и что он обязательно заявит о своих притязаниях на герцогский престол. Гвардейцы Роланда столь же упорно пытались пресечь эти слухи, да вот только безрезультатно. Но Дарка была права — осторожность следовало соблюдать.

Утомленные походом по рынку, мы присели на лавочку у фонтана отдохнуть. Вот тогда-то я и познакомилась с Риной. Невысокая пухленькая девушка подошла поздороваться с экономкой. Дарка представила мне ее как свою дальнюю родственницу. Рина была на год старше меня и отличалась любопытством и разговорчивостью.

— А ты родственница мага, да? Тетушка мне рассказывала о твоем приезде.

Я настороженно кивнула, не представляя, что именно Дарка могла разболтать родне. Впрочем, довольно скоро выяснилось, что ничего сверх дозволенного женщина не рассказала. Лишь то, что к Говарду приехала с северной окраины герцогства его внучатая троюродная племянница, которая теперь будет жить с дядюшкой. Ни о моем даре, ни о том, что маг взялся обучать меня, экономка не упомянула.

— А это правда, что ты у моря жила? — с неподдельным интересом спросила Рина.

— Правда.

— Вот ведь повезло, — протянула новая знакомая немного завистливо. — Купаться можно было круглый год.

— Да ты что? — от изумления я даже растеряла всю свою робость. — Кто же в море купается, кроме мальчишек — но тем все нипочем. Холодно ведь, да и о камни пораниться можно.

— Да? — изумилась Рина. — А Ладкину сестру муж возил на море в медовый месяц, так она говорила, что там песок и вода теплая. И окунаться можно, в специальных костюмах. Там отдельно огорожены места для женщин и для мужчин, чтобы, значит, случаем никто ничего срамного не заметил. Врала, получается?

Немного поспорив и не без помощи мудрой Дарки мы выяснили, что моря севера и юга весьма между собой различаются.

— А ты приходи завтра в кондитерскую, — предложила мне Рина на прощание. — Пирожных поедим, я тебя с Ладой познакомлю. Она хорошая, тебе понравится.

Я растерянно посмотрела на экономку, не уверенная, что мне дозволено выходить из дому одной и посещать кондитерскую с девушками.

— Заблудиться боишься? — неверно истолковала мой взгляд новая знакомая. — Так мы за тобой зайти можем.

— Если дядюшка позволит, — пробормотала я.

— Да с чего бы ему запрещать? — неподдельно удивилась Рина. — Я ж не дурное чего предлагаю. Ну, до завтра!

Говард отнесся к идее посещения кондитерской в компании девушек с одобрением и даже дал мне несколько монет, попросив прихватить пирожных и ему. На следующий день Рина действительно заявилась за мной, прихватив с собой подругу. Вместе они смотрелись забавно: невысокая полноватая темноволосая болтушка Рина и Лада, застенчивая хрупкая блондинка. Поначалу я немного дичилась и смущалась, но вскоре уже сидела с новыми знакомыми за столиком, уплетая вкуснейшие пирожные со взбитыми сливками и запивая их одуряюще пахнущим горячим шоколадом, беззаботно болтала и смеялась. К концу дня нам уже казалось, будто мы знакомы всю жизнь.

Так я обзавелась новыми приятельницами.

На главной площади Теннанта были сложены вязанки хвороста — вечером здесь зажгут огромный костер и устроят танцы и прочие развлечения. Пока же было светло и мы прогуливались вокруг каруселей, на которых кружила смеющаяся детвора. В этом году нам впервые разрешили, как взрослым, праздновать до рассвета.

Говард был краток и посоветовал просто сохранять ясность рассудка и трезвую голову, зато Дарка разразилась целым потоком наставлений. Досталось не только мне, но и Рине с Ладой. Когда мы наконец-то вырвались от экономки, то дружно облегченно выдохнули.

— Тим сказал, что к вечеру тоже подойдет, — хитро прищурившись, сообщила мне Рина. — По-моему, ты ему нравишься.

Смутившись, я отвернулась и, чтобы не отвечать, купила у уличной торговки золотистые леденцы в форме звездочек. Один тут же сунула себе в рот, а еще два отдала подругам, но от Рины так просто было не отделаться.

— А он тебе как? — упрямо допытывалась она, не спеша приступать к своему лакомству.

Я помотала головой, не зная, что ответить. То, что сын сапожника увлечен мною, я поняла уже давно. Тим дарил мне маленькие подарки: то сдобную булочку, то ленту, то букетик фиалок. Поначалу я не хотела брать подношения, но он всякий раз так искренне расстраивался, так заверял, что это всего лишь знаки дружеской симпатии, что я сдалась. Мысль о том, что однажды он может признаться мне в любви, одновременно завораживала и ужасала меня. Мне льстила влюбленность юноши, но определиться со своим к нему отношением я пока еще не была готова.

— Отстань от нее, Рина, — осадила подругу Лада. — Ой, смотрите, шатер гадалки. Заглянем?

Мы с Риной неуверенно переглянулись. Узнать свое будущее ужасно хотелось, но нас останавливал какой-то необъяснимый страх.

— Не знаю, — робко пробормотала я, — боязно как-то.

Лада дернула меня за рукав.

— Да ну что ты, в самом деле! И ничего здесь страшного нет. Моя сестра в свое время ходила, так ей жениха богатого нагадали. И все-все сбылось!

Перед шатром из темной ткани, расписанной золотыми звездами и серебряными полумесяцами, стояла небольшая очередь из нервно хихикающих девушек и парочки печальных женщин постарше. Внутрь запускали по одной. Выходили посетительницы с загадочными лицами, сияющими глазами и странными полуулыбками.

— Шарлатанка небось, — шепнула я Рине. — Видишь, какие все довольные? Значит, хорошую долю сулит.

— Посмотрим, — в голосе подруги уже не было страха — мошенников она не боялась. — Если не скажет ничего жуткого, то я буду довольна. Неохота, знаешь ли, услышать об ожидающих тебя несчастьях.

Лада, услыхавшая наш разговор, опять затянула о своей сестре да о том, как той удачно в свое время нагадали мужа, но тут как раз подошла наша очередь, и мы втолкнули ее в шатер. Вскоре она появилась, с той же мечтательной улыбкой, что и прочие. Рина скользнула за полог, а я пристала с расспросами.

— Ну, что сказала?

Подруга покачала головой.

— Нельзя говорить — не сбудется.

— А твоя сестра…

— А она только после свадьбы нам и рассказала.

Я рассудила, что раз Лада боится, что предсказанное не исполнится, то она тоже услыхала что-то хорошее.

Наконец из шатра выглянула Рина и поманила меня.

— Ступай!

Чувствуя себя глупее некуда, я проскользнула внутрь. Там было темно, и я, вошедшая с залитой солнцем площади, поначалу зажмурилась. А открыв глаза, принялась осматриваться.

Освещен шатер был одной-единственной горящей на низеньком круглом столике свечой. Рядом с ней стояло зеркало и миска, наполненная сухими розовыми лепестками. К аромату увядших роз примешивался еще какой-то незнакомый мне горьковатый запах, от которого закружилась голова.

— Подойди поближе, — велела мне закутанная в черное покрывало женщина. — Присядь и дай мне руку.

Я повиновалась, осторожно опустившись на тряпичный коврик — стульев, равно как и лавок, в шатре предусмотрено не было, приходилось сидеть прямо на полу.

— Руку, — отрывисто приказала мне гадалка, протянув ладонь.

Я, пользуясь тем, что сидели мы разделенные только крохотным столом, подняла на нее взгляд в надежде рассмотреть получше. Оказалось, что покрывало скрывало не только волосы женщины, но и ее лицо. Мне были видны только ее глаза — большие, карие, слегка навыкате. Возраст гадалки определить было трудно — явно не юная девушка, но и не старуха, морщин при неверном освещении не заметно. Покорно вложив руку в ладонь гадалки, я принялась ждать продолжения.

Женщина закрыла глаза и замерла ненадолго. Мне стало не по себе. Как-то не верилось, что сейчас я услышу предсказание счастливого замужества и безмятежной жизни в окружении пяти ребятишек. И плохие предчувствия, само собой, не замедлили сбыться. Когда гадалка наконец распахнула глаза, они показались мне черными и бездонными, абсолютно лишенными радужки и безумными.

Ногти ее, по счастью коротко подстриженные, больно впились мне в ладонь. А когда она заговорила, то голос ее звучал хрипло и протяжно.

— Ты живешь не своей жизнью, девочка. Ты утратила многое, очень многое, но можешь обрести больше, чем потеряла.

На мгновение гадалка замолчала. Я не могла отвести взгляда от ее безумных глаз, меня то и дело пробирала дрожь. Было уже не просто страшно — жутко, но сил, чтобы подняться, вырвать у предсказательницы свою руку и бежать из шатра со всех ног, о чем настойчиво вопил мой разум, мне не хватало.

— Дитя знаменитого отца, павшего жертвой предательства, тебе предоставится возможность отомстить. Но только зайдя далеко по дороге мести, ты рискуешь потерять свое счастье.

После этих слов никакие силы уже не смогли бы сдвинуть меня с места. Я жадно прислушивалась к словам гадалки. Неужели она скажет еще что-нибудь о моем отце?

— И в самую темную ночь ярко вспыхнет свет и озарит все вокруг, и не спрятать от него ни прегрешения, ни грязные помыслы. Но помни: слишком яркий свет тоже слепит глаза. Не дай себя обмануть, девочка.

Я напряженно ожидала следующих слов гадалки, но она внезапно моргнула, отпустила мою руку и спросила нормальным голосом:

— Рассказать тебе о судьбе, что тебя ждет?

Глаза ее вновь стали нормальными, разве что с чуть расширившимися зрачками. Я криво усмехнулась и положила на столик монету.

— Не стоит. Мне вполне хватило услышанного.

И быстро покинула шатер, оставив предсказательницу в недоумении.

Мне повезло, что ни Рина, ни Лада, занятые собственными мыслями, не обратили внимание на выражение моего лица — сомневаюсь, что на нем тоже блуждала рассеянная полуулыбка, как у прочих выходивших из шатра гадалки девушек.