Зимой дело было. На тактических учениях.

Ох, какие лютые стояли в ту пору морозы! В народе исстари зовут их крещенскими. В такие морозы, бывало, воробьи налету замерзали.

Тяжеленько приходилось солдатам. Но ничего, крепились.

На второй день случился в учениях перерыв. Палатки привезли, дров подбросили.

Сержант Ростовцев, чертыхаясь, возился у печки.

Дрова сырые, мерзлые. Никак не разгораются. Спалив весь наличный запас бумаги и целую коробку спичек, он в отчаянии обратился к солдатам:

— Может, у кого письма есть? На растопку? Давайте сюда!

Ефрейтор, притулившийся на корточках рядом с холодной печкой, протянул ему целую пачку. Сержант взял, спросил:

— А от кого письма-то?

— От нее.

— От Светланы?

— Да, — тихо ответил ефрейтор.

В палатке наступило молчание. Кто-то вздохнул.

Ефрейтор растерянно опустил глаза. Все затаили дыхание.

Сержант обвел взглядом притихших, продрогших солдат и решительно сказал:

— На, возьми. А мы и в холодке как-нибудь перебьемся…

Нет, в палатке не стало теплее.

Но каждый солдат подумал в эту минуту о своей любимой, и каждого согрели ее далекие ясные глаза, ее далекие ласковые руки.