Глава первая

ЗАЛОЖНИК

Эдирне, [2]Эдирне (Адрианополь) — город на севере Турции, у границы с Грецией. На протяжении ряда лет он был оттоманской столицей, а в девятнадцатом веке стал одним из семи крупнейших городов Европы. (Прим. перев.)
столица Оттоманской империи, сентябрь 1447 года

— Ну? Есть ли среди вас, тупиц, хотя бы один, кто может прочесть мне это?

Ион Тремблак внимательно посмотрел на витиеватые наклонные арабские буквы, начертанные на дощечке, лежащей перед ним, и вздохнул. Если ты не можешь ответить на вопрос учителя, то должен хотя бы показать молчаливое, усердное старание. Однако сколько он ни смотрел, текст только терял четкость, а не становился яснее. Его ум был перегружен. Мальчики вошли в класс на рассвете, а теперь солнце стояло почти в зените. Сначала был греческий, потом математика, а за ней — персидская поэзия, такая сложная для понимания.

Когда все это закончилось, учащиеся уже начали вставать со своих мест, но Хамза-ага, их наставник, вдруг издевательски улыбнулся и сказал:

— Давайте закончим наш день словами Аллаха, милостивого и вездесущего. Прочтем еще один короткий стих из Корана.

Серб Мардич недовольно простонал и немедленно получил за это удар палкой. Хорошо, что Ион вздохнул совсем тихо, про себя. Ему очень хотелось, чтобы деревянная дубинка, лежавшая на полу рядом с подушкой, на которой сидел наставник, так и осталась на своем месте.

— Давайте, мои птенчики, мои молодые ястребки. Старайтесь. Ваша тупость вывела бы из себя даже имама Тебриза, который славился своим терпением. Безмятежность его духа не нарушилась даже тогда, когда варвары подожгли его дом, в котором он находился. Тебриз только спросил: «Может быть, кто-то откроет окно?»

Хамза тихо засмеялся, поджал скрещенные ноги и наклонился, разглядывая семь голов, покорно склоненных перед ним. Он ожидал какой-нибудь реакции на свои слова, но ее не последовало.

— Так что же, никто? — Теперь уже пришел черед Хамзы тяжело вздыхать. — Ладно, убирайтесь, каменные головы. Посмотрим, может быть, воздух, благословенный Аллахом, прочистит ваши мозги.

Наблюдая за тем, как мальчики встают, постанывая от боли в ногах, затекших от долгого сидения в неудобной позе, он добавил:

— Давайте вернемся к этому утром. Никакого Геродота не будет, пока мы не закончим с этим.

Наверное, никто не стремился так быстро покинуть класс, как Ион. Он хотел первым оказаться у двери и вести товарищей по орте в коридор, а оттуда — во внутренний двор школы, чтобы слиться с толпой таких же учеников, освободившихся после занятий. Парень уже будто видел их за низкими стенками, которые разделяли большой зал на отдельные классы, и ему не терпелось скорее примкнуть к ним.

Все вели себя тихо, как и было приказано, но Ион отчетливо различал напряжение на лицах мальчишек. Ему казалось, что оглушительный крик, который раздастся, как только двери откроются, замер внутри каждого ученика. Однако он не мог уйти, потому что его друг все еще сидел рядом с ним и внимательно вчитывался в слова, написанные на дощечке.

Ион щелкнул пальцами перед лицом товарища. Сигнал был очевидным и недвусмысленным, однако не возымел никакого эффекта.

Хамза уже встал и разминал затекшие ноги. Он взглянул на Иона, потом на его товарища.

Некоторое время турок внимательно изучал склоненную голову, черные как смоль волосы, упавшие на лицо, потом улыбнулся и спросил:

— Ты что-нибудь понял, мой молодой друг?

Губы юноши беззвучно шевельнулись, он робко поднял глаза.

— Я думаю, да, Хамза-ага, — произнес он.

— Тогда почему ты не сказал этого перед своими товарищами?

«Вот глупец! Он еще и спрашивает, — подумал Ион. — Разве это не ясно?»

Его приятель мог бы ответить на большинство вопросов учителя, если бы это зависело от него. Но остальные ученики, такие же заложники, как и он сам, очень ревностно относились к этому. Так что промолчать было проще всего. Во всяком случае, именно это решение обеспечивало минимум синяков и ссадин.

Хамза сошел с кафедры, солнце осветило его. Голубые глаза аги блестели под черной чалмой на темном, загорелом лице. Едва заметная улыбка играла на губах над светлой бородой.

Ион увидел его вблизи и снова отметил, что наставник был, конечно, старше, чем они, но лет на семь, не больше. Он получил эту должность три года назад, а до этого служил у султана виночерпием.

— Тогда прочти мне это, Влад Дракула. — Хамза указал пальцем вниз. — Я хочу услышать из твоих уст мудрость, изложенную в Коране.

Влад кашлянул, прочистив горло, потом стал читать:

— «О вы, которые уверовали! Опьяняющий напиток, азартные игры, жертвоприношения на каменных жертвенниках и гадание по стрелам — скверные деяния, внушаемые шайтаном. Сторонитесь этого, быть может, вы преуспеете».

— Хорошо. — Хамза кивнул. — Ты неправильно произнес всего лишь три слова. Но меня удивляет сам факт, что ты вообще способен выговаривать арабские слова. — Он подошел ближе, наклонился. — Сколько же вообще ты знаешь языков?

Влад пожал плечами.

За него ответил Ион, едва сдерживая волнение:

— Греческий, латинский, французский…

Влад взглянул на него, не произнес ни слова, но Ион и так хорошо знал этот взгляд, а потому послушался и замолчал.

— Конечно, ты бегло говоришь на турецком, но арабский?.. — Хамза присвистнул. — Ты хочешь стать хафизом?

— То есть тем, кто наизусть может читать весь Коран? — Влад покачал головой. — Нет.

— Тем не менее ты уже сейчас можешь прочесть и понять куда больше, чем кое-кто из тех, кого я знаю.

Сказав это, Хамза неожиданно толкнул Иона в плечо, причем довольно больно. Он явно вышел за пределы установленных правил поведения.

Заложники почувствовали облегчение и рассмеялись.

— Я восхищаюсь тем, что здесь написано, читаю Коран, потому что слова и мысли, которые изложены в нем, прекрасны. Они заслуживают того, чтобы читать их вслух, как архангел Гавриил делал это для великого пророка Мухаммеда. На страницах книги всего лишь слова. Но если произнести их вслух, то они будут жить среди нас. — Он обвел комнату рукой. — Превратятся в энергию, свободную, вечную.

— Я думаю, что слова имеют влияние на тебя, мой юный друг. — Хамза положил руку на плечо Влада, наклонился к нему. — Ты чувствителен к ним. В этом мы с тобой похожи. Возможно, истина, заключенная в словах, которые ты только что произнес, приведет тебя и к другим откровениям, может быть, даже к Аллаху.

— Нет. Причина, по которой я учу Коран и читаю его вслух, заключается вовсе не в этом. Я восхищаюсь, да, но…

Улыбка на лице Хамзы не поблекла. Сомнение — это хорошо, оно удерживает людей от ошибок.

— Но что?..

Влад поднял голову, прислушался к крикам, смеху, перебранке учеников, покидающих школу. Мальчишки наконец-то вырвались на свободу.

— Я изучаю Коран, чтобы по-настоящему узнать вас, — произнес он. — Ведь турки — это сила, которая сотрясает мир. Именно вера ведет вас, подвигает на великие деяния. Если я не узнаю про вас все, то как смогу остановить? — Он снова вскинул голову и взглянул учителю прямо в глаза.

Оба слушателя вскрикнули, не в силах сдержать изумления.

Хамза первым взял себя в руки.

— Ты не боишься, что я накажу тебя за такие слова? — Он указал на дубинку, которую оставил рядом с подушкой.

— За что, эфенди?

— За твои непокорные мысли.

— Но почему они удивляют вас? — Влад нахмурился. — Все заложники — дети непокорных. Мы потому и находимся здесь, что наши отцы правят с позволения турок, но в глубине души продолжают считать себя свободными. Дракул отдал меня и Раду на ваше… попечение пять лет назад, но вовсе не для того, чтобы мы получили самое лучшее образование, какое только возможно. Мы в вашей власти. Если он снова проявит непокорность, то вы нас убьете.

Ион подошел ближе и тронул друга за локоть.

— Остановись!..

Влад резко отбросил его руку.

— А почему, Ион? Хамза-ага знает нашу историю. Он видит, как заложники появляются здесь и уходят, живут и умирают. Учитель помогает нам постичь философию, освоить приемы боя, узнать поэзию. — Влад показал на дощечку с арабской вязью. — Турки рассказывают нам о своей вере, полной терпимости и милосердия, но не заставляют нас принимать ее, так как это противоречит Корану. Если все пройдет благополучно, то они отошлют нас обратно в наши земли, чтобы мы служили их интересам, платили дань, присылали юношей в армию и благодарили за привилегии, дарованные нам. Но если все сложится по-иному, то они разобьют наши прекрасно образованные мозги о камни. Разве я говорю неправду, эфенди? Если это так, то, пожалуйста, ударьте меня как следует за то, что я лжец.

Хамза долго смотрел на него. Выражение его лица не менялось.

Наконец он спросил:

— Сколько тебе лет?

— В марте будет семнадцать, — последовал ответ.

— Ты слишком молод для того, чтоб рассуждать так цинично.

— Нет, Хамза-ага, — негромко ответил Влад. — Напротив, я недостаточно взрослый для того, чтобы справиться с этим.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга, потом на лицах обоих появилась улыбка.

Ион, который стоял между ними, почувствовал себя лишним, и его даже охватила ревность. Юноша подумал, что его уму никогда не сравниться с умом друга. Поэтому он должен просто наблюдать за тем, как между Хамзой и Владом появляется нечто особое, их собственный мир, частью которого ему не стать.

Молчание длилось недолго.

Турок повернулся и пошел к кафедре.

— Иди, мой сокол, — произнес он через плечо. — Твоему дружку не терпится скорее воспарить в воздух.

Влад тоже поднялся, но не двинулся с места.

— Эфенди, а вы скоро покинете нас?

Наставник наклонился, стал собирать книги, но услышал вопрос Влада и выпрямился.

— Как ты узнал о том, что решилось совсем недавно?

В ответ Дракула только неопределенно пожал плечами, и ага продолжил:

— Да, это правда. Я уезжаю в конце недели. Таков приказ султана, да пошлет ему Аллах здоровья и долголетия. Ты же знаешь, что я не обычный ага.

— Я знаю. Вы один из самых лучших сокольничих его величества. Вы уезжаете, чтобы вернуться к этому делу?

Ион отступил на шаг. Ученики не могли задавать вопросы, им было позволено только отвечать на них. Влад проявил дерзость.

За такое наказывали, но турок не потянулся за дубинкой, лежащей у его ног.

— Я еду на охоту, — произнес он мягко. — Но не с птицами.

Ион снова отошел к двери. Больше всего ему сейчас хотелось уйти как можно дальше от той скрытой угрозы, которую он услышал в голосе аги.

Все знали, что Хамза набирает силу в государстве. Его должность сокольничего была формальной, так сказать, на черный день. Все мужчины в Порте владели каким-нибудь ремеслом. Даже сам султан Мурад был неплохим кузнецом, делал подковы, оплетку для боевых луков и наконечники стрел. Еще все знали, что Хамза помогал султану разбираться в политических делах и придворных интригах.

Владу стоило бы держаться подальше от всего этого, но он и глазом не моргнул.

— Возможно, вам представится случай высоко подняться, — сказал сын валашского господаря. — Если так произойдет…

Влад сунул руку под батистовую рубашку, за пояс широких красных шаровар, и вытащил сверток. Какое-то время он рассматривал голубую ткань, затем размотал ее, взял охотничью перчатку и с заметным смущением протянул подарок наставнику.

— Я точно не знал размера, шил только по догадке. Но надеюсь, что она…

Хамза надел перчатку, поднял руку, пошевелил пальцами.

— У тебя верный глаз, юноша. Рука сидит как влитая.

Он улыбнулся, сжал кулак и поднес руку к солнечному свету, чтобы рассмотреть толстую отполированную кожу, прошитую двойным швом. Внизу, у самого запястья, где кожа была мягче, ага заметил кое-что интересное.

— Что это? — спросил он.

Ион увидел золотые буквы, вышитые на перчатке. Персидский он знал лучше, чем арабский, поэтому узнал слова еще до того, как Хамза прочел их вслух:

— «Я в западне, я заключен в темницу тела. Но я хотел бы быть ястребом, который свободно парит». Это Джалаладдин Руми. Мой самый любимый поэт.

— И мой.

Турок еще раз прочел надпись, но на этот раз про себя.

— Однако в последней строчке ты позволил себе вольность. Разве поэт не написал просто «птица», а не «ястреб»?

В ответ Влад опять неопределенно пожал плечами.

— Ладно. — Хамза поднял руку, снова повернул перчатку к свету. — В любом случае это прекрасная, тонкая работа. Теперь я знаю, чем ты будешь зарабатывать на жизнь в черные дни, Влад Дракула. — Он осторожно снял перчатку, поднял голову и улыбнулся. — Спасибо тебе. Теперь я буду надевать ее и вспоминать тебя всякий раз, отправляясь на охоту.

— Это все, чего я желал бы, эфенди.

Влад слегка поклонился, повернулся и направился к двери. Ион, у которого отлегло от сердца, последовал за ним.

Парни уже вышли в коридор, и тут мягкий голос Хамзы остановил их:

— А себя, юноша, ты считаешь заключенным в клетку, поскольку являешься заложником султана?

Влад не повернулся.

— Вы знаете, что там еще написано, эфенди. «Я не держу ястребов в клетке, они живут со мной», — негромко ответил он и улыбнулся, хотя видел это только Ион. — И я живу с вами, — добавил заложник. — Пока.

Потом Дракула зашагал по коридору. Ион едва поспевал за ним. Его плечи сутулились в ожидании окрика, приказа вернуться или даже удара дубинкой, но ничего этого не последовало.

 

Глава вторая

СОПЕРНИКИ

Влад на мгновение задержался на пороге, щурясь и ожидая, пока глаза привыкнут к свету. Он думал о Хамзе и понимал, что ему будет не хватать этого человека, тех знаний и мудрости, которые ага доносил до учеников словами, а не вбивал палкой, их общего увлечения многими вещами — суфийской поэзией, греческой философией, соколиной охотой.

Им только однажды довелось охотиться вместе. Это случилось, когда Хамза взял весь их класс в горы и заложники оказались за пределами школы. Птицы, позаимствованные у султанских сокольничих, терпеливо относились к незнакомцам, на руках которых им пришлось сидеть. Трем ученикам даже удалось вернуться с охоты с добычей. Их птицы убили по дрофе, в том числе и та, которая досталась Владу.

Ястреб Хамзы был ослепительно белым, как снег на вершинах скал, откуда его привезли. Ага часто поднимал его в воздух. Птица снова и снова убивала кроликов и прочую добычу. Она то и дело возвращалась на руку к хозяину, чтобы получить вознаграждение в виде куска мяса. Именно тогда Влад обратил внимание на то, что учитель носит перчатку. В ту же ночь, пока все спали, он начал воплощать задуманное.

Его воспоминания нарушила насмешка.

— И я живу с вами. Пока, — шепотом передразнил его Ион. — Ты хочешь, чтобы они позволили тебе стать ремесленником?

— Я хочу, чтобы враги принимали меня в расчет.

— А Хамза твой враг?

— Конечно. Он — турок. Но все равно я расположен к нему.

Влад вышел во внутренний двор. Полуденное солнце стояло высоко. Две тени совмещались за спиной юноши. Он хорошо понимал, какие вопросы теснились в голове Иона, улыбнулся, размышляя о том, который же из них прорвется первым, потом обернулся и смерил друга взглядом.

Стал ли его товарищ выше за прошедшую ночь? Они были одного роста в пять лет, когда оказались заложниками у турок. Потом Ион почти перестал расти и только недавно заметно вытянулся. Он по-прежнему передвигался неуверенной походкой молодого жеребца, длинные конечности которого еще не окрепли. Зато сам Влад мало на кого мог смотреть свысока. Почти все его сверстники расступались, чтобы дать ему дорогу, но сын валашского господаря хотел бы быть повыше!

Дракула остановился так неожиданно, что Ион натолкнулся на него.

— Эй!.. — произнес он, удивленный и даже испуганный, потом отступил назад и взглянул на руки Влада.

— Ион, ты здесь или где?

— Что? — растерянно воскликнул тот. — Когда ты… почему и зачем?

Влад снова двинулся вперед, и тень последовала за ним.

— Когда я сделал эту перчатку? В это время ты был в таверне и чесал языком с черноглазой Айшей. А зачем?.. — Он наклонился. — Я и сам хотел бы это знать.

— Скажи мне, Влад. Ион как-то сдавленно усмехнулся. — Ведь ты никогда без причины ничего не делаешь.

— Разве? Возможно, ты и прав. Наверное, я и на самом деле слишком много думаю. — Он присвистнул. — Я сделал перчатку потому, что мог ее сделать, и потому, что мне нравилось это делать. Я подарил перчатку Хамзе, потому что он нравится мне.

Влад поднял голову, взглянул на Иона и спросил:

— Такого объяснения достаточно?

— Нет, Влад. Ведь я тоже нравлюсь тебе, я твой друг, но ты никогда не сделал для меня ни перчатки, ни чего-либо еще.

— Да, это правда.

— Тогда объясни.

— Хорошо. — Дракула вздохнул. — Если ты так уж желаешь знать, то существует две причины, не считая симпатии. Одна ясна даже простаку. Другая посложнее.

— Какому простаку? — Ион не заметил насмешки.

— Хамза обладает властью. Он был виночерпием Мурада и стремительно продвинулся при дворе. Каждый скажет, что это не так-то плохо для сына сапожника из Лаца. Я подарил ему перчатку в знак уважения и ради того, чтобы заслужить его внимание. Возможно, в один прекрасный день нам еще придется иметь с ним дело. Да, нам, всему семейству. Моему отцу, братьям и мне. Всем князьям Валахии.

— Хм… А другая причина?

— Разве он не напоминает тебе Дьявола?

Ион остановился, широко раскрыл рот и посмотрел на Влада.

— Ты имеешь в виду своего отца? Ха! — Он усмехнулся. — Влад Дракул приземистый и плотный, прямо как ты.

— Приземистый? Поосторожнее в выражениях!

— Он черен как черт, с зелеными глазами, загорелый и волосатый, в самом деле как ты.

— Ты человека описываешь или обезьяну?

— А Хамза… — Ион обвел рукой лицо. — Он высокий, стройный, волосы у него светлые. Он почти такой же красивый, как и я. — Парень запустил руку в золотистые волосы и взъерошил их. — Он и я, — продолжил он. — Мы принадлежим к ангелам, а вы, Дракулести…

Насмехаясь над товарищем, он даже не удосужился взглянуть на него. Влад крепко сжал его запястье, встал рядом, бедром к бедру, одним махом бросил Иона в пыль и перевернул на спину. Их лица были совсем близко.

— То, что ты сказал о моем отце, — правда. Но я имел в виду внутренний мир. Каждый из них любит жизнь, любое ее проявление. Но отец и Хамза откажутся от всего, что любят, от любого удовольствия и самой драгоценной слабости, ради того, что они считают верным.

Камень впился в спину Иона.

Влад крепко прижимал его рукой, парень почувствовал боль, не утерпел и выкрикнул:

— А мне казалось, что ты ненавидишь своего отца!

Лицо Влада изменилось. Насмешка исчезла.

Он встал, взял Иона за плечи и поставил его перед собой.

— Ненавижу? С чего ты взял?

Тремблак стал таким же красным, как его собственные широкие шаровары.

— Потому что он отдал тебя и твоего брата туркам в заложники, услал далеко от всего, что ты любишь, от дома, матери и сестер.

Влад отряхнул пыль с рук.

— Я ненавижу не его, а тот способ, каким он это сделал.

— Но у него не было выбора.

— Да, это так, — мягко ответил Влад. — Когда тебя привязывают к колесу повозки, заставляя целовать султану зад, ты не очень-то сохранишь хладнокровие и вряд ли будешь отдавать себе отчет в том, что делаешь.

Ион на мгновение пожалел, что снова вспомнил о той беде, которая приключилась с валашским князем пять лет назад. Султан пригласил его на переговоры в Галиполи. Дьявол взял с собой двух юных сыновей. Туркам надо было привести к покорности вассала, который играл большую роль в планах их главного врага Хуньяди, венгерского Белого рыцаря. Дракула заковали в кандалы. Совершенно беспомощный, он сделал то, что от него требовали, поклялся платить ежегодную дань золотом, отправить сыновей в заложники и поддерживать только султана. Сразу после этого с него сняли кандалы и позволили вернуться домой, но господарь Валахии вынужден был сдержать слово и отдать туркам Влада и Раду.

Ион закашлялся.

— Прости!..

— Ладно. Ничего, — ответил Влад. — Пусть я и ненавидел его за то, что он сделал, но это в прошлом. Теперь я понимаю, почему отец поступил так. Он вынужден был уступить туркам, чтобы сохранить свободу. Любой из нас должен поступать так же. — Он обернулся. — Хамза-ага научил меня этому. А перчатка, моя работа над ней — это скромная плата за то знание, которое я приобрел.

Они достигли самого конца сада, который рос во внутреннем дворе школы. Когда парни вышли на общий двор, громкий крик вдруг заставил их остановиться. Сотни мальчишек из всех классов столпились здесь. Они топали ногами, поднимая пыль, и старались перекричать друг друга. Ближе всех к входу стояли ученики их класса.

Влад и Ион резко развернулись и постарались обойти их, но не тут-то было. Слишком поздно.

— Влади! Ох, Влади! — сказал кто-то издевательски-ласково. — Твой нос сегодня такой коричневый. Как глубоко ты его засунул в дерьмо аги в этот раз?

Влад остановился, Ион тоже. После нескольких лет, проведенных в одной группе, все заложники хорошо знали чувствительные места друг друга. Нос Влада был одним из них, отношения с Хамзой — другим. Серб Георгис Мардич задел сейчас оба.

Ион вздохнул и побрел вслед за Владом к соученикам. На губах каждого из них играла насмешка, в глазах горел азарт. Это противостояние зрело неделю, с того самого момента, когда на занятиях по борьбе Влад легко одолел обоих Мардичей, а потом и всех, кто еще сунулся, одного за другим. По отдельности они не могли победить его, а вот всем скопом…

Дракула остановился в нескольких шагах от серба, упер руки в бока.

— Ты что-то сказал мне, Мардич-старший?

Тот из двух сербов, который был крупнее, кивнул.

— Ты слышал меня, Влад Широкие Ноздри!

Вслед за обидным прозвищем послышались смешки.

— Но я готов повторить, — продолжал Мардич. — Эта здоровенная штуковина, которую ты называешь своим носом, вся покрыта турецким дерьмом. — Он с издевкой всматривался в противника. — Теперь я вижу, что даже брови и волосы у тебя коричневые. Неужели ты всей головой окунулся в дерьмо аги?

Ион отступил на шаг в сторону. Так он лучше видел Влада. Когда друг улыбнулся, подавая этим сигнал, Тремблак внутренне собрался.

Остальные парни, видимо, решили так же. Они неожиданно начали сдвигаться, собираясь в плотную группу, напоминающую наконечник копья. Оба серба встали впереди, трансильванец Петре держался справа, хорват Зоран — слева, маленький босниец Константин оставался сзади.

— Пятеро против двух, — вздохнул Влад, все еще улыбаясь. — Силы явно неравны.

— Пятеро против трех, брат!

Этот громкий возглас послышался из глубины другой группы учеников.

— Раду!.. — произнес Влад, не поворачиваясь в ту сторону. — Не лезь. Оставь это нам.

— Неужели я лишу себя удовольствия?

Мальчик вышел из толпы и встал рядом с братом. Они совершенно не походили друг на друга. Раду был светлее, чем Влад. Волосы у него были длинные, но темно-каштановые, а не черные как вороново крыло. Глаза светлые, но голубые, тогда как у старшего Дракулы — зеленые. Маленький нос вполне соответствовал лицу с чистой, розоватой кожей.

— Кроме того, я вчера освоил новый прием, — продолжал он, по примеру брата уперев руки в бока и слегка выставив ногу для устойчивости. — Он называется «Как положить на лопатки боснийца». — Раду взглянул на Константина. — Мне просто не терпится испробовать его.

Влад слегка сдвинулся с места. Им уже не раз приходилось драться втроем, и всегда это стоило недешево. Раду было всего одиннадцать лет, он все еще оставался довольно слабым ребенком. Его красота вызывала у других зависть и злобу. В драке противники старались нанести ему побольше повреждений. Защищая его, Влад и Ион часто сами становились уязвимыми, но все-таки старший брат испытывал чувство гордости оттого, что младший поддержал его. Дракулести были вместе.

— Что ж, тогда давай, братец, покажи, чему ты научился.

Влад выжидал. Братья Мардич начали как-то беспорядочно переступать с ноги на ногу. Дракуле стало ясно, что никакого плана у них нет. Они и думать не думали, что он им понадобится.

Восемь юнцов какое-то время смотрели друг на друга, потом услышали шум, нарастающий с каждым мгновением. Земля вздрагивала под ногами парней. Обе группы почти одновременно отступили на два шага, чтобы не бояться неожиданного нападения. Только после этого противники позволили себе обернуться.

В облаках пыли они видели очертания фигур, которые двигались на ипподроме, слышали крики, доносившиеся оттуда. Всем хотелось поскорее уйти с дороги, уступить путь этому вихрящемуся конусу, который становился только плотнее и грознее, когда лошади, взбудораженные неожиданной остановкой, вставали на дыбы. Пыль, смешанная с мелким мусором, ударила им в лицо, вызывая кашель и слезы. Потом она начала оседать, и заложники смогли рассмотреть всадников, поднявших эту бурю.

Среди них выделялся один, сидящий на белом арабском скакуне, который все еще бил копытами в воздухе, когда другие кони уже утихли.

— Мехмет, — произнес Влад и закашлялся от пыли, словно поперхнувшись этим именем.

 

Глава третья

ВЫЗОВ

Влад смотрел на наследника турецкого престола, который наконец ослабил поводья и его лошадь успокоилась. Он не видел Мехмета около года. Тот не сильно изменился, по крайней мере внешне. Его борода, рыжеватая и густая, была аккуратно подстрижена. Нос, напоминающий клюв попугая, заметно выступал над пухлыми губами. Некоторые перемены были заметны в осанке Мехмета. Он никогда не был застенчивым юношей.

Два года назад султан Мурад без объяснения причин уступил престол сыну. Мехмета готовили к власти с колыбели, но он все еще оставался четырнадцатилетним юнцом, которому выпало править одной из самых могущественных империй в мире. Юный султан не принимал в расчет своих советников, прогнал их и даже восстановил против себя янычаров, самое преданное войско. Он наслушался каких-то диких, мистических россказней и развязывал глупые, совершенно ненужные войны.

Диван, главный султанский совет, умолял Мурада вернуться к власти, и тот согласился. Теперь Мехмет снова был всего лишь наследником трона, который занимал около двух лет. Он чувствовал себя униженным; он опять был вынужден внимать наставникам и больше слушаться, чем приказывать. Все это не лучшим образом отразилось на его лице, уже не мальчишеском, но еще не взрослом.

— Дракула! — воскликнул Мехмет, поймав взгляд заложника. — Оба Дракулы. Сыновья Дьявола и вся ваша маленькая бесовская шайка!..

Он окинул взглядом остальных парней, потом словно забыл про них и снова обратился к Владу:

— Я рад, что твой папаша ведет себя овечкой. Его ягнята могут чувствовать себя спокойно.

— А я слышал, что твой папаша снова на троне, — ответил тот на равных, нисколько не смущаясь. — К всеобщей радости, кстати сказать.

Турок заметно покраснел и дернул поводья, заставив лошадь сделать шаг вперед, а всю группу юнцов — отступить назад.

— Я снова буду султаном! — прошипел он. — Тогда как ты останешься моим заложником! Я заставлю тебя вылизывать грязь под моими ногами.

— Боюсь, тебе трудно будет ходить. Как бы не поскользнуться.

Ион напрягся, ожидая взрыва, но Мехмет через мгновение просто улыбнулся.

— Маленький дьяволенок, — произнес он. — Ты всегда смелый. Это очень легко, если тебя оберегает статус заложника. Ты знаешь, что я пока не могу тронуть тебя.

— Я знаю, что ты никогда не сможешь этого сделать.

— Нет? — Мехмет улыбнулся еще шире. — И даже этим?

Он протянул руку назад и вытащил что-то из чехла, укрепленного за спиной. Все увидели метательное копье длиной с руку.

— Ты ведь никогда не попадешь в меня в джериде! Разве кто-то из вас, балканских шавок, имеет хорошую лошадь или умеет так хорошо обращаться с оружием, чтобы отбить хотя бы один удар из восьми?

Ион хорошо понял подвох, который был заключен в этом вопросе.

Влад, конечно, тоже, но все-таки поинтересовался:

— Один против восьми, да? Это хорошая ставка.

— Нет, Влад!.. — Но поднятая рука друга заставила Иона замолчать.

— Нас восемь против тебя и твоих людей? — негромко уточнил Дракула. — Я думаю, мы справимся с этим.

Шепот пронесся между заложниками и потонул в радостном крике турецких наездников.

Стараясь перекричать их, Мехмет спросил:

— Но что такое игра без заклада?

— А что ты предлагаешь?

Турок поднял глаза к небу.

— Мне говорили, что ты дружен с Хамза-агой и любишь ястребов так же, как он. Если тебе удастся отразить один удар, то я отдам тебе мою красавицу, любимую ястребиху Сайезад.

Смолкли все, и те, кто сидел верхом, и те, кто стоял. За деньги, которые стоила эта птица, в Эдирне легко можно было купить лошадь.

Даже Влад почувствовал замешательство.

— Я… Я, собственно, вряд ли могу предложить что-то равноценное.

— Конечно, — грубовато усмехнулся Мехмет. — Но у тебя есть твой младший брат, красавчик Раду. Поставь его против моей Сайезад.

— Нет! — выкрикнул Раду. — Я не вещь, чтобы ставить меня на кон. Я никогда…

Рука Влада легла ему на плечо.

— Брат не принадлежит мне, — сказал он. — Я не могу его отдать. Что еще из того малого, что я имею, ты согласен взять?

Мехмет без всякого стеснения уперся взглядом в пах Раду, а потом и его брата.

— Маленькая частица кожи отделяет тебя от Аллаха, милостивого и всемогущего. Говорят, ты читаешь Коран так же, как и я. Тогда почему бы тебе не сделать еще один шаг к истинной вере? Мой отец устроит грандиозную церемонию обрезания, когда ты обратишься. Это произойдет, если наши копья достигнут всех восьми целей. Так что скажешь?

«Нет, только не это!» — думал Ион, глядя на друга и с ужасом ожидая ответа.

— Крайняя плоть и на самом деле принадлежит мне, — ответил Влад. — Я ставлю ее против твоей Сайезад.

Испуганные вскрики донеслись из кучки заложников, тогда как турки приветствовали слова Влада воинственными возгласами.

— По рукам! — неожиданно взвизгнул Мехмет, в радостном возбуждении заставляя лошадь вертеться на месте. — Если ни одно копье не попадет в нас до того, как все вы будете повержены, я прикажу приготовить кожаную подстилку и сам наточу нож. Садитесь на своих лошадей и выезжайте против нас.

Мехмет повернул лошадь и повел своих людей на противоположный край поля. Их фигуры быстро скрылись за завесой пыли.

— Ты что наделал, валах?

Георгис, старший из двух сербских братьев, даже не произнес, а прокричал эти слова.

— Нам не отразить и одного из двадцати их ударов! Мехмет обманул тебя. Они учатся с самого детства, тогда как мы…

— Мы ездим верхом так же, как и они, — твердо ответил Влад. — Да и копья бросаем не хуже. Мы не умеем объединиться, как это делают они, здесь, на поле для джерида, и там, в наших долинах и горах. — Дракула указал на север и медленно пошел к конюшне. — Сербы, хорваты, трансильванцы, валахи, венгры, французы, венецианцы сражаются лишь за себя, — продолжал он. — Представители всех христианских земель дерутся поодиночке, поэтому турки спокойно побеждают нас. Очень редко случается так, что мы выступаем вместе. Если это происходит, то мы способны захватить Иерусалим, но никогда не сможем оставаться едиными столь долго, чтобы удержать его.

— Так, может, мы сегодня начнем с твоей крайней плоти, а завтра завоюем Святую землю? — спросил Ион.

Все засмеялись, даже Влад не удержался.

— Так, значит, мы вместе идем сражаться за святую плоть, а не за животворящий крест? Я правильно понял? — язвительно осведомился хорват.

— Нет, — ответил Влад уже серьезно. — Мы будем сражаться вместе, потому что ненавидим их больше, чем друг друга. Они — наши враги. Мы будем биться за христианскую веру, не важно, католическую или православную, за нашу землю, свободную от ига ислама и турок, которые его принесли.

Заложники подошли к конюшням. Конюхи уже заметили, что юноши приближаются, и готовили лошадей.

— Но мы не сможем их одолеть даже все вместе, — заметил трансильванец Петру.

— У меня есть соображения на этот счет, — сказал Влад. — Помните, нам надо отбить один удар. Только один!

Его товарищи садились верхом. Каждый справлялся со своей лошадью, как уж умел. У всех были прикреплены шпоры.

Они кололи лошадей в бока, тянули поводья, заставляя коней покориться. Влад знал, что подчинить лошадь можно только так, болью и жестким обращением. Она будет выполнять команды всадника, но все равно не согласится рвать жилы ради того, что ей не нравится.

Однако все это не имело совершенно никакого отношения к Калафат. Всякий раз, когда Влад смотрел на свою красавицу, к нему возвращалось то чувство удивления, которое он ощутил, когда увидел ее впервые. Дракуле разрешили самому выбрать лошадь в конюшнях Мурада. Ему пришлось выслушать немало насмешек, потому что Калафат была совсем еще молодой кобылой туркменской породы, ниже, слабее и тоньше, чем высокие, мощные жеребцы, предназначенные для военной службы, которых взяли себе другие заложники.

Дракула предпочел ее не из-за красоты, хотя шкура у Калафат была серая в светлых крапинах, а грива густая, белая, слегка волнистая. Влад взял ее, почувствовав нечто такое, что искал в лошади с самого начала, как только начал ездить верхом, а это случилось всего через неделю после того, как мальчик научился ходить. Это был дух. Юноша не искал превосходства, он рассчитывал на партнерство. Когда Влад садился на Калафат, они словно сливались в единое целое, превращались в одно существо, кентавра, получеловека-полузверя, а не просто в человека и лошадь. Его руки не сильно натягивали поводья, он с осторожностью касался коленями ее боков и никогда не цеплял шпор.

Заложники брали дротики и выезжали в поле.

Влад уже намеревался последовать за ними, когда Ион схватил его за рукав и потянул к себе.

— Для чего тебе все это нужно? — спросил он.

Влад смотрел мимо него, куда-то вдаль, где за облаком пыли гарцевали турки.

— Кисмет, — произнес он.

— Что?

— Мы говорили об этом на прошлой неделе.

— Я помню, что ты и Хамза беседовали на эту тему. Всех остальных от такого разговора быстро стало клонить в сон. — Ион усмехнулся. — Это судьба, предопределение, ты хочешь сказать?

— Одно из его проявлений. Каждый из нас рождается со своей собственной судьбой, со своим предназначением, так сказать. Мы не можем изменить то, что предписано нам свыше, поэтому должны быть готовы все исполнить. — Дракула указал на облако пыли, маячившее впереди. — Моя судьба, мое дело, для которого я родился, — драться с турками. Мехмет, которому столько же лет, сколько и мне, будет их предводителем.

— Но какое отношение все это имеет к джериду?

— Я должен научиться побеждать их. Это всегда будет сопряжено с огромным риском, в будущем — с гораздо большим, чем маленькая частичка плоти, о которой теперь идет речь. Но я должен начать сейчас.

— Ты просто сумасшедший. — Ион покачал головой.

Влад только улыбнулся и спросил:

— Когда это пришло тебе в голову в первый раз?

Он наклонился к шее Калафат, взял копье из стойки, бросил его высоко в воздух, посмотрел, как оно ровно опускается, поднял руку, чтобы поймать его, и… упустил.

Ион в изумлении вскинул брови.

— Влад!

Господин улыбнулся ему.

— Я не только сумасшедший, как ты говоришь, но еще и боязливый. Одно вовсе не исключает другого.

Он подал команду лошади, сделав несколько щелчков языком. Калафат быстро наклонилась к земле, взяла копье, сжала его между зубами и подняла голову. Влад подался вперед и взял у нее копье.

— Теперь в поле, — сказал он, обращаясь и к лошади, и к другу.

 

Глава четвертая

ДЖЕРИД

Они выехали на ипподром, который представлял собой неровное пыльное поле прямоугольной формы, начинавшееся за внешним двором школы и тянувшееся до первых домов Эдирне. Его длина составляла шагов сто двадцать, ширина — половину того. Возвращаясь к стенам школы, заложники проехали мимо красного флажка, который обозначал нейтральную зону. Ни один из игроков не имел права попасть сюда копьем.

Парни стояли полукругом; Влад подъехал и оказался в самой середине.

— Слушайте внимательно, — быстро сказал он, показывая рукой на дальнюю часть поля, где Мехмет и его семеро игроков собрались у красной отметки, чувствуя себя в безопасности. — Я знаю, как можно победить их.

Он спрыгнул на землю, ткнул тупым концом дротика в сухую землю, приблизительно начертил прямоугольник поля и выделил небольшие нейтральные зоны на обоих его концах.

— Мы все знаем, как действуют турки. В джериде, как и на войне, они выезжают со своей территории по одному и бросают нам вызов. — Он указал дротиком на турецкую нейтральную зону. — Какой христианский рыцарь не примет вызов на честный поединок один на один! Он выезжает, бросается за тем, кто вызывает его, кидает копье, часто промахивается, другой турок выскакивает и поражает его. Но в правилах ничего не сказано о том, что мы должны сражаться по отдельности. Давайте выедем вместе, все восемь человек, и вызовем на поединок всех сразу, тоже восьмерых, чтобы сражаться одновременно. Допустим, вы, Мардич-старший и Мардич-младший, будете первыми и поведете нас во славу Сербии, а мы, остальные…

— Вы спрячетесь за чужими спинами и милостиво разрешите нам принять на себя копья, предназначенные для вас, — прервал его Георгис. — Потом мы будем сидеть и смотреть, как вы выступите вперед, чтобы исподтишка нанести удар и подтвердить свое мужество.

— Нет! Послушай меня! Это сработает! Да, завеса, отвлекающий маневр, но с оружием!..

— А ты за нашими спинами, — зло усмехнулся трансильванец. — Как это сделал твой папаша, когда мой дядя Хуньяди, Белый рыцарь христианства, так нуждался в его помощи в Варне. Дьявол, как всегда, где-то отсиживался, позволяя другим взять на себя весь риск, тайком выжидал, прятался.

— Мой отец? — воскликнул младший Дракула и двинул лошадь вперед. — Ты мне ответишь за это!

— Постойте! — крикнул Влад без всякой пользы.

Было уже слишком поздно. Его голос потерялся в поднявшемся шуме.

Рядом раздался звук охотничьего рога. Все услышали его и как один обернулись.

В сорока шагах от них стояли два всадника. Один из них протрубил в рог и опустил его. Это был Абдулрашид, раб греческого происхождения. В последнее время Мехмет особенно благоволил к нему. Красиво уложенные волосы невольника вились, обрамляя лицо оливкового цвета.

— Мелкие шавки, князьки-недоноски! Грязные заложники! Шваль и отбросы!

Раб насмешливо поклонился. Его голос был обманчиво ласковым и мягким, как волосы.

— Найдутся ли среди вас мужчины, настоящие рыцари? Решится ли кто-то бросить вызов воинам Мехмета?

— Подожди, — предупредил Влад. — Позволь нам выбрать.

— Сам выбирай! — Старший Мардич вонзил шпоры в бока своему коню, натянул поводья.

Его лошадь пронзительно заржала и встала на дыбы.

Когда она опустилась, он крикнул:

— За Сербию и святого Савву! — сильно ударил лошадь и погнал ее вперед.

Его брат сделал то же самое. Пришпоривая лошадей, сербы выскочили на поле.

Турки не удивились, потому что были готовы к этому. Они едва заметно дернули поводья, повернули и в три шага перешли на галоп.

Младший Мардич заметил, что противники неожиданно быстро оказались на расстоянии, подходящем для удара, отклонился и бросил дротик, но тот пролетел безнадежно далеко от цели. Он резко дернул лошадь в сторону, чтобы развернуть ее, но один турок оказался куда проворнее, успел развернуться и мчался параллельно сербу, который отчаянно пытался оторваться, чтобы уйти за красный флажок. Мардич не имел достаточной скорости и не достиг успеха, как ни маневрировал. Копье ударило ему в бок в трех шагах от безопасной зоны.

Крик торжества послышался с дальнего конца поля. К нему присоединились голоса множества зрителей, собравшихся на дорожке, ведущей к стойлам. Этот вопль повторился, когда старший Мардич, преследовавший Абдулрашида, который уходил от него, сплетая поистине мастерский узор просчитанных движений, бросил копье и промахнулся, а грек спокойно пересек границу безопасной зоны. В то же мгновение другой турок выскочил вперед и поразил серба дротиком. Тот поник головой, присоединился к брату и протрусил к конюшням, стараясь не замечать насмешек зрителей, наблюдавших за поединками.

— Ну а теперь?.. — крикнул Влад. — Теперь-то вы будете меня слушать? Нас осталось только шестеро, мы…

— Слишком поздно, — прервал его Ион, указывая вперед.

Все обернулись. Еще два турка присоединились к тому, который только что бросил копье. Они гарцевали рядом с ним, когда он наклонился с седла, подхватил дротик с земли и высоко поднял его над головой в знак победы, к еще большему восторгу зрителей. Победитель проехал в двадцати шагах от зоны безопасности противников, скривил губы и присвистнул, выражая презрение.

— Я прикончу его! — выкрикнул хорват Зоран.

— Он мой! — завопил босниец.

— Нет, мой! — протестовал трансильванец.

— Подождите! — крикнул Влад.

Но опять было слишком поздно. Все трое ринулись вперед. Их противники разделились. Двое поскакали налево, а один — направо, но не на полном галопе, а так, вполсилы, чтобы заманить врага, дать ему надежду на победу. Три копья полетели, и ни одно из них не достигло цели. Христиане попытались отвернуть лошадей от зоны безопасности турок, но Мехмет, Абдулрашид и еще один всадник выехали в поле. Они двигались медленно и уверенно.

Турецкое копье пролетело мимо малыша Зорана, всего на волосок отклонившись от цели. На мгновение всем показалось, что хорват сумел уйти. Турок пытался отрезать ему путь к отступлению, испугав лошадь, которая бросилась в сторону. Он метнул копье, но не попал. Потерпел неудачу и второй турок, который скакал с другой стороны Зорана, бок о бок с ним. Однако они подвели хорвата к тому игроку, который смог достичь успеха, — к Мехмету. Наследник престола поднял копье, которое не достигло цели, и ждал в середине поля.

Влад и его товарищи ничего не могли поделать. Им оставалось только наблюдать за тем, как два всадника, несущихся галопом, подводили хорвата к своему господину. Так собаки загоняют дичь под удар хозяина. Мехмет выжидал, подпуская противника ближе, еще ближе, потом неожиданно отклонился назад и сильно бросил копье. Оно буквально размозжило лицо юноши.

Пронзительный, страшный крик, сорвавшийся с уст хорвата еще до того, как он упал с лошади, дал всем понять, что парень тяжело ранен. Он рухнул на землю и уже не шевелился. Мехмет поднял руку в знак триумфа и неторопливо поехал к своей зоне.

На поле выбежали рабы. Игру всегда останавливали, если кто-то был ранен. Влад и его друзья бросились вперед, понукая лошадей, чтобы опередить бежавших слуг и достичь раненого первыми.

В мгновение ока Влад оказался рядом с юношей, соскочил с коня, перевернул раненого и положил его голову себе на колени.

— Господи, помоги, — прошептал он, осенив себя крестом.

Лицо бедняги было здорово разбито. Нос сломан и сбит набок, к щеке. Один глаз превратился в черную дыру. Хорват закашлялся. Влад посадил его и сильно ударил по спине. Ошметки крови и обломки костей упали в пыль.

— Господи Иисусе, — произнес Ион, спрыгнул с лошади и опустился на колени.

Раду повернул коня.

— Как?.. Как это?.. — растерянно спрашивал он.

Рабы подбежали к юноше, который был без сознания, чтобы поднять его и унести.

Влад распрямился, прошел пару шагов, наклонился.

— Как? — Он поднял копье Мехмета, — Вот как.

Кожа, которой был обтянут конец дротика как раз для того, чтобы оружие не наносило игрокам тяжелых повреждений, свободно свисала с одной стороны. Острие копья, сделанное из крепкого тополя, было открыто.

— Он вытащил заклепки, — произнес Влад. — Мехмет, конечно, будет отрицать это, но…

— Собака! — проговорил Ион, поднимаясь. Его трясло от ярости. — Да я…

— Погоди, — остановил его Влад, снова садясь на лошадь. — Мы это сделаем. Но действовать надо правильно. — Он посмотрел на товарищей. — Может быть, хотя бы выходцы из Валахии послушаются меня?

Оба юноши согласно кивнули. Когда Зорана унесли, они втроем направились к своей линии.

Влад оглянулся и увидел, что Мехмет сошел с лошади и смотрит на них. Его окружили семеро товарищей по игре. Они передавали друг другу кожаную флягу с кислым молоком ослицы, заранее отмечая победу, которая не вызывала у них сомнений.

На мгновение Влад ощутил, как у него свело от напряжения живот, но взял себя в руки и обратился к остальным:

— Слушайте внимательно. Нам придется втроем сделать то, что я придумал для восьмерых.

— Брат, нам не одолеть их. Они поскачут на нас все сразу. У нас не будет шансов, — невнятно пробормотал Раду.

Его голос дрожал, мальчишка то и дело испуганно поглядывал на другую сторону поля.

— Надо знать своего врага, Раду. Мехмет не упустит случая покрасоваться перед своими подданными. — Влад повел рукой в сторону зрителей. — Он уже управлял ими два месяца назад и, конечно же, будет на престоле после смерти отца. Мехмет захочет доказать им, что он великий и непобедимый. Разумеется, наследник престола горит желанием победить меня в поединке один на один. Уж если этот турок собрался взять в руки нож и отрезать ту частичку кожи, которая отделяет меня от Аллаха, то он всеми силами будет стараться так и сделать. — Влад поморщился. — Гордыня — вот в чем его слабость. Сделаем так…

Он говорил быстро. Этот план был достаточно простым. Отец как-то сказал ему, что на поле битвы, при всех ее бесконечных сложностях, лучше всего придерживаться простоты. Влад мог только надеяться на то, что это положение окажется правильным и на поле для джерида.

— Они садятся на лошадей, — проговорил Ион.

— А мы уже готовы, — откликнулся Влад. — Надо захватить территорию.

Он прикоснулся каблуками к бокам Калафат и двинулся вперед, ведя за собой соотечественников.

Мехмет поднялся в стременах.

— Как самочувствие, сын Дьявола? — спросил он и ударил себя по паху. — Доверься мне. Все пройдет хорошо, если ты не будешь дергаться.

— Я знаю, что ты весьма искусен насчет того, чтоб что-нибудь отрезать или разбить, Мехмет. Я видел тому доказательства. — Влад подбросил в воздух копье турецкого наследника, и кожаный наконечник соскочил с него. — Но не думаю, что предоставлю тебе такое удовольствие.

Дротик упал ему в руку. Одним движением он отклонился назад и бросил его. Мехмет пригнулся и тонко взвизгнул от ярости.

— Ты не имеешь права атаковать нас в нейтральной зоне! — прокричал он.

— А я и не атакую, — ответил Влад, отводя лошадь.

Перепалка, затеянная Мехметом, позволила трем валахам выдвинуться почти на середину поля, прежде чем турки рванулись вперед.

— Вот, — сказал Ион, протянул Владу другое копье и взглянул назад. — Сейчас?

— Погоди… а вот сейчас!

Раду крикнул, ударил шпорами лошадь и погнал ее по дуге налево. Турок бросился следом, кинул копье, промахнулся и вернулся к своей линии. Раду устремился за ним.

Теперь на поле выехали все. Мехмет и Абдулрашид стояли в тридцати шагах от противников. Расстояние было большим, но хороший игрок в джерид вполне мог с ним справиться. Влад рассчитывал на то, что разъяренный Мехмет станет бить наверняка. Он пригнулся к шее Калафат и ехал с Ионом стремя в стремя. Высокое тело товарища как бы закрывало его от противника.

Их оттеснили на запад, к стойлам. Атаковать Мехмета отсюда было труднее или, наоборот, легче.

— Сейчас! — крикнул Влад.

Ион дернул поводья и повернул налево, уходя от преследователей. Дракула скакал параллельно ему, все еще скрываясь за другом. Когда до противников оставалось меньше двадцати шагов, он распрямился, его стало видно.

Оба турка откинулись назад, готовясь к броску. Абдулрашид кинул дротик первым, чуть подавшись вбок. Его копье пролетело низко и попало в ногу Иону. Влад слышал вопли восторга своих противников и то, как резко вскрикнул его товарищ. Однако он не спускал глаз с Мехмета. Тот отклонился в седле и метнул копье.

Все словно застыло. Лошади перестали фыркать, люди — кричать, выражая триумф или огорчение. Влад теперь отчетливо слышал лишь свист летящего копья Мехмета. Ветер свистел и рвал его кожаный наконечник. Дракула бросил свое оружие наземь и ждал.

Потом все ожило, рванулось с бешеной скоростью. Едва копье приблизилось, он наклонился и выбросил руку, чтобы схватить его. Это был маневр, о котором мечтали многие, но он мало кому удавался, поэтому вызвал крики поддержки и восхищения даже со стороны турок. Но сам Мехмет, разумеется, сделал вид, что ничего не заметил. Он повернул лошадь и поскакал на свою часть поля, к запретной зоне.

Все же ему пришлось обернуться. Влад догонял его. Между ними уже оставалось расстояние в три широких прыжка лошади, не больше. Это было не так близко, чтобы кто-то мог потом сказать, будто Дракула нарушал правила, но достаточно для того, чтобы не промахнуться.

Влад резко дернул поводья и повернул Калафат вправо. Потом он сделал вид, что собирается возвращаться, но неожиданно рванулся вперед и еще до того, как турок пересек спасительную границу, бросил копье. Оно угодило Мехмету в спину, в самый позвоночник.

Победителю было приятно услышать, как треснуло дерево. Это означало, что удар получился сильным. Мехмет вскрикнул, вылетел из седла, упал в пыль и перевернулся несколько раз.

Влад оглянулся и с удовлетворением увидел, что турок все же поднялся и способен двигаться. Заложник был далек от мысли, что судьба, которая была предписана им обоим, состояла в том, чтобы наследник престола погиб сегодня от его руки. Еще большее удовлетворение юный Дракула испытывал при мысли о том, что все кончилось. Теперь он мог сойти с седла.

Влад направил Калафат к конюшне, прикоснулся к паху, улыбнулся и негромко заметил:

— Пока все на месте.

 

Глава пятая

НАЛОЖНИЦА

Почти все зрители бросились посмотреть на Мехмета, упавшего из седла. Только несколько человек пытались удержать их, хватая за руки и лупя по спинам. По большей части это были христианские невольники, получившие возможность колотить мусульман по случаю столь редкой удачи.

Ион протиснулся сквозь толпу, зная, что им не стоит здесь задерживаться. Вскоре валахи оказались среди тех, кто не знал их в лицо, так как находился слишком далеко от разыгравшихся событий.

Они взбежали по лестнице на галерею, окружавшую поле для джерида. Она служила защитной стеной и была испещрена бойницами, кроме того, представляла собой переход, который позволял людям беспрепятственно продвигаться над узкими улицами города, запруженными народом. Парни сели в тени, под навесом продавца фруктовых напитков. От любопытных глаз их закрывал решетчатый паланкин, кем-то оставленный здесь.

Валахи глазели на толпу, которая возбужденно кричала на поле, и обсуждали происшествие. Потягивая сок граната, они наблюдали, как слуги перевернули Мехмета на спину, а потом осторожно подняли и поставили на ноги. Он стоял, согнувшись, упираясь руками в колени, и что-то все время говорил. Его люди оглядывались по сторонам, точно искали кого-то — Влад легко мог догадаться, кого именно, — пожимали плечами и не могли ответить. Заложники видели, как он замахнулся на одного из них, но потом согнулся и прижал руку к спине, явно почувствовав боль.

— Жалко его рабов, — произнес Ион. — Он здорово поколотит их сегодня вечером в своем сарае.

— А заодно и изнасилует, — взволнованно заметил Раду. — Мужчин изобьет, а женщин изнасилует. Хотя может быть и наоборот.

Он покраснел, вдруг вспомнив, как сам едва не сделался ставкой в игре.

— Да он всех поимеет! — грустно вздохнул Ион. — Говорят, у него уже есть пять наложниц. Ему еще только шестнадцать лет, как и нам. — Он вздохнул. — А я не могу даже уговорить черноглазую Айшу из таверны покувыркаться со мной хотя бы разок.

— По крайней мере, здесь есть некоторое отличие, Ион. — Влад улыбнулся. — Мехмету не нужны ни мужчины, ни женщины как таковые. Он трахнет даже деревянный шест, если долго пробудет на солнце и дурь ударит ему в голову.

Переливчатый грудной смех донесся из паланкина, который парни считали пустым, и заставил их замолчать. Они говорили между собой на родном валашском языке. Обычно заложники использовали его для разговоров, которые никто не должен был понять, и до сегодняшнего дня еще не встречали в Эдирне никого из своих земляков.

Паланкин представлял собой решетчатую кабину, похожую на клетку, державшуюся на шестах. Внутри его находилось сиденье, по бокам были изображены сцены из жизни — охота, ястреб, хватающий в полете добычу, праздничное застолье.

Влад присмотрелся и заметил то, на что сперва не обратил внимания, — в паланкине кто-то сидел. Потом он взглянул на носильщиков, которые по-прежнему таращились на толпу. Один из них старался уговорить прочих вернуться к своим обязанностям, однако те никак не соглашались.

— Кто вы? — спросил Влад, наклонившись.

Ответом ему было молчание, тянувшееся очень долго, затем низкий красивый голос произнес на их родном языке:

— Я наложница.

— Чья? — спросил Влад.

Ответ опять последовал не скоро:

— Того человека, который, судя по возгласам толпы, униженно катается сейчас в пыли.

— Мехмета?

— Да. Я его новая годзе. Или стану ею завтра ночью. Тебе известно это слово?

— Избранная девушка?

— Да.

Чем дальше они шептались, тем больше нарастало волнение Иона.

— Пошли отсюда. — Он взял своего друга за руку. — Ты знаешь, как нам влетит за болтовню с наложницей, тем более предназначенной для Мехмета. Мы обязательно попробуем плетки. Лучше убраться подобру-поздорову.

Влад высвободил руку и еще ниже наклонился к носилкам.

— Ты говоришь на нашем наречии. Откуда ты?

— Из деревни рядом с Куртеа де Аргес. Это…

— Я знаю, где это, — проговорил Влад. — Земли моей семьи расположены рядом.

— А кто ты?

— Я — Влад Дракула.

Она ахнула.

— Сын Дьявола?

— Да.

Громогласный рев толпы донесся с ипподрома. Еще большее число людей облепило парапет, так что Владу ничего не стало видно.

— Раду, пойди и посмотри, что там случилось.

— Хорошо, брат. — Тот поднялся с явной неохотой.

Влад снова обернулся к паланкину.

— Как тебя зовут?

— Лама. Это имя мне дали здесь.

— Это значит «томная смуглость губ», — прошептал Ион.

— Да, но крещена я была Илоной.

— Илона, — повторил Влад. — Это венгерское имя. Оно значит «звезда».

— Ты говоришь по-венгерски?

— Вполне.

— Мой отец был венгр, а мать — валашка.

— Тебя забрали от них?

— Когда мне было десять лет, турки совершили набег на нашу деревню, взяли меня в полон и продали одному торговцу. Я убиралась у него в доме. Потом жена этого человека сочла, что я хорошенькая, даже слишком, и меня отдали бывшей наложнице старого султана. Она воспитала меня, научила танцевать, петь, декламировать стихи, играть на лютне. — Ее голос стал тише, в нем послышалась легкая хрипотца. — И еще сотне других способов доставить удовольствие мужчине.

Несмотря на то что чувство опасности не покидало его, Ион тоже придвинулся к паланкину и внимательно слушал.

— Ты знала много мужчин? — спросил Влад.

В его вопросе сквозила явная печаль.

Наложница услышала это и рассмеялась во второй раз.

— Нет, мой господин, — ответила она. — Хотя ты удивился бы, если бы узнал, каким забавам предаются люди на улице Гончаров. — Ее смех затих. — Я еще девственница, до сегодняшней ночи, которую проведу во дворце Мехмета.

Смех не мог вытеснить грусти, которая сквозила в словах Илоны. Ничто не могло бы прогнать ее, и это тронуло Влада.

— А сама ты этого хочешь?

— Нет, но я существую для того, чтобы удовлетворять желания других людей. В этом мое предназначение, и я должна принять его.

Влад взглянул на возбужденную толпу, колыхающуюся подобно морю, потом наклонился так близко к носилкам, что его губы почти коснулись решетки.

— А если бы тебе предложили совсем другую судьбу? Если бы у тебя был выбор?

В ответ девушка недоверчиво фыркнула.

— Я никогда не имела выбора. Откуда же он теперь возьмется?

— Я могу предложить тебе его.

Ион на какое-то мгновение совершенно забыл обо всем. Он вслушивался в голос девушки, воображал себе ее губы, но вдруг понял, что Влад перешел все возможные границы.

— Нет! — Он схватил товарища за руку.

На этот раз Дракула не выдернул ее, только повернулся и взглянул ему в лицо. Ион не сказал больше ни слова и сам опустил руку.

Когда Влад повернулся к паланкину, наложница едва слышно спросила:

— Так что же ты можешь мне предложить?

Он улыбнулся.

— Всего лишь выбор между тем, чтобы кто-то решал за тебя, и тем, чтобы ты сама это делала.

Девушка молчала. Волнение и ропот толпы нарастали.

— Мехмет! Мехмет! — передавали люди из уст в уста, и это имя, выкрикиваемое все громче, достигло ушей заложников.

Зеваки, точно в едином порыве, отхлынули от лестницы. Мехмет и его приближенные должны были подняться по ней. Раду, протиснувшийся к паланкину, подтвердил это.

— У меня здесь есть друг, — продолжал Влад, понизив голос. — Он торговец, родом из наших земель. Его барка стоит в порту. Этот человек ненавидит турок и любит серебро. Мой отец щедро заплатит ему, если он доставит тебя домой.

— Домой? — робко переспросила она, точно это слово было ей незнакомо, а потом продолжила уже громче: — Если мы говорим о выборе, то он ведь твой. — В ее голосе послышались гневные нотки. — Или я не права? Ведь это ты решаешь за меня, да?

Две пары губ прижались к решетке с обеих сторон. Их разделяло только тонкое дерево.

— Я уже сделал выбор, — прошептал Влад. — Теперь твоя очередь.

— Чем он там занят? — взволнованно спросил Раду.

В ответ Ион только покачал головой.

Беснующаяся толпа хлынула к парапету. Многие пали ниц, когда Мехмет поднялся на галерею. Его лицо было искажено болью. Абдулрашид поддерживал его правой рукой. В левой он сжимал дубинку, которой охаживал тех, кто оказывался слишком близко к наследнику.

— Собаки! — кричал раб. — Шакалы!

Люди расступились, прижались к обеим стенам галереи. Удары, проклятия и молитвы — все затихло. Обнаженные до пояса носильщики паланкина были уже совсем близко. Они пробирались сквозь толпу к наложнице.

Влад отступил на шаг, спрятался под навес, когда Мехмет проходил мимо, а потом снова приблизился к носилкам.

— Выбирай, — прошептал он.

Слуги уже достигли своей подопечной и взялись за деревянные шесты. Старший из них толкнул Влада в грудь палкой, но тот только наклонился ниже, в надежде услышать слова, которых ждал.

— Приходи за мной, — чуть слышно донеслось до него.

Потом девушку унесли. Заложники наблюдали, как носильщики медленно пробирались сквозь плотную толпу.

Влад сделал шаг, чтобы последовать за ними, но Ион удержал его за рукав.

— Ты не можешь!.. — заявил он.

Влад взглянул на своего товарища, его зеленые глаза потухли.

— Почему?

— Одолеть Мехмета на поле джерида — это одно. Все видели, что его поражение было справедливым и заслуженным. Но похитить его наложницу!.. Мехмет так любит свой сад, что, когда один из его обожаемых огурцов исчез, он лично распорол желудок семи садовникам, чтобы найти его.

— И нашел, насколько мне известно. Так?

— Так. Но я имею в виду, что такого человека не стоит делать своим врагом.

— Но он уже считает меня таковым. Я могу поступать как угодно, это ничего не добавит и не убавит.

Он повернулся и взглянул в сторону, где люди все еще теснились, выкрикивая имя будущего султана.

— Знаешь, друг, я на самом деле уверен в том, что наступит такой день, когда один из нас — он или я — станет причиной смерти другого.

Влад вернулся под тент, взял стакан с гранатовым соком и допил его. Красноватая жидкость поблескивала на его зубах, когда он опустил стакан и улыбнулся.

— Забудь обо всем этом, дружище, потому что… ты слышал, как она смеется?

Ион еще не успел ответить, а Влад уже поставил стакан на стол.

— Пошли, — сказал он. — Мы должны догнать их. Нам нужно узнать, где она живет, если мы собираемся похитить ее.

Влад стал быстро пробираться вперед.

Какое-то мгновение Раду и Ион стояли неподвижно, глядя друг на друга.

— Мы? — едва слышно спросили они в один голос.

 

Глава шестая

ИЗБРАННАЯ ДЕВУШКА

Приготовления к утрате девственности были даже приятными. Правда, девушку разбудили рано, когда муэдзин созывал к первой молитве самых верных прихожан. Илона легко бы пропустила этот час, нежась во сне, но только не сегодня.

Воздух был свежим и прохладным, когда ее подняли с постели, которую она делила с Афаф. Та только что-то недовольно проворчала и снова уснула. Служанки прикрыли наготу годзе легким плащом, но одеваться не разрешили, так как хотели осмотреть каждый изгиб тела.

Ее подвели к каменному помосту, который высился рядом со входом в хамам, домашнюю баню, поставили на него и сдернули плащ. Она стояла, стараясь унять озноб, и не смела поднять головы. Илона смотрела вниз, ее лицо было бледным, на нем словно застыла заискивающая улыбка. Руки широко раскинуты в стороны, правая нога выставлена вперед — чтобы все было доступно глазу.

Служанки ходили вокруг нее, то щипали в одном месте, то тыкали пальцами в другое. Они старались казаться невозмутимыми. Обитательниц этого дома часто осматривали и отсылали в наложницы то какому-нибудь победоносному генералу, то провинциальному губернатору. Иногда, очень редко, если повезет, такая девушка могла стать женой государственного чиновника.

Но сегодня все было не так, как обычно, и Илона чувствовала волнение служанок. Вскоре даже самые сдержанные из них начали говорить, перебивая друг друга.

Сегодня девушку должны были отослать тому, кто недавно был султаном. Илона нахмурилась, но ее одернули, и она расправила брови. Мехмет находился на престоле два месяца тому назад и снова станет править империей, когда придет на то воля Аллаха. Это смутило ее, хотя на самом деле не имело никакого значения.

Наследник выбрал ее по какой-то причине, ведомой лишь ему. Его привлекла в ней какая-то черта, о которой она не знала. Двадцать девушек прошли перед Мехметом во дворце. Конечно, она не видела его, но он ее разглядел. Теперь Илона стала годзе, избранной девушкой.

Именно поэтому слуги так суетились вокруг нее, рассматривали во всех деталях. Ей говорили, что это может значить. В гареме Мехмета уже было пять наложниц, но ни одна не родила ему сына. Если Илона понравится ему, то он станет посещать ее часто. Она наверняка понесет младенца мужского пола!.. Наложницы, которые рожали сыновей, почти всегда становились женами, а те обладали властью и свободой.

Свобода. Илона с трудом удержала вздох. Что это такое, свобода?

Из-под опущенных ресниц она видела, как вошла сама Хибах, кахья-кадин, старшая надсмотрщица гарема. Она редко позволяла беспокоить себя по пустякам, но сейчас остановилась, сложила руки на объемистом животе, наклонила голову и хлопнула два раза полными ладошками. Золотые браслеты на ее запястьях зазвенели.

— Начинайте! — приказала она. — Хорошенько помойте ее.

Жизнь рабыни была не такой уж и неприятной. За свои первые десять лет, когда Илона была, так сказать, свободной, она ни разу не купалась и даже не знала, что это такое. Здесь она принимала ванну каждый день и полюбила это. Тонкое, нежное тепло одной приготовленной ванны, будоражащий жар другой. Пар, окутывающий ее и открывающий поры на коже. Прохладная вода, которой ополаскивали тело, перед тем как завернуть девушку в мягчайшие нагретые простыни.

Сегодня служанки занимались с ней куда дольше и заботливее, чем обычно. Они тщательно натирали каждую часть ее тела жесткой перчаткой с душистым мылом, забираясь в самые скрытые, интимные места. Густые волосы медового цвета вымыли лавандовой водой и свернули кольцом на затылке.

Потом Илону уложили на диван, и несколько маленьких женщин стали тереть ее тело сильными руками. Они стучали по нему, сжимали до боли, а потом снова, медленно умеряя силу, возвращались к аккуратным, даже нежным прикосновениям. После этого девушку с ног до головы натерли благовониями. Это было нужно для того, чтобы тело сохраняло аромат всю ночь.

Один знакомый янычар сказал Хибах, что неделю назад он боролся с Мехметом. От юноши исходил запах имбиря и сандалового дерева. Это сочетание ароматов выражает мужественность, смелость и прямоту. Хибах быстро прикинула и решила, что если что-то хорошо в одном виде борьбы, то оно вполне пригодится и для другого, и заказала баночку с благовониями у парфюмеров султана.

В конце концов обнаженная Илона села на стул. Холода она не чувствовала. В комнате было жарко от углей, тлеющих в жаровне, и присутствия множества женщин. Некоторые из них были заняты ухаживанием за ней, другие поторапливали их. Эти особы лежали на диванах, поедали конфеты и засахаренные фрукты, пили настой яблочного листа. Илоне же не было позволено взять ни крошки.

Ее волосы вытерли насухо, завили крупными локонами. Так причесывался Абдулрашид, фаворит Мехмета.

Потом начался спор, какое двустишие и из какого поэта следует нанести чернилами на кожу годзе, чтобы оно протянулось по ее телу от самой шеи, через грудь и живот вниз до лобка. С него два дня назад удалили все волосы, и краснота только что прошла. Женщина-каллиграф терпеливо ждала решения. Дамы остановились на словах Джалаладдина Руми о высоком полете. Илона не разобрала их точного смысла, потому что не понимала по-персидски. Она с трудом удерживала смех, когда кисточка мастерицы танцевала по ее коже.

Все эти приготовления к утрате девственности заняли целый день, наполненный весельем и музыкой. Тростниковая флейта играла не умолкая. Ее мелодии звучали то радостно, то грустно и сочувственно. В какой-то момент Илоне приказали танцевать, не много, но достаточно для того, чтобы доказать, что она лучшая из всех, и при этом не вспотеть.

Прислужницы выполняли все, что им было положено, и уходили одна за другой. В помещении остались всего две женщины, не считая самой Илоны. Хибах предстояло продать наложницу и получить за нее деньги. Веселая Таруб должна была сопровождать ее до покоев Мехмета.

Девушка снова застыла в неопределенной, невыразительной позе, опустив глаза, а Хибах все ходила и ходила вокруг нее, то приказывая добавить краски на губы, что было вовсе и не нужно, то поменять одно серебряное колечко на ноге на другое, то убедиться в том, что каждый колокольчик, висящий на ее поясе, издает приятный звон.

Она проверила все колокольчики, кроме одного, который не должен был звенеть, и спросила:

— Ты сможешь найти его в темноте?

— Да, госпожа.

— Закрой глаза и покажи мне.

Пояс разложили на полу. Илона закрыла глаза, наклонилась, пошарила пальцами, нашла нужный выступ внутри колокольчика и положила под него накрашенный ноготь.

— Можно мне открыть, госпожа?

— Чтобы запачкать свое одеяние? Глупая девчонка! Нет. Ты должна помнить, что надо сделать до того, как ты заснешь. На рассвете любому мужчине приятно убедиться в том, что он провел ночь с девственницей. Так что если у тебя не будет собственной крови, а это может случиться, то используй кровь голубицы, которая находится внутри колокольчика. Натри ею себя, а особенно — его. Хорошенько намажь ятаган на самом острие.

Хибах грубовато хихикнула, потом обернулась к Таруб.

— Мы ничего не упустили?

Та улыбнулась.

— Моя Лама излучает чистый свет утренней звезды, не сомневайся.

— Ну-ну, — проворчала старшая надсмотрщица. — Чистота хороша днем. По ночам мужчинам требуется кое-что другое.

Она обернулась к Илоне и спросила:

— Ты вспомнишь все, чему я тебя учила?

Во рту у девушки пересохло. Она кивнула.

— Я думаю, да, госпожа.

— Ты думаешь!.. — резко ответила Хибах. — Надо знать наверняка, быть готовой ко всему. Мужчины различны в своих желаниях. Мехмет куда капризнее и требовательнее многих. Он переменчив, как ветер на Леванте. Ему может вздуматься сочинять тебе стихи и поклоняться как звезде востока. Он будет ползать перед тобой на коленях и молиться на твое чрево! — Ее палец скользнул по животу Илоны и уперся в самый его низ. — Или же сын султана захочет обращаться с тобой как с мальчишкой… вот здесь!

Палец Хибах снова сдвинулся. Она сильно надавила им, и Илона почувствовала, как все внутри ее напряглось и сжалось.

— Он может приказать, чтобы ты рыдала, смеялась или делала по очереди то и другое. Наследнику престола надо дать все, чего бы он ни пожелал.

Теперь страх вернулся к избранной девушке. Он был столь силен, что очарование неторопливых дневных приготовлений мгновенно исчезло. Этот страх захватил ее, но вместе с ним появилось и кое-что еще.

— Есть ли у меня выбор? — неожиданно резко спросила она.

Таруб громко фыркнула от негодования. Хибах инстинктивно вскинула руку, но тут же опустила ее, не желая портить товар.

— Глупая девчонка! Где ты находишься? Твой единственный выбор — это угадывать и исполнять желания господина! Именно его!

Она повернулась к Таруб.

— Закрой ей лицо!

Таруб подошла к небольшому столу и наклонилась, чтобы взять с него головной убор Илоны. Он был довольно тяжел из-за большого количества серебряных и бронзовых монет, прикрепленных к надбровной части. Таким было требование посланца Мехмета, весьма необычное, кстати.

Как правило, монеты служили приданым. Еще их носили проститутки как свидетельство благополучия и талантов. Хибах съязвила, что в этом заключен намек на будущее положение Илоны — либо жена, либо шлюха, скорее всего, то и другое.

Кожаная основа убора была заранее подогнана по размеру. Он сразу сел легко и удобно. Монеты спускались на лоб девушки, мешая ей смотреть перед собой.

Хибах отступила на шаг и придирчиво разглядела товар.

— Хорошо, — донесся наконец до Илоны ее голос. — Ступай, Лама Томные губы. Сделай так, чтобы мы гордились тобой. Пусть Аллах поможет тебе и вознаградит за способности.

Когда она вышла из комнаты и вступила в главный коридор дома, ее встретили вздохи и перешептывания. Сквозь колыхающееся покрывало годзе лишь мельком видела, что происходит вокруг, но отчетливо слышала и узнавала голоса девушек, с которыми жила эти последние четыре года, и подумала вдруг, что никогда больше не встретится с ними.

Илона усилием воли прогнала слезы и снова вспомнила гнев и раздражение, которые испытывала мгновение назад. Глаза ее были обведены краской. Девушка не могла позволить себе испортить товарный вид. Такова была ее участь сегодня днем, да и ночью, предписанная бесповоротно, неизменная и непреложная. У нее не было выбора.

Потом Илона вдруг почувствовала удушье. В ее воображении встало то, о чем она почти забыла за этот день, полный событий. Кто-то говорил ей о выборе, которого ей никогда не предлагали.

Когда дверь в коридор закрылась и прощальный шепот девушек затих, она осталась стоять перед дверью, которая вела на улицу Нектар, в ожидании, пока она откроется. Илона вдруг почувствовала, что к ней вернулось возмущение, смешанное с удивлением. Какое право имел этот Дракула будить в ней надежды? Что мог сделать заложник?! Его положение было чуть получше, чем у заключенного, оно немногим отличалось от рабского. А раб — это тот, кто потерял всякую свободу выбора. Ее доставят в паланкине к Мехмету, который будет делать с ней все, что только захочет. Она разобьет маленькую склянку, спрятанную в колокольчике, если ее собственной крови не хватит для того, чтобы убедить его в своей девственности. Женщина ничего не выбирает сама.

Дверь дома наложниц широко распахнулась. На улице стояли носилки с небольшой, приземистой кабиной. Илона различала ее за своей качающейся вуалью. Шестеро пейков, то есть стражников из дворцовой охраны, вооруженных алебардами, стояли рядом. Их возглавлял офицер, болук-баши. Четверо других огромных мужчин, обнаженных до пояса, держали длинные шесты, на которых была закреплена кабина. Они то появлялись перед ее глазами, то снова исчезали. Девушка почувствовала, что у нее закружилась голова. Таруб поддержала ее за локоть и не отпускала руки, намереваясь вести вниз по лестнице до самого конца.

Илона спустилась на одну ступеньку, потом ступила на следующую. Когда она уже дошла до середины лестницы, что-то заставило ее остановиться. Наложница подняла голову, взглянула поверх паланкина через узенькую улицу.

У двери дома, всего-то в полудюжине шагов от нее стоял человек. Его лицо, не считая глаз, было закрыто концами шарфа, повязанного на голове. Она видела этого парня только однажды, через решетчатую стенку паланкина, но теперь узнала.

Илона резко встряхнула головой, стараясь получше рассмотреть Влада. Монеты звякнули, раскачиваясь, и снова повисли, мешая ей смотреть. Когда она отбросила их, на пороге соседнего дома уже никого не было.

Девушка могла помнить его только таким, каким увидела, взглянув один раз. Глаза у Дракулы были зеленые, как холмы в Валахии, покрытые ранней весенней травой. В них отражался внутренний жар, пылавший в этом юноше. Илона уже знала, что запомнит его улыбку. Она тоже улыбнулась себе самой, своему глупому гневу, который погиб точно голубь, внезапно схваченный когтями ястреба.

 

Глава седьмая

ПОХИЩЕНИЕ

Он не знал, заметила ли она его.

Влад шел по улице впереди паланкина и улыбался. Конечно, в прямом смысле слова он ее пока еще ни разу не видел. Когда они разговаривали, девушка находилась в резной деревянной кабинке, теперь ее лицо закрывала завеса из металлических монет. Влад спрашивал себя, как она выглядит там, за покровом.

«Вдруг она отвратительна? Что, если этот глубокий, прекрасный голос исходит от особы, чье лицо испещрено морщинами, как кора дерева?»

Он мотнул головой.

«Нет, этого не может быть. Не похоже».

Влад знал, что вкусы у Мехмета были весьма странными, но никогда не слышал ничего о том, чтобы его привлекало уродство. Кроме того, внешность Илоны вообще не имела для него никакого значения. Эта девушка была его землячкой, ей грозила опасность. Дракула слышал немало прекрасных сказок о турецких землях, но гораздо больше любил легенды, которые в детстве отец рассказывал ему у костра. Его вдохновляли куртуазные истории христианского мира, особенно легенда о короле Артуре и его рыцарях. Теперь он воображал себя Ланселотом, который дал клятву верности королеве Гиневере.

Изменилась бы эта история, если бы Гиневера оказалась злой и уродливой старухой? Пала бы Троя, если бы на носу у Елены Спартанской торчала бородавка? Это не имело никакого значения. Важным было только его обещание и то, как он выполнит его. Больше ничего.

Во дворец Мехмета вело два пути. Один — тот, которым пользовались все, другой — только для избранных. Влад шел за паланкином, охраняемым пейками, которые двигались именно по этому второму пути.

Длинная, извилистая улица Нектар заканчивалась развилкой у фонтана. Относительно широкая аллея сворачивала налево. На ней стояли торговые ряды, вокруг них теснились люди, покупающие продукты к ужину. Другая дорога, которая была гораздо уже, вела на холм, мимо мескиды, то есть небольшой мечети, и таверн, расположенных неподалеку от нее вопреки всем правилам.

Влад взглянул на эту аллею и скользнул в гущу людей, толпящихся вокруг ларьков. У него не было никакого плана. Он хотел лишь создать беспорядок и панику. Но что могло бы послужить их причиной?

Небольшой ларек принадлежал торговцу арбузами, который продавал их целиком и частями. Рядом с этим заведением стоял ослик, привязанный к нему веревкой. Он приподнял одно заднее копыто, глаза на опущенной морде, не моргая, смотрели в одну точку, челюсти двигались так, словно осел что-то жевал, хотя он этого и не делал.

«Очень скучное животное», — подумал Влад и тут, за спорами торгующихся людей и перезвоном монет, услышал топот сапог.

— Посторонись! — крикнул кто-то совсем близко.

Он обернулся и сразу увидел серебряный головной убор офицера пейков, украшенный пером цапли. Люди с алебардами находились в двадцати шагах от него. Закусив губу, Влад сосредоточенно смотрел перед собой, размышляя о чем-то, потом сорвал с пояса дубинку, протянул руку, поднял животному хвост и ударил его под зад.

Он достиг того, чего желал. Хаос возник немедленно. Осел бросился на Влада. Его копыто пролетело над головой Дракулы как крыло птицы. Он отшатнулся и спрятался в дверном проеме какого-то дома, так что стал недосягаем для разъяренного животного, которое отчаянно колотило копытами куда ни попадя. Кое-что угодило и в него. Это оказались куски сломанного ларька хозяина осла и кусок арбуза. Животина рванулась, вытащила остатки ларька на середину дороги, и весь товар разлетелся.

Пыль мешала, но все-таки Влад разглядел гвардейцев. Они остановились в десяти шагах от места происшествия, на развилке.

Болук-баши старался перекрыть визг взбесившегося осла, надрывный крик хозяина и возмущенные вопли торговцев.

Он голосил что было мочи:

— Немедленно очистите дорогу, дурни!

Продавец арбузов, пожилой мужчина с сутулой спиной, подошел к нему, поклонился, сложил руки на груди и жалобно произнес:

— Я постараюсь, эфенди, но это животное — проклятие Аллаха!..

Тут осел ударил его и отбросил на противоположный ларек, который наполовину развалился. Собственный же сарайчик торговца с шумом волочился по улице за разъяренным ишаком, пока тот не освободился от привязи и не понесся галопом прочь, кусая и сбивая с ног прохожих.

Болук-баши оглядел последствия ослиного бешенства, покачал головой, отдал приказ идти по другой дороге и повел своих людей на холм мимо мечети.

Влад подождал, пока люди с паланкином не удалились шагов на двадцать, затем последовал за ними.

— Вы готовы? — спросил он шепотом.

— Как? Ничего?

Раду покачал головой. Он уже в четвертый раз бегал к развилке.

Мальчишка уселся на табурет рядом с Ионом и прошептал:

— Может быть, они уже прошли другой дорогой?

— Нет, Влад обязательно появился бы, чтобы предупредить нас. Он знает, что времени мало.

Ион снова взглянул на мечеть, стоявшую рядом с таверной. Муэдзин только что закончил созывать правоверных на молитву. Была пятница, и заложникам разрешалось оставаться в городе, пока не закончатся богослужения. Но если бы они задержались чуть дольше, то их ждало бы куда более суровое наказание, чем несколько ударов палкой аги.

Ион не мог сидеть спокойно. Он постоянно ерзал на табурете, и не только потому, что тот был довольно жестким и неудобным. Тремблак все время поворачивался и поверх остриженных голов посетителей таверны поглядывал на чернобровую Айшу. Завитки ее коричневых волос прилипли к влажному лбу. Парень очень надеялся когда-нибудь заслужить благосклонность этой девушки. Он наблюдал, как она вытирает лицо красным платком, видел, как какой-то мужчина взял у нее этот платок и картинно сделал вид, что выпивает из него все содержимое до последней капли, чем вызвал веселый смех Айши и всех завсегдатаев этого заведения.

Ион негромко застонал от ревности, но Раду неправильно понял его.

— Я знаю! Если Влад до сих пор не появился, то, наверное, он ждет, пока эти люди не услышат призыв муэдзина и не уйдут на молитву.

— Эти? Кто? — Ион с трудом оторвал взгляд от возлюбленной и взглянул на посетителей таверны. — Бекташи? У них другие обряды и молитвы.

— Я думал, что они янычары.

— Да, янычары.

— Но все янычары мусульмане, разве не так?

— Так. Но они распределяются по отрядам, как мы в школе по классам, в зависимости от того, какую ветвь ислама исповедуют.

Раду нахмурился, пристально разглядывая посетителей таверны.

— А разве Коран не запрещает правоверным пить горячительные напитки?

— Запрещает. Твой брат даже может процитировать стих по этому поводу. Но жаждущих это особо не останавливает. Говорят, что даже султан Мурад страдает невоздержанностью. Многие янычары исповедуют учение бекташи. Мусульмане бывают разные. Эти… — Он указал взглядом на голую ногу одного из посетителей, у которого на икре была сделана татуировка, изображающая слона. — Да, эти из семьдесят девятой роты, они точно бекташи. У них женщины не закрывают лица. — Он снова мрачно взглянул на смеющуюся Айшу. — Им можно носить распущенные волосы и пить вино.

— Но…

Ион поднял руку. Если позволить Раду спрашивать все, что ему придет в голову, то этот поток уже никогда не остановишь.

— Сходи-ка лучше еще раз на перекресток.

— Но я же только что оттуда.

— Сходи!

— Кто здесь сын князя, позвольте спросить? — буркнул Раду, но все-таки поднялся.

Ион снова взглянул в глубь таверны, но не увидел Айшу.

«Наверное, она пошла, чтобы принести еще ракии, здешней водки», — подумал он.

Ион уже купил и выпил изрядную дозу — для поддержания настроения, как выразился бы Влад, у которого на все был готов план, начиная с того, как быстрее похитить на спор птенцов из гнезда ястреба.

Но наложница Мехмета — это совсем другое дело. Иону оставалось надеяться на то, что вся эта история закончится еще до того, как завершатся молитвы, доносящиеся из раскрытых дверей мечети, и им не придется подставлять свои христианские спины под палки.

Он обернулся и увидел Раду. Тот бежал по улице, а за его спиной покачивалось перо на серебряном шлеме болук-баши.

Мальчишка сделал все именно так, как приказал ему Влад.

— Смотрите! — прокричал он. — Сюда идут какие-то прихвостни Мехмета!

Влад держался за паланкином, услышал крики, увидел, как посетители таверны высыпали из-под навеса, и улыбнулся. Соперничество между янычарами и дворцовой охраной было весьма напряженным. Об этом знали все. Те и другие считались элитой, избранными воинами султана. Но пейки, вооруженные алебардами, почти все были турками и свободными людьми, тогда как в янычары по большей части набирали новообращенных христиан и рабов. Это служило источником постоянной вражды между двумя отрядами и, по мысли Влада, должно было помочь его задумке.

Он приблизился к паланкину и оказался всего в одном шаге от него. Лицо юноши закрывал шарф, но сквозь его складки он мог хорошо видеть предводителя пейков.

Этот человек выглядел напряженным. Он явно собрался с духом и пытался не реагировать на язвительные замечания, касающиеся его мужских достоинств, происхождения и склонности к разврату всякого рода.

Влад знал, что болук-баши сейчас находился при исполнении, поэтому не мог позволить себе ввязаться в громкий скандал, который был так нужен. Но он также хорошо отдавал себе отчет в том, что если командир пейков не начнет ссору, то какой-нибудь другой человек обязательно это сделает.

Гвардейцы медленно продвигались по улице, по команде опустив алебарды.

У Влада даже мелькнула мысль о том, что дело так и закончится насмешками и оскорблениями, но вдруг какой-то мужчина внушительных размеров вышел вперед и… вздернул рубаху.

— Посмотрите, какая гладкая у меня кожа! — прокричал он. — Какая роскошная растительность!

Здоровяк провел пальцами по спутанным светлым волосам, покрывавшим его тело от самого низа живота до груди.

— А теперь покажи нам, что есть у тебя, эфенди. Давай сравним, у кого красивее!

Влад знал этого мужчину. Это был невольник по имени Абдулкарим, что означало «слуга всесильного». Но всем было известно его настоящее имя — Свейн и прозвище — Швед, данное по месту рождения. Никто не знал, каким образом он попал на службу к султану и потерял свободу, но все присутствующие хорошо понимали, что означал этот жест.

За те два года, что Мехмет успел поцарствовать, он ввел некоторые греческие обычаи, равно как и одежду. Чтобы окружить себя людьми, которые постоянно пребывают в хорошем настроении, он приказал вырезать им селезенку, источник желчи. Те, кто пережил эту операцию, (а таковых оказалось немало, так как персидские хирурги действовали весьма искусно), перестали испытывать злобу и недовольство.

Дракуле показалось, что насмешка Шведа не произвела на болук-баши особого впечатления.

— Прочь с дороги, пьяная собака! — грубо прокричал предводитель пейков и взялся за рукоять меча, висевшего у него на боку. — Уйди, пока я собственноручно не вырезал тебе селезенку, а заодно не вывернул наизнанку твои поганые кишки!

— Ох, как страшно! — захохотал Швед, обмахивая себя подолом задранной рубахи. — Послушай, а почему бы тебе заодно не поковыряться у меня в заднице и не заняться моим геморроем?

Он повернулся, наклонился, сдернул штаны и показал болук-баши голый зад.

Послышались оскорбительные замечания, потом смех. Влад было подумал, что офицер вот-вот воткнет меч в задницу обидчику, но ничего такого не произошло. Швед выпрямился, натянул штаны и под язвительные смешки убрался с дороги. Командир пейков отвернулся и приказал своим людям следовать дальше.

Влад огляделся, в отчаянии отыскивая взглядом хоть что-то такое, что могло бы ему помочь. Он заметил, что несколько янычаров помоложе все еще держат в руках трехногие табуретки, желая сразиться.

Дракула сообразил, что надо делать, наклонился, схватил табуретку и поднял ее над головой. Он давно уже разглядел татуировку, которая служила отличительным знаком отряда, собравшегося в таверне.

— Воины слона! — крикнул он и бросил табуретку прямо в голову болук-баши.

Она пролетела над дорогой и ударила в цель, к счастью, попав в шлем предводителя пейков, а не ему в лицо. Эта выходка послужила своеобразным сигналом к нападению. В болук-баши и его гвардейцев полетели еще несколько табуреток, кружки, кувшины. Кое-что попало в паланкин, который носильщики поспешно опустили на землю, чтобы иметь возможность защищать себя. Из кабинки послышались испуганные крики.

— Ко мне! — завопил болук-баши.

От удара в голову у него по щеке сочилась кровь. Гвардейцы окружили его, отбиваясь от летевших в них предметов и направив оружие на янычаров.

Влад бросился вперед и спрятался за паланкином. Ион и Раду присоединились к нему.

— Что теперь? — перебивая шум, громко спросил Тремблак.

Дверца находилась с другой стороны кабины. Влад прижался лицом к деревянной решетке и увидел двух женщин.

— Здесь! — резко сказал Дракула, вытащил кинжал и просунул его под крышу кабины.

Одна женщина снова вскрикнула, но быстро затихла. Ион принялся резать кинжалом тонкие деревянные прутья решетки с другой стороны. Они быстро отделили стенку кабинки, втроем просунули пальцы в образовавшийся проем и потянули на себя.

Стенка паланкина поддалась с громким треском. Парни увидели женщину, закрытую накидкой. Рукой она зажимала рот своей товарки. Глаза ее сверкали сквозь завесу из монет.

— Идем, — проговорил Влад, обращаясь к ней по-турецки. — Теперь надо торопиться. А ты должна молчать, или умрешь! — добавил он, взглянув на бедняжку, лежащую ничком.

Дракула пригрозил кинжалом, спрятал его в ножны, взял Илону за руку и помог ей выйти из разломанного паланкина.

Пейки по приказу болук-баши начали продвигаться в сторону таверны. Металл теперь заменил дерево, а кровь — синяки и ссадины. Всеобщее внимание сосредоточилось на баталии, которая разгоралась на улице, и на том, чтобы как-то пережить ее. Никто не обратил внимания на четыре склоненные фигуры, которые быстро ускользнули прочь.

Рядом с новым каменным мостом, построенным Мурадом через реку Эргене, у пристаней, тянувшихся друг за дружкой, теснились плоскодонные барки. Опустился вечер, работники стали расходиться, кто в мечеть на молитву, кто в таверну.

Несколько человек появились на пирсе и приблизились к трапу, ведущему на небольшое судно.

— Вы едва не опоздали! — сказал им раздраженно Александр, капитан этой посудины. — Я сейчас отплываю! Это она? — Он взглянул на женщину, закрытую покрывалом.

— Да.

— Если взять ее на борт, то мы можем попасть в неприятную историю. Твоя затея очень опасна, Влад Дракула.

— Вот то, что я обещал.

— Что-то легковато. — Капитан взвесил мешок на ладони.

— Хватит. Это лишь половина обещанного.

— Половина? Но подожди-ка…

— Мой отец отдаст тебе остальное, когда ты доставишь девушку на место. Вот письмо. — Он протянул капитану запечатанный свиток. — Кроме того, разве не ты говорил, что готов сделать это не только ради серебра?!

Капитан перевел взгляд на крыши города Эдирне, беспорядочно возвышающиеся в отдалении.

— Пять лет я провел в цепях на одной из их галер и хотел бы рассчитаться с этими сволочами!.. — Он снова взглянул на Влада. — Ты говоришь, что это сильно заденет их?

— Да, — уверенно заявил тот. — Они здорово разозлятся.

— Хорошо. Тогда заводи ее на борт. Вторую часть платежа я возьму с Дьявола или с тебя, когда вернусь сюда.

Капитан снова поднялся на палубу и отдал приказ команде занять места.

Все это время Влад держал Илону за руку и теперь потянул ее за собой к трапу.

Сначала она сопротивлялась.

— Ведь ты не отправишься со мной? — спросила девушка.

Влад помолчал, очарованный близостью, голосом, словами, которые она произнесла в первый раз после того, как он похитил ее, потом сказал:

— Не могу. Я ведь заложник, дал слово туркам и отцу. К тому же с султаном шутки плохи. — От волнения Дракула проглотил слюну. — Несколько лет назад другие заложники, сыновья сербского предводителя Георгиса Бранковича, попробовали передать своему отцу сведения о подготовке турок к войне. Мурад приказал выжечь им глаза каленым железом в страшном замке Токат. Так что, пожалуйста…

Он снова потянул ее за собой, но она опять не послушалась.

— Но разве тебя и без того не накажут за то, что ты сделал сегодня?

— Вряд ли нас опознали. Мы были в турецкой одежде, с закрытыми лицами. Лишь капитану и тебе известно, кто мы. Этот Александр — добрый валах, хотя внешне угрюмый и сердитый. Он доставит свою соотечественницу домой.

— А что потом?

Влад достал из кармана еще один свиток.

— Вот письмо, которое я написал отцу. О тебе позаботятся.

— Я вовсе не о том, — заметила Илона. — Я имею в виду… мы снова увидимся с тобой?

— Как будет угодно Аллаху. Богу, я хотел сказать, — добавил Влад с улыбкой. — Похоже, я слишком долго прожил здесь. Да, думаю, что увидимся. Моя судьба, кисмет, состоит в том, чтобы вернуться когда-нибудь на родную землю.

— Кисмет, судьба, — словно эхо повторила Илона и ступила на трап. — А моя судьба изменилась, как только я впервые увидела тебя.

— Кисмет не может измениться, — уверенно ответил Дракула. — Значит, все это было предписано.

Он помог ей взойти на палубу, потом повернулся и быстро сошел вниз.

Как только Влад оказался на пристани, моряки убрали настил и сбросили причальные канаты. Весла опустились в воду. Барка стала медленно выходить из дока.

Расстояние между ними все еще было невелико, и Илоне вдруг пришла в голову неожиданная мысль. Ведь этот юноша так и не видел ее лица! Девушка провела немало времени под покрывалом и привыкла к тому, что она рассматривает мужчин, а не они ее.

«Но ведь он не сумеет меня найти!»

— Влад! — крикнула Илона, подалась вперед и подняла вуаль.

Монеты звякнули и стукнули ее по лицу. Она решительно сорвала головной убор и бросила его на палубу. Девушка смогла увидеть перемену, мелькнувшую во взоре зеленых глаз.

— Да, — произнес Влад мягко. — Я вижу.

Ион невольно сделал шаг вперед и застыл, ошеломленный. Все прежние мысли о девицах из таверны мгновенно улетучились у него из головы, едва он взглянул на эту красавицу.

Но Илона смотрела только на Влада, видела только его глаза, когда барка увозила ее все дальше и дальше. Она не отрывала от него взгляда даже тогда, когда лицо Дракулы стало таять вдалеке. Он так же неотрывно смотрел только на нее. Его занимало лишь то, что было связано с ней, и больше ничего.

 

Глава восьмая

ОСНОВА И ПЛЕТЕНИЕ

Замок Поэнари, 1481 год

— Что это такое, позвольте спросить? Сказочка о влюбленных голубках? Если вы собирались рассказать нам именно ее, то вам следовало бы пригласить сюда трубадура.

Жесткие слова кардинала снова вернули всех присутствующих к реальности, в зал замка Поэнари, про который каждый из них забыл. Они были поглощены историей, словно жили, участвовали в ней. Это касалось и тех, кто слушал, и тех, кто рассказывал.

Ион снова, как в молодости, был рядом с Владом, помогал ему, знал его, общался с ним. То же самое испытывала Илона, рассказывая о том, что происходило между ними. Оба они забыли о себе, полностью отдавшись ему. Этот человек был мертв уже больше пяти лет, но он оживал в их памяти.

Слушатели же представляли себе Влада так, как им того хотелось. Для Петру все было просто. Он желал, чтобы человек, построивший этот замок, стал национальным героем Валахии. Спатар слышал о временах справедливости, закона, порядка, силы, царивших в этих землях, о том, как здесь терпели поражение недруги православной веры, и хотел, чтобы эти времена вернулись.

Для графа Пека все было куда сложнее. Он услышал высказывание кардинала, резко подался вперед и с явным напряжением наблюдал за тем, как итальянец поднялся со своего места и вразвалочку заковылял к столу. Граф хотел, чтобы этот человек судил честно и правильно. Он желал бы, чтобы орден Дракона восстал, пусть и не кристально чистый, отмытый от крови и злодеяний. Братству был нанесен немалый ущерб, оно уже не могло возродиться полностью, да и сам граф не встал бы во главе его. Он был искалечен, жизнь его сломана. Прежнюю ярость теперь замещал порок. Взамен силы и власти торжествовало варварство. Если бы Дракула был прощен, хотя бы частично, в той мере, которая удовлетворила бы Бога и людей, тогда и его грех был бы тоже искуплен. Проклятие, лишившее его глаза и погубившее всех членов семьи, наконец лишилось бы силы.

Кардинал остановился перед столом, снял листья крапивы, закрывающие головку козьего сыра, намазал на хлеб белоснежную массу, пахнущую приправами.

Граф подошел к нему, налил вина.

— Ваше преосвященство?.. — спросил он.

Тот кивнул. Хорвати наполнил еще один кубок. Оба выпили.

Петру тем временем подал знак Богдану, чтобы тот отнес воду и хлеб в исповедальни для заключенных и для писцов. Это был вовсе не знак доброты. То же самое Петру сделал бы и для домашнего скота, чтобы поддержать его в нужном состоянии ради достижения тех целей, к которым он был предназначен. Спатар убедился в том, что его приказание исполнено, и присоединился к остальным.

— В самом деле, граф. — Кардинал говорил, понизив голос, потому что не все его слова следовало заносить в протокол. — Это все, конечно, весьма занимательно. Я тоже не откажусь послушать какую-нибудь сказочку в холодный зимний день. Но ведь это не то, ради чего мы приехали сюда, верно?

Он наклонился, взял памфлет, который лежал на столе ближе прочих, и громко прочитал:

— «История кровожадного сумасшедшего по имени Дракула Валашский».

Кардинал рассмотрел нарисованные под текстом тела, в мучениях извивающиеся на столбах, и осведомился:

— Вы сказали, что мы находимся здесь для того, чтобы опровергнуть вот это?

— Нет, не совсем. Опровергнуть, конечно, но не все. — Граф положил в рот кусок колбасы. — Мы собрались здесь, скорее, для того, чтобы услышать иную версию событий, смягчить, убрать самое худшее и, напротив, выделить лучшее.

— То есть переписать историю?

— Ваше преосвященство, как вы сказали ранее, именно это все и всегда делают с ней. Мы используем ее для своих целей. Люди, которые писали эти книжонки, поступали точно так же. — Он взял в руки другой памфлет. — Ради выгоды или в отместку. История — это всего лишь орудие, даже больше того, это оружие. Для нас. Для Церкви.

— Во имя Крестового похода? — Итальянец покачал головой. — Но знамя священной войны, как вам известно, не так-то просто соткать. Это куда труднее, чем сделать вот такие грубые, нелепые полотнища. — Он указал рукой на драпировку стен. — Если основа такого знамени — это чистота слова Божьего, то крест — это красное плетение. Такое знамя ткется из дюжины нитей различных оттенков. Подумайте сами, сколько здесь задействовано различных сил. Мой господин, Папа Римский. Ваш господин, король Венгрии, князья, рыцари… и, конечно, финансисты из многих стран Европы. Все они должны собраться, объединиться вокруг ткацкого станка. Вы согласны?

— Это верно. — Хорвати кивнул. — Но вспомните, ваше преосвященство, что именно Балканы всегда служили колыбелью, главной движущей силой войны с неверными. Балканские князья всегда сражались с мусульманами, находясь в самой первой линии.

— Да, это в самом деле очень важные нити, жизненно необходимые, можно сказать, для всего полотна.

Гримани отпил вина, поморщился от его излишне резкого вкуса, потом поднял голову и взглянул прямо в лицо графа, в его единственный глаз.

— Вы думаете, что вам удастся собрать этих князей, объединить их под знаменем Дракона?

— Я молюсь об этом, но одной лишь молитвы недостаточно. — Хорвати обернулся к исповедальням. — Большое значение имеет история, которую мы только что услышали. То, что мы сможем почерпнуть из нее, поможет убедить и вашего господина, и моего.

— Однако нам рассказали довольно много забавного. — Гримани взглянул в том же направлении. — Во всем этом я не могу найти ничего, что позволило бы мне вынести какое-то суждение. Может, мы перейдем к непосредственной ловле зверя? — Он указал на драпировку, украшающую стены, на которой была вышита сцена охоты. — Загонщики, похоже, уже подогнали к нам дичь. Не пришло ли время для поимки первого трофея?

— Я согласен. — Хорвати осушил свой бокал и поставил его на стол.

Он вернулся к кафедре, взошел на нее, подождал, пока к нему присоединятся остальные двое, сел в кресло и произнес:

— Достаточно о мечтах юности, о турнирах, приключениях и любви. Теперь расскажите нам о жестокости, о смерти.

Ответом ему было молчание, длившееся довольно долго. Пальцы писцов, сжимающие перья, застыли. Монахи пока не знали, какую именно чернильницу им придется использовать. Слова каждого свидетеля записывались чернилами определенного цвета. Рассказ искалеченного рыцаря фиксировался черными, слова бывшей наложницы — зелеными. Вопросы судей, когда они поступали, помечались синим.

Но была и четвертая чернильница, которую пока не использовали. Писцы обратились к ней, когда молчание кончилось. Она была предназначена для того, чтобы записывать рассказ духовника Дракулы.

Он начал говорить. Его голос по-прежнему звучал хрипловато и слабо от долгого молчания, но в зале его было слышно.

— Странно, что вы просите теперь рассказать об этом, — прошептал духовник.

Красные буквы появились на пергаменте, складываясь в слова.

 

Глава девятая

КУЗНЕЦ

Они пришли за ним перед рассветом. Со дня похищения наложницы прошла неделя. Бессонница, от которой Влад не мог сомкнуть глаз, только-только покинула его. Он задремал.

Эти люди появились, когда было еще темно. Ноги, обутые в суконные сапоги, бесшумно скользнули по отполированному деревянному полу главного коридора школы. Незваные гости прошли через большинство помещений, отделенных друг от друга стенками, и ни один мальчик не проснулся при их приближении.

Только когда пришлецы собрались перед помещением, в котором спали заложники, прошелестело одно слово, произнесенное шепотом:

— Здесь.

Влад услышал его и проснулся, но было слишком поздно что-то предпринимать.

Посланцы султана быстро нашли того, кто был им нужен. На каждом матрасе спали по два заложника. Вооруженные люди срывали с них шерстяные покрывала и заглядывали в лица, прижимая к горлу кривой кинжал.

Крик ужаса поднял на ноги всю школу. Два евнуха, спавшие в гамаках в середине зала, вскочили в ярости, намереваясь защитить своих подопечных. Два старших аги выбежали из своих комнат, расположенных в самом конце зала, за деревянными решетками. Однако вскоре все они поняли, кто пожаловал к ним, разглядели в свете фонарей, двери какого именно класса были открыты, и закричали еще раз, но теперь уже только для того, чтобы успокоить учеников, испуганно перешептывавшихся между собой.

Как и все прочие, Влад тоже узнал красные куртки, ярко-голубые шаровары и желтые сапоги султанских гвардейцев. В первый момент, проснувшись в испуге, он было решил, что это болук-баши, предводитель пейков, стоит перед ним в дверях, но потом вспомнил, что из того несчастного вынули все внутренности на центральной площади Эдирне. Так же поступили со всеми его подчиненными в наказание за то, что они потеряли наложницу.

Но человек, стоявший перед ним на пороге, не собирался терпеть поражение.

— Который из этих шелудивых псов Дракула? — спросил он евнуха, оказавшегося рядом с ним.

Тот показал ему. В следующий момент Влада за волосы стащили с матраса и поволокли по полу к выходу.

— А его братец?

— Он… с младшей группой, эфенди, — ответил перепуганный евнух. — Я приведу его.

— Покажи его моим людям, — сказал капитан. — А ты отправишься со мной. — Он наклонился, крепко сжал руку Влада и завернул ее за спину.

Дракулу провели по коридору к главным дверям. Капитан крепко держал его вывернутую руку, вздернув ее вверх. Другой ладонью он упирался в шею заложника. Вдоль стен коридора стояли ученики, с изумлением и ужасом наблюдавшие за происходящим. У выхода Влад увидел бледного как смерть Раду, которого привели сюда таким же образом. Братьев без промедления вытолкнули во внутренний двор школы и повели через него. Здесь возникла заминка, так как испуганный привратник не мог вставить ключ в скважину.

Влад склонился к брату и прошептал ему на родном языке:

— Помни, о чем мы говорили. Ни в чем не признавайся.

— Молчать! — закричал капитан и еще сильнее сжал руку пленника.

Боль стала нестерпимой, и юноша вскрикнул. Наконец они миновали ворота, оказались на ипподроме и быстро пошли по полю. В спешке привратник уронил ключи, наклонился, чтобы поднять их, и потому не видел, что в темноте мимо него проскочил Ион.

Гвардейцы волокли братьев к конюшням, ворота которых были широко распахнуты. Внутри в свете факелов мелькали лошади и люди. Арестованных вели напрямик, потом они свернули направо, прошли мимо стойл и клеток с ястребами, где Влад частенько проводил свободное время.

Он повернул голову и взглянул на них. Птицы, на головы которых были надеты колпачки, тревожно поворачивались на шум. Странно, но в этот момент заложник подумал о том, который из этих ястребов может оказаться Сайезад. Мехмет поставил ее на кон перед началом джерида, но так и не соизволил прислать, проиграв. Одна птица начала кричать. Она широко раскинула крылья, то спрыгивала с насеста, то снова поднималась на него. Влад увидел, как кто-то подошел, протянул руку, взял ястреба и исчез в темноте.

Они прошли мимо клеток. Крики стали тише, но не прекратились. Появился новый звук, ритмичный, ровный. Так металл ударяется о металл. Только теперь Влад сообразил, куда их привели, и его охватил ужас.

Ему до сих пор и в голову не приходило, что наказанием за похищение девушки может стать смерть. Его жизнь представляла определенную ценность для турок, но они были мастерами наказаний. Об одной такой истории он рассказывал Илоне перед отплытием. Сыновья сербского правителя Бранковича, тоже бывшие заложниками, попытались послать сообщение своему отцу. Их не убили. Им просто выжгли глаза раскаленным железом.

Жар кузницы ударил в лицо так, словно кто-то приложился кулаком. Влада толкнули и заставили встать на колени. Раду поставили рядом с ним. Перед ними стоял Мехмет в парчовой куртке и длинном греческом одеянии. Он улыбался. Рядом с ним почему-то оказался кузнец, голову которого скрывал капюшон, похожий на колпачок, надетый на ястреба, сидящего в клетке. Он доставал из огня что-то раскаленное, поблескивающее в темноте.

Влад почувствовал, что у него свело живот. Его противник по джериду был той персоной, которую он уж никак не желал бы увидеть здесь, рядом с огненно-горячим металлом. Однако пленник презирал страх.

Он решил вести себя смело, даже с вызовом, и крикнул Мехмету:

— Ты должен мне ястреба!

Охранники ударили его и бросили на твердую как камень землю перед наковальней. Влад лежал и поглядывал вверх, словно загипнотизированный темно-красным шаром, плавящимся перед ним. Его обдувало жаром, проникавшим в каждую клеточку тела. Он невольно спрашивал себя, неужели это последнее, что он видит в жизни. Раду, лежавший рядом с ним, не сдержался и заплакал.

Потом Влад вдруг осознал, что не только они лежали на земле. Все, кто сопровождал их, пали ниц. Даже Мехмет не побоялся извалять в пыли свое сверкающее одеяние. Только один человек остался стоять на ногах.

Это был кузнец, одетый так же, как и любой иной человек, занимающийся тем же ремеслом. Кожаный передник защищал его тело от шеи до колен. На руки были надеты толстые рукавицы, лицо закрывал капюшон с прорезями для глаз, закрытыми металлической сеткой. Глаза кузнеца, скрытые в темной глубине, поблескивали, отражая жар раскаленного железа. Он поворачивал его щипцами, поднимал, разглядывал некоторое время, клал на наковальню. Молот ритмично опускался и поднимался вновь. Потом мастер снова брал металл и опускал его в воду. Широкими клубами вздымался пар. Кузнец откладывал молот в сторону, щипцами подносил изделие к прорезям в капюшоне, поворачивал его и внимательно осматривал.

Влад мог видеть только металл. Его форма сначала испугала, это была какая-то непонятная загогулина. Потом Дракула слегка пришел в себя и узнал самую обыкновенную конскую подкову. Когда она остыла, кузнец вздохнул, положил ее рядом с остальными, точно такими же, тут же взял еще один металлический слиток и кинул его на угли.

Потом он поднял капюшон и произнес:

— Аллаху было угодно, чтобы эта работа оказалась важной. Все мастерство исходит от Всевышнего, а я — лишь скромное орудие его промысла.

Капюшон упал с его головы. Кузнец повернулся, и тогда Влад увидел и понял, почему все упали ниц перед ним.

— Мурад, — выдохнул он тихо, чтобы никто не мог услышать.

Величие и свет мира, путеводная звезда всего сущего, султан Оттоманской империи отошел от наковальни.

 

Глава десятая

НАКАЗАНИЕ

Ион, затаив дыхание, стоял в темноте, рядом с дверями кузницы, раскрытыми настежь. Он прижался глазом к щели в стене и наблюдал за тем, что происходило внутри. Его мучили сомнения. Тремблак неслышно пришел следом за своими друзьями, которых притащили сюда гвардейцы. Если его обнаружат здесь, сидящим на корточках в пыли, то могут догадаться, что он тоже участвовал в похищении наложницы.

Ион прикоснулся пальцами к дверному косяку и вдруг услышал едва различимый шорох в дальнем конце кузницы. Там явно кто-то двигался. Он пригляделся и увидел двух мужчин, стоявших по обеим сторонам от Мурада. Это были султанские лучники, его личные телохранители, вооруженные особыми зазубренными стрелами. Ион знал, что один из них стреляет с левой руки, а другой — с правой, так что они постоянно держали своего господина под прикрытием. Ему было хорошо известно, что эти люди никогда не промахиваются.

Пока он размышлял и сомневался, удачный момент прошел. Мурад двинулся вперед, и Иону оставалось только хлопать глазами. Прежде он видел султана дважды, но на расстоянии. Здесь, сейчас, в непосредственной близости, подтвердилось все, что парень слышал о нем.

Султан выглядел вполне обыденно, как любой ремесленник на улицах Эдирне. Это был человек среднего роста, с развитыми плечами и широкой грудью. У него были мускулистые, сильные руки, какие обычно бывают у кузнецов. Борода у него была серая, как и глаза на круглом, ничем не примечательном лице, к тому же запачканном сажей. Пройдись он по улицам, переполненным подданными, и на него никто не обратил бы внимания. Кстати, Мурад часто поступал так. Кроме того, в отличие от своего сына, разряженного как павлин, одет султан был скромно. Под передником кузнеца виднелись простая серая рубаха и шаровары.

Конечно, Ион не ожидал, что великий правитель может выглядеть столь обыденно. Да это еще слабо сказано! Ведь перед ним был человек, который призвал в город Галиполи Влада Дракула, воеводу Валахии, отца его друга, самого сильного и отважного воина, которого Ион когда-либо знал, приковал его цепью к колесу повозки и продержал так неделю. Двумя годами раньше Мурад бросил вызов самой большой и хорошо обученной армии христианских государств, какая только собиралась за последние сто лет, и полностью разгромил ее под Варной.

Затем этот человек неожиданно отказался от власти в пользу своего четырнадцатилетнего сына. Он решил отправиться на остров Маниза и проводить время с поэтами, в созерцании и раздумье, потягивая вино, но через два года вынужден был вернуться по причине безответственности, с которой Мехмет управлял империей.

Таков был человек, который сделал шаг вперед и поставил ногу на шею Владу.

Несколько мгновений Мурад молчал, а когда заговорил, голос его звучал тихо, почти как шепот.

— Дракул-а, — произнес он это имя как два слова.

Так оно звучало на родном для заложников румынском наречии, но не на османлика, то есть турецком языке, на котором принято было говорить в его стране.

— Сын Дьявола.

В тоне султана промелькнуло что-то такое, чего Ион, ожидавший тяжкого наказания для своих друзей, никак не рассчитывал услышать. Это была искренняя печаль.

— Преподаватели сказали мне, что ты — один из самых лучших учеников у них в школе, великолепно читаешь наизусть Коран, хорошо знаешь персидскую поэзию, философские учения римлян и греков. Я знаю, что ты так же ловко обращаешься с нитками, как я с молотом, то есть владеешь ремеслом на черный день, выделяешься в состязаниях, требующих мужества и смелости, — на борцовском ковре, в стрельбе из лука на скаку, в джериде.

Он взглянул вниз, на обильно расшитую красную куртку сына. Слабая улыбка тронула его губы, а потом сразу исчезла.

— Но хочешь, я скажу, что мне не нравится?

Мурад помедлил и посильнее нажал ногой на шею Влада.

«Начинается!» — подумал Ион, судорожно проглотив слюну.

Он знал, как турки умеют наказывать, испытал кое-что на собственной шкуре, но был уверен в том, что все, пережитое им, не сравнится с возмездием за такой проступок, как похищение избранной девушки.

— Мне не нравится, что ты сын Дьявола, — продолжил тем временем Мурад.

Последние два слова он произнес очень громко, почти выкрикнул, и резко скомандовал, не дав никому опомниться:

— Встать!

Его приказание было немедленно исполнено. Все поднялись на колени и сидели так, низко склонив головы. Среди них был и Влад. Голова его теперь была свободна, но руки по-прежнему крепко держали прислужники султана. В полный рост стояли только сам Мурад, его телохранители, скрытые в полутьме, да Ион, спрятавшийся за дверями кузницы.

— Неужели Дракул думает, что я вдруг упущу из виду его старшего сына, твоего брата Мирку, который возглавлял валахов в сражении при Варне, только потому, что он, видите ли, свернул свое знамя и притих? — продолжал Мурад, снова понизив голос. — Разве ему не известно, что у меня всюду имеются шпионы, которые докладывают о каждом его шаге? — Он взглянул вниз. — Они сообщили мне, что Дракул объявил, будто он ненавидит моего злейшего врага Хуньяди, этого проклятого Белого рыцаря, так же, как и я, но теперь заключил с ним союз и готов предоставить ему войска. Этот валах собирает силы под якобы спущенными флагами, чтобы венгр сделал то, что сам Дьявол совершить не может. — Мурад вернулся к наковальне и снова надел рукавицы. — Похоже, он забыл, что обозначает слово «заложник» на любом языке, на каком его только можно произнести. Дракул должен отдавать себе отчет в последствиях своих поступков. — И султан поднял с углей раскаленные щипцы.

— Отец! — послышался взволнованный голос Мехмета. — Позволь мне!..

— Тебе пока лучше заниматься с растениями, а не с металлом, — резко осадил его Мурад. — Сперва ты сумеешь вырастить из семечка огурец и лишь потом начнешь работать в моей кузнице. — Он соединил щипцы и внимательно рассматривал металл, поблескивающий на их концах. — Пока у меня еще нет особого желания наказывать. Но не стоит пренебрегать заветами Моисея, величайшего среди пророков, который говорил о том, что грехи отцов отражаются на сыновьях.

Султан подошел к Владу. Раскаленные щипцы поблескивали в его руках.

— Нам следует послать Дракулу весточку, и вполне определенную.

Ион, прячущийся за дверью, почувствовал нервный озноб. На поясе у него висел кинжал. Он подумал, что сейчас мог бы броситься вперед и ударить Мурада ножом, спасая тем самым глаза своего друга. Самого Иона, конечно, постигнет смерть, но она станет геройской, если Мурад тоже умрет. Но нет, рука парня так и не потянулась к ремню.

Он даже не пошевелился, только слеза скатилась по щеке, когда султан наклонился к Владу и красноватый блеск раскаленного металла осветил их обоих.

— Вот что я говорю вам обоим, сыновья Дьявола. Ваше обучение здесь закончилось. Теперь вас ждут уроки в замке Токат. Иные учителя станут преподавать вам совсем другие науки, далеко не столь благородные, но такие же поучительные. Отец узнает о ваших страданиях и поймет, каковы бывают последствия предательства.

Он отвел щипцы, выпрямился и коротко приказал:

— Уведите их.

Прислужники поставили Влада на ноги. На его запястьях захлопнулись наручники. Они развернули лицом к двери младшего брата, который все еще плакал, но вдруг перед ними возник Мехмет.

Он поднял руку, приказывая охране остановиться, и выкрикнул:

— У меня одна просьба, отец!

— Говори. — Мурад обернулся.

— Разве нет других способов сказать Дракулу то же самое? — Он искоса бросил взгляд на Влада и улыбнулся. — Я тоже считаю, что нельзя придумать ничего более благотворного, чем уроки, которые ожидают его сыновей в Токате. Но вот этот…

Он протянул руку, тронул каштановые кудри Раду, разворошив их, потом провел пальцем вниз по носу и остановил его на губах мальчика.

— Разве нет еще какого-нибудь способа заставить Дьявола подчиниться?

До этого момента Влад чувствовал себя так, как будто некий злой дух захватил и околдовал его. Дракулу держали вовсе не люди султана, а его собственная воля, словно уснувшая, беспомощная. Как будто такова была его судьба. Султан мог бы ослепить его, и он ничего не сумел бы сделать ради своего спасения. Потом рок вдруг изменился. Глаза Влада остались целы. Ему по-прежнему приходилось покоряться, но едва угроза нависла над его братом, родной кровинушкой, как путы бездействия и апатии были разорваны.

Он дико закричал, наклонился и вырвал закованные руки у стражника, который держал его, стоя слева. Затем Влад напрягся что было сил и двинул головой в челюсть другого, правого. Тот упал навзничь. Прислужник слева кинулся на Влада, чтобы схватить его, но юноша ударил ему в лицо наручниками и разбил его в кровь. Этот человек тоже упал. Теперь Влад был свободен. Он двинулся к Мехмету, осознавая каждый шорох так же, как всего несколько мгновений назад не чувствовал ровным счетом ничего. Заложник слышал плач брата, голоса охранников, скрип тетивы, натянутой в темноте телохранителями султана.

— Подождите! — приказал им Мурад, подняв руку.

Стрелы, положенные на тетиву, остались на месте. Пускать их пока не было необходимости. Влад был приземистый, крепкий, напоминал молодого бычка, но так и не смог справиться с полудюжиной охранников, которые накинулись на него со всех сторон и повалили на землю, когда до Мехмета оставалось рукой подать.

Наследник престола отступил назад, подготовившись к нападению. Он все еще держал Раду, но, наверное, ослабил хватку. Мальчишка схватился за рукоять кинжала, украшенную драгоценными каменьями, и выхватил его из ножен, висевших на поясе у Мехмета.

— Оставь его мне! — пронзительно крикнул он и ударил коротким клинком по вытянутой руке турка.

Мехмет взвизгнул. Еще несколько охранников метнулись вперед, набросились на Раду, отобрали у него кинжал, бросили на пол и прижали к нему.

— Тебя сильно поранили, сын мой? — озабоченно спросил Мурад.

— Не слабо, — всхлипнул тот, показывая надрез от кинжала, который красовался у него на ладони.

Султан наклонился, взял руку сына и рассмотрел ее.

— Ничего, жить будешь, — заключил он. — Однако мы получили урок. Даже у молодых дьяволят имеются зубы.

Он улыбнулся и спросил:

— Ты по-прежнему жаждешь его?

— Да. — Мехмет кивнул, глаза его блеснули. — Даже больше, чем прежде.

— Тогда ты его получишь.

Мурад повысил голос:

— Отведите младшего в покои моего сына, а старшего — в повозку. Пусть его отправят немедленно. Все могут быть свободны. Только Мехмет останется.

— Влад! — отчаянно крикнул Раду.

Старший брат лежал на полу. Крик младшего пробился к нему сквозь туман бессознательности, который окутывал избитого. Он попытался собрать силы, чтобы бороться снова, но толку из этого не вышло. Исполняя волю владыки, слуги подняли обоих заложников и вытащили их из помещения.

Уже через мгновение все было кончено. Все ушли, кроме султана, его сына и телохранителей. Они стояли в полутьме, отпустив наконец тетиву на луках. За дверью по-прежнему прятался Ион, потрясенный и неподвижный.

Некоторое время в кузнице царила тишина. Тремблак был уверен в том, что если кто-то хорошенько прислушается, то сможет различить, как он дышит, как слезы скатываются у него по щекам.

Потом послышались приглушенные шаги по земляному полу. В кузницу вошел человек. На руке он держал ястреба.

— Хамза-ага, как мой отважный Зеки? — поинтересовался султан.

— Он готов летать и убивать по твоему приказу, эниште.

«Он называет его эниште, то есть дядей», — мелькнуло в голове у Иона.

Потом он вспомнил, что Хамза-ага только недавно был назначен султанским сокольничим. До этого привлекательный лицом сын дубильщика кожи из города Лаца служил у Мурада виночерпием, и не только, надо полагать.

Султан вытащил кусочек сырого мяса из мешочка, висящего на поясе у Хамзы, и поманил птицу, чтобы она пересела с руки сокольничего к нему. Это получилось легко.

Когда Зеки уселся, Мурад поднял голову.

— Теперь о другом ястребе. Я имею в виду валаха. Можно ли сделать его послушным? Будет ли и он когда-нибудь убивать по моему приказу?

— Я думаю, да, эниште. У меня есть кое-какие соображения на этот счет.

— Не сомневаюсь в этом. — Мурад усмехнулся. — Ты всегда был умнейшим мальчиком, племянник. — Он взглянул в сторону, и приветливое выражение сползло с его лица. — Я часто говорю своему сыну, чтобы он брал с тебя пример.

Мехмет смутился и покраснел.

Султан снова перевел взгляд на Хамзу.

— Так, может быть, ты поделишься этими мыслями?

— Все так, как ты сказал, мой господин. Дракула — хищный дикий сокол. Существует много способов приручить такую птицу. Иногда надо действовать с жесткостью, даже грубостью, когда-то с лаской, потом — чередуя одно и другое. Как в этом случае. — Хамза вздохнул. — Надеюсь, что учителя из Токата справятся со старшим братом.

— Хотел бы я посмотреть на это, — пробубнил Мехмет.

— Тебя волнует его судьба, Хамза? — Мурад слегка сдвинул брови, ему не понравилось, что Мехмет вмешался в разговор. — Ты сожалеешь по поводу уроков, которые этому заложнику придется выучить?

— Если ты имеешь дело с по-настоящему гордой, неукротимой птицей, то есть только один способ подчинить такую. Надо окатить ее водой, а потом выставить на всю ночь на морозный воздух. — Хамза пожал плечами. — Это тоже вызывает у меня сожаление, но порой я вынужден бываю признать, что иначе нельзя.

Мурад наклонился, поднял руку Хамзы, на которой была надета перчатка, и поднес ее к огню.

— «Я в западне, — прочитал он громко. — Я заключен в темницу тела. Но я хотел бы быть ястребом, который свободно парит». — Султан поднял голову. — Это та перчатка, которую он сшил для тебя?

— Да.

Мурад прочел двустишие еще раз, уже про себя.

— Это Джалаладдин. Но мальчишка позволил себе некоторые вольности в стихе.

— Я указал ему на это, эниште.

Мурад отпустил руку аги.

— Он, наверное, привязан к тебе?

— Возможно. — Хамза опять пожал плечами.

— А ты к нему?

Сокольничий ничего не ответил.

— Хорошо. — Мурад улыбнулся. — Ты говорил, что некоторым птицам требуется ласка и забота после сурового обращения.

Мужчины повернулись к огню. Мехмет подошел поближе к ним, стараясь ничего не пропустить.

Теперь Ион видел, что все трое закрывали его от лучников. Он вышел из укрытия.

Только одни глаза следили за ним, и они принадлежали не человеку. Крупный ястреб наверняка был подарен султану каким-нибудь из князей-вассалов, правящих на севере, значит, этот хищник летал в тех же самых буковых лесах, где родился и вырос Ион.

Парень шевельнулся, про себя умоляя соотечественника не поднимать шум, но ничего из этого не получилось.

— Кри-ак! Кри-ак! — послышался охотничий призыв птицы.

Ион бросился назад. Его колени, ослабшие от напряжения, подкосились, и это спасло ему жизнь. Стрела пролетела впритирку над головой валаха и врезалась в дверь.

— Задержать! — крикнул Мурад второму лучнику, который уже раздвинул людей, мешавших ему целиться, и был готов стрелять. — Стража! — позвал султан.

Пять человек вбежали в комнату и схватили Тремблака.

— Ты больше не служишь у меня, потому что промахнулся, — веско сказал Мурад первому стрелку. — А ты подойди сюда, — продолжал он, обернувшись к Иону.

Едва разжалованный лучник удалился, стражники подхватили парня под руки, подтащили к султану, положили наземь и прижали к полу.

Мурад наклонился, взял его за волосы, поднял голову.

— Мальчишка, — сказал он. — И одет как учащийся школы. Ты его знаешь, племянник?

— Да, эниште. Его зовут Ион Тремблак. Это сын одного из знатных бояр из Валахии, товарищ Влада. Сюда его прислали, чтобы тот здесь был не один.

— В самом деле? — Мурад несколько мгновений внимательно рассматривал Иона. — А теперь он оказался шпионом.

Тремблак поднял голову и взглянул в серые глаза султана. Он знал, что прочитает в них свой смертный приговор, но, как ни странно, его страх даже утих. Ион почти не боялся.

— Я не шпион, — проговорил он. — А всего лишь покорный слуга моего господина и друга Влада Дракулы.

Эти слова прозвучали куда более дерзко, чем заложник намеревался их произнести. Все напряглись, ожидая, какое наказание последует за это.

Мурад помолчал, а когда начал говорить, голос его звучал мягко, в нем не слышалось ни тени раздражения:

— У этого мальчика есть мужество, Хамза. Этот боярский сын такой же одаренный, как и тот, кому он служит?

— Даже близко нет. Но некоторые способности у него имеются.

Вперед выступил Мехмет.

— Он был одним из тех, кто устроил заговор, чтобы унизить меня на поле для джерида, отец. Этот шпион должен замолчать навсегда. Отдай его мне.

Поднятая рука султана оборвала его гневную речь.

Мурад продолжил так, словно и вовсе ничего не слышал:

— Было бы жалко загасить искру, тлеющую в нем. Он может оказаться полезным для нас.

— Но каким образом, эниште?

— Знает ли он, что делают в Токате?

— Все они это знают. — Хамза кивнул. — По ночам в школе мальчишки пугают друг дружку рассказами о том, что происходит в темницах замка.

— Хорошо. — Мурад улыбнулся. — Наше послание вернее достигнет ушей Дьявола, если его доставит знакомый человек. Этот мальчик расскажет Дракулу, что случилось с его сыновьями. Он вполне догадывается, как Мехмет собирается обращаться с Раду, знает, какие уроки придется выучить старшему брату в замке Токат. Боярский сын сообщит воеводе, что мы пока еще весьма умеренно наказали их.

Султан снова протянул руку к мешочку с мясом, который висел на поясе у Хамзы, вытащил кусок и дал его птице, которая мирно сидела у него на руке.

— Мехмет, проследи, чтобы все было подготовлено для путешествия нашего посланника. Теперь пришло время проверить храбрость и ретивость этой птицы. Хамза, нам пора на охоту!

Он направился к выходу. Гвардейцы следовали за ним с обеих сторон, лучник вышел из темноты и присоединился к ним. Стрела по-прежнему лежала у него на тетиве, готовая сорваться с нее.

У самых дверей Мурад остановился и обернулся к сыну, который сделал шаг по направлению к Иону, лежащему ничком.

— Помни, Мехмет, чтобы посланец мог говорить, он должен быть по крайней мере жив, — предупредил султан и вышел.

Хамза и гвардейцы последовали за ним. В кузнице остались только Мехмет и двое прислужников, которые держали Иона.

Пленник неотрывно смотрел в коричневые глаза турецкого наследника. По форме они были такими же, как и у его великого отца, но во взоре Мехмета невозможно было найти даже отблеска насмешки или снисходительности.

Он вскинул руку, словно хотел ударить Тремблака, тут же медленно опустил ее, собрал волосы, упавшие Иону на лицо, и резко рванул их.

— Тебе сохранили жизнь, собака! Так что теперь ты должен пролаять наше послание своему хозяину. — Сын султана улыбнулся. — Но это вовсе не означает, что сообщение будет выражено только в словесной форме.

Мехмет отвел глаза, отыскивая что-то взглядом возле наковальни, и наконец увидел горячие угли.

— Держите его крепче. За голову! — приказал он охранникам.

Стражники подтащили к Мехмету сопротивляющегося Иона. Тот перебирал железные прутья в подставке, вскрикнул от радости, вытащил один и бросил его в огонь.

— Ты знаешь, пес, — произнес он с издевкой, надевая рукавицы, — у каждого султана имеется своя тугра. Это его личный знак, клеймо, которым он отмечает документы, вроде как печати у ваших князей и королей. Иногда этим знаком мы отмечаем и нашу собственность — овец, верблюдов, лошадей. Я думал, что отец избавился от моего клейма, когда он вернулся к власти.

Мехмет повернул железный прут на огне, потом поднял его, подул на конец. Глубокий красный свет замерцал, переливаясь.

— А оказалось, что нет.

Ион ничего не мог поделать. Он был совершенно беспомощен. Невозможно было преодолеть силу, с которой стражники держали его. Он закрыл глаза и молился о том, чтобы судьба ослепленных сербов Бранковичей не постигла его. Мурад сказал, что Ион должен сохранить способность говорить. А видеть?

Он испытал облегчение в тот момент, когда жар окутал его лицо, услышал, как хрустят волосы, а потом ощутил запах паленого. Только это мгновение отпечаталось в его памяти до того, как началась настоящая мука и Мехмет выжег на коже парня свою тугру.

 

Глава одиннадцатая

ТОКАТ

В мире, где царила темнота, у Влада не было никакого способа отмечать ход времени. В крытую повозку, на которой его привезли в Токат, еще просачивался свет. По пути он приникал к щелям и отсчитал семь рассветов. Но на месте Дракуле завязали глаза. Только через некоторое время он смог увидеть безликие каменные коридоры и бесконечные пролеты лестниц.

В стенах его камеры невозможно было обнаружить даже маленькой трещины. Влад понял это, исследовав их на ощупь, что заняло совсем немного времени. Камера представляла собой каменный цилиндр с наклонными стенами высотой в два его роста. Где-то на середине располагалась полка, выступающая на голой поверхности, на которой, как на насесте, он мог сидеть и даже спать, улегшись на бок и поджав колени так, что они почти касались подбородка. Но если узник засыпал, то рано или поздно все равно падал с этой полки и просыпался от боли, когда его тело ударялось о голый, холодный камень, а руки или ноги попадали в грязную, отвратительную солому, которой был закрыт пол по краям камеры. Она предназначалась для того, чтобы впитывать экскременты.

Пленник совершенно не мог отсчитывать дни, основываясь и на том, когда ему давали еду. Ее могли приносить каждое утро или два раза в неделю. В ней никогда не было никакого различия. Блеклый, жидкий суп с перловкой, в котором плавали конские жилы, считавшиеся мясом. Кусок черствого как камень хлеба, явно заплесневевшего. В любом случае он съедал все, что ему давали, и выпивал из кружки воду, пахнущую болотом. Конечно, этого было мало, но Влад решил копить силы для того, что ждало его впереди. Он знал истории, которые рассказывали о Токате, о здешних камерах пыток, и понял, что вряд ли переживет все это, если будет голодать.

Дракула никогда не видел тех людей, которые приносили ему еду, и даже не слышал их шагов. Дверь, представлявшая собой люк, поднимающийся и опускающийся на цепях, быстро открывалась, посудина с пищей с грохотом скатывалась вниз, в специальную сетку, ударяясь о стенки. Потом люк шумно захлопывался.

Он кричал, просил, угрожал, но никто ни разу не ответил. Он залезал на полку, но и там его бил озноб. Влад был одет только в то, в чем спал в школе, когда за ним пришли гвардейцы, поэтому один лишь холод был его неизменным товарищем в непроглядной тьме. Лишь иногда, в те короткие мгновения, когда люк открывался, узнику удавалось услышать чьи-то далекие крики.

Однажды в порыве ярости он зачерпнул с пола горсть собственного дерьма и стал терпеливо ждать, когда откроется дверь. Дракула будто подстерегал дичь на охоте. Люк поднялся. Он с громким криком швырнул дерьмо в появившееся отверстие. Этот крик получился таким же торжествующим и радостным, как и тот, который Влад издал на поле для джерида, поразив Мехмета в спину. Но ничего не произошло. В сетку спустили еду, и дверь захлопнулась. Ему пришлось отсчитывать время по позывам собственного голода, которые с каждым разом становились все сильнее.

Теперь он видел солнце только во сне, который больше ничем не отличался от бодрствования. Потом, в один день или ночь, раздалось шуршание цепи и скрип дерева по камню. Настоящий свет проник внутрь камеры.

В проеме наверху появилась голова человека, который сказал только одно слово:

— Пошли.

В камеру протянулись руки и подняли заключенного наверх. Влад припадал к полу, и два человека, по одному с каждой стороны, поддерживали его, так как за время, проведенное в подземелье, он утратил способность стоять прямо. Дракула смотрел на них, прищурившись на свет факелов. Они поволокли его с собой. Ступнями он цеплялся за каменные плиты, которыми был вымощен коридор, стараясь отталкиваться от них, чтобы почувствовать собственные ноги. Узник не знал, что ожидало его в конце этого пути по сырым, мрачным коридорам, но хотел встать прямо и достойно встретить свою судьбу.

Охранники в тюрбанах, с узкими бледными лицами и крепкими, просто железными пальцами втащили его в какую-то камеру. В самой середине ее стояло большое корыто. Несколько человек с засученными рукавами молча стояли поодаль.

Влада толкнули вперед. Спотыкаясь, он приблизился и опустил руку в корыто. Вода была едва теплая, но после холода, в котором обитал Дракула, она показалась горячее, чем в хаме, турецкой бане. Здесь же была и рукавица, чтобы стирать с себя грязь, сделанная из грубой ткани. Эту штуку явно использовали уже не один раз, так что она не отличалась чистотой, но если растереть ею тело — ах!

Влад сбросил свои донельзя рваные, грязные шаровары, рубаху и начал мыться. Вода стала коричневой от грязи и запекшихся отходов его организма, розовой от крови, которая сочилась из ран, расчесанных после укусов блох. Но вид крови вдохновил его. Это означало, что Дракула все еще жив, в чем он давно уже начал сомневаться. Если он станет чистым, то снова сможет почувствовать себя человеком.

Когда он был готов, ему бросили толстую шерстяную рубаху. Она доходила до колен, и в ней было очень тепло, особенно после обрывков его собственной летней одежды. Влад получил даже сандалии и надел их на избитые ноги. Затем, словно раскручивая колесо мельницы, он мало-помалу заставил тело слушаться и выпрямился в первый раз за все время, проведенное в темноте.

Когда узник сделал все, что от него требовалось, молчаливые прислужники подошли, взяли под руки и потащили по коридору к еще одной низкой дверце. Они склонились и внесли его в комнату. Ослабевшие ноги не удержали Влада, и он упал на колени. Здесь не хватало воздуха и было почти так же темно, как и в камере, но в жаровне тлели угли, и его взгляд потянулся к красному пламени.

Когда глаза Дракулы приспособились, он осмотрелся. Взору узника предстало сводчатое помещение, в котором не было окон, настолько высокое, что потолок трудно было различить. Он терялся в сумраке, однако то, что свисало с него, было хорошо видно. Это оказались веревки, цепи, петли. Вдоль стен было лежало множество металлических прутьев, щипцов, целый набор ножей разной длины и толщины. Было здесь и сооружение, которое очень напоминало каркас дивана, если его поставить в наклонном положении. Рядом с ним зачем-то стояли доспехи.

Влад снова взглянул на жаровню и различил за ней две фигуры. Одна из них была высокая, крупная, другая поменьше. Вполне возможно, что эти люди все время находились там. Тот из них, который был повыше, наклонился и положил на угли кусок металла. Взметнулся целый рой искр. В комнате от этого стало светлее, и Дракула понял, что перед ним не призраки, не порождение его усталого мозга. Это были настоящие люди.

Один из них вышел вперед.

— Добро пожаловать в Токат, князек.

Голос у этого человека был удивительно глубокий, низкий, особенно если принять во внимание, насколько мал оказался он сам. Влада видел, что это, конечно, не карлик. В нем не было черт, присущих этим уродцам, то есть излишнего важничанья и надутости, но все-таки он оказался намного ниже своего товарища. Это был такой же мужчина, как и любой другой, но в уменьшенном состоянии, с крючковатым носом и глубоко посаженными глазами, наполовину прикрытыми веками. Создавалось впечатление, что его все время тянет в сон. На нем был толстый вязаный кафтан, застегнутый на все пуговицы до самой шеи и украшенный вышивкой, изображавшей охоту на оленя.

Второй человек наклонился над жаровней, его лицо осветило пламя. Он выглядел настолько же большим, насколько его компаньон был маленьким. Его голый живот выпирал, как купол мечети, под необъятно широкой мускулистой грудью. То и другое было испещрено татуировками, изображавшими каких-то мифических существ. Под мышкой у него красовался василиск, который охотился на чудовище с головой льва. Лев, вырывающийся из пещеры, украшал низ живота. На огромной лысой голове было написано какое-то высказывание. Волос на его теле совсем не было. Вместо бровей были нарисованы две красные линии. Пожалуй, именно это оказалось самым странным из всех его странностей.

— Его зовут Махир, — проговорил глубокий, низкий голос. — Это означает «весьма умелый». Он действительно обладает мастерством, которое покажет тебе, но ничего не скажет, потому что не может говорить. Покажи ему, Махир.

Человек наклонился над жаровней и раскрыл свой огромный рот. Зубы у него были белые, даже слишком. Возможно, Владу так казалось потому, что они обрамляли темную глубокую пропасть. У этого человека не было языка.

— Эта часть тела далеко не первая, которую утратил Махир, — произнес малютка со скрытой насмешкой. — Он много лет был евнухом в гареме в Эдирне, однажды увидел кое-что, что ему не следовало бы замечать, начал болтать об этом и… пшик! — Человечек по-змеиному высунул язык. — Его заставили проглотить свой язык. Можешь ли ты себе это представить, желаешь испытать такое? Нет? — Он снова неприятно, сухонько рассмеялся. — В любом случае Махир потратил впустую все годы, проведенные в гареме. Зато потом, утратив язык, он обучился другому мастерству. Ты скоро узнаешь, какому именно.

Все тепло, которое Влад ощущал еще недавно, мгновенно улетучилось. Теперь он ясно осознавал то, на что предпочел бы не обращать внимания. Каждый предмет в этой комнате был орудием пытки. Все это ему предстояло испробовать на себе. Это было наказанием за неверность его отца султану.

Дракула попробовал что-то сказать, протестовать, возможно, даже просить, но голос не слушался его, а крохотный человечек снова заговорил:

— Меня зовут Вади. Это значит «очень спокойный». — Он на секунду замолчал. — Собственно, почему я должен тебе переводить? Ты же хорошо говоришь на нашем языке. Так?

— Да, достаточно хорошо, — с трудом выдавил из себя Влад.

Махир, который так и стоял, широко раскрыв рот, наконец захлопнул его, повернулся к жаровне и начал выкладывать металлические инструменты на решетку, которая покрывала угли.

— А ты скромник, хотя в школе был одним из самых способных учеников, — продолжал тем временем Вади. — Что ж. — Он улыбнулся. — Теперь ты тоже в школе, только обучение твое пойдет по-другому. Оно будет по большей части практическим. Признаться, мы с Махиром не очень-то любим этих ага, которые учили тебя прежде.

Вади неожиданно хлопнул в ладоши так громко, что Владу показалось, будто взорвался пороховой заряд.

«Началось!» — подумал он.

Дракула хотел бежать, исчезнуть из этой комнаты, схватить металлический прут и защищать себя, но вдруг обнаружил, что даже не может пошевелить ногой. Двери раскрылись, и с полдюжины молодых людей его возраста вошли в помещение. Нет, они не бросились на него и не начали бить. Юноши встали полукругом, потом опустились на колени и так низко склонили головы, что их лбы почти касались каменного пола.

— Это такие же ученики, как и ты, — объявил Вади, кивнув в их сторону. — Возможно, они не того пошиба, как те, с которыми ты учился прежде. Это дети крестьян. Они не умеют читать и писать, не знают наизусть Коран, не спорят о поэзии, зато сильны физически и быстро обучаются. На своем поприще эти люди могут стать такими же способными, как и выпускники твоей школы. Их таланты не относятся ни к архитектуре, ни к управлению, ни к иностранным языкам, но они будут востребованы. Такие умельцы всегда надобны нашему султану для достижения успехов в его священной войне. Без них не обойтись, как и без солдат на поле брани. Ведь ты знаешь или скоро будешь знать, что каждому человеческому обществу нужны мучители и палачи.

Вади снова обернулся к жаровне.

— Так, юноши! — продолжил он. — Давайте поприветствуем нового ученика. Я уверен в том, что все вы поможете ему в учебе. Нам всем оказана большая честь, потому что он — сын князя Валахии. Вы никогда не слышали о такой стране? Это ничего. Пусть вы ее не знаете. Эта маленькая земля во всем зависит от милости султана Мурада, светоча мира, да хранит его Аллах. Именно он, тот, кому покровительствуют небеса, возжелал, чтобы этот князек занялся нашей наукой. Мы обязаны подчиниться высочайшей воле.

Маленький человечек снова хлопнул в ладоши. Немедленно появились бледнолицые охранники. Они тащили какого-то человека, который кричал и стонал.

Вади улыбнулся.

— Прошу тебя, Влад Дракула. Добро пожаловать в новую школу.

 

Глава двенадцатая

ВЫБОР

Этот несчастный человек был одет точно так же, как большинство пастухов в Анатолии, — в шерстяные шаровары и куртку из овчины поверх рубахи, выкрашенной в красный цвет. Охранники быстро раздели его догола. Он ударял себя по паху, хватался за мужское достоинство, заставляя учеников хихикать, и беспрестанно моргал. В его коричневых глазах застыл ужас. Скулы у него были широкие. Это заметно отличало беднягу от охранников, которые по-прежнему находились рядом с ним и по одному знаку Вади поставили пастуха на колени.

— Каждый дурак может причинить боль, князек, — произнес наставник. — Но только умелый человек может сделать так, чтобы она не заканчивалась быстро.

Он остановился рядом пастухом, который лежал на полу и испуганно глядел на него.

— В этом деле, как и во всяком искусстве, есть свои тонкости. Струны лютни обладают прекрасным звуком. Музыканты стараются не дергать и не мочить их, чтобы сохранить то звучание, которое свойственно им изначально. Мы только пытаемся как можно более полно раскрыть достоинства инструмента и преумножить их.

Вади неожиданно повернулся, схватил руку пастуха и сильно сдавил ее. Тот закричал что-то на своем диалекте, но палач не обратил на это никакого внимания.

— Как много зависит от инструмента, который мы используем! Лютня, созданная настоящим мастером, звучит гораздо дольше и чище иных, не столь совершенных. — Он отпустил руку пастуха и снова повернулся к ученикам. — Так что изучайте хорошенько свой инструмент, обращайте внимание на его здоровье, состояние тела, на способность переносить боль и только потом начинайте свою партию.

— А какое преступление совершил этот человек?

Влад услышал, как он сам задал этот вопрос, прежде чем успел подумать, стоило ли открывать рот. Его голос охрип и был похож на карканье вороны.

— Преступление? — Человечек в кафтане наморщил лоб. — А какое это имеет значение? Мы не судьи. Для нас достаточно того, что его осудили другие. Они могли бы вздернуть этого пастуха на любом суку, но вместо этого прислали его сюда. Ведь судьи знают, что мы — такая же часть правосудия, как и они.

Он сделал знак охранникам, которые немедленно поставили крестьянина на ноги. Один защелкнул на его руках кандалы, другой отошел к стене и натянул веревку. Он пропустил один ее конец через ворот, забросил его на верхнюю поперечину, второй быстро продел в наручники и закрепил. Затем охранники вдвоем взялись за веревку и потянули ее. Обнаженные руки заключенного вздернулись у него над головой. Стражники продолжали тянуть, пока пастух не поднялся на носки, почти оторвавшись от пола. Так он и висел. Глаза его были закрыты, губы беззвучно двигались, шепча то ли просьбы, то ли молитвы.

Вади взял указку, подошел к человеку, подвешенному за руки, и встал перед ним.

— Я слышал, что в христианских странах пытку применяют для того, чтобы добиться исповеди, вырвать признание. Более того, такие методы там испытывают в основном на иноверцах. Варварство! — воскликнул он. — Даже оставив в стороне тот факт, что наш великий султан позволяет любому человеку без всякого преследования придерживаться той веры, которую он избрал для себя, и мудрость его идет от Аллаха, да будет он благословен…

— Да будет благословен! — подхватили ученики.

— Что проку в исповеди и отречении, которые вырваны под пыткой? Любой мужчина согласится на что угодно, лишь бы больше не испытывать боли. То же касается и женщин. Для чего все это? Ведь если бы у меня здесь оказались христианские святые Петр и Павел, то я за один час смог бы добиться того, чтобы они отреклись от своего бога и стали бы поклонниками дьявола.

Он обвел взглядом напряженные, внимательные лица учеников. Его взор остановился на Владе.

— Скажи-ка мне, маленький князек, разве в той школе, в которой ты учился прежде, ваше время не было разделено между философствованиями и практическими занятиями, начиная с геометрии и кончая диалогами Сократа? У нас также имеется своя философия. Она касается мучения, пытки. Я изучаю ее почти всю свою жизнь. Мы применяем пытку ради достижения двух целей. Первая из них — получение необходимых сведений. Во время войны пытка назначается, чтобы узнать о том, где устроены неприятельские засады, в каком месте находится самая уязвимая точка обороны врага. В мирное время пытают людей, арестованных за кражу товаров или похищение ребенка. Такую пытку нельзя затягивать. Все должно происходить быстро. Причиненная мука должна быть сильной, на грани переносимости. Для этого надо только иметь повод. Есть и вторая причина для пытки, той самой, которая подобна лютне и длится столь долго, сколько человеческое существо способно ее вынести. — Он улыбнулся. — Она состоит в том, что…

Вади поднял указку, показывая классу, что ждет ответа, и ученики хором проговорили:

— Мы применяем пытку к другим, чтобы они не могли применить ее к нам.

Голоса отдавались эхом под сводами комнаты. Их услышал заключенный, подвешенный на веревке, и встрепенулся, словно юноши обращались к нему.

Вади удовлетворенно кивнул.

— Мы применяем пытку к другим, чтобы они не смогли применить ее к нам, — повторил он. — Как все великие истины, эта мысль проста. Для чего мы ищем наиболее изощренные способы продления боли? Конечно, не ради самой боли. Нет, это оказалась бы самая обыкновенная жестокость. Ради доходчивого примера, который поражает и пугает. Во имя предупреждения. Вот что случится с тобой, если ты станешь противиться мне! Такова будет твоя участь в этом случае. Что ж… — Он широко улыбнулся ученикам. — Достаточно философии, пора переходить к практике.

Малютка повернулся и подал знак Махиру, который все это время стоял неподвижно и только изредка прочищал горло, издавая странные пощелкивающие звуки.

— Подойдите сюда, — приказал Вади ученикам и указал на стол. — Каждый берет по одной.

Все послушно двинулись вперед и что-то брали с подноса, который лежал на столе. Только Влад не шевельнулся.

— Что, князек? — Палач усмехнулся. — Не желаешь? Ничего! Уж поверь мне, ты присоединишься к нам довольно скоро, когда увидишь, как все это забавно, когда поймешь, что вот это… — Он сильно ударил обнаженного заключенного, который висел рядом с ним на веревках, и тот вскрикнул. — Это уже не человек и даже не животное, а идея, поучительный пример для твоих врагов, возможно, и для друзей, что даже вероятнее.

Они встали полукругом вокруг крестьянина. Вади взял фонарь и держал его на весу. Махир вышел вперед, и теперь Влад увидел, что все они держали в руках. Это были бастинадо, дубинки, но не деревянные, какие использовались для наказания в придворной школе, а металлические, с человеческую руку, не больше, и не толще большого пальца.

Махир ударил заключенного по животу. Тот вскрикнул, глаза его расширились.

— Заметили ли вы, мои ученики, как Махир нанес удар? Не слишком сильно, но и не слабо. Умеренно. Вы никогда не должны портить кожу. От удара Махира не осталось почти никакого следа! — Вади показал на место, куда великан попал дубинкой. — Его нет. Почти ничего нет. Правда? Небольшой, едва заметный синяк, вызванный тем, что повредились кровеносные сосуды. Потом к нему добавится еще один, и еще…

Он тоже нанес удар рядом с тем местом, куда бил Махир. Заключенный снова вскрикнул.

— Вот тогда вы увидите, что происходит, когда человек превращается в один большой синяк. Прошу. — Он жестом пригласил учеников приблизиться. — Пусть каждый подберет себе подходящее место и работает над ним. Но помните — никакой крови, ни капли.

Удары последовали один за другим. Вади комментировал каждый из них, заставляя кого-то приложить побольше усилий, а кого-то, напротив, попридержать рвение. Через некоторое время вскрики несчастного превратились в кашель.

Влад не шевельнулся, но и не отвернулся. Ему очень не хотелось смотреть на это, но он не мог позволить, чтобы все присутствующие увидели его слабость.

Он взял дубинку, стараясь не думать ни о чем, и ударил. С каждым замахом Дракула сжимал стальной прут все сильнее.

В мучении бывает передышка.

В кромешной тьме пробивается свет.

В одиночестве встречаются попутчики.

Они приходили к нему во снах и оставались с ним даже тогда, когда он просыпался. Каждый из них появлялся тогда, когда был нужен, в зависимости от времени дня или ночи.

— Как же ты узнаешь время, сын?

Влад Дракул присел на каменной полке в камере. Он был широкоплеч, могуч в груди. Им было трудно усидеть рядом, поджав ноги на турецкий манер.

— Я узнаю его по типу пыток, — ответил Влад, всегда готовый доставить отцу удовольствие.

Он знал, что Дьяволу будет интересно услышать об этом.

— Зимой холодно по утрам, и тогда здесь занимаются теми пытками, при которых требуется жаровня.

— Молодец. Ты очень наблюдательный мальчик. Смотри за ними внимательно, Влад. Ты сможешь одолеть турок лишь тогда, когда будешь знать про них все досконально. — Дракул протянул руку, унизанную драгоценными кольцами, и погладил сына по вьющимся темным волосам. — Что еще ты узнал о них?

— Они просто помешаны на еде. Разве янычарских полковников не называют варщиками супа? Они обращаются с человеческой плотью так же, как, например, с бараниной, варят ее, отбивают, коптят на огне и жарят на масле.

— И что же, эти нехристи едят ее?

— Нет, этого я не видел.

Неожиданно отец заплакал. Влад прежде часто видел, как Дракул смеется, но никогда — как он плачет. Это встревожило его.

— Пожалуйста, не надо…

— Мой мальчик, — всхлипнул тот. — Это я виноват в том, что тебе приходится на все это смотреть и оставаться здесь. Я не смог сохранить нейтралитет, но если бы нам не помог Хуньяди, то венгры просто съели бы меня с потрохами и выплюнули бы косточки. Турки узнали обо всем и наказали меня, поступив так с тобой. Но все впустую. Мое время кончилось. Сейчас слишком поздно.

Он закрыл лицо руками и закричал:

— Слишком поздно! Я еженощно просил Бога и святого Георгия, чтобы они защитили моих сыновей. Но ты здесь, а Раду!.. Раду!

— Мой брат! — Влад вздрогнул. — Что с ним?

Отец еще сильнее прижал пальцы к лицу, голос его звучал сдавленно:

— Ты оставил его мне.

Теперь голос поменялся, да и язык тоже. Знакомое лицо всплыло из темноты перед Владом. Это был Мехмет. Он улыбался и облизывал пухлые губы.

— Теперь он принадлежит мне. С ним мне куда приятнее и милее, чем с той шлюхой, которую ты похитил.

— Нет! — Влад вскрикнул, бросился вперед, вытянул руки, чтобы схватить, раздавить, уничтожить, но они повисли в пустоте.

Он соскользнул с полки, больно ударился головой о каменный пол, почувствовал, как липкая жидкость сочится у него над бровью, попытался вытереть ее, но другая рука опередила его. Она прикоснулась к нему ласково, заботливо. Влад сразу узнал ее, потому что только один человек на свете мог прикоснуться к нему так с тех пор, как не стало в живых его матери.

— Илона! — прошептал он, потянувшись к этой руке, которой на самом деле и не было рядом. — Моя звезда.

— Мой господин, мой князь, — проговорила она тихо, наклонив голову, и ее лицо осветилось.

Дракула осторожно, не спеша, вынимал заколки и раскручивал локоны, которые повелел сделать Мехмет. Ее волосы освободились и упали темно-рыжей волной, обрамляя тонкий, совершенный овал лица, на котором не было ни капли краски. Этой девушке она не требовалась.

— Ты в безопасности, моя звезда?

— Да, мой господин. Я нахожусь на нашей земле и жду тебя здесь.

— Ждешь? Нет, не жди. Ты чиста, незапятнанна, невинна. Тебе незачем ждать такое чудовище.

— Ты — чудовище? Ты — мой герой, мой спаситель, мой князь.

— Чудовище! — вскрикнул Влад и снова рванулся вперед, чтобы оттолкнуть ее, но его руки столкнулись с пустотой, и он закрыл ими лицо. — Чудовище! — повторил он тише. — Потому что я сделался одним из них.

— Как?

Дракула не знал, чей голос задал ему этот вопрос. Да это и не имело значения. Он расскажет об этом им всем — Илоне, отцу, Мехмету и прочим.

Вади стоял перед топкой, дышащей жаром. Махир держался в темноте, за его спиной. Ученики расположились полукругом напротив них. У маленького человечка под глазом красовался лиловый синяк.

— Вот что, князек! — выкрикнул Вади, когда тюремщики ввели Влада в комнату. — Уже несколько месяцев ты почти не принимаешь участия в наших занятиях, только наблюдаешь. — Он буквально процедил сквозь зубы последнее слово. — Но это вовсе не то, ради чего тебя сюда доставили. — Он поднял руку и прикоснулся к синяку. — Все уже испытывают нетерпение, и я в том числе. Сейчас пришло время для того, чтобы наши занятия стали еще более… практическими.

Он сделал тюремщикам знак. Они вышли из комнаты, но довольно быстро вернулись и привели еще одного человека. Влад сразу заметил, насколько он отличался от обычных заключенных, которые служили здесь рабочим материалом. Это был мужчина средних лет, борода и усы на бледном лице аккуратно подстрижены, одет явно по-европейски, в зеленый бархатный кафтан. На ногах — чулки, туфли с пряжками.

— Вот вам и угощение, мои ученики! — выкрикнул Вади. — Это торговец и капитан судна, аж из Рима, никак не меньше. Весьма образованный человек, который оказался настолько глуп, что решился вывезти контрабандой пряности и рабов, не заплатив за них пошлину. Теперь он заплатит все сполна. — Палач улыбнулся. — Наверное, его крики и мольбы будут отличаться от тех грубоватых крестьянских стенаний, к которым мы привыкли здесь, да? Мы явно получим удовольствие, послушав их. Или нет?

Он обернулся к Владу. Рука малютки опять непроизвольно потянулась к синяку на лице.

— Ты ведь тоже образован, Может быть, твои вопли будут даже занимательнее?

Влад проглотил слюну.

— Ты не посмеешь.

— Неужели? — Вади усмехнулся с явной издевкой. — Здесь я главный, князек, это мое царство, а не твое. В этих стенах я могу позволить себе все, что только пожелаю.

Он повернулся к классу.

— Разденьте их обоих!

Ученики бросились исполнять приказание. Они сорвали одежду с Влада и с незнакомого ему торговца. Оба теперь стояли лицом друг к другу, раздетые почти донага, в одних только набедренных повязках. Того и другого крепко держали за руки.

Вади наклонился, взял что-то со стола, потом двинулся вперед. Его макушка доставала Владу только до середины груди, но он подошел и вперил в молодого князя взгляд, полный ярости.

— Ну-ка, каков девиз нашей школы? Скажи его, князек!

Дракула отвел взгляд и молчал.

— Не скажешь? Забыл? Напомните ему. — Вади взглянул на учеников, которые держали узника.

Юноши выкрикнули как по команде:

— Мы подвергаем пытке других для того, чтобы они не подвергли пытке нас.

— Вот так-то, — мягко заметил Вади.

Он поднял руку и прижал к коже заложника предмет, который держал в руке. Влад опустил глаза и увидел, что это кривой нож с довольно коротким лезвием — не длиннее человеческой ладони. Оно постепенно расширялось, приобретая на конце квадратную форму. Влад сразу узнал этот нож. Он и сам пользовался таким, когда резал кожу для охотничьей перчатки, которую подарил Хамзе.

Несколько мгновений нож оставался неподвижен. Потом Вади неожиданно вдавил край лезвия в грудь Влада. Оно впилось, скользнуло вниз и отрезало кусочек кожи длиной с палец так быстро, что Дракула не успел даже вскрикнуть.

Вади отошел на несколько шагов, повернулся, поднял обрезок и показал его ученикам.

— Вы все видели, как легко отходит кожа? — спросил он, повысив голос, чтобы заглушить стон, вырвавшийся у Влада. — Как я осторожно ввел плоское лезвие в поверхностный слой? Как использовал не свою силу, а качество ножа, то, что он тонок и хорошо наточен? Такая техника применяется, чтобы освежевать человека, то есть снять с него кожу заживо. Говорят, что в восточных странах существуют такие умельцы, которые оставляют человека живым, даже сняв с него тысячу таких кусочков. Можно ли верить в это? Можем ли мы достигнуть такого же успеха и даже превзойти его? Попробуем?

— Да! — закричали ученики.

Он бросил кусок кожи на жаровню. Она затрещала, стала скручиваться и быстро почернела, издавая сладковатый неприятный запах.

— Отпустите их, — приказал Вади охранникам, которые держали заключенных.

Они опустили руки. Влад прижал ладонь к ране. Кровь сочилась у него между пальцев. Несмотря на боль, он старался ровно держать спину и внимательно наблюдал за тем, как Вади снова приблизился к нему, наклонился и положил нож на каменный пол между двумя нагими узниками.

— Один из вас снимет кожу с другого, — объявил палач, отступив на шаг. — Ты, князек, у нас почетный гость, а он — всего лишь преступник, поэтому выбор за тобой.

Влад опустил руку, расправил плечи.

Он не мог толком видеть лицо своего мучителя, глаза его застилали слезы, но голос не дрогнул:

— Нет!

— Это интересный выбор, — улыбнулся Вади и повернулся к торговцу.

Тот содрогался от ужаса, лицо кривила судорога, губы шевелились, произнося какие-то слова, которых никто не слышал.

— Возьми нож, — сказал ему Вади. — Если тебе удастся снять с этого парня десять полосок кожи и он окажется жив после этого, то ты будешь свободен и пойдешь куда угодно.

Влад взглянул в глаза торговца. Он увидел, как ужас сменяется в них отчаянием, а потом где-то глубоко внутри зарождается надежда. Европеец шагнул вперед и наклонился за ножом. Боль в груди Дракулы была непереносимой, в нем что-то перевернулось.

— Нет, — снова сказал он, теперь имея в виду совсем другое, потом быстро наклонился и поднял нож.

Влад все еще держал руку девушки в своей и сжимал так сильно, что даже испугался, как бы не сломать ей пальцы.

— Однажды я уже пользовался этим ножом, Илона, — прошептал он. — Когда шил охотничью перчатку. Но человеческая плоть отличается от кожи, которую я резал тогда. Тут была кровь. — Юноша всхлипнул. — Очень много крови…

— Моя любовь! Нет, не надо.

— Знаешь, — продолжал он так же приглушенно, — он ведь был только первым. Вади увидел, как я обращаюсь с ножом, и стал постоянно совать его мне в руку.

Вдруг рука, которую он держал, переменилась. Кожа стала грубее, и Влад успел почувствовать шрамы на ладони, прежде чем руку отдернули.

— Иисус! — произнес Дракула с изумлением и радостью.

Он поднял голову, но черты того, кто посетил его, растворялись в чудесном золотом свете. Спаситель никогда прежде не приходил к нему, хотя Влад и умолял Его явиться. Господь отвергал его молитвы с тех пор, как умерла мать, но не теперь, не в этой камере.

— Я здесь, с тобой, сын мой, — послышался голос. — Я понимаю твои страдания. Разве Мой отец не послал Меня на муку?

Влад опустился на колени, прижался к холодному каменному полу.

— Прости меня, Господи, — произнес он. — Отпусти мне мои грехи.

— Ты прощен, сын мой, — последовал ответ. — Потому что ты просишь об этом, раскаиваешься и наверняка искупишь свои грехи. Теперь ты чист. Не многое Мне следует простить тебе. — Голос Христа стал тверже. — Разве не сказано в Евангелии от Матфея, что буду Я отыскивать во всем мире силы, которые служат несправедливости, обиде, совершают зло, обнаружу их и брошу в огонь?!

— Господи! — Влад поднял голову и зажмурил глаза от яркого света, изливавшегося на него. — Ты хочешь сказать…

— Помни о Моей жертве, о том, что она сделает тебя свободным. Я претерпел мучения и был убит ради того, чтобы человеческий род продолжал жить.

Наверху послышались шаги. Кто-то шел по каменным плитам.

— Господи! — вскрикнул Влад. — Что ты хочешь сказать мне, о чем?..

Люк открылся, в темницу просочился свет, тусклый, обыденный, а вовсе не небесный. Все исчезало. Угасая, голоса все еще доносились до него, он слышал их, едва различая.

Отец, Мехмет, Илона, Иисус — все они говорили одновременно:

— Мы мучаем других, чтобы они не мучили нас.

К Владу протянулись руки, на этот раз совершенно реальные, настоящие, и подняли его из камеры.

 

Глава тринадцатая

ПЕРВЫЙ РАЗ

Влад не знал, как долго длилось его заключение, но все это время ходил одной и той же дорогой. Она вела его вниз. С каждым лестничным пролетом пленник опускался все глубже в утробу Токата. Но на этот раз стражники повели его вверх. Это изменение в привычном распорядке напугало Дракулу. Он не знал, что это могло бы означать, но не ждал ничего хорошего.

Прислужники палачей провели его под аркой, и он неожиданно увидел дневной свет, который ослепил после долгого времени, проведенного в темноте или у очага. Воздух, чистый, свободный от испарений и гнили, пьянил заложника. Резкий ветер дул ему в лицо, заставляя дрожать от холода и восторга. Он принюхивался подобно собаке, жадно впитывал в себя впечатления, которые захватили его, — ветер, бросающий в глаза кристаллики льда, серые облака, теснящиеся на небе, и какой-то особый запах, разносящийся в воздухе и свидетельствующий о перемене, о другом времени года и других землях.

«Наверное, весна на пороге. Я провел в заключении месяцев шесть, не меньше», — подумал Влад и огляделся.

Он стоял под сводами коридора, который вел во внутренний двор. Перед ним лежала главная площадь крепости. Высокие стены окаймляли ее, их очертания напоминали огромную каменную звезду. Рядом с ними ютились лачуги, крытые соломой. В одних обитатели Токата держали лошадей, в других располагались солдаты. В одной из хижин пылал огонь. Кузнец ритмично ударял молотом по наковальне. Невольники неподалеку поворачивали большое колесо, перемалывая ячмень.

Для Влада, который истосковался по самой обыденной жизни, все это представляло собой источник радости. Он ощутил внутренний подъем, но тут его взгляд остановился на группе людей, собравшихся в самом центре площади. Дракула сразу узнал учеников своего класса. Они жались друг к дружке, чтобы согреться.

Среди них стоял и Вади, который сразу заметил Влада и кивнул ему.

— А, хорошо! Сюда, маленький князек, сюда, — позвал он. — У нас сегодня приготовлено кое-что особенное.

Группа учеников расступилась, чтобы освободить ему место, и он увидел Махира, которого прежде закрывали спины юношей. Палач, как обычно, был наполовину обнажен, несмотря на мелкий холодный дождь. Он сидел на корточках. На коленях у него лежал длинный деревянный столб. Длина его вполне соответствовала росту довольно высокого человека и даже превосходила его, окружность была такой же, как и у мясистой ручищи, обнимавшей кол. Конец этого столба был уже достаточно хорошо обструган, но Махир все еще обрабатывал его рукавицей, покрытой металлом, выравнивал края, добиваясь, чтобы он стал гладким и полукруглым.

— Сегодня, князек, ты станешь свидетелем невероятного события, — изрек Вади. — Можно сказать, эксперимента. Махир никогда прежде не практиковал подобного способа пытки. Она вообще вряд ли часто применяется где-нибудь в нашей империи, благословенной Аллахом, хотя за Дунаем, среди диких племен, такое случается. Нам нельзя отставать от наших северных вассалов и не уметь делать чего-то из того, что могут они. Мы привыкли брать у них все лучшее.

Махир отбросил рукавицу, провел пальцами по концу столба и издал противный пищащий звук, который заменял ему речь, показывая тем самым, что все готово.

— Отлично, — заметил Вади. — Но прежде всего нам надо помнить, что мы не просто ремесленники. Мы историки и философы. То, что мы собираемся испытать сегодня, имеет древнее происхождение. Всемогущий Синаххериб испробовал этот способ пытки на израильтянах. Они на себе узнали все его преимущества и воспользовались им позднее в собственных целях. В их священной книге Тора говорится о грешниках, привязанных к столбу.

Он хлопнул в ладоши от удовольствия, заодно подавая сигнал.

— Да, мои ученики, вы — наследники древних традиций. Внимание!

По его сигналу появились люди, которые, видимо, давно уже ожидали своей очереди. Первый вышел из хижины. Он нес с собой веревки. Другой шел со стороны конюшен и вел осла. Из-под арки появилась группа прислужников, которые все время смотрели куда-то назад.

Они приблизились, расступились, и Влад увидел молодого человека, ненамного старше себя по возрасту, с длинными светлыми волосами, без чалмы. Он не сопротивлялся, когда его подвели к ученикам. Было похоже, что бедняга и не осознавал толком, что происходит вокруг. Потом он вскинул голову и стал неотрывно смотреть на облака.

— Его зовут Самуил, — сказал Вади, начиная, как водится, представлять объект пытки. — Как и та техника, которую ему придется испытать на себе, он явился из-за Дуная, где был взят в плен нашим султаном, восхищением и гордостью всего мира, в одной из его удачных военных кампаний.

Влад подошел ближе. Ведь Валахия тоже находилась за Дунаем.

— Он, конечно, христианин, — продолжал Вади. — В этом нет ничего плохого. В нашей великой империи живет множество христиан. От них требуется всего лишь держать свои верования при себе и не распространять их. Но этот человек отказался хранить молчание и молиться своему пророку втайне. Он был подвергнут наказанию, его пороли, не давали есть.

Влад неотрывно смотрел на лицо молодого человека, обращенное к небу. Глаза несчастного были закрыты, губы едва заметно шевелились.

— Теперь его отдали нам, чтобы мы применили к нему наши умения. Именно Махир придумал, каким образом мы станем пытать его!

Прислужник подвел осла в центр импровизированного круга. Тот стоял, опустив голову, такой же рассеянный и равнодушный к окружающему, как и юноша, обреченный на казнь. Глядя на него, Влад вспомнил другого осла, с которым он так грубо обошелся на уличном рынке в Эдирне. Дракулу охватил озноб.

Махир потянулся к животному и вытащил из седельного вьюка два предмета — бритву и какую-то банку. Бритву он прикрепил к ремню, потом вынул пробку из банки и вылил зеленоватую жидкость на обработанный конец столба. Все, кто стоял рядом, ощутили приятный запах оливкового масла.

— Мы готовы?

Махир взвизгнул, подтверждая это. Он отложил столб, поднялся, подошел к юноше и сдернул с него тонкую накидку. Тот даже не попытался прикрыть наготу. Никак не среагировал он и тогда, когда Махир резко схватил его, приподнял и уложил на землю лицом вниз, поместив голову между задними копытами осла.

На спину ишака, туда, где обычно располагалось седло, водрузили раму. Махир собственноручно закрепил ее, связав веревки тройным узлом. Затем он обвязал оставшиеся концы вокруг столба и положил его между обнаженными, почти безжизненными ногами молодого человека, лежащего неподвижно и безучастно, вскинул голову, снова взвизгнул.

Вади одобрительно улыбнулся ему.

— Все правильно, Махир. Пора начинать.

Палач подозвал прислужников. Они держали конечности юноши, один уселся ему на спину. Потом Махир снял бритву с пояса…

В этот момент глаза молодого человека раскрылись. Он оглядел лица своих мучителей. Взгляд его остановился на Владе, и несчастный произнес только два слова.

Дракула шагнул вперед, поднял руку, а потом опустил ее.

Только он понял слова, произнесенные на валашском наречии:

— Вечное блаженство.

Потом все заглушил крик. Махир бритвой разрезал юноше задний проход, чтобы заостренный кол, смазанный маслом, лучше вошел внутрь. Он направлял дерево, подавая команды Вади, который стал медленно отводить осла. Животное не реагировало на пронзительные вопли, на судороги и дрожь, от которых натягивались веревки. Оно просто покорно брело вперед и тащило за собой столб, несмотря на сопротивление, которое становилось все слабее, хотя и с самого начала не было сильным.

Влад видел, как юноша потерял сознание, когда кол достиг середины его тела. Он знал, что тот еще не мертв, что пульс еще стучит у него в виске. Потом Махир отвязал веревки, подозвал учеников. Все вместе, по его команде, они подняли столб и поставили в яму, вырытую для этой цели. Под собственным весом тело начало скользить вниз. Однако Махир знал свое дело, хотя и сажал на кол впервые. Когда ноги юноши достигли половины столба, он схватил их и поставил на ступеньку, которая была выпилена в дереве, затем тремя короткими ударами молотка забил длинный гвоздь через обе ступни.

— Спасение и вечное блаженство!

Это произнес Влад, потому что юноша уже не мог сказать ничего. Заостренный конец столба виднелся у него во рту. Он проговорил это ради него, ради себя и во имя Иисуса, который посетил его в камере и, конечно же, присутствовал здесь. Сын Божий держал за руку еще одного мученика, как когда-то Самуила, самого первого страдальца за христианскую веру. Это было мгновение радостной славы и самопожертвования! Иисус ради человека, и человек ради Иисуса.

— Спасение и вечное блаженство! — Теперь Дракула уже не говорил, а кричал. — Да будет он благословен! Да будет благословен Господь наш!

Вади не мог понять его слов и не знал, о чем он говорит, но все присутствующие видели необыкновенное волнение, отразившееся на лице Дракулы, слышали восторг и торжество в его речи.

— Что, князек?! — прокричал ему Вади. — Теперь ты видишь и понимаешь!

Влад понимал, но совсем не то, что имел в виду наставник. Это было его собственное понимание. Оно осталось с ним, когда в конце казни пятеро тюремщиков бросили его наземь и потащили обратно в камеру. Он кричал, насколько хватало сил, и беспрестанно возносил хвалы Всевышнему.

 

Глава четырнадцатая

ОХОТНИЧЬЯ ПТИЦА

Никто не вспоминал о нем несколько дней, хотя в царстве никогда не кончающейся ночи Влад не мог знать наверняка, сколько же прошло времени. Стражники приносили ему жидкий суп и мутную воду, он пил ее или выливал, по своему усмотрению. Экскременты бедняга размазывал по стенам и по собственному телу. Погибший мученик был покрыт ими, так что и Дракуле следовало делать так же. Его это мало трогало, зато доставляло неприятности охране, которая несколько раз пыталась вытащить узника из камеры. Эти люди проклинали его, но все-таки исполняли свою работу.

Сильно сгорбившись, Влад брел по каменному полу коридора, обнаженный, грязный, и что-то невнятно бормотал себе под нос. Он постоянно оглядывался, ожидая, что за ним последуют все те, с кем он встречался в сумраке, но никто не вышел на свет.

В конце концов он осознал, что кто-то стоит перед ним и зовет его, поднял голову и увидел человека, чье имя когда-то знал, но теперь не мог вспомнить.

— Влад, — мягко произнес этот мужчина, но узник опустил голову и снова забормотал молитвы. — Может быть, мы зашли слишком далеко?

Эти слова он проговорил тихо, а потом продолжил, уже громче:

— Отведите его в баню, помойте, побрейте. Так нельзя. Нужно проявить великодушие. Обращайтесь с ним уважительно, дайте чистую одежду и отведите в мои апартаменты.

Влад внимательно смотрел за тем, как молодой, высокий, красивый мужчина удалялся от него по коридору. В сравнении с бледнолицыми охранниками, которые держали его самого, тот казался античным богом.

— Хамза, — глухо простонал он.

— Куда ты везешь меня?

Хамза пришпорил коня, повернулся в седле и пристально взглянул на юношу, ехавшего рядом. Это были первые слова, которые Влад произнес в течение недели, прошедшей с тех пор, как его забрали из тюрьмы. За эти дни он узнал хорошее обращение. Ему приносили приличную еду и питье, но Дракула довольно сдержанно относился к угощениям после долгих месяцев, проведенных на жидкой, безвкусной каше. Он ежедневно принимал ванну, его постель застилали самыми тонкими шелковыми простынями и накрывали самыми теплыми одеялами. Все это заложник принимал с тем же опущенным взглядом, с тем же молчанием. Он говорил, но только сам с собой. Хамза иногда замечал, что губы у него шевелились, но до сегодняшнего дня с них не сорвалось ни единого звука.

— Я не везу тебя, мой юный друг. Мы едем вместе.

— И что же? — продолжил Влад, подняв глаза. — Значит ли это, что я волен повернуть и ехать в другую сторону?

Хамза улыбнулся, наклонил голову и ответил:

— Но зачем же ехать в другую сторону, если я предлагаю тебе весьма занимательное развлечение?

Он указал на шестерых слуг и три повозки. В первой покачивались кастрюли и миски, торчали шесты для навесов, тут же лежали ковры и холст. Вторую повозку занимали кувшины и бочонки с напитками, которые должны были сделать приятным пребывание в лагере. Они вздрагивали и позвякивали на каждой яме.

Но Хамза имел в виду вовсе не их, а третью повозку. Она была закрыта толстым тентом, который не пропускал дневного света. Из-под него то и дело доносились характерные вскрики. Они начали раздаваться сразу же после того, как путники выехали из Токата, и не смолкали полдня, даже теперь, когда они уже приближались к горам.

— Кто там? — Влад настороженно взглянул на повозку.

— А ты не узнаешь их по этим воплям? Уф! — Хамза закрыл пальцем ухо. — Это соколы. Еще совсем малыши. Их взяли из гнезда прошлым летом. Тот дурак, у которого я приобрел птиц, не содержал их должным образом. Возможно, они и не оправдают моих надежд, но это может случиться с каждым. — Он бросил взгляд на Влада. — Как думаешь, мы предоставим им шанс? Князь, ты поможешь мне?

Влад молчал так долго, что Хамза испугался, не помутился ли у него опять рассудок.

В конце концов Дракула спросил:

— Так мы едем тренировать соколов?

— Это было бы и в самом деле глупо. Нет. Я взял их для того, чтобы позабавиться, пока нам придется ждать. Потому что в том месте, куда мы направляемся, нас ждут другие птицы. Я на это надеюсь. Они и есть истинная причина нашего путешествия.

Говоря по чести, турок кривил душой. Истинной причиной происходящего все-таки служил юноша, который находился рядом с ним, а соколы были только поводом.

— А где это место, в которое мы направляемся?

— Там. — Хамза указал наверх.

Влад поднял голову. Дорога, извиваясь, уходила ввысь и терялась среди горных хребтов.

— Ак-Дагари. Это самая высокая точка в этой части Анатолии. Мы будем на месте завтра вечером.

— И там найдем твоих птиц?

— Если Аллах будет милостив, то именно так и случится. Там, наверху, живут люди. Это очень странное племя, говорящее на варварском языке. Они пришли с дальнего севера, их страна называется Нидерландией. Как я понимаю, это слово обозначает какую-то глухую дыру.

Он рассмеялся, но Влад не поддержал его, и Хамза продолжил:

— Эти чужеземцы обладают редким умением ставить ловушки на ястребов. Они оказались так далеко от своих родных мест по воле султана. Мурад, великий светоч мира, обратил внимание на их способности и вознаградил куда щедрее, чем любой христианский монарх. Им было обещано, что если они сумеют поймать за лето три птицы, то получат щедрое вознаграждение. — Хамза вздохнул. — Чужаки поднялись на гору только весной, когда растаял первый снег, так что, может, еще никого и не поймали. Но мы все равно найдем для себя развлечение, верно? — Он указал на повозку, в которой везли соколов.

Влад не ответил, лишь опустил глаза. Хамза смотрел на него и спрашивал сам себя, подозревает ли что-нибудь его бывший ученик, потом пожал плечами. Это не имело никакого значения. Вся наука, необходимая соколу, состоит в том, чтобы он умел летать и возвращаться на руку к хозяину. Конечно, перед тем как вернуться, этот охотник должен убить свою жертву.

Птиц на вершине Ак-Дагари, конечно, не оказалось. Гостей встретили только три неуклюжих бородатых пастуха, от которых пахло так же невыносимо, как и от их коз. Хамза не говорил на их языке, а они не знали турецкого, на жесты приезжего отвечали взмахами рук и грубыми выкриками.

— Трудно сказать с уверенностью. — Хамза покачал головой. — Но мне кажется, они говорят, будто обнаружили птиц, но пока еще ни одной не поймали.

— А как эти люди приманивают их?

Хамза обернулся. Он был рад услышать от Влада что угодно, хотя бы этот вопрос.

— Мы поедем с ними и посмотрим на это довольно нудное занятие. Три ястреба за лето, помнишь? По-моему, хитрость состоит в том, что они привязывают к шесту птичку, которая и служит приманкой. Бедняжку держат на длинной привязи, так что она летает и машет крыльями. Ястреб видит это, атакует. Они же наблюдают из засады, бросают шест и накидывают на хищную птицу сеть.

Он положил руку Владу на плечо, обнял его. Юноша напрягся, но потом осознал, что впервые за долгое время прикосновение другого человека не было ударом.

Слуги разгрузили повозки и быстро соорудили небольшой шатер, пол в котором полностью застелили ковром, по бокам развесили роскошные шелковые драпировки, на двух диванах разложили меха и шкуры. Другой шатер, побольше, они раскинули для себя.

Хамза провел Влада мимо двух уже разгруженных повозок к третьей, пока не тронутой, и начал осторожно развязывать ремни, которыми был закреплен навес. Несмотря на его аккуратность, крики, которые утихли, когда лошадей распрягли, послышались снова.

Турок вздохнул и стал разматывать ремни без всякой заботы, шумно и быстро.

— С птенцами сокола, которых забирают из гнезда слишком рано, всегда много проблем, — сказал он. — Они пищат, зовут мать. Ястребы куда лучше. Они редко шумят и, конечно, с детства знают, как надо настигать и убивать добычу.

Он поднял тент, пригласил Влада заглянуть внутрь, и тот забрался в повозку. Бывший учитель последовал за ним и опустил за собой полог. Здесь было совершенно темно, пока Хамза не раскрыл фонарь и не зажег его.

Блеклый свет позволил людям увидеть источник шумных выкриков. Два соколенка сидели на насесте, их головки, закрытые колпачками, вертелись из стороны в сторону. Они отчаянно пытались понять, кто потревожил их и откуда исходит опасность. Один из них начал хлопать крыльями, натянул путы, перевернулся вниз головой и повис, широко раскинув крылья.

— Чик-чик, мой жемчужный, мой драгоценный. Тихо! Успокойся! — Хамза прищелкнул языком и надел перчатку.

Вид этой вещицы, на которой золотом по гладкой, блестящей коже были вышиты стихотворные строки, подействовал на Влада. Его мозг словно встряхнулся. Он сбился с привычного ритма. Мысли неслись в нем, то ускоряясь, то замедляясь и даже теряясь. Это началось в тот момент, когда заложник увидел, как посадили на кол его несчастного соотечественника, и привело к полному ступору. Теперь же перемена никак не отразилась на лице парня, но он почувствовал сильный озноб.

— Ты носишь эту перчатку? — спросил Влад и вдруг впервые за долгое время осознал со всей ясностью, что это сказал он сам, а не кто-то еще.

Хамза обернулся, услышав, как переменился голос юноши.

Даже при тусклом свете фонаря он увидел, что Влад смотрит на него, а не куда-то в сторону, как было прежде, улыбнулся и ответил:

— Всегда ношу. Если в моем доме начнется пожар, то я схвачу именно ее, а потом уже убегу. — Хамза начал развязывать путы на ногах птицы, все еще бьющей крыльями, время от времени пощелкивая языком. — Вот этого зовут Эрол, что означает «сильный» или «мужественный». Имя красивое, оно получено, но еще не подтверждено, да, мой красавец?

Он снял птицу с насеста и попробовал усадить ее себе на руку. Соколенок сопротивлялся, но уселся, как только Хамза достал из мешочка кусочек сырого мяса.

Турок показал Владу на еще одну перчатку, которая лежала в стороне, и тот надел ее.

— А вот эта девочка для тебя. Она, конечно, никогда не станет Сайезад, той писаной красавицей, которую Мехмет проиграл тебе в джерид и не удосужился прислать, но тоже сможет послужить султану. — Хамза улыбнулся. — Ее зовут Ахтар. Это значит…

Птица, сидящая на его руке, снова разволновалась и начала хлопать крыльями.

— Тихо, успокойся.

— Это означает «звезда», — произнес Влад, закончив фразу.

Он снял путы с соколихи и снова прошептал это слово, но только на другом языке, как часто делал в камере:

— Илона.

Соколы уже прошли небольшую тренировку, умели сидеть на руке хозяина и брали у него мясо. Два следующих дня Влад и Хамза провели в повозке. Они кормили птиц и разговаривали с ними, а на третий день вынесли их на прогулку. При этом колпачки по-прежнему закрывали головки соколят, дабы избежать неожиданностей. Еще через два дня, когда уже стемнело, люди сняли колпачки на некоторое время, так же поступали и в последующие вечера. Потом они выбрались за пределы лагеря, прошли вдоль протоки, образовавшейся после таяния снегов.

Влад во всем следовал примеру Хамзы. Он снимал колпачок со своей птицы, когда это делал учитель, и надевал его, когда тот поступал так. Во время прогулки они все время поворачивали птиц, заставляя их привыкать к тому, что пейзаж вокруг меняется. Посадив соколят в клетки, они шли к себе в шатер, где было тепло от раскаленной жаровни, ели хорошую, простую пищу. Хамза рассказывал о том, как надо тренировать птиц, а также и об иных премудростях жизни. Влад слушал, но сам говорил мало.

К десятому дню их пребывания на вершине загадочные чужеземцы так и не поймали ни одной птицы, но пришло время отправлять в полет тех, которых они имели.

— Пора рискнуть, — сказал Хамза, выйдя из шатра ранним утром.

Над вершинами гор струился мягкий, прозрачный свет.

— Я надеюсь, птицы достаточно привыкли к нам. Они доверяют хозяевам, поэтому вернутся. Но убедиться в этом можно только одним способом.

Оба взошли на соседнюю гору, поросшую редкими пожухлыми деревьями. Для тренировки птиц Хамза выбрал именно ее. Люди остановились в паре сотен шагов от вершины.

— Что же, пусть мой мальчик полетит первым и докажет, что имя ему дали не зря.

Хамза стал развязывать путы на лапах сокола.

Он придержал птицу и снял с нее колпачок. Сокол несколько раз моргнул, его глаза, вращающиеся как на шарнирах, расширились. Хамза дал ему кусочек мяса, потом поднял руку и отпустил птицу в полет.

— Лети, Баз-шах! — крикнул он, назвав молодого соколенка именем его знаменитого персидского собрата. — Лети!

Птица полетела, сначала тихо и низко, потом быстрее, смелее, описала круг вокруг нескольких деревьев, растущих на вершине, и пропала. Люди потеряли ее из виду и ждали, затаив дыхание, казалось, целую вечность.

Потом Хамза привязал к веревке приманку, тушку кролика, шагнул вперед, стал размахивать ею и громко звать:

— Иди ко мне, Баз-шах. Иди, мой смелый красавец. Возвращайся ко мне!

Довольно долго птицы не было видно. Потом черная точка отделилась от ветвей дерева и вскоре превратилась в сокола, летящего на полной скорости. Когда он схватил приманку, Хамза не устоял на ногах и упал на колени, а Эрол начал с аппетитом есть.

— Слава Аллаху! — радостно воскликнул Хамза.

Некоторое время они наблюдали, как сокол рвет добычу.

Потом турок наклонился, взял путы птицы, положил их себе на руку вместе с кусочком мяса, выпрямился, широко улыбнулся Владу и сказал:

— Теперь твоя очередь.

Дракула шагнул вперед, ослабил ремешки, которые сдерживали Ахтар, потом осторожно снял с нее колпачок. Как и ее собрат, соколиха заморгала, оглядываясь.

Влад наклонился к ней.

— Лети, — сказал он так тихо, что слышать его могла только она. — Лети, моя красавица. Лети, моя звезда! — Потом поднял руку и отпустил ее.

Люди смотрели, как птица удаляется от них, превращаясь в темную, едва заметную точку. Она улетала навсегда. Влад чувствовал это и даже не пошевелился, чтобы взять приманку.

Через некоторое время Хамза произнес:

— Вот это и случилось с лучшим из нас и с лучшей из птиц. Первый раз всегда самый рискованный. Это…

Влад не дослушал его и начал быстро спускаться с холма. Хамза поспешил за ним и был удивлен, заметив выражение лица Дракулы. На нем не было сожаления, которое он ожидал увидеть, а тем более слез. В нем отражалось нечто такое, чего он никак не мог добиться все предшествующее время ни разговорами, ни шутками, ни чем-либо еще.

— Ты улыбаешься?

— Да.

— Это потому, что сокол принадлежал султану? — Хамза покачал головой, в его голосе послышалось раздражение. — Ты таким вот образом наказываешь его или тебя это вообще не трогает?

— Меня это очень трогает. — Влад остановился и обернулся к Хамзе, все еще улыбаясь. — Илона свободна.

— Ахтар! — сдвинув брови, поправил его Хамза.

— Да, — кивнул Влад, продолжая свой путь. — И она тоже.

 

Глава пятнадцатая

ПОСВЯЩЕНИЕ

В лагере их ожидали двое мужчин. Одним из них был ловец ястребов, из тех, что жили на вершине. Он принес первую пойманную птицу.

— Это ястреб крупной породы! — радостно воскликнул Хамза, взяв в руки хищника и внимательно осматривая его.

Ноги птицы скрепляли путы, на голову был надет колпачок. Жемчужно-серая с голубым отливом, она не шелохнулась, словно застыла.

— Это девочка, — продолжал Хамза. — Судя по весу, ей года два, не больше. — Он поднял голову и взглянул на Влада. — Таких ястребов называют мясниками. Они не знают жалости, охотятся и убивают так же, как мясник рубит ножом, неустанно и целенаправленно, пока не выбьются из сил. В их глазах всегда заметен легкий розоватый оттенок, но они становятся совершенно красными, словно наполненными кровью жертв, когда ястреб достигает возраста девяти лет. — Хамза улыбнулся. — Я думаю, султан недолго будет расстраиваться по поводу улетевшей соколихи, когда увидит такую красавицу.

Хамза оторвал глаза от птицы, взглянул на второго визитера, и улыбка потухла на его лице. Этот человек явно прискакал издалека. Дорожная пыль густо покрывала его от головы, Украшенной тюрбаном, до носков сапог.

— Посланец Мурада, — пробормотал Хамза.

Он отдал птицу охотнику и жестом приказал отнести ее в клетку, потом пригласил посыльного пройти в шатер.

Держа на руке Эрола, Влад пошел следом за ловцом птиц. Ему с трудом удавалось справляться с молодым соколом, на голову которого был надет колпачок. Сокол не мог видеть ястреба, которого недавно поймали, но чувствовал его присутствие, поэтому то и дело пронзительно вскрикивал, даже сорвался с руки Влада, повис головой вниз и отчаянно захлопал крыльями.

Ястреба поместили в отдельную клетку. Влад убедился в том, что ее дверцы надежно закрыты, и услышал за спиной едва различимые, мягкие шаги. Он быстро обернулся и успел заметить выражение обеспокоенности на лице Хамзы, который подошел к клеткам. Турок понял, что Влад смотрит на него, и поспешил спрятать чувства за обычной маской непроницаемости.

— Есть новости, — произнес сокольничий султана почти безразлично. — Мне приказано вернуться в Эдирне, а…

Влад почувствовал, как у него похолодело сердце. Он догадался, что имел в виду Хамза и почему прервал свою речь.

— А меня отвезти обратно в Токат, — жестко закончил заложник.

— Вовсе нет. — Хамза покачал головой. — Я собираюсь взять тебя с собой.

Влад постарался не показывать облегчения. Он внимательно смотрел на агу и пытался понять причины беспокойства, которое успел заметить на его лице.

Дракула задал только один вопрос:

— Мы уезжаем прямо сейчас?

— Нет. На рассвете, — последовал ответ. — Это раньше, чем я хотел бы, ради тебя, конечно. Я думаю, что ты все еще… утомлен. — Улыбка прогнала озабоченность с лица Хамзы. — В конце концов, мы возвращаемся не с пустыми руками, верно? С нами весть о прекрасной охотничьей птице, которую пришлют следом. Это будет подарок небес нашему султану. Так что сегодня вечером нам есть что отметить. Мы устроим пир.

На берегу стремительной реки, теряющейся среди гор, слуги развели костер. На огне в больших чанах они вскипятили воду и вылили ее в широкое, но довольно мелкое углубление, приготовленное среди прибрежных камней, рядом с тем местом, где ручей делал петлю, и застеленное продубленными шкурами верблюдов. Получились как бы два бассейна: один естественный, с холодной водой, другой с теплой.

— Для начала надо искупаться в холодной воде. Идем, — предложил Хамза и начал решительно снимать с себя одежду.

— Надо ли? — Влад с неохотой стянул куртку, сделанную из овчины, поглядывая на зеленоватый ледок, поблескивающий на воде.

Днем уже было по-весеннему тепло, но вечером и ночью зима все еще настойчиво заявляла о себе.

— Конечно, это не как у меня дома, в Эдирне, куда я приглашу тебя, когда мы вернемся, но тоже хорошо, — ответил Хамза. — Кроме того, если мы живем в лагере с пастухами, которые пасут коз, то это вовсе не значит, что от нас должно вонять, как от этой скотины.

Он протянул руку, помог Владу снять шерстяную рубаху, а потом уперся ему в грудь и толкнул в воду.

Дракула и прежде мерз в своей темнице, в Токате, но здесь холод был совершенно другим. Он охватил неожиданно и сильно. Влад попытался выскочить из воды, но Хамза прыгнул в бассейн и не дал ему выбраться наружу.

— Дьявол раздери, и правда холодно! — вскрикнул турок, но оттащил Влада назад, едва тот попытался проплыть мимо, чтобы вылезти из воды. — Погоди! Чем больше испытаний выпадет тебе здесь, на грешной земле, тем слаще будет в раю.

Они оставались в воде еще минуту. Оба посинели от холода, зубы у них стучали.

В конце концов Хамза встал и кивнул Владу.

— Все, выходим, пока наше мужское достоинство окончательно не отмерзло, а то мы будем пригодны только для службы в гареме.

Пошатываясь, они взобрались наверх и перешли в другой бассейн, который приготовили для них слуги. Тут им пришлось испытать совсем другие болезненные ощущения. Вода казалась непереносимо горячей людям, которых трясло от холода. Оба они очень медленно погрузились в нее с головой и через мгновение вынырнули до подбородка. От разгоряченных лиц поднимался пар.

— Ах! — довольно воскликнул Хамза, вдыхая разогретый воздух, наполненный ароматами бергамота и сандалового дерева, и блаженно вытянулся. — Вот это уже лучше. Мои жены не знают большего удовольствия, чем такое купание.

— А сколько у тебя жен, Хамза?

— Только две, слава Аллаху. Мне позволено султаном взять еще двух, кроме того, я имею право завести наложниц, но не хочу этого делать. Женщины! — воскликнул он, откинув голову. — Конечно, они дарят нам радость и негу по ночам, но днем!.. Аллах милосердный, они болтают целыми часами, и все время ни о чем! Ты не находишь? — Он бросил взгляд на Влада.

— Я… — Влад смутился и покраснел. — Я никогда…

— Что? Никогда? — Хамза сел и положил руки на края бассейна. — У тебя не было даже девицы из таверны или какой-нибудь отставной наложницы, которая в уютной спаленке за закрытыми ставнями соблазняла и ласкала бы тебя?

— Нет. — Влад покачал головой.

— А у Мехмета целых шесть женщин, нет, пять. Теперь осталось пять. Одна таинственным образом пропала.

Хамза снова взглянул на Влада, но тот не смог ничего прочесть в его взгляде, и потому лицо его осталось невозмутимым.

— Мехмет уже отец, а ты? Ведь вы же с ним ровесники, разве нет?

— Пример Мехмета для меня ничего не значит, — враждебно ответил Влад.

— Я знаю, ты не любишь его.

— Я его ненавижу. Он наглец и грубиян.

Дракула помедлил в раздумье. Он давно собирался спросить Хамзу о Раду, но не решался.

— Мой брат… Как ему живется там?

Хамза закрыл глаза и снова погрузился в воду.

— Я думаю, достаточно хорошо. Мехмет весьма добр к нему. Но ты не должен так легко и бездумно рассуждать о наследнике престола. — Он снова открыл глаза. — Наглец? Возможно. Грубиян? Порой да. Он таков, каким его воспитали, и в этом ничем не отличается от тебя. Амбиции его велики, как и твои. Но ты можешь только мечтать о власти, а Мехмет однажды получит ее, чтобы воплотить в жизнь все свои мечты.

— Ты напомнил мне, что я ничто, всего лишь заложник, — ответил Влад с едва скрываемой горечью.

— Опять ты слишком легко бросаешься словами. «Всего лишь». Это не совсем так. Быть заложником тоже кое-что значит. Ты князь, и у тебя тоже будет власть.

— Но не такая, как у Мехмета.

— Да, не такая, — Хамза покачал головой. — Но отметь для себя, мой молодой друг, что Мехмет завоюет мир, опираясь на власть именно таких людей, как ты.

Он хлопнул в ладоши. Появился слуга, прятавшийся неподалеку. Он принес рукавицы для оттирания грязи, передал их хозяину, поклонился и удалился.

— Вот, — сказал турок, разворачивая мочалку. — Иногда бывает необходимо замарать руки, чтобы спина стала чистой.

Он пересек бассейн и приблизился к Владу. Тот напрягся. Однако движения Хамзы, который принялся тереть Дракуле спину, были вовсе не похотливыми, но резкими, даже грубыми. Так обычно делали банщики в Эдирне. Когда же ага предложил ему свою спину, он постарался на славу, с усердием, от которого турок даже застонал.

Через некоторое время Хамза повернулся и взял Влада за руку.

— А теперь идем, мой юный друг, — мягко проговорил он. — Нас ждут другие удовольствия.

За время их отсутствия шатер преобразился. Простые овчины, на которых они спали, были скручены и служили валиками для великолепных измирских ковров, каких Влад прежде и не видел. Они переливались бесчисленными оттенками вышивки. Меж двух лож стоял низкий столик. В углах горели зажженные фонари, жаровня источала запах ароматизированного масла. В шатре было очень тепло, особенно после прогулки на свежем, прохладном воздухе. Их ждали теплые халаты на шелковой подкладке и мягкие шерстяные туфли.

Хамза хлопнул в ладоши, и слуги принесли еду. На этот раз она отличалась от той довольно скромной пищи, которую они употребляли до сих пор. Конечно, это было все то же козье мясо, но не тушеное, как обычно, а в виде кебабов, приправленных пряными травами. Густой плов, сдобренный фисташками, изюмом, курагой. Хлеб с корочкой, ароматизированной розмарином, варенье из маковых зерен и меда. Вместо простой речной воды был подан шербет из апельсина и граната.

По мнению Влада, на столе не хватало только одного. Он взглянул на пустой кубок, и Хамза это заметил.

— Ты очень хочешь вина? — спросил он.

— Почему очень? Просто хочу. Да… — Влад пожал плечами.

— А как насчет стихов из Корана, которые ты так прекрасно читал в придворной школе? Ты помнишь?

Влад кашлянул, прочищая горло, и быстро вспомнил арабские слова:

— «О вы, которые уверовали! Опьяняющий напиток, азартные игры, жертвоприношения на каменных жертвенниках и гадание по стрелам — скверные деяния, внушаемые шайтаном. Сторонитесь этого, быть может, вы преуспеете».

— Ты веришь в то, что это так?

— Нет. Потому что я не мусульманин. Кроме того… — Он сделал паузу.

— Кроме того, многие мусульмане не соблюдают закон. — Хамза наклонился вперед. — Ты это хотел сказать?

— Возможно.

— Включая Мурада, нашего султана, святилище мира, который любит вино и даже, как шепчут злые языки, порой не знает меры.

— А ты, Хамза, не любишь?

— Я не люблю. Дело не только в словах пророка, хотя я чту их. — Он улыбнулся. — Мне просто не нравится, как вино воздействует на людей. Некоторые становятся небрежными, болтливыми, излишне сентиментальными. Другие, напротив, только и ищут возможность как следует подраться. — Он выпрямился. — Нет, если уж у меня и есть желание пренебречь заповедями Корана, то это можно сделать и по-другому.

— Это как же? — Влад нахмурился.

Вместо ответа Хамза снова хлопнул в ладоши. Немедленно появились слуги. Они убрали со стола остатки еды, потом один придвинул небольшую жаровню, другой принес металлическую посудину, а третий — флягу. Все трое поклонились и вышли.

Хамза сунул руку в карман, вытащил коричневатый камушек и показал его Владу.

— Что это? — спросил тот.

— Те самые другие удовольствия, — пробормотал турок, наклонился и положил камушек в металлический горшок, нагревающийся на жаровне. — Гашиш из Ливана. Знаешь о нем?

— Не очень, — ответил Влад. — Некоторые ребята из школы посещали такого рода дома в Эдирне, но я… — Он покачал головой. — Я — нет. На что это похоже?

— На мечту. На сон.

Хамза плеснул в сосуд жидкости из фляги.

— Это отжим инжира, — продолжал он.

Когда сосуд разогрелся, он добавил туда еще кое-что. По запаху Влад узнал гвоздику и мускатный орех. Хамза молча помешивал содержимое сосуда, через некоторое время снял его с жаровни, зачерпнул содержимое бронзовой ложкой, разлил жидкость в две маленькие чашечки, поднял обе и протянул одну Владу.

Тот взглянул на ладонь, на которой стояла чашечка, и отпрянул.

— Я думаю, не надо, — произнес он, но Хамза не опустил руку.

— Я предлагаю тебе только временное забытье, сон, уход от действительности. Ничего больше.

Но Влад снова отрицательно покачал головой.

— Я могу только догадываться о том, какие ужасы выпали на твою долю в Токате, — мягко продолжал Хамза. — Я упросил Мурада позволить мне поехать туда и покончить со всем этим. Эта чашечка — только часть лечения. Доверься мне.

Он снова предложил Владу чашечку с зельем, тот подумал мгновение и взял ее.

Хамза поднял свою.

— А теперь перейдем к снам.

Влад последовал примеру турка. Он маленькими глотками отпивал содержимое чашечки, пока она не опустела, наслаждаясь всеми оттенками вкуса, которые были ему знакомы, и даже легкой горечью, происхождения которой не знал.

— А можно еще? — Дракула протянул Хамзе чашечку.

— Хватит.

Бывший учитель взял чашечку, поставил ее на пол, потом перенес жаровню в угол шатра.

— Теперь жди, — велел он. — Ляг на спину.

Влад сделал все так, как было сказано. Некоторое время его конечности, которые не расслабились даже в горячей воде, были напряжены, он с трудом мог пошевелить ими. Потом они как-то неожиданно обмякли. Влад погрузился в мягкие подушки, словно утонул в них, однако сознание его оставалось ясным, даже очень. Он чувствовал только странную расслабленность, не замечал в себе ничего необычного, никакого излишнего волнения или чрезмерных эмоций, о которых шептались ученики в его классе, и даже счел себя обманутым.

— Ничего не происходит!..

— Подожди. И… смотри!

Хамза указал рукой вверх. Языки пламени, танцующие в жаровне, тенями отражались на потолке шатра. Влад смотрел на них, сначала сосредоточенно, потом внимание его иссякло. Он вдруг почувствовал, что оба они, созерцая тени, словно поднимаются к ним и начинают парить рядом.

Потом до него донесся голос, который звучал где-то далеко, но ясно, как серебряный колокольчик в церкви:

— Ты видишь их?

— Да, — ответил Влад и едва не оглох. — Звезды.

— Какие звезды? Я говорю о верблюдах.

— Какие верблюды?

Но вдруг он действительно увидел верблюдов. Их было двое, они стояли голова к голове, их горбы смешивались, множились у него перед глазами. Странные животные показались ему нелепым воплощением примитивной глупости. Начав смеяться, Дракула уже не мог остановиться, да и не хотел. Он повернул голову, взглянул на Хамзу и увидел, что лицо турка изменилось! Каждая его черточка будто бы увеличилась — борода, нос, глаза. Глаза приобрели необыкновенно синий цвет. В глазах Влада это уже не было лицо аги. Оно превратилось в лицо отца, потом — Господа.

— Нет!.. — Дракула попытался подняться.

Он потряс головой, и его снова захватила волна смеха. Теперь здесь опять был только Хамза, но зубы у него были большие и желтые, как у верблюда.

— Ты обещал мне забытье! — закричал Влад. — Я хочу забыться. Это мое княжеское право.

— Право? — крикнул в ответ Хамза. — Все твои права станут моими прямо сейчас.

Он дико захохотал и навалился на Влада.

Их руки и ноги соприкоснулись. Пальцы переплелись и скользили, то находя друг друга, то теряя.

Хамза был высоким. Его длинные руки и ноги обвивали Дракулу и сжимали его как стальные кольца. Влад был меньше ростом, но коренастый, упругий. Его сила не распылялась, а концентрировалась внутри. Они боролись, то намеренно уступая, как бы на смех, то, напротив, всерьез воспринимая каждый бросок, каждое падение на подушки и вкладывая в него все напряжение, которое испытывали. Кровь барабанной дробью билась у обоих в висках.

Хамза на мгновение пересилил его. Ему удалось подсунуть длинную и сильную ногу под Влада. Он схватил руками его запястья и толкнул вниз, так что они упали нос к носу. Потом Дракула уловил какой-то собственный внутренний ритм, сосредоточился на нем, собирая силы, воспользовался этим, рванулся вверх и снова освободился. Они поменялись местами. Теперь Хамза оказался внизу. Его руки были прижаты к ковру, а лицо оказалось совсем близко от Влада. Даже в полутьме шатра он хорошо различал зеленоватые отблески в темно-синих расширенных глазах турка.

Они прекратили бороться, однако позиции сохранились, и оба молча смотрели друг на друга. Потом Хамза попробовал приподняться, совсем немного, но этого хватило, чтобы он мог дотянуться до Влада и прижаться губами к его губам.

— Нет. — Дракула немедленно отпустил чужие руки, выпрямился и сел.

Он никак не мог найти силы, чтобы отодвинуться или хотя бы остановить агу, который встал позади него на колени, обнял и положил руки ему на грудь.

— Ты так одинок, Влад, — шептал Хамза. — Ты всегда одинок и так много испытал в Токате.

Внезапно Дракула не выдержал, отвернулся и заплакал.

— Я видел ужасные вещи, — всхлипнул он. — Я на самом деле…

Слова, воспоминания, слезы душили его.

— Я знаю, — послышался голос Хамзы.

А может быть, это был не его голос? Его рука — а может быть, и не его — снова потянулась к Владу.

— Нет, — повторил тот, стараясь удержать ладонь, скользящую вниз.

Но силы предательски покинули его, и воли хватило только на то, чтобы сказать, но не сделать.

— Это конец одиночества, князь, — произнес Хамза и уложил Влада на подушки.

Нет, это не было забвением или забытьём, как ему обещали. Он словно провалился в какую-то черную дыру, но не утратил способность чувствовать. Сначала ему было немного больно, потом Влад ощутил даже некоторое удовольствие.

Еще он мог слышать, как тот самый голос говорит ему, что любит, и просит ответной любви.

Другой голос, похожий на его собственный, но вовсе и не его, отвечал:

— Да. Я тоже люблю, теперь и навсегда. Я тоже.

 

Глава шестнадцатая

ОБИТЕЛЬ ВОЙНЫ

Хамза, Влад и трое охранников выехали, едва рассвело. Слуги должны были свернуть лагерь и везти все за ними так быстро, как это было возможно. Распоряжения султана не подразумевали даже минутного отлагательства. Если ехать быстро, мало времени тратить на ночлег, если на каждом постоялом дворе для них заранее будут готовы лошади, то путешественники вполне смогут достичь Эдирне за пять дней.

Они действительно гнали коней на пределе возможностей. Скорость, с которой двигались всадники, не оставляла времени на излишние разговоры, а во время короткого отдыха Влад всячески давал понять турку, что не расположен к близости.

В первый же вечер, едва солнце село и они легли на шерстяные одеяла, приготовленные для ночлега, Хамза протянул руку.

— Мой юный друг, — мягко произнес он.

Однако Влад не сказал ни слова и отвернулся от него. Он завернулся в одеяло и лежал неподвижно.

Земля, по которой они проезжали, пробуждалась от зимней спячки. На ней повсеместно были заметны военные приготовления. Как струи талой воды стекают с заснеженных горных вершин, чтобы влиться в реки, так их небольшой отряд маленьким ручейком быстро смешался с огромным потоком людей, лошадей и домашнего скота, предназначенного для пропитания войска.

Султанский туг, то есть его штандарт или бунчук, украшенный шестью конскими хвостами, был поднят над полевым шатром Мурада близ Эдирне. К нему со всех сторон устремлялись воины разных национальностей. На бунчуке висели серебряные колокольчики. Они мягко, мелодично позванивали. Людская молва утверждала, что этот звон слышен повсюду, от отдаленных островов Эгейского моря до пирамид Египта.

Это был дар-ул-харб, призыв к войне. Он эхом отзывался над ущельями и перевалами Трансильвании, в каменных коридорах карпатских замков, при дворах королей и в покоях епископов. «Великий турок грядет, — предупреждал звон колокольчиков. — Знайте это и трепещите».

Возможно, Хамзе и не удалось бы заставить Влада поднять глаза, но тот сделал это по собственному желанию. Валах с изумлением смотрел на картину, разворачивающуюся перед ним. Он начал вести счет врагам, как велел Дьявол, его отец. Куда бы ни посмотрел Дракула, повсюду были лошади — высокие, поджарые скакуны из долин Анатолии, маленькие, коренастые горные лошадки, поросшие густым волосом.

На породистых конях гарцевали спаги, турецкие рыцари, люди высокого звания. Они скакали в атаку в кольчугах и шлемах, но в обычное время носили шелковые одежды, а головы украшали чалмой и не обращали внимания ни на кого, кто бы ни проезжал мимо них по дороге, если, конечно, это был не султан.

На маленьких лошадках ездили выходцы из кочевых племен, по большей части татары. Широколицые, с раскосыми глазами, они выглядели диковато. Этим людям постоянно мерещилось, что кто-то бросает им вызов, и они беспрестанно галопировали туда-сюда, то пронзительно улюлюкая в знак успеха, то ударяя мечами о щиты. Иногда над их головами взмывал целый рой стрел, показывая всем проезжающим, что они движутся в опасной близости от степняков.

Широкие ручьи соединялись в реки, те становились потоком, разливающимся с неукротимой силой. В середине третьего дня путешественники остановились у моста, именуемого Илгаз. Здесь находилась единственная переправа через реку Гокирмак. Перед этим мостом столпились с тысячу всадников, осыпающих друг друга проклятиями, поэтому Хамза приказал сделать привал до вечера. Когда появилась луна, они продолжили свой путь и скакали всю ночь, до самого рассвета, а на день снова остановились у переправы через реку Сакария, так же забитой войсками.

На каждой остановке Хамза пытался начать разговор с Владом, хотя и не о том, что произошло между ними. Ему было ясно, что Дракула вовсе не склонен обсуждать это. На все свои высказывания, касающиеся ястребов, войны и вооружений, турок получал только один ответ — молчание.

Только когда они стояли на берегу Босфора, на скале, возвышающейся над небольшим портом Ускудар, Влад заговорил, но произнес только одно слово:

— Константинополь.

Турок посмотрел в ту же сторону, что и валах. Город словно плыл над проливом, окутанный дымкой. Его башни и стены золотили блики заходящего солнца.

— Ты мечтаешь когда-нибудь приехать сюда, мой юный друг? — спросил Хамза.

Он не ожидал ответа на свой вопрос, потому что не получал его на все предыдущие, но ему пришлось удивиться уже во второй раз.

— Я мечтаю прочесть молитву. — Влад указал рукой на купол собора. — Там, у алтаря, в храме Святой Софии.

— В самом деле?

Хамза молился, как и положено, пять раз в день и ни разу не видел, чтобы его попутчик преклонил колени, разговаривая с Богом.

— А о чем ты стал бы молиться там, Влад?

Юноша обернулся. Впервые за три дня его зеленые глаза взглянули в лицо старшего.

— О спасении, — ответил он.

Хамза смутился, отвел взгляд и снова взглянул на купол, поблескивающий в лучах заката.

— Ты знаешь, что султан мечтает сделать этот храм мечетью, — сказал он. — Греки год от года становятся все слабее, теряют свои земли, их окружают враги и предают друзья…

Но Влад уже не слушал его. Он тронул коня и стал спускаться к причалу, куда подходил паром. Хамза еще раз бросил взгляд на величественную громаду Константинополя, мерцающую в сумерках, вздохнул и последовал за ним.

Прошло еще два дня, и они въехали на вершину последнего холма, который отделял их от Эдирне. Путешественники ожидали увидеть знакомый город, но перед их глазами предстало нечто совсем другое. Поток мусульманских воинов, направляющихся к султанскому штандарту, рассекал бескрайнее пространство лагеря, колыхавшееся точно морские волны под ветром. Все вокруг походило на хаос. Владу казалось, что здесь ни в чем не было порядка.

На окраинах лагеря теснились небольшие палатки и стойла для лошадей. Там были расквартированы гази, воины ислама, такие же лохматые, как и их горные лошади, с такими же дикими, сверкающими глазами. Этих людей отличала недюжинная физическая сила, которую они черпали в молоке ослицы. Гази просто горели истовой верой и предчувствием рая, который ожидал их в любом случае — будут они живы или погибнут. Ржание боевых коней то и дело перебивали крики других животных. Из просторных стойл, которые занимали верблюды, то и дело слышались громкое фырканье, плевки и протяжный трубный рев. Ослы жалобно вопили, бродячие псы, примкнувшие к лагерю, лаяли и дрались друг с другом.

Хамза и Влад двинулись по одной из четырех дорог, деливших лагерь на отдельные части. На них постоянно поддерживался порядок. Охрана требовала, чтобы они были свободны, так как по ним к султану проезжали посланцы со всех концов его необъятной империи, а также из других стран.

Бывший учитель и его спутники ехали по такой дороге, но в конце концов все-таки уперлись в препятствие. Оно представляло собой ограждение, обтянутое красным шелком. За ним какой-то турецкий офицер, вооруженный до зубов, просматривал письменные распоряжения, которые ему передавали подчиненные.

Эта шелковая ширма отделяла беспорядок от порядка. За ней лежала та часть лагеря, в которой все палатки располагались строго по кругу и имели общий центр. Впереди стояли шатры поменьше и попроще, но путешественники проехали за ограждение, углубились внутрь лагеря и увидели, что полотняные жилища становились все просторнее, богаче. Их украшали яркие красочные драпировки.

В таких шатрах могло уместиться до сотни солдат, но Влад знал наверняка, что в каждом из них жил лишь один человек — белер-бей, губернатор какой-нибудь провинции. Вокруг него в палатках поскромнее обитали его спаги, личная гвардия. Перед каждым губернаторским шатром возвышался штандарт, похожий на султанский, но попроще. Количество конских хвостов на этих штандартах увеличивалось по мере того, как путники приближались к центру лагеря.

Они остановились, когда увидели штандарт с пятью конскими хвостами. Точнее, их остановил рослый, массивный офицер в высокой конусообразной шапке, украшенной пером цапли. Такой плюмаж назывался «калафат». Именно в честь него Влад дал кличку своей кобылке, на которой он выступал во время памятного джерида. К шапке был прикреплен свисающий красный колпак. Это говорило о том, что офицер принадлежит к ордену бекташей. Он и шесть солдат тщательно обыскали Хамзу и Влада. Потом приезжим велели снять обувь, забрали у них кинжалы и в конце концов разрешили пройти.

— Янычары, — пояснил Хамза.

Впрочем, в этом не было никакой необходимости. Влад был прекрасно осведомлен об элитном подразделении султанской армии. Он даже тренировался с ними, так же прилежно осваивая науку владения клинком, стрельбу из лука и верховую езду, как латынь и Коран в придворной школе.

Обиталища янычаров были не особенно высокими. Конусообразные палатки, обтянутые кожей, располагались вокруг шатра их предводителя. Он был достаточно большой, но не шел ни в какое сравнение с тем, к которому Хамза и Влад приблизились теперь, дойдя до самой середины лагеря. Именно сюда сходились все четыре дороги, в том числе и та, по которой ехали они. Точно так же четыре спицы одного большого колеса соединяются в его центре.

Шатер султана по-турецки назывался «отак». Этот огромный, яркий дворец держался на трех мощных столбах. Его парусиновые стены покрывал тончайший шелк, на котором было изображено множество деревьев и цветов. Они составляли причудливый сад, роскошнее всех настоящих.

Именно здесь, перед входом в султанский шатер, красовался туг Мурада. Шесть конских хвостов, свисающих с него, касались боковых сторон серебряных колокольчиков, и они мелодично, мягко позвякивали, призывая бесчисленное множество воинов ислама к их предводителю и заставляя врагов трепетать.

Мурад собирался на войну.

Влад лежал на земле лицом вниз, рядом с Хамзой, перед султанским штандартом, как бы приветствуя его, и думал о двух вещах. Во-первых, против кого будет направлена огромная армия? И второе: есть ли вообще на земле сила, способная остановить это полчище?

 

Глава семнадцатая

ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Они сели на пол, скрестив ноги по-турецки, и наблюдали, как тень, отбрасываемая султанским тугом, перемещается по земле. В полдень она совсем исчезла, потом снова появилась, протянувшись уже на восток. Все это время беи, повелители больших земель и малых провинций, их солдаты и невольники чинно маршировали или, напротив, проходили быстрым шагом перед шатром Мурада.

О приезжих не забыли. В полдень слуги доставили им воду, принесли мясо, поджаренное на вертеле, и хлеб, однако не передали никаких распоряжений. Никто не трогал их, пока солнце не оказалось далеко на западе.

Когда тень от султанского туга достигла веревок, поддерживающих шатер, появился слуга и поклонился. Хамза издал негромкий стон, потому что ноги затекли и плохо слушались его, встал, отряхнул пыль с одежды. Влад сначала поднялся на корточки, посидел так мгновение, глубоко вздохнул и тоже распрямился.

Разглядеть султана поначалу было непросто. Вокруг него царила невероятная суета, толпились самые разные люди. Здесь были спаги в высоких сапогах и костюмах, предназначенных для верховой езды, командиры янычарских рот в кольчугах и металлических нагрудниках, даже атсибара, главный повар армии, с неизменными атрибутами его должности, то есть ложками и пиалами. Они свисали у него с пояса, и ни у кого не оставалось сомнений в том, что всеобщий отец, великий султан накормит всю армию, выступающую в поход. Поэтому присутствие здесь главного повара было так же необходимо, как и богато экипированных военных.

Только слегка привыкнув к этой пестроте, Влад увидел самого Мурада. Тот выглядел неприметно, как и всегда, в простом темно-синем кафтане до колен, но именно эта скромная одежда делала его заметным среди прочей павлиньей пышности. Султан стоял у стола, заваленного картами и документами, окруженный офицерами своего войска. По левую сторону от него Влад увидел Мехмета.

«Щегол рядом с воробьем», — подумал он.

Человек, обладающий неограниченной властью, и тот, кто однажды уже имел ее и должен был получить в будущем, если Аллах соизволит, почти одновременно подняли головы, когда вошли Влад и Хамза. Мехмет немедленно снова потупился, но Мурад не сводил глаз с Влада, пока тот не опустился на колени и не прижался лбом к ковру.

— На сегодня достаточно, — негромко произнес султан, обращаясь к подчиненным. — Все могут идти.

— Отец!..

— Сын, ты можешь вернуться. Приведи сюда брата этого человека.

— Но он не желает.

— Его желания меня не волнуют. Я хочу, чтобы он сейчас же появился здесь.

Голос султана остался ровным, даже не дрогнул, но все присутствующие на себе ощутили силу, заключенную в нем, и немедля повиновались.

Ярко расшитые сафьяновые туфли приблизились к лицу Влада. Валах мог видеть их, не отрывая головы от ковра. Он уловил тончайший аромат имбиря и сандалового дерева. Потом Мехмет вышел.

К ним снова приблизилась пара туфель, но уже не роскошных, из простой кожи.

— Племянник.

— Да, око урагана, великий правитель, — вдохновенно произнес сокольничий, приподнял голову и поцеловал туфлю султана.

— Князь Дракула.

Влад убеждал себя в том, что надо сделать то же самое. Мурад обратился к нему, упомянув титул, чего раньше никогда не делал, и это повергло Дракулу в смущение. Он потянулся и поцеловал туфлю даже более пылко, чем сам хотел бы.

Султан отошел на несколько шагов.

— Встаньте. Выпьете вина?

Мурад повернулся к столу и сделал знак слуге. Тот выступил вперед и взял кувшин с подноса.

За спиной султана два телохранителя с характерным скрипом чуть отпустили натянутую тетиву.

— Ах да, Хамза. Твое послушание завету всемогущего Аллаха может служить укорам нам, грешникам. Ладно. Но ты же не посрамишь меня, князь, заставив пить одного? — Он повернулся к Владу.

— Нет.

— Это хорошо.

Слуга принес Хамзе кружку с шербетом. В это время Мурад налил вино из кувшина в два кубка и поставил их на стол.

— Пей до дна, князь.

Влад попробовал вино. Оно было хорошим, как он и ожидал, полугодовой выдержки, не меньше.

Мурад тоже пил и наблюдал за ним.

— Пей все, — проговорил он. — Это поможет, когда ты услышишь новость, которую я должен тебе сообщить.

Влад поднес кубок ко рту, но так и застыл, держа его в руке.

— Какую же новость, повелитель?

Мурад бросил взгляд на Хамзу.

— Ты не сообщил ему?

— Как ты желал того, эниште. Но даже если бы я ослушался… — Он покосился на Влада. — У меня не было для этого подходящего времени.

— В самом деле? — Мурад слегка приподнял бровь, почувствовав какой-то скрытый смысл в словах сокольничего, потом снова перевел взор на Влада. — Что ж, значит, мне придется исполнить неприглядную роль вестника печали. Я надеюсь, ты простишь меня за это. — Он сделал паузу.

Дракула молчал, затаив дыхание.

Мурад вздохнул и продолжил:

— Я обязан сообщить тебе две новости, князь. Первая состоит в том, что твой отец мертв.

Влад только слегка подвинул ногу вперед, чтобы сохранить равновесие.

— Как он умер? — спросил он едва слышно.

— Ему отрубили голову.

Влад отпил вина, потом снова спросил:

— Как?

Все поняли, что сын хотел знать вовсе не о деталях казни отца.

— Это был приказ Хуньяди. Его называют Белым королем венгров, что, конечно, странно, если учесть, насколько он черен, черств сердцем.

Мурад чуть помолчал, потом продолжил:

— Однако я понимаю, что тебя приучали думать о нем как о христианском герое. Карающий меч, очищающее пламя христианства, да?

Влад так и не шелохнулся.

Мурад посмотрел на Хамзу и сказал:

— Как бы то ни было, неважно, что ты думал о Хуньяди прежде, разделял или нет мое мнение об этом человеке. Тебе только надо понять, что и почему именно он сделал, причем не от меня, а от одного из своих людей.

Султан протянул руку к двери, за ней тотчас послышались какие-то движения, но Дракула не шевельнулся. Он неотрывно смотрел на цветок мака, изображенный на шелке над головой Мурада, и обернулся только тогда, когда вошедший человек оказался в его поле зрения.

В отличие от турок этот мужчина был одет в тяжелый стеганый камзол, подбитый мехом. Капельки пота поблескивали у него на лбу, стекали по вискам, отчего светлые волосы, обрамляющие лицо, завивались и топорщились. Влад не видел его много лет.

— Ты помнишь?.. — спросил султан. — Извини, но ваши титулы всегда приводят меня в замешательство. Вы называете людей благородного звания боярами, если память мне не изменяет? Но вот этот человек, он что-то вроде паши, жупан, да? Это правильно? Да? Хорошо. Это жупан Казан. Возможно, ты не знаешь, но в последнее время он был канцлером у твоего отца.

— Князь Влад. — Человек в камзоле поклонился. Упоминание титула только усилило смущение юноши.

В воздухе витало что-то еще, чего он пока не знал, кроме смерти отца. Но прежде чем Влад успел задуматься о том, что же это могло быть, Казан опустился перед ним на колени и протянул большой сверток, который держал в руках.

— Влад, сын Дракула, — заговорил он. — Из нашей несчастной земли я привез молитвы подданных и надежды на будущее, которые мы связываем с тобой.

Он откинул материю, под ней блеснула сталь. На алом лоскуте лежали государственная печать и меч. То и другое отмечал один символ — дракон, вырезанный на металле. Его пасть была раскрыта, язык высунут наружу, чешуйчатый хвост поднимался, обвивая шею, христианский крест украшал спину.

Влад взглянул на свой родовой знак и только потом осознал, что происходит.

— Ты привез все это не тому Дракуле, Казан. — Голос его прозвучал глухо, но спокойно. — Эти знаки принадлежат Мирке, моему старшему брату.

Жупан замешкался, в сомнении взглянул на Мурада.

— Это вторая новость, которую я обязан тебе сообщить, — проговорил тот. — Твой брат Мирка тоже мертв.

— И ему отсекли голову? — Молодой князь изо всех сил старался говорить спокойно, но его голос все-таки предательски дрогнул.

— На этот раз нет, — ответил Мурад и кивнул боярину. — Расскажи ему, жупан. Выпей вина и расскажи ему.

Слуга наполнил еще один кубок и передал его боярину.

Тот выпил жадно, залпом, пролив вино на камзол, потом вытер губы и обернулся к Владу.

— Это случилось еще до того, как схватили твоего отца, князь, — начал он. — Мирка был один во дворце в Тырговиште. Все знали, что едет Хуньяди. Он вез с собой человека, которого желал бы видеть на валашском троне, — твоего двоюродного брата Владислава из рода Данести. Так что бояре убили охранников, ворвались в спальню, вытащили княжича из постели и…

Он снова взглянул на Мурада.

Тот согласно кивнул и сказал:

— Да. Он должен знать об этом.

— Сначала они его ослепили, — продолжал Казан как-то скомканно. — Выкололи глаза раскаленной кочергой. Потом… — Он внезапно остановился и закашлялся.

— Потом эти люди зарыли его в землю, — продолжил за него султан, покачав головой. — Твой брат был еще жив, это очевидно. Варвары!

Казан вытер слезы, потом наклонился к регалиям, которые привез с собой.

— Так что я доставил сюда печать твоего отца, его меч и предлагаю их тебе. Ты — последняя надежда семьи Дракулести.

Влад неожиданно, настолько же резко и быстро, насколько все его предыдущие движения были медленны, сжал рукоятку отцовского меча. Он был тяжелый, длинный, в полторы руки. Валашский князь взял его двумя руками, высоко поднял и вдруг почувствовал себя так, словно прежде потерял руку, а теперь она чудесным образом вернулась к нему, стала даже больше и сильнее. Он вспомнил, что его отец называл этот меч «Коготь дракона».

— Подождите! — Резкая команда Мурада остановила лучников, которые готовы были поразить человека, осмелившегося поднять меч рядом с их властителем.

В тишине, которая последовала за приказом, снова послышался звон отпускаемой тетивы. Ему тихо вторили веревки шатра, поскрипывавшие под ветром.

— Это меч твоего отца, князь, — произнес Мурад. — Теперь он твой. Я немного знал Дракула. Мы воевали друг против друга и бок о бок, некоторое время жили в мире, к процветанию и радости наших народов. Он был человеком слова, что не часто встретишь в наши проклятые дни. Твой отец старался не отступиться от своего слова даже тогда, когда Хуньяди, этот Белый рыцарь с черным сердцем, зарыл живьем в землю его сына, грозил убить его самого, а потом так и сделал. — Он медленно направился к Владу. — Меч, который ты принял только что, Дракул поднимал не на меня, а на своих истинных врагов, тех самых людей, которые узурпировали его власть. Валашский трон станет твоим, если ты сумеешь отвоевать его.

Султан подошел к Владу, все так же держа руку поднятой, чтобы лучники не стреляли.

— Я не могу короновать тебя и наречь князем Валахии. Это можно сделать только там, на твоей земле. Такое решение может принять только твой народ, но я дам тебе войско. Пока я буду биться с этим ненавистным Белым рыцарем в Сербии, ты с моими солдатами отправишься в Валахию и сможешь взять то, что принадлежит тебе по праву, то есть трон, а вместе с ним — головы убийц и предателей.

Влад все еще держал меч в руке, острием вверх. Он словно застыл и даже не шевельнулся, когда султан подошел к нему, но постепенно рука начала дрожать от тяжести меча и от горя, которое давило на молодого человека.

Мурад, стоявший рядом, осторожно протянул руку, потом вторую и сжал рукоять вместо Дракулы.

— Что за оружие! — произнес султан, повернув меч к свету. — Я думаю, что оружейники Толедо превзошли в своем искусстве даже наших умельцев из Дамаска. — Он взглянул на Дракулу, который стоял рядом с поблескивающим оружием. — Когда правитель какой-либо земли становится офицером моей армии, я вручаю ему туг, штандарт, с которым он поведет своих людей к победе. Но в ваших землях принято по-другому, да? — Он обернулся. — Скажи, Хамза, когда кого-либо посвящают в рыцари, например во Франции, разве он не встает на колени и не клянется в верности на мече, который ему вручают? Кажется, меч прикладывают к его телу?

— Да, повелитель, так и есть. Об этом говорится в легендах о короле Артусе, которого наш князь называет Артуром.

— Так мы и сделаем. — Мурад опустил меч, острие которого уперлось в ковер, и положил руки на изогнутую гарду. — Могу ли я принять твою клятву и дать тебе войска, сын Дракона?

Все взоры устремились к неподвижному Владу. Его зеленые глаза по-прежнему смотрели на ковер. Он никак не мог постичь того, что услышал, словно провалился в какую-то пустоту.

Внезапно в мозгу князя все прояснилось. Дракула снова стал слышать и видеть все вокруг, и скрип веревки, и звук натянутой тетивы, и меч перед собой. Он слегка наклонился, встал на колени, опустил голову, подставил шею и широко раскрыл руки.

Когда князь Валахии заговорил, его голос прозвучал уверенно и сильно:

— Дай мне войско, светоч и основа мира! Дай мне часть твоей силы, чтобы я смог расквитаться со своими недругами!

Мурад улыбнулся и снова поднял меч. Он и в самом деле знал рыцарские легенды Запада, в которых говорилось о трех прикосновениях мечом, символизировавших христианскую Троицу.

Султан плашмя приложил меч к левому плечу Влада и сказал:

— Возьми мою силу, Влад Дракула, князь Валахии, — потом поднял оружие и приложил его к другому плечу. — Я нарекаю тебя Килик-беем за твой могучий меч. Все в моей армии будут называть тебя этим именем.

Он снова поднял Коготь дракона и приложил его к густым, темным волосам Влада, но, прежде чем Мурад произнес заключительные слова посвящения, послышался голос, который прервал его речь:

— Влад! Влад!

Тот обернулся, все еще чувствуя тяжесть меча у себя на голове. У входа в шатер появился Мехмет, а перед ним стоял Раду. Турок не отпускал его, придерживая за плечи.

Мальчик изменился за те полгода, что Влад не видел его. Он вырос и почти сравнялся с братом. Его каштановые волосы, которые всегда свободно падали на плечи, теперь были завиты и намаслены на греческий манер. Раду был одет так же, как и тот человек, который держал его, — в красный жилет, броско украшенный золотой вышивкой, и просторные шаровары лазурно-голубого цвета.

Но в нем изменилось и что-то еще. Это было заметно в том, как он стоял, и в том, что младший Дракула не отталкивал руки Мехмета, поглаживающие его плечи. Он относился к этому турку примерно так же, как его старший брат — к стальному клинку, возложенному султаном на его голову.

Влад пристально взглянул на Раду и быстро догадался обо всем. Он понял, что оба выживших сына Дракона не выдержали противостояния и полностью порабощены турками. Князь Валахии давал клятву не только Мураду. Дракула поклялся и себе в том, что ни он, ни те люди, которые встанут рядом с ним, больше никогда не будут беспомощными и слабыми.

— Встань, Килик-бей. — Султан Мурад поднял меч.

Влад поднялся. Раду отпустили.

Старшему брату показалось, что младший полетит к нему на крыльях, но он шел медленно, как-то картинно протянув руку.

— Брат, с тобой все в порядке?

Голос его дрожал, то срываясь на высоких нотах, то ниспадая до хрипоты.

Влад взял его руку, пожал ее. Раду ответил ему тем же.

— Спасибо, брат, со мной все хорошо.

Не отпуская руки Раду, князь обернулся к Мураду.

— Всемогущий, могу ли я попросить у тебя первого новобранца? Он, как и я, жаждет отмщения.

Он почувствовал, как Раду задрожал. Скорее всего, младший Дракула узнал о том, что произошло с его родственниками, когда старший находился в Токате. Князь думал, что Раду готов действовать и настроен даже решительнее его самого, однако оказалось, что он ошибался. Брат начал выдергивать у него руку, и он сжал ее сильнее, стараясь удержать. Потом Влад увидел это в глазах Раду, так похожих на его собственные, услышал в турецкой речи.

Отец и сын ответили одинаково.

— Он останется со мной! — воскликнул Мехмет.

— Да, князь, мы должны оставить здесь одного из вас, — подтвердил султан.

Влад отпустил руку брата и проследил взглядом за тем, как тот поспешно убежал к Мехмету, который даже не старался скрыть свой триумф. Один Дракула поведет за собой турецкие войска, другой останется заложником, и не только.

Князь еще раз взглянул на султана и на его наследника, в последний раз пристально посмотрел на брата, повторил про себя принесенную клятву, но вслух сказал другое.

— Когда мне ехать? — спросил он.

 

Глава восемнадцатая

ПЕРВОЕ ПРАВЛЕНИЕ

Тырговиште, декабрь 1448 года, девять месяцев спустя

Ион Тремблак стоял в двадцати шагах от ворот княжеского замка в Тырговиште. Дождь лил как из ведра. Крупные частые капли создавали сероватую влажную завесу. Ион стоял тут уже достаточно давно, поэтому его плащ превратился в промокший и свалявшийся кусок шерсти. Он появился здесь, когда непогода еще только приближалась, темные дождевые облака заполнили небо, закрыв звезды, а ветер, поначалу прохладный и освежающий, начал дуть порывами, едва не сбивая с ног. Вскоре разразилась буря. Немногие смельчаки, наблюдавшие за тем, как она подходит, поспешили убраться, но Ион стоял. Надежда пока еще оставалась. Тремблак подумал, что небеса могут оказать ему милость и прислать гонца с весточкой, если он не покинет свой пост и выдержит все, что высшие силы нашлют на него, но западная дорога оставалась пуста.

Вряд ли человек, у кого сохранился здравый смысл, двинется в путь в такую ночь. Он сделает это только по спешной необходимости, если новость не терпит отлагательства, что бы она ни содержала в себе, отчаяние или радость.

Ион поднял руку и отбросил назад мокрую прядь, упавшую ему на глаза. Этот жест был для него так же привычен и естествен, как вдох или выдох. Была у него и причина носить такие длинные волосы. Нет, на лбу парня было выжжено вовсе не клеймо преступника, но все-таки он ненавидел этот знак.

Вот! Гонец!

Резкий порыв ветра разорвал пелену облаков, тонкая полоска лунного света просочилась между облаками, озарив округу. Ион сразу увидел лошадь, поднявшуюся на дыбы, услышал ржание, полное ужаса. Животное промчалось по кругу, потом рванулось к воротам замка. Ион, взволнованный оттого, что его молитвы были услышаны небом, едва успел отскочить в сторону.

Всадник остановился перед домиком привратника и с трудом придержал разгоряченную лошадь. В конце концов она подчинилась, всадник наклонился в седле.

— Какие новости, друг? — Ион подошел к нему, взял обвисшие поводья, протянул руку, чтобы приласкать и успокоить животное.

— Только то, что ночь отвратительная, Ион. Всем нам сейчас лучше было бы находиться в теплой постели.

Он ожидал, что придет мужчина, скорее всего незнакомец, даже чужестранец, но ошибся и в том и в другом.

— Илона! — воскликнул он, протянул руки и помог ей сойти с лошади.

Ион придерживал лошадь одной рукой, когда девушка устало соскользнула вниз и встала рядом, потом кликнул конюха, но никто не откликнулся. Он позвал еще раз. В конце концов появился мальчик лет десяти, не больше.

— Пригляди за лошадью, — сказал ему Тремблак и передал поводья.

Плечи мальчика сутулились от страха перед бурей, его глаза были широко распахнуты. Он схватил поводья и быстро убежал.

Придерживая Илону, почти неся ее, Ион зашел за домик привратника, где не было ветра.

— Ты вся промокла!

— Это очень странно, — пробормотала она. — Ты даже не догадаешься, почему так получилось. — И девушка рассмеялась.

Ион впервые услышал этот смех в Эдирне, за решетчатой стенкой паланкина, и целый год не мог его забыть. Сейчас он неотрывно смотрел на лицо Илоны, покрытое влагой. Оно разительно отличалось от того, которое он когда-то увидел в первый раз, когда корабль увозил ее от него, и мгновенно полюбил. Теперь на нем не было никакой краски, ничего обманчивого, искусственного. Влажные спутанные золотистые волосы падали ей на плечи, обрамляя лицо, на котором мерцали огромные янтарные глаза, подернутые поволокой. Если к этому добавить удивительный смех, то любой поймет, что такое лицо невозможно вычеркнуть из памяти.

Ион не забыл его. Он подозревал, что тот человек, который ждал его в замке, тоже помнил об этой девушке, несмотря ни на что.

— Пойдем. Мы найдем тебе сухую одежду.

Тремблак взял девушку за руку, но она воспротивилась и напряженно спросила:

— Он здесь?

— Илона…

— Он здесь?

— Да, он здесь, но не примет тебя. Влад не допускает к себе никого, кроме посыльных.

— Меня он захочет увидеть, — сказала она и направилась к высокой деревянной двери, ведущей в замок. — Если ты скажешь ему, что я приехала.

— Князь изменился, Илона. Ему пришлось пережить такие вещи, о которых он никому рассказывает. Теперь Влад ждет гонца, чтобы узнать, будет ли у него войско, или все-таки оно предало его, удастся ли ему усидеть на троне, который он занимает почти два месяца.

Тремблак приблизился к ней, снова взял за руку и мягко добавил:

— Надо подождать более подходящего времени.

— Я и так два месяца ждала, когда же меня позовут, — ответила она. — Все эти дни я провела с монахинями, в молитвах и рукоделии, ведя жизнь во имя Бога. — Девушка рассмеялась. — Я понимала, что для меня опасно передвигаться по земле, на которой идет война, что у моего князя есть дела поважнее. Но теперь так или иначе эта война подходит к концу. Никакого лучшего времени уже не будет, и ждать больше ничего.

— Но твоя одежда… — Он снова попытался остановить ее.

— Если он не примет меня, то я переоденусь, если примет, то зачем она? — Илона пожала плечами.

«Шлюха, распутница! — подумал он, быстро прошел вперед и распахнул перед ней дверь с такой силой, что створка с шумом ударилась о внутреннюю стену. — А чего я ждал? Мы спасли наложницу или еще кого-то? А кто она, эта самая наложница, если не шлюха?»

Ион все-таки поднялся по ступеням и помог взойти Илоне, хотя не взглянул на нее даже тогда, когда она взяла его под руку. В этот момент он вспомнил, как все кому не лень при дворе Дракулы старались совратить ее в течение того года, который минул с момента его прибытия.

Одним из них был сам господарь Владислав, глава ордена Дракона. Он назначил Илону прислужницей в спальне своей собственной жены, чтобы она всегда была поблизости. Красавица отвергала все ухаживания и домогательства воеводы и даже самого Иона. В отчаянии он попросил ее руки. Для дочери дубильщика было великой честью удостоиться предложения от боярского сына. Она вежливо, но непреклонно отказала ему. Девушка ждала только одного человека, того, который был сейчас в замке, и только одной ночи, вот этой самой.

Когда они проходили по комнатам и коридорам замка, Иону, во-первых, бросилось в глаза, что нигде не видно было людей, хотя еще недавно здесь толпами слонялись солдаты. Во-вторых, он вдруг ощутил уверенность в том, что человек, ждущий его наверху, обязательно отвергнет то, чего все остальные так желали. Он не лгал Илоне, когда сказал ей, что Влад изменился. Тремблак готов был подождать, пока она сама не убедится в этом, пока князь не отвергнет ее. Тогда появится нужда и в нем. Он даже пошел быстрее, окрыленный неожиданной надеждой.

Перед покоями князя стояли два нервных, бледных юнца, которые угрожающе опустили алебарды, как только Ион и Илона появились перед ними.

— Это я, — сказал Тремблак.

Алебарды мгновенно поднялись.

— Проходите, мой господин.

Рядом с дверями стояло кресло. Ион взял Илону за руку и усадил ее.

— Подожди здесь, — попросил он. — Пусть эта женщина побудет здесь. Смотрите, чтобы она не входила без зова, — предупредил он гвардейцев и постучал в дверь.

Через несколько мгновений ему ответили. Тремблак вошел, хотел было плотно закрыть дверь за собой, но передумал и оставил ее приоткрытой.

Влад стоял у стола, наклонившись над картой и опираясь на руки, сжатые в кулаки. Так он провел почти всю ночь. Костяшки его пальцев побелели. Дракула чувствовал, как они болят, но не шелохнулся, не разжал руки. Он словно прибавлял это небольшое испытание, это страдание к своим молитвам.

Быть может, соединение боли и страстного желания даст невозможный результат, совершит чудо, армия не повернет оружие против своего суверена, не пересечет границ Валахии, раскинувшейся перед ним на карте. Влад хотел, чтобы все силы валахов объединились под знаменем Дракона, но ему мозолила глаза армия врага, двоюродного брата Владислава из рода Данести. Она пришла с запада и объединилась с его войсками, теми самыми, которым он приказал преградить Владиславу путь.

«Что я сделал не так? Почему меня постигла неудача?»

Два месяца назад Влад ворвался в Тырговиште под тем же самым знаменем. Ему даже не пришлось доставать из ножен Коготь дракона. Люди вышли на улицы и приветствовали его. Бояре пали на колени и принесли клятву верности в храме Бизиерика Домнеска, но он не был коронован. На троне все еще оставался Владислав, его соперник. Он держал при себе золотую диадему, которую положено носить законному властителю Угро-Валахии, однако знать заверила Дракулу в том, что скоро он получит корону. Один из этих знатных людей, Албу сель Маре по прозвищу Великий, пообещал привезти ее меньше чем через месяц, пусть даже вместе с головой Владислава, если тот откажется отдать символ власти.

Влад поддался на их уговоры и отпустил турецкое войско, так как владетель Валахии не должен был находиться в замке вместе с иноземцами. Он остановился в Тырговиште, чтобы закрепить свою власть, а Албу отправил на запад, дав ему в подчинение три четверти валашской армии.

Это была его огромная ошибка. Владислав и его покровитель Хуньяди проиграли битву с Мурадом в Сербии, на Косовом поле, иначе именуемом полем Черных дроздов, но Влад ничего не знал о том, живы ли сами предводители христианского войска. Он отослал Албу сель Маре еще до того, как выяснилось, что оба они все-таки унесли ноги от турок в крепость Хунедоара. Там с ними встретился сель Маре.

Албу Великий говорил не с соперником Влада и не с претендентом на трон, а с властителем Валахии, с князем… если только человек, шаги которого Влад теперь слышал, не нес ему весть о том, что его молитвы услышаны.

— Мой господин!

Влад поднял голову, надеясь услышать от Иона хорошие новости.

— Есть что-то?

— Нет. Ничего нового.

— Но я слышал, как скакала лошадь. Кто это? — Голос князя затих до шепота. — Кто-то еще сбежал от нас?

— Нет, кое-кто приехал. Она…

— Она? Кто?

— Илона.

Влад потер глаза.

— Кто? — повторил он.

— Ну, наложница.

Влад опустил глаза. Некоторое время он молча смотрел перед собой, потом вздохнул.

— Она просит, чтобы ты принял ее.

Ответа не последовало. Ион почувствовал, как его надежды снова оживают.

— Илона прискакала из монастыря Сестер милосердия в Рукаре, где скрывалась вместе с твоей мачехой.

Князь по-прежнему молчал.

— Ты желаешь ее видеть?

Влад неожиданно сел. Он закрыл руками лицо, и Ион увидел, что ладони у него красные и опухшие.

— Нет, — тихо произнес Дракула. — Я не желаю видеть никого, только гонца от… Я никого не желаю видеть!

— Мой господин! — послышался с порога крик.

Вооруженные охранники держали Илону за руки.

— Я приказал вам следить, чтобы она не появлялась здесь, — сказал Ион, широко раскинул руки, точно заслоняя Влада, и шагнул вперед. — Воевода не желает никого видеть.

Один гвардеец передал свою алебарду другому, наклонился, схватил Илону за талию и приподнял ее. Она кричала, била его руками и ногами. Солдат то и дело постанывал, но крепко держал девушку.

— Оставьте ее, — приказал князь и встал.

— Я займусь ею, — живо предложил Ион и направился к ней. — Идем, Илона!

— Не трогайте ее, — неожиданно громко и грозно заявил Дракула. — И оставьте нас. Двоих!

— Но, мой господин…

Ион не успел закончить. Влад резко схватил его за горло. Он проглотил слова, которые хотел произнести, и теперь стоял на цыпочках, а пальцы Влада, как стальные крюки, впились ему в кожу.

— Пока я еще воевода, поэтому не собираюсь ни у кого спрашивать разрешения и не позволю задавать мне вопросы. Я требую только послушания. Делай так, как я говорю, или беги, как все остальные, и меня не волнует, куда именно. Вернуться же ты можешь только в том случае, если приедет гонец с запада или на горизонте появятся мои враги.

Закончив фразу, он согнул колени и что было сил отбросил Иона на руки охранников. Один из них отпустил Илону, и она упала на пол. Потом все трое, толкая друг друга и спотыкаясь, поспешно покинули покои князя и закрыли за собой дверь.

Влад снова подошел к столу и сел. Его взгляд опять обратился к карте.

Илона приподнялась на локте, смотрела на него и молчала. Она просто не могла вымолвить ни слова. Все, что девушка намеревалась сказать ему, мгновенно улетучилось у нее из головы, едва она увидела его. Теперь Илона понимала, что Ион был прав. Она имела возможность рассмотреть Влада только однажды, в Эдирне, перед тем как они расстались и корабль увез ее за море, но не могла не заметить, что он изменился. Это сказывалось в том, как Дракула держал себя, в спокойной, уверенной сосредоточенности. Мальчик исчез.

«Скорее всего, его просто уничтожили!» — вдруг осенило ее.

— Господин, — прошептала она наконец.

Он вскинул голову и поднял руку, словно хотел отбросить ее от себя.

— Я и забыл, что ты здесь.

— А я нет, — продолжила Илона, поднимаясь. — С тех пор как ты предложил мне выбор в Эдирне, в моей жизни не было ни одной минуты, ни одного дня, чтобы я не вспоминала о тебе.

Она приблизилась к нему, встала рядом, но Влад даже не взглянул на нее.

— Все потеряно? — спросила она.

Пальцы князя скользили по границам его государства.

— Да, — ответил он почти равнодушно, потом поднял глаза. — Ты первый человек, которому я сказал такое. До сих пор я признавался в этом только самому себе. Почему?

— Возможно, потому, что если бы ты сказал об этом еще кому-нибудь, то он повернул бы оружие против тебя. У меня нет власти, поэтому оружие мне совершенно не нужно.

— Наверное, ты права. — Он снова посмотрел на карту. — Ты знаешь Албу сель Маре?

Она кивнула и внутренне содрогнулась, вспомнив этого огромного и пошлого распутника, который до синяков исщипал ее бедро, когда они обедали за столом воеводы Дракула. Его собственная жена сидела с ним рядом.

— Я почти уверен в том, что он был одним из тех, кто убил моего отца и где-то, в каком-то месте, которое я до сих пор не могу найти, зарыл живьем в землю моего брата, — продолжал Влад.

— И все-таки ты дал ему войско?

— У меня не было выбора. Ведь мне противостояли бояре, которые затаились и ждали. Я думал, что предложил ему достаточно. Так что мне пришлось принять от него поцелуй в знак примирения, хотя он обжег мое лицо, как лицо Христа обжег поцелуй Иуды. — Он прикоснулся пальцем к щеке. — Еще он сказал мне то, что я так желал услышать. Албу заявил, что привезет голову моего двоюродного брата, насадив ее на кол. — Его охватила дрожь. — Ведь голова моего отца валяется в какой-то сточной канаве, и ее рвут на части собаки, точно такие же, как этот боярин! — Князь опустил голову и закрыл лицо руками.

Илона мгновение собиралась с духом, потом протянула руки, обхватила его голову и прижала прохладные пальцы к воспаленному лбу, шевеля густые черные волосы. Он почувствовал ее прикосновение и вдруг вспомнил Токат, то, как она притронулась к нему в камере, и недолгое облегчение, которое принесла ему эта доброта.

Влад взял ее руку и слегка потянул девушку к себе. Она наклонилась, и вода градом потекла на него с ее волос.

— Госпожа моя! — воскликнул он, поднимаясь. — Да ты мокрая насквозь.

— Я скакала в бурю.

— Тебе надо переодеться. Пойдем.

Дракула уже направился было к дверям, но она прижала палец к его губам.

— Мне не нужна другая одежда, мой князь. Я только хочу скинуть с себя эту.

Влад взглянул на нее, и чувство, испытанное мгновение назад, вернулось. Он прижал ее пальцы к своим губам, согревая их дыханием, наклонился, подхватив девушку под колени, и поднял на руки. Она обняла его за шею.

— Здесь есть камин, — произнес Влад. — Он тебя согреет.

— Конечно. — Она рассмеялась. — Но мне кажется, что ты сам согреешь меня гораздо лучше.

— Сколько тебе лет? — спросил он и улыбнулся, направляясь с ней к огню.

— Ты уже задавал мне этот вопрос в Эдирне. Теперь мне всего на один год больше, чем было тогда, то есть семнадцать. Столько же, сколько и тебе.

— Да, — ответил князь, и глаза его потемнели. — Если жизненный опыт делает нас старше, то я давно перерос свои годы.

— Тогда мы с тобой подходящая пара, мой господин, — проговорила Илона и потянулась к своему ремню, застегнутому поверх рубахи. — Потому что у меня тоже был опыт, и немалый.

— Какой?.. — Его глаза расширились.

Она рассмеялась.

— Жизненный. Я говорю не о любви. Ты же сам помешал мне заняться этим, когда похитил меня, помнишь? — Она расстегнула ремень и бросила его на пол. — А ты?

Его лицо помрачнело, но потом он улыбнулся, и оно прояснилось. Илона уже заметила, что этот человек улыбался крайне редко, и поняла, что такого стоило дождаться.

— Да, мы и в самом деле подходящая пара, госпожа, — сказал он, снимая с нее промокший плащ.

Потом Влад наклонился и приник к ее губам. Он целовал ее сильно, жадно. Это был поцелуй юноши, и наложница, которую учили тысяче разных способов доставить удовольствие своему хозяину, вдруг напрочь забыла обо всем. Вернее, почти обо всем, кроме того, о чем ее предупреждали в доме на улице Рахик. Там она узнала, что желания юношей обычно весьма горячи, молодые люди жаждут немедленного удовлетворения. Ей говорили, что многие из них испытывают после всего печаль, и она уже видела ее в глазах своего господина. Илона знала, что, когда она вернет его к обыденности, возвратится и причина его горечи — неотомщенные отец и брат, трон, выигранный, а потом потерянный. Но теперь девушка была с ним, здесь, перед этим пламенем, горящим в камине.

— Не надо спешить, Влад, — прошептала она, прикоснулась губами к его уху, почувствовала, как все напряглось внутри его, и испугалась, что совершила ошибку.

Потом он расслабился. Илона отстранилась от него, чтобы взглянуть в глаза.

Влад снова улыбнулся и сказал:

— Как пожелает моя звезда.

Он послушался и стал снимать с нее одежду так же медленно, как это делала она, смеялся вместе с ней, когда промокшая рубаха приклеилась к ее лицу, словно она угодила в капкан. Но к тому моменту, когда девушке наконец удалось освободиться, Дракула уже не смеялся. В отблеске огня она увидела в его глазах что-то такое, чего никогда не замечала у мужчин. Это было не вожделение, которое ей приходилось встречать так часто, а желание, истинная страсть.

— Илона, — проговорил он и потянулся к ней.

Но она первой скользнула к нему в руки и прижалась к крепкому, могучему телу, каждый мускул которого был натренирован и готов к поединку. Сейчас Илона не чувствовала себя послушной игрушкой, как это было, когда на нее выпал выбор султана. Теперь она была женщиной, и они оба были созданы друг для друга. Противоположность только сильнее объединяла их. Мягкость и твердость, шелк и сталь. Влага и сухость.

Он прижался ртом к ее телу. Его язык скользил по ее коже, грудям, животу и ниже. Потом Влад остановился и глубоко вздохнул. Глаза его были расширены.

Влад поднял их и прошептал только два слова:

— Ты девственница.

— Я твоя, — ответила она едва слышно.

Он снова приник к ее губам, обнял и приподнял, а она прижалась коленями к его бедрам. Влад сделал всего два шага до стены, прижал ее к драпировке рядом с камином, потом отстранился, словно выжидая, как будто ястреб, готовый броситься на добычу. Илона сама схватила его за руку и прижала к себе что было сил.

Только тогда он вошел в нее, сделав это даже медленнее, чем любая охотничья птица терзает плоть подкарауленной дичи. Она вскрикнула, почувствовав боль, а потом наслаждение, когда Влад так же медленно совершил несколько толчков, погружаясь в нее. Когда он остановился, она сжала ноги, словно забирая его, втягивая еще глубже в себя.

Несколько мгновений они стояли, слившись воедино, не шелохнувшись и глядя друг на друга широко распахнутыми глазами. Потом их охватило лихорадочное движение, которое невозможно было остановить. Все как-то притупилось, стало сумасшедшим, бешеным. В этом безумии из памяти Илоны окончательно улетучилось все, чему ее обучали.

Внезапно Влад оторвал ее от стены. Она обхватила его за шею и тесно прижималась к нему, пока он нес ее назад, к столу. Влад уложил ее поверх карты и сам лег на нее. Она придерживала его голову, когда он приподнялся, чтобы ласкать языком ее груди, и только крепче обхватила коленями тело.

Он только мечтал об этом прежде и никогда не испытывал. Какая-то часть, очень маленькая, словно отделилась и изумлялась, глядя со стороны на то, как тело уступает страсти. Потом вдруг его отбросило назад, потому что она изогнулась, вывернулась и заставила возлюбленного вскрикнуть от неожиданности, даже боли, которую он почувствовал. Илона перевернулась на живот. Влад словно посторонний смотрел, как она вытянулась перед ним и опустила груди на карты, разложенные на столе.

Женщина через плечо взглянула на него и улыбнулась.

— Ну же, — пригласила она. — Давай!..

Но его как будто подменили. Он был уже далеко. Другое воспоминание, другое прикосновение и другой человек, склонившийся таким же образом, всплыли в его памяти. Огоньки мерцали, освещая их соединившиеся тени.

Она ожидала увидеть радость в его зеленых глазах, но заметила другое — тьма снова захватила Влада, как это уже было однажды. Прежде чем она окончательно покорила его, Илона перевернулась на спину, схватила руку любимого и прижала ее к своему телу.

— Сейчас, милый, сейчас, — прошептала она, легонько укусив за ухо. — Сейчас.

Тьма исчезла. Теперь Илона знала, что бывали моменты, когда ему было нужно, чтобы о нем позаботились. Она не хотела, чтобы они повторялись. Влад тоже этого не желал.

 

Глава девятнадцатая

БЕГЛЕЦ

Она не ошиблась насчет его печали. После того как страсть утихла, они лежали, согретые теплом друг друга, на покрывале, затканном цветами. Это произведение искусства выглядело столь великолепно и естественно, что Влад и Илона могли бы подумать, будто лежат где-то на берегу реки, а не в замке перед пылающим камином.

Женщина не могла не чувствовать, что тело, к которому она так тесно прижималась, снова наполнилось напряжением. Оно стало жестким, неподатливым. Похоже, это состояние было для него обычным. Она ощущала, как Влад внутренне сосредоточивается, собираясь подняться, и потому прижалась к нему еще сильнее.

— Влад, — прошептала она. — Мой князь, мой господин. Что ты намерен делать теперь?

— Надену свои доспехи, соберу тех немногих людей, которые пока еще готовы следовать за мной, и найду свою смерть, держа в руке отцовский меч.

Он произнес это сдержанно, даже холодно, снова попытался встать, но Илона опять не позволила ему это сделать.

— Неужели это единственный выход? — спросила она, затаив дыхание.

— Не представляю себе ничего другого. Я не побегу обратно к туркам, чтобы увидеть там Мехмета, торжествующего оттого, что он принимал участие в разгроме на Косовом поле. Опять смотреть на то, как он ласково кладет руки на плечи моего брата…

Он резко замолчал, освободился от ее объятий, поднялся, завернулся в плащ и сел в кресло. Илона взяла его рубашку, надела ее на себя и с удовольствием ощутила запах тела любимого мужчины, который исходил от нее.

Потом она подошла к нему, отбросила его длинные густые волосы и обняла Влада за шею.

— Но разве ты не можешь помириться с Владиславом? — спросила Илона. — Ведь вы же родственники.

— Мы двоюродные братья. Но семья Данести ненавидит и всегда ненавидела Дракулести, а мы так же относимся к ним. — Он сжал поручни кресла. — Только один из нас может находиться на троне. Либо он, либо я.

Дракулу снова охватил гнев. Он заслонил собой грусть, которая по-прежнему владела его сердцем.

— Но трон не стоит твоей жизни.

— Это трон моего отца. Теперь он мой. Владислав хочет взять его себе, но для этого ему придется убить меня, пока я сам этого не сделал.

— Князь!..

Она обошла кресло, опустилась на колени и подняла голову, чтобы заглянуть ему в глаза, однако он избегал ее взгляда.

— Владислав не даст тебе поблажки. Белый рыцарь Хуньяди поддерживает его. У Владислава есть собственная армия, а теперь с ним и твоя, может статься, во главе с Албу сель Маре. Все остальные бояре присоединятся к ним.

— Да, так и будет. Шакалы прибегут лакомиться падалью.

— Так что это будет не победа, на которую ты рассчитываешь, а только мученичество.

Влад пристально посмотрел на нее.

— Ты сомневаешься во мне?

— Прости меня, мой господин. — Илона смутилась, опустила глаза. — Но что люди будут рассказывать о тебе после смерти? Ты хотел бы, чтобы это была история осла или льва?

Она не смела поднять на него глаза, только слышала прерывистое дыхание над своей головой и поспешно продолжила, пока он не прервал ее:

— Лев потянул бы время, собрал силы. Он подождал бы, пока шакалы набросятся на какой-нибудь другой труп, и нанес бы неожиданный удар.

Илона зашла слишком далеко и поняла это по яростным звукам, прорывавшимся из его горла. Должно быть, Влада просто трясло от гнева, который готов был вылиться на нее. Но потом она поняла, что это вовсе не ярость. Женщина подняла глаза и увидела, что Влад смеялся. На его лице проступили незаметные прежде морщины.

— Ну, моя ночная звезда! — проговорил он. — Можно подумать, что я спас Мехмета от тебя, а не тебя от него, раз ты так дерзко говоришь. Осел, да? — Князь быстро встал, наклонился над столом и с силой прижал палец к карте. — Я найду убежище вот здесь, на северо-востоке, в Молдавии, где правит мой дядя Богдан. — Он обернулся к Илоне. — Там я буду скрываться до тех пор, пока шакалы не перегрызутся между собой.

На улице раздался стук копыт по брусчатке. Оба они услышали его. Влад поспешил к камину и взял оружие, висевшее над ним.

— Если это мои враги, то я умру, держа в руке Коготь дракона. — Он положил меч перед собой, чтобы его легко можно было взять. — Если же это гонец, который подтвердит мне то, о чем я и так догадываюсь, тогда я немедленно отправлюсь ко двору своего дяди и буду ждать другого случая.

Пока Влад говорил с ней, он быстро оделся и жестом предложил ей сделать то же самое. Илона подняла руки, чтобы стянуть с себя его рубашку, но князь остановил ее.

— Будет безопаснее, если ты поедешь в мужском платье, потому что сегодня ночью разве что непогода да святой Христофор окажутся твоими союзниками на дороге. Возьми еще кое-что из моей одежды. — Он подошел к сундуку и поднял крышку.

Они оделись столь же быстро, как и раздевались, и уже зашнуровывали обувь, когда в коридоре послышались шаги.

Потом в дверь громко постучали.

— Встань позади меня, — приказал Влад и вытащил меч из ножен. — Войдите, — спокойно разрешил он.

Ион вбежал внутрь и остановился, увидев их вдвоем.

— Приехали враги? — спросил Дракула.

— Нет, мой князь. Это прибыл верный нам человек. Он привез весть, что Албу сель Маре присоединился к Данести. Теперь все они движутся на Тырговиште и придут сюда до рассвета.

— Так.

Ион посмотрел на Влада, потом на женщину, которую они оба любили. Он увидел перемену в них обоих, в том, как они держали себя, как стояли рядом, не прикасаясь друг к другу, и в то же время не врозь, а вместе.

Он кивнул и со вздохом спросил:

— Мы будем сражаться?

— Ты и я против целой армии, Ион?

— Это была бы геройская смерть.

— Нет, — ответил Влад и взглянул на Илону. — Это была бы смерть, достойная осла. — Он пропустил женщину вперед. — Те люди, которые сегодня одержат победу, будут рассказывать о том, как все было. Они не допустят того, чтобы в этой истории я выглядел героем. Не мог бы ты проводить Илону обратно в монастырь, к моей мачехе, а потом последовать за мной?

— Куда?

— К моему дяде в Молдавию.

— Ты просишь, князь, — Ион пожал плечами, — хотя волен приказать мне.

— С рассветом я уже буду не князем, а всего лишь беглецом на дороге. — Влад покачал головой, протянул руку и прикоснулся к синяку на шее Иона, который остался после того, как он в ярости схватил его. — Да, на дороге, которая вполне может оказаться настолько узкой, что мне не миновать встречи с наемным убийцей. Поскольку я больше не буду князем, то не могу распоряжаться твоей жизнью, Ион. — Он улыбнулся. — Теперь я могу только просить тебя как друг.

Ион положил ладонь на руку Влада.

— Я с тобой, как и всегда.

— Хорошо.

Влад коротко пожал руку Иона, потом вложил в нее ладонь Илоны.

— Пора, — сказал он.

— Но подождите! — Илона отступила назад. — Это все потому, что я женщина, что я слаба, что я не смогу вынести трудностей дороги?

— Нет, — ответил Влад. — Это потому, что я люблю тебя. Если об этом станет известно моим врагам, то они не упустят случая использовать тебя, чтобы расправиться со мной, и обязательно нападут. Я погибну где-нибудь в темном переулке или в таверне, защищая тебя. Сейчас я могу драться только за себя самого.

— Что ж, тогда я буду ждать в монастыре и молиться каждый день, чтобы ты вернулся как можно скорее, — радостно сказала она и направилась к двери.

Влад взял ее за руку, и женщина обернулась.

— Не нужно ждать, Илона. Если я останусь жив, то вернусь только тогда, когда соберу достаточно силы для того, чтобы возвратить трон и удержать его. — Он сжал ее руку. — На это могут уйти годы.

— Я буду ждать тебя столько, сколько потребуется. В этом и состоит преимущество возлюбленной, которая живет в монастыре. — Илона окинула взглядом обоих мужчин. — Там нет никаких искушений.

Она подняла его руку, поцеловала ее и вышла в коридор, не сказав больше ни слова.

— Ты отвечаешь за то, чтобы с ней ничего не случилось, Ион, — велел Влад. — Обязательно разыщи меня при дворе дяди, если по дороге не произойдет непоправимого.

— Да, мой князь.

Как только шаги Иона стихли, Влад взял из сундука запасную одежду, завернул ее в покрывало, на котором они с Илоной только что лежали, накинул плащ, взял меч и пошел по пустым коридорам. Теперь с ним никого не было. Даже два последних гвардейца сбежали. Он остановился на галерее и наблюдал за тем, как Ион с Илоной сели на лошадей и уехали из замка, потом и сам направился к конюшне.

Калафат была там, накормленная и вычищенная. Завидев его, она радостно замотала головой. В Эдирне князь попросил Мурада дать ему не только солдат, но и эту лошадь. Он ласково гладил ее по золотистой гриве, потом сам надел на нее седло. Влад думал, что все конюхи разбежались, как и гвардейцы, но один все-таки остался. Мальчик лет десяти появился перед ним, выступив из темноты. На глазах его поблескивали слезы, а в руках он держал какой-то сверток.

— Мне сказали, чтобы я отдал это вам, господин, — сказал мальчишка, сунул Владу сверток и убежал.

Влад приподнял угол темной ткани. На ней блеснула лапа дракона, вышитая серебром. Это было знамя отца, а теперь — его собственное. Почти два месяца оно развевалось на башне дворца.

Влад опустился на колени и прямо здесь, в стойле, на соломе, дал себе клятву:

— Во имя всемогущего Господа, которому я поклоняюсь, во имя моего отца, которого я любил при жизни и чту после смерти, во имя Валахии, моей родной земли, которая заслуживает лучшей доли, чем та, которая уготована ей правлением жадных шакалов, хватающих куски то со стола турок, то у венгров! Во имя всего этого и за всю кровь, пролитую нашей семьей, я клянусь в том, что вернусь!

Он сел на Калафат, как обычно, шепотом велел ей трогаться, и туркменская кобыла послушно двинулась в промозглую, дождливую ночь, унося всадника, да и себя саму, навстречу неизвестности.