Безусловно, по общему впечатлению, Игаль Амир уверен в том, что убил Ицхака Рабина. Намеки Амира, свидетельствующие об обратном, в основном скрывались от общественности, по крайней мере, до мая 1997 года. Было два исключения. В декабре 1995 года в ходе предварительных слушаний его дела в суде Амир спросил журналистов, почему они не расследуют убийство телохранителя Рабина, Йоава Куриэля. Он заявил: “Вся эта история — фарс. Вся система прогнила. Меня простят, когда люди узнают всю эту историю полностью. Я не знал, что они начнут убивать людей”. После этого его забрали назад в его камеру в ШАБАК, где он и находился до начала суда. На суде он вернулся к своим ухмылкам, усмешкам, глупым улыбкам и кривлянию — непостижимая манера поведения.

За закрытыми дверями Амир был другим. [Например, в университете Амир был известен как исключительно серьезный и прилежный студент. Его фотография в библиотеке даже попала в рекламный проспект университета. — Прим. ред.] Однако ничего разоблачительного из того, что он рассказал властям, так и не было опубликовано. Редкое исключение произошло в январе 1996 года, когда “Маарив” напечатал заявление, сделанное Амиром полицейскому следователю 21 ноября 1995 года.

Амир: “Они собираются убить меня тут”.

Следователь: “Чушь”.

Амир: “Вы мне не верите. Так я Вам скажу: это был заговор. Я не знал о том, что собираюсь убить Рабина”.

Следователь: “Что Вы имеете в виду? Вы нажали на курок — вот так все просто и произошло”.

Амир: “Тогда почему Равив не донес на меня? Он знал, что я собираюсь это сделать, и не остановил меня. И почему никто не застрелил меня, чтобы спасти Рабина?”

Много раз Амир говорил о том, что не думал убивать Рабина. Что он имел в виду говоря это? К началу расследования дела Комиссией Шамгара у него уже была готова история с объяснением. Он не собирался убивать Рабина, объяснил он Комиссии, — он думал только парализовать его выстрелом в спину.

Но он сообщил Комиссии Шамгара гораздо больше, и это было скрыто от общественности. В мае 1997 года еженедельник “Йерушалаим” опубликовал в трех частях показания, которые Амир дал следователям Комиссии Шамгара — Амиру Жолти и Сигаль Когот. Поскольку это совершенно неотредактированная стенограмма, большая часть того, что говорит Амир — скучные и дидактические вещи. Тем не менее он раскрыл огромное количество важнейшей информации, никогда не упоминавшейся им открыто на суде, где это могло бы ему помочь.

Мы начинаем с исключительно важного наблюдения Амира, в котором он добавил еще одну важную деталь, доказывающую, что фильм Кемплера был фальсифицирован.

Амир о пленке Кемплера

Следователи Комиссии Шамгара: “В одном из отрывков Вы засняты стоящим плечом к плечу рядом с тремя полицейскими”.

Амир: “Я видел фотографию в газете. Очень странно”.

Следователи: “Вы не помните, что они Вам говорили в тот момент?”

Амир: “Я хочу посмотреть ту пленку, там есть несколько совершенно диких вещей”.

Следователи: “Что же там дикого?”

Амир: “Я там выгляжу дико, не знаю”.

Следователи: “Действительно?”

Амир: “То, что на мне надето, рубашка. Они не просто подкрасили ее, они покрасили ее в синий цвет в газетах. Это же чушь. Мне надо посмотреть пленку”.

Следователи: “Рубашка из трикотажа”.

Амир: “Посмотрите, она была закатана досюда (наполовину). В газетах этого не видно”.

Следователи: “И в газете Вы стреляете левой рукой, но это было не так”.

Амир: “Я стреляю левой рукой?”

Следователи: “Вам следует посмотреть видеозапись”.

Амир замечает, что рукава его рубашки были закатаны выше локтей, но в кадре из фильма Кемплера стреляющий одет в рубашку с длинным рукавом. Как только я прочел этот отрывок, я бросился заново смотреть видеозапись Кемплера. На пленке Амир одет или в рубашку с коротким рукавом, или, как он сам говорит, в рубашку с длинным рукавом, у которой закатаны рукава. Комиссия Шамгара знала об этом, но так и не внесла этот факт в свои материалы. Вместо этого Комиссия быстро и решительно отвергла все улики, говорящие о заговоре. Но именно следователи Комиссии обратили внимание Амира на то, что в кадре из видеозаписи он изображен стреляющим не той рукой.

Что имеет в виду Амир, когда говорит, что его рубашка подкрашена? На пленке он одет в рубашку отчетливо голубого цвета. Амир, кажется, пытается сказать, что цвет его рубашки был изменен или усилен в газете. Однако фальсификатор пленки думал, что рубашка была именно голубая.

Кем был тот “распорядитель”?

Следователи: “Вы говорили о ком-то в берете, кто пытался выгнать Вас или что-то в этом духе. Мы не знаем, кто это был”.

Амир: “Да, он был кем-то вроде распорядителя. Я не знаю точно, кем он был”.

Следователи: “Вы сказали, что он был в трикотажной рубашке и в берете набок”.

Амир: “Он стоял там все время. Это был пожилой человек”.

Следователи: “Ограждения уже стояли?”

Амир: “Еще нет. Они начали ставить ограждения. Они фотографировали меня с той самой минуты, как я пришел”.

Следователи: “Мы не видим, как Вы появились. Мы видим Вас позднее, сидящим на тумбе с растением”.

Амир: “Тумба была позднее, за минуту или две [до покушения]”.

Следователи: “Мы видим Вас за пять минут [до покушения]”.

Амир: “Да, вот эта тумба, на которой я сидел..”.

Следователи: “Хорошо, теперь Вы стоите в двух метрах от места происшествия. Люди подходят к Вам, и Вы должны им как-то объяснить свое присутствие. Вы сказали, что Вы один из водителей?”

Амир: “Нет, потому что тогда бы они попросили меня предъявить права, и дело могло усложниться. Я думал, что я изображу наивность, скажу, что хочу повидать Рабина… Я болтался там вокруг полицейских и ничего не говорил. Если бы они сказали, что все должны покинуть [огороженную зону], они бы посчитали, что я один из тех, кому можно там оставаться… Прибыла Шуламит [Шуламит Алони — бывший лидер ультралевой партии МЕРЕЦ.] и появился “распорядитель”, создав небольшую проблему”.

Следователи: “Что он сделал? Что он сказал?”

Амир: “Он сказал [каким-то охранникам]: “Вы перекрыли заднюю часть автомобильной стоянки?” Они ответили, что нет. Тогда он объявил по радио, что там надо перекрыть”.

Следователи: “О ком Вы говорите? Об этом “распорядителе”, на которого Вы нам только что показали?”

Амир: “Да, я думаю. Я подумал, что это странно, что он, человек в штатском, раздает приказы полицейским. Я подумал, что он один из организаторов демонстрации. Потом он послал полицейского выгнать толпу [из огороженной зоны]. Еще одному полицейскому и водителю он приказал покинуть [огороженную зону]”.

Следователи: “Видел ли Вас телохранитель, находившийся рядом с машиной Рабина?”

Амир: “Да, но он не показал на меня. Он глядел в толпу”.

Следователи: “Ограждения уже поставили?”

Амир: “Нет, еще ничего не было. Была куча полицейских, и никто не мог попасть внутрь. После того, как водитель ушел, “распорядитель” подошел ко мне и спросил: “Это был один из ваших?”, имея в виду полицейского. И тут я понял, что он принял меня за того, кого я из себя изображал”.

Следователи: “Он спросил Вас о водителе?”

Амир: “Я не знаю. Я не люблю врать, так что я сказал: “Я не знаю его, он был здесь все время у машины”. “Распорядитель” сделал круг и вернулся, чтобы выгнать другого водителя рядом со мной — пришел полицейский, чтобы выпроводить его. Он [водитель] закричал: “Нет, нет. Того, что в голубой рубашке”.

Следователи: “Вас?”

Амир: “Не знаю, но он показал как-то странно, вот так, показал чуть-чуть на кого-то. Полицейский вернулся ко мне и спросил: “Где твоя машина?” Я сказал: “Здесь, здесь”. Он сказал: “Хорошо”, и ушел. Я остался стоять и дальше на том же самом месте”.

Амир говорит, что его фотографировали с момента прибытия. Но кто?

Амир появляется в видеозаписи Кемплера только в последние пять минут перед стрельбой. Он сумел проникнуть в “стерильную зону”, потому что ограждения не были еще поставлены. Затем таинственный “распорядитель” в штатском выгнал оттуда всех вокруг Амира, включая водителей и полицейских, но Амира он оставил на месте. Следователи Комиссии Шамгара не установили личности “распорядителя”.

Амир и Бен-Гвир

Амир: “Я пришел на демонстрацию и увидел в автобусе своего приятеля из Ликуда. Он сказал мне, что Итамар Бен-Гвир хочет сегодня убить Рабина. “Ты уже, конечно, знаешь об этом”, - сказал он, — “Я сообщил об этом полиции”. Я рассмеялся. Вспоминая сейчас об этом эпизоде, я не могу понять, что он на самом деле означал. Там была масса странных вещей”.

Бен-Гвир — это широко разрекламированный прессой экстремист, знаменитый своими повсеместными преследованиями Рабина и нападками на него. За месяц до убийства пресса сообщала, что Бен-Гвир оставил записку на ветровом стекле рабинского автомобиля: “Если я сумел добраться сюда, то я смогу добраться и до Рабина”.

Амир об арабах

Начальники Авишая Равива, офицеры Кало и Барак, засвидетельствовали перед Комиссией Шамгара, что к ним поступали сообщения лишь о намерениях Амира совершить насильственные действия против арабов, а не против Рабина. Амир, настаивали они, был потенциально опасным для арабов. Сам Амир излагает события по-другому.

Следователи: “Вы организовывали акции против арабов?”

Амир: “Нет, нет. Это чушь из прессы”.

Следователи: “Это не пресса. Это то, что сказали на следствии другие”.

Амир: “Я говорил, что нам надо защищать поселения. Но вредить арабам? В военное время — да, но убивать их помимо этого — не дай Бог… У меня нормальные отношения с врагом”.

Амир об ЭЯЛе

Предполагалось, что Амир являлся активным членом экстремистской группы ЭЯЛ.

Следователи: “Члены Каха или ЭЯЛа приходили на Ваши семинары?”

Амир: “Они пришли только в одну из суббот, и я выставил их оттуда. Я дал им как следует. Терпеть не могу подобных личностей, только вы не оглашайте этот факт”.

Следователи: “Были подростки, которые приехали на выходные в Хеврон и перевернули там лотки на рынке”.

Амир: “Не из моей группы, никогда. Спросите кого угодно. Я никогда и близко никого туда не подпускал. Однажды возле Ориент-Хауз некоторые из них попробовали устроить беспорядок, но я дал им как следует, поскольку терпеть не могу этой ерунды… Я не был знаком с экстремистскими группами… Можете мне не верить, но я не экстремист”.

В то время, как утверждение Амира о его нежелании вредить арабам подкреплено многочисленными свидетельствами, утверждение о его неучастии в деятельности экстремистских групп, особенно ЭЯЛа, не соответствует фактам. Заявляя, что он ни с кем не связан, он возможно пытался спасти людей от ареста. Опять же обратите внимание на его слова об Авишае Равиве.

Амир о Равиве

Амир: “Я познакомился с Авишаем Равивом в университете. Он не имел там никакого влияния. Он организовывал субботние мероприятия, и никто на них не приходил. Я приходил, поскольку мне было важно посмотреть разные места. Я не был в восторге от его организаторских талантов… Он был вне общепринятых рамок, до того как встретил меня. Только мои семинары придали ему определенную респектабельность. Я не понимал, зачем он все время разрушал это своими разрекламированными церемониями посвящения и прочими вещами… После резни в Маарат Га-махпела [Пещера в Хевроне, где похоронены прародители человечества Адам и Ева и праотцы еврейского народа — Авраам и Сара, Ицхак и Ривка, Яаков (Исраэль) и Лея. По имени этих “пар” пещера называется на иврите “Маарат Га-махпела” (Пещера пар), в русской печати иногда пишут: Пещера Праотцов, или Пещера Патриархов. Над пещерой выстроено (царем Иродом Великим) величественное здание, разделенное на несколько залов. В самом большом из них — зале Ицхака — имел место теракт Баруха Гольдштейна. — Прим. ред.] Равив переехал в Кирьят-Арбу, и все говорили мне, что он работает на ШАБАК. Несмотря на усиливавшиеся подозрения, я сумел узнать его как человека, и я противился всему этому… После Гольдштейна было много арестов, и люди подозревали, что за ними стоял Равив. Поэтому они сказали мне не дружить с ним. Я ответил, что даже если он агент ШАБАКа, он все равно человек… Авишай Равив очень помог мне. Он дал мне сотовый телефон, дал мне кучу вещей… У меня есть близкие задушевные друзья, с которыми я могу поговорить, и Авишай был таким другом. Он как бы еще не повзрослел и делал кучу глупых вещей, но он хороший парень и мне нравится его характер. У него были большие достоинства. Он мог организовать поход в детские больницы и дома престарелых, просто чтобы всех порадовать. Я все еще верю в него. Я знаю, что у него доброе сердце”.

Следователи: “Есть свидетели, которые видели Вас и Равива, обсуждающими убийство Рабина с группой каханистов”.

Амир: “Авишай Равив, действительно, говорил, что Рабина надо убить, но я не сидел тогда вместе с той группой”.

Следователи: “Вы когда-нибудь слышали, как Авишай Равив говорит, что Рабина надо убить?”

Амир: “Конечно, я слышал это много раз”.

Согласно Амиру, Равив был незадачливым организатором и находился на обочине жизни университетского кампуса, до тех пор пока не пришел он сам и не придал Равиву респектабельности. И все то время, что он двигал вперед карьеру Равива, он знал, что тот является агентом ШАБАКа. Но даже при этом, он не возражал против того, чтобы Равив снабдил его сотовым телефоном и другими хорошими вещами, поскольку у Равива, в принципе, было доброе сердце. Доброе сердце — при том, что он постоянно выражал мнение, что Рабин должен быть убит.

Перед нами крайне непоследовательный рассказ. Если Амир знал, что Равив — агент ШАБАКа, ему следовало бы не иметь с ним дела… если только у него самого не было связей в ШАБАКе.

Амир о ШАБАКе

Амир: “В прошлом году у меня была точная информация о передвижениях Рабина. Я знал, на какой демонстрации он появится, куда он направляется, про любое место, куда он отправится. Они заставили ШАБАК идти против собственного народа. И что они делают после убийства? Притесняют народ еще больше. Это абсурд. Не их подстрекательство заставило меня сделать то, что я сделал… Глава ШАБАКа сказал, что одиночка с пистолетом никогда не убьет Рабина. Таким образом он подстрекал одиночек попробовать сделать это”.

Следователи: “Где Вы слышали, чтоб он сказал такое?”

Амир: “Это витало в воздухе. Люди думают, что Рабина убили, поскольку ШАБАК не предотвратил убийство. Я говорю, что они были не в силах помешать этому”.

Подобное же отношение он высказывает и в адрес другой секретной службы, на которую он работал непосредственно.

Амир о Риге

Следователи: “Мы хотели бы узнать подробности о Вашей деятельности в Риге в 1992 году. Есть тысяча слухов и предположений относительно этого периода. Что Вы там делали?”

Амир: “Деятельность Бюро по связям [Натива] уже не была такой секретной, как до этого — раньше это была тайна. Там нужны были люди для организации сионистской деятельности, преподавания иврита и других вещей. Они обратились к моему армейскому подразделению, чтобы им прислали людей. Каждые два месяца люди менялись. Я поехал с моим товарищем — Авиноамом Эзером. Когда мы приехали туда, они работали с пятнадцатилетними подростками, хотели убедить их уехать в Израиль. Я думал, что они не правы, и что лучше работать с более взрослой молодежью — со студентами. Я одел на голову кипу, пошел по улицам и нашел их. Я начал по-настоящему привлекать всеобщее внимание — йеменит с кипой. В итоге у меня подобралась группа человек в сто. Это был огромный успех”.

Товарищи помнят Амира застенчивым и сосредоточенным учеником йешивы, а вовсе не общительным организатором. Но в Риге он весь переменился. Трудно представить, что он просто так, по собственной инициативе, пошел по улицам собирать студентов. Натив — это секретная организация, это не школа, открытая для всех желающих. Амир был обучен технике организации и работы с группой, и он вернулся из Риги другим человеком, а, может быть, и с миссией, которую он не мог тогда понять до конца.

Следователи: “Там была охрана?”

Амир: “Вы забегаете вперед”.

Следователи: “Мы так понимаем, что Вы прошли курс телохранителей?”

Амир: “Пустяки. Ничего существенного. Небольшая тренировка по охране. У нас не было оружия. Только слезоточивый газ”.

Люди Натива не спешат раскрывать свои секреты. Даже через 40 лет после создания Натива лишь немногое известно о деятельности этой организации. Не исключено, что Амир имел какое-то секретное задание, пусть даже очень маленькое. Вернувшись в Израиль, он повторил свой рижский успех в Бар-Иланском университете. В Израиле Амир стал известен еще до убийства.

Амир о деталях покушения, продолжающих смущать его

Следователи: “Попытайтесь точно вспомнить, кто сказал: “Они холостые”, или то что было там сказано. Каждый говорит, что слышал что-то другое. Попытайтесь вспомнить, сказали ли Вы сами что-нибудь”.

Амир: “Я не сказал ни слова. Я и не должен был что-то говорить, потому что это могло предостеречь их. Абсурдно предполагать, будто я сказал что-то”.

Следователи: “Может быть сразу после, чтобы спасти себя, например?”

Амир: “Нет. Крик “Холостые!” прозвучал до того, как меня повалили на землю. Он был во время стрельбы. Трудно кричать и стрелять одновременно, ты так сильно сконцентрирован”.

Следователи: “В армии кричат “Огонь! Огонь!”, когда стреляют”.

Амир: “Только на учениях. Я ничего не кричал. Я отчетливо помню, что кто-то справа от меня кричал это”.

Следователи: “Каковы были в точности его слова?”

Амир: “Это холостой, это не по-настоящему”. Я не уверен, что слова были в точности такими, но смысл был такой”.

Следователи: “А не что-то вроде: “Прекратить огонь!?”

Амир: “Нет, нет. Это было: “Это холостой, это не по-настоящему”.

Следователи: “Как для Вас прозвучали выстрелы?”

Амир: “Я не уверен. Я помню, я выстрелил, они навалились на меня, и я сделал еще два выстрела. Я помню, первое, что полиция спросила меня, когда я оказался на земле, это холостыми я стрелял или нет. Я не ответил, но вспомнил, что кто-то кричал “Холостой!”, когда я стрелял. Это застряло у меня в мозгу: “Что же он пытался сделать, сбить меня с толку?” Я не знаю, это было очень дико. Не было никакого смысла в том, что телохранитель, в момент, когда стреляют в его премьер-министра, будет спрашивать, не холостой ли это. Он прежде всего будет рассчитывать на худший вариант. Если только он не ожидает чего-то еще”.

Следователи: “Ни один из телохранителей не говорит, что это был он”.

Амир: “Вам кажется вероятным, что он признает это сегодня? Они прикончат его”.

Амир знает больше того, что говорит — вероятно, гораздо больше. Но он слишком запуган, обеспокоен или неосведомлен, чтобы сказать что-либо, дающее правдивое представление обо всей картине целиком.

У ШАБАКа не было никаких оперативных причин держать Амира в полной изоляции целый месяц после убийства: он уже сотрудничал со следствием и признался во всем. В течение нескольких дней ему должно было быть предоставлено свидание с адвокатом и с семьей. Но прошел месяц, прежде чем ШАБАК почувствовал, что Амир находится в том состоянии, в котором он может разговаривать с гражданскими лицами. Можно только вообразить, какое страшное давление было оказано на него для того, чтобы он остался верным своим саморазоблачающим признаниям.

***

Но следователи не желали сдаваться. Они хотели разгадать главную загадку: кто кричал “Холостые!” — и им хотелось заставить Амира признаться, что это кричал он. Вопросы об этом продолжились и на следующем допросе.

Следователи: “Вы знаете, у нас есть свидетели, которые говорят, что слышали, как Вы кричали”.

Амир: “Я слышал об этом, но это неправда. Это был кто-то справа от меня, один из телохранителей. Я не уверен в том, был ли это тот в черном костюме или другой, но это был один из них. Я был в шоке. Вместо того, чтобы что-то сделать, чтобы помочь ему [Рабину], они кричали, что патроны холостые. Очень странные вещи там происходили”.

Следователи: “Какие странные вещи?”

Амир: “В то время, как я стреляю, он кричит: “Они холостые!” Я не помню, услышал ли я это после первого выстрела или второго или третьего”.

Следователи: “Некоторые говорят, что это полиция кричала”.

Амир: “Не полиция, нет, нет. Это был телохранитель. Когда я услышал крик, я был в шоке. Что, разве я не проверил патроны? Телохранитель, когда он слышит выстрел, он не останавливается, чтобы спросить, холостые патроны или нет. Если так, то с равным успехом может спать дома. Он должен действовать”.

Агенты ШАБАКа обучены устранять убийцу в течение 0.8 секунды. Больше времени занимает прокричать: “Они холостые! Ненастоящие!” Если бы телохранители выстрелили, а не закричали, Амир не смог бы сделать еще два приписываемых ему выстрела.

Амир осознает, что что-то здесь совсем не так, но недоговаривает о том, что может быть, он действительно выстрелил холостыми — именно так, как сказал телохранитель.

Амир: “Я целился ему в позвоночник, не в сердце — в позвоночник… Я хотел парализовать его, но не убить. После первого выстрела я сделал паузу, чтобы посмотреть, какая будет реакция, т. е. реакция тела”.

Следователи: “Была какая-нибудь реакция?”

Амир: “Никакой. Он продолжал стоять точно так же. Тогда они прыгнули на меня с боков, и я выстрелил еще дважды. Но я не помню ничего о тех выстрелах. Я так даже и не увидел спину Рабина”.

Амир целился Рабину в спину. К его удивлению, после выстрела Рабин даже не вздрогнул. Поэтому он выстрелил опять, уже в то время, как на него наваливались со всех сторон. Но он не видел своего противника, не мог прицелиться и не знает, попал ли он на самом деле в кого-то.

Может быть теперь он понимает, почему они кричали: “Это холостой! Это не по-настоящему!”