Be cool!
– О – ля-ля! – воскликнула древняя, как бивень мамонта, француженка, приподняв свое сухонькое сорокакилограммовое тельце над пляжным лежаком. Кому был обращен ее возглас, для меня так и осталось загадкой. Но проходивший мимо израильский турист с огромной звездой Давида на груди и татуированной эмблемой спецподразделения на плече как-то незаметно втянул живот и расправил плечи. Загорелый официант, разносивший кофе и фрукты, сверкнул белозубой улыбкой и приподнял воображаемую шляпу. Земляк-француз, возрастом значительно младше, но все равно давно за шестьдесят, небрежно скосил глазами, но тут же получил журналом по коленке от вроде бы дремавшей под полуденным солнцем супруги. Да и само солнце, казалось, стало на мгновение еще ярче и теплее.
Я смотрел на старуху и восхищался. Представлял, как она давала жару лет восемьдесят назад на балах в Биаррице, как крутила романы в потрепанном войной Орлеане, а совсем недавно, возможно, консультировала Вуди Аллена на съемках «Полночь в Париже». Ее грассирующее «р» и простуженное «н», прическа, маникюр и макияж, аккуратно стоящие рядом друг с дружкой пляжные шлепанцы с бантиком и городские туфельки (тоже с бантиком), все это говорило об одном: бабка за свои сто лет прожила несколько среднестатистических жизней и на покой пока не собирается.
И это круто!
Мы всю жизнь куда-то торопимся, не успевая в этой спешке остановиться, оглянуться и непосредственно пожить. И ладно бы, если планов у нас – громадье, и все они, как знакомый пасьянс, в итоге сходятся. А когда приходится крутиться сначала от стипендии до стипендии, потом от зарплаты до зарплаты, а в конце концов – от пенсии до пенсии? И подводя последнюю черту, а может и значительно раньше, понять: жизнь странным образом прошла мимо.
Начинаешь с какой-то явно не белой завистью вспоминать и старуху-француженку, и Владимира Михайловича Зельдина, и Владимира Абрамовича Этуша, и совсем еще мальчишку в сравнении с ними Владимира Владимировича Познера. Мы (именно «мы», а не «я») любим их (хочется сказать «восторгаемся») вовсе не потому, что один выдающийся актер, а другой-известный тележурналист. Просто радостно, что кто-то подает тебе пример, подсказывает, как надо жить: без оглядки на возраст, погоду, режим за окном и курс рубля. Стильно и круто.
Каждый из нас в душе хотя бы единожды рисовал идеальный мир. Причем, идеальный-не в смысле рафинированно правильный, а, скорее, сбалансированный; тот, с которым сам будешь жить в ладу и согласии. Читать то, что нравится, общаться с тем, кого любишь, говорить о том, что считаешь нужным, отвечать за свои слова и требовать того же от других. И, самое главное, чувствовать себя свободным. Такое состояние не зависит от количества денег в кошельке или наличия титулов в родословной. Это особенная способность дышать, смотреть и ценить. И это круто.
Правда, чем шире открываются возможности, тем больше появляется отговорок.
А ведь никогда еще со времен «бульдозерных» выставок шестидесятых Москва не жила так свободно в духовном плане, как сегодня. Возможно, это последствия нашего весьма нестабильного политического климата, напоминающего погоду нынешней весной. Оттепель сменялась морозом по несколько раз в день, и даже самые приближенные провидцы порой не знали, что сегодня можно, а что нельзя.
Вывел для себя одно умозаключение: наши люди ходят в музеи и на выставки в десятки раз реже, чем в магазины. Исключения составляют различные светские мероприятия, проводимые по замыслу организаторов в этих самых музеях, но посещают их при условии, что там будут кормить и фотографировать у пресс-волла.
Не потому ли в лозунге «хлеба и зрелищ!» именно хлеб является тем кляпом, наличие которого заставляет народ безмолвствовать?
Но ведь за окном происходит и совсем другая жизнь!
Rijksmuseum в Амстердаме оцифровал и выложил в свободном доступе сотни тысяч своих шедевров. Смотри, изучай, радуйся; и все за какие-то 300 рублей безлимитного интернета в месяц.
Шагала в прошлом году привезли в Москву «живого». Приходи в Третьяковку, смотри, радуйся и дыши с Шагалом одним воздухом.
Брайан Адамс сам привез и показал в Мультимедиа Арт Музее не просто фотографии, а, скорее, фотоискусство. Возможно, я видел и более интересных фотографов, но среди них не было ни одного, перед кем королева Великобритании позировала на фоне резиновых сапог, сэр Бен Кингсли сидел в драном кресле, забравшись в него с ногами, а Наталья Водянова стояла абсолютно голая у стеклянной стены. Радуйся!
Хочешь больше звезд? Чтобы в одном месте и в одно время? Карл Лагерфельд доставил нам такое удовольствие, показав The Little Black Jacket в Artplay.
Еще больше звезд? Чаще надо посещать «Дом Нащокина». Как он порадовал выставкой «Как хороши цветы»! Сарьян, Кончаловский, Фальк, Нестерова, Любаров, Яковлев, Коровин… Не просто звезды первой величины, а Мастера.
А мастер Александр Журбин очередной раз доказал свою гениальность, представив премьеру оперы «Альберт и Жизель». И пускай Альберт был взволнован сверх меры, зато каков был Герман!
Я могу продолжать этот список до бесконечности. Не потому, что хвастаюсь. Так получилось, что мне удается приобщаться к искусству почти также часто, как некоторым модницам посещать магазины.
Вот те самые магазины, вкупе с интернетом, телевизором, медиа-и социопространством, как раз и формируют сегодняшний стиль жизни, но еще чаще – его отсутствие. Чтобы выбрать и сформировать свой собственный стиль, для начала необходимо иметь свое собственное мнение. Осталось понять, из чего оно должно сложиться.
Основа движения вперед – единство и борьба противоположностей. Жар и холод, плюс и минус, белое и черное. Нынче к этому списку можно добавить «мода и стиль». Да-да, именно мода и стиль сегодня оказались в оппозиции друг другу. Ведь зачем напрягаться, что-то для себя выдумывать, если за тебя уже все решили.
Утратив индивидуальность в угоду стереотипам, мода прекратила быть искусством. Мода и модная индустрия слились в едином экстазе, исчерпав себя в попытках изобрести что-либо ново-красивое. Посмотрите, как много продается и носится, мягко говоря, странных, несимпатичных, неудобных и плохо сидящих вещей!
А ведь когда-то имели место времена, когда моду выбирали между одним красивым и другим еще более красивым. Мода помогала формировать стиль, но не диктовала его.
Какие-то 30 лет назад почти все, за исключением, быть может, Шанель, Диора и Кардена, считались, как нынче принято писать в фэйсбуке, местными фирмами. Так вот, главной музой того самого Кардена на протяжении многих-многих лет была наша великолепная Майя Плесецкая, сама по себе икона стиля. Модельеры бились за право создавать платья для Жаклин Кеннеди и Грейс Келли и потому не имели право на ошибку.
Терминология диктует подходы. Не потому ли вместо слова «модельер» сегодня сплошь и рядом с пафосом произносят «дизайнер»?
Вообще, подмена слов синонимами и неологизмами незаметно, но неотвратимо меняет окружающий мир и привносит в него новый смысл. В разные годы нашей недавней истории мы рассыпались в аплодисментах мягкому маслу и таиландским джинсам, розовому варенью и корейским автомобилям, лелеяли несбыточную мечту об американском образе жизни, считая себя, по большей части, европейцами.
Я очень трепетно отношусь к слову «стиль». Для меня это, в первую очередь, некая внутренняя конструкция, мироздание и мироощущение, выразившиеся в манере одеваться, разговаривать, водить машину или писать статьи. Это очень личное, и я стараюсь не допускать к нему ничего и никого извне. Но у меня нет конфликта с модой. Скорее, она сама по себе, я-сам по себе. Возможно, поэтому смысл традиционного тоста-пожелания «чтобы ты оставался самим собой» для меня давно стал частью реальности.
В связи с этим вспоминается финал нашего замечательного фильма «Стиляги»:
– Мэлс, хочу открыть тебе один секрет. В Америке стиляг нет.
Слова, взорвавшие мозг и разнесшие мысли по окраинам вселенной.
Это была трагедия. Бедный Мэлс в мгновение превратился в бедного Йорика. Он не знал, что кроме стиляг в этом мире существуют Вознесенский, Высоцкий и Евтушенко.
Мэлс еще не знал, а нынешние уже не знают.
Да, впрочем, какая разница?
Бытие определяет сознание, равно как сознание определяет бытие. Не играет никакой роли, идешь ли ты по Круазетт, Пикадилли или Гоголевскому бульвару. И уж точно не важно, сколько стоит твой наряд, автомобиль или телефон. Просто они должны быть такими же твоими, как кожа, глаза и мысли.
Один старый-престарый еврей, прошедший голод и холод, 37-й год и войну, и лишь на пару лет переживший Сталина, каждую субботу, когда вся шестикомнатная харьковская коммуналка собиралась на совместный обед, вскакивал на табуретку и, заломив взъерошенную бровь, декламировал: «Пой, пока поется, живи, пока живется, лопни, но держи фасон»!
Однозначно, французская старуха тоже знала об этом.
Машины вне времени
– Папа, пойдем в гараж, – это звучало не просьбой, не предложением, скорее утверждением.
Мне четыре года, папе тридцать семь, у нас с ним на двоих одна тайна, один интерес и одна машина.
Волшебное место, практически Страна чудес. Лязг немного ржавых замков, щелчок электрического выключателя… Лампа под потолком освещает все наше богатство: старый патефон, потертые разнокалиберные баллоны, служащий столом верстак, неработающий, но от этого не менее ценный ламповый приемник «Балтика», банки, склянки, канистры, подвешенные на крючьях лыжи, велосипеды и неизменная репродукция «Охотники на привале» в покосившейся раме.
Посреди всего этого великолепия стоит Он – неопределенного возраста горбатый Запорожец серовато-голубоватого цвета. Сдерживая желание и внутреннюю дрожь, я сначала совершал различные ритуальные действия – помогал открывать ворота, подпирал их кирпичиками, раскладывал на стеллаже какие-то предметы… Возможно, я боялся, что папа подумает, будто я хожу в гараж только ради Него!
Через какое-то время я подхожу к Нему с левой, водительской стороны, открываю почти роллс-ройсовскую дверь (помните, против движения с петлями сзади?) и заныриваю на сиденье.
Ноги не достают до педалей, я рву кулису без сцепления, руль вправо, влево, сухие губы выдают: жжжжжж, рьрьрьрьрь! Слышу издалека папин голос: ручник вытяни, нельзя на нейтрале без ручника!
В четыре года я не знаю, что такое нейтраль и почему на нем нельзя, но знаю, что такое ручник и послушно вытягиваю его…
Прошло более сорока лет.
Я поменял великое множество машин. Нет, я не искал совершенство в чистом виде. Я коллекционировал впечатления от обладания техникой. Опыт помогал расставлять приоритеты: в идеале задний привод, немецкое происхождение и не менее 500 сил. И только два кресла: переднее левое или заднее правое. Звук правильно настроенного выхлопа и раскаленный асфальт под днищем в любое время года.
Арифметическая прогрессия: четыре цилиндра, шесть, восемь, двенадцать…
– Папа, поехали прокатимся!
Мне сорок пять, сыну двадцать три.
Впрочем, об этой поездке мы договорились накануне.
Разговаривая по телефону, я без всяких на то причин брякнул, что у нас никогда не было английской машины. Он ответил, что как раз в последнее время почитывал статьи на эту тему, приценивался, пристреливался, ну, в общем, интересовался.
Сказано – сделано. Воскресенье закончилось просмотром, понедельник начался с покупки.
Двенадцать немецких цилиндров сменились двенадцатью английскими.
Что изменилось? С точки зрения идеологии и техники – почти все, вернее, одновременно все и ничего.
Немец перемещался в пространстве тихо и быстро, шильдик V12 вызывал уважение, салон качеством сборки и материалов внушал самоуверенность, а «правильные» номера отворачивали взгляды гаишников прочь.
Англичанин – он и в России англичанин, создан для того, чтобы отличаться от других. И никакой левый руль не замаскирует его прошлое.
Он более тяжел, но вместе с тем и более быстр. Весь состоит из звуков: сидящие впереди наслаждаются свистом турбины почти с холостых оборотов, сзади – похрюкиванием выхлопа. И потому качество работы музыкального центра не имеет никакого значения: музыка здесь лишняя. Отстрочка салона неидеальна, но именно она создает ощущение полного hand made. Кожа, дерево, металл – все очень настоящее.
За две недели я к нему привык, и жизнь потекла дальше своим чередом, заставляя вращаться в колесе одинаковых рабочих будней.
То ли время притупляет чувства, то ли мы достигли какого-то предела, но сегодня смена одного очень мощного автомобиля на другой еще более мощный не вызывает практически никаких эмоций. Достигнув совершенства, мы понимаем, что старая машина была вовсе не хуже новой.
А может, мы совсем забыли Высоцкого? Вспомните: лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал.
Но дело, мне кажется, абсолютно не в том, что мы пока не готовы выйти за пределы разумного при покупке авто, либо шестизначные суммы со знаками +/– для нас еще имеют значение.
Самая навороченная, самая современная машина хороша в обычно в тех случаях, когда она только-только вышла, пока она самая-самая. Пройдет месяц, два, и их уже полным полно на Новом Арбате и на Тверской; полгода – и вместо GTS появляется Turbo S, и все начинается сначала.
И только время все расставляет на свои места. В историю входит даже не одна из ста моделей, а, дай Бог, одна из тысячи. Красота – вещь субъективная, но мне на ум приходят такие родившиеся в разные годы красотки и красавцы, как Alfa Romeo 8C Competizione, Mercedes-Benz 300SL Gullwing, Jaguar XK 150, Porsche Carrera GT, BMW 328 Roadster, McLaren F1 и уж точно Ferrari F12 Berlinetta…
Машины запредельной стоимости.
Они существуют для того, чтобы их владельцы могли выделиться из толпы. И не более того. Динамические качества и технические характеристики в этом случае не имеют существенного значения. Главное – цена.
Вы можете назвать хотя бы одну дорогу, где владелец Bugatti Veyron Super Sport может разогнаться до ста за 2,5 секунды и достичь немыслимых 430 км/ч? Теоретически такие места есть, но практически – нет. Электронные мозги Вейрона жестко следят за всеми параметрами работы механизмов, и если колеса отклонятся от прямой даже на небольшой угол, сразу включается ошейник, ограничивая максимальную скорость на уровне 300 с небольшим. Выехать на таком на кольцевую трассу? На той же Северной петле Нюрбургринга найдется немало машин, дарящих значительно большее удовольствие от пилотирования. Кстати, в книге рекордов Северной петли Вейрон записан только 36-м.
Удел Вейрона – фланировать на скорости до 40 по Родео Драйв или авеню Принцессы Грейс. Хотя некоторым мало просто Вейрона. Все чаще в Монако, европейской столице Bugatti, можно наблюдать машины, покрашенные в хромовую краску. Причем в какие-то ядовитые красные, зеленые и синие цвета. При желании можно найти алюминиевые или, например, матово-черные экземпляры под оптимистичным названием «Черная кровь».
Мир сошел с ума. Если поддержанный Bugatti с пробегом в несколько сотен или тысяч километров хоть как-то продаваем, то от хромированного красавца можно избавиться только тремя способами: подарить, перекрасить или разбить вдребезги. Или даже не вдребезги: замена колеса, переднего бампера и нескольких деталей подвески вследствие небольшой аварии обошлись московскому владельцу почти в четыре миллиона рублей. Будь повреждения посерьезней, и можно задуматься о новенькой Ferrari взамен ремонта.
Существуют ли вообще машины-легенды, машины мечты?
Не рассыпаются ли сказки о них вместе с ржавчиной с видавших виды кузовов?
Могу ответить однозначно: да, да и еще раз да!
Для тех, кто не в курсе: знаете ли вы, сколько ежегодно собирается на австрийском озере Вертерзее поклонников VW Golf GTI? Сто сорок тысяч! Для нас это просто Гольф, неважно, с каким мотором и подвеской, а для них – Икона. И они знают ответы на любые возражения: Бентли – это их Фаэтон, Фантом – семерка от конкурентов, Майбах – наполовину 140-й, а ожидаемая бомба, внедорожник от Мазерати, – вообще родной брат Гранд Чероки!
А фанатизм владельцев Феррари? На очередной тусовке расставили на площадке заброшенного аэродрома машины так, что с пролетавших самолетов на земле читалось слово FERRARI!
Любовь и фанатизм порой безграничны. И изменчивы, как погода в Лондоне. Машина может разонравиться, или выйдет новая, еще лучшая, или новый аукцион выведет на свет Божий очередной шедевр…
Каждый, у кого к крови подмешено хоть чуть-чуть бензина, проходил это и не раз.
Но, все-таки, есть почти вечные ценности. За них бьются, как за любимую женщину, продают душу дьяволу, совершают поступки, кажущиеся большинству безумством.
Единичными машинами владеют единицы. Даже если кому-то повезло в жизни, это вовсе не значит, что ему же повезло стать автоколлекционером.
Самое большое счастье – жить в ладу с самим собой и окружающим миром. Мне кажется правильным иметь классные, мощные, красивые машины, но в душе оставить место для неосуществимой мечты, такой как Bugatti Type 57, Ferrari 250 GTO, Mercedes-Benz 540K или Talbot Lago. А самые настойчивые всегда могут прикоснуться к мечте руками, пока существуют конкурс элегантности на вилле Д’Эсте, коллекция классических автомобилей князя Монако или Олдтаймер-Галерея, в конце концов. Да и Ральф Лорен иногда показывает публике то, что не увидишь нигде в мире.
Для моего же мироощущения Concorso d’Eleganza на вилле Д’Эсте куда ценнее, чем все Детройты, Женевы и Токио вместе взятые.
P.S. У меня никогда в жизни не будет ЗАЗ-965, по прозвищу Горбатый. Если купить легенду, она может перестать быть таковой. Если купить детскую сказку, впереди останется только старость.
Право на л…
Встать с левой ноги, поехать на выходные в Лугано, Люберцы или просто погулять по лесу, сделать на груди татуировку make love, купить билеты в Ленком или на концерт группы Ленинград…
Конечно, одной буквой “Л” наши желания не ограничиваются, особенно, если мы считаем себя людьми свободными и независимыми.
Возможность выбирать куда, с кем и зачем идти, при этом самостоятельно устанавливая уровень собственной открытости, и представляет собой Право На Личную Жизнь.
Право, данное человеку от рождения и защищаемое им самим, государством и законом на протяжении всей жизни, а, зачастую, и после смерти.
Жизнь соткана из противоречий.
Еще вчера нам хотелось фейерверков признания, ореолов славы и грома аплодисментов. В нашу честь, нашим талантам и успехам. Чтобы сначала заметили, потом узнали и, в конце концов, признали. Радио и телевидение, газеты и журналы, фанаты и поклонники, цветы, шампанское и конфеты…
Но сегодня возникает, нет, не желание, а психологическая потребность натянуть до самых глаз шапку, обмотаться до ушей шарфом и прошмыгнуть незамеченным в самолет, уносящий тебя как можно дальше от столичного блеска и вечного внимания досужей публики.
Может ошибочно показаться, что приведенные примеры касаются исключительно заслуженных селебрити в лице известных артистов и спортсменов, политиков первого эшелона и представителей списка Форбс. Вне своих звездных орбит (придуманных, кстати, то ли нами, то ли для нас) времяпрепровождение этих господ ничем не отличается от нашего с вами досуга.
В обычной жизни по выходным обычные люди обычно включают телевизор и смотрят, не отрываясь, практически документальный сериал из жизни звезд. Абсолютно постановочные передачи, в которых всевозможные Лени и Тимуры внезапно приходят в гости к знаменитостям и как бы случайно застают их не до конца проснувшимися, не накрашенными и не причесанными, стали для обывателей чем-то вроде наркотика, создающего ощущение причастности и сопричастности к чему-то закрытому и бесконечно интересному. Система, отработанная европейскими и американскими специалистами, прекрасно проявила себя в стране неожиданно победившего капитализма. Сначала, на пробу, сделали «За стеклом». Потом – «Пока все дома», «Дом», «Дом-2», «Ты не поверишь», «Новые русские сенсации» и прочие, и прочие. И вот они посыпались из телевизионного ящика как из рога изобилия. Не отставала и бумажная пресса: «7 дней», «Hello», «Ok!», «StarHit», «Лиза», «Отдохни» и пара сотен других глянцевых изданий. С первых до последних страниц сплошные жизнеописания и откровения. Но это для любителей более-менее чистого белья. Для особо продвинутых имеются в наличии Lifenews, «Жизнь» и различные «толстушки».
Впрочем, когда на кону с одной стороны – тиражи, гонорары, рекламные бюджеты и рейтинги, а с другой – известность, узнаваемость, слухи, сплетни и, как следствие, повышение спроса, приглашение на ТВ, корпоративы и, опять же, бюджеты, рейтинги и тиражи… Уравнение выстраивается с неизбежностью дождя в осеннем Лондоне. Несмотря на то, что дважды два в этом выражении зачастую равно пяти, семи, иногда – десяти.
В результате создается самодостаточная система, работающая по принципу замкнутого круга: формула товар-деньги-товар, помноженная на спрос, многократно превышающий предложение.
Мы хотим знать все обо всех. Нас больше не надо к этому подталкивать. И не важно, кто мы: брутальные ковбои, хрупкие леди или перспективные подростки. Жирную точку в вопросе доступности информации поставил его величество интернет. Фейсбук, инстаграм, одноклассники и вконтакте с нашего же позволения докладывают всему миру о каждом нашем шаге, сообщая меню вчерашнего банкета с точностью до калории, марку платья, сумму счета за аренду виллы и расписание на следующую неделю.
К тому же ни для кого не секрет, что любое действие владельцев тех же айфонов мгновенно протоколируется и ретранслируется на серверы яблочной компании в США. Только вдумайтесь: заграничная частная фирма владеет информацией, которую в нашей стране те же правоохранители могут получить только по решению суда. Считаете, андроид более милостив к своим пользователям? Ошибаетесь! Воспользовавшись хоть одиножды самым популярным сервисом – картами – вы тут же позволяете гуглу творить с вашим смартфоном все, что угодно: от копирования книги контактов и смс до управления папками, файлами и паролями, в том числе от кредитных карт. Облачные хранилища, в которых теперь только ленивый не хранит свою информацию, также не церемонится с правами на чужой контент. Не верите? Почитайте условия пользования любым подобным сервисом, прежде чем ставить галочку в графе «согласен».
Сегодня, приобретая практически любой товар или услугу, мы имеем риски, что сведения о наших доходах, предпочтениях, сбережениях, фактическом месте жительства и наличии близких родственников станут предметом торга или обмена между заинтересованными в них лицами. И этот интерес будет явно не бескорыстным.
Хотите оформить абонемент в фитнес-клуб «Зебра»? Не вопрос, но подпишите в четырех местах согласие на обработку персональных данных, включая их передачу неограниченному кругу третьих лиц. Просите исключить из договора незаконное требование? С вами просто не заключат договор.
Вам повезло, и появилась возможность приобрести новенький автомобиль Порше? Но именитого немецкого автопроизводителя просто так ваши миллионы не интересуют! Только в комплекте с персональными данными, причем, не в том количестве, которое необходимо и достаточно для заключения и исполнения договора (как того требует закон), а в значительно большем объеме. В противном случае не видать вам Порше как своих ушей!
В мебельном центре на Киевском шоссе мне отказались продавать книжную полку, если я не предоставлю для ксерокопирования свой паспорт и не заполню анкету покупателя.
Зато за месяц до окончания срока страхования автомобиля начинают звонить представители страховых компаний, наперебой предлагая значительно более комфортные условия, чем те, что я имею сегодня. При этом никто не просит назвать текущий размер страховых премий или мои персональные данные. Страховые агенты волшебным образом знают это значительно лучше меня.
Уже становится закономерным, что если вы прекрасно выглядите, достигли в жизни и в бизнесе несколько больше идущих рядом коллег, самореализовались и самоутвердились, то ваши фото, имя, должности и званья станут предметом чужих публикаций, реклам и самореклам значительно чаще, чем это покажется допустимым.
Стоит ли удивляться, что устав от повышенного внимания и решив, наконец, не просто отдохнуть, но и расслабиться, так сказать, душой и телом, некоторые категории наших сограждан не могут этого позволить ни в Сочи, ни в Ницце.
Звезды, у которых публичность, в том числе в сфере личной жизни, является частью их же звездного имиджа, страдают от этого в первую очередь.
Неутомимый борец с папарацци Валерий Меладзе ведет многолетнюю войну с фото– и видеолетописцами. В результате судебные разбирательства, сожженные нервы и перманентные конфликты. Зато тиражи бульварной прессы растут, рейтинги взлетают.
Филипп Киркоров, единожды набедокуривший с розовой кофточкой, годами позже стал звездой скандала с участием некоего второго режиссера. Сегодня, по прошествии времени, мы видим, что та история, по всей видимости, была больше пугалкой, чем реальностью. Но бедному Филиппу пришлось со страху прятаться в психиатрической больнице в Израиле. Сколько заработали на этом журналисты, одному Б-гу известно.
Читая сплетни о жизни знаменитостей, вороша чужое белье, стоит задуматься, что у тебя в жизни есть хотя бы несколько человек, для которых ты куда более бесспорная звезда, чем Пугачева, Киркоров и Меладзе вместе взятые. И потому достойное отношение к себе, к своей личной жизни можно требовать только в том случае, если ты сам с уважением относишься к другим.
Как говаривал незабвенный профессор Преображенский: «Господа, не читайте перед обедом советской прессы»!
Мужской стриптиз
Долгих три столетия Америка шла к тому, чтобы избрать президентом афроамериканца. При этом еще каких-то 50 лет назад не то что общественные туалеты, но и раздельные автобусные остановки для черных и белых там считались нормой.
Что ж, американцы смирились.
Североафриканские и ближневосточные арабы после второй мировой эшелонами и пароходами прибывали в прибитую недавними пожарами Европу в качестве дешевой рабочей силы. Никто и не догадывался, что они могут остаться там навсегда да еще потребовать равные с местными аборигенами права.
Когда европейцы спохватились и поняли, что мириться с таким соседством они больше не хотят, было уже поздно. Издержки толерантности тяжкой ношей легли на их терпеливые шеи.
И даже мы, дорогие россияне, вдруг по высочайшему указанию ставшие считать ближайших друзей и соседей заклятыми врагами, без каких-либо причин отказались от собственного мнения в угоду непонятному народному единению.
Так устроен мир, что даже разброд и шатание из броуновского движения под действием всепроникающих информационных потоков превращаются в стройную систему ценностей, общественного сознания и новой морали.
Я же, в чем-то повторяя судьбу героев Тургенева, имею, казалось бы, счастливую возможность не принимать все за чистую монету, порой ниспровергать авторитеты, больше сомневаться, чем утверждать, и не идти на поводу у большинства.
Моя система мировосприятия принимает множество допущений, но до известных границ, перейдя которые ваш покорный слуга может превратиться в нетерпимого монстра, поедаемого изнутри червем несогласия и неприятия.
Слава Богу, таких раздражителей немного, но к ним наравне с отрицанием Холокоста, непризнанием Волынской резни, непроходимой тупостью отдельных членов общества относится и мужской стриптиз.
С тех пор, как биологический мир вышел из одноклеточного состояния, наметились гендерные различия. Произошло это за миллионы лет до появления хотя бы самых первых зачатков человечества, так что вместе с каменным топором новоиспеченные гомо сапиенс получили в наследство от предков врожденный опыт разделения прав и обязанностей, основанный на наличии тех или иных половых признаков.
За последние несколько тысячелетий понятие «у кого больше» существенно видоизменилось и почти потеряло первоначальный смысл. Грубая мужская сила в качестве последнего аргумента по эффективности стала уступать хитроумным комбинациям и ядовитым каплям из потаенного флакона. Троянский конь и стрелы с кураре пришли на смену прямолинейным мечу и топору, хотя впоследствии уменье работать шпагой еще какое-то время считалось признаком благородства не столько происхождения, сколько души.
Но время текло неумолимо, до нельзя изменяя основы и устои общества. Сначала портные и ательеры, а затем целая модная индустрия, закатав рукава, денно и нощно рисовали, кроили и шили новую одежду на дряхлеющие тельца молодых пижонов. И чем большую роль в дифференциации общества начинали играть деньги, тем больше требовалось одежды, скрадывающей то, чем хвалиться было, в общем-то, не принято. Слабые мальчики стали одеваться, сильные девочки, наоборот, раздеваться. Наверное, так было всегда, но поводы существенно разнились. Добытые через кровь, боль и страх туша мамонта или сундук с затонувшего фрегата, трофейное золото или ордена в полгруди – какая разница, за что из перечисленного можно и нужно нами восхищаться, нас любить и перед нами раздеваться. Главное, что поводы были правильные и неоспоримые.
Не вызывает никакого сомнения веками существовавшая формула предложения руки и сердца. Некоторым, которым повезло от рождения чуть больше остальных, удавалось ее разбавить фразой «и полцарства в придачу». А представьте, как бы звучало то же самое, но с точностью до наоборот: «предлагаю полцарства, а руку и сердце – в придачу»! Что двести, что двадцать лет назад такое представить себе было трудно. Полцарства если и отдавали, то только за коня. А если, все-таки, хотелось царство и полцарства? Так их можно было построить вместе, было бы желание.
Правда, потом нам на много десятилетий запретили зарабатывать иначе, чем на так называемой работе, где пределом мечтаний были заоблачные двести рублей в месяц годам, этак, к сорока. Но разве такая мелочь могла смутить настоящих мужиков? Разгружая вагоны, решая задачки для заочников или приторговывая джинсами, каждый по-своему, но мы доказывали свое право называться мужчинами и добытчиками.
Как-то незаметно разрешили заниматься бизнесом, но отменили ГТО. В стране, голодной до всего блестящего, любое действо или вещь с приставкой супер– или гипер– автоматически возводилось на пьедестал. В их тени истинные ценности стали казаться чем-то серым и скучным, обыденным до ненужности. И вправду, к чему нам Пушкин и Гоголь с их пятнадцатью тысячами лексических единиц, когда новоиспеченный сленг доносил короткие мысли до любых ушей с неотвратимостью выпущенной пули. Малиновые пиджаки с ватными плечами скрывали издержки фигуры, а наличие десятилетней иномарки возмещало отсутствие коня.
К началу девяностых двести рублей превратились в пшик, но за двести долларов можно было кормить семью целый месяц. А если у тебя этих долларов тысяча, десять тысяч, миллион? По колено становились не то что моря – океаны. Покупались лошади, собаки, особняки из красного кирпича и… И женщины. Появилась мода на певиц и моделей. Первые подороже, вторые подешевле. Когда певицы закончились, вспомнилась фраза товарища Сталина, обращенная в 1946 году А. Фадееву: «где ж я возьму тебе других писателей»? Но спрос рождает предложение. В стране мгновенно открылись фабрики по производству певиц. И – пошло, поехало.
Одновременно на свет появилось слово «папик». Причем не в уменьшительно-ласкательном значении, а, скорее, в уничижительном. Это такой преимущественно низенький, обязательно неспортивный, пытающийся одеваться в одежду, не свойственную его положению, возрасту и телосложению, дядька. Обязательно ведущий за собой высоченную красотку лет на 20–25 себя моложе. При этом не догадывающийся, как все это выглядит со стороны. Опять же, баланс спроса и предложения.
А между тем жизнь продолжалась. Цумы-гумы и пассажи завлекали рекламами и витринами, рестораны удивляли заморскими яствами, одни получали по заслугам, другим от этих заслуг кое-что обламывалось.
А девочки, между тем, как любили плохих мальчиков, так и продолжали их любить. И хотя в большинстве случаев хотели выйти замуж за банкиров, спать предпочитали с футболистами.
Но иногда предпочитали ставить кого-то из нас на сцену, чтобы было как на фабрике, только наоборот.
Удивительно, но начав размышления с такого громкого заголовка, я, практически, ни слова не написал по заявленной теме. Потому позвольте сказать хотя бы пару слов в заключение. Есть соблазн просто поменять местами слова «мужчина» и «женщина», но это окажется далеко от истины.
Как бы правильно ты в этой жизни не жил, каких бы принципов не придерживался, но собирательный образ представителя мужского пола последних двадцати лет, возможно, и дал неким дамам право и желание видеть некоторых из нас в виде клоунов и проститутов.
Помните поговорку, что мужчина должен быть могуч, дремуч и вонюч? Не придираясь к словам, считаю это правильным. При этом в природе встречаются этакие кобельки с бритыми животами, эпилированными ногами, стероидными мышцами и татуированной попой. Кстати, живущие и среди людей, и среди зверей.
Даже домашние кобели на прогулке в сквере легко путали их с сучками и делали на них садку.
Что ж, у людей все прозаичнее. А главное – жестче. И без права на ошибку.
По гендерному счёту
или Кто в доме хозяин?
Самый первый вопрос в истории человечества, он возник задолго до того, как наши далекие предки научились разговаривать. Достаточно было жеста, взгляда, неосторожного движения, чтобы в поисках ответа разгневанные особи начинали даже не драться, скорее, биться не на жизнь, а на смерть.
Уходя на охоту, самец-добытчик вряд ли задумывался о том, как разделить бразды правления в пещере с остающейся на хозяйстве самкой. У каждого было полно своих обязанностей. У него – добыча мамонта, у нее – выкармливание потомства. Другое дело, всегда существовал риск вернуться из командировки и застать дома какого-нибудь дезертира, белобилетника или просто никчемного уклониста, мирно пожирающего твои консервы в обществе твоей же благоверной. Нетрудно догадаться, чем заканчивались подобные открытия.
Прошли миллионы лет, и наши безмолвные пращуры, наконец, дождались, чтобы их создали в последней на сегодняшний день редакции. Как всегда, первый блин получился комом. Если с мужчиной все было более-менее ясно, то его лучшая половина на деле таковой не являлась. Стервозная по характеру да еще со своим собственным мнением, практически всегда не совпадающим с мнением Автора, она не давала покоя ни партнеру, ни Создателю, пытаясь быть в каждой бочке затычкой. Даже когда вокруг, казалось бы, тепло, светло и сыто, ей всегда чего-то не хватало. И ладно бы не давала житья-бытья своему законному и, на тот момент, единственному, так еще во всем и вся перечила Самому главному. Просто, так, из принципа. В общем, судьба ее оказалась предрешена, оставалось сослать девицу куда подальше, с глаз долой, из сердца вон. Правда, эта спецоперация особым успехом не увенчалась, потому тогдашние летописцы, редакторы и цензоры с большим трудом вписали ее в скрижали истории, что-то приукрасив, а о чем-то умолчав.
Вторая, сотворенная по образу и подобию по очередной оригинальной технологии, с виду казалась попроще и попокладистей, покорно заглядывала в глаза и на все отвечала согласием. Но в тихом омуте, как известно, черти водятся. И пока муж ответственно собирал всякие травки, корешки да орешки, она обсуждала с невесть откуда взявшимся советчиком вкусовые качества продукции яблоневого садоводства. Наивный Создатель, уверенный в своем творении как в себе, этой болтовне особенного значения не придавал, надеясь на здравый смысл, веру и уважение к старшему члену семьи. Тем более, что охоту на мамонта Он отменил, объявив в Эдеме вегетарианство. Муж кружил в поисках пропитания обычно недалеко от дома, имея возможность в любой момент вмешаться и расставить все на свои места. То, что произошло дальше, напомнило детсадовскую игру под названием «сними трусики». Еще до начала спора было ясно, что спустят трусы оба, вопрос лишь в том, кто кого уговорит первым. Не знаю статистику наших дней, но шесть тысячелетий назад, как говорят шахматисты, «белые начинали и выигрывали». В общем, Адам не устоял и яблочную тему вкусил в полной мере.
Понял Создатель, что в жизни есть что-то, кроме веры и созданного им мира, и авторство этого «что-то» принадлежит вовсе не ему. Вздохнул, задумался на мгновение и отпустил молодых на все четыре стороны.
Все, что происходило с человечеством потом, нам известно с той или иной долей достоверности. Женщины, войны, победы и снова женщины. Конечно, скорее всего, никакой прекрасной Елены никогда не существовало. Но даже если так, у Гомера все равно не было ни единого шанса ее не придумать. Великий слепец видел мир в таких подробностях, в каких не снилось ни одному зрячему ни до него, ни после. Илиада и Одиссея для народов мира сыграли такую же роль, как хрестоматия по литературе для старших школьников. Вроде и не прочитал все четыре тома самого известного русского романа, но, тем не менее, и в обществе можно эрудицией блеснуть, и на кроссворд несколько слов останется.
В общем, как бы не звали на самом деле эту красотку, была ли она персонажем вымышленным или собирательным, но греки с троянцами друг друга порубили достаточно, вырезая героев и простых воинов целыми поколениями. И победа по итогам оказалась не так сладка, как горька. И обратная дорога случилась сложнее и опасней, чем путь на войну. Тот же хитроумный Одиссей, возвратившись из многолетнего похода в родную Итаку, обнаружил Пенелопу, возлежащую в царских покоях в окружении воздыхателей. Все повторяется, как и миллион лет тому назад…
Примерно в то же самое время неподалеку от описываемых мест другая волоокая красавица решала отнюдь не детские задачи одним известным способом. Звали ее Клеопатра, она была обладательницей титула Мисс Африка и по совместительству работала царицей Египта. По всем законам и понятиям римляне должны были давно разгромить и поработить южного соседа, но, очевидно, что-то пошло не так. Сейчас уже не разобраться, сколько раз, когда и за кого она выходила замуж, только в результате Египет долгие годы чувствовал себя спокойно за ее хрупкой спиной, пока уважаемые Антоний и Октавиан рвали на куски Римскую империю, оставляя в колее своих побед одну братскую могилу за другой.
Разбирая давно минувшие века не по эпохам, а по женщинам – героиням своих времен, можно составить куда более интересный учебник истории, чем все ранее написанные. И хотя сослагательное наклонение в данном случае неуместно, очень хочется посмотреть, каким бы мог стать наш мир, не будь в нем английской королевы Маргариты, главной виновницы войны Алой и Белой розы, или Жанны Д’Арк, благодаря которой Франция не превратилась в провинцию Англии. Сколько ответов можно было бы получить, или, наоборот – не получить, выпив по бокалу бургундского с Марией Медичи, или разложив пасьянс с мадам Помпадур, дамой, обладавшей в тогдашней Европе возможностями несравнимо более широкими, чем у нынешнего председателя Еврокомиссии. Вспомните удивительную историю бедной цербстской принцессы, ставшей впоследствии императрицей Екатериной Великой. Пока двор сомневался в ее способности понимать русскую речь, она получила неограниченную власть, сначала опираясь, а затем подчинив себе самых могущественных мужчин Российской империи.
Можно еще долго рыться в анналах. Но сколько удивительных имен есть среди наших современниц или женщин, живших буквально недавно! Выдающаяся премьер-министр Израиля Голда Меир и не менее выдающаяся премьер-министр Великобритании Маргарет Тэтчер, железный канцлер Ангела Меркель и первая в мире руководитель исламского государства Беназир Бхутто, Елизавета II, Индира Ганди и Грейс де Монако…
Список бесконечный. Мы их знаем по глянцевым фото на банкетах, пресс-конференциях и ассамблеях. По фотографиям военной хроники в бронежилетах и с автоматом в руках. По выступлениям с высоких трибун, по словам о мире и о войне. Или нам только кажется, что мы их знаем? И знают ли их те, кто обращается к ним просто по имени за утренним кофе или вечерним чаем?
Наверное, нужно быть очень сильной женщиной, чтобы повторить слова многократной чемпионки мира по боксу Натальи Рагозиной о семейном укладе: «Дома главный – муж. Как сказал, так и будет. Точка».
Так было всегда: мужчины перманентно доказывают друг другу у кого толще, больше и туже. И что примечательно, способ доказывания не имеет никакого значения. Выясняют отношения на кулаках, мечах, шпагах, с применением систем залпового огня и стратегической авиации. Лоб в лоб, путем обходного маневра или заманивая в вологодские леса. Из-за дня в день, из года в год, из века в век. Чтобы все вокруг знали и ни на йоту не сомневались: ты выше, а не длиннее, ты умнее, а не хитрее, ты просто сильнее.
Так было, есть и будет.
В шахматах, самой древней игре на земле, самый старший, безусловно, – король.
Но почему почти всегда шах и мат ставит королева?