Смерть была частым гостем в доме кантора церкви св. Фомы. Бах потерял не только свою первую жену, ему пришлось перешить также смерть одиннадцати из своих двадцати детей. Только пять его сыновей и четыре дочери перешили отца. Были периоды, как, например, между 1726 и 1733 годами, когда смерть почти ежегодно посещала его дом. Мы даже не можем себе представить, сколько болезней и забот отягощали эту многочисленную семью и отца, постоянно занятого воспитанием детей и уходом за ними. Особенные страдания причинял ему его слабоумный сын Готфрид Генрих. Заботы другого рода были связаны с Готфридом Бернардом.

«Странно, что у этого человека, который воплотил в себе честность и деловую порядочность своих предшественников, было два столь отличных от него сына. Хотя милостивое провидение избавило его от зрелища трагической судьбы его старшего сына Вильгельма Фридемана, но выходки Готфрида Бернарда были для него источником постоянных забот до тех пор, пока в 1739 году ранняя смерть не унесла молодого человека…».

Боль из-за неудавшегося сына и чувство стыда за его развратный образ жизни, бросавший тень на его честное имя, удручали душу Баха; насколько он был подавлен этим, видно из письма, написанного господину Клемму из Зангерсхаузена, в доме которого жил Бернард:

«Милостивый государь и высокоуважаемый господин Клемм!

Надеюсь, что Вы не сочтете за обиду и извините меня за то, что по причине моего отсутствия я не смог раньше ответить на Ваше любезное письмо –  всего лишь два дня назад я вернулся домой из Дрездена. Какой боли и мучений мне стоило написать этот ответ, Вы, милостивый государь, легко можете себе представить, ибо Вы тоже являетесь любящим и заботливым отцом своих милых детей. Моего (к сожалению, неудавшегося) сына я не видел с тех пор, как он имел честь воспользоваться Вашим любезным гостеприимством. Вам небезызвестно и то, что тогда я полностью уплатил не только за питание моего сына, но и мюльхаузенский вексель (по всей вероятности, он из-за этого исчез тогда!). Более того, я оставил еще несколько дукатов на прочие его расходы в надежде, что он начнет новую жизнь. Однако теперь, к величайшему моему ужасу, я опять слышу, что он снова делает долги на каждом шагу, сохраняя свой прежний образ жизни; более того, он исчез и до сегодняшнего дня даже не известил меня о своем местонахождении. Что я могу еще сказать или сделать? Так как никакие внушения и даже самая участливая забота и поддержка здесь не помогут, мне остается только терпеливо нести свой крест и вверить свое недостойное дитя божьей милости, надеясь, что небо однажды услышит мои жалобы и молитвы, что исполнится святая воля, и мой сын поймет, что только божья милость способна наставить его на праведный путь. Так как Ваша милость заверила меня в том, что никто не винит меня в плохом поведении моего ребенка и все убеждены в том, что я добрый отец, принимающий близко к сердцу судьбу своих детей и старающийся всеми силами способствовать их благополучию, я осмелюсь снова направить к Вам своего сына, при наличии у Вас свободного места, в надежде, что цивилизованный образ жизни в Зангерсхаузене и высокопоставленные доброжелатели поощрят его к лучшему поведению, за что я снова чувствую себя обязанным высказать благодарность; Ваша милость, не сомневаюсь, отсрочит изменение, о котором Вы меня предупреждали, до тех пор, пока мы не узнаем, где находится мой сын (всеведущий бог свидетель, что я не видел его с прошлого года), чтобы знать о его дальнейших намерениях. Остается ли он и изменит ли свой образ жизни? Или он хотел бы попытать счастья в другом месте? Я не хотел бы, чтобы милостивый господин советник и в дальнейшем затруднял себя им, я хочу только просить еще о некотором терпении, пока он снова появится или пока мы каким-либо другим путем узнаем о том, куда его занесла судьба. Ко мне приходят всякие кредиторы, но без устного или письменного признания этих долгов моим сыном я не могу заплатить им (на это я имею полное право), но покорнейше прошу Вашу милость, будьте столь любезны и добудьте точные сведения о его местонахождении, ибо только располагая точными сведениям о нем, я могу решиться на самые крайние меры и смогу попытаться смягчить окаменевшее сердце, склонить его к благоразумию. Так как до сих пор он имел счастье жить у Вашей милости, прошу Вас, будьте любезны сообщить мне, взял ли он с собой свои немногие вещи или кое-что осталось после него? В ожидании скорого ответа желаю Вам более счастливого отпуска, чем тот, что ожидает меня, остаюсь к услугам Вашей глубокоуважаемой супруги

Вашей милости преданнейший слуга Йог. Себ. Бах

Лейпциг, 24 мая 1738 года».