Рассказ Ричарда

Я понимал, что впервые оказался в этом домике, но он мне сразу показался знакомым. Комнаты были большие, но не огромные. Полы были застланы теплыми красными коврами, которые уютно поскрипывали под ногами. На стенах висели акварели с лесами и холмами, окружавшими коттедж. Это было удивительно милое, располагающее местечко, идеально подходившее для семьи, которая хотела провести время в уединении и с удовольствием. И это было надежное укрытие. Но тут я обнаружил еще одну дверь в глубине коттеджа. Не то чтобы она выглядела устрашающе, просто казалась не к месту. Справа от нее была дверь в ванную. Но куда же вела эта дверь?

Минди в кухне разбирала припасы. Я спросил ее про дверь. Она объяснила, что нам повезло: мы наняли женщину, которая будет для нас готовить. Она жила рядом, со своим мужем, и эта дверь вела в ее дом. Она была заперта, но ее можно было и отпереть. Меня обуял страх. В этом укромном домике в лесу была дверь в другой дом, в дом, где жили незнакомые люди. Я вернулся в коридор, выглянул в окно, выходившее во двор. Двор окружала ограда из того же камня, что и дом, только на ограде камень потемнел от дождей. Вдалеке, на склоне горы, виднелись очертания сосен. Дождь падал на ковер из хвои. Я слышал, как шуршит дождь, как ветер поигрывает ветвями сосен. И тут я снова посмотрел на дверь. И снова меня настиг мой старый спутник — страх.

 

Минди

За неделю до нашего приезда я позвонила и заказала по списку кучу продуктов, а также обговорила с кухаркой, какие запеканки и пироги она приготовит и положит в морозилку. По горькому опыту я знала, что то, что планируешь на отпуск, редко сбывается, но на сей раз нам несказанно повезло. Все было ровно так, как нам обещали. Дом оказался милым, чистым и уютным, дети бегали с собаками по двору и наслаждались свободой. Обнаружив на выгоне двух пони, они радостно прибежали ко мне.

— Мамочка, мамочка! Иди сюда скорее! — кричала Уиллоу. Щеки у нее раскраснелись, глаза сияли. — Мамочка, они такие чудесные!

— Кто? — Я сделала вид, что не понимаю, о чем речь.

— Ты просто глазам не поверишь! — добавила Иззи.

Мы обошли коттедж.

— Ой, девочки! Какое чудо!

К нам неспешно шли два гнедых пони. Они были ласковыми, тут же разрешили детям, которые просунули руки сквозь изгородь, себя погладить. Я оставила девочек на улице, а сама пошла приготовить чай. Я смотрела на них из окна и чуть не расплакалась. Я смотрела на девочек, радостно игравших с пони, и понимала, что мне в жизни больше ничего не надо. Но если бы все было так просто…

Подошел Ричард, обнял меня за талию.

— Отличная идея, Минди! — улыбнулся он. — Это фантастическое местечко.

— Как же я рада, что тебе понравилось!

— Да, мне нелегко угодить, но ты сумела. — Он говорил вроде бы спокойно, но я почувствовала, что ему немного не по себе, однако не стала заострять на этом внимания.

Он выглянул в окно.

— Ого! Ты только посмотри на девочек!

Уиллоу, присев на корточки, разговаривала с одним пони, а Иззи гладила гриву второго. Мы наблюдали за ними, пока они, заметив нас и печенье, которое мы ели, не побежали в дом.

 

Ричард

Завтраки у нас были более чем обильные. Каждое утро нам подавали толстые куски бекона, сосиски с грибами, фасоль, помидоры. Я все это радостно сжирал — аппетит вернулся вмиг.

И вот я лежал в кровати и слушал, как на кухне что-то позвякивает и постукивает. Наверное, в кухне находилась Минди — соседняя кровать была пуста. Я слышал, что девочки уже проснулись. Из-за двери раздавалось их хихиканье. Ко мне они заходить не решались — чувствовали, что пока не надо слишком досаждать мне.

Я встал и оделся. Минди купила несколько пар джинсов, пяток рубашек — они висели в шкафу у окна. Я подумал о том, как приятно снова стать хозяином собственной жизни. Я мог сам встать, выбрать одежду, даже сам мог решить, чем мне заняться. Я надел джинсы и синюю рубашку и вышел в гостиную.

Девочки играли у камина. По всей комнате были разбросаны детали «Лего». Я купил им набор — гараж на пять машин. У меня в детстве был похожий, только попроще. Мне было приятно, что девочки разделяют мою любовь к «Лего».

И тут разразилась ссора. Иззи рассердилась на Уиллоу, которая решила собрать зеленую машину. Кричала, что это ее машина, а Уиллоу пусть собирает белую. И возмущалась, что Уиллоу всегда все портит. Я напрягся. Девочки подняли шум, и мне стало не по себе.

— Иззи, пусть Уиллоу соберет зеленую машину. Она потом отдаст ее тебе. Уступи ей, она же маленькая.

Иззи пододвинула зеленые детальки Уиллоу.

— Уиллоу, скажи спасибо.

— Спасибо, — буркнула Уиллоу и тут вдруг взглянула на сестру и улыбнулась.

Ссоры как не бывало. Но я долго еще не мог прийти в себя. Смотреть за детьми непросто. Я бы с удовольствием играл с ними целый день, но меня пугал даже намек на то, что я должен за них отвечать. Чувствовал я себя точно так же, как несколько лет назад, когда из роддома привезли новорожденную Иззи. Мы сидели на диване, держали на руках крошечную девочку и ждали, когда к нам кто-нибудь придет и объяснит, что делать. У нас не было никаких инструкций, никаких руководств, и мы поняли, что впервые в жизни мы всерьез отвечаем за другого человека. Ко мне вернулись те же ощущения, и у меня голова шла кругом от напряжения. Я не хотел ни за что отвечать, я хотел играть.

— Девочки, давайте собирать вместе! Я соберу зеленую…

У нас уже сложился распорядок дня. После завтрака мы шли гулять «при любой погоде». Этой традиции много лет, и мы отправлялись на прогулку, даже если шел дождь. Девочки радостно носились по лужам, а мы с Минди тащились за ними в намокших от дождя плащах.

Я объявил этот дождь «слишком мокрым». Минди рассмеялась. Мы, держась за руки, смотрели на девочек. За нами следовали Ти-Джи и Капитан, которые обнюхивали ямки, где ночевали овцы, траву, которую жевали олени.

— Куда пойдем?

— Разумеется, на пикниковое место, — сказала Минди.

— Ну нет, это слишком далеко, — заныла Уиллоу. Иззи насупилась — она была готова присоединиться к сестре.

— Да это же совсем рядом, за мостиком. Пошли!

— Да, это совсем близко, — подключился я. — Вы там сто раз были. Ну, кто быстрее?

Мы зашагали вперед и очень скоро оказались у опушки леса. Девчонки бежали со всех ног, а я делал вид, что очень стараюсь их догнать, но не могу.

— Теперь давай пойдем медленно, — сказала Иззи и взяла меня за руку.

— Уиллоу, иди сюда! Руку давай!

Уиллоу взяла меня за правую руку. Нас нагнали собаки, и Ти-Джи, не рассчитав, наскочила на Уиллоу.

— Ти-Джи, ты что? Мам, она меня толкнула!

— Детка, ничего страшного. Она просто глупая неуклюжая собака. — Я выпучил глаза, высунул язык и тяжело задышал — совсем как Ти-Джи. Девочки засмеялись.

— Она правда неуклюжая, — хихикнула Уиллоу.

Наше пикниковое место представляло собой полянку у дорожки, вившейся между деревьями. Там повсюду были бревна — на них можно было сидеть, по ним можно было лазить. Мы уселись спиной к горе и смотрели на долину, раскинувшуюся внизу. Ели сэндвичи, пили кофе из термоса, играли, смеялись. А когда девчонки убегали, мы с Минди разговаривали о нашем прошлом и будущем.

 

Минди

В лесу Ричард делился со мной самыми сокровенными мыслями. Бревно, на котором мы сидели во время пикников, стало для него любимым местом для бесед.

— Я ведь был совсем плох. Да и сейчас еще не вполне…

— Ты сделал огромный шаг вперед, дорогой. Ты можешь собой гордиться.

— Я долго думал, что со мной все в порядке, а все так со мной носятся, потому что просто морочат мне голову. Теперь я понимаю, что это не так.

Он был очень грустен. Вокруг была такая красота, а ему все равно было тяжко.

Я взяла с собой его акварельные краски и пастель. Кругом все было зеленое, но таких разных оттенков, а солнечный свет, проникавший сквозь хвою, поблескивал на камнях.

Ричард отказывался рисовать, он даже фотографировать отказывался. Он мне признался:

— Я боюсь, что вернусь в годы учебы. Я ненавижу это время. И не желаю о нем вспоминать.

Я кивнула. Я отлично его понимала.

Порой на него наваливался шквал воспоминаний. Это его пугало. Он рассказывал, что в одно мгновение вспоминал целые годы своей жизни, причем в мельчайших подробностях.

Так что я не стала настаивать на том, чтобы он снова взялся за кисть.

Как-то днем, вернувшись с прогулки, мы увидели у дома незнакомую машину. Ричард разволновался. Отказывался выходить из леса, требовал, чтобы я пошла вперед и все узнала. Девочки вошли вместе со мной в дом. Там заманчиво пахло чем-то вкусным. Приехала повариха — она готовила нам еду на следующую неделю. Это ее машина стояла у дома. Ричард, узнав об этом, вздохнул с облегчением, но его явно раздражала сама мысль о непредвиденных случаях. Я наконец поняла, что врачи не случайно советовали выработать четкий распорядок дня. Все было отлично, пока мы жили по распорядку и Ричард знал, что за чем следует, но если бы мы сразу отправились домой, куда могли нагрянуть нежданные гости, ему было бы очень трудно.

На следующий день уединенной прогулки не получилось. Несколько раз мимо нас проезжали «лендроверы», и каждый раз Ричард надвигал кепку на глаза и поворачивался к ним спиной. На тропинках тоже было много прогуливающихся. День для Ричарда был испорчен, и он дулся до самого вечера. Полегчало только за ужином. На ужин была запеканка с сельдереем, который Ричард терпеть не мог. Я даже хотела было ему ее не предлагать, но, к моему удивлению, он съел свою порцию и даже попросил добавку.

Вечером он был тихий. По выражению его лица я поняла, что он борется с неизвестными мне демонами. Помочь я ему не могла. Могла только предложить поддержку. Мы долго разговаривали, и я впервые пожалела себя. Мне было не с кем поделиться своими печалями. А мне было безумно трудно.

 

Ричард

Это был счастливый миг. Я завязал шнурки на кроссовках.

— Ты не перестараешься?

— Нет, я буду благоразумен. Обещаю.

Минди улыбнулась:

— Это ты-то будешь благоразумен? Ты надолго?

— Минут на двадцать. — Я растирал себе икорную мышцу. — Добегу до пикникового места. Вернее, так: я десять минут буду бежать вперед, потом развернусь и побегу назад.

— Береги себя, дорогой.

Я вышел во двор, поправил кепку, чтобы не закрывала глаза, и побежал к лесу.

Я упивался свободой — я мог идти куда пожелаю. В лесу мохнатые лапы деревьев словно обнимали меня. Пахло хвоей, мхом, смолой. Я слышал, как журчит по камням ручей. Пробегая мимо пикникового места, я подумал, как приятно оказаться здесь одному. Когда я бежал вверх по холму, ноги у меня заныли, и пришлось сбавить темп. Боль в мышцах была даже приятной — впервые за долгое время я дал себе нагрузку.

Мое состояние было близко к эйфории. Я дышал полной грудью. Мимо пролетали деревья. Я подумал: а что, если эти мелькающие картинки вызовут припадок? Что, я рухну на землю и умру? Или буду умирать долго и мучительно и случайный прохожий наткнется на мои хладные останки? Но меня эта перспектива не пугала. Я бежал, и мне было хорошо. Если суждено случиться чему-то плохому, что ж, так тому и быть.

Организм, приободренный эндорфинами, работал как часы. Я чувствовал себя уверенно. Хохоча во весь голос, я свернул на тропинку, углублявшуюся в лес. Впереди был деревянный забор с калиткой. Я открыл ее и, аккуратно прикрыв за собой, побежал вперед, вниз, к укромной долине. Мысли текли спокойно. Пробежка — это было то, что нужно. Только одно меня слегка беспокоило: закрыл ли я калитку. Я вспомнил, как опустил железный засов — я делал так сотни раз, когда мне на пробежках встречались калитки. Но я боялся доверять своей памяти. Действительно ли я ее закрыл или мне показалось?

И тут же меня посетила новая мысль: а не паранойя ли это? Врачи предупреждали о возможных параноидальных состояниях, о навязчивых мыслях. Не навязчивая ли это мысль? Почему меня неудержимо тянет проверить калитку, которую я точно закрыл? Но я решил, что эти размышления только больше сводят с ума и лучше не пытаться определить, паранойя это или навязчивое состояние, а сбегать проверить. Калитка оказалась закрыта. Мне стало стыдно.

 

Минди

Ричарда не было слишком долго. Он обещал вернуться через двадцать минут. Прошло тридцать, и я разволновалась. Я была уверена, что он переутомился и лежит где-нибудь, корчась от боли, или заблудился.

Я сказала девочкам, что мы поедем покататься в «лендровере». Только они начали спорить, кто сядет впереди, как дверь открылась и на пороге возник вспотевший, усталый Ричард.

— Хорошо пробежался? — спросила я, снимая куртку.

— Отлично. А ты куда это собралась?

— Хотела поехать искать тебя. Тебя долго не было. Куда ты бегал?

Ричард рассказал историю с калиткой. Он боялся, что станет окончательным параноиком.

— Ты даже представить себе не можешь, как часто я так себя веду. Это синдром потерянных ключей. Но раньше, когда ты терял ключи, ты же не думал, что это последствие мозговой травмы, ты просто терял ключи. А сейчас ты просто проверил, закрыта ли калитка.

Это его немного успокоило, и он отправился в душ. А мне пришлось везти девочек на обещанную прогулку.

 

Ричард

Если я сажусь на скамейку помечтать, то делаю это именно для того, чтобы помечтать. Я уселся на скамейку перед нашим домиком, взглянул на горы и приготовился расслабиться. Минди с девочками были чем-то заняты, вот я и вышел один.

Я дышал глубоко и ровно, готовился к тому, что мысли унесут меня куда-нибудь далеко. Но ничего не происходило. Я уставился на горы, на лес, попытался расфокусировать зрение, но никак не мог впасть в нужное состояние. Я думал о том, где мы, чем занимаемся, почему мы здесь. Думал о том, кто сидел на этой скамейке до меня и любовался тем же пейзажем. Мысли никуда не уносились. Они как преданная, но прилипчивая собака, возвращались к ноге и спрашивали, куда им отправляться дальше.

Я посмотрел на дерево перед собой. Я знал, что у него есть корни, которые уходят глубоко в почву, получают там питательные вещества и влагу для ствола. А листья улавливают солнечные лучи, и зеленые они потому, что это облегчает процесс фотосинтеза. Но в этом дереве не было ничего фантастического или мистического.

У меня не получалось мечтать. Эта мысль завладела мной целиком, перекрыла все другие. Я казался себе слабее — просто потому, что не мог сделать такой обычной вещи. Я потерял способность мечтать и, возможно, не обрету ее снова.

 

Минди

Больше всего я боялась вечеров. Уж не знаю, усталость или скука были тому причиной, но по вечерам Ричард часто бывал в дурном расположении духа. Телевизор он смотреть не мог, потому что, если там показывали что-то неприятное, ему приходилось выходить. Обычно по вечерам мы играли в карты или листали журналы. Ложились мы обычно через час после девочек.

По утрам Ричард долго валялся в постели. Как-то раз за завтраком он вдруг отложил вилку.

— Ты в порядке? — спросила я, заметив, как он напрягся. — Что случилось?

Он был непохож сам на себя. Лицо посерело, он словно состарился лет на десять. Увидав его таким на улице, я бы его не узнала. Через мгновение все прошло. Он объяснил, что на него в один миг навалилось с десяток разных ощущений — из глубин души.

Я поняла: нам напомнили, что предстоит трудный путь. Очень трудный. Но мы были готовы все преодолеть.

 

Ричард

Снаружи кто-то был. Я был в этом совершенно уверен. Я осторожно выглянул в окно. Колея, проходившая перед домом, сворачивала вправо. Но я никого не увидел. Иззи и Уиллоу мирно играли у камина. Я сидел на полу рядом с ними, но, услышав, как подъехала машина, вскочил. У меня было инстинктивное желание защитить их.

— Пап, что такое?

— Да я просто смотрю, как идет дождь.

И тут я увидел на дороге фургон. Старый зеленый фургон. Я отодвинулся от окна. Фургон остановился перед нашим домом.

— Пап, что ты делаешь?

— Просто смотрю, что там происходит.

Я вдруг рассердился. Как Минди могла оставить меня одного? Я не готов был брать на себя ответственность и следить за детьми. Я покосился на силуэт водителя у фургона. В упор я на него не смотрел — боялся, что он меня заметит. Я понял, что он направляется к нашей двери. Если он решит, что дома никого нет, то уйдет. И тут хлопнула крышка почтового ящика. Если он оставил письмо, значит, уйдет. Я выдохнул. Но злиться продолжал — на то, что меня оставили одного, на свой страх. Иззи с Уиллоу так и играли у камина. Я поплелся к ним.

— Ну, девочки, как дела? Покажите, что у вас получилось.

Девочки стали показывать мне свои раскраски, рассказывать что-то, и моя злость прошла. Осталась только грусть.

 

Минди

На вторую неделю запас продуктов стал иссякать, и мне надо было его пополнить. Девочек я могла взять с собой.

Но Ричард был против.

— Что за глупость? Я отлично присмотрю за девочками. Ты поезжай в магазин, отдохни от нас. — Он старался говорить рассудительно, но слова его звучали неубедительно. Я не хотела оставлять его одного с девочками, но он настаивал. И пообещал, если возникнут проблемы, позвать нашу повариху.

Я села в «лендровер», помахала им на прощание рукой. Следующие пятьдесят семь минут я волновалась непрерывно. А когда вернулась, была счастлива увидеть, как они мирно играют в гостиной. Но Ричард больше выдержать не мог и, как только я появилась, скрылся в спальне. Я принесла ему чаю.

— Ну, как все прошло?

— Ох, Минди… — Голос у него дрогнул. — Это очень страшно — оставаться с ними, отвечать за них. — Он помолчал и, чтобы утешить меня, добавил: — Но все равно было здорово. Мы отлично провели время. Я немного устал, вот и все.

— Не надо было мне уезжать. — Он испытал стресс, и я себя в этом корила.

— Нет, Минди. Я же их отец. Мне просто надо привыкнуть.

Он был расстроен. Эта ситуация напомнила ему о том, что он может не все.

— Ложись и поспи. Через пару часов я тебя разбужу. Ты — молодец. Правда, молодец.

— Да, я знаю, только терпеть не могу, когда становлюсь таким.

Я прилегла с ним рядом.

— Ты каждый день набираешь силу. Мы справимся, обязательно справимся.

— Правда? — с сомнением в голосе спросил он.

— Ну конечно! После таких испытаний мы станем только крепче, сильнее. Такими же, какими были, только лучше.

— Как же я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю. — Я нежно его поцеловала. — А теперь спи давай.

Потихоньку сгущались сумерки. И вдруг я увидела в окно огромного оленя — всего футах в восьмидесяти от нашего дома. Олений рев мы слышали каждый вечер, а вот оленей близко не видели. Я хотела разбудить Ричарда, но передумала. Еще несколько минут мы с девочками любовались дивным созданием, а потом олень растворился во тьме.

 

Ричард

На следующий день нам предстояло отправиться домой. Мы собрали вещи, и сумки стояли по всему дому. Я решил в последний раз пробежаться. Присел на корточки, надел кроссовки. В этом месте было все, что нам нужно. Мы наслаждались покоем, смогли снова почувствовать себя семьей. А еще я понял, как сильно я пострадал. Каждый вечер, вспоминая прожитый день, я думал, каким слабым был утром и как улучшилось за день мое самочувствие. На следующий день я замечал новые улучшения. Но сейчас было не время предаваться мучительным размышлениям. Я отправлялся на пробежку — хотел в последний раз насладиться удивительной красотой гор и лесов.

Дверь захлопнулась, звякнула крышка почтового ящика. Я выбежал со двора на проселочную дорогу. Я бегал каждый день, и мышцы заметно окрепли. Я свернул в лес, пробежал по мостику над ручьем и свернул налево — к нашему пикниковому месту. Я понял, что буду скучать по этому времени, которое я провел с семьей. Сколько раз мы сидели с Минди на старом бревне, держались за руки, обсуждали события, которые едва не погубили нашу жизнь, строили планы на будущее.

Я бежал дальше. Я приложил немало усилий, чтобы восстановить физическую форму. Я просто обязан был это сделать — ради себя самого. Я мог гордиться собой.

Теперь я бежал по склону. Справа от меня был густой лес, а когда я добежал до его опушки, увидел оленя.

Он тоже заметил меня, почувствовал мой запах и замер. Я видел его рога, его мощные бока. Охотничий сезон окончился несколько дней назад, а местные лесничие уверены, что олени точно знают день, когда это происходит, и держатся иначе. Вот и сейчас олень стоял и взирал на чужака, вторгшегося в его владения.

Я стоял в нерешительности. Олень развернулся и удалился в лес. А я еще долго стоял у опушки. Я знал, что запомню эти мгновения навсегда. И назад побежал с легким сердцем.

 

Минди

За день до отъезда из Шотландии я поехала прокатиться на «лендровере», хотела в последний раз насладиться удивительными пейзажами. Я ехала по холмам, через леса, стараясь запомнить все — и величественные сосны, и хвойный ковер, и грациозную красоту оленей. Мне вдруг безумно захотелось остаться здесь. Я расплакалась и долго не могла взять себя в руки. Я боялась трудностей, с которыми нам придется столкнуться дома. Здесь было мирно и покойно, безопасно. Но я знала, что нам обязательно нужно побороть одолевавших нас демонов. И все же прощание с местом, которое стало для нас тихим убежищем, было грустным.

После ланча за нами пришла машина. Дома мы рассчитывали оказаться около полуночи. В столь поздний час вряд ли там будет кто-то из репортеров. Домой не хотел возвращаться никто из нас — даже собаки привыкли к Шотландии, но, когда мы въехали в Глостершир, мы все встрепенулись. Девочки соскучились по своим комнатам, по животным. Я соскучилась по родному дому, а еще я ждала момента, когда Ричард переступит его порог.

Я наблюдала за тем, как он пьет чай на диване в гостиной. И думала о том, как сильно я его люблю. Я была благодарна судьбе за то, что он выжил, счастлива была сидеть с ним бок о бок и была готова к любым испытаниям.

 

Ричард

Это было непохоже на возвращение домой из долгого путешествия. Я вошел в дом с трепетом, но это были совсем другие ощущения. А ведь отсутствовал я всего пять недель.

На следующее утро я стоял наверху, у лестницы, смотрел на гравюру, которую подарил Минди на Рождество два года назад, на деревянный сундук, который мы нашли в лавке старьевщика. За ним были деревяшки, которые я собрал двадцать лет назад, когда пешком прошел Озерный край. Вокруг были знакомые вещи. Это должно было всколыхнуть приятные воспоминания, но что-то было не так. Почему я не радовался возвращению домой, о котором столько мечтал?

Я ведь здесь, у родного очага. Я многое пережил и вернулся. Врачи говорили, что на выздоровление могут уйти годы, а я справился всего за несколько недель. Но здесь, в собственном доме, среди близких мне людей, мне было грустно.

Я впервые оказался в обстановке, которую знал и до аварии, знал до малейших деталей. Здесь я жил, смеялся, кричал, спорил, играл. Я до мельчайших подробностей вспоминал множество случаев из жизни. И тут я понял, почему мне грустно. Я впервые оказался там, где бывал до травмы. Я впервые встретился с самим собой. Дом был тем же, но я стал другим. И я все теперь стал воспринимать иначе. Я буду по-другому реагировать, по-другому оценивать происходящее. Дом был знакомым. А я чувствовал себя посторонним. Все было тем же — все, за исключением меня. И то, что все вокруг не изменилось, только подчеркивало, как изменился я.

Я подошел к Минди и обнял ее. Ей не нужно было объяснять, что мне грустно, рассказывать почему. Она все понимала. Мы столько всего преодолели, выдержим и все остальное.

— Ты как, дорогой? — спросила она, положив голову мне на плечо.

— Нормально. Только все… немного странно.

— Понимаю.

— Где девочки?

— Надевают сапоги. Мы идем поздороваться с пони.

— Правда? Я тоже пойду.

— Ты правда нормально себя чувствуешь?

— Да. Все будет хорошо.

Прошло одиннадцать месяцев с того дня, когда я сидел на скамейке там, в Шотландии, и плакал оттого, что не могу больше мечтать. Теперь я могу мечтать, и мои мысли порхают свободно. Я больше не боюсь незнакомых людей, могу обходиться без дневного сна. Некоторое время эмоции меня все-таки захлестывали. Несколько месяцев назад, гуляя по саду, я увидел свой старенький «лендровер». И испытал прилив любви к нему. Это было искреннее чувство, но на самом деле обманчивое. Мне повезло — я понял, что это фантомное чувство, и освободился от него. Я теперь снова могу контролировать свои эмоции и надеюсь, что уже не растаю при виде ржавого внедорожника.

Каждую неделю я оглядывался на проделанный мной путь и понимал, что впереди еще долгая дорога. Это процесс длительный. Врачи спасли мне жизнь. Но мне нужно было заново учиться пользоваться собственным мозгом. Работа еще не завершена. Прошел год, и я еще иду вперед. Спасибо счастливым звездам, которые направляют мой путь.

Я все-таки попал в Арктику. Я научился сносно ходить на лыжах. Я выдерживал морозы в сорок градусов, проходил в день по тридцать-сорок миль, пешком и на лыжах. Да, бывали моменты, когда мне приходилось бороться с собственными демонами, которые прежде меня не одолевали. Но к тому времени я уже уяснил, что после мозговой травмы мне придется заново учиться тому, что прежде давалось без труда, и это перестало меня пугать. Бояться тут нечего — это все равно как ноет перед дождем старый перелом.

И в студию «Топ Гир» я вернулся. Ребята подготовили к моему возвращению несколько приколов, и мы их отыграли — для смеха, но не только. Мы все понимали, что это очень деликатная сфера — это касалось не только меня и нашей команды, но и тысяч людей, пострадавших в автокатастрофах. Мы не могли делать вид, что в фантастическом телемире «Топ Гир» все всегда идет как по маслу. Это ведь далеко не так. И, снова оказавшись в студии «Топ Гир», я мысленно поблагодарил каждого члена нашей группы, которые помогли мне выдержать все испытания.

Это вовсе не грустная история. Да, мне было больно, плохо, тяжело, но зато я узнал многое о себе и об окружающем мире. Мне жалко моих близких, которых предупреждали, что я могу умереть или измениться до неузнаваемости, и им оставалось только переживать и ждать. Это очень трудно выдержать. Но, надеюсь, теперь мы стали ближе друг другу, стали сильнее.

Тысячам людей не так повезло. Приезжая на осмотр в Бристольский центр реабилитации, я видел многих людей, перенесших мозговую травму. Видел тех, кто успел запомнить, как ехал на велосипеде за хлебом, а после этого мир перевернулся. Они и их родные исполнены такой решимости бороться, которую трудно даже себе представить.

А еще я понял, как трудно людям, восстанавливающимся после мозговой травмы, — хотя бы потому, что часто нет никаких внешних признаков, что что-то не так. Для меня самое приятное (и самое тяжелое) — это когда люди смотрят на меня и, решив, что со мной все в порядке, ведут себя как ни в чем не бывало. Здорово, конечно, забыть об аварии, но в то же время порой хочется, чтобы люди понимали, как бывает трудно делать даже самые обычные вещи.

Одно только мне никогда не было в тягость — когда ко мне подходили и спрашивали, как я себя чувствую. Некоторые даже извинялись — думали, что мне надоели эти вопросы. Вовсе нет! И всякий раз, когда незнакомая пожилая женщина берет меня под руку и спрашивает, как я, мне кажется, что этот вопрос задает мне родная и горячо любимая тетушка. Это очень приятно — хотя бы потому, что в такие моменты вспоминаешь, как это здорово — быть человеком. А еще мне за всю жизнь не поблагодарить всех тех, кто писал мне, кто думал обо мне, когда я был болен. Это тоже помогло мне выздороветь.

Так что жизнь наша становится почти нормальной, такой, какой была раньше. Да, конечно, «нормальным» считается и мое желание отправиться на Северный полюс на собаках, переплыть Ла-Манш на автофургоне или прокатиться по взлетной полосе на машине с реактивным двигателем, поэтому расслабиться окончательно нам не удастся никогда. Когда мне вернули водительские права, я схватил ключи от своего верного «моргана» и объехал все улочки рядом с нашим домом. Минди сидела со мной рядом. Врачи опасались, что, когда я сяду за руль, нахлынут воспоминания. Но ничего подобного не случилось. Если бы, заведя «морган», я услышал рев реактивного двигателя, возможно, память встрепенулась бы. Но это была просто поездка на обычной машине, и я чувствовал себя замечательно. Мы с Минди все время смеялись. Так же смеялись Иззи с Уиллоу, когда я через несколько дней поехал с ними покататься.

— Папа! — сказали они чуть ли не хором.

— Что?

— Ты уж больше не переворачивайся и головой не бейся, хорошо? А то тогда нам опять придется ездить в больницу и некому будет ухаживать за лошадками. — И они заливисто засмеялись.

Этот разговор повторяется всякий раз, когда мы садимся в желтый «лендровер» Минди и едем куда-нибудь всей семьей.

И я всякий раз отвечаю:

— Нет-нет, кувыркаться я больше не намерен.

Я говорю это, а рядом со мной сидит Минди — как сидела всегда, в самые счастливые и несчастные моменты моей жизни. Когда случается авария, сначала страдает тот, кто в нее попадает. Но потом это становится грузом, который ложится на плечи близких людей. Поэтому я благодарю родителей, братьев, друзей за то, что были рядом в трудную минуту. Дочки были от многого избавлены, но они тоже скучали по своему папе, и когда-нибудь я извинюсь и перед ними. А Минди я могу сказать только спасибо. И посвятить ей всю оставшуюся жизнь.

 

Ричард Наммонд

Ричард Хаммонд — студент университета.

Во всей красе — Ричард Хаммонд в Озерном краю.

Драгстер «Вампир». Конструктор и владелец — Колин Фоллоуз.

После аварии Ричарда Хаммонда вертолетом доставляют в частную клинику в Бристоле.

Команда «Топ Гир» (слева направо): Джеймс Мэй, Джереми Кларксон и Ричард Хаммонд.

Снова вместе (слева направо): Иззи с папой, Ричардом Хаммондом, терьер Капитан и Уиллоу с мамой, Минди Хаммонд.