История о загульных сапогах

Несколько дней подряд я подходила к входной двери и замечала на коврике сапоги. Женские сапоги: не мои и не Танины. Мысль эта проходила мозг по касательной, других забот хватало. Подумаешь, в МОЕЙ квартире ЧУЖИЕ женские сапоги. Появись там лапа динозавра, и то прошла бы мимо, провожая дочь в школу, принося кошелёк забывчивому мужу или отгоняя сына от двери, чтобы не продуло.

Танечка все вечера готовилась к контрольной по математике. Ваня покашливал с выходных и не ходил в садик. Вначале недели приезжала мама, и мне удалось сбегать в магазин, но всё остальное время мы просидели взаперти.

Наступил мой любимый день, пятница. Таня пошла на контрольную, а Ваня на поправку. Можно выдохнуть и немного расслабиться. Я закрыла дверь и задумалась: «А чьи всё-таки эти красивые коричневые сапожки?».

Действительно, чьи? Взяла их в руки, повертела в разные стороны: высота до середины голени, с боков стянуты для идеальной посадки, средний каблук, зауженный к низу. Поводила по рисунку, выписывая пальцем волнистые линии. Даже немного принюхалась, но кроме запаха кожи ничего не почувствовала.

Сапоги определённо не мои. Танины подруги стопой не вышли. Ко мне девчонки давно не приходили. Кто у нас остается? Юра? Его друзья явно не носят сапожки на каблуках. Смешно.

Я наклонила голову на бок: или не смешно? Воображение нарисовало стройную блондинку с пышными формами, длинными ногами и огромными трогательными глазами цвета васильков.

Но Юра приезжает сразу после работы! От этого я отмахнулась, и днем можно успеть. Как не позвоню, а он всё занят и занят. Работой ли?

На прошлой неделе конфеты привозил. Давно не вспоминал, какие мои любимые, а тут: «Это тебе, милая!». Чувство вины заело?

И денег стало не хватать. Купила Танюшке рюкзак новый: лиловый с рисунком из переливающихся страз – до того красиво! Себе сапожки кожаные за полцены, да Ванечке гараж на двенадцать машин. Юра вздыхал: «Так и до зарплаты не дотянем». А на кого ты всё потратил?

Воображаемая красотка накинула на плечо сумочку Брачиалини, о которой я вздыхаю второй год, подправила идеальную прическу и показала мне язык.

К горлу подступил ком. Закружилась голова и почему-то потянуло спину.

Усадила Ваню за мультики и бросилась звонить Вальке. Не дождалась приветствия, закричала:

– Мне муж изменяет!

– С чего решила? – хрипит Валя. – Быть такого не может.

Валя – боевая подруга детства. Юра с её Игорьком дружили ещё до нас. Мы сейчас и вспомнить не можем, кто кого первый познакомил. Мужья у нас правильные, семейные, но разве я буду придумывать?

– Вещдоки имеются, – обиженно протянула я.

Валька закашлялась:

– Какие еще доки?

– Ты что, заболела? – Валя не устает, не унывает и не болеет.

– Заболела, – согласилась она.

– Простуда? – охнула я.

– День бухгалтера, – простонала Валька.

Валя, а точнее, Валентина Андреевна, главный бухгалтер процветающей компании. В коллективе считается, что она руководит директором, а не наоборот. День бухгалтера отмечают два раза в год: день главного бухгалтера, весной, культурно встречаются в актовом зале, едят канапе, запивают шампанским, слушают дифирамбы и получают премии. Второй раз – осенью, российский день бухгалтера. Сотрудники всех отделов отмечают этот день черным маркером, знают, что все вопросы лучше решить заранее. Бухгалтерия в полном составе неделю после праздника сидит злая и с головной болью.

С этим отдыхом в декрете я совсем забыла поздравить Валю.

– Может, вам рассольчику привезти? – я засмеялась.

– Есть? – с надеждой спросила моя высококвалифицированная подруга.

– Найдем. Не оставим подругу в беде! – ехидничала я.

– Это у тебя трагедия, – напомнила Валя.

– Ой, точно, – настроение резко поменялось, и я шмыгнула носом.

– Ничего не предпринимай, скоро буду, – Валя повесила трубку.

* * *

Мы с Ванечкой только порисовали красками и отмылись, как в дверь позвонили.

– Где он? – с порога спросила моя надежда и опора.

– На работе! Ушел, как ни в чем не бывало! – стенала я.

– На какой работе? Ты рассол обещала!

Валя всучила Ванечке машинку, прошла на кухню и стала озираться по сторонам.

Ваня понес трофей к остальному транспорту, а я покачала головой:

– Как ты можешь думать о таком, когда мне муж изменяет!

Но достала из холодильника трехлитровую банку с огурцами.

Валя выпила целую кружку рассола, причмокнула и улыбнулась:

– Дай бог здоровья твоей маме!

– Откуда знаешь, что огурцы мамины? – я осмотрела банку, вдруг мама её подписала.

Валя подняла левую бровь, осмотрела меня:

– Ну, не твои же!

Мы обе рассмеялись.

– Ладно, зря, что ли, приехала, рассказывай, что ты там выдумала.

– Это почему же выдумала, – я уперла руки в свою некогда осиную талию и с воинственным видом смотрела на подругу.

Хотела выдать монолог страдалицы, от которой отвернулся весь мир, но вспомнила про сапоги.

– Иди за мной! – театрально махнула рукой и повела Валю обратно в прихожую.

Взяла двумя пальцами сапог и с брезгливым выражением лица сказала:

– Вот!

– Красивые, – только и пожала плечами Валя. – Новые?

– Это не мои! – возмущенно прошипела я.

Теперь уже обе Валины брови поползли вверх, а уголки губ в противовес опустились вниз:

– А чьи?

Я почувствовала, как слезы подступили к глазам.

– А что, не ясно? Этой. Грудастой блондинки, – я изобразила в воздухе шикарные объемы разлучницы.

– Ты её знаешь? – удивилась Валя.

– Нет, конечно. А то быть бы ей уже лысой, – всхлипнула я.

Ваня услышал, что мама плачет, и высунул голову из зала.

– Нет, нет, милый, мама лук резала, сейчас всё пройдет, – успокоила я сына, и он вернулся к машинкам.

– А может Юрка не причём? – Валя всегда защищает мужчин. Наверное, поэтому они выполняют все её прихоти.

– А кто тогда причём? Я с девчонками месяц не виделась. Таня уроки всю неделю учила. На выходных уборку делали, только к сестре и съездили разок.

Я бросила нить рассуждений и вскрикнула:

– Всё сходится! Я поняла!

– Выкладывай, – Валя скрестила руки на груди.

– Юрка нас отвез, а сам машину на мойку и диагностику собирался поставить!

На меня нашло озарение, и я увидела картину из прошлого:

– Нас сдал, машину не поставил, а забрал эту и поехал домой!

– И она не заметила, что сапоги не надела? – скептически скривилась Валя.

– Я раньше времени позвонила, Ванечка раскашлялся, и мы домой собрались! Вот они и убегали впопыхах!

Эх, детективом мне надо работать, ни одного преступника не останется!

Валя никогда не признает, что лучший друг её мужа мог совершить что-то ужасное. Поэтому только вздохнула и перевела взгляд на сапог, который так и продолжала держать:

– Фирменные.

Мы с Валькой обе одеваемся на распродажах, потому что зачем переплачивать. Но Валя делает вид, что разбирается в брендах, трендах и умеет определять оригинальность вещи.

– Что будешь делать? – Валя вынесла обвинительный вердикт.

Я сжала кулаки – нет, не дождется больше Юрка моих слез!

– На работу выйду и уеду, – глядя вдаль, ответила я.

– Куда?

– К родителям! – пояснила я, не теряя трагической тональности.

– А они знают?

– Мама завтра приедет, вот и расскажу, – я вздохнула, предстоял нелегкий разговор.

– А на работе тебя ждут? – подруга поставила сапог и пристально посмотрела на меня.

– Честно говоря, не ждут, – я нахмурилась, умеет Валька всё испортить, – но Иван Сергеевич всегда ценил меня.

Валька ухмыльнулась, и я быстрее добавила:

– Как специалиста!

– Свято место пусто не бывает, – Валька вспомнила народную мудрость.

– И он решил, что я Ванечку в его честь назвала, – я выдала коронный аргумент и хитро прищурила глаза: – А я не стала разубеждать.

– Кто бы мог подумать, что в этих невинных глазах скрывается такая расчетливость! – одобрительно закивала подруга.

– Вот только как к нему попасть? Не с Ваней же ехать.

Я задумалась и внимательно посмотрела на Валю.

– Только не долго, – вздохнула она, – я уже забыла, что такое маленькие дети.

Я взвизгнула и бросилась обнимать подругу.

У Тани танцы после школы, придет вечером. Ваню уложила спать, Вале выдала новый роман, который месяц лежит недочитанный, а сама побежала одеваться.

Через минуту я зашла в спальню и прохрипела:

– Она не убежала босиком. Она ушла в моих сапогах.

Валя бросила книгу и вышла из комнаты.

– Ты уверена?

– Да, – я услышала свой голос со стороны, – мои сапоги стояли в прихожей, а сейчас там только эти.

На всякий случай мы перерыли все тумбочки и шкафы, но ничего не обнаружили.

Я отчаянно пыталась вспомнить, когда последний раз надевала сапоги. На выходных распогодилось, и я носила туфли. С понедельника вернулась поздняя осень. Но на улице я была только раз, когда мама приезжала. Бегала за продуктами, сапожки жалко стало, и я надела кроссовки.

– Сапоги пожалела? – удивилась Валя.

– Новые купила, – прошептала я, опустив глаза.

Валя хмыкнула, но промолчала. Только спросила:

– Но сапоги – то свои видела? Или Её?

– Не помню, – вздохнула я, – за мамой папа приехал, им срочно пришлось уехать. Я из кроссовок выпрыгнула и к Ванечке побежала, он плакал, бабушку не хотел отпускать.

– След потерян, – констатировала Валя. – Ладно, доставай другие и дуй. Сколько ещё Ваня будет спать?

Мы подошли к самому неловкому моменту. Мне пришлось признаться:

– Нет других.

– Как это? Помню, коричневые были и ботильоны. Или зимние надевай, на платформе у тебя.

Удивительно, как Валя помнила мою обувь. Вот только она не знала.

– Я их выкинула. Все, – я смотрела на потолок, стены, пол, только бы не видеть взгляда подруги.

– Зачем? – услышала я сбоку удивленный голос.

– Решила обновить свою жизнь и выкинуть всё старое, – я набралась смелости и посмотрела на Валю. Теперь у неё поднялась правая бровь.

– И много ты выкинула?

– Много, – вздохнула я.

* * *

Иван Сергеевич проводил совещание, и мне пришлось ждать. Валькины сапоги болтались на ногах как калоши. Каждое движение напоминало о муже. Я думала, какая я несчастная, и как я люблю Юрку, и как он мог так поступить, и почему я ничего не замечала раньше.

– Как поживает мой любимый аналитик? – приветствовал меня Иван Сергеевич, когда я зашла в кабинет.

И тут я поняла, что мысли были не о том. Я совершенно не представляла, что ему говорить. Поэтому выбрала единственный возможный вариант – заплакала.

Иван Сергеевич хмыкал, крякал и ерзал в кресле. Потом подошел и просто похлопал меня по плечу: «Ну, ну, голубушка».

К этому моменту я выплакала все слезы о своей женской доле и перешла к мужскому непостоянству. Когда горевать осталось не о чем, я вытерла лицо салфетками, предложенными Иваном Сергеевичем ещё в самом начале моей арии, и прохрипела:

– Мне нужно выйти на работу.

Иван Сергеевич вздохнул с облегчением, когда услышал мою просьбу, и бодро проговорил:

– Ждем тебя в понедельник!

– Ну как? – спросила Валя, едва я зашла домой.

– И уговаривать не пришлось, – я гордо задрала нос. – С понедельника выхожу!

– Ревела, – утвердительно проговорила Валя.

– Ничего подобного, – наигранно возмутилась я.

На лице Вали появилась редкая улыбка, которую мы так ценим в нашем кругу:

– Тушь смой, ребенка перепугаешь.

Я бросила взгляд в зеркало и испугалась. Лицо выглядело как шарик в крупную горошину: темные пятна зияли вместо глаз, от них шли две черные борозды и обрамляли большой красный нос. Да, победительницей я не выглядела.

Я обняла Вальку и не хотела отпускать:

– Спасибо.

– Держись, подруга! – Валя шмыгнула носом и уехала.

Я долго стояла под душем. Смывала всю грязь, обиду и разочарование. Намазывала кремом и масками все возможные места, тщательно терла щеткой пятки, словно от этого зависела моя судьба.

Как же хотелось позвонить маме. Вот только как обо всем рассказать. Юра столько помогал, заботился, да мама готова последнее с огорода ему отдать! Юра, Юра.

Я вышла из ванной, ощущая себя героиней мелодрамы. Но странные звуки, которые доносились с кухни, вернули меня в реальность. Дошла туда торопливым шагом и заглянула с опаской. Ванечка проснулся, распахнул холодильник – не знала, что умеет. Один йогурт, открытый, растекался по полу, со второго Ваня тщательно старался снять крышку. Я усадила сыночка в стульчик, поцеловала, дала ложку и пожелала приятного аппетита.

Пока оттирала пол и холодильник, думала, почему мужчины так любят покушать? И правда ли путь к их сердцу лежит через желудок? И, может, напрасно я так не люблю стоять у плиты? Рассуждения перешли на конкретного мужчину, с которым ещё вчера я собиралась прожить всю жизнь.

– Ванечка, а давай играть в повара! – предложила я сыночку.

Ванюша захлопал в ладоши, какой ребенок от такого откажется?

– Сварим любимые папины щи, пожарим отбивные и испечем лимонный пирог! – я сама испугалась своих планов.

Через два часа щи стояли на плите, на сковородке дымилось мясо, а в духовке томился пирог. Пока все остывало, быстренько нарезала и заправила соусом салат. Запахи спорили, кто сильнее, и по квартире одновременно летали ароматы мяса, капусты и лимона. Не лучшее сочетание.

Я могла и раньше всё приготовить, но примерно раз в пять минут приходилось отмывать Ванечку от продуктов. А когда до готовности пирога оставалось совсем немного, я устала ходить по муке и сахару и побежала за пылесосом. Сынок принес свой игрушечный, и мы дружно наводили порядок.

Такого изобилия готовых блюд и чистоты у нас давно не было. Я отрешилась от дурных событий, чувствовала себя суперженщиной, и мы с сыном насвистывали песенку.

Послышался металлический звук ключа, поворачивающегося в замке.

– Привет, мамуленция! – закричала Таня, швырнула рюкзак и прыгнула на меня обниматься.

– Привет, мартышка! – я обняла дочь, подняла рюкзак и аккуратно поставила у стены.

Таня улыбнулась и принюхалась:

– Странный запах.

– Кушать будешь?

– Позже, пошли гулять! – дочь у меня активная, домашние хлопоты её не привлекают.

– Не холодно? – на улицу совсем не хотелось, мне бы на диване отдохнуть после кулинарных подвигов и моральных потрясений.

– Идеально! – ответила дочь своим любимым словечком.

Я вздохнула и смирилась, всё равно полежать никто не даст. Открыла рот, чтобы согласиться, но взгляд упал на коврик возле обувной полки. Сапоги. Я нахмурилась:

– Не могу.

– Это ещё почему? – дочь встала в позу мамы.

– Сапог нет, – краснея, прошептала я.

Дочь оглянулась.

– Как нет, а это что? – ткнула пальцем на те сапоги.

Не смогла я сказать ребенку правду. Да, предал меня, да, обманул. Но отец он хороший! И ночью к ним с градусником вставал, книжки читал, на выступление к Тане вместо меня ходил, да всего не перечислить!

– Мои, – с мужеством гладиатора перед боем произнесла я.

– Отлично! – дочь и не поняла моей жертвы.

Я сделала полный вдох, отметила, что запах мяса победил, выдохнула и надела сапог. Ожидала, что в ногу тут же воткнется тысяча иголок, зажмурилась. Ничего не произошло: удобные теплые сапожки. Ухмыльнулась разлучнице и вышла гулять с детьми.

* * *

Накрыть стол к Юриному приходу не успела. Пока готовила, представляла его изумление и восторг от изыскано сервированного стола. Я при этом собиралась предстать в платье с глубоким вырезом и легким домашним макияжем. Но дети так весело играли в разбойников, что я предпочла отдых на скамейке исполнению своих уничижительных планов.

Дома тоже не удалось принарядиться. Таня напрыгала аппетит, Ванечка от еды никогда и не отказывался, и первым делом дети затребовали ужин. В таком виде меня и застал Юра: домашние шорты, уличный свитер, уговариваю сына потерпеть ещё минутку с едой, грею мясо, наливаю щи, спрашиваю Таню про успехи в школе.

– А ну, народ, расступись! – прилетел муж на помощь. Оглядел стол и нараспев произнес. – Какая вкуснятина! У нас что, праздник?

Посмотрел на календарь с испугом и стал что-то подсчитывать. Ну и смешной он у меня. Или не у меня?

Я придала лицу презрительный вид:

– Никакого повода. Обычный вечер.

Муж посмотрел на меня с удивлением, хотел что-то сказать, но Ванечка стал швырять столовые приборы и вместе с Таней скандировать: «Кушать! Кушать!».

Объяснения пришлось оставить на потом. Я потянулась за тарелкой, Юрка воспользовался моей беспомощностью, чмокнул меня в щечку.

Я рассмеялась, а предатель подмигнул:

– Вот так-то лучше!

Весь ужин Юра нахваливал мою стряпню, подкармливал Ванечку и болтал с Таней. Я почти забыла о сапогах и поставила на стол лимонный пирог.

Муж прижал руки к сердцу, посмотрел на меня и воскликнул:

– Дети, ваша мама лучше всех! Теперь каждый обед буду ездить домой!

Я нахмурилась, брови съехались к переносице: а куда ты ездил до этого?

После этого ни одна шутка мужа, ни какое его доброе слово не могли растопить мою холодность. Юрка поглядывал на меня с волнением. Ага, забеспокоился!

С двумя детьми и поскандалить некогда. Танечка показывала новый танец, Ваня повел папу играть с подаренной машинкой. «Ну, ничего, заснут дети, ты за всё дашь ответ!», – я мысленно погрозила мужу.

Таня засопела через минуту, как добралась до кровати. А Ванечка понял, что мне хочется быстрее его уложить, и сделал всё, чтобы этого не случилось. Рекордное количество раз просил пить, в туалет, почитать сказку и сказать папе спокойной ночи.

Когда я, пошатываясь, вышла из детской, Юра похрапывал. Я зевнула, хотелось спать. Но я собиралась выбить признание из мужа.

– Как ты можешь спать! – накинулась на него.

– Что, что такое? – Юра резко сел на кровати и осмотрелся по сторонам, потирая глаза.

Я читала, что человек в полусне всегда отвечает правду, и задала главный вопрос, пока муж не успел прийти в себя:

– Кто она?

– Она? Она – собака! – выдал правду Юра.

– Какая собака! – мало мне потрясений на сегодня.

– Танюшка просила, а ты всё против. Вот мы и решили сюрпризом, – Юра потянулся к телефону и посмотрел на время. – До утра не подождет?

– Нет, – рявкнула я, как та собака, которую мне скоро приведут. – Ты мне хвостом не виляй! Сапоги чьи?

Юра окончательно проснулся и смотрел на меня с удивлением своими прекрасными голубыми глазами с коричневыми крапинками:

– Милая, ты, наверное, устала, ложись спать.

– Я так и знала, что не скажешь, – я вышла из спальни и вернулась с сапогами. – Знай, завтра я их выкину!

– Не нравятся? – Юра подошел ближе, посмотрел на сапоги и даже потрогал. – А вроде ничего.

Такой наглости я не ожидала, и, глотая слезы, прошептала:

– Ты покупал?

– Разве? Не помню.

– Значит, она, – я надеялась, что Юра станет всё отрицать, но его спокойствие било сильнее измены.

Муж погладил меня по руке:

– Не нравятся: сдадим, обменяем. Да выкинем, в конце концов!

– Это ты Ей говори! – я вытирала слезы рукавом футболки.

– Кому ей? Продавщице? – Юра вытаращил глаза.

– Так она продавщица! – ага, проговорился! Работает метод!

– Какая она? Причём тут сапоги! – Юра ходил по комнате, как тигр в клетке.

Квартира у нас обычная, спальню побольше детям оставили. В нашей – кровать, шкафы и узкий проход. Юра проходил два шага вперед, разворот, два шага обратно, опять разворот. Не погуляешь.

Подошел ко мне, попытался обнять:

– Давай спать, а завтра расскажешь.

Я выскользнула из объятий, скрестила руки и обдала мужа холодом:

– И так всё ясно. Осталось решить, что скажем детям.

– Женщины, – процедил сквозь зубы Юра. Плюхнулся на кровать, демонстративно отвернулся. Через минуту мирно сопел.

Я ворочалась в кровати, не находя удобного места. А говорят, хорошо спят люди с чистой совестью. Вранье.

* * *

Проснулась я с ощущением, что вместо головы у меня отбивная, которую я вчера так колотила. Юры в кровати не оказалось. Я вскочила, а вдруг он совсем уехал! Сердце сжалось, дыхание перехватило. Я открыла дверь и услышала голоса, которые доносились из зала. Шумно выдохнула. Может, мне всё приснилось?

Муж и дети сидели на диване. Ванюша залез папе на колени и скакал, как на лошадке. Танюша читала книгу, показывая на какую-то картинку. Я пригляделась: про собаку точно не приснилось, Таня держала «Советы начинающим собаководам». Да пусть заводят, не съест меня, зато детям радость.

Юра увидел меня, улыбнулся и помахал рукой. Ответить на улыбку я не успела, в дверь позвонили.

Я побежала открывать. Подбегая к двери, подняла и аккуратно поставила сапоги. Продавщицы или чьи, а нечего мне порядок портить.

Посмотрела в глазок. Мамочка.

– Здравствуй, доченька, ну и погодка! – мама переступила порог и замерла.

Я проследила за её взглядом. Мама, не отрываясь, смотрела на сапоги, из-за которых я столько выстрадала. Слезы предательски подступали, но меня смутило удивление мамы. Вытерев на всякий случай сухие глаза, я с интересом наблюдала.

Мама с испугом перевела взгляд на свои ноги, вскинула руки к голове и вскрикнула:

– Чьи это сапоги?

– Понимаешь, мама, не всё в жизни складывается, как мы мечтаем, – начала я заранее подготовленную речь и взяла в руку сапог.

– Да я об этих! – впервые в жизни перебила меня мама и выпятила нестареющую ножку.

Меня пробило холодным потом, ноги стали ватными, горло перехватил спазм, и я просипела:

– Мои.

Неожиданная догадка присела на край сознания, я протянула вперед сапог:

– А эти твои?

– Ну конечно! Второй год ношу, неужели не узнала?

– О тебе я как-то не подумала, – прошептала я, – значит, ты во вторник в моих убежала.

– Ну и история, – засмеялась мама.

Только мне было совсем не до смеха. Юрка сидел в зале и всё слышал. Что мне теперь ему сказать? Говорить ничего и не пришлось.

– Ррразлучница, – хохотал муж.

Дочка за водой побежала – папа от смеха задыхается. Сын рядом сел и тоже хохочет. Эх, ты, мужская солидарность.

Мама понимающая у меня. Села на обувную полку и делает вид, что ничего не происходит, ну только чашечки кофе и сканворда ей не хватает.

А я держала в левой руке свой сапог, вправой – разлучницы, тьфу ты, мамы! И думала, как я могла так ошибиться?

Придется отпустить мужа с друзьями на футбол, и пива посреди недели купить, и весь месяц не болтать о подругах. Только бы он смеяться перестал.

Вот увижу в шкафу платье чужое, глазом не моргну, надену его и гулять пойду. Вернее, за сыном в садик. А потом за дочкой в школу.

А на работу всё равно придется выйти, не объяснять же Ивану Сергеевичу, что произошло. Валька меня всегда поймет, а вот двух смеющихся мужиков мне не перенести.