ИСТОРИЮ ДЖУН САЙЛЕР можно сопоставить и с обманом зрения на иллюстрации Роджера Шепарда. Как вы помните, он автор «Верчения столов», описанного в . Шепард утверждал, что механизм восприятия окружающего мира работает автоматически. Вот почему мы не можем по своему хотению увидеть его иллюстрацию такой, какой она является на самом деле – набором линий на плоском листе бумаги. Вместо этого мозг превращает объект, изображенный в двух измерениях, в трехмерную, по нашему мнению, картину. По сути, наш мозг создает целостную картину, а мы этого даже не осознаем.
Видимо, нечто подобное происходит и в момент, когда мы кого-то узнаем или вспоминаем. Когда Джун Сайлер давала свидетельские показания, ее мозг упорно пытался найти связь между чувством ненависти, которое она испытала в вечер нападения, и лицом человека, которое она видела в тот день в зале суда, но не находил этой связи. Иными словами, девушка изо всех сил пыталась связать воедино факты, которые никак не соединялись мозгом. И как потом оказалось, мозг был прав: перед Джун стоял не тот человек, не грабитель. Однако Сайлер упорно старалась проигнорировать подсказку и, когда ей это удалось, совершила ошибку.
Моментальные суждения трудно поколебать
Итак, неуловимые связи, созданные мозгом, действуют намного мощнее, чем нам хотелось бы думать. Взгляните, например, на два лица на фотографиях. Как думаете, какой из этих мужчин более компетентен?
Если вы из большинства, то назовете человека слева. Его выбрали и американские избиратели. Зовут его Расс Файнголд; он сенатор от штата Висконсин. В 2004 году Файнголд с большим отрывом – 55 процентов против 44 – обошел на выборах политика, изображенного на правой фотографии, республиканца Тима Майклса.
Фото Файнголда, помимо других, использовали в своем исследовании Алекс Тодоров и другие ученые из Школы общественных и международных отношений имени Вудро Вильсона при Принстонском университете. Исследователи показали группе участников эксперимента ряд черно-белых фотографий кандидатов от разных политических партий. (Если кто-то из респондентов сразу узнавал изображенное на портрете лицо, его мнение в дальнейшем анализе не учитывали.) Оказалось, что именно лица служат для нас основным источником информации о людях. В частности, выводы избирателей относительно компетентности политиков, сделанные исключительно по внешности, позволяют довольно точно предсказать итоги выборов в конгресс США. Кандидаты, которые казались людям более компетентными (чисто внешне), победили в 72 процентах избирательных кампаний на выборах в сенат и в 67 процентах выборов в палату представителей.
И самое важное, во всяком случае для нашего обсуждения, люди выносили свои заключения очень быстро. Так, одно из последующих исследований показало, что для того чтобы сделать вывод о компетентности политиков, респондентам достаточно всего секунду смотреть на их лица. Мало того, если на раздумья дают больше времени, решение существенно не меняется; первое впечатление прочно закрепляется в сознании, и поколебать его крайне трудно.
Чтобы сделать вывод о компетентности политика, избирателям достаточно мимолетного взгляда на его фото.
Пока неясно, что именно определяет данное решение; почему один человек кажется нам более компетентным, чем другой. Может, мы делаем вывод на основе того, насколько сильнее у него выступает челюсть, или как посажены глаза, или по другим каким-то внешним признакам. Но факт остается фактом: мнение о человеке мы часто формируем практически с первого взгляда. Так, например, ученые провели одно любопытное исследование, в ходе которого испытуемые высказывали свое суждение по портретам курсантов в выпускном альбоме военной академии Вест-Пойнт. Респондентов просили определить, у кого из изображенных на фото ребят больше шансов серьезно продвинуться по карьерной лестнице. В основной массе люди отвечали, что выпускников с суровыми лицами ждет более блестящая военная карьера, нежели курсантов менее грозного вида. Но самое любопытное, как показало время, в основном их прогнозы оказались верны.
Женщину выдает тело
Часто сигналы, используемые нами для формирования суждений о других людях, настолько неуловимы, что не воспринимаются разумом. Весьма красноречивый пример этого можно привести, проанализировав работу стриптизерш. Оказалось, их заработок зависит не только от того, что они танцуют с обнаженной грудью, но и от гораздо менее очевидного для окружающих фактора – цикла репродуктивной функции.
Заработки стриптизерш зависят не только от того, что они танцуют с обнаженной грудью, но и от гораздо менее очевидного для окружающих фактора – цикла репродуктивной функции.
Известно, что на протяжении менструального цикла женский организм претерпевает физиологические изменения. Меняется запах, и очертания тела, и даже привлекательность лица. Так, научные эксперименты показали, что в момент пика репродуктивной функции (непосредственно перед овуляцией) лицо женщины становится более привлекательным, соотношение окружности талии и бедер уменьшается, а аромат тела становится особенно влекущим (по крайней мере для гетеросексуальных мужчин). Но самое важное – все эти изменения незаметны сознанию.
В Европе провели любопытный эксперимент. Исследователи сфотографировали сорок восемь молодых женщин, не принимающих противозачаточные таблетки (это важно, потому что эти препараты, вызывая, по сути, ложную беременность, полностью нивелируют действие пика репродуктивной функции на женское тело). Женщин фотографировали дважды: один раз в момент овуляции, а второй – на самой низкой фазе фертильности. Потом фото показали группе мужчин и женщин, которых попросили выбрать наиболее привлекательные с их точки зрения лица. Чуть больше половины респондентов – 54 процента – указали на фотографии, на которых женщины были сняты в пик фертильности. Этот результат выше случайного, произвольного выбора (который составлял бы 50 процентов), но, как видите, совсем ненамного.
И действительно, пик фертильности во время менструального цикла настолько незаметен визуально, что ученые-сексологи довольно долго считали, что люди (в отличие от, скажем, бабуинов и других приматов) момент овуляции абсолютно не различают. С точки зрения эволюции это чрезвычайно важно, так как означает, что особи мужского пола у людей, в отличие от самцов-бабуинов, не способны определить наилучшее для спаривания время.
Хотя признаки овуляции совершенно невидимы, каким-то образом мы их все же распознаем.
Несмотря на то что нечто может быть невидимым, это еще не значит, что мы его не замечаем. Чтобы наглядно продемонстрировать этот факт, ученые из Университета Нью-Мексико провели такое исследование: они отслеживали менструальные циклы и заработки танцовщиц стриптиза, выступавших в «клубах для джентльменов» в Альбукерке. Исследователей, в частности, интересовало, сколько женщины зарабатывают, но не выступлениями на общей сцене, а во время исполнения приватных танцев, которые еще называют танцами на коленях.
Такие номера – главное «блюдо» в меню большинства стриптиз-клубов; именно на них больше всего зарабатывают танцовщицы. Как правило, на сцене-подиуме девушки исполняют номер только по два-три раза каждые полтора часа; остальное время они проводят в зале, стимулируя клиентов платить им за приватный танец. В ходе этого действа мужчина сидит на стуле или диване полностью одетый, держа руки при себе (прикасаться к танцовщице не позволяется), а девушка сидит у него на коленях либо лицом к клиенту (чтобы он мог видеть ее грудь), либо спиной (чтобы были видны ягодицы). Обычно при этом происходит интенсивный ритмичный контакт между тазом танцовщицы и тазом клиента. Приватный танец на коленях, как правило, стоит десять долларов – или двадцать, если исполняется в отдельной VIP-зоне клуба. Таким способом танцовщицы клубов получают 90 процентов своего заработка. Так вот, упомянутые выше исследователи проанализировали заработки группы танцовщиц, которые за два месяца исполнили около пятисот тридцати танцев на коленях. Обнаружилось, что доходы стриптизерш очень сильно зависят от фазы менструального цикла. В периоды овуляции женщины с нормальным циклом (то есть не принимавшие противозачаточные таблетки) в среднем зарабатывали за пятичасовую смену 335 долларов; а во время менструации их доходы снижались на 45 процентов, до 185 долларов за смену.
И эта модель оказалась на редкость стабильной и последовательной: буквально все танцовщицы во время менструального цикла зарабатывали меньше – даже независимо от того, принимали ли они противозачаточные препараты. (Хотя женщины, принимающие таблетки, неизменно зарабатывали в среднем за смену почти на 80 долларов меньше тех, кто эти препараты не принимал.)
Танцовщицы, принимающие противозачаточные таблетки, неизменно зарабатывали в среднем за смену почти на 80 долларов меньше тех, кто эти препараты не принимал.
В связи с этими выводами возник один весьма интересный вопрос: если обнаружить признаки фертильности практически невозможно, как считали сексологи, каким же образом их определяют клиенты стриптиз-клубов? Никаких особенных подсказок у них не было; все девушки танцевали топлесс. И уж конечно, сами они не сообщали клиентам о своей фазе менструального цикла. Сомнительно также, что в темных закоулках и кабинках заведения мужчины могли разглядеть на лицах танцовщиц тончайшие изменения, которые ученые выявили в ходе упомянутого выше европейского исследования. Откуда же они получали информацию? Исследователи Университета Нью-Мексико недоумевали.
Каким-то непостижимым образом женщины умудряются подавать сигнал о фазе цикла репродуктивной функции, и эти сигналы существенно влияют на щедрость клиентов. Кстати, этот случай не в первый раз продемонстрировал, что покупательские привычки мужчин нередко зависят от факторов, о которых они сами не имеют понятия. Например, существенно опустошить бумажник их побуждают некоторые запахи. Так, один эксперимент показал, что средняя сумма денег, потраченных мужчиной в магазине, напоенном «мужскими» ароматами, составляет 55 долларов, а в магазине, который благоухает «женскими» запахами, он оставит в среднем вдвое меньше – всего 23 доллара.
Все это чрезвычайно важно для понимания причин наших ошибок и заблуждений. Отдавая свой голос на выборах или тратя свои денежки, мы уверены, что делаем это, руководствуясь рассудком. А позже, обнаружив, что проголосовали не за того кандидата или купили не то, что следовало, считаем, что это недоразумение непременно должно иметь рациональное объяснение. Нам и в голову не приходит, что мы проголосовали за этого человека, составив о нем мнение за одну секунду, и невдомек, что потратили в магазине больше, чем собирались, просто потому, что в нем хорошо пахло. Мы не подозреваем, что дали стриптизерше большие чаевые из-за того, что ее организм готов к зачатию. А между тем именно так все и было.
Дело не вине, а в бутылке
Разум формирует логические связи между конкретными отличительными характеристиками и объектами, даже когда мы знаем, что этот объект не обязательно характеризуется данными особенностями. Возьмем, например, двух неразлучных друзей – цену и качество. Казалось бы, всем известно, что дорогая вещь вовсе не обязательно будет лучше почти такой же, но более дешевой. Однако в глубине души мы просто отказываемся в это верить.
Вспомните хотя бы дорогое вино. Не так давно исследователи Стэнфордского университета и Калифорнийского технологического института попросили двадцать добровольцев продегустировать и оценить пять образцов вин. Бутылки были помечены ценами: 5, 10, 35, 45 и 90 долларов. Участников эксперимента выбирали из самых обычных людей: это были умеренно пьющие вино люди, совсем не гурманы и не эксперты в области виноделия. После дегустации испытуемые ответили так же, как, скорее всего, ответит большинство из нас: практически всем больше понравилось дорогое вино.
Но этим, как вы наверняка догадались, дело не ограничилось. Исследователи пошли на хитрость. Они дважды предложили участникам эксперимента вино за 90 долларов – сначала в бутылке с правильным ценником, а потом в бутылке с ярлыком с надписью 10 долларов. Вино за 45 долларов тоже было предложено как в оригинальных бутылках, так и в бутылках из-под самого дешевого вина по 5 долларов за штуку. Но дегустаторы не заметили подвоха и упорно отдавали предпочтение вину из бутылки по самой высокой цене. С их стороны это не просто банальный снобизм. При сканировании мозга испытуемых наибольшую активность прибор зарегистрировал в медиальной и орбитофронтальной зонах коры головного мозга, которые реагируют на позитивный опыт. Когда люди пили дешевые вина, их мозг демонстрировал меньшее наслаждение от переживаемого опыта.
Люди предпочитали вино из дорогих бутылок. Когда они пили дешевые вина, их мозг демонстрировал меньшее наслаждение от переживаемого опыта.
Кстати, таким же образом мы с вами оцениваем и лекарства. В рамках одного шокирующего (в буквальном смысле) эксперимента группа из восьмидесяти двух человек должна была оценить боль от ударов электрическим током с применением электрошокера. Точнее, этим людям предлагалось поставить оценки своим ощущениям в два разных момента времени – до и после приема обезболивающих препаратов. При этом половине участников эксперимента сказали, что таблетки недавно утверждены министерством здравоохранения как рецептурное обезболивающее средство стоимостью 2,50 доллара за дозу. Второй половине сообщили, что одна таблетка стоит всего лишь десять центов. В обоих случаях лекарства были ненастоящие, так называемые плацебо; они вообще не производили никакого обезболивающего эффекта. В результате 85 процентов принимавших «дорогое» лекарство заявили о существенном уменьшении боли. Среди принявших дешевые таблетки так ответил всего 61 процент респондентов.
Цвет имеет значение
На наши суждения влияет не только цена. То же относится и к цвету. Согласно исследованиям, восприятие человеком эффективности лекарства зависит также от цвета таблетки. Например, в ходе одного эксперимента участники дружно называли черные и красные капсулы сильнодействующими средствами, а о белых говорили, что почти не замечают их эффекта.
В некоторой степени такое мнение объяснимо. Например, легендарный американский исполнитель песен в стиле кантри Джонни Кэш стремился к тому, чтобы его знали как человека в черном (это прозвище он получил за страсть к темным нарядам и знаменитую одноименную песню), а не, скажем, как человека в ярко-розовом, потому что черный цвет ассоциируется с силой и могуществом. Однако подобные логические связи порой приводят к весьма негативным последствиям, заставляя нас допускать серьезные ошибки в суждениях. Например, много лет назад двое исследователей показали группе профессиональных спортивных судей одну из двух видеозаписей одного и того же агрессивного постановочного футбольного матча. На первой кассете чрезмерно агрессивная команда была одета в белую спортивную форму, на второй – в черную. И судьи, которым продемонстрировали вариант, где злые футболисты были в черном, сочли их игру гораздо более жесткой и заслуживающей пенальти. Иными словами, судьи «увидели» то, что их заставила увидеть распространенная негативная ассоциация между агрессией и черным цветом.
Возможно, вы скажете, что все это научные эксперименты. А как же насчет реального мира? Как обстоит дело с настоящими спортивными командами, одетыми в черную форму? Неужели им чаще назначают пенальти? Оказывается, так и есть. Те же два исследователя провели анализ и подготовили отчет о профессиональных футбольных и хоккейных командах, игравших с 1970-х по 1980-е годы. Точнее, диапазон исследования матчей Национальной футбольной лиги охватывал период с 1970-го по 1986 год. (В 1970-м НФЛ объединилась с ныне прекратившей свое существование Американской футбольной лигой, в результате чего образовалась единая лига с общим набором правил и общей судейской группой.) Для Национальной хоккейной лиги исследовался почти такой же период времени, с 1970-го по 1985−1986 годы. В итоге в обоих видах спорта была выявлена одинаковая тенденция: командам, одетым в форму черного цвета, пенальти назначали значительно чаще, чем остальным. Особенно в хоккее. Любопытно, кстати, что за исследуемый шестнадцатилетний период сразу две команды – Pittsburgh Penguins и Vancouver Canucks – «переоделись» в черную форму: первые в сезон 1979−1980 годов, а вторые в сезон 1978−1979 годов.
Командам, одетым в форму черного цвета, назначали пенальти значительно чаще, чем остальным.
И знаете, к чему это привело? Время пенальти в минутах для этих команд резко увеличилось. В первые сорок четыре игры сезона 1979/80 года, когда Penguins выступали в синей форме, штрафное время составляло в среднем восемь минут на одну игру. А в последние тридцать пять игр в том году, когда команда уже облачилась в черное, этот показатель вырос до двенадцати минут за игру.
Почему следует менять первоначальный ответ
Всем известна подверженность мощному влиянию первого впечатления, как верного, так и неверного. Доводилось ли вам когда-нибудь при сдаче экзамена, после того как вы уже дали ответ, под действием сомнения задумываться, не сменить ли его, но так и не сделать этого? Если да, то знайте: вы не один такой. Большинство людей предпочитают упорно держаться за первоначально выбранный вариант ответа. Так, трое из четырех опрошенных студентов заявили, что на экзамене или тесте лучше придерживаться первоначального ответа, а не менять его на другой, который вдруг показался более правильным. Эту точку зрения, кстати, разделяют и многие университетские профессора. Одно исследование в данной области выявило, что только 16 процентов преподавателей считают, что, изменив первоначальный ответ, студент улучшит общий балл теста; большинство же ответили, что делать этого не стоит, так как можно только ухудшить результат. Создается впечатление, что это мнение разделяют даже специалисты по подготовке к экзаменам. Например, в известном руководстве издательства Barron «Как подготовиться к тесту SAT» тестируемым настоятельно рекомендуют как можно реже менять первый пришедший им в голову ответ. «В таких ситуациях чаще правильный ответ меняется на неправильный, чем наоборот», – пишут авторы.
Однако, как это обычно бывает в жизни, в большинстве случаев все происходит как раз иначе. Свыше семидесяти лет исследований в этой области однозначно свидетельствуют о том, что чаще ответы как раз и меняются с неправильных на правильные, соответственно, люди получают за тест более высокий балл. При этом тип сдаваемого теста не имеет значения, будь то тест с несколькими вариантами ответов или ответами «да» или «нет», ограниченный или неограниченный по времени. В одном масштабном, всеобъемлющем обзоре результатов тридцати трех исследований на эту тему в среднем не было выявлено снижения итогового балла, если участники тестирования меняли первый вариант ответа на другой.
Большинство людей, изменивших первый вариант ответа на другой, получают более высокий балл за тест.
И все же миф о том, что следует держаться первоначального варианта, до сих пор жив. Более того, ученые обнаружили, что даже после того как тестируемым сообщают о научно подтвержденных итогах исследований, они по-прежнему склонны упорно оставаться при своем мнении.
«Большинство людей чрезвычайно удивляет тот факт, что эта идея может быть ошибочной, – отмечает Джастин Крюгер, профессор Школы бизнеса Стерна при Нью-Йоркском университете, давно изучающий первоначальные инстинкты человека. – Преподавателям, студентам и участникам тестирований это представляется в высшей степени нелогичным. Как правило, они убеждены в непреложности правила: всегда руководствуйся инстинктом. Но, увы, доказательств в поддержку этой идеи практически нет».
Роль сожаления
Зато находится все больше и больше доказательств незаметной, но чрезвычайно весомой роли эмоций в процессе принятия решений, в особенности такой сильной эмоции, как сожаление. Время от времени мы все переживаем это чувство: неудачный брак, некачественный автомобиль, недвижимость, от которой никак не удается избавиться. И часто об одном выборе приходится сожалеть больше, чем о других; и, очевидно, этой разницей в какой-то мере объясняется, почему зачастую мы так упрямо цепляемся за первые, инстинктивные решения.
Оказывается, люди чувствуют бóльшую ответственность за действия, нежели за бездействие. Поэтому, если уж суждено промахнуться, лучше вообще не сделать чего-то, чем сделать это неправильно. Выходит, человек склонен рассматривать бездействие как пассивность: я ничего не делал. А раз он ничего не делал, то чувствует себя менее ответственным за результат. Этот феномен отлично проиллюстрировала серия экспериментов, проведенных Джастином Крюгером и его коллегами. Ученые проанализировали процедуру сдачи экзаменов на примере более полутора тысяч студентов и, как и ожидали, обнаружили то же самое, что до них выявили другие исследователи: участники тестирования, менявшие первоначальные ответы, как правило, получали более высокий балл. Когда экспериментаторы подсчитали и проанализировали все измененные ответы, оказалось, что число изменений с неправильных ответов на правильные превосходило обратные с весьма убедительным перевесом два к одному.
Нам кажется: если уж суждено ошибиться, то лучше не сделать ничего, чем сделать что-то неправильно.
Полученная в ходе последующих опросов участников эксперимента информация оказалась даже более любопытной: вероятность изменить правильный ответ на неправильный вызывала у них намного большую досаду и сожаление, нежели перспектива оставить ошибку, не сменив неправильный ответ на правильный. Иными словами, о бездействии люди сожалеют меньше, чем о действии, несмотря на то что в обоих случаях они в итоге давали неправильный ответ.
Задача Монти Холла
Ученые сталкиваются с данным феноменом настолько часто, что даже дали ему название – «парадокс Монти Холла» (в честь легендарного ведущего некогда знаменитой телеигры Let’s Make a Deal [ «Давайте заключим сделку»]). Люди старшего поколения, должно быть, еще помнят эту передачу (ее транслировали в середине 1970-х). Участники игры каждый раз сталкивались с одной и той же дилеммой – взять то, что находится за первой дверью, или оставить то, что уже есть?
Впрочем, ответы студентов поставили перед учеными очередной важный вопрос: не приводит ли большее или меньшее сожаление к тому, что мы по-разному вспоминаем одни и те же события? Представьте, например, что вы сдаете экзамен и у вас есть всего два варианта выбора: преодолеть первое побуждение, изменить первоначальный ответ и решить задачу неверно или остановиться на первом варианте, причем ответ все равно будет неправильным. Как думаете, вы запомните оба события совершенно одинаково?
Некоторые ошибки запоминаются лучше других
Чтобы прояснить этот момент, Крюгер раздал студентам вопросы из двух реальных тестов: SAT, который сдается при поступлении в университет, и Graduate Record Examination (GRE), сдаваемый при поступлении в аспирантуру, магистратуру или на иной последипломный курс обучения в вузе. Когда у испытуемых оставалось по два варианта ответов на каждый вопрос, Крюгер просил их отметить, какой из них был первым, инстинктивным. А затем, почти через месяц, спросив у студентов, как они отвечали на задания тестов, он выявил весьма заметную предвзятость в запоминании ими этих событий, вызванную, без сомнения, чувством сожаления. Как вы уже понимаете, проанализировав ответы на тесты, Крюгер обнаружил, что студенты, упрямо державшиеся за первоначальный вариант, чаще отвечали неправильно, чем те, что меняли его. Но самое любопытное, запомнили они совсем не это. Когда исследователь спрашивал участников эксперимента, насколько часто они меняли первоначальный ответ и ошибались, они давали явно завышенную оценку. А когда их спрашивали, как часто они оставляли первоначальный ответ, вследствие чего отвечали неверно, ситуацию они явно недооценивали.
Вывод? Студенты запоминали сохранение первоначального ответа как более удачную стратегию, чем она была на самом деле. Такой склонностью нашей памяти к искажению, утверждает Крюгер, в определенной мере объясняется и то, почему люди упрямо верят, что оставить первый ответ лучше, чем изменить его. По словам исследователя, «парадокс в том, что даже если фактический результат ясно подтверждает, что так стоит поступать чаще, память упорно подкидывает нам совершенно противоположные факты».