Элинор не помнила, когда именно приняла решение. Знала только, что, пока летели дни и приближался отъезд дона Мигела, она пребывала в какой-то нервной спешке, граничащей со страхом. Ей было стыдно, что она позволила Терри себя напугать. И все же мысль о том, что целый год он будет ее начальником — к тому же очень важный для нее год, — привела девушку в такое уныние, что она наконец решила, что это невыносимо и лучше уж принять предложение графа.

Каждый вечер именитый португалец привозил ее в частный санаторий, и однажды вечером, когда они возвращались в отель, она сказала ему, что передумала и согласна на его предложение. Дон Мигел замолчал, и ей вдруг пришла в голову мысль, что, чего доброго, передумал он и не видит необходимости нанимать ее компаньонкой сестры. Он прервал молчание и медленно сказал, быстро взглянув на нее:

— Спасибо, сеньорита. Я рад, что вы станете подругой Карлоты. Вы не представляете, как сильно понравились ей. Это очень любезно с вашей стороны. — Он замолчал, и Элинор подумала: «Как церемонно и сухо он себя ведет… но ведь, когда познакомишься с ним поближе, понимаешь, что он вполне человечен».

Вслух же она произнесла:

— Но надо многое сделать, дон Мигел. Я не успею за три дня.

— Это понятно. Мы можем подождать.

— Спасибо. — Она подумала, что ей надо написать администрации школы о своем решении на некоторое время отправиться за границу. Она должна получить паспорт и купить одежду на заработанные деньги. Еще написать одному-двум друзьям… к тому же есть Джун… Но она поймет. Вот удивится-то!

Элинор начала размышлять о той жизни, что ей предстояло начать в Португалии. Она, разумеется, попыталась представить себе великолепный дворец дона Мигела. Сначала ей будет непривычно, но ничего страшного. Элинор, как всегда, быстро освоится. В любом случае ей следует заботиться главным образом о Карлоте, к которой она уже привязалась. Если бы им пришлось распрощаться, Элинор понимала, что это расстроило бы обеих.

Уже через неделю с небольшим Элинор поселилась в Паласио де Каштру. Она приехала туда с доном Мигелом и Карлотой. Из окна ее комнаты открывался вид на сады Паласио. Их великолепие подчеркивали прекрасные экзотические деревья, кустарники и цветы. Многие из них предки графа когда-то привезли из разных стран. У нее была собственная ванная комната с шикарной ванной в виде небольшого бассейна и скрытым освещением, а также толстый ковер розового цвета в тон шторам.

Довольно вздохнув, девушка спустилась вниз и вышла на террасу. Чистое синее небо над головой, яркое солнце, радующее глаз буйство цвета, важные павлины, декоративные пруды, редкие виды растений и лазорево-синие васильки. Просто рай! Ей невероятно повезло, что она здесь оказалась! Как же это случилось? Элинор так поспешно покинула Англию, так была занята подготовкой к отъезду, что у нее не было времени удивляться. Теперь она испытала удивление и одновременно радость, что на свое счастье встретилась с доной Карлотой и в результате познакомилась с графом Рамиро Висенте Мигелом де Каштру.

— Мне действительно повезло, — довольно громко произнесла она, стоя на террасе, откуда открывался великолепный вид на сады огромного парка.

Где-то внизу шумели густые леса, вперемежку с полями. Тени, отбрасываемые соснами, напоминали спящих дружелюбных великанов. До нее доносился пронзительный восторженный стрекот цикад. В кустах и зарослях у лужайки порхали щебечущие птицы. Павлины гордо демонстрировали яркое оперение, чтобы привлечь строптивых курочек.

Элинор замечталась и не заметила, как к ней подошел ее работодатель, высокий, мужественный, великолепный. Каждое его движение было исполнено благородства и надменности. Приблизившись к девушке, он с тревогой осведомился о сестре, чье здоровье по возвращении в Португалию оставляло желать лучшего.

— Карлота отдыхает, дон Мигел, — вежливо ответила Элинор. — Она спала, когда я оставила ее.

Дон Мигел успокоился.

— Ей лучше и лучше с каждым днем, — серьезно сказал он. — Я боялся нервного срыва.

— Бедняжка действительно была угрюмой, — согласилась Элинор. Она собиралась добавить, что ужасный период в жизни Карлоты закончился и девушка скоро поправится, но что-то заставило ее промолчать.

Граф взглянул на нее своими проницательными глазами:

— Общение с вами пошло ей на пользу, сеньорита. Нам повезло, что мы вас нашли.

— Спасибо, дон Мигел. — Элинор вдруг оробела и покраснела слегка. — Очень мило с вашей стороны мне такое сказать.

— Это правда, сеньорита, так что можете не считать мои слова простой любезностью. — Не дожидаясь ответа, он прошел мимо и величественно направился к дому.

Элинор долго еще стояла на террасе, размышляя о чопорности и сдержанности дона Мигела. Только с Карлотой он обращался мягко. И все же Элинор вспомнила, что он показался ей вполне человечным, когда поблагодарил за то, что она навестила его сестру.

Шли недели. Элинор чувствовала, что в Паласио становится мрачно… но никак не могла понять почему. Она узнала часть разгадки в разговоре с Карлотой. Болтая о том, о сем, Карлота вдруг замолчала, когда Элинор случайно обронила:

— Ведь твой брат наверняка когда-нибудь женится? Я хочу сказать, он наверняка захочет иметь наследника…

Наступившая тишина вряд ли была вызвана нерешительностью Карлоты. Элинор встревожилась… до такой степени, что немедленно переменила тему разговора.

Почему так случилось, Элинор поняла, когда во время сиесты покинула Карлоту и решила провести часок в портретной галерее. Она рассмотрела великолепный потолок, раскрашенный и усыпанный золотым орнаментом, восхитилась статуями и красивым дверным проемом в готическом стиле, за которым находилась очередная изящная комната, а потом начала внимательно разглядывать картины. Предки графа… какой у них благородный вид! Но при этом очень суровый и властный. Особенно угрожающе выглядел Висенте Диего Лоренсо Энрикеш де Каштру, а его жена Леонор казалась слишком холодной, чтобы произвести на свет Нуно Жозе Гонсало Фройлаша де Каштру, но тем не менее она это сделала. Один за другим… десятки портретов занимали две огромные стены. Некоторые были обрамлены роскошными рамами, другие выглядели не столь пышно, но словно кричали о принадлежности к португальской аристократии.

Элинор даже вздрогнула при виде бородатого Мартина Тавиры Нуно Ордонью де Каштру — настолько страшным он показался в своих великолепных одеждах, с узким ртом и свирепыми серыми глазами.

— Интересно, вы были женаты? — вслух пробормотала она… и вздрогнула, услышав голос у себя за спиной:

— Конечно.

Она обернулась, залившись очаровательным румянцем.

— Я говорила сама с собой… — Она сделала легкий жест отчаяния.

Дон Мигел тихо сказал, не обращая внимания на ее слова:

— Мы можем ясно проследить наше происхождение по мужской линии с 987 года. — В его голосе звучала гордость, а линия губ надменно изогнулась.

Он стоял рядом. Такой высокий… Высокий и широкоплечий. У него были очень темные волосы и глубокий взгляд серо-стальных глаз. Он показался Элинор недостижимой звездой. Она даже улыбнулась такому сравнению.

Дон Мигел уже направился к двери, в которую вошла Элинор. Дверь находилась в самом конце длинной узкой комнаты, и Элинор, не отдавая себе отчета, пошла рядом с ним. Иначе бы остановилась и спросила, не возражает ли он находиться в ее обществе. Элинор почувствовала легкую неуверенность и неловкость, когда поняла, что делает. Она попыталась вновь обрести спокойствие и приготовилась сказать несколько слов о каком-нибудь портрете. Но вдруг увидела свободное место и не заметила портрета рядом.

— Оттуда что-нибудь убрали?

Молчание. Та же страшная тишина, которая наступила после того, как она сказала Карлоте о возможной женитьбе графа. Никто из них не говорил ни слова, и Элинор попыталась поймать взгляд графа. Уж лучше б она этого не делала. У нее кровь в жилах застыла от ужаса, когда девушка увидела, что выражение лица дона Мигела — лица, которое она считала невероятно красивым, — стало чуть ли не сатанинским. Его полные аристократические губы скривились, словно из-за неописуемо мучительного и ненавистного воспоминания. Воспоминания, которое возобладало над всем положительным и приятным в его жизни и вернуло в пучину диких инстинктов. Взгляд его серых глаз был страшен — настолько тяжелым и безжалостным он стал. Что в ее словах вызвало такую драматичную перемену? Хотя Элинор ничего не поняла, но все-таки решила извиниться. Только он резко повернулся и, не дав ей сказать ни слова, быстро вышел.

Элинор пронзила дрожь. Она стояла и смотрела на огромный арочный дверной проем, где скрылась высокая фигура. Немного погодя девушка направилась к двери, посматривая по сторонам. И остановилась как вкопанная. Она увидела портрет графа, самый привлекательный и запоминающийся из всех. Красивый, гордый, высокомерный… и все же в его глазах была неожиданная мягкость, что очень странно подействовало на Элинор. Почему-то она пришла в смятение… немного сильнее забилось сердце… Картина надолго приковала к себе ее взгляд. Что-то в ней не отпускало Элинор, как и в день ее первой встречи с доном Мигелом в отеле «Шерборн».

Наконец она отошла, еще раз бросив взгляд на пустое место рядом с портретом графа. Там была какая-то тайна. Но, хотя это интриговало, Элинор запретила себе думать об этом. Семейные тайны ее не касаются. Она присутствует здесь в роли компаньонки и защитницы доны Карлоты и, как служащая, должна помнить о том, что ей следует заниматься только своим делом.

Следующие три недели прошли тихо и мирно. Элинор и Карлота катались верхом на прекрасных лошадях в парке, купались в красивом декоративном пруду с подогревом и ездили в Лиссабон за покупками. Они расставались, только когда дон Мигел принимал гостей, а такое случалось нечасто. Карлота, разумеется, выступала в роли хозяйки дома, а Элинор, как служащая, обедала в маленькой гостиной, которой дон Мигел разрешил ей пользоваться в любое время. Гостиная была элегантной, хотя и не так роскошно обставленной, как остальные помещения дома. Карлота как-то обронила, что комната предназначалась для «любимых» слуг.

— А были и другие любимые слуги? — спросила Элинор, несколько развеселившись.

Поняв, что она сказала, девушка порозовела.

— Мне не следовало называть тебя служанкой, да?

— Но я и есть служанка, Карлота. Расскажи мне об этих других любимых слугах.

Карлота прикусила губу и отвела взгляд. Она явно пыталась не встречаться глазами со своей компаньонкой.

— У нас была… горничная…

— Твоя горничная?

— Да, — ответила она так быстро, что Элинор поняла: девушка лжет. — Да, моя горничная.

Элинор оставила эту тему… но чем больше над ней размышляла, тем больше чувствовала какую-то тайну.

Она смогла в этом убедиться, когда однажды, поднимаясь по лестнице, встретилась с экономкой. Та заговорила по-английски, жалуясь на ревматизм: мол, в таком состоянии ей трудно подниматься по лестнице. В руке экономка держала блокнот в золотом переплете и карандаш.

— Дон Мигел оставил их в салоне. Но они всегда лежали на столике у его кровати, — сказала она Элинор, — ему всегда нравилось держать их там под рукой. Если их там не окажется, он придет в ярость, — драматически закончила она.

Элинор не удержалась от улыбки. Несмотря на внушительность графа, она никак не могла представить, что он придет в ярость из-за такого пустяка, особенно если учесть, что он сам забыл внизу блокнот и карандаш.

— Хотите, я отнесу их наверх? — предложила Элинор, когда женщина с трудом начала подниматься по ступенькам.

— Отнесете сами, мисс Элинор? Я буду вам очень благодарна. — Она отдала Элинор блокнот и карандаш. — Вы знаете, где комната дона Мигела? Конечно, знаете.

В комнату вел арочный дверной проем, отделанный золотом. Толкнув дверь, Элинор почувствовала легкое волнение, хотя точно знала, что графа там нет. Около часа назад, стоя на террасе, они с Карлотой наблюдали, как машина, украшенная серебряным гербом, бесшумно выехала из внутреннего двора. За рулем сидел шофер. Дон Мигел помахал рукой сестре и слегка наклонил голову, прощаясь с Элинор.

Так что бояться нечего. Широко распахнув дверь спальни, Элинор вошла, не испытывая ни малейших колебаний. По плотному мягкому ковру она направилась к столику у кровати. Но вдруг остановилась как вкопанная и оцепенела, поняв, что в соседней комнате кто-то есть. Дверь туда была приоткрыта, и сначала Элинор подумала, что она ведет в туалетную комнату или в ванную. Может быть, дон Мигел вернулся, а они с Карлотой не заметили? Дрожа, девушка огляделась по сторонам. В щелку, где петли соединяли дверь с косяком, она увидела какую-то тень. Элинор запаниковала и, вместо того чтобы выйти в коридор, кинулась за тяжелые бархатные занавески у большого окна.

«Дура! — немедленно обругала она себя. — Дон Мигел уже вернулся, и теперь я в ловушке. Может быть, он сейчас выйдет из комнаты… или, может, решит устроить сиесту! Тогда наверняка сначала разденется! Какую глупость я совершила! Надо было вести себя естественно. Положить на столик блокнот и карандаш, а когда он выйдет, объяснить, что помогаю Ине. Что же теперь делать?..»

Она остановилась, услышав, как тихо закрыли дверь в соседнюю комнату. По обе стороны окна висели занавески, а там, где она спряталась, они были отдернуты. Между ними осталось небольшое пространство, и она с удивлением — и облегчением — увидела, что это не дон Мигел — это женщина. Она шла по комнате дона Мигела, набросив на руку красивую меховую шубу. Норка… Элинор почувствовала, что совершенно сбита с толку. Она придвинулась к щели в занавесках и стала наблюдать. Женщина украдкой посмотрела на закрытую дверь, вернулась к ней, подергала, чтобы убедиться, что та плотно закрыта, и снова молча пошла по комнате, после чего вышла в главную дверь, прикрыв ее за собой.

Элинор выбралась из укрытия и положила блокнот и карандаш на место. Она долго стояла, пристально глядя на дверь в соседнюю комнату. Меховая шуба… Что делала меховая шуба в туалетной комнате дона Мигела?

«Не лезь не в свое дело», — мысленно сказала она себе.

Но она была заинтригована и, хотя знала, что это неправильно, не удержалась и заглянула в ту комнату. Открыв дверь, она замерла и открыла рот от изумления.

Значит, дон Мигел был женат!.. Медленно, будто влекомая странной силой, Элинор подошла к туалетному столику. Она никогда не видела такой элегантной и красивой мебели. Именно это привело ее в изумление — если не считать великолепия всей комнаты.

На туалетном столике лежали щетки, отделанные золотом, вместе с такой же расческой. Хрустальные флаконы духов, красивые фигурки серафимов с воздетыми руками, изготовленные из дрезденского фарфора… чтобы хранить драгоценности, кольца, ожерелья и браслеты. Но сейчас на них не было ничего. Она машинально взяла одну из щеток, заметив инициалы: «Д.А.П. де К.». Элинор положила щетку на место.

Она почему-то не могла заставить себя пошевелиться. Ей вспомнились все случаи, связанные с тайной этого богатого семейства. Например, место рядом с портретом графа. Глубокая тишина, когда Элинор предположила в разговоре с Карлотой, что граф когда-нибудь женится. «Горничная», о которой говорила Карлота. Все это, вместе взятое, вовсе не указывало на тайну, как предполагала Элинор. Нет, все было ясно и понятно. Жена дона Мигела умерла. Или нет? Может, они развелись? Элинор машинально покачала головой. Вряд ли дон Мигел согласится на развод.

Дон Мигел овдовел так рано! Элинор вспомнила страшное выражение его лица в портретной галерее. Тогда оно показалось ей грубым, сатанинским. Теперь ей стало ясно, что это боль так ужасно исказила его черты. Боль… У нее перехватило дыхание, как-то странно затрепетало сердце. И вдруг, не понимая почему, она захотела вернуться в прошлое — всего на несколько секунд назад — к тому моменту, когда она еще не успела узнать о жене графа. О жене, к которой он был так щедр… и которую так любил.

Наконец она очнулась. Что же делала здесь девушка с красивой шубой? Должно быть, граф велел убрать шубу, чтобы защитить от моли. В любом случае этому наверняка имелось объяснение. Как давно умерла его жена? Должно быть, недавно… если шубу убрали только сейчас. Элинор снова остановилась, на этот раз рядом с большой белой кроватью. Она сказала себе, что здесь что-то не так. Ведь тогда шубу убрали бы раньше. И если на то пошло, почему Жулия так старается, чтобы ее никто не увидел? Если убрать шубу ей велел дон Мигел, почему она ведет себя как воровка? И потом, достаточно вспомнить о Карлоте и ее ребенке. Карлота, по ее словам, была одинока, потому что брат посещал другие принадлежащие ему quintas. Именно это толкнуло ее в объятия отца будущего ребенка. А где была жена графа? Он, конечно, мог взять ее с собой, но тогда, без сомнения, он взял бы с собой и Карлоту.

Вообще-то Элинор уже размышляла над тем, почему дон Мигел уехал и предоставил такую молоденькую девушку самой себе. Но больше всего ей не давал покоя самый важный вопрос: почему ни дон Мигел, ни Карлота никогда не говорили о его жене? Наверное, подумала Элинор, слуги могли бы ей рассказать о семейной жизни графа, но с самого начала у Элинор создалось впечатление, что ее работодатель не одобрит общения с ними.

Элинор снова вспомнила о том, как Карлота ничего не ответила на ее слова о возможной женитьбе графа. Интересно, почему она не призналась, что ее брат уже был женат. Ведь в больнице она была на редкость доверчива с Элинор.

Девушка задумалась. Жаль, что она не может найти этому объяснение. Но не стоит делать поспешных выводов и давать волю воображению. Ведь из-за этого у нее и возникли вопросы. Может быть, дон Мигел и не был женат… но Элинор в глубине души знала, что в этом-то не ошиблась. Слишком много доказательств… Пустое место в портретной галерее… там наверняка когда-то висел портрет графини. И дон Мигел велел его снять, когда был вне себя от горя после ее смерти.

— Опять начинается, — упрекнула она себя. — Может, его жена вовсе не умерла. Они могли развестись… это возможно, хотя и кажется невероятным.

Она рассердилась на себя. Объяснений так и не нашлось. Так что Элинор решила выбросить из головы эту историю. Внезапно осознав, что находится в чужой комнате слишком долго и что в любой момент может вернуться хозяин, она закрыла дверь в соседнюю комнату, вышла из графских покоев и направилась к себе по застеленному ковром коридору.

Зачем ей все это надо? Элинор никак не могла понять. Она присела на кровать и глубоко вздохнула, чувствуя себя необыкновенно вялой и расстроенной. Девушка в который раз пожалела о том, что не может вернуться хотя бы на несколько мгновений в прошлое. Почему ей плохо из-за того, что узнала о женитьбе дона Мигела?

«Ведь тебе это точно неизвестно!» — сурово сказала Элинор себе. И решительно выбросила из головы все, что произошло.

Но ненадолго. Что-то с ней случилось в той красивой комнате, где она увидела белую постель, занавески и стены в сине-золотом дамасте. Оставшиеся без ответа вопросы не давали покоя. Ее охватило нервное напряжение. Особенно подействовала обстановка за ужином. Сидя за уютным столом с доном Мигелом и его сестрой, вслушиваясь в ласковое потрескивание свечей, она вдруг заметила, что граф посматривает на нее с несколько большим интересом, чем раньше. Воображение разыгралось, сказала она себе. Но, поднимая взгляд от тарелки, она несколько раз замечала, что он пристально смотрит на нее своими серыми глазами.

— Сеньорита, — прошептал он, — вы совсем ничего не едите.

Элинор вдруг поняла, что не сводит с него глаз. Придя в себя, девушка вспыхнула и быстро схватила нож и вилку. Она пребывала в смятении. Ей очень хотелось и дальше смотреть на дона Мигела. Но пришлось опустить глаза и заняться тем, что лежало на тарелке! Наконец она оторвалась от еды, но ей стоило больших усилий не смотреть на дона Мигела. Вместо этого она взглянула на Карлоту, сидящую напротив. Элинор с удовольствием отметила, что та быстро выздоравливает. К счастью, выпавшее на ее долю испытание не причинило малышке вреда и не повергло в отчаяние. Элинор попыталась представить ее будущее. Интересно, когда у Карлоты появится жених и попросит у графа ее руки, скроют ли от него эту «ошибку»? Бросая взгляд из-под ресниц на дона Мигела, Элинор от всего сердца посочувствовала ему. Она понимала, что для такого человека, как он, гордость, возможно, самое главное в жизни. Неужели гордость позволит ему рассказать жениху сестры о ее нескромности? С другой стороны, она точно знала, что в своих поступках он руководствуется свойственной ему врожденной честностью. Винит ли он себя в случившемся? Этот вопрос она задала себе, в очередной раз гадая, как он мог предоставить Карлоту самой себе. Ведь он любил свою сестру и очень о ней заботился.

После обеда они втроем пошли в красивый салон. Из окна открывался вид на освещенные сады, где экзотические деревья и кустарники дремали в глубокой ночной тиши. На огромной лужайке перед Паласио журчал фонтан в форме арки, который поддерживали кариатиды. На каменной пластине фасада был искусно выгравирован герб семьи Каштру. Лунный свет падал на расположенную неподалеку маленькую часовню, где молилась их семья. Часовня была построена в стиле итальянского Возрождения. Ее украшали изящные изображения херувимов, пастухов и цветочные гирлянды. Каменные барельефы мягкого оттенка изображали сцену Поклонения волхвов. Отраженный свет заманчиво лился из скрытых ламп на декоративном фасаде Паласио. В его лучах бьющая ключом вода из фонтана переливалась всеми цветами радуги, напоминая волшебный источник из сказки. Элинор откинулась на спинку кресла, потягивая ликер, который подали к кофе. Она мысленно вернулась к последней встрече с Терри Кершоу в отеле. Вспомнила отчаяние, охватившее ее при мысли о том, что он будет ее начальником. Вспомнилось, как, вне себя от страха и ужаса, она в результате согласилась принять предложение графа. С тех пор очень многое изменилось. Окидывая взглядом великолепные земли, окружающие Паласио, Элинор не могла до конца поверить в реальность происходящего. Все это скорее напоминало чудесный сон, и ей, увы, придется проснуться. Она взглянула на Карлоту, пытавшуюся подавить зевок. Когда девушка выйдет замуж, ей больше не понадобится компаньонка. Элинор перевела взгляд на ее брата. Тот сидел, глубоко задумавшись, подпирая рукой подбородок. Он слишком уж привлекателен, подумала она, не в силах отвести глаз от его благородного, изящного лица. Граф Рамиро Висенте Мигел де Каштру был щедро одарен природой… не говоря уже о многочисленных земных благах. Вино и пробка… именно они стали главным источником его богатства, хотя, по словам Карлоты, у него имелись важные интересы в знаменитой португальской рыболовной индустрии. Он владел консервными заводами, и их продукция шла на экспорт.

Элинор слегка вздохнула. Она подумала о тех временах, когда ее услуги больше не понадобятся и она вернется домой, чтобы преподавать, к чему ее и готовили. Жизнь наверняка покажется скучной после всего, что с ней произошло. Но девушка полагала, что легко к этому привыкнет. А временный перерыв в ее учительской деятельности останется чудесным воспоминанием, к которому так приятно будет мысленно возвращаться и захочется с кем-нибудь обсудить.

— Мигел, — Карлота поднесла к губам изящные пальчики, — я ужасно устала. Я пойду спать, хорошо? — она перевела взгляд на Элинор.

Та машинально кивнула.

Дон Мигел улыбнулся и мягко сказал:

— Да, дорогая, конечно. Все дело только в усталости? — в его голосе прозвучало беспокойство. — Может, тебе нездоровится?

Карлота улыбнулась:

— Я хорошо себя чувствую. Но мы с Элинор гуляли целое утро. Сказывается свежий воздух. — Она встала и взглянула на брата. — Ты сам кажешься не вполне здоровым. Думаю, ты слишком много работаешь.

— Может быть, я сделаю перерыв, — вдруг ответил он. — Мы все можем отдохнуть.

Личико Карлоты просияло.

— Прекрасно! Куда мы поедем?

Мигел беззаботно развел руками:

— Понятия не имею. Может быть, это захотите решить вы с Элинор. Потом я смогу составить план.

Элинор почувствовала, что краснеет, когда он назвал ее по имени. Раньше граф обращался к ней «сеньорита». Это звучало несколько холодно и отчужденно. Правда, Элинор обратила внимание, что он никогда не позволял себе снисходительности. Она чувствовала, что хотя он и не подает виду, но в действительности глубоко благодарен ей за то, что она согласилась приехать в Португалию в качестве компаньонки его сестры.

— Вы хотите сказать, — она чувствовала себя неловко, — что я тоже поеду отдыхать?

— Ну конечно, — без колебаний ответила Карлота. — Теперь я не в состоянии обойтись без тебя, Элинор.

Легкая улыбка тронула изящные губы графа. Она исчезла только после ухода Карлоты.

— Общение с вами идет моей сестре на пользу, сеньорита, — сказал он, когда за Карлотой закрылась дверь. — Надеюсь, вы останетесь с нами насовсем.

Элинор поразила эта неожиданная просьба. Она даже не обратила внимания на то, что он опять обращается к ней официально. Изумленно глядя ему в глаза, она ответила:

— Карлота когда-нибудь выйдет замуж, дон Мигел. Тогда мои услуги больше не понадобятся.

— Выйдет замуж? Боюсь теперь это невозможно, сеньорита.

— Но… — Элинор нетерпеливо взмахнула рукой, — одна небольшая ошибка не может перечеркнуть всю жизнь Карлоты.

Брови графа в удивлении взметнулись вверх. Он посмотрел на нее осуждающе:

— Здесь, сеньорита, то, что произошло с Карлотой, не назовут небольшой ошибкой. А вы сами придерживаетесь такого же мнения?

Она занервничала. Тон его голоса явно изменился. Взгляд серых глаз стального оттенка стал пронзительным. Почувствовалось странное напряжение… Все говорило о том, что вопрос он задал неспроста. Его важность… и важность ее ответа подчеркивало даже то, как он ждал ее слов, прищуриваясь медленно и почти незаметно. Она осторожно заговорила, глядя на него своими серьезными большими глазами:

— Я никогда не относилась легко к подобным вещам, дон Мигел. Прошу вас, не думайте обо мне плохо. Но с другой стороны, я никогда никого не осуждаю. Вы знаете, как говорят: «Лишь по милости Божией я существую». Мы не вправе осуждать других за то, чего сами избежали. — Элинор смотрела на него открыто и честно.

Она немного качала головой, сама того не замечая. Ее волосы переливались в лучах света.

Граф как зачарованный смотрел на нее.

— Вы великодушны, сеньорита, — наконец сказал он. — Я не вполне могу согласиться со словом «избежали». Избежать можно западни. Моя сестра намеренно искала неприятностей.

В воздухе повисла тишина. Элинор почувствовала, что вести этот разговор стало неловко. К тому же ей показалось странным, что граф так беспристрастно говорит с ней о плохом поведении сестры. Она подумала, что ему скорее следовало бы избегать малейшего упоминания об этом. Конечно, она первая заговорила о замужестве Карлоты, поэтому разговор и пошел подобным образом.

— Ни одна молоденькая девушка, особенно в положении Карлоты, не станет намеренно искать неприятностей. Карлота сказала мне, что без вас ей было одиноко… — Она замолчала, понимая, что не стоило это повторять. И все же, невольно проговорившись, ей невероятно захотелось увидеть реакцию собеседника на эти слова. Ведь они могли дать ему понять, как он ошибся, предоставив девушку самой себе.

Последовала длинная тягостная пауза. У Элинор перехватило дыхание. Она боялась, что сейчас получит выговор, пусть даже и не строгий. Выражение лица дона Мигела оставалось безразличным. Но недолго. Как и в прошлый раз, у нее кровь застыла в жилах — она увидела, как исказились черты лица ее собеседника. Что творилось в его душе, когда на лице отражалась эта сатанинская грубость? — испуганно подумала она. Из-за какого невыносимого воспоминания кривился его рот и выражение мрачной дикости появлялось во взгляде? Она вспомнила инцидент в портретной галерее. То, как ее слова извинения дон Мигел не услышал, выйдя раньше, чем она успела заговорить. Ей оставалось только удивляться столь разительной перемене, которую вызвал ее случайный вопрос. Элинор вновь захотелось извиниться, но она придержала язык, чувствуя, что очень взволнована и что каждый ее нерв напряжен и болезненно ноет. Казалось, он молчал целую вечность. В ожидании ответа девушка чувствовала себя так, словно балансирует на лезвии ножа. Она готова была к грубой отповеди. Но в его голосе послышалось лишь страдание, будто ему не давало покоя какое-то мучительное воспоминание. Естественно, она тут же подумала о его жене, которая у него наверняка когда-то была.

— К несчастью, ее оставили… — Он замолчал. Выражение его лица вновь необычайно изменилось. На этот раз вернулось его обычное благородство и привлекательность. В складке полных губ появилось что-то, похожее на нежность. — Я виню в этом себя. Мне следовало быть более наблюдательным…

Наблюдательным? Элинор вопросительно уставилась на него. Но он, видимо, глубоко задумался, а она интуитивно почувствовала, что не следует вторгаться в его думы. Она была уверена, что мысленно он с женщиной, которую когда-то любил. Элинор поняла, что должна встать, пожелать ему спокойной ночи и оставить… наедине с воспоминаниями. Она уже собиралась это сделать, когда Мигел обернулся. Он слегка нахмурился и покачал головой, будто хотел, чтобы она осталась с ним. Тогда тяжкие воспоминания не смогли бы овладеть его сердцем… и причинить невыносимую боль.

— Я… я собиралась лечь спать, — заикаясь, произнесла девушка и неуклюже плюхнулась в удобное низкое кресло.

— Вы устали, сеньорита? — теперь его голос звучал холодно. Он почти не улыбался.

Элинор покачала головой. Она поняла, что ей хочется с ним остаться… быть с ним наедине в этой красивой комнате, где так уютно, несмотря на окружающую роскошь, и умиротворяюще, несмотря на смятение, явно царившее в душе ее собеседника.

— Вообще-то нет… но мне показалось, вы хотите остаться один.

Он удивленно взглянул на нее. Как будто и не заметил, какими напряженными были последние минуты.

— Неужели я произвел на вас такое впечатление?

Она беспомощно взмахнула рукой, пытаясь найти слова для небрежного ответа.

— Вы показались мне… поглощенным мыслями, и я подумала… может быть, вы бы предпочли остаться наедине с ними. — Она все еще чувствовала неловкость, хотя и не показывала этого.

Дон Мигел внимательно изучал ее лицо, будто видел Элинор в новом свете.

— Вы прекрасно разбираетесь в людях, сеньорита, — наконец прошептал он. — Но какое бы впечатление я ни производил, я не хочу сейчас остаться один.

Подобное признание гордого и высокомерного дона Мигела де Каштру застало Элинор врасплох. Но внезапно она почувствовала какую-то добрую теплоту… Наступила тишина. Она смотрела в его глаза и испытывала смешанное чувство ожидания… и страха.

Много времени спустя, лежа в большой кровати, такой уютной и теплой, Элинор вспомнила все, что произошло в этот вечер. Заснуть она так и не смогла. Граф был таким разным… как она. Как будто они впервые беседовали на равных.