ЛЕТОМ 2000 ГОДА молодожены Пит и Дженнифер Мариносы приняли важное решение: переехать из дома в Висконсине, где они прожили большую часть своей жизни, туда, где раньше никогда не жили, – в Калифорнию.

«Мне страшно хотелось туда, где всегда тепло», – говорит Джен, сидя на диване рядом с Питом; из-под ее бейсболки торчит темный хвост. Как и Пит, она родилась и выросла в Висконсине и мечтала попробовать что-то новое. Пит, который прежде работал в компании Miller Brewing, поступил в бизнес-школу при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Кстати, его приняли также в бизнес-школу Мичиганского университета и бизнес-школу Университета Дьюка, но ни Мичиган, ни Северная Каролина, по словам молодого человека, не шли ни в какое сравнение с невероятной притягательностью Южной Калифорнии.

«И мы решили перебраться в Лос-Анджелес».

В итоге молодая пара не глядя арендовала квартиру в Вествуде и с головой погрузилась в лос-анджелесскую жизнь. Они отправились на вертолетную экскурсию над городом. Съездили в Голливуд. Походили на пляж. И в горы. И на игры Lakers. В общем, осматривались на новом месте.

«Мы видели многих знаменитостей, – рассказывает Джен. – Знаете, я не стыжусь признаться, что мне это нравится. Здесь так интересно и весело!»

«Ну, вы понимаете, что мы имеем в виду: приходишь в воскресенье в церковь, а прямо перед тобой сидит актер Марк Уолберг, – вторит ей Пит. – Отличная церковь. В Беверли-Хиллз. Та, где отпевали самого Фрэнка Синатру».

В 2003 году Джен забеременела первым ребенком. И как это часто бывает, жизнь молодых родителей резко изменилась. Сначала Пит замечал лишь незначительные детали.

– Например, – говорит он, – наш сын еще не родился, а нас постоянно спрашивали, в какой школе мы числимся в списке ожидания.

– И в каком садике, – добавляет Джен.

– А ведь ребенок еще не родился! – восклицает Пит.

– А еще нас постоянно спрашивали о волонтерстве: «Разве вы еще не стали волонтерами в школе, в которую хотите отдать своего ребенка?!»

– И все нам говорили, что, как только наш сын родится, нужно сразу позвонить в школу и внести его в список будущих учеников, – говорит Пит. – Знаете, все это было так странно.

 

Еще одна любопытная история о Лос-Анджелесе

Речь пойдет о том, где обосновалась молодая пара. Многие знакомые Пита жили в дорогих районах вроде Пасифик Палисейдс, где даже за небольшой домик требовалось выложить 1,7 миллиона долларов. Поскольку Пит учился на первом курсе бизнес-школы, о таком месте жительства молодоженам нельзя было и не мечтать. Поэтому Пит и Джен купили скромный дом в западном Лос-Анджелесе.

«Каждый вечер нам приходилось включать сигнализацию, – рассказывает Пит. – А по ночам над нами постоянно летали полицейские вертолеты с включенными огнями; по крайней мере пять ночей в неделю. В мой автомобиль залезли воры. А авто нашей няни вообще угнали прямо из-под нашего дома».

На новом месте молодые люди столкнулись с тем, чего никогда не встретишь в Милуоки.

– Например, здесь матери и дочери носят одинаковую одежду, – отмечает Пит.

– Они прогуливаются со стаканами капучино в руках, – вторит ему Джен.

– Или я слышал о детях, которым делали пластическую операцию… тринадцати, четырнадцати лет… такой себе подарок на день рождения, – добавляет Пит.

Многое из этого паре не нравилось. Через некоторое время и раздражающих факторов стало больше Довольно скоро Пит и Джен начали испытывать острое чувство отчуждения от своего нового места жительства.

– А теперь расскажу вам одну любопытную историю о Лос-Анджелесе, – говорит Пит. – Мы собирались крестить нашего сына Макса все в той же церкви. Для этого приходилось посещать специальные курсы для родителей. Это сводило меня с ума. Я постоянно ныл и жаловался. Но Джен сказала: «Ты должен пойти, ясно?» И я пошел. Там было не слишком много народу. Всего несколько семейных пар. Я обратился к одной женщине с мужем: «Привет, как дела? Меня зовут Пит». А она ответила, что ее зовут Каризма Такая-то. Ну ладно, он хороший парень, она хорошая девушка – милая, если хотите. А через пару месяцев…

– Нет, ты понял, кто она такая, прямо тогда, – перебивает Джен, толкая мужа локтем.

– Да, я сразу понял, кто она, – говорит Пит. – Это была Каризма Карпентер, которая снималась в телесериале «Баффи – истребительница вампиров». Представляете?

– Нет, ты мне сказал что-то другое…

– Это уже потом, – продолжает Пит. – Как бы там ни было, восемь месяцев спустя я вернулся в Милуоки и оказался в кабинете директора по рекламе Miller Brewing. Эта компания публикует рекламу в Playboy, и у него полно этих журналов. Глядя на его стол, я попросил: «Покажите-ка мне вон тот журнальчик!» И точно, на обложке Playboy была Каризма Карпентер. Во всей красе! А ведь вместе с ее ребенком мы крестили нашего первенца Макса! Типичная лос-анджелесская история. Здесь такое случается постоянно.

Иными словами, Пит и Джен осознали, что Калифорния – не то место, где они хотели бы растить своих детей. И в 2004 году, через четыре года после переезда со Среднего Запада, решили вернуться домой. Это решение далось им нелегко.

«Перед отъездом я целых две недели проплакала», – призналась Джен. Но они все же уехали. Как и еще два с лишним миллиона человек. По последним ежегодным подсчетам Бюро переписи населения США, более 2,2 миллиона калифорнийцев упаковали свои вещи и переехали в другие штаты. При этом почти 1,5 миллиона человек перебрались из других штатов в Калифорнию, поближе к солнцу, пляжам и тайне, которые в свое время привлекли чету Мариносов. Каждый год институт Харриса проводит опрос американцев относительно штата, в котором им больше всего хотелось бы жить. Последние пять лет исследователи год за годом получают один и тот же ответ: в Калифорнии.

Каждый год институт Харриса проводит опрос американцев относительно штата, в котором им больше всего хотелось бы жить. Последние пять лет исследователи год за годом получают один и тот же ответ: в Калифорнии.

 

Как мы предсказываем свои (и чужие) чувства

«Такое впечатление, что в Калифорнии все должны чувствовать себя счастливее, верно?» – спрашивает Дэвид Шкэйд, который сам недавно переехал в «золотой штат» из родного Техаса; теперь он профессор Калифорнийского университета в Сан-Диего. Шкэйда, психолога, преподавателя бизнес-школы этого университета, заинтересовало, почему люди уверены, что в Калифорнии их непременно ждет счастье. А еще он решил ответить на более широкий вопрос: насколько мы, люди, вообще способны предсказывать, как будем чувствовать себя в будущем, в самых разных обстоятельствах – скажем, после переезда в Калифорнию или выхода на пенсию.

На первый взгляд, тут особо нечего изучать. В конце концов, большинство предсказывает свои чувства довольно точно. Если сгорит наш дом или умрет любимая собака, нам будет грустно; а если мы получим повышение по службе или у нас родится долгожданный ребенок, то, вероятно, появится повод радоваться (по крайней мере до тех пор, пока не начнут пачками приходить счета за его учебу).

Но в далекой перспективе жизнь зачастую представляется нам совершенно иначе, чем, так сказать, крупным планом. И очень часто мы понимаем, какие чувства у нас вызовет та или иная ситуация только тогда, когда с ней непосредственно сталкиваемся. Например, пока вы молоды и здоровы, вы не горите желанием прикладывать определенные усилия, чтобы продлить свою жизнь и как можно дольше наслаждаться этим миром. Это подтверждают специальные исследования. Врачам и другим вполне здоровым людям задавали вопрос: согласились бы они пройти изнуряющий курс химиотерапии, если бы это продлило их жизнь на три месяца. Положительно ответили единицы. Кстати, ни один радиотерапевт не сказал «да». И всего 6 процентов онкологов согласились бы. И только 10 процентов здоровых людей. Но ведь никто из них не собирался умирать – по крайней мере в ближайшем будущем.

Когда исследователи задали тот же вопрос людям, которым в самом деле грозила скорая смерть – пациентам онкологической клиники, – они получили совсем другой результат: 42 процента респондентов сказали, что согласились бы на химиотерапию. А результаты еще одного исследования показали, что 58 процентов человек, страдающих серьезными заболеваниями, готовы на любое болезненное лечение – даже если оно продлит их жизнь всего на одну неделю.

Понятно, что вопрос жизни и смерти – случай особый. Но люди, оказывается, систематически неверно предсказывают свои будущие чувства, вызванные многими гораздо менее значительными жизненными событиями, такими, например, как переезд в другой город, расставание с любимым человеком или даже отказ начальства повысить их по службе. Например, в рамках одного долгосрочного исследования ученые наблюдали за курящими старшеклассниками. Так вот, еще учась в школе, всего 15 процентов редко курящих (менее одной сигареты в день) заявили, что через пять лет по-прежнему будут курить. А на самом деле пять лет спустя все еще дымили целых 43 процента испытуемых.

Согласились бы вы пройти изнуряющий курс химиотерапии, если было это продлило вашу жизнь на три месяца? Большинство здоровых респондентов ответили на этот вопрос отрицательно. Однако 42 процента больных людей пошли бы на это.

 

Почему подарочные карты – не слишком удачная идея

Надо признать, мы совершаем ошибки достаточно часто, и это оборачивается против нас. Например, отличный способ заставить людей покупать, покупать и покупать представляют собой купоны для частичного возврата денег после покупки. Исследования показали, что наши решения что-то приобрести нередко зависят от различных предлагаемых нам скидок. Но вот в чем подвох: многие из нас их никогда не используют. По одной оценке, потребители не погашают 40 процентов скидочных купонов. Если вы когда-нибудь задумывались над тем, почему торговцы предлагают скидочные купоны, вместо того чтобы просто снизить на такую же сумму цены на товары, то я вам отвечу: им известно, что покупатели (как и упомянутые выше курильщики-старшеклассники) часто неверно предсказывают свои поступки и действия в будущем. Поэтому подарочные карты – далеко не лучшая идея для покупателей, но поистине потрясающий ход для выпускающих их компаний.

В последние годы подарочные карты стали чрезвычайно популярны; сегодня в Америке это подарок номер один. Две трети потребителей планируют приобрести по меньшей мере одну такую карту. Однако, заметьте, люди, которым мы их дарим, их не используют. В среднем в кошельках и ящиках комодов каждого американца уже сейчас валяется по три-четыре неиспользованные подарочные карты. В итоге, не отоваривая их, потенциальные покупатели ежегодно теряют около восьми миллиардов долларов. И денежки остаются в карманах компаний, которые эти карты выпустили. Например, в 2008 году Limited Brands, компания – владелец сети магазинов нижнего женского белья Victoria’s Secret, отчиталась о ежеквартальной прибыли до вычета налогов в размере 47,8 миллиона долларов, полученной исключительно благодаря неиспользованным подарочным картам на ее товары. И это не единственный случай. Крупные сети розничной торговли, такие как Target, Best Buy и Home Depot, тоже успешно наживаются на неиспользованных картах.

Исследователи называют этот тип ошибки предвзятостью прогнозирования, и она характерна для принятия решений даже самого личного, интимного характера. Как вам, возможно, известно по собственному опыту, даже супруги далеко не всегда правильно предсказывают, какой подарок хотела бы получить их половина на день рождения или по какому-либо другому случаю. Довольно часто один из супругов сначала решает, что ему хотелось бы получить такой подарок, а потом просто подгоняет окончательный выбор под желательный вариант, уверив самого себя, что и его половина, несомненно, давно жаждет владеть столь замечательной вещью. Стоит ли удивляться, что многие сети розничной торговли, особенно высококлассные бутики, любезно постарались избавить нас с вами от раздумий, что подарить людям, которых мы, как нам кажется, прекрасно знаем. Накануне Рождества онлайновый ретейлер , торгующий дизайнерской женской одеждой и аксессуарами, рассылает по электронной почте видеообращения к мужчинам, в которых им рассказывают, что хотят получить в подарок их возлюбленные и жены. Главная героиня видео – фривольная кокетливая блондинка, помощница Санты, – обращается к адресату, называя его каким-нибудь ласкательным именем, и говорит что-то в таком духе: «Давай-ка посмотрим правде в глаза, Зайка. Если она счастлива, то и ты счастлив тоже».

Действительно, если на свете и существует что-то, чего хотят абсолютно все люди, так это быть счастливыми. Но пытаясь достичь этого состояния, мы часто сосредоточиваемся совсем не на том, на чем следовало бы. Рассмотрим довольно необычный случай – людей, прошедших через какую-то медицинскую процедуру, резко меняющую их жизнь, например колостомию. Как вы думаете, кто чувствует себя счастливее – те, для кого результаты этой операции были необратимы, или те, кто, вполне вероятно, сможет вернуться к нормальной жизни?

Профессор Джордж Левенштейн и его коллеги из Университета Карнеги – Меллона, решив ответить на этот вопрос, провели исследование пациентов Мичиганского медицинского центра, перенесших колостомию. У половины из них был шанс в будущем окончательно излечиться и вернуться к нормальному существованию; для второй половины итоги операции были окончательными и бесповоротными: отныне им до конца жизни придется испражняться в прикрепленный к телу пакет. Через полгода после операции пациентов попросили оценить, насколько они в общем удовлетворены своей жизнью.

Если вы из большинства, то, скорее всего, думаете, что пациенты с потенциально обратимой колостомией чувствуют себя счастливее (я, например, ответил именно так). В конце концов, людей обычно страшит окончательность и бесповоротность. Нам всегда хочется, чтобы все еще можно было изменить. Нам нравится иметь возможность поменять свое решение, мы часто готовы заплатить за право изменить свою точку зрения. Поэтому-то мы и выбираем ипотеку с плавающей процентной ставкой, заключаем брачные контракты и обожаем магазины розничной торговли вроде Costco, отличающиеся весьма либеральной политикой возврата товаров (чтобы можно было вернуть рождественские подарки, полученные от супругов). И это вполне объяснимо: если человек принял неверное решение, ему очень хочется иметь шанс все исправить.

Как показало исследование, пациенты с безвозвратной колостомией чувствуют себя счастливее тех, кто еще сможет вернуться к нормальной жизни. По истечении полугодового периода исследователи обнаружили, что первая категория больных быстро идет на поправку и в полной мере наслаждается жизнью, а вторая, в отличие от них, ею не удовлетворена. Почему? Профессор Левенштейн делает вывод: «Надежда препятствует адаптации». Иными словами, столкнувшись с чем-то окончательным и бесповоротным, вы довольно быстро учитесь с этим жить. И чем раньше вы это сделаете, тем счастливее будете.

Надежда препятствует адаптации. Иными словами, столкнувшись с чем-то окончательным и бесповоротным, вы довольно быстро учитесь с этим жить.

Надо сказать, вывод профессора четко согласуется с результатами долгосрочного психологического исследования, проведенного еще самим Зигмундом Фрейдом. Он обнаружил, что, окончательно укрепившись в том или ином решении, люди часто вдруг понимают, что все не так уж и плохо. Например, после избрания кандидата оппозиционной партии избиратели, голосовавшие против него, вдруг признают его сильные стороны. Выпускник школы, узнав, что его отверг выбранный им университет, тут же находит в нем уйму недостатков. Студенты вдруг понимают, что стандартизированные тесты на редкость предвзяты и необъективны, – после того как проваливают их. Иными словами, люди адаптируются к ситуации. Но предсказать это заранее мы не способны.

 

Мы фокусируемся не на том, на чем следует

Вопросом, насколько сильно надежды и ожидания влияют на прогнозы будущего счастливого исхода, заинтересовался Дэвид Шкэйд. Он утверждает, что, оценивая силу любого отдельного фактора своего будущего благополучия, люди склонны преувеличивать его значение; ученый и его коллеги назвали данную тенденцию «иллюзией фокусировки». Эта особенность, по словам Шкэйда, служит скрытым источником ошибок при принятии многих важных решений, с которыми мы сталкиваемся на жизненном пути.

После ряда экспериментов Шкэйд, Дэниел Канеман и другие исследователи наглядно продемонстрировали, что, оказавшись перед необходимостью принять по-настоящему важные решения, мы часто склонны сосредоточиваться на относительно незначительных факторах – вроде вечно хорошей погоды в Калифорнии, – и преуменьшать те, которые, между прочим, будут составлять основную часть нашего повседневного существования – скажем, время поездки от дома до работы и обратно или прожиточный уровень на новом месте жительства. В итоге мы часто ожидаем, что в результате принятого решения станем счастливее, чем потом становимся. Метафорически выражаясь, мы перебираемся на другую сторону холма только для того, чтобы убедиться, что трава там вовсе не такая зеленая, как нам казалось.

Возможно, подобная мысль покажется вам нелогичной, но для личного счастья обстоятельства значат совсем не так много, как мы думаем; и тому существует масса доказательств. Так, исследователи уже довольно давно выяснили, что на оценку собственного благополучия (в широком смысле слова) не оказывают особого влияния ни социальный статус, ни уровень образования, ни доход, ни семейный статус, ни религиозность. Когда респондентов просят оценить степень их удовлетворенности жизнью, отклонения при оценке всех этих факторов составляют в среднем не более трех процентов. Например, люди с ограниченными возможностями – от страдающих параличом всех конечностей до незрячих, – оценивают уровень своего жизненного благополучия на редкость высоко. Например, 93 процента полностью парализованных сообщили исследователям, что радуются жизни; 84 процента из них считали свой уровень жизни как минимум не ниже, а то и выше среднего. Практически столь же высоко оценивали свою жизнь и люди с другими, в том числе очень серьезными физическими недостатками. Большинство респондентов данного исследования нигде не работали, не состояли в браке и не имели хорошего образования. Тем не менее 96 процентов из них заявили, что вполне удовлетворены своими жилищными условиями, 82 процента сообщили, что их устраивает собственный социальный статус, а 76 процентов – что им достаточно полученного образования.

93 процента полностью парализованных людей утверждают, что радуются жизни, причем 84 процента из них считают, что уровень их жизни как минимум не ниже, а то и выше среднего.

Решив глубже изучить вопрос, Шкэйд и Канеман раздали анкеты ста девятнадцати студентам. Их, в частности, спрашивали: как они считают, насколько часто параплегики (люди, у которых парализована нижняя часть тела) пребывают в плохом или хорошем расположении духа. Ответы оказались на редкость однородными: студенты, у которых были знакомые параплегики, считали их намного счастливее, чем полагали те, у кого таких знакомых не было. Точнее говоря, респонденты, не знавшие лично ни одного человека, страдающего параличом нижних конечностей, были убеждены, что такие больные чаще пребывают в плохом настроении, нежели в хорошем, – соответственно 43 и 32 процента. Студенты же, имевшие знакомых среди таких людей (больные друзья или родственники), дали совсем другую оценку: 20 против 53 процентов. По словам Шкэйда, вывод напрашивается сам собой: чем меньше вы знаете о параплегиках, тем больше думаете о них как о несчастных, недовольных жизнью людях.

А как же насчет других ситуаций? Проявляем ли мы такую же предвзятость, думая о чем-то столь же плохо нам знакомом? Может быть, люди оценивают перспективы переезда в неизвестную им Калифорнию приблизительно так же, как настроение параплегиков, о которых им ничего не известно? Чтобы выяснить это, Шкэйд и его коллеги наняли ряд профессиональных компаний, специализирующихся на проведении опросов, которые привлекли к исследованию около двух тысяч студентов со Среднего Запада и Южной Калифорнии; всем молодым людям заплатили за участие в одночасовом опросе. Студенты должны были заполнить анкету: их просили оценить общий уровень удовлетворенности своей жизнью, а также разные ее аспекты – либо от себя лично, либо от имени похожих на них людей, живущих в обоих названных регионах. А потом их ответы проанализировали. Выводы исследователей, возможно, немало вас удивят.

Во-первых, оказалось, что жители обоих регионов в общем приблизительно одинаково удовлетворены своей жизнью. Иными словами, жители Среднего Запада чувствовали себя не менее счастливыми, чем калифорнийцы, хотя по некоторым аспектам их оценки варьировались. Например, первые были меньше вторых довольны погодными условиями. Но в целом все чувствовали себя счастливыми примерно в равной степени.

Оценки же студентами жизни других людей резко отличались от предыдущих. Обе группы ответили, что, по их мнению, калифорнийцы больше довольны жизнью, чем жители Среднего Запада. Почему? Шкэйд обнаружил, что в этом случае респонденты, как правило, сосредоточивались на том, что сами считали не слишком важным, но при этом почему-то были убеждены, что для других людей эти стороны жизни имеют принципиальное значение. Практически все пункты, которые казались им наиболее важными для них самих: перспективы трудоустройства, материальные возможности, ситуация с преступностью в регионе и тому подобные аспекты, при оценке удовлетворенности жизнью других людей фактически не принимались во внимание. Они учитывали только то, что, в общем, не так уж и важно, например погоду.

«При вынесении суждения по тому или иному сложному вопросу мы, как правило, сосредоточиваемся на самом очевидном, придавая этому слишком большое значение», – утверждает Шкэйд. И это, добавляет ученый, касается любых решений и вопросов. Например, профессор и его коллеги получили аналогичные результаты, изучив, как люди принимают решения относительно, скажем, веса, возраста или денежных трат. Оказалось, что люди с высокими доходами имеют тенденцию уделять больше времени таким видам деятельности, как работа или уход за детьми, нежели приятному досугу вроде сидения перед телевизором. Но при этом, отмечает Шкэйд, они обычно покупают огромный плазменный телевизор, который потом крайне редко смотрят.

При вынесении суждения по тому или иному сложному вопросу мы, как правило, сосредоточиваемся на самом очевидном, придавая этому слишком много значения.

«Все, на чем мы сосредоточены, – утверждает профессор, – далеко не так важно, как нам кажется».

Скорее всего, этим в какой-то мере объясняется, почему миллионы калифорнийцев, в том числе и наши знакомые Мариносы, каждый год уезжают из этого штата. В конце концов, как сказал Пит Маринос, «жизнь в Калифорнии значит для меня не так много, чтобы, пользуясь преимуществами хорошей погоды или чего-то еще, терпеть другие жизненные неприятности, с которыми она связана».

В 2004 году Пит и Джен Мариносы выставили на продажу свой дом в Лос-Анджелесе. В первый же день к ним пришли более двухсот потенциальных покупателей. «Были люди, которые даже прикрепляли предложения о покупке к капотам своих автомобилей», – рассказывает Джен.

На вырученные от продажи деньги Мариносы купили другой дом, на этот раз в северном пригороде Чикаго. Именно там ярким осенним полднем мы и беседовали с ними под уютный шум соседской воздуходувки, убирающей опавшие листья. Пит и Джен до сих пор скучают по некоторым приятностям веселой калифорнийской жизни. Джен, например, вспоминает, как ходила за рождественскими покупками в шортах, а Пит жалеет об утраченной возможности смотреть футбольные матчи в десять часов утра по воскресеньям, доступной только тем, кто живет по тихоокеанскому времени. «В общем, скучаем по разным подобным глупостям», – признается Пит.

Но не так давно у их сына Макса появилась сестренка Софи, и теперь дом под Чикаго тоже выставлен на продажу. На этот раз автомобилей с предложениями о покупке на капотах поблизости не видно и потенциальные покупатели толпами в дверь не ломятся. Зато Мариносы уже выбрали новое место жительства. Они переезжают всего лишь в соседний с их прежним домом квартал.