МАЛО В КАКИХ ОТРАСЛЯХ имеют обыкновение открыто признавать свои ошибки. Кроме одной, которая делает это ежедневно. Я имею в виду газеты. Для всех, кто интересуется проблемой ошибок, колонки исправлений в газетах представляют на редкость увлекательное чтение. Настолько увлекательное, что в 2004 году Крейг Сильверман, независимый автор из Монреаля, основал специальный сайт , который я настоятельно рекомендую вам посетить. Раз в году Крейг объединяет лучшие собранные им «хиты» из газетных публикаций в книгу. Мне очень трудно выбрать лучшие из них отчасти потому, что на протяжении многих лет я тоже коллекционировал допущенные ошибки, которых, признаться, было немало. Одна приходит мне в голову сразу; она появилась несколько лет назад на страницах моей альма-матер, газеты Wall Street Journal. Привожу полный текст (курсив мой): «В опубликованной на первой странице в прошлый понедельник статье говорится, что некоторые клоуны на британском конкурсе циркачей ездили на единорогах (unicorns). Это ошибка. Правильно: на одноколесных велосипедах (unicycles)».

Единорогов в природе не существует, в отличие от одноколесных велосипедов. Как же, спросите вы, в газете могли пропустить такую ошибку?

 

Мы обращаем внимание на начало

Многие из нас склонны объяснять подобные недочеты обыкновенной невнимательностью. Но в данном случае, как часто бывает, причина намного сложнее. Дело в том, что в процессе чтения человек не всегда читает каждую букву в каждом слове каждого предложения. Взрослые люди, как правило, прочли достаточно слов и предложений, чтобы распознавать в тексте знакомые шаблоны. Скажем, если предложение начинается со слов «Жаждущий облизал потрескавшиеся…», мы без особых усилий понимаем, что последнее слово, вероятно, будет «губы». Точно так же, если при чтении англоязычного текста наши глаза выхватывают короткое слово, начинающееся с буквосочетания «th», мы предполагаем, что последней буквой будет «е», особенно если по контексту подходит артикль the. Кстати, это подтверждено экспериментальным путем. При проведении одного исследования участников просили прочитать текст и зачеркнуть в нем все буквы «е». Оказалось, что чем дальше от начала эта буква стояла в слове, тем выше была вероятность, что испытуемые ее не заметят. А в артикле the эту букву пропускали особенно часто – в 32 процентах случаев.

Ошибки подобного рода встречаются настолько часто, что исследователи придумали для них специальный термин, назвав корректорскими ошибками. И как мы убедимся, эти на первый взгляд банальные недочеты обнажают некоторые весьма любопытные странности в том, как работает человеческое восприятие. Во-первых, оно на редкость экономично: одни вещи мы замечаем, а другие нет. В частности, в процессе чтения внимание распределяется не так равномерно, как нам кажется. На самом деле намного внимательнее мы читаем начало слова (unicycle, unicorn), так как в нем, по нашим ожиданиям, содержится больше всего подсказок относительно того, чем слово закончится. Интересно, что такую же склонность проявляют и инвесторы: они уделяют значительно больше внимания финансовым новостям, опубликованным в начале недели, а по пятницам, как говорится, клюют носом.

Инвесторы уделяют больше внимания финансовым новостям, опубликованным в начале недели.

И эта печальная тенденция распространена повсеместно, что позволяет нам сделать следующий вывод, неразрывно связанный с первым: при восприятии мы, образно выражаясь, «снимаем сливки». И чем лучше мы разбираемся в вопросе, тем вероятнее проявление этого феномена. То же самое касается восприятия не только текста, но и, например, музыки. Чтение нот с листа – это способность воспроизводить музыку с партитуры с первого раза, без предварительного разучивания. Хороший музыкант не читает ноту за нотой, а, по сути, «сканирует» лист, выявляя знакомые шаблоны и подсказки. Он обрабатывает в мозгу группы нот, воспринимая их, что называется, одним блоком. Иначе говоря, видит не отдельные звезды, а созвездия. И благодаря этому сразу же играет новое для него произведение со скоростью и мастерством, для достижения которых менее опытным музыкантам придется очень много репетировать.

 

Ошибка, которую обнаружит только новичок

Чем лучше мы разбираемся в вопросе, тем вероятнее, что мы будем «снимать сливки». Но за эту способность приходится дорого платить.

Склонность человека «снимать сливки» обходится дорого: в жертву приносится точность, без должного внимания остаются детали. Этот факт много лет назад документально подтвердил известный учитель игры на фортепиано и признанный авторитет в области чтения нот с листа Борис Голдовский. (Голдовский известен своими интереснейшими комментариями в субботних полуденных радиотрансляциях из Метрополитен-опера с 1943-го по 1990 годы; он скончался в 2001 году в возрасте девяноста двух лет.) Однажды музыкант обнаружил опечатку в часто используемой партитуре каприччио Брамса – но только после того, как его не слишком одаренная ученица сыграла неверную ноту на уроке маэстро.

Остановив ее, Голдовский скомандовал сыграть правильно. Ученица со смущенным видом сказала, что сыграла точно по нотам. К удивлению Голдовского, девушка действительно сыграла по партитуре, но в листе явно была опечатка. Сначала учитель и ученица решили, что опечатка вкралась только в их издание нот, но дальнейшая проверка показала, что она содержится во всех партитурах этого произведения.

Голдовского заинтересовало, почему никто – ни сам композитор, ни издатель, ни корректор, ни десятки и сотни пианистов, исполнявших каприччио, – не заметил ошибку? Все видели на листе не то, что там было написано, причем видели одинаково. Они изначально предполагали, что перед нотой «соль» стоит «диез», потому что в данном музыкальном контексте должна была быть «соль-диез», а не обычная «соль».

Как же могло случиться, что столько экспертов упустили то, что заметит любой неофит? Этот вопрос заинтриговал Голдовского, и он провел собственный эксперимент. Он сообщил опытным музыкантам, читающим ноты с листа, что в партитуре каприччио Брамса имеется опечатка, и попросил ее найти. Они могли играть произведение столько раз, сколько потребуется, любым понравившимся способом. И ни один музыкант не обнаружил ошибку. Большинство участников эксперимента заметили ее только после того, как Голдовский сказал, в каком именно такте она находится. (Меломанам сообщаю, что речь идет об опусе Брамса 76, № 2, ошибка закралась в такт 78.)

 

«Титаническая» ошибка

Можно привести немало примеров так называемых ошибок Голдовского – ошибок, которых не замечают эксперты, но обнаруживают новички. Так, в апреле 2008 года тринадцатилетний школьник откорректировал прогнозы НАСА по поводу вероятности столкновения астероида с Землей. А за несколько недель до этого пятиклассник из Мичигана обнаружил ошибку в выкладках Смитсоновского института, которая оставалась незамеченной на протяжении двадцати семи лет. А чуть раньше, в 2007 году, еще одну ошибку нашел тринадцатилетний мальчик из Финляндии. Речь идет об изображении подводной лодки, которым российский государственный телеканал «Россия» проиллюстрировал сюжет о путешествии российского подводного судна в Арктику. Картинку опубликовало агентство Reuters, после чего ее использовали новостные агентства всего мира. И никто не заметил ничего странного. Никто, кроме подростка Уолттери Серетина. Мальчику лодка на иллюстрации показалась подозрительно знакомой. И его подозрения оправдались: это был кадр из знаменитого кинофильма «Титаник», снятого режиссером Дэвидом Камероном.

«Сверившись с DVD, я очень скоро, в самом начале, натолкнулся на этот кадр», – рассказал Уолттери журналисту финской газеты.

 

Обманите меня дважды

После Голдовского был проведен целый ряд исследований, которые подтвердили и дополнили выводы музыканта. Например, Джон Слобода, всемирно известный специалист по психологии музыки, намеренно включив в одну партитуру несколько неверных нот, попросил опытных музыкантов сыграть эту музыку, причем не один, а целых два раза. В итоге оказалось, что играя произведение в первый раз, музыканты пропускали около 38 процентов «неправильных» нот.

Самое же интересное произошло, когда они играли музыку во второй раз. Примечательно, что число пропущенных ошибок не уменьшилось, а увеличилось! Следовательно, можно предположить, что, сыграв музыку однажды, музыканты запоминали ее, а потому уже играли не по нотам, а по узнаваемым шаблонам в партитуре. Иными словами, «снимали сливки».

Эта тенденция чрезвычайно важна для понимания того, почему мы не способны обнаружить многие свои ошибки. Привычка и мастерство в каком-то деле заставляют нас замечать не больше, а меньше нюансов. Мы начинаем видеть вещи не такими, какие они есть, а такими, какими они должны быть, по нашему предположению. В результате нередко упускаем из виду не только незначительные детали вроде «неверных» нот в партитуре, но порой и то, что, казалось бы, не заметить просто невозможно.

Привычка и мастерство в каком-то деле заставляют нас замечать не больше, а меньше нюансов. Мы начинаем видеть вещи не такими, какие они есть, а такими, какими они должны быть, по нашему предположению.

Именно такой случай произошел в 2005 году за несколько дней до Хеллоуина в городке Фредерика в штате Делавэр. Тело предположительно совершившей самоубийство женщины более полусуток провисело на дереве, и, хотя большую часть этого времени его просто не могли не видеть соседи несчастной и прохожие, в полицию о происшествии никто не сообщил. Примерно в девять часов накануне вечером сорокадвухлетняя женщина, судя по всему, залезла на дерево и повесилась на веревке прямо в переулке, ведущем от домов к довольно оживленной трассе. Конечно, в этот момент было совсем темно. Но утром, когда рассвело, как могли не заметить тело, которое висело в нескольких метрах над землей, в зоне видимости для проезжающих автомобилистов? Тем не менее почти до одиннадцати утра в полицию никто не позвонил; полицейские прибыли, когда с момента смерти минуло около четырнадцати часов.

«Все думали, что это декорации для Хеллоуина», – обескураженно объяснила жена мэра городка, которая к прибытию полицейских находилась на противоположной стороне улицы среди небольшой толпы.

 

Важность контекста

Как бы ни был печален этот пример, он наглядно иллюстрирует, насколько сильно мы полагаемся на окружение при интерпретации повседневных событий. Контекст – огромный костыль, на который мы опираемся гораздо чаще, чем думаем. Так, если что-то случается в канун Хеллоуина, мы изначально предполагаем (зачастую особо не задумываясь), что это связано с этим праздником. И вероятно, в большинстве случаев – кто знает?! – так оно и есть. Иначе мы, как соседи несчастной самоубийцы, вполне можем не заметить чего-то по-настоящему важного.

Если мы находим объект вне привычного окружения, нам намного труднее его распознать и сложнее поместить в нужный контекст. Возможно, вы когда-нибудь встречали явно знакомого вам человека, но никак не могли вспомнить, кто он такой. Может, работник из химчистки за углом? Или отец одного из детей, которые вместе с вашими отпрысками посещают группу карате? Пока вы не поймете, где встречались с этим человеком, скорее всего, вы не вспомните, кто он такой. А все потому, что обнаружили объект вне привычного окружения.

Причем это касается не только того, что мы видим (как в случае с самоубийцей, висящей на дереве на оживленной улице), но и того, что читаем. На первый взгляд, чтение может казаться самой точной из всех выполняемых человеком задач – различать четкие черные буквы на белом фоне. А между тем понять, о чем идет речь в некоторых отрывках, вырванных из контекста, бывает просто невозможно. Приведу пример:

Процедура на самом деле довольно проста. Прежде всего вы разделяете вещи на разные кучи в зависимости от их состава. Одной кучи может быть достаточно, все зависит от количества скопившихся вещей. Если у вас дома нет нужного приспособления, придется пойти в специально оборудованное место. Если же у вас есть все необходимое, считайте, что хорошо устроились. Но помните: тут, как и в любом другом деле, важно не переусердствовать. Лучше взять за один раз меньше вещей, чем слишком много. В краткосрочной перспективе это кажется не таким уж важным, но со временем вполне способно привести к серьезным проблемам. Больше того, иногда ошибки стоят нам довольно дорого. Правила использования механизма обычно просты и доступны, и вам не придется по ходу дела раздумывать над тем или иным шагом. Сначала вся процедура может показаться сложной. Но вскоре она станет всего лишь одним из привычных аспектов быта. И вряд ли потребность в ней отпадет в ближайшем будущем; никто не может сказать, когда это произойдет.

О чем, по-вашему, идет речь в отрывке?

Верно. О стирке одежды в стиральной машине.

Ну конечно, теперь все понятно, не так ли?

Именно это показали эксперименты исследователей Джона Брэнсфорда и Марсии Джонсон. Ученые раздали вышеприведенный и другие похожие отрывки текста группе людей и попросили прочитать и ответить, о чем в них говорится. Оказалось, что контекст очень важен для правильной обработки любой новой информации. Без него многие испытуемые заходили в тупик; они понятия не имели, о чем идет речь в предложенном отрывке. Они изо всех сил старались угадать, к какой ситуации можно отнести весь отрывок, но не могли найти ничего подходящего для текста в целом, даже если смысл отдельных частей был им вполне понятен. А вот если участникам эксперимента заранее раздавали контекст, все сразу становилось на свои места. Кстати, именно поэтому газетные статьи публикуются с заголовками, а фотографии – с подписями, они обеспечивают контекст, благодаря которому читатель сразу понимает, о чем говорится в тексте.

 

Как улучшить память с помощью прогулки в парке

Окружение чрезвычайно важно и для запоминания зрительных образов. Оказывается, то, что выпадает из привычного контекста, труднее не только распознать, но и запомнить. Но восстановите контекст – и память тут же улучшится. Этот феномен много лет назад продемонстрировал на первый взгляд совсем простой эксперимент с дошкольниками, которых повели на прогулку в парк. На следующий день детишек попросили как можно подробнее вспомнить вчерашнюю вылазку на природу. Оказалось, что когда дети вспоминали прогулку, сидя в комнате, точность и полнота деталей оставляли желать лучшего. А вот когда их вновь привели в парк, они вспомнили несравненно больше подробностей.

Когда детей опять привели в тот же парк, они вспомнили о предыдущем походе намного больше.

Такая же склонность свойственна и взрослым. В рамках одного известного эксперимента, проведенного более тридцати лет назад, британские исследователи попросили людей, одна группа которых находилась на суше, а другая – под водой, запомнить список слов. (Кстати, все проходило не без риска для жизни: хотя все участники, конечно же, были одеты в специальные костюмы с аквалангами, во время эксперимента одного из респондентов-ныряльщиков чуть не сбил военный подводный аппарат-амфибия.) А потом ученые проверили, что запомнили испытуемые. В итоге респонденты, заучивавшие слова под водой, лучше всего вспоминали их, тоже находясь под водой, а слова, выученные на суше, лучше вспоминались там же. Так, «сухопутные» респонденты в среднем вспомнили 13,5 слова, если их память проверяли на земле, и только 8,6 слова, если контрольный опрос проводился под водой. С «подводниками» произошла та же история: когда их проверяли под водой, они вспомнили в среднем 11,4 слова, а на суше – всего 8,4 слова.

 

Счастливая развязка

Данная тенденция характерна не только для физической окружающей обстановки, все вышесказанное относится и к эмоциональной среде. То, что мы запоминаем в определенном эмоциональном состоянии, лучше всего вспоминается нами в таком же состоянии. Например, счастливые моменты чаще всего в мельчайших деталях всплывают в памяти, когда мы снова переживаем это чувство.

В ходе одного эксперимента группу людей посредством гипнотического внушения искусственно погружали в состояние счастья или печали. Гипнозом на них воздействовали, пока испытуемые читали рассказ о двух студентах, которые встретились, чтобы сыграть в теннис. Один герой по имени Андрэ был в тот момент абсолютно счастлив, у него все шло хорошо. Другой, Джек, был печален, поскольку его одолевали проблемы. После того как загипнотизированные люди закончили читать рассказ, исследователи попросили их определить, кто из персонажей, по их мнению, является главным героем и с кем из них двоих они отождествляли себя, читая историю. Выяснилось, что читатели, которым внушали ощущение счастья, отождествляли себя со счастливым персонажем и считали главным героем Андрэ. Те, кому навевали грустные мысли, придерживались иного мнения; они отождествляли себя с несчастливым персонажем и были убеждены, что рассказ посвящен именно Джеку.

Вывод, который можно сделать из приведенных выше примеров, таков: контекст имеет огромное значение, к чему бы он ни относился – к реальному миру, как в случае с самоубийцей, или эмоциональному, как, например, в эксперименте с применением гипноза.