В четверг Якоб, как обычно, вышел из дома в семь утра. Вывел из сарая машину и первую часть пути проехал по дороге, узкой настолько, что здесь с трудом могли разъехаться два автомобиля. Приблизительно через шестьсот метров был первый перекресток, после которого узкая дорога еще двести метров тянулась между садами и полями, прежде чем встретиться с Бахштрассе.

Якоб свернул налево, на параллельную Бахштрассе дорогу, ведущую к Лобергу. Два километра до следующего перекрестка, с прилегающим к нему бунгало Люкки, Якоб проехал с тяжелым сердцем. Прежде именно здесь располагалась его усадьба, и каждый раз Якоб невольно погружался в воспоминания.

Любому человеку непросто расстаться с местом, где он родился, провел детство и юность, прожил много лет, в течение которых мечтал, любил, надеялся, работал в поте лица и страдал. Теперь бывший земельный участок Якоба лежал за неприступной двухметровой колючей проволокой. И лишь оставив его позади и достигнув бунгало Хайнца Люкки, Якоб почувствовал, что у него стало легче на душе.

В это утро неподалеку от бунгало он увидел своего друга Пауля Лесслера и остановился, чтобы поздороваться и перекинуться парой слов. Пауль — брат Марии и дядя Марлены Йенсен — был крайне обеспокоен исчезновением племянницы и страшно злился на своего зятя.

— Не понимаю, о чем только этот Эрих думает, — ругался Пауль. — На его месте я пустил бы в ход все средства, а он сдерживает полицию. Боится скандала. А единственный настоящий скандал — это его методы воспитания. Он вступил не в ту партию, о демократии вообще не имеет никакого представления. Мария от горя выплакала себе все глаза.

— Могу себе представить, — заметил Якоб.

Пауль, продолжая ругаться, теперь перешел на племянницу:

— Вот глупая девчонка! Почему она не подождала Альберта? Парень специально вернулся, чтобы ее забрать.

— Труда мне уже рассказывала, — сказал Якоб. — Только почему Альберт сразу не взял ее?

Пауль опустил глаза и пожал плечами:

— Марлена сказала, что для нее еще слишком рано возвращаться. А ехать с Дитером… Ну, ты сам понимаешь.

— Не понимаю, почему Бруно разрешает мальчишке повсюду разъезжать на машине, — согласился Якоб. — Осталась-то всего пара месяцев до октября, когда Дитеру исполнится восемнадцать. Тогда у родителей не будет каждый раз болеть голова, что ребенок попался.

— До сих пор не попался, — ответил Пауль. — Ездит он аккуратно. — Затем снова стал горячиться. — Однако постоянно распускает руки. Вот почему Марлена, наверное, и решила, что безопаснее ехать с этими двумя парнями. И ошиблась. Могу поспорить на что угодно, Якоб, легко отделаться от тех типов ей не удалось. А она не такая девушка, чтобы сдаться. Боюсь, с ней что-то случилось.

Когда в тот четверг Якоб вечером вернулся с работы, сына не было дома. Труда, протирая тряпкой окно в комнате Бена, высматривала его. Ужинать они сели вдвоем. Якоб рассказал о беседе с Паулем, закончив:

— Пауль считает, что с дочерью Эриха что-то случилось.

Труда убрала грязную посуду со стола, переложила остатки ужина в кастрюлю и поставила ее в холодильник.

— Будем надеяться, — мрачно добавил Якоб, — что Пауль ошибается.

Труда резко к нему повернулась:

— А при чем тут мы? Я, конечно, надеюсь на благополучный исход дела для девушки, для Марии и Эриха. Но нам не о чем волноваться. Мы никак не связаны с этим делом!

Якоб поднял руку, пытаясь ее успокоить:

— Ничего подобного я и не имел в виду. — Помедлив несколько секунд, он продолжил: — Я только подумал, что несколько ночей Бену лучше побыть дома.

— Зачем? — сердито спросила Труда. — Запирать его только из-за того, что какая-то дурочка не нашла дороги домой? Она исчезла не здесь, а в Лоберге. В жизни Бена и так нет ничего, кроме простора полей и открытого неба. Лиши его свободы, и что у него останется?