28 марта 1997 года газета “Едиот Ахронот” опубликовала отрывок из книги Леи Рабин об убийстве ее мужа. Ниже следует ее версия событий, произошедших в тот роковой вечер 4 ноября 1995 года.

“По дороге на демонстрацию Йорам Рубин повернул голову и сообщил угрожающим голосом: “Ицхак, я хочу сообщить тебе, что у нас есть серьезное предупреждение о возможности появления самоубийцы с бомбой сегодня на митинге. Может быть террорист проникнет сегодня на митинг”.

На демонстрации жена журналиста из “Гаарец” спросила меня, есть ли на Ицхаке пулезащитный жилет. Вопрос изумил меня. Ицхак и не думал одевать жилет. “Пулезащитный жилет?!” — сказала я ей с недоверием, — “О чем Вы говорите? Мы в государстве третьего мира? Не о чем говорить. Мы в Израиле”.

Неужели Рабин отказался одеть пулезащитный жилет, даже когда его личный телохранитель сообщил ему о серьезной вероятности появления самоубийцы с бомбой? Что же это за телохранитель, который не настаивает, чтобы премьер-министр одел жилет перед лицом смертельной опасности, нравится ему это или нет?

“Он начал спускаться по ступеням, я на одну ступеньку за ним справа. Народ продолжал жаться к нам. Машины, одна за другой, начали появляться на площадке. Как я узнала позже, Шимон Перес думал подождать Ицхака, чтобы перекинуться с ним несколькими словами, но решил сделать это в другой раз. Наш водитель Менахем [Дамти] ждал рядом с машиной, готовый помочь мне сесть в нее. Я все еще была на ступеньках, а Ицхак уже был рядом с машиной”.

На пленке Кемплера мы видим, что Перес ждет чего-то, но если он ждет Рабина, то делает это не с той стороны стороны машины. Важный разрыв в пленке происходит, когда Перес ждет напротив машины Рабина. Дамти возникает на пленке после разрыва — он стоит возле Переса и разговаривает с ним. Но он вовсе не стоит у двери, в которую предположительно должна зайти Лея Рабин. Лея Рабин ошибается в этом.

“Я услышала три коротких разрыва. Что это было? Хлопушка? Пистоны? Вдруг оказалось, что я стою одна, и кто-то кричит: “Это было не по-настоящему!” После этого второй телохранитель втолкнул меня в следующую машину в ряду. Это была та же машина с телохранителями, что сопровождала нас от дома до демонстрации. “Кадиллак” с Ицхаком, водителем Дамти и телохранителем Йорамом Рубиным медленно отъехал.

Затем отъехала машина, где сидела я. Мы поехали мимо толп, по улицам, не останавливаясь на красный свет. “Куда мы едем?” — подумала я. Я не видела ни “Кадиллака”, ни других машин с охраной. Я полагаю, ребята сами не знали, куда мы едем. Снова и снова я спрашивала их: “Что случилось?”, и каждый раз они отвечали мне: “Это было не по-настоящему”.

“Что было не по-настоящему?” Никакого ответа. Повторяли ли они то, что мы все слышали на демонстрации, или то, что им передали через их наушники? Телохранители молчали, явно выполняя имевшиеся у них приказы. Я вспомнила, как Ицхака прикрыли телохранители. Была опасность, и они защитили его. Когда я последний раз взглянула на Ицхака, перед тем, как он исчез под телохранителями, он выглядел вполне нормально”.

Последнее наблюдение подтверждает показания многочисленных очевидцев, видевших, что Рабин перенес выстрелы без каких-либо признаков физической боли. То же подтверждается и пленкой Кемплера, показывающей, как Рабин спокойно шагает вперед после первого и единственного выстрела, зафиксированного на пленке.

“Согласно нашим планам, предполагалось, что после демонстрации мы поедем на вечеринку в Цахалу. Я поняла, что мы едем не в том направлении. “Почему мы едем так?” — спросила я. — “Это не та дорога”. Никакого ответа. “Где Ицхак?” — вырвались у меня слова. — “Если это было не по-настоящему, то где Ицхак?” “Во второй машине”, - ответили телохранители. “Где?” “За нами”. “В какой машине?” Я не видела никакой машины. “В какой машине?” — спросила я опять. Наконец они ответили мне правду: “Мы не знаем”.

Я спросила себя, почему никто из них не выяснит по радио в чем дело. Это было очень странно. Сегодня я думаю, что у них был приказ не использовать радио, чтобы не дать обнаружить нас. “Куда мы едем?” — спросила я. “В штаб-квартиру ШАБАКа”, - сказали мне. Я вошла в скромную комнату, меня попросили сесть за стол и ждать. “Когда мы узнаем что-нибудь, мы Вам скажем”, - сказал один из сотрудников.

Минуты летели медленно, и я начала думать, что пули могли и не быть холостыми. Молодые сотрудники ШАБАКа входили и выходили. “Что случилось с ним?” — неустанно спрашивала я. “Не беспокойтесь”, - отвечали мне, — “Когда мы узнаем что-нибудь, мы Вам скажем”.

Я не привыкла ждать, но у них не было никакой информации. Они обращались без особой доброжелательности или грубости… Наконец два предложения достигли моего уха: “Один ранен серьезно. Другой легко”.

“Где он?” — спросила я. Наконец они признались: “В “Ихилове”. Прошло уже 20 минут с тех пор, как мы приехали. Если бы Ицхак был серьезно ранен, они должны были бы сказать мне об этом. Но они не сказали ни слова. “Отвезите меня в “Ихилов”, - потребовала я”.

Излишне говорить, странная история. При каком еще политическом или другом покушении телохранители многократно повторяют жене жертвы, что стрельба была ненастоящей? Единственное возможное объяснение состоит в том, что телохранителям сказали, что стрельба будет ненастоящей. Так они сами и думали, и это же они сказали Лее Рабин.

Почему Лею Рабин отделили от мужа на лестнице и позднее направили ее в отдельную машину с телохранителями, которые, казалось, ждали ее там и знали, куда в точности ее везти, через несколько секунд после покушения? Любопытно, что передвижения Леи Рабин выглядят прекрасно спланированными, в то время как передвижения ее мужа — сработанными небрежно. И наконец, почему же ее не отвезли сразу в госпиталь “Ихилов” к ее мужу?

Машина с премьер-министром выехала в 21:45. Дорога до госпиталя должна была занять минуту, но машина прибыла туда восемь минут спустя, в 21:53. Официальное объяснение этому состоит в том, что толпа помешала рабинской машине быстро выбраться с площади. Та же самая толпа, однако, не задержала автомобиль с Леей Рабин.

И как можно объяснить столь странное обращение агентов ШАБАКа с женой премьер-министра? Почему телохранители в машине лгали ей о состоянии ее мужа и игнорировали ее законные вопросы? Почему они не использовали радио, чтобы получить интересовавшую ее информацию? Почему они не сказали ей правду, сразу по приезде в штаб-квартиру ШАБАКа?